Моэм Уильям Сомерсет. Край света

может понять услышанное.
-- Ты что хочешь сказать? -- воскликнула она.
-- Это напечатано в газете. Он умер на корабле. Его похоронили в море.
Она вдруг пронзительно вскрикнула и рухнула на пол. Она была в глубоком
обмороке.
-- Вайолет,-- закричал он, опустился на колени, приподнял ее голову.--
Эй, кто там, ко мне!
Слуга, испуганный потрясенным голосом хозяина, вбежал в комнату, и
Саффари велел принести бренди. С трудом он влил немного меж сомкнутых губ
жены. Вайолет открыла глаза, но едва вспомнила, что произошло, они потемнели
от муки. Лицо скривилось, будто у ребенка, готового разразиться слезами.
Саффари взял ее на руки и положил на софу. Она отвернулась.
-- Ох, Том, это неправда. Этого не может быть.
-- Боюсь, что правда.
-- Нет, нет, нет.
Она разразилась слезами. Судорожно рыдала. Слушать эти рыдания было
нестерпимо. Саффари не знал, что делать. Он опустился на колени подле жены,
пытался ее успокоить. Он хотел ее обнять, но она неожиданно его оттолкнула.
-- Не тронь меня! -- крикнула она, да так резко, что он испугался.
Он поднялся с колен.
-- Постарайся не слишком расстраиваться, дорогая,-- сказал он.-- Я
знаю, это страшный удар. Нобби был один из самых лучших.
Она зарылась лицом в подушки и горько плакала. Тому Саффари было
мучительно видеть, как ее сотрясают неудержимые рыдания. Она была вне себя.
Он ласково положил руку ей на плечо.
-- Милая, не надо так убиваться. Тебе это вредно.
Она стряхнула его руку.
-- Оставь меня, Бога ради, в покое! -- воскликнула она.-- О, Хэл, Хэл.
-- Саффари никогда не слышал, чтобы она так называла его умершего друга.
Конечно, его имя Хэролд, но все звали его Нобби.-- Как мне быть? --
причитала Вайолет.-- Я этого не вынесу. Не вынесу я.
Теперь Тома Саффари взяла досада. Такое горе -- это уж чересчур. Обычно
Вайолет куда сдержанней. Видно, все этот проклятый климат. Женщины тут
делаются нервные, легко теряют равновесие, Вайолет уже четыре года не была
дома. Теперь она больше не прятала лицо. Лежала на самом краю софы, того
гляди упадет, от нестерпимого горя рот раскрыт, из глаз, что уставились в
одну точку, катятся слезы. Совсем стала как безумная.
-- Выпей еще немного бренди,-- сказал он.-- Постарайся взять себя в
руки, дорогая. Сколько ни убивайся, Нобби все равно уже ничем не помочь.
Вайолет вдруг вскочила и оттолкнула его. И с ненавистью на него
посмотрела.
-- Уйди, Том. Не нужно мне твое сочувствие. Я хочу побыть одна.
Она метнулась к креслу, опустилась в него. Откинула голову, несчастное
побелевшее лицо исказила мучительная гримаса.
-- Ох, как несправедливо,-- простонала она. -- Что теперь будет со
мной? О Господи, лучше б мне умереть.
-- Вайолет.
В его голосе прорвалась боль. Он тоже был на грани слез. Она
нетерпеливо топнула ногой.
-- Уходи. Я же сказала, уходи.
Он вздрогнул. Уставился на нее, и вдруг у него перехватило дыхание. По
его массивному телу прошла дрожь. Он шагнул к ней, остановился, но все не
спускал глаз с ее белого, исполненного мукой лица; он так на нее смотрел,
будто что-то в ее лице его ошеломило. Потом опустил голову и, ни слова не
сказав, вышел из комнаты. Прошел в маленькую гостиную в глубине дома и
тяжело опустился на стул. Сидел и думал. Скоро прозвучал гонг, призывающий к
ужину. А он ведь не искупался. Кинул взгляд на руки. Нет, не до мытья ему. И
медленно направился в столовую. Велел слуге пойти сказать Вайолет, что ужин
готов. Слуга вернулся и объявил, что она ничего не желает.
-- Ну ладно. Тогда подавай мне,-- сказал Саффари.
Он налил Вайолет тарелку супу, положил тост, а когда подали рыбу,
положил кусок на тарелку для нее и велел слуге ей отнести. Но тот мигом все
принес обратно.
-- Мэм говорит, она ничего не хочет,-- сказал он.
Саффари ужинал один. Ел по привычке, вяло, одно знакомое блюдо за
другим. Выпил бутылку пива. Когда кончил, слуга принес ему чашку кофе, и он
закурил черуту. Он сидел не шевелясь, пока не кончил. Он думал. Наконец
встал и вернулся на большую веранду, где они всегда сидели. Вайолет,
по-прежнему съежившись, полулежала в кресле. Глаза ее были закрыты, но,
услышав его шаги, она их открыла. Он взял легкий стул и сел напротив нее.
-- Кем был тебе Нобби, Вайолет? -- спросил он.
Она чуть вздрогнула. Отвела глаза, но ничего не сказала.
-- Я никак не возьму в толк, почему ты пришла в такое отчаяние, услыхав
о его смерти.
-- Это ужасный удар.
-- Конечно. Но как-то странно, чтобы из-за смерти просто друга вот так
совсем потерять себя.
-- Не понимаю, что ты говоришь,-- сказала Вайолет.
Она с трудом произносила слова, он видел, губы ее дрожат.
-- Я никогда не слышал, чтобы ты называла его Хэл. Даже его жена звала
его Нобби.
Вайолет ничего не ответила. Глаза ее, полные горя, уставились в
пустоту.
-- Посмотри на меня, Вайолет.
Она слегка повернула голову и равнодушно взглянула на него.
-- Он был твоим любовником?
Она закрыла глаза, и из них покатились слезы. Рот был странно
искривлен.
-- Тебе совсем нечего сказать?
Она помотала головой.
-- Ты должна мне ответить, Вайолет.
-- Я не в силах сейчас с тобой разговаривать, -- простонала она. -- Как
можно быть таким бессердечным?
-- Боюсь, я не очень способен сейчас тебе сочувствовать. Нам надо
поговорить начистоту теперь же. Дать тебе воды?
-- Ничего я не хочу.
-- Тогда ответь на мой вопрос.
-- Ты не имеешь права спрашивать об этом. Это оскорбительно.
-- Ты что ж, хочешь, чтоб я поверил, будто такая женщина, как ты,
услыхав о смерти знакомого, способна упасть в обморок, а придя в себя,
станет так вот заливаться слезами? В такое отчаяние не впадают даже из-за
смерти своего единственного ребенка. Когда мы узнали о смерти твоей матери,
ты, конечно, плакала, и я знаю, тебе было очень горько, но ты искала
утешения у меня и говорила, ты не знаешь, что бы стала делать без меня.
-- Но сегодня это такая ужасная неожиданность.
-- Смерть твоей матери тоже была неожиданной.
-- Ну конечно же, я очень любила Нобби.
-- Как именно любила? Так любила, что, услыхав о его смерти, сама не
ведала, что говоришь? Почему ты сказала, что это несправедливо? Почему
сказала: "Что теперь будет со мной?"
Вайолет глубоко вздохнула. Повернула голову в одну сторону, в другую,
точно овца, которая старается не угодить в руки мясника.
-- Не думай, будто я совсем уж дурак, Вайолет. Говорю тебе, не может
быть, чтобы ты была так потрясена, если б между вами ничего не было.
-- Ну хорошо, если ты так думаешь, зачем же тогда мучишь меня
вопросами?
-- Дорогая моя, что толку недоговаривать. Так дело не пойдет. Как
по-твоему, что чувствую я?
При этих словах она посмотрела на него. До этой минуты она совсем о нем
не думала. Слишком была поглощена своим несчастьем, не до него ей было.
-- Я так устала, --со вздохом сказала она.
Он наклонился к ней, схватил за руку.
-- Говори! -- потребовал он.
-- Ты делаешь мне больно.
-- А как насчет меня? Думаешь, мне не больно? Как ты можешь заставлять
меня так страдать?
Он отпустил ее руку, вскочил. Прошел в другой конец веранды, потом
обратно. Казалось, при этом в нем вдруг вспыхнула ярость. Он схватил Вайолет
за плечи, рывком поставил на ноги. Стал ее трясти.
-- Если не скажешь мне правду, я тебя убью, -- кричал он.
-- Хорошо бы, -- сказала она.
-- Он был твоим любовником?
-- Да.
-- Шлюха ты.
Одной рукой все удерживая ее, чтобы она не могла ускользнуть, Саффари
другой рукой размахнулся и несколько раз подряд с силой ударил ее по щеке.
Ее бросило в дрожь, но она не уклонилась, не вскрикнула. А он все бил и бил.
И вдруг почувствовал, что она вся как-то отяжелела, отпустил ее, и она без
чувств рухнула на пол. Страх объял его. Он наклонился, тронул ее, позвал по
имени. Она не шевельнулась. Он поднял ее, снова усадил в кресло, из которого
так недавно вырвал. Бренди, что слуга принес, когда она в первый раз
потеряла сознание, был еще в комнате, и Саффари взял его, попытался силой
влить ей в рот. Она поперхнулась, бренди разлился по подбородку, по шее. На
бледном лице одна щека наливалась лиловато-синим от ударов его тяжелой руки.
Короткий вздох вырвался у нее, и она открыла глаза. Поддерживая ее голову,
он опять поднес стакан к ее губам, и она чуть пригубила спиртного. Саффари
смотрел на нее тревожно и покаянно.
-- Прости меня, Вайолет. Я этого не хотел. Мне отчаянно стыдно. Никогда
не думал, что могу пасть так низко, ударить женщину.
Она была сейчас невероятно слаба, и лицо болело, однако губы тронула
улыбка. Бедняга Том. Это так на него похоже. Он так чувствовал. А как
возмущен он был бы, если б его спросили, почему мужчине нельзя ударить
женщину. Но Саффари, увидев этот проблеск улыбки, счел его доказательством
ее неукротимого мужества. Господи, какая же она отважная, эта маленькая
женщина. Да, жертвой ее не назовешь.
-- Дай мне сигарету,-- сказала Вайолет.
Саффари достал из портсигара сигарету и сунул ей в рот. Раза три
безуспешно щелкнул зажигалкой. Ничего не получалось.
-- Не лучше ли взять спичку? -- сказала Вайолет.
На миг она забыла о надрывающем душу горе, и ей стало даже забавно.
Саффари взял со стола коробок и поднес к ее сигарете зажженную спичку.
Вайолет затянулась, и ей сразу же стало легче.
-- Просто не могу тебе сказать, как мне стыдно, Вайолет,-- вымолвил
Саффари.-- Я сам себе противен, не знаю, что на меня нашло.
-- Да ничего страшного. Все вполне естественно. Почему бы тебе не
выпить? Тебе полегчает.
Ни слова не говоря, сгорбленный, словно его придавила тяжкая ноша, он
выпил бренди с содовой. Потом, все так же молча, сел. Вайолет смотрела, как
поднимаются голубые колечки дыма.
-- Как ты поступишь? -- спросила она наконец.
Он устало, безнадежно пожал плечами.
-- Поговорим об этом завтра. Сегодня тебе это не под силу. Как докуришь
сигарету, тебе лучше лечь в постель.
-- Ты уже достаточно знаешь, лучше узнать все.
-- Не сейчас, Вайолет.
-- Нет, сейчас.
Она заговорила. Саффари слышал слова, но едва ли их понимал. Ощущение у
него было такое, как у человека, который любовно построил себе дом и думал
прожить в нем всю жизнь, а потом вдруг видит, как, непонятно почему,
являются мастера по сносу домов и кирками и тяжелыми молотами начинают
крушить комнату за комнатой, пока не превращают прекрасное жилище в груду
обломков. Самое ужасное, что все это дело рук Нобби Кларка. Они с Нобби
приехали в эти места на одном корабле и поначалу работали на одной
плантации. Молодого управляющего, у которого служили, они прозвали холуем, и
на улицах Сингапура он выделялся фетровой шляпой и пальто цвета хаки с
подвернутыми на запястьях рукавами. Зеленые юнцы, они слонялись по улицам,
во все глаза смотрели по сторонам, китайцы навязывали им всякий хлам,
привезенный из Бирмингема, они его покупали, думая, что это восточные
диковинки, и посылали домой; сидели в гостиных дешевых отелей, без конца
пили виски с содовой и, проведя вечер в кино, нанимали рикш и катили на ночь
в китайский квартал. Том и Нобби были неразлучны. Том -- крупный, могучий,
простодушный, честный, трудолюбивый; Нобби постоянно отпускал шуточки, а Том
хохотал. Первым женился Том. Он познакомился с Вайолет, когда поехал в
отпуск. Дочь врача, убитого на войне, она была гувернанткой в семье живущей
там же где отец Тома. Том влюбился в нее оттого, что она совсем одна на
свете, и его нежное сердце сжималось при мысли о том, какая ее ожидает
бесцветная жизнь. А Нобби женился оттого, что женился Том и без друга он
чувствовал себя совсем потерянным, женился на девушке, которая приехала на
Восток провести зиму у родственников. В ту пору Инид Кларк была очень
хорошенькая блондиночка с круглым личиком, она еще и сейчас хорошенькая,
хотя ее кожа, прежде чистая и свежая, поблекла; но уж очень у нее маленький,
незначительный, безвольный подбородок и в профиле что-то овечье. У нее
красивые соломенные волосы, совсем прямые -- в тамошней влажной жаре
волнистость не удерживалась -- и зеленовато-голубые глаза. Хотя было ей
всего двадцать шесть, она уже выглядела усталой. Через год после свадьбы она
родила, но ребенок прожил всего два года. Как раз тогда Том Саффари сумел
устроить Нобби управляющим на соседней плантации. Мужчинам приятно было
возобновить былую дружбу, а их жены, которые до тех пор едва знали друг
друга, скоро подружились. Они обменивались выкройками, одалживали друг другу
слуг и посуду, когда собирали гостей. Все четверо виделись каждый день.
Всюду ходили вместе. Том Саффари считал, что это замечательно.
Странное дело, но три года Вайолет и Нобби Кларк состояли в таких вот
дружеских отношениях и только потом влюбились друг в друга. Ни он, ни она не
подозревали о приближающейся любви. Ни он, ни она не подозревали, что
удовольствие, которое они испытывают в обществе друг друга, свидетельствует
не просто о случайной дружбе двух людей, оказавшихся вместе волею
обстоятельств. Бывая вместе, они испытывали не какую-то особую радость, но
безмятежное чувство покоя. Если в какой-нибудь день они не виделись, обоим
делалось как-то скучно. Казалось, это вполне естественно. Ведь они вместе
играли в разные игры. Вместе танцевали. Подшучивали друг над другом. Можно
было подумать, будто чувство открылось им случайно. В тот вечер они все
вместе потанцевали в клубе и возвращались в автомобиле Саффари. Им было по
пути, и Том хотел довезти Кларков до дому. Вайолет и Нобби сидели на заднем
сиденье. Нобби изрядно выпил, но пьян не был. Руки их нечаянно
соприкоснулись, и Нобби задержал ее руку в своей. Оба молчали. Оба очень
устали. Но опьянение от выпитого шампанского тотчас прошло, Нобби совершенно
отрезвел. Оба мигом поняли, что отчаянно влюблены друг в друга, и притом
осознали, что никогда еще не были влюблены. У бунгало Кларков Том сказал;
-- Пересядь лучше ко мне, Вайолет.
-- Я ужасно устала, не могу шевельнуть пальцем, -- сказала она.
В ногах была такая слабость, что она подумала, ей никогда не встать.
Когда назавтра они встретились, ни один не помянул о случившемся, но
оба знали: произошло неизбежное. Они вели себя друг с другом как обычно,-- и
так продолжалось многие недели, -- но чувствовали, что все теперь по-иному.
Наконец естество взбунтовалось, и они стали любовниками. Но им казалось, что
в их отношениях плотские узы играют самую последнюю роль, и в самом деле, их
образ жизни не давал возможности, разве что очень изредка, наслаждаться
близостью. Довольно того, что они виделись каждый день, правда не наедине;
взгляд, прикосновение руки убеждали их в любви, а только это и было им
важно. Плотская близость всего лишь подтверждала союз их душ.
О Томе и Инид они разговаривали редко. Если им случалось посмеяться над
слабостями тех двоих, они смеялись беззлобно. Если б они дали себе труд
задуматься, им, наверно, показалось бы странно, что два человека, которых
они постоянно видят, вовсе перестали для них существовать. Отношения с ними
превратились в ту жизненную рутину, которую никто не замечает, вроде бритья,
одеванья и еды трижды в день. Они испытывали к ним нежность. Даже старались
их порадовать, как постарались бы порадовать прикованного к постели
инвалида, -- ведь счастье их так велико, и любовь велит делать все возможное
для тех, кому не так повезло в жизни. Угрызений совести они не испытывали.
Слишком они были поглощены друг другом, не до раскаяния им было. Приятно
однообразную жизнь, какой они жили так долго, теперь захватывающе озарила
красота.
А потом произошло событие, которое их ужаснуло. Компания, в которой
служил Том, вступила в переговоры, намереваясь купить огромные каучуковые
плантации на Британском Северном Борнео, и предложила Тому стать там
управляющим. Работа несравненно лучше нынешней, с окладом выше, а поскольку
там у него будут помощники, ему не придется работать так напряженно, как
сейчас. Саффари принял предложение. И Кларку и Саффари предстоял отпуск, и
обе пары загодя условились ехать домой вместе. Уже были забронированы места
на пароходе. Теперь все изменилось. Том не сможет уехать, по крайней мере,
ближайший год. К тому времени, когда Кларки вернутся, чета Саффари уже
поселится на Борнео. Вайолет и Нобби, не долго думая, решили, что выход
только один. Пока они были уверены, что можно видеться постоянно, пока
чувствовали, что впереди бездна времени, а будущее освещено счастьем,
которому нет пределов, они готовы были оставить все как есть, несмотря на
препятствия, что мешали наслаждаться любовью, но они и помыслить не могли о
расставанье. Было решено бежать, и тогда вдруг показалось, что каждый день,
отделяющий их от времени, когда они смогут быть вместе всегда и постоянно,--
потерянный день. Любовь приобрела иной облик. Всепоглощающая страсть
охватила их и уже не оставляла никаких чувств для других. Боль, которую они
неизбежно причинят Тому и Инид, уже мало их заботила. Это неприятно, но
неизбежно. Они все тщательно продумали. Нобби отправится в Сингапур якобы по
делу, а Вайолет скажет Тому, что хочет провести недельку у друзей, живущих в
той же стороне, и присоединится к нему. Они отправятся на Яву, а оттуда
пароходом в Сидней. В Сиднее Нобби постарается подыскать работу. Когда
Вайолет сказала Тому, что Маккензи пригласили ее провести у них несколько
дней, он обрадовался.
-- Это замечательно. Тебе, по-моему, необходимо переменить обстановку,
дорогая,-- сказал он.-- Мне кажется, у тебя последнее время немного усталый
вид.
Он нежно погладил ее по щеке. Его нежность болью отозвалась у нее в
сердце.
-- Ты всегда так добр ко мне, Том,-- сказала она, и ее глаза вдруг
наполнились слезами.
-- Ну а как иначе я могу к тебе относиться. Такую как ты, не сыщешь в
целом свете.
-- Ты был счастлив со мной эти восемь лет?
-- Безгранично.
-- Ну, это что-нибудь да значит, верно? Этого у тебя уже никто не
отнимет.
Он легко утешится, уверяла она себя, такой уж он человек. Он любит
женщин и, вновь оказавшись свободным, довольно скоро найдет женщину, на
которой захочет жениться. И с новой женой будет так же счастлив, как был с
ней. Возможно, он женится на Инид. Инид существо несамостоятельное, такие ее
раздражали, и ей казалось, та не способна на глубокое чувство. Самолюбие
Инид будет уязвлено, а сердце не разобьется. Но сейчас, когда жребий брошен,
все оговорено и назначен день, ее охватила тревога. Нахлынуло раскаяние. Вот
если б можно было не причинять такое ужасное горе этим двум людям, Вайолет
дрогнула.
-- Мы очень хорошо тут жили, Том,-- сказала она.-- Не знаю даже,
разумно ли все это покидать. Мы меняем уверенность неизвестно на что.
-- Детка моя дорогая, такой случай выпадает один раз на миллион, и
денег гораздо больше.
-- Деньги еще не все. Счастье важнее.
--Знаю, но с какой стати нам думать, будто на Борнео мы не будем так же
счастливы, как здесь. К тому же у меня нет выбора. Я себе не хозяин.
Правление хочет, чтобы я поехал, вот и все.
Вайолет вздохнула. У нее тоже не было выбора. Она пожала плечами. Это
отвратительно -- причинять людям боль, но иногда ничего не поделаешь. Для
нее Том значил не больше, чем случайный попутчик в поездке, который с ней
вежлив; и было бы нелепо требовать, чтобы она пожертвовала жизнью ради него.
Кларки должны были отплыть в Англию через две недели, и это определило
день побега. Время шло. Вайолет была беспокойна и взволнованна. С радостью
почти болезненной она предвкушала покой, который обретет, когда они окажутся
на борту парохода и заживут жизнью, которая наконец-то принесет ей истинное
счастье.
Она принялась паковать вещи. У друзей, к которым она якобы ехала,
постоянно бывают гости, и под этим предлогом она могла взять с собой
особенно много нарядов. Отправлялась она на следующий день. Было одиннадцать
часов утра, и Том обходил свои владения. Вошел слуга, сказал, что ее хочет
видеть миссис Кларк, и ее окликнула Инид. Вайолет поспешно закрыла чемодан и
вышла на веранду. К ее удивлению, Инид кинулась к ней, обняла за шею, стала
горячо целовать. Вайолет взглянула на Инид -- ее обычно бледные щеки пылали,
глаза сияли. Она разразилась слезами.
-- Инид, милая, что случилось? -- воскликнула Вайолет.
В первую минуту она испугалась, что Инид все знает. Но Инид
взволновалась от радости, ни ревность, ни гнев тут были ни при чем.
-- Я прямо от доктора Хэрроу,-- сказала она.-- Я ничего не хотела
говорить. У меня уже были две-три ложные тревоги, но на этот раз он говорит,
все в порядке.
У Вайолет похолодело на сердце.
-- Ты что хочешь сказать? Уж не собираешься ли ты...
Она посмотрела на Инид, и та кивнула.
-- Да, он говорит, на этот раз никаких сомнений. Он говорит, уже, по
крайней мере, три месяца. Ох, Вайолет, я безумно счастлива.
Инид опять кинулась в объятия Вайолет и со слезами прильнула к ней.
-- Ну, милая, не плачь.
Вайолет чувствовала, что сама побледнела как смерть, понимала, что,
если тотчас не возьмет себя в руки, она упадет в обморок.
-- Нобби знает?
-- Нет, я ни слова ему не сказала. Он прежде так был разочарован. Когда
малыш умер, он весь исстрадался. И так хотел, чтобы я еще родила.
Вайолет заставила себя произносить все положенные слова, но Инид не
слушала. Ей хотелось подробно рассказать про свои надежды и страхи, про все
симптомы, а потом про разговор с доктором. Она говорила и говорила без
умолку.
-- Когда ты думаешь сказать Нобби? -- спросила наконец Вайолет.--
Сейчас, когда придет домой?
-- Ох, нет, с обхода он возвращается усталый и голодный. Подожду до
вечера, скажу после обеда.
Вайолет не дала прорваться раздражению. Инид хочет торжественно
преподнести новость и выбирает подходящую минуту, но ведь это так
естественно. Удачно, можно будет первой увидеть Нобби. Едва отделавшись от
Инид, она ему позвонила. Она знала, что по дороге домой он всегда
заглядывает в свою контору, и передала, чтобы он ей позвонил. Вот только
боязно, успеет ли позвонить до возвращения Тома, но попробовать стоило.
Раздался звонок, а Том еще не вернулся.
-- Хэл?
-- Да.
-- Ты можешь быть в хижине в три?
-- Да. Что-нибудь случилось?'
-- Скажу, когда увидимся. Не волнуйся.
Она повесила трубку. Хижиной называли хибарку на плантации Нобби, куда
она могла без труда дойти и где они изредка встречались. В рабочее время
мимо проходили кули, там не уединишься, но все же можно было увидеться и
перекинуться несколькими словами, не вызывая лишних толков. В три Инид будет
отдыхать, а Том -- работать у себя в конторе.
Когда Вайолет вошла, Нобби уже был в хижине. Он взглянул на нее
испуганно и удивленно.
-- Вайолет, у тебя в лице ни кровинки.
Она протянула ему руку. Они никогда не знали, кто видит их в эту
минуту, и потому вели себя так, будто находятся на людях.
-- Утром ко мне зашла Инид. Тебе она скажет вечером. Я подумала, надо
тебя предупредить. Она ждет ребенка.
-- Вайолет!
Он смотрел на нее с ужасом. Она заплакала. Они никогда не разговаривали
об его отношениях с женой и ее с мужем. Этой темы они избегали -- слишком
она была болезненна для обоих. Вайолет понимала, что за жизнь она ведет; она
удовлетворяла желания мужа; но оттого, что никакой радости ей это не
доставляло, она с чисто женским странным равнодушием не придавала этому
значения; но почему-то убедила себя, что у Хэла в семье по-другому. Сейчас
он интуитивно почувствовал, как глубоко ранило ее то, что она узнала. Он
попытался оправдаться.
-- Милая, я ничего не мог поделать.
Вайолет тихонько плакала, а он смотрел на нее несчастными глазами.
-- Я понимаю, это выглядит ужасно,-- сказал он.-- Но что мне было
делать? Ведь не было у меня никаких причин...
Вайолет не дала ему договорить.
-- Я тебя не виню. Это было неизбежно. Просто я дура, оттого мне так и
больно.
-- Милая!
-- Надо было нам уехать два года назад. Какое это было безумие --
думать, будто так может продолжаться без конца.
-- Ты уверена, что Инид не ошиблась? Однажды, три или четыре года назад
ей уже показалось, будто она в положении.
-- О нет, не ошиблась. Она страшно счастлива. Она говорит, ты безумно
хотел ребенка.
-- Это прямо как гром среди ясного неба. Я все никак не могу
опомниться.
Вайолет посмотрела на него. Он не отрывал встревоженных усталых глаз от
усыпанной листьями земли. Она чуть улыбнулась.
-- Бедный Хэл,-- с глубоким вздохом произнесла Вайолет.-- Ничего тут не
поделаешь. Теперь нам конец.
-- Что это значит? -- воскликнул он.
-- Ох, мой дорогой, теперь ты ведь не можешь ее оставить, верно? Раньше
все бы еще ничего. Она бы погоревала, а потом утешилась. Но теперь все
иначе. Для женщины это и так не самое легкое время. Месяц за месяцем ей
неможется. Ей нужна любовь. Забота. Бросить ее, чтобы она со всем этим
справлялась одна, было бы ужасно. Нельзя поступить так не по-людски.
-- Ты что же, хочешь, чтобы я вернулся с ней в Англию?
Вайолет скорбно кивнула.
-- Нам повезло, что ты уезжаешь. Когда ты уедешь и мы не будем каждый
день видеться, станет легче.
-- Но я уже не могу без тебя.
-- О нет, можешь. Должен. Я могу. А мне будет трудней, чем тебе, ведь я
остаюсь и лишаюсь всего.
-- Ох, Вайолет, это немыслимо.
-- Дорогой мой, что толку спорить. Как только она мне сказала, я
поняла, что это означает для нас. Потому и хотела увидеть тебя раньше, чем
она. Боялась, как бы от неожиданности ты не проговорился. Ты ведь знаешь, я
люблю тебя больше всего на свете. Она никогда не делала мне ничего дурного.
Не могу я сейчас отнять тебя. Нам с тобой не повезло, но так уж оно
случилось, не посмею я совершить такую подлость.