Страница:
1122-1123 гг.
Потеряв, и притом совершенно неожиданно, только что приобретенного монарха, Иерусалим был в состояний растерянности. Но нашлись пятьдесят безрассудно-смелых рыцарей, армян по происхождению, которые вызвались освободить Балдуина. И миссия их началась успешно: неожиданно напав на замок, они перебили гарнизон и освободили пленников. Однако поскольку Карпут был немедленно окружен разъяренными сарацинами, видя, что прорваться невозможно, смельчаки решили держать оборону; Жослен, которому удалось проскользнуть сквозь кольцо врагов, отправился за подмогой. Но помощь готовилась слишком долго: она опоздала. Когда граф Эдесский с рыцарским войском вернулся к Карпуту, он был уже взят мусульманами. Герои-армяне погибли после зверских истязаний, а Балдуина перевезли в надежное место, в крепость Харан. Думать о немедленном взятии этой твердыни не приходилось, тем более что Иерусалиму угрожала новая беда.
Халиф Египта, потерпевший столько поражений от крестоносцев, решил воспользоваться отсутствием Балдуина и уничтожить христианское государство. Огромная армия мусульман, собравшаяся на Аскалонском плато, осадила Яффу со стороны моря и захватила близлежащую часть суши. Евстафий д'Агрен, граф Сидонский, назначенный регентом королевства, выступил с отрядом в три тысячи воинов, предшествуемый реликвиями – Животворящим Крестом, чудотворным копьем и сосудом, в котором, по преданию, хранилось молоко Богородицы. То ли помогли реликвии, то ли выручило общее воодушевление отчаяния, но рыцари одержали победу и заставили врагов отступить на суше и на море. Но не надеясь на чудеса в будущем, бароны и советники регента единодушно решили, что без взятия двух главных оплотов врага на море и близ него – Тира и Аскалона – они никогда не избавятся от страха внезапного нападения и останутся запертыми в городе. Правда, они видели, что сил их недостаточно для крупных операций. Но тут появился венецианский флот.
До сих пор знаменитая торговая республика Запада, господствовавшая в левантийской торговле, не принимала участия в предприятиях крестоносцев: ее хозяева не хотели рисковать и ждали, как пойдет дело. Теперь, видя успехи своих соперников, пизанцев и генуэзцев, они побоялись, что много упустят, если не проявят оперативности. По дороге в Палестину их флот встретился с кораблями генуэзцев, а затем и сарацин; те и другие были разбиты. Венецианский флот вошел триумфатором в гавань Акры, и дож был с почетом принят в Иерусалиме. Решив по жребию, с какого города начинать, новые союзники остановились на Тире. Город этот, столь знаменитый в древности, и во времена крестоносцев оставался самым населенным из торговых городов Сирии. Выдержавший многие осады, он был хорошо огражден морем, неприступными скалами и тройной стеной с высокими башнями.
Прежде чем приступить к осаде, венецианцы предъявили условия, близкие к тем, на которых раньше крестоносцам помогали генуэзцы: треть захваченных сокровищ; сверх того они потребовали церковь, улицу и пекарню в каждом ранее завоеванном городе Палестины. Регент и совет после долгих размышлений приняли условия, и участь Тира была решена.
Халиф Египта, потерпевший столько поражений от крестоносцев, решил воспользоваться отсутствием Балдуина и уничтожить христианское государство. Огромная армия мусульман, собравшаяся на Аскалонском плато, осадила Яффу со стороны моря и захватила близлежащую часть суши. Евстафий д'Агрен, граф Сидонский, назначенный регентом королевства, выступил с отрядом в три тысячи воинов, предшествуемый реликвиями – Животворящим Крестом, чудотворным копьем и сосудом, в котором, по преданию, хранилось молоко Богородицы. То ли помогли реликвии, то ли выручило общее воодушевление отчаяния, но рыцари одержали победу и заставили врагов отступить на суше и на море. Но не надеясь на чудеса в будущем, бароны и советники регента единодушно решили, что без взятия двух главных оплотов врага на море и близ него – Тира и Аскалона – они никогда не избавятся от страха внезапного нападения и останутся запертыми в городе. Правда, они видели, что сил их недостаточно для крупных операций. Но тут появился венецианский флот.
До сих пор знаменитая торговая республика Запада, господствовавшая в левантийской торговле, не принимала участия в предприятиях крестоносцев: ее хозяева не хотели рисковать и ждали, как пойдет дело. Теперь, видя успехи своих соперников, пизанцев и генуэзцев, они побоялись, что много упустят, если не проявят оперативности. По дороге в Палестину их флот встретился с кораблями генуэзцев, а затем и сарацин; те и другие были разбиты. Венецианский флот вошел триумфатором в гавань Акры, и дож был с почетом принят в Иерусалиме. Решив по жребию, с какого города начинать, новые союзники остановились на Тире. Город этот, столь знаменитый в древности, и во времена крестоносцев оставался самым населенным из торговых городов Сирии. Выдержавший многие осады, он был хорошо огражден морем, неприступными скалами и тройной стеной с высокими башнями.
Прежде чем приступить к осаде, венецианцы предъявили условия, близкие к тем, на которых раньше крестоносцам помогали генуэзцы: треть захваченных сокровищ; сверх того они потребовали церковь, улицу и пекарню в каждом ранее завоеванном городе Палестины. Регент и совет после долгих размышлений приняли условия, и участь Тира была решена.
1124 г.
Венецианский флот, проникнув в пристань города, запер все выходы с моря; сухопутные силы христиан, возглавляемые регентом, патриархом и Понсом, графом Триполи, блокировали Тир с суши. Мусульмане дрались с ожесточением, христиане им не уступали, и спустя два месяца после начала осады, разбив стены города и воспользовавшись размолвкой среди его защитников, они могли бы вступить в его пределы. Однако именно в это время у них самих началась неурядица. Рыцари и стрелки из Иерусалима стали роптать, что им одним приходится нести все тяготы осады, в то время как хитрые венецианцы, ничем не рискуя, сидят на своих кораблях и бездействуют. Не желая терять выгод, обещанных в случае взятия города, дож решил уступить, и венецианские моряки согласились участвовать в сухопутном штурме. Теперь дело пошло быстрее, упущенное преимущество было восстановлено, и к концу пятимесячной осады знамена Иерусалимского королевства и Венеции развевались на башнях покоренного города.
Иерусалим пышно отпраздновал эту победу. Повсюду звучали благодарственные молебны. Дома и улицы были украшены гирляндами цветов, оливковыми ветвями и роскошными коврами. Особенно почтен был дож Венеции, которого попытались удержать в Палестине; некоторые бароны, полагая, что Балдуин умер в плену, даже предлагали ему королевскую корону. Дож не принял короны и, удовольствовавшись титулом «князя Иерусалимского», покинул со своим флотом Святую землю.
Иерусалим пышно отпраздновал эту победу. Повсюду звучали благодарственные молебны. Дома и улицы были украшены гирляндами цветов, оливковыми ветвями и роскошными коврами. Особенно почтен был дож Венеции, которого попытались удержать в Палестине; некоторые бароны, полагая, что Балдуин умер в плену, даже предлагали ему королевскую корону. Дож не принял короны и, удовольствовавшись титулом «князя Иерусалимского», покинул со своим флотом Святую землю.
1125 г.
В то время как бароны были готовы отдать трон Иерусалима чужому властителю, приближался срок освобождения их законного короля. Жестокий эмир, державший в плену Балдуина, погиб в бою от руки храброго Жослена, и король, протомившийся в неволе полтора года, сумел договориться о выкупе. Его отпустили под честное слово, взяв при этом заложников. Но слово было легче дать, чем сдержать: в иерусалимской казне денег по обыкновению не было; к тому же мусульмане, гнусно обращавшиеся с заложниками, сами дали повод для нападения. Христианские рыцари, которые, казалось, забыли о своем короле, когда увидели его с оружием в руках, возблагодарили небо и стали толпами собираться под его знаменем. И победа, временно отвернувшаяся от крестоносцев, снова обратилась к ним лицом: выигранные одно за другим несколько сражений дали ресурсы, достаточные для того, чтобы наполнить казну и выкупить заложников.
1128 г.
Христианские государства Сирии и Палестины имели главными врагами халифов Багдада и Каира, султана Дамаска и эмиров Моссула, Алеппо и некоторых крепостей на Евфрате. Египтяне, сильно ослабленные предыдущими поражениями и утерявшие Тир, Триполи и Акру, все же сохранили сильную морскую крепость Аскалон, гарнизон которой, составленный из нескольких прежних армий, все еще угрожал землям христиан. Турки, в отличие от египтян, не искали власти над морем; привыкшие к подвижной жизни пастухов, они устрашали не численностью армий, а беспрестанностью набегов. Послушные и терпеливые, они легче переносили голод и жажду, чем вид врага. Знание страны, привычка к климату, близость с местными жителями давали им значительные преимущества перед христианами. Искусные наездники и стрелки, они брали верх военными хитростями, заманивая в ловушки, где могли победить без боя. Несогласия и смуты, постоянно разделявшие эмиров Сирии, постоянные перевороты, грозившие их власти, мешали им действовать по единому плану. Но когда наступало временное успокоение, то возбуждаемые жаждой грабежа и советами багдадского халифа, они подобно смерчу налетали на христианские земли, опустошали города и возвращались с награбленным добром. Надежда на поживу ежегодно манила и новые племена, народы с гор Кавказа и Тавра, из Хорасана и с берегов Тигра. Эти народы, главными из которых были курды и туркмены, смешиваясь с мусульманами Сирии и Месопотамии, намного увеличивали их армии и осложняли положение христиан.
Среди прочих значительное влияние приобретала секта ассасинов, или исмаилитов, возникшая в начале XI века в горах Персии. Они основали колонию между Триполи и Тортозой, управляемую вождем, которого латиняне называли «Старцем Горы». Хотя глава исмаилитов господствовал лишь над двумя десятками замков и городов, население которых насчитывало едва шестьдесят тысяч человек, власть его была безгранична, подобна власти Бога, составляя грозную силу мусульманского Востока. Исмаилиты занимались ремеслом и торговлей. Воины их славились удальством и умением брать города. Самую же специфическую часть ассасинов составляли телохранители, или федаи. С детства приученные к физическим упражнениям и тяжелому труду, они при этом получали и умственное образование; их обучали искусству и, главное, многим языкам Азии и Европы с тем, чтобы они могли свободно ориентироваться в любом обществе. Слепо подчинявшиеся воле Старца, они были вооружены кинжалами и должны были убивать тех, на кого им будет указано. Для них не существовало ни страха, ни препятствий; намеченную жертву они отыскивали и в толпе, и во дворце, и на поле брани. Смерти они не боялись, будучи уверены, что познают все радости рая; эти райские блаженства представлялись им в снах и грезах, возбуждаемых употреблением гашиша. Фанатическая преданность Старцу делала федаев страшным оружием, к которому прибегали многие эмиры, их нанимая, но за это часто приходилось слишком дорого платить. Характерно, что исмаилиты ненавидели своих единоверцев турок и, воюя с ними, часто вступали в союзные отношения с христианами.
Конец 20-х годов XII века был временем наивысшего подъема государств крестоносцев. Они тянулись компактной зоной вдоль всего Восточного побережья Средиземного моря. Графство Эдесское, вдававшееся в глубь Месопотамии, имело союзниками многих армянских князей и являлось щитом крестоносцев на северо-востоке. Самым пространным и цветущим все еще оставалось княжество Антиохийское, в состав которого входили города Целесирии, Киликии и Малой Армении. От Маргата до реки Адониса шло графство Триполи, и далее, на юг до ворот Аскалона и на восток до Аравийской пустыни простиралось собственно Иерусалимское королевство. Эта конфедерация находилась в неразрывном единстве с Западной Европой: без поддержки Запада, без постоянного вливания новых сил воинов-паломников ей было не устоять против мусульман.
Правда, именно в это время у нее стали появляться и свои защитники, передовые отряды, взявшие на себя главное бремя борьбы с неверными. Из странноприимного братства вырос орден святого Иоанна, ставший образцом человеколюбия и храбрости: в то время как одни иоанниты ухаживали за больными, другие шли сражаться с врагами веры. Пример оказался заразительным. Группа рыцарей, объединившаяся возле места, где некогда стоял храм Соломона, дала клятву защищать всех паломников, посещавших Иерусалим. Они составили ядро ордена тамплиеров (храмовников), который был одобрен Собором и получил устав от святого Бернара Клервосского. Оба эти ордена стали подлинным выражением духа Крестовых походов – воинственного и религиозного; они оказались для королевства Иерусалимского как бы живой крепостью. Сцементированные строгой дисциплиной, они укрепляли душу верой, а мышцы мечом, и считали счастьем умереть за общее дело. Можно представить радость бедных и безоружных пилигримов, когда, пробираясь среди диких и враждебных мест, они вдруг замечали вдали красное одеяние иоаннитов или белую мантию рыцарей Храма! Западные монархи и князья не жалели средств для поддержания орденов, дарили им города и замки, отписывали земли в завещаниях. Оба эти ордена заслуживали бы величайшей похвалы, если бы с течением времени они не развратились своими успехами и богатствами и не стали бичом для государства, которому поначалу их храбрость была опорой.
Среди прочих значительное влияние приобретала секта ассасинов, или исмаилитов, возникшая в начале XI века в горах Персии. Они основали колонию между Триполи и Тортозой, управляемую вождем, которого латиняне называли «Старцем Горы». Хотя глава исмаилитов господствовал лишь над двумя десятками замков и городов, население которых насчитывало едва шестьдесят тысяч человек, власть его была безгранична, подобна власти Бога, составляя грозную силу мусульманского Востока. Исмаилиты занимались ремеслом и торговлей. Воины их славились удальством и умением брать города. Самую же специфическую часть ассасинов составляли телохранители, или федаи. С детства приученные к физическим упражнениям и тяжелому труду, они при этом получали и умственное образование; их обучали искусству и, главное, многим языкам Азии и Европы с тем, чтобы они могли свободно ориентироваться в любом обществе. Слепо подчинявшиеся воле Старца, они были вооружены кинжалами и должны были убивать тех, на кого им будет указано. Для них не существовало ни страха, ни препятствий; намеченную жертву они отыскивали и в толпе, и во дворце, и на поле брани. Смерти они не боялись, будучи уверены, что познают все радости рая; эти райские блаженства представлялись им в снах и грезах, возбуждаемых употреблением гашиша. Фанатическая преданность Старцу делала федаев страшным оружием, к которому прибегали многие эмиры, их нанимая, но за это часто приходилось слишком дорого платить. Характерно, что исмаилиты ненавидели своих единоверцев турок и, воюя с ними, часто вступали в союзные отношения с христианами.
Конец 20-х годов XII века был временем наивысшего подъема государств крестоносцев. Они тянулись компактной зоной вдоль всего Восточного побережья Средиземного моря. Графство Эдесское, вдававшееся в глубь Месопотамии, имело союзниками многих армянских князей и являлось щитом крестоносцев на северо-востоке. Самым пространным и цветущим все еще оставалось княжество Антиохийское, в состав которого входили города Целесирии, Киликии и Малой Армении. От Маргата до реки Адониса шло графство Триполи, и далее, на юг до ворот Аскалона и на восток до Аравийской пустыни простиралось собственно Иерусалимское королевство. Эта конфедерация находилась в неразрывном единстве с Западной Европой: без поддержки Запада, без постоянного вливания новых сил воинов-паломников ей было не устоять против мусульман.
Правда, именно в это время у нее стали появляться и свои защитники, передовые отряды, взявшие на себя главное бремя борьбы с неверными. Из странноприимного братства вырос орден святого Иоанна, ставший образцом человеколюбия и храбрости: в то время как одни иоанниты ухаживали за больными, другие шли сражаться с врагами веры. Пример оказался заразительным. Группа рыцарей, объединившаяся возле места, где некогда стоял храм Соломона, дала клятву защищать всех паломников, посещавших Иерусалим. Они составили ядро ордена тамплиеров (храмовников), который был одобрен Собором и получил устав от святого Бернара Клервосского. Оба эти ордена стали подлинным выражением духа Крестовых походов – воинственного и религиозного; они оказались для королевства Иерусалимского как бы живой крепостью. Сцементированные строгой дисциплиной, они укрепляли душу верой, а мышцы мечом, и считали счастьем умереть за общее дело. Можно представить радость бедных и безоружных пилигримов, когда, пробираясь среди диких и враждебных мест, они вдруг замечали вдали красное одеяние иоаннитов или белую мантию рыцарей Храма! Западные монархи и князья не жалели средств для поддержания орденов, дарили им города и замки, отписывали земли в завещаниях. Оба эти ордена заслуживали бы величайшей похвалы, если бы с течением времени они не развратились своими успехами и богатствами и не стали бичом для государства, которому поначалу их храбрость была опорой.
1131 г.
Между тем государство ожидали новые перемены. В разгар своих успехов и побед король вдруг почувствовал близость смерти. В последний свой час он приказал перенести себя к Гробнице Иисуса Христа и тут же скончался на руках дочери своей Мелисанды и ее мужа Фулька Анжуйского (1131).
Балдуин Бургский отличался храбростью, но злая судьба не допустила его принять значительное участие в славных событиях, ознаменовавших его царствование. Восемнадцать лет он был графом Эдесским, двенадцать – королем Иерусалимским; два раза находился в плену и семь лет просидел в оковах. Считали, что он был более набожен, чем подобало князю и воину; «руки его и колени одеревенели от благочестивых упражнений», – замечает летописец. Особое внимание он уделял внутреннему устройству государства; он дал хартию армянам, сирийцам, грекам и даже сарацинам, которая дозволяла им привозить в город без пошлины вино, пшеницу и зерно; при нем же был созван Собор для изыскания мер против испорченности нравов, не давший, впрочем, заметных результатов. Балдуин II не имел ни слабостей, ни достоинств своего предшественника. Но он унес с собой искренние сожаления христиан, видевших в нем последнего из соратников Готфрида.
Фульк Анжуйский беспрепятственно занял престол, поскольку Балдуин заранее готовил его к этому, женив на своей дочери и сделав соправителем. В начале царствования он был занят восстановлением порядка в княжестве Антиохийском. Сын Боэмунда, прибывший из Италии, погиб во время одной стычки в Киликии; его вдова Алиса, сестра Мелисанды, пытаясь захватить власть, подняла смуту, которую королю с трудом удалось ликвидировать, выдав дочь Боэмунда за Раймунда де Пуатье, брата герцога Аквитанского, поставив Раймунда во главе княжества и выделив мятежной Алисе в качестве компенсации Лаодикею. Но этим дело не кончилось.
Балдуин Бургский отличался храбростью, но злая судьба не допустила его принять значительное участие в славных событиях, ознаменовавших его царствование. Восемнадцать лет он был графом Эдесским, двенадцать – королем Иерусалимским; два раза находился в плену и семь лет просидел в оковах. Считали, что он был более набожен, чем подобало князю и воину; «руки его и колени одеревенели от благочестивых упражнений», – замечает летописец. Особое внимание он уделял внутреннему устройству государства; он дал хартию армянам, сирийцам, грекам и даже сарацинам, которая дозволяла им привозить в город без пошлины вино, пшеницу и зерно; при нем же был созван Собор для изыскания мер против испорченности нравов, не давший, впрочем, заметных результатов. Балдуин II не имел ни слабостей, ни достоинств своего предшественника. Но он унес с собой искренние сожаления христиан, видевших в нем последнего из соратников Готфрида.
Фульк Анжуйский беспрепятственно занял престол, поскольку Балдуин заранее готовил его к этому, женив на своей дочери и сделав соправителем. В начале царствования он был занят восстановлением порядка в княжестве Антиохийском. Сын Боэмунда, прибывший из Италии, погиб во время одной стычки в Киликии; его вдова Алиса, сестра Мелисанды, пытаясь захватить власть, подняла смуту, которую королю с трудом удалось ликвидировать, выдав дочь Боэмунда за Раймунда де Пуатье, брата герцога Аквитанского, поставив Раймунда во главе княжества и выделив мятежной Алисе в качестве компенсации Лаодикею. Но этим дело не кончилось.
1138 г.
Властители Византии давно заявляли о своих правах на Антиохию. Воспользовавшись смутой, император Иоанн, преемник Алексея, овладел многими городами Киликии и стал лагерем перед Антиохией. После нескольких безрезультатных сражений новый князь Антиохии, Раймунд де Пуатье, согласился дать присягу Иоанну. Но это не удовлетворило императора, и он собирался уже идти на Иерусалим, но затем, после переговоров с Кульком, ничего не добившись, вернулся в Константинополь.
Едва закончилась одна смута, началась другая, на этот раз в самом Иерусалимском королевстве. Столкнулись два крупных сеньора, граф Кесарии и граф Яффы. Бароны предложили решить спор поединком, но граф Гуго Яффский, которого обвиняли, кроме всего прочего, в любовной связи с королевой, предпочел не рисковать и бежал в Аскалон просить помощи у сарацин. Дело кончилось изгнанием предателя, вынужденного с позором возвратиться в Европу.
Едва закончилась одна смута, началась другая, на этот раз в самом Иерусалимском королевстве. Столкнулись два крупных сеньора, граф Кесарии и граф Яффы. Бароны предложили решить спор поединком, но граф Гуго Яффский, которого обвиняли, кроме всего прочего, в любовной связи с королевой, предпочел не рисковать и бежал в Аскалон просить помощи у сарацин. Дело кончилось изгнанием предателя, вынужденного с позором возвратиться в Европу.
1139, 1145 гг.
Но, покарав графа Гуго за измену, Фульк и сам не чуждался союзных отношений с мусульманами, если они приносили временную выгоду. Именно в сообществе с эмиром Дамаска он отвоевал город Панеас у Моссула, и то было единственным важным событием его царствования. Вскоре после этого во время охоты Фульк упал с лошади и умер, оставив после себя двух малолетних детей (1145 г.). Ему было более пятидесяти, когда он принял корону; не отличавшийся энергией, он уклонялся от боев с сарацинами, и в его царствование воинственный дух крестоносцев сменился духом раздоров. Начав правление в государстве сильном и могущественном, Фульк покинул его ослабленным и идущим по пути разрушения.
С головы старца корона перешла на голову ребенка: сыну Фулька было всего двенадцать лет, когда он стал Балдуином III, а обряд коронации совершили через два года, не дождавшись совершеннолетия принца. В качестве регентши страной правила королева Мелисанда, передав власть своим фаворитам, и вскоре королевство стало подобием республики: сарацины были уверены, что оно управлялось несколькими властителями. Юный Балдуин выказал храбрость не по летам – в первые дни своего царствования он ходил с войском за Иордан и овладел долиной Моисея. Но затем, подстрекаемый несколькими баронами, согласился на войну заведомо безнадежную и роковую для будущности государства.
Некий армянин, правитель торгового города Басры, лежавшего к югу от Дамаска, явился в Иерусалим с предложением сдать город. На совете баронов наиболее благоразумные высказались против этой авантюры, напомнив о союзе с Дамаском и предрекая провал предполагаемой экспедиции. Но большинство, соблазненное богатствами Верхней Аравии, придерживалось противоположного мнения, и поход состоялся. Он оказался невероятно трудным. Перейдя через горы Ливана, крестоносцы оказались в выжженной солнцем безводной местности, где их к тому же беспрерывно тревожили набеги мусульман. А главное, когда все было преодолено и вдали показался желанный город, стало известно, что жена правителя Басры вооружила гарнизон и заявила, что не допустит пришельцев в город. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться обратно. Обратный путь был еще более трудным. Сарацины, преследуя христиан, подожгли траву на полях, по которым они проходили, и, только чудом сохранив часть своих сил, ратники Балдуина дошли до столицы. Но главная беда произошла в другом районе. Зенги, эмир Моссула, которого багдадский халиф и правоверные мусульмане считали опорой ислама, давно уже тревожил крестоносцев. Он расширил свою державу от Моссула до Дамаска и неутомимо продолжал завоевания. Искусный политик, он долгое время усыплял бдительность христиан, делая вид, что, занятый своими делами, не имеет к ним никаких территориальных претензий. А сам втайне вынашивал план – нанести удар по наиболее чувствительному месту. Таким местом была Эдесса. Зенги понимал: взятие этого города открыло бы ему беспрепятственный путь к сердцу христианской федерации.
С головы старца корона перешла на голову ребенка: сыну Фулька было всего двенадцать лет, когда он стал Балдуином III, а обряд коронации совершили через два года, не дождавшись совершеннолетия принца. В качестве регентши страной правила королева Мелисанда, передав власть своим фаворитам, и вскоре королевство стало подобием республики: сарацины были уверены, что оно управлялось несколькими властителями. Юный Балдуин выказал храбрость не по летам – в первые дни своего царствования он ходил с войском за Иордан и овладел долиной Моисея. Но затем, подстрекаемый несколькими баронами, согласился на войну заведомо безнадежную и роковую для будущности государства.
Некий армянин, правитель торгового города Басры, лежавшего к югу от Дамаска, явился в Иерусалим с предложением сдать город. На совете баронов наиболее благоразумные высказались против этой авантюры, напомнив о союзе с Дамаском и предрекая провал предполагаемой экспедиции. Но большинство, соблазненное богатствами Верхней Аравии, придерживалось противоположного мнения, и поход состоялся. Он оказался невероятно трудным. Перейдя через горы Ливана, крестоносцы оказались в выжженной солнцем безводной местности, где их к тому же беспрерывно тревожили набеги мусульман. А главное, когда все было преодолено и вдали показался желанный город, стало известно, что жена правителя Басры вооружила гарнизон и заявила, что не допустит пришельцев в город. Пришлось несолоно хлебавши возвращаться обратно. Обратный путь был еще более трудным. Сарацины, преследуя христиан, подожгли траву на полях, по которым они проходили, и, только чудом сохранив часть своих сил, ратники Балдуина дошли до столицы. Но главная беда произошла в другом районе. Зенги, эмир Моссула, которого багдадский халиф и правоверные мусульмане считали опорой ислама, давно уже тревожил крестоносцев. Он расширил свою державу от Моссула до Дамаска и неутомимо продолжал завоевания. Искусный политик, он долгое время усыплял бдительность христиан, делая вид, что, занятый своими делами, не имеет к ним никаких территориальных претензий. А сам втайне вынашивал план – нанести удар по наиболее чувствительному месту. Таким местом была Эдесса. Зенги понимал: взятие этого города открыло бы ему беспрепятственный путь к сердцу христианской федерации.
1131, 1144 гг.
Старый Жослен де Куртене, граф Эдесский, бесстрашный воин, до последнего своего часа бился с неверными. Сын его, Жослен-младший, не унаследовал доблести отца. Гульбу и пьянство предпочитал он ратным забавам. Вот и теперь, когда Зенги, вдруг обнаружив свои истинные замыслы, очутился с огромным войском под Эдессой, юного графа там не было: он пировал со своей дружиной на загородной вилле. Эдесса имела высокие стены, многочисленные башни, сильную цитадель; но отсутствие предводителя вселило растерянность в души защитников. Надежда на помощь со стороны других княжеств поддерживала их в какой-то мере; но помощи не пришло. Хотя Жослен, узнавший о положении своей столицы, воззвал к Раймонду Пуатье и правительнице Иерусалима, последствий это не имело: князь Антиохийский ненавидел графа Эдессы, а Мелисанда, занятая своими делами, не поспешила откликнуться на призыв. Зенги вел осаду по всем правилам искусства; семь деревянных башен нависли над стенами города, страшные машины колебали его ворота. Войска все прибывали, в их состав влились арабы, курды и туркмены. Землекопы, пригнанные из Алеппо, прорыли подкопы под башни. Прежде чем поджечь бревна, держащие подкопы, Зенги предложил городу сдаться и получил отказ. Тогда был дан сигнал, бревна подожгли, башни рухнули и сарацины ворвались в Эдессу. Это произошло на двадцать восьмой день осады (1144 г.). Нет нужды описывать избиение несчастных жителей: победитель не щадил ни старых, ни малых. Гарнизон цитадели сдался на условии сохранения жизни, но условие не было выполнено. Тех, кто избежал резни, согнали на площадь и продали в рабство. Победа завершилась кощунством и осквернением христианских храмов.
Зенги упивался своей победой. Багдадский халиф приказал поминать его имя в молитвах. Но вскоре после этого жизнь победителя неожиданно оборвалась: он был убит собственными телохранителями.
Зенги упивался своей победой. Багдадский халиф приказал поминать его имя в молитвах. Но вскоре после этого жизнь победителя неожиданно оборвалась: он был убит собственными телохранителями.
1146 г.
Смерть Зенги всколыхнула крестоносцев. Жослен с большим отрядом воинов, используя замешательство врага, поздней ночью ворвался в Эдессу. Город оказался в руках христиан. Но, не имея осадных орудий, Они не смогли взять цитадель, в которой засели мусульмане. И подобно тому, как некогда получилось с Антиохией, войско христиан оказалось между двух огней: между гарнизоном цитадели и армией, которая во главе с Нуреддином, сыном Зенги, спешила к Эдессе. Видя безвыходность положения, Жослен и его товарищи решили бежать из города. Но было поздно. Нуреддин окружил Эдессу, и христиан прямо у ворот резали и душили, а тех, кто успел прорваться, добили на ходу. Лишь немногим удалось спастись и добраться до Самосаты.
Так крестоносцы потеряли одну из самых значительных твердынь на Востоке, что должно было самым гибельным образом сказаться на судьбе всех прежних завоеваний. Мстительный Нуреддин не ограничился взятием Эдессы и приказал полностью разрушить город, превратив его в груду камней. Всего во время нападений Зенги и его сына погибло до тридцати тысяч христиан и около шестнадцати тысяч было уведено в рабство.
Рыцари Иерусалима и Антиохии, своевременно не помогшие своим братьям, проливали слезы запоздалого раскаяния; мрачный ужас охватил все население латинских государств. Молния, разразившаяся в эти дни над Святым Гробом, и комета с ярким хвостом, появившаяся над Иерусалимом, возбудили самые мрачные предчувствия в сердцах христиан...
Так крестоносцы потеряли одну из самых значительных твердынь на Востоке, что должно было самым гибельным образом сказаться на судьбе всех прежних завоеваний. Мстительный Нуреддин не ограничился взятием Эдессы и приказал полностью разрушить город, превратив его в груду камней. Всего во время нападений Зенги и его сына погибло до тридцати тысяч христиан и около шестнадцати тысяч было уведено в рабство.
Рыцари Иерусалима и Антиохии, своевременно не помогшие своим братьям, проливали слезы запоздалого раскаяния; мрачный ужас охватил все население латинских государств. Молния, разразившаяся в эти дни над Святым Гробом, и комета с ярким хвостом, появившаяся над Иерусалимом, возбудили самые мрачные предчувствия в сердцах христиан...
КНИГА VI
ВТОРОЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД
(1147-1149 гг.)
1145 г.
Вопли, огласившие христианские колонии Востока, отозвались на Западе. Хотя со дня освобождения Гроба Господня прошло сорок пять лет, дух народа не изменился: со всех сторон сбегались вооруженные люди. Их рвение стимулировалось выступлением святого Бернара, аббата монастыря Клерво, одного из красноречивейших проповедников своего времени. А этому выступлению содействовали события, происшедшие во Франции.
Король Франции Людовик VII начал царствование при весьма благоприятных обстоятельствах. Почти все крупные вассалы, воевавшие против королевской власти, сложили оружие. Благодаря женитьбе на Алиеноре, дочери герцога Аквитанского, Людовик присоединил это обширное герцогство к коронным землям. Но тут произошла его схватка с графом Тибо Шампанским, прибегшим к поддержке папы. В гневе король предал огню и мечу владения строптивого вассала, не щадя ни в чем не повинных его подданных. Взяв город Витри, он приказал сжечь церковь, в которой пытались укрыться тысяча триста прихожан. Этот бесчеловечный поступок вызвал всеобщее возмущение, а святой Бернар отправил укоряющее письмо монарху. Одумавшись и придя в ужас от содеянного, Людовик впал в отчаяние: он боялся суда небесного. Нужно было каяться. В то время самым действенным видом покаяния считалось паломничество в Святую землю. А тут еще пришли известия о падении Эдессы. И король Франции задумал новый Крестовый поход.
Король Франции Людовик VII начал царствование при весьма благоприятных обстоятельствах. Почти все крупные вассалы, воевавшие против королевской власти, сложили оружие. Благодаря женитьбе на Алиеноре, дочери герцога Аквитанского, Людовик присоединил это обширное герцогство к коронным землям. Но тут произошла его схватка с графом Тибо Шампанским, прибегшим к поддержке папы. В гневе король предал огню и мечу владения строптивого вассала, не щадя ни в чем не повинных его подданных. Взяв город Витри, он приказал сжечь церковь, в которой пытались укрыться тысяча триста прихожан. Этот бесчеловечный поступок вызвал всеобщее возмущение, а святой Бернар отправил укоряющее письмо монарху. Одумавшись и придя в ужас от содеянного, Людовик впал в отчаяние: он боялся суда небесного. Нужно было каяться. В то время самым действенным видом покаяния считалось паломничество в Святую землю. А тут еще пришли известия о падении Эдессы. И король Франции задумал новый Крестовый поход.
1146 г.
На Рождество собрал он в Бурже баронов и духовенство и поделился своими замыслами. Епископ Лангрский в патетических словах восхвалил рвение короля, а Бернар посоветовал ему получить благословение Рима. Папа Евгений III встретил идею благосклонно: помимо всего прочего, это был способ отвлечь врагов, которые его одолевали. Разослав в разные места призывные письма, обещавшие будущим крестоносцам примерно те же права и награды, которые Урбан II сулил накануне Первого крестового похода, папа поручил Бернару Клервосскому вести соответствующую пропаганду во Франции и в Германии.
Получив высочайшее одобрение, Людовик собрал своих единомышленников в Везиле, маленьком городке в Бургундии. Съехалось множество баронов, рыцарей, прелатов и людей всякого звания. В Вербное Воскресенье перед ними выступил Бернар. Сначала прочтя письмо первосвященника, он произнес затем пламенную речь. Упомянув о бедствиях Эдессы, он заклинал присутствующих умилостивить гнев небесный не слезами и молитвами, а средствами священной войны, спасительной борьбой с мусульманами. Возгласы: «Бог того хочет! Богу так угодно!» покрывали этот призыв, как и когда-то в Клермоне. Возбужденный энтузиазмом толпы, оратор предрек успех похода и угрожал божественным гневом тем, кто не обагрит свой меч кровью неверных во имя Иисуса Христа. Среди всеобщего волнения Людовик пал к ногам Бернара и попросил у него крест, после чего повторил призыв, убеждая всех верующих сопровождать его на Восток. Алиенора Аквитанская вслед за своим супругом получила знак креста из рук аббата Клервосского, за нею последовали графы Тулузский, Шампанский, Фландрский, Неверский, Аршамбо де Бурбон, Энгеран де Куси, Гуго де Лузиньян, множество баронов, рыцарей и духовных лиц. Поскольку всем не хватило крестов, Бернар порвал свою рясу, чтобы наделать новых, и многие прелаты последовали его примеру.
Не ограничившись Везилем, аббат Клервосский продолжал проповедовать в разных районах Франции. Его просили, чтобы он возглавил поход. Но, помня пример Петра Пустынника, Бернар уклонился от этой чести и, так как призывы были настойчивы, даже обратился к защите папы. В целом его проповедь во Франции имела такой успех, что, по его словам, «обезлюдели села и города».
В Германии все происходило иначе. Там в это же время в прирейнской области проповедовал некий монах по имени Рудольф. Он уговаривал своих слушателей начать с истребления евреев, поскольку, по его мнению, они были союзниками сарацин и опаснейшими врагами христианской религии. Узнав об этом, Бернар поспешил в Германию, где, хотя и не без труда, пресек подобные поползновения, доказав разъяренному простонародью, что по-христиански нужно миловать слабых и объявлять войну сильным и что следует не убивать евреев, но просить небо об их обращении.
Тем временем император Конрад III, покончив с внутренними смутами в Германии, созвал генеральный сейм в Шпейере. Бернар, прибыв на сейм, проповедовал войну с неверными и мир между государями. Император, мотивируя свою позицию сложностью положения в стране, долго не поддавался этим призывам, но настойчивость аббата Клервосского и его умение воздействовать на эмоции в конце концов принесли плоды, и Конрад, а затем и многие из его баронов приняли крест. Следом за ними пошли феодалы Баварии, Чехии, Штирии и Каринтии, в числе прочих брат императора, Отгон Фрезингенский, ставший историографом похода. Как обычно, проповедь Бернара сопровождалась чудесами, и толпы слушателей, уверовав в святость аббата, рвали его одежду, чтобы получить клочок как знак участия в будущем походе.
Получив высочайшее одобрение, Людовик собрал своих единомышленников в Везиле, маленьком городке в Бургундии. Съехалось множество баронов, рыцарей, прелатов и людей всякого звания. В Вербное Воскресенье перед ними выступил Бернар. Сначала прочтя письмо первосвященника, он произнес затем пламенную речь. Упомянув о бедствиях Эдессы, он заклинал присутствующих умилостивить гнев небесный не слезами и молитвами, а средствами священной войны, спасительной борьбой с мусульманами. Возгласы: «Бог того хочет! Богу так угодно!» покрывали этот призыв, как и когда-то в Клермоне. Возбужденный энтузиазмом толпы, оратор предрек успех похода и угрожал божественным гневом тем, кто не обагрит свой меч кровью неверных во имя Иисуса Христа. Среди всеобщего волнения Людовик пал к ногам Бернара и попросил у него крест, после чего повторил призыв, убеждая всех верующих сопровождать его на Восток. Алиенора Аквитанская вслед за своим супругом получила знак креста из рук аббата Клервосского, за нею последовали графы Тулузский, Шампанский, Фландрский, Неверский, Аршамбо де Бурбон, Энгеран де Куси, Гуго де Лузиньян, множество баронов, рыцарей и духовных лиц. Поскольку всем не хватило крестов, Бернар порвал свою рясу, чтобы наделать новых, и многие прелаты последовали его примеру.
Не ограничившись Везилем, аббат Клервосский продолжал проповедовать в разных районах Франции. Его просили, чтобы он возглавил поход. Но, помня пример Петра Пустынника, Бернар уклонился от этой чести и, так как призывы были настойчивы, даже обратился к защите папы. В целом его проповедь во Франции имела такой успех, что, по его словам, «обезлюдели села и города».
В Германии все происходило иначе. Там в это же время в прирейнской области проповедовал некий монах по имени Рудольф. Он уговаривал своих слушателей начать с истребления евреев, поскольку, по его мнению, они были союзниками сарацин и опаснейшими врагами христианской религии. Узнав об этом, Бернар поспешил в Германию, где, хотя и не без труда, пресек подобные поползновения, доказав разъяренному простонародью, что по-христиански нужно миловать слабых и объявлять войну сильным и что следует не убивать евреев, но просить небо об их обращении.
Тем временем император Конрад III, покончив с внутренними смутами в Германии, созвал генеральный сейм в Шпейере. Бернар, прибыв на сейм, проповедовал войну с неверными и мир между государями. Император, мотивируя свою позицию сложностью положения в стране, долго не поддавался этим призывам, но настойчивость аббата Клервосского и его умение воздействовать на эмоции в конце концов принесли плоды, и Конрад, а затем и многие из его баронов приняли крест. Следом за ними пошли феодалы Баварии, Чехии, Штирии и Каринтии, в числе прочих брат императора, Отгон Фрезингенский, ставший историографом похода. Как обычно, проповедь Бернара сопровождалась чудесами, и толпы слушателей, уверовав в святость аббата, рвали его одежду, чтобы получить клочок как знак участия в будущем походе.