Страница:
Айрин спустила ноги с дивана и села прямо.
На кушетке возле камина спала Джун, до пояса укрытая пледом.
— Вам обеим сон сейчас необходим. Вид у вас еще не ахти.
Как понимать его «не ахти»? Она ужасно выглядит?
— А где мальчики? — спросила Айрин в основном для того, чтобы сменить тему.
— Помогают Рандольфу раскладывать по тарелочкам кусочки медовой коврижки для рождественского чаепития. В этом году Рождество, похоже, приобрело семейный характер... — Эдвард пожал плечами.
Интересно, как обычно у него проходит Рождество? — подумала Айрин. Наверняка у него были другие планы на праздник. Вряд ли он провел бы весь день дома, если бы они не свалились ему на голову со своими болезнями.
— От тебя приятно пахнет, — сказал Эдвард. — Какими духами ты пользуешься?
— Детским лосьоном.
— Детским лосьоном?! — Эдвард откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. — Ты шутишь?
Айрин отрицательно качнула головой.
— Когда ты меня вытащил из дома, я была не в том состоянии, чтобы думать о косметике или духах, — напомнила она ему. — Среди детских вещей оказался лосьон, которым я протирала Ники во время болезни. Пришлось воспользоваться им.
Эдвард недоверчиво покачал головой и улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что я годами напрасно тратил огромные деньги, покупая женщинам в подарок фирменные духи? Мог бы одаривать их детским лосьоном?
Айрин пристально посмотрела на него. Возможно, Эдвард сделал это неосознанно, когда напомнил ей, что принадлежит к тому типу мужчин, о которых говорят: порхает как мотылек с цветка на цветок. Она тяжело вздохнула.
— Вряд ли окружающие тебя дамы оценили бы детский лосьон, Эдвард. — Голос ее звучал немного напряженно. — А я мать, для меня этот запах стал родным.
Улыбка исчезла с лица Эдварда.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, кроме того, что твои дамы привыкли к духам знаменитых фирм, а я обычно пользуюсь детским лосьоном или недорогой туалетной водой. Они могут позволить себе облететь весь мир в поисках модной вещицы, а мое время распределено между работой и домом. И я счастлива тем, что у меня есть мать, которая может присмотреть за детьми, что все они обуты и одеты по сезону. Два разных мира с разными запросами.
— И они никак не соединяются? — тихо спросил Эдвард.
Айрин печально улыбнулась.
— Нет. Разве только мотылек, случайно унесенный ветром, перелетит из одного мира в другой.
— Но ты ведь не мотылек, — резко сказал Эдвард. — У тебя есть выбор.
— Мое право на выбор закончилось шесть лет назад. — Айрин мужественно выдержала взгляд Эдварда, хотя ее сердце обливалось кровью. — Да, свой мир я бы не согласилась обменять на тот, другой. Никакие ценности другого мира не могут сравниться с улыбками моих детей. Простая деревянная шкатулка, которую дети подарили мне на день рождения на сэкономленные от завтраков деньги, для меня дороже бриллиантов от Картье. В ней я храню их самые удачные поделки из картона и пластилина.
— Я могу купить тебе бриллианты от Картье, — вставил Эдвард.
— Как ты не понимаешь?! Имея деньги, все можно купить, кроме бескорыстной любви и доверия, которые дарят мне мои дети. И я обязана позаботиться о том, чтобы их миру не был нанесен ущерб. — Она помолчала. — Эдвард, они еще слишком маленькие, чтобы разобраться в отношениях взрослых. Да я и не хочу, чтобы они вникали во взрослые дела раньше времени.
С годами обоим придется решать взрослые проблемы, они будут делать собственные ошибки и переживать потери. Но мне хочется, чтобы они не выросли похожими на своего отца. Поэтому так важно сейчас заложить основы их нравственного поведения в будущем.
Она замолчала, и воцарилась оглушительная тишина. Айрин думала о том, что совершила ошибку, выйдя замуж за такого бессердечного эгоиста, как Кевин. А расплачиваются за ее ошибку дети, растущие без отца.
— Айрин, не надо казнить себя за то, что Кевин оказался не тем человеком, за которого себя выдавал, — ворвался в ее мысли спокойный голос Эдварда. — Никто не застрахован от подобных ошибок.
Айрин хотела возразить, но в этот момент увидела, что Джун шевельнулась.
— Это я понимаю, — быстро ответила она.
— Правда? А мне показалось, что ты не согласна со мной.
— Мы можем поговорить об этом в другой раз? — спросила шепотом Айрин.
Эдвард кивнул и поднял выше голову.
— По-моему, мы слишком много разговариваем, а барьер, который ты установила между нами, все такой же непреодолимый. Я прав?
Значит, это она установила между ними барьер! А как насчет той стены, которой отгородился он? Айрин внимательно смотрела на Эдварда.
— Ты как-то сказал, что мы с тобой одной породы, — тихо напомнила она ему. — Ты тоже проделал большую работу, чтобы отгородиться собственной стеной.
Разговор закончился, потому что в гостиную вернулись дети, раскрасневшиеся и гордые, что им доверили работу на кухне. Джун окончательно проснулась'.
Во время чаепития Айрин мысленно анализировала их разговор с Эдвардом, чтобы еще раз доказать себе, что она права. В результате в голове у нее все перепуталось, и она пожалела, что слишком много наговорила Эдварду.
Хотя жалеть об этом поздно.
К восьми часам вечера стало очевидно, что дети устали. Айрин их выкупала, одела в пижамы и уложила спать в роскошной спальне, которая на время превратилась в детскую комнату. Пожелав им спокойной ночи, она поцеловала Майкла и Николаев.
— А где дядя Эдвард? — спросил Ники сонным голосом, пока Айрин расхаживала по комнате, гасила верхний свет и включала ночник. — Разве он не придет пожелать нам спокойной ночи?
Айрин на секунду остановилась, детский вопрос застиг ее врасплох.
— Он придет попозже, мой дорогой, сейчас он разговаривает с бабушкой.
Ей стало нехорошо на душе, что пришлось солгать. Она заметила, с каким ожиданием смотрел на нее Эдвард, когда она уводила детей из гостиной. Не дождавшись ее одобрения, он не сделал попытки направиться за ними.
За четыре дня Майкл и Николае успели сильно привязаться к Эдварду. Медленно спускаясь по лестнице, Айрин думала о ночном решении покинуть утром этот дом. Сегодня это решение невыполнимо. Но им все равно придется расстаться!
Эта мысль пронзила ее, причинив боль. Эдвард так добр к ней, к детям, к ее матери. Она была благодарна ему всем сердцем. Но, к сожалению, ничто не меняется в их обстоятельствах. Можно тысячу раз проклинать себя за то, что согласилась с ним встречаться и тем самым загнала себя в ловушку. Ведь с самого начала было ясно, что именно Эдварду нужно от нее! Физическое притяжение между ними может закончиться всего лишь постелью. И надо отдать ему должное, он терпеливо готовил ее к этому сотней разных способов.
Из-за двери гостиной доносился жизнерадостный смех матери. Айрин остановилась. Давно она не слышала, чтобы мать смеялась от души.
Молодой веселый смех! Так она смеялась в последний раз, когда еще был жив отец. Айрин помнила, что ее родители любили друг друга. О такой любви она мечтала, когда выходила замуж за Кевина. Ее мечте не суждено было осуществиться, а вот ее родители сохранили эту любовь до конца. До преждевременной кончины отца.
А теперь ее мать смеется в обществе Рандольфа. Что это значит? Айрин поймала себя на мысли, что Джун вполне могла бы стать женой Рандольфа, и тут же осадила себя. Этого не случится, ведь они знакомы всего несколько дней. Велика важность, что Рандольф смог вернуть ее матери способность смеяться, как прежде! Айрин не кривила душой, когда сказала, что не имеет ничего против их взаимной симпатии, напротив, она даже рада за мать. И даже если их симпатия перейдет во что-то большее, она все равно будет радоваться за них. Рандольф ей понравился с момента их знакомства.
Однако не стоит загадывать, время покажет, насколько это серьезно.
Тем не менее Айрин не торопилась входить в гостиную, нужно полностью успокоиться, чтобы присоединиться к остальным. Почему жизнь такая сложная и непредсказуемая штука? — задалась Айрин вопросом и открыла дверь.
С милой улыбкой на лице она вошла в уютную гостиную, наполненную светом и теплом горящего камина. Джун и Рандольф беседовали, сидя на кушетке, Эдвард занимал кресло возле камина и орудовал кочергой в прогоревших поленьях. Когда он оглянулся на нее, Айрин увидела его мрачный взгляд исподлобья.
Ей легко удалось вступить в общий разговор.
Она сказала, что близнецы приглашены на рождественский праздник, который состоится на днях в доме их одноклассника, живущего по соседству. Поэтому им, наверное, будет лучше вернуться домой. Она искренне благодарила Эдварда за его гостеприимство и доброту. Однако они причинили ему столько неудобств, что теперь, когда все поправились, самое время дать ему возможность вернуться к своей обычной жизни.
Эдвард только улыбался, слушая ее, при этом взгляд его светлых глаз становился все более холодным и отчужденным. Поэтому до конца вечера Айрин старательно избегала смотреть в его сторону.
В одиннадцать часов, когда Джун не удалось скрыть зевоту, заговорили о том, что пора бы всем отправиться на покой после долгого праздничного дня. Айрин первой поднялась с дивана и взяла мать под руку. Пожелав мужчинам спокойной ночи, они вместе вышли из гостиной и поднялись по лестнице на площадку, где были расположены спальные комнаты.
Здесь Джун схватила дочь за руку, не дав ей скрыться в своей комнате, и взволнованным шепотом спросила:
— В чем дело, Айрин? Ты что, поссорилась с Эдвардом?
— Ма, все гораздо серьезнее, — еле слышно ответила дочь.
— Не понимаю, когда вы успели поссориться, весь день мы вроде были вместе.
— Говорю тебе, мы не ссорились. Дело в том, что...
Айрин не знала, как убедить мать в правильности своего поведения, поскольку была уверена: что бы она ни сказала ей, мать все равно будет на стороне Эдварда.
— Дело в том, что Эдварду не нужны продолжительные отношения, — прошептала она, оглянувшись по сторонам, словно опасалась, что предмет их разговора может выскочить в любой момент из темноты. — Я не хочу травмировать детей, когда ему надоест являться к нам в дом. Поняла? Они чересчур привязались к нему за праздник.
— Кто говорит, что Эдвард собирается забыть дорогу к нашему дому? — строго спросила мать.
Вопрос был резонный, и Айрин слегка растерялась.
— Я. Он. О Господи, ты не хочешь ничего понимать! — воскликнула она в раздражении. — Эдвард ясно дал понять, что не имеет серьезных намерений? Теперь понятно? Недели, а может, месяцы постельных удовольствий, а потом распрощаться без взаимных обид. Вот что ему нужно! Он сформулировал свое жизненное кредо еще во время нашей первой встречи, если хочешь знать.
— Но ты продолжала, несмотря на это, встречаться с ним! — тихо воскликнула Джун.
— Видишь ли, все было не совсем так. — Айрин прикусила нижнюю губу, набираясь терпения. — Он не настаивал на моем согласии, а предложил встречаться на дружеской основе. Я считала это бредовой идеей, но...
— Но Эдвард уговорил тебя.
— Да. — Айрин пожала плечами и виновато и беспомощно смотрела на мать.
— Ты спала с ним?
Джун никогда не задавала подобных вопросов, поэтому Айрин посмотрела на мать с удивлением.
— Нет, я не спала с ним, — сухо ответила она.
— Но хочешь, — задумчиво констатировала Джун.
— Ма! — возмутилась Айрин.
— Естественная потребность, Айрин. Ты взрослая женщина, тебе уже двадцать седьмой год пошел.
— Могла бы и не напоминать мне о возрасте!
Джун внимательно посмотрела на обиженное лицо дочери, нежно улыбнулась ей и взяла за руку.
— Пойдем в мою спальню, дочка. Мне надо с тобой серьезно поговорить, — сказала она мягко.
Дочь неохотно кивнула. Войдя в спальню матери, она прошла к окну и села возле него в кресло.
— Что ты хотела мне сказать?
Тон Айрин не располагал к разговору по душам, и она понимала это. Джун села в кресло напротив. Вопреки ожиданиям Айрин, она не стала ее уговаривать — Позволь, я изложу твою ситуацию, как вижу ее я, человек со стороны. Вы знакомитесь, он начинает гоняться за тобой...
Айрин попыталась прервать ее, но Джун подняла руку.
— Позволь мне закончить, Айрин, пожалуйста. Он продолжает ухаживать за тобой даже после того, как узнает, что у тебя есть дети. Он ясно дает понять, что хочет тебя. Ты отказываешься встречаться с ним, тогда он предлагает встречаться на дружеской основе. — Джун выразительно подняла бровь, выразив свой скепсис. — Уверена, что вы целовались, но давления на тебя он не оказывал. Все верно?
Айрин кивнула. К чему все это? Она так устала.
— Ты заболеваешь, и он перевозит все наше семейство в свой дом перед самым Рождеством.
Могу добавить, что в этих обстоятельствах он приложил массу усилий и потратил много средств, чтобы устроить детям настоящий праздник. Согласись, что это так.
Нет, ее мать временами бывает просто невыносима, с раздражением подумала Айрин.
— К чему ты ведешь? — устало спросила она.
— К тому, что отношения людей могут меняться со временем, в зависимости от обстоятельств или по другим причинам. Неважно, что говорил тебе Эдвард в начале вашего знакомства. По-моему, сейчас его чувство к тебе претерпело изменение.
— Ради Бога, мама! — простонала Айрин, закрыла глаза и прижала ко лбу ладонь. — Ты можешь свести с ума своим упорным желанием видеть только хорошие стороны в тех людях, которые тебе нравятся. Послушай, я не сомневаюсь в твоих добрых намерениях, но полагаю, что знаю Эдварда лучше, чем ты.
— Он рассказал тебе, как случилось, что Рандольф стал работать у него?
— Рандольф? Нет. Я спрашивала Эдварда однажды, но в ответ услышала, что он не может поведать мне историю чужой жизни, не имеет права. Но какое отношение это имеет...
— Так вот, Рандольф рассказал мне свою историю, — не дала ей договорить Джун. — Полагаю, он не стал бы возражать, чтобы я пересказала ее тебе.
Айрин не была в этом так уверена, но мать уже невозможно было остановить. Правда, ей было все-таки немного любопытно, что привело Рандольфа в дом Эдварда Фроста.
— Рандольф был самым высоко оплачиваемым поваром в Америке. Его приглашали работать в лучших ресторанах мира. Он был холост и пристрастился вести разгульный образ жизни: развлечения, женщины. Тринадцать лет назад, когда он работал в Лондоне, у него была подружка. Позже выяснилось, что она родила от него сына. Семья девушки была вполне обеспеченной, даже богатой, поэтому девушка не сообщила Рандольфу о том, что у него есть сын.
Ведь ей ничего не было нужно от него.
Джун возмущенно фыркнула, и Айрин поняла, что мать не одобряет такого поведения бывшей подружки Рандольфа.
— Прошло восемь лет, и ей вдруг понадобилась его помощь. Мальчик тяжело заболел, требовался трансплантат почки. Но подходящего донора не могли найти. Когда обратились к Рандольфу и сообщили, что мальчик умрет, если он не согласится на операцию, он сразу согласился. Таким образом, он познакомился со своим сыном и сразу полюбил его. Но пока готовились к двойной операции, мальчик скончался.
Слишком поздно они обратились к Рандольфу.
— Какой ужас! — воскликнула Айрин.
Она сразу представила себя на месте матери этого бедного ребенка и не смогла сдержать слез.
— Айрин, смерть сына разбила сердце Рандольфа!
Джун смотрела на дочь, в глазах ее тоже стояли слезы.
— Рандольф вернулся в Америку после похорон, но внутри у него что-то умерло вместе с сыном. Он стал много пить, утратил интерес к работе и вообще к жизни. Работу он потерял, нашел другую, но и там все повторилось. Так он стал безработным. Друзья отвернулись от него. Рандольф совсем опустился, но тут его совершенно случайно увидел Эдвард. Он узнал некогда знаменитого в Нью-Йорке шеф-повара, буквально вытащил его из грязи и привел к себе домой.
Затаив дыхание, Айрин слушала драматическую историю жизни Рандольфа.
— Он рассказал мне, что Эдвард предоставил ему все: кров, одежду, питание, но главное — он предложил ему свою дружбу. Личный врач Эдварда обследовал Рандольфа и определил нервное истощение. Поправлялся он медленно, но наступил день, когда он почувствовал, что снова хочет жить.
— Как Эдвард, — тихо произнесла Айрин.
Джун вопросительно посмотрела на дочь.
— Не отвлекайся, — попросила Айрин, — рассказывай дальше.
— Рассказывать почти нечего. Рандольф не захотел возвращаться к своей прежней жизни, хотя он мог найти себе достойное место по рекомендации Эдварда Фроста. Так случилось, что его выздоровление совпало с покупкой этого участка и строительством дома, которое затеял Эдвард. Он предложил Рандольфу вести хозяйство в его новом доме за очень большие деньги. Кстати, планировка и экипировка кухни целиком и полностью идея самого Рандольфа, — добавила Джун с такой гордостью, словно это была ее личная заслуга.
Айрин не удержалась от улыбки.
— По-моему, ты влюбилась в Рандольфа, нежно сказала она.
Джун порозовела, невольно выдав свои чувства.
— Рандольф в самом деле исключительно благородный человек. Такой же, как Эдвард.
Ну вот, они снова вернулись к Эдварду. Айрин решительно поднялась с кресла.
— Извини меня, я очень хочу спать. Спокойной ночи, мама.
— Признайся, дочка, что ты любишь Эдварда, — тихо сказала Джун ей вслед.
9
На кушетке возле камина спала Джун, до пояса укрытая пледом.
— Вам обеим сон сейчас необходим. Вид у вас еще не ахти.
Как понимать его «не ахти»? Она ужасно выглядит?
— А где мальчики? — спросила Айрин в основном для того, чтобы сменить тему.
— Помогают Рандольфу раскладывать по тарелочкам кусочки медовой коврижки для рождественского чаепития. В этом году Рождество, похоже, приобрело семейный характер... — Эдвард пожал плечами.
Интересно, как обычно у него проходит Рождество? — подумала Айрин. Наверняка у него были другие планы на праздник. Вряд ли он провел бы весь день дома, если бы они не свалились ему на голову со своими болезнями.
— От тебя приятно пахнет, — сказал Эдвард. — Какими духами ты пользуешься?
— Детским лосьоном.
— Детским лосьоном?! — Эдвард откинулся назад, чтобы взглянуть на нее. — Ты шутишь?
Айрин отрицательно качнула головой.
— Когда ты меня вытащил из дома, я была не в том состоянии, чтобы думать о косметике или духах, — напомнила она ему. — Среди детских вещей оказался лосьон, которым я протирала Ники во время болезни. Пришлось воспользоваться им.
Эдвард недоверчиво покачал головой и улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что я годами напрасно тратил огромные деньги, покупая женщинам в подарок фирменные духи? Мог бы одаривать их детским лосьоном?
Айрин пристально посмотрела на него. Возможно, Эдвард сделал это неосознанно, когда напомнил ей, что принадлежит к тому типу мужчин, о которых говорят: порхает как мотылек с цветка на цветок. Она тяжело вздохнула.
— Вряд ли окружающие тебя дамы оценили бы детский лосьон, Эдвард. — Голос ее звучал немного напряженно. — А я мать, для меня этот запах стал родным.
Улыбка исчезла с лица Эдварда.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего, кроме того, что твои дамы привыкли к духам знаменитых фирм, а я обычно пользуюсь детским лосьоном или недорогой туалетной водой. Они могут позволить себе облететь весь мир в поисках модной вещицы, а мое время распределено между работой и домом. И я счастлива тем, что у меня есть мать, которая может присмотреть за детьми, что все они обуты и одеты по сезону. Два разных мира с разными запросами.
— И они никак не соединяются? — тихо спросил Эдвард.
Айрин печально улыбнулась.
— Нет. Разве только мотылек, случайно унесенный ветром, перелетит из одного мира в другой.
— Но ты ведь не мотылек, — резко сказал Эдвард. — У тебя есть выбор.
— Мое право на выбор закончилось шесть лет назад. — Айрин мужественно выдержала взгляд Эдварда, хотя ее сердце обливалось кровью. — Да, свой мир я бы не согласилась обменять на тот, другой. Никакие ценности другого мира не могут сравниться с улыбками моих детей. Простая деревянная шкатулка, которую дети подарили мне на день рождения на сэкономленные от завтраков деньги, для меня дороже бриллиантов от Картье. В ней я храню их самые удачные поделки из картона и пластилина.
— Я могу купить тебе бриллианты от Картье, — вставил Эдвард.
— Как ты не понимаешь?! Имея деньги, все можно купить, кроме бескорыстной любви и доверия, которые дарят мне мои дети. И я обязана позаботиться о том, чтобы их миру не был нанесен ущерб. — Она помолчала. — Эдвард, они еще слишком маленькие, чтобы разобраться в отношениях взрослых. Да я и не хочу, чтобы они вникали во взрослые дела раньше времени.
С годами обоим придется решать взрослые проблемы, они будут делать собственные ошибки и переживать потери. Но мне хочется, чтобы они не выросли похожими на своего отца. Поэтому так важно сейчас заложить основы их нравственного поведения в будущем.
Она замолчала, и воцарилась оглушительная тишина. Айрин думала о том, что совершила ошибку, выйдя замуж за такого бессердечного эгоиста, как Кевин. А расплачиваются за ее ошибку дети, растущие без отца.
— Айрин, не надо казнить себя за то, что Кевин оказался не тем человеком, за которого себя выдавал, — ворвался в ее мысли спокойный голос Эдварда. — Никто не застрахован от подобных ошибок.
Айрин хотела возразить, но в этот момент увидела, что Джун шевельнулась.
— Это я понимаю, — быстро ответила она.
— Правда? А мне показалось, что ты не согласна со мной.
— Мы можем поговорить об этом в другой раз? — спросила шепотом Айрин.
Эдвард кивнул и поднял выше голову.
— По-моему, мы слишком много разговариваем, а барьер, который ты установила между нами, все такой же непреодолимый. Я прав?
Значит, это она установила между ними барьер! А как насчет той стены, которой отгородился он? Айрин внимательно смотрела на Эдварда.
— Ты как-то сказал, что мы с тобой одной породы, — тихо напомнила она ему. — Ты тоже проделал большую работу, чтобы отгородиться собственной стеной.
Разговор закончился, потому что в гостиную вернулись дети, раскрасневшиеся и гордые, что им доверили работу на кухне. Джун окончательно проснулась'.
Во время чаепития Айрин мысленно анализировала их разговор с Эдвардом, чтобы еще раз доказать себе, что она права. В результате в голове у нее все перепуталось, и она пожалела, что слишком много наговорила Эдварду.
Хотя жалеть об этом поздно.
К восьми часам вечера стало очевидно, что дети устали. Айрин их выкупала, одела в пижамы и уложила спать в роскошной спальне, которая на время превратилась в детскую комнату. Пожелав им спокойной ночи, она поцеловала Майкла и Николаев.
— А где дядя Эдвард? — спросил Ники сонным голосом, пока Айрин расхаживала по комнате, гасила верхний свет и включала ночник. — Разве он не придет пожелать нам спокойной ночи?
Айрин на секунду остановилась, детский вопрос застиг ее врасплох.
— Он придет попозже, мой дорогой, сейчас он разговаривает с бабушкой.
Ей стало нехорошо на душе, что пришлось солгать. Она заметила, с каким ожиданием смотрел на нее Эдвард, когда она уводила детей из гостиной. Не дождавшись ее одобрения, он не сделал попытки направиться за ними.
За четыре дня Майкл и Николае успели сильно привязаться к Эдварду. Медленно спускаясь по лестнице, Айрин думала о ночном решении покинуть утром этот дом. Сегодня это решение невыполнимо. Но им все равно придется расстаться!
Эта мысль пронзила ее, причинив боль. Эдвард так добр к ней, к детям, к ее матери. Она была благодарна ему всем сердцем. Но, к сожалению, ничто не меняется в их обстоятельствах. Можно тысячу раз проклинать себя за то, что согласилась с ним встречаться и тем самым загнала себя в ловушку. Ведь с самого начала было ясно, что именно Эдварду нужно от нее! Физическое притяжение между ними может закончиться всего лишь постелью. И надо отдать ему должное, он терпеливо готовил ее к этому сотней разных способов.
Из-за двери гостиной доносился жизнерадостный смех матери. Айрин остановилась. Давно она не слышала, чтобы мать смеялась от души.
Молодой веселый смех! Так она смеялась в последний раз, когда еще был жив отец. Айрин помнила, что ее родители любили друг друга. О такой любви она мечтала, когда выходила замуж за Кевина. Ее мечте не суждено было осуществиться, а вот ее родители сохранили эту любовь до конца. До преждевременной кончины отца.
А теперь ее мать смеется в обществе Рандольфа. Что это значит? Айрин поймала себя на мысли, что Джун вполне могла бы стать женой Рандольфа, и тут же осадила себя. Этого не случится, ведь они знакомы всего несколько дней. Велика важность, что Рандольф смог вернуть ее матери способность смеяться, как прежде! Айрин не кривила душой, когда сказала, что не имеет ничего против их взаимной симпатии, напротив, она даже рада за мать. И даже если их симпатия перейдет во что-то большее, она все равно будет радоваться за них. Рандольф ей понравился с момента их знакомства.
Однако не стоит загадывать, время покажет, насколько это серьезно.
Тем не менее Айрин не торопилась входить в гостиную, нужно полностью успокоиться, чтобы присоединиться к остальным. Почему жизнь такая сложная и непредсказуемая штука? — задалась Айрин вопросом и открыла дверь.
С милой улыбкой на лице она вошла в уютную гостиную, наполненную светом и теплом горящего камина. Джун и Рандольф беседовали, сидя на кушетке, Эдвард занимал кресло возле камина и орудовал кочергой в прогоревших поленьях. Когда он оглянулся на нее, Айрин увидела его мрачный взгляд исподлобья.
Ей легко удалось вступить в общий разговор.
Она сказала, что близнецы приглашены на рождественский праздник, который состоится на днях в доме их одноклассника, живущего по соседству. Поэтому им, наверное, будет лучше вернуться домой. Она искренне благодарила Эдварда за его гостеприимство и доброту. Однако они причинили ему столько неудобств, что теперь, когда все поправились, самое время дать ему возможность вернуться к своей обычной жизни.
Эдвард только улыбался, слушая ее, при этом взгляд его светлых глаз становился все более холодным и отчужденным. Поэтому до конца вечера Айрин старательно избегала смотреть в его сторону.
В одиннадцать часов, когда Джун не удалось скрыть зевоту, заговорили о том, что пора бы всем отправиться на покой после долгого праздничного дня. Айрин первой поднялась с дивана и взяла мать под руку. Пожелав мужчинам спокойной ночи, они вместе вышли из гостиной и поднялись по лестнице на площадку, где были расположены спальные комнаты.
Здесь Джун схватила дочь за руку, не дав ей скрыться в своей комнате, и взволнованным шепотом спросила:
— В чем дело, Айрин? Ты что, поссорилась с Эдвардом?
— Ма, все гораздо серьезнее, — еле слышно ответила дочь.
— Не понимаю, когда вы успели поссориться, весь день мы вроде были вместе.
— Говорю тебе, мы не ссорились. Дело в том, что...
Айрин не знала, как убедить мать в правильности своего поведения, поскольку была уверена: что бы она ни сказала ей, мать все равно будет на стороне Эдварда.
— Дело в том, что Эдварду не нужны продолжительные отношения, — прошептала она, оглянувшись по сторонам, словно опасалась, что предмет их разговора может выскочить в любой момент из темноты. — Я не хочу травмировать детей, когда ему надоест являться к нам в дом. Поняла? Они чересчур привязались к нему за праздник.
— Кто говорит, что Эдвард собирается забыть дорогу к нашему дому? — строго спросила мать.
Вопрос был резонный, и Айрин слегка растерялась.
— Я. Он. О Господи, ты не хочешь ничего понимать! — воскликнула она в раздражении. — Эдвард ясно дал понять, что не имеет серьезных намерений? Теперь понятно? Недели, а может, месяцы постельных удовольствий, а потом распрощаться без взаимных обид. Вот что ему нужно! Он сформулировал свое жизненное кредо еще во время нашей первой встречи, если хочешь знать.
— Но ты продолжала, несмотря на это, встречаться с ним! — тихо воскликнула Джун.
— Видишь ли, все было не совсем так. — Айрин прикусила нижнюю губу, набираясь терпения. — Он не настаивал на моем согласии, а предложил встречаться на дружеской основе. Я считала это бредовой идеей, но...
— Но Эдвард уговорил тебя.
— Да. — Айрин пожала плечами и виновато и беспомощно смотрела на мать.
— Ты спала с ним?
Джун никогда не задавала подобных вопросов, поэтому Айрин посмотрела на мать с удивлением.
— Нет, я не спала с ним, — сухо ответила она.
— Но хочешь, — задумчиво констатировала Джун.
— Ма! — возмутилась Айрин.
— Естественная потребность, Айрин. Ты взрослая женщина, тебе уже двадцать седьмой год пошел.
— Могла бы и не напоминать мне о возрасте!
Джун внимательно посмотрела на обиженное лицо дочери, нежно улыбнулась ей и взяла за руку.
— Пойдем в мою спальню, дочка. Мне надо с тобой серьезно поговорить, — сказала она мягко.
Дочь неохотно кивнула. Войдя в спальню матери, она прошла к окну и села возле него в кресло.
— Что ты хотела мне сказать?
Тон Айрин не располагал к разговору по душам, и она понимала это. Джун села в кресло напротив. Вопреки ожиданиям Айрин, она не стала ее уговаривать — Позволь, я изложу твою ситуацию, как вижу ее я, человек со стороны. Вы знакомитесь, он начинает гоняться за тобой...
Айрин попыталась прервать ее, но Джун подняла руку.
— Позволь мне закончить, Айрин, пожалуйста. Он продолжает ухаживать за тобой даже после того, как узнает, что у тебя есть дети. Он ясно дает понять, что хочет тебя. Ты отказываешься встречаться с ним, тогда он предлагает встречаться на дружеской основе. — Джун выразительно подняла бровь, выразив свой скепсис. — Уверена, что вы целовались, но давления на тебя он не оказывал. Все верно?
Айрин кивнула. К чему все это? Она так устала.
— Ты заболеваешь, и он перевозит все наше семейство в свой дом перед самым Рождеством.
Могу добавить, что в этих обстоятельствах он приложил массу усилий и потратил много средств, чтобы устроить детям настоящий праздник. Согласись, что это так.
Нет, ее мать временами бывает просто невыносима, с раздражением подумала Айрин.
— К чему ты ведешь? — устало спросила она.
— К тому, что отношения людей могут меняться со временем, в зависимости от обстоятельств или по другим причинам. Неважно, что говорил тебе Эдвард в начале вашего знакомства. По-моему, сейчас его чувство к тебе претерпело изменение.
— Ради Бога, мама! — простонала Айрин, закрыла глаза и прижала ко лбу ладонь. — Ты можешь свести с ума своим упорным желанием видеть только хорошие стороны в тех людях, которые тебе нравятся. Послушай, я не сомневаюсь в твоих добрых намерениях, но полагаю, что знаю Эдварда лучше, чем ты.
— Он рассказал тебе, как случилось, что Рандольф стал работать у него?
— Рандольф? Нет. Я спрашивала Эдварда однажды, но в ответ услышала, что он не может поведать мне историю чужой жизни, не имеет права. Но какое отношение это имеет...
— Так вот, Рандольф рассказал мне свою историю, — не дала ей договорить Джун. — Полагаю, он не стал бы возражать, чтобы я пересказала ее тебе.
Айрин не была в этом так уверена, но мать уже невозможно было остановить. Правда, ей было все-таки немного любопытно, что привело Рандольфа в дом Эдварда Фроста.
— Рандольф был самым высоко оплачиваемым поваром в Америке. Его приглашали работать в лучших ресторанах мира. Он был холост и пристрастился вести разгульный образ жизни: развлечения, женщины. Тринадцать лет назад, когда он работал в Лондоне, у него была подружка. Позже выяснилось, что она родила от него сына. Семья девушки была вполне обеспеченной, даже богатой, поэтому девушка не сообщила Рандольфу о том, что у него есть сын.
Ведь ей ничего не было нужно от него.
Джун возмущенно фыркнула, и Айрин поняла, что мать не одобряет такого поведения бывшей подружки Рандольфа.
— Прошло восемь лет, и ей вдруг понадобилась его помощь. Мальчик тяжело заболел, требовался трансплантат почки. Но подходящего донора не могли найти. Когда обратились к Рандольфу и сообщили, что мальчик умрет, если он не согласится на операцию, он сразу согласился. Таким образом, он познакомился со своим сыном и сразу полюбил его. Но пока готовились к двойной операции, мальчик скончался.
Слишком поздно они обратились к Рандольфу.
— Какой ужас! — воскликнула Айрин.
Она сразу представила себя на месте матери этого бедного ребенка и не смогла сдержать слез.
— Айрин, смерть сына разбила сердце Рандольфа!
Джун смотрела на дочь, в глазах ее тоже стояли слезы.
— Рандольф вернулся в Америку после похорон, но внутри у него что-то умерло вместе с сыном. Он стал много пить, утратил интерес к работе и вообще к жизни. Работу он потерял, нашел другую, но и там все повторилось. Так он стал безработным. Друзья отвернулись от него. Рандольф совсем опустился, но тут его совершенно случайно увидел Эдвард. Он узнал некогда знаменитого в Нью-Йорке шеф-повара, буквально вытащил его из грязи и привел к себе домой.
Затаив дыхание, Айрин слушала драматическую историю жизни Рандольфа.
— Он рассказал мне, что Эдвард предоставил ему все: кров, одежду, питание, но главное — он предложил ему свою дружбу. Личный врач Эдварда обследовал Рандольфа и определил нервное истощение. Поправлялся он медленно, но наступил день, когда он почувствовал, что снова хочет жить.
— Как Эдвард, — тихо произнесла Айрин.
Джун вопросительно посмотрела на дочь.
— Не отвлекайся, — попросила Айрин, — рассказывай дальше.
— Рассказывать почти нечего. Рандольф не захотел возвращаться к своей прежней жизни, хотя он мог найти себе достойное место по рекомендации Эдварда Фроста. Так случилось, что его выздоровление совпало с покупкой этого участка и строительством дома, которое затеял Эдвард. Он предложил Рандольфу вести хозяйство в его новом доме за очень большие деньги. Кстати, планировка и экипировка кухни целиком и полностью идея самого Рандольфа, — добавила Джун с такой гордостью, словно это была ее личная заслуга.
Айрин не удержалась от улыбки.
— По-моему, ты влюбилась в Рандольфа, нежно сказала она.
Джун порозовела, невольно выдав свои чувства.
— Рандольф в самом деле исключительно благородный человек. Такой же, как Эдвард.
Ну вот, они снова вернулись к Эдварду. Айрин решительно поднялась с кресла.
— Извини меня, я очень хочу спать. Спокойной ночи, мама.
— Признайся, дочка, что ты любишь Эдварда, — тихо сказала Джун ей вслед.
9
Со слезами на глазах Айрин быстро вышла из комнаты матери. Почти ничего не видя перед собой из-за пелены слез, она остановилась.
Надо с этим кончать, и чем скорее она расстанется с Эдвардом, тем лучше будет для всех.
Разумеется, без мелодраматических сцен. От свиданий с ним она будет отказываться, ссылаясь на всякие обстоятельства. Эдвард человек гордый, он быстро все поймет.
Айрин подошла к перилам площадки и прислушалась. В доме установилась полная тишина.
Проходя мимо комнаты, где спали мальчики, она приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.
Дети крепко спали на большой кровати при свете ночника. Она постояла над ними, почувствовала соленую влагу на губах и поняла, что плачет. Совсем расклеилась, подумала Айрин, досадуя на себя. Осушив глаза ладонями, она поправила одеяло, убрала стоявшие в ногах машины, которые подарил им Эдвард в канун Рождества, и тихонько вышла из комнаты.
Открыв дверь в свою комнату, Айрин потянулась к выключателю и чуть не вскрикнула, когда заметила в кресле большую темную фигуру. Рука ее повернула выключатель, и стало ясно, что это Эдвард сидит в кресле, выставленном на середину комнаты.
— Где проходила вечеринка? — спросил он насмешливо, оставаясь на месте.
— Какая вечеринка?
— В гостиной ты засыпала на ходу, а я жду тебя здесь уже больше получаса.
Потрясение, вызванное присутствием Эдварда в ее спальне, затмил гнев.
— Да, я действительно хотела спать, но пришлось разговаривать с матерью. Это что, преступление? Потом я проверила, как спят дети.
Вот все мои семейные обязанности перед сном, Эдвард. Я дочь и мать.
— Сегодня ты напоминала мне об этом неоднократно. — Глаза его смотрели холодно. — Собственно, поэтому я здесь.
— Тебе не стоило этого делать. — Айрин настороженно смотрела на него. — Уже первый час, и я устала.
— Не правда. — Эдвард говорил негромко, но в каждом его слове таилась угроза.
— Извини, я забыла, что ты здесь хозяин, — резко сказала Айрин. — И можешь всеми распоряжаться по своему усмотрению.
— Напрасно ты заговорила в таком тоне. Вторую половину дня ты провела так, словно меня вообще нет в этом доме. Я хочу знать почему.
На практике демонстрировала мне «два разных мира»? Если так, то это полная нелепица. Во всем мире люди объединяются, независимо от своего происхождения и положения в обществе. Тебе это хорошо известно.
— Я вкладывала в свои слова совсем другой смысл, а вовсе не происхождение и положение в обществе, — взорвалась Айрин, нервы не выдержали.
— Тогда какой смысл ты вкладывала? — Он резко поднялся и направился к ней. — Какой? — повторил он. — Только не надо мне снова твердить, что ты мать двоих детей. Они были у тебя с самого начала. Что изменилось?
Тебе известно, что я не сделаю ничего, что может причинить вред детям, огорчить их или нарушить их привычный уклад жизни. Не делай из меня эгоцентрика, диктатора, чудовища, мне это не нравится.
— Я не говорила, что ты чудовище, — мгновенно возразила Айрин.
— Не говорила, но дала мне понять своим сегодняшним поведением. — Он взъерошил волосы на голове, проведя по ним пятерней, знакомый ей жест отчаяния и гнева. — Черт возьми, я целый месяц хожу вокруг тебя на цыпочках. Я выслушивал от тебя оскорбления, сдерживал себя, сходил с ума. И все это ради чего? Чтобы ты продолжала смотреть на меня, как на человека, от которого каждую минуту со страхом ждешь какой-нибудь гадости!
— Все не так! Все не так! — восклицала Айрин, нервно расхаживая по комнате.
Эдвард следил за ней глазами.
— Нет, так, Айрин.
— Если ты так чувствовал, то зачем нужно было беспокоиться? — спросила Айрин, остановилась и посмотрела на него. — Назначать мне свидания? Дружить со мной? Встречаться как друзья? Ведь это была твоя идея!
— О, я хорошо все помню. Особенно наш первый ланч в ресторане, поверь мне. Уж его мне не забыть до конца своих дней! — Он вдруг привлек ее к себе и взял в кольцо рук. — Вспышка недоверия ко мне в машине из-за сущего пустяка, горящие зеленым огнем глаза, длинная юбка, облегающая твою попку так, что я потом неделю не мог заснуть от перевозбуждения. — Он взял ее за талию и тряхнул. — Когда ко мне подошли и сказали, что птичка упорхнула, мне надо было сразу выкинуть тебя из головы. Мне не нужно было создавать себе лишние трудности в жизни в виде маленькой русалки с веснушчатым носом. Но ты, словно заноза под кожей, не давала мне покоя.
Айрин смотрела на него во все глаза и молчала, не в состоянии произнести ни слова. Сейчас его глаза были стального цвета. Они пугали ее, но магнетизм его сильного тела был так велик, что все разумные доводы, которые она излагала матери, отступили на задний план. Тем не менее она сделала еще одну попытку.
— Это просто наваждение, — прошептала она замирающим голосом. — Ты сам должен понимать, что у нас ничего не получится. Мы слишком разные, Эдвард.
— Я слишком приблизился. В этом вся проблема, не так ли? — сказал он тихо.
Айрин сделала глубокий вдох.
— Да, — мужественно призналась она. — Твое общение с моей семьей не входило в наш уговор. Конечно, — спохватилась Айрин, — я благодарна тебе за все, что ты сделал для нас...
Больше ничего она сказать не успела, потому что рот ей закрыл жадный поцелуй Эдварда.
Айрин прижалась к нему всем телом, подчиняясь собственной острой потребности. А он целовал ее все более глубоко и страстно, разгоняя и подогревая ее кровь. Мелькнула слабая мысль, что надо бы остановиться, дабы не вступать в противоречие со своими мыслями и словами, но она тут же сгорела в пламени ее разгоравшегося желания. Пусть будет так, как суждено, пусть они расстанутся в скором времени, но сейчас она хочет его так сильно, что больше не может терпеть. Эта ночь будет принадлежать ей!
Освобожденная от мыслей голова кружилась, тело горело в предвкушении наслаждений. Она не помнила, как очутилась на кровати. Склонившись над ней, Эдвард творил чудеса с ее телом, о которых она мечтала по ночам.
Айрин с нетерпением ждала, когда он освободит ее от одежды. Наконец он снял с нее блузку, и первое прикосновение его губ к обнаженному телу можно было сравнить с ожогом.
— Ты прекрасна, Айрин, и сама этого не понимаешь.
Он целовал ее в глаза, щеки, губы, в шею, стонал от наслаждения, целуя ее грудь, и она вторила ему, охваченная пожаром страстного желания. Эдвард целовал ее плоский живот, когда, сгорая от нетерпения, Айрин притянула его к себе, расстегнула на нем рубашку и стала ласкать его тело. Айрин не узнавала себя. Она увидела его страстное лицо и содрогнулась. Такого Эдварда она еще не знала. Она дотянулась до ремня его джинсов, чтобы убрать разделявшую их последнюю преграду, но Эдвард остановил ее.
— Нет, Айрин.
Она не поверила своим ушам.
— Нет? — переспросила она недоверчиво.
Застонав, Эдвард лег на живот рядом с ней.
Айрин была настолько потрясена, что молчала, глядя на него и слушая его тяжелое дыхание. Он повернулся к ней лицом.
— Не смотри на меня так, — хрипло произнес он. — Не думай, что я не хочу тебя. Я схожу с ума, когда оказываюсь рядом с тобой. И с каждым днем становится все хуже. Но я не хочу, чтобы это произошло так примитивно. О совокуплении ты узнала во время своего замужества. Достаточно было прикоснуться к тебе, чтобы понять: твой муж не разбудил в тебе дремавшую женщину. Ты досталась мне девственно чистой, неуверенной в себе, потрясенной новизной незнакомых ощущений...
— Эдвард, ты забыл, что у меня двое детей.
Я не девственница.
Айрин то краснела, то бледнела, сидя на кровати рядом с лежавшим и смотревшим на нее Эдвардом. Почти обнаженная, она испытывала страшное унижение, какого в жизни еще не испытывала. Она отдавалась ему, а он отказался от нее!
— В каком-то смысле это так.
Он помолчал, наблюдая, как Айрин застегивает на себе блузку.
— Айрин, когда мы займемся любовью, а это, несомненно, произойдет, я хочу, чтобы ты была в полном согласии не только со своим телом, но и со своим разумом. Ты должна сознательно прийти к такому решению.
Надо с этим кончать, и чем скорее она расстанется с Эдвардом, тем лучше будет для всех.
Разумеется, без мелодраматических сцен. От свиданий с ним она будет отказываться, ссылаясь на всякие обстоятельства. Эдвард человек гордый, он быстро все поймет.
Айрин подошла к перилам площадки и прислушалась. В доме установилась полная тишина.
Проходя мимо комнаты, где спали мальчики, она приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.
Дети крепко спали на большой кровати при свете ночника. Она постояла над ними, почувствовала соленую влагу на губах и поняла, что плачет. Совсем расклеилась, подумала Айрин, досадуя на себя. Осушив глаза ладонями, она поправила одеяло, убрала стоявшие в ногах машины, которые подарил им Эдвард в канун Рождества, и тихонько вышла из комнаты.
Открыв дверь в свою комнату, Айрин потянулась к выключателю и чуть не вскрикнула, когда заметила в кресле большую темную фигуру. Рука ее повернула выключатель, и стало ясно, что это Эдвард сидит в кресле, выставленном на середину комнаты.
— Где проходила вечеринка? — спросил он насмешливо, оставаясь на месте.
— Какая вечеринка?
— В гостиной ты засыпала на ходу, а я жду тебя здесь уже больше получаса.
Потрясение, вызванное присутствием Эдварда в ее спальне, затмил гнев.
— Да, я действительно хотела спать, но пришлось разговаривать с матерью. Это что, преступление? Потом я проверила, как спят дети.
Вот все мои семейные обязанности перед сном, Эдвард. Я дочь и мать.
— Сегодня ты напоминала мне об этом неоднократно. — Глаза его смотрели холодно. — Собственно, поэтому я здесь.
— Тебе не стоило этого делать. — Айрин настороженно смотрела на него. — Уже первый час, и я устала.
— Не правда. — Эдвард говорил негромко, но в каждом его слове таилась угроза.
— Извини, я забыла, что ты здесь хозяин, — резко сказала Айрин. — И можешь всеми распоряжаться по своему усмотрению.
— Напрасно ты заговорила в таком тоне. Вторую половину дня ты провела так, словно меня вообще нет в этом доме. Я хочу знать почему.
На практике демонстрировала мне «два разных мира»? Если так, то это полная нелепица. Во всем мире люди объединяются, независимо от своего происхождения и положения в обществе. Тебе это хорошо известно.
— Я вкладывала в свои слова совсем другой смысл, а вовсе не происхождение и положение в обществе, — взорвалась Айрин, нервы не выдержали.
— Тогда какой смысл ты вкладывала? — Он резко поднялся и направился к ней. — Какой? — повторил он. — Только не надо мне снова твердить, что ты мать двоих детей. Они были у тебя с самого начала. Что изменилось?
Тебе известно, что я не сделаю ничего, что может причинить вред детям, огорчить их или нарушить их привычный уклад жизни. Не делай из меня эгоцентрика, диктатора, чудовища, мне это не нравится.
— Я не говорила, что ты чудовище, — мгновенно возразила Айрин.
— Не говорила, но дала мне понять своим сегодняшним поведением. — Он взъерошил волосы на голове, проведя по ним пятерней, знакомый ей жест отчаяния и гнева. — Черт возьми, я целый месяц хожу вокруг тебя на цыпочках. Я выслушивал от тебя оскорбления, сдерживал себя, сходил с ума. И все это ради чего? Чтобы ты продолжала смотреть на меня, как на человека, от которого каждую минуту со страхом ждешь какой-нибудь гадости!
— Все не так! Все не так! — восклицала Айрин, нервно расхаживая по комнате.
Эдвард следил за ней глазами.
— Нет, так, Айрин.
— Если ты так чувствовал, то зачем нужно было беспокоиться? — спросила Айрин, остановилась и посмотрела на него. — Назначать мне свидания? Дружить со мной? Встречаться как друзья? Ведь это была твоя идея!
— О, я хорошо все помню. Особенно наш первый ланч в ресторане, поверь мне. Уж его мне не забыть до конца своих дней! — Он вдруг привлек ее к себе и взял в кольцо рук. — Вспышка недоверия ко мне в машине из-за сущего пустяка, горящие зеленым огнем глаза, длинная юбка, облегающая твою попку так, что я потом неделю не мог заснуть от перевозбуждения. — Он взял ее за талию и тряхнул. — Когда ко мне подошли и сказали, что птичка упорхнула, мне надо было сразу выкинуть тебя из головы. Мне не нужно было создавать себе лишние трудности в жизни в виде маленькой русалки с веснушчатым носом. Но ты, словно заноза под кожей, не давала мне покоя.
Айрин смотрела на него во все глаза и молчала, не в состоянии произнести ни слова. Сейчас его глаза были стального цвета. Они пугали ее, но магнетизм его сильного тела был так велик, что все разумные доводы, которые она излагала матери, отступили на задний план. Тем не менее она сделала еще одну попытку.
— Это просто наваждение, — прошептала она замирающим голосом. — Ты сам должен понимать, что у нас ничего не получится. Мы слишком разные, Эдвард.
— Я слишком приблизился. В этом вся проблема, не так ли? — сказал он тихо.
Айрин сделала глубокий вдох.
— Да, — мужественно призналась она. — Твое общение с моей семьей не входило в наш уговор. Конечно, — спохватилась Айрин, — я благодарна тебе за все, что ты сделал для нас...
Больше ничего она сказать не успела, потому что рот ей закрыл жадный поцелуй Эдварда.
Айрин прижалась к нему всем телом, подчиняясь собственной острой потребности. А он целовал ее все более глубоко и страстно, разгоняя и подогревая ее кровь. Мелькнула слабая мысль, что надо бы остановиться, дабы не вступать в противоречие со своими мыслями и словами, но она тут же сгорела в пламени ее разгоравшегося желания. Пусть будет так, как суждено, пусть они расстанутся в скором времени, но сейчас она хочет его так сильно, что больше не может терпеть. Эта ночь будет принадлежать ей!
Освобожденная от мыслей голова кружилась, тело горело в предвкушении наслаждений. Она не помнила, как очутилась на кровати. Склонившись над ней, Эдвард творил чудеса с ее телом, о которых она мечтала по ночам.
Айрин с нетерпением ждала, когда он освободит ее от одежды. Наконец он снял с нее блузку, и первое прикосновение его губ к обнаженному телу можно было сравнить с ожогом.
— Ты прекрасна, Айрин, и сама этого не понимаешь.
Он целовал ее в глаза, щеки, губы, в шею, стонал от наслаждения, целуя ее грудь, и она вторила ему, охваченная пожаром страстного желания. Эдвард целовал ее плоский живот, когда, сгорая от нетерпения, Айрин притянула его к себе, расстегнула на нем рубашку и стала ласкать его тело. Айрин не узнавала себя. Она увидела его страстное лицо и содрогнулась. Такого Эдварда она еще не знала. Она дотянулась до ремня его джинсов, чтобы убрать разделявшую их последнюю преграду, но Эдвард остановил ее.
— Нет, Айрин.
Она не поверила своим ушам.
— Нет? — переспросила она недоверчиво.
Застонав, Эдвард лег на живот рядом с ней.
Айрин была настолько потрясена, что молчала, глядя на него и слушая его тяжелое дыхание. Он повернулся к ней лицом.
— Не смотри на меня так, — хрипло произнес он. — Не думай, что я не хочу тебя. Я схожу с ума, когда оказываюсь рядом с тобой. И с каждым днем становится все хуже. Но я не хочу, чтобы это произошло так примитивно. О совокуплении ты узнала во время своего замужества. Достаточно было прикоснуться к тебе, чтобы понять: твой муж не разбудил в тебе дремавшую женщину. Ты досталась мне девственно чистой, неуверенной в себе, потрясенной новизной незнакомых ощущений...
— Эдвард, ты забыл, что у меня двое детей.
Я не девственница.
Айрин то краснела, то бледнела, сидя на кровати рядом с лежавшим и смотревшим на нее Эдвардом. Почти обнаженная, она испытывала страшное унижение, какого в жизни еще не испытывала. Она отдавалась ему, а он отказался от нее!
— В каком-то смысле это так.
Он помолчал, наблюдая, как Айрин застегивает на себе блузку.
— Айрин, когда мы займемся любовью, а это, несомненно, произойдет, я хочу, чтобы ты была в полном согласии не только со своим телом, но и со своим разумом. Ты должна сознательно прийти к такому решению.