Страница:
Итак, работы по компьютерному представлению биосферных процессов глобального масштаба и проблемам оценки последствий крупномасштабной ядерной войны, завершились однажды моей отставкой. Но я перенес ее довольно спокойно, поскольку у меня оказался поготовленным широкий фронт работ, носящих методический и методологический характер.
Все к лучшему, что происходит в этом лучшем из миров. Оказавшись на едине с компьютером, я получил ту свободу для размышлений, которой у меня раньше никогда не было. И я ей воспользовался. Но это уже другая тема.
Глава XI. МОЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КАРЬЕРА
ПОМЯНЕМ МАРКА ТВЕНА
Мне помнится, что у Марка Твена есть прелестный рассказ о том, как он редактировал сельскохозяйственную газету и что из этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем мог произойти не только в Америке. Мало ли кто и почему, например у нас, становился редактором той или иной газеты. Так ли уж важны компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более весомые качества, позволяющие невежде занять важный пост в средствах массовой информации. Ну, а что из этого получается, мы тоже знаем по собственному, чаще всего, горькому опыту. И вряд ли надо приводить примеры. Поэтому рассказ Марка Твена нас развлекает, как и литературное мастерство автора, но вряд ли он способен нас удивить необычностью ситуации - у нас могло бы быть даже и почище!.
Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном и которое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Никита Николаевич, различающий сельдерей от петрушки только по вкусу, мог стать действительным членом сельскохозяйственной академии только в Советском Союзе и нигде больше.
Несмотря на все юмористическое, что есть в этой истории, она, на самом деле, заняла в моей деятельности и судьбе весьма значительное место. История моего превращения в сельскохозяйственного академика началась довольно давно и помогла мне понять много важного о жизни моей страны. Это оказалось необходимым, прежде всего, мне самому, когда, как и любому гражданину, пришла пора задуматься о том, какими путями-дорогами нам выходить из того болота, в который нас загнала судьба.
Но обо всем по-порядку.
ОБ ИВАНЕ НИКОЛОВЕ И ПОЛЬЗЕ ОТДЫХА НА ЗОЛОТОМ БЕРЕГУ
В Болгарии живет и работает один очень интересный человек - профессор политической экономии Иван Николов, по русски Иван Николаевич. В семидесятые и восмидесятые годы он был директором института управления при ЦК БКП. По тем временам Иван Николаевич был вольнодумцем, позволял себе по каждому поводу иметь собственное мнение и по этой причине болгарские власть имущие, его не очень жаловали. Но у него была блестящая гражданская и партийная биография. Был он, и подпольщиком, и партизаном, воевал с фашистами еще тогда, когда Болгария была союзницей Гитлера. Да и специалист он был известный. И не только в Болгарии. Так, например, он был первым из известных мне экономистов, которые стали выступать с критикой официально принятой в социалистических странах интерпретации понятия общенародной собственности. Если к этому добавить, что несмотря на все сложности характера, Николов был человеком открытым и порядочным, то станет понятным, почему он пользовался уважением и симпатиями болгарской интеллигенции и был нелюбим начальством. Пользовался он известностью и авторитетом в определенных, в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что также было немаловажным.
Одним словом, начальство его не любило, но и не трогало на престижном посту директора цековского института. Да и тронуть его в то время было не просто. Однажды, все-таки Живков нашел способ его отстранить от должности и назначить вместо него Огняна Панова - человека совершенно другого калибра, вполне заурядного, зато послушного. Но это все произошло позднее и к моему рассказу непосредственного отношения не имеет.
Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут и общие дела, особенно после того, как я принял на себя заведование кафедрой информатики в Академии Народного хозяйства. И общие, по тем временам крамольные взгляды по многим политическим и экономическим вопросам. Немаловажное значение имело и то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному поколению. Но самым главным объединяющим началом была обоюдная любовь к природе, к туризму, спорту. В шестидесятые и семидесятые годы я часто бывал в Болгарии и мы много с ним ходили по полонинам Пирина, ездили на его родину, в столицу Болгарской Македонии, город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Греции, Болгарии и Югославии. Там же в Петриче нас приняла слепая "ясновидящая", которая с удивительным пониманием рассказала мне о моем собственном внутреннем мире.
Однажды зимой мы с Иваном Николовым сделали попытку подняться на главную вершину Риллы - Малевицу. Нам тогда было лет по 50 и мы были во вполне приличной альпинистской форме. Однако был туман, шел плотный снег и на гребне, мы просто не нашли вершину - заветного тура. Но зато чуть было не попали в страшную лавину, которая прогрохотала от нас в десятке метров. А вечером в горной хиже - так по болгарски называют хижины, во множестве разбросанные по склонам рильского хребта, отогревались болгарской сливовицей и вспоминали опасные перепетии неудавшегося восхождения двух старых альпинистских "зубров". Иван поднял тогда рюмку за здоровье прекрасной и вечно юной красавицы Малевицы, отвергнувшей притязания двух стариков. Одним словом, у нас было немало оснований для взаимного интереса, взаимного времяпрепровождения и взаимной симпатии.
И вот однажды Иван Николов пригласил меня приехать в Боллгарию. На этот раз не для работы, а "просто так" - отдохнуть, причем вместе с женой. Конечно приглашение, как это было принято по тем временам, исходило не только от него, а было согласовано с болгарскими "инстанциями". Вернее, приглашал он сам по телефону, но затем, дней через 10-15 последовало официальное приглашение: ЦК БКП меня приглашало вместе с супругой провести 18 дней в санатории ЦК на берегу Черного моря.
Получив такое высокое приглашение, я отправился в Президиум Академии оформлять необходимые документы. Но не тут то было: оказывается, что в служебные заграничные командировки, причем, за счет Академии, я ездить имею право. А вот просто так - покупаться в море - ни, ни! Даже по приглашению братской компартии (приглашение было подписано одним из секретарей ЦК). Дело в том, что по характеру своей работы в Вычислительном Центре Академии Наук, мне полагался допуск к секретной работе самой высокой формы. А подобным засекреченным персонам отдыхать и развлекаться можно было только дома. Вот так!
Сначала я был в отчаянии. Отпуск я уже оформил и деньги за билет отдал. Но потом меня осенило - такое бывает иногда и с ученой братией. Я позвонил в Болгарию Ивану и эзоповским языком объяснил что и как? Иван Николаевич все мгновенно понял (просек, как тогда говорила моя младшая дочь) и через несколько дней я получил еще одну теллеграмму. В ней я приглашался на целый месяц в ивановский институт для чтения лекций и совместной работы. Вот так. И больше никаких вопросов с оформлением документов теперь уже не было. Более того, я ехал не в отпуск, а в командировку и дорогу мне оплачивала тоже Академия. Мне оставалось только купить билет жене!
Когда мы прилетели в Софию, то к самолету подкатила длинная черная машина. Жена мне сказала: "гляди какого-то московского прохиндея приехали встречать". А прохиндеем то оказался я сам. Поскольку именно я был гостем ЦК, а гостей столь высокой инстанции принято встречать по протоколу и даже коньяком угощать.
Далее были 18 солнечных сентябрьских дней на берегу теплого ласкового моря - отпуск без всяких забот (и даже не в счет отпуска), какой я не видел уже много лет. Затем София и неделя напряженной работы - надо-же было отработать ивановское приглашение. Ну, а затем Москва. А там случилось то, ради чего написано это небольшое повествование.
Когда я пришел к себе в институт, секретарша мне сказала не без ехидства:"пока вы там купались в Черном море, я Вас выбрала в академики ВАСХНИЛ,а".
Сначала мне эта фраза показалась нелепым розыгрышем. Жена всегда смеялась над тем, что овощи и ягоды я различаю только по вкусу. Но действительность оказалась именно таковой - я был избран, притом единогласно, действительным членом Всесоюзной Сельскохозяйственной Академии им. В.И.Ленина. И выбрала меня действительно моя серетарша! Как же такое могло случиться? Да еще в мое отсутствие!
Может быть в моем рассказе не все будет точно, каких то деталей я могу и не знать, но за логику событий ручаюсь. Но все-таки рассказ я начну с гипотезы, которая основывается на слухе, хотя и весьма правдоподобном. Итак, события развивались следующим образом:
Самое высшее начальство (тогда секратарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству был М.С.Горбачев) решило ввести в состав ВАСХНИЛ,а несколько действительных членов большой, т.е. Всесоюзной Академии, причем по таким специальностям, которые, вроде бы нужны сельскому хозяйству, но в Составе ВАСХНИЛ,а должным образом не были представлены. И там наверху было решено, в частности, выбрать одного действительного члена ВАСХНИЛ,а по информатике, точнее по сельхозинформатике: время такое, что и сельское хозяйство должно стать компьютеризованным.
Кандидатура на эту вакансию была, естественно, единственная. Предендовать на это место мог только Е.П.Велихов - вездесущий Велихов. Тем более, что тогда он был еще и академикомсекретарем отделения информатии. Кандидатура, по тем временам, безупречная ибо он всегда умел быть близким к престолу и будущему генсеку, в том числе. И, в самом деле, кто же кроме Велихова? Но...дальше начинается еще одна гипотеза, хотя в ее основе не слух, а слова А.А.Никонова, тогдашнего президента Сельхозакадемии.
Велихов тут, Велихов там, Велихов всюду - это насторожило власти. А на этом фоне выясняется, что Е.П.Велихов никогда не имел дело с обработкой больших массивов информации, а с информационными проблемами сельского хозяйства тем более. Когда все эти обстоятельства были осторожно доложены М.С.Горбачеву он, якобы сказал:"ищите другого академика, который хоть когда нибудь занимался проблемами обработки сельхозинформации". Вот тут то и всплыла моя кандидатура - почему? - я об этом еще расскажу. И она оказалась, в некотором смысле безальтернативной, ибо другого действительного члена Всесоюзной Академии, который удовлетворял условию - "хоть как-нибудь заниматься сельхозинформатикой" просто не было.
Меня "доложили", а затем меня "одобрили". Но тут вдруг оказалось, что меня нет в Советском Союзе и мой адрес никому не известен. Я беззаботно купался на Золотом берегу, а все сроки представления документов уже миновали. Назревал скандал.
Положение спасла моя секретарь - весьма лихая дама. Не долго думая, она не только составила все необходимые бумаги, но и ...расписалась за меня всюду где это было нужно, в том числе и на документе о том, что я собираюсь баллотироваться в действительные члены Сельзозакадемии (кто мог сомневаться в том, что я разрешаю себя избрать действительным членом сельхозакадемии?). А дальше все шло, как по накатанному. Я был единственным кандидатом на единственное место по информатике, я никому не мешал, поскольку был бесконечно далек от внутренней жизни ВАСХНИЛ,а и не собирался в нее вмешиваться. Именно всех это и устраивало, так же как и то, что вводить информатику в работу Сельхозакадемии, я явно не собирался. Результат однозначен: галочка была поставлена, я был избран единогласно, а начальство осталось довольным.
Вот так - бесплатный отпуск, причем на халяву, как теперь принято говорить, причем, в самый, что ни на есть бархатный сезон, принес мне еще одно академическое звание. Может быть и не столь уж мне нужное, и совсем мало заслуженное, если говорить честно. Но все же...
Эта анекдотическая ситуация наглядно показывает преимущество того, что имело место быть "у нас", по сравнению с тем, что "у них", ибо у них такого просто не могло бы быть ,потому что быть не могло. А еще ругают социализм с горбачевским лицом и "его выбор"!. Вот так! Я же оценил все дело по-доугому - кажется Советский строй пытается начать отдавать долги одному из своих бывших изгоев!
А.А.НИКОНОВ И МОЯ ДРУЖБА СО СТАВРОПОЛЬЕМ
Мое назначение академиком по сельхозинформатике - слово избрание, для данного случая не очень подходит, имело под собой, как это не странно, определенное основание.
В Ставрополе существует региональный институт сельского хозяйства, входивший в то время в систему научных учреждений ВАСХНИЛ,а. Хороший институт, с хорошими традициями, с хорошими кадрами - во всяком случае в 70-х годах он был таким. Сотрудниками института, за время его существования было накоплено огромное количество материалов, анализ которых давал возможность предлагать рациональные схемы ведения сельского хозяйства и использования земель на Северном Кавказе. Институт в те годы возглавлял добрый и умный человек - академик А.А.Никонов. Он, как и я был старым солдатом, хорошо воевал, был ранен, получил орден Боевого Красного Знамени - наиболее уважаемую награду фронтовиков. Через несколько лет он станет презитдентом ВАСХНИЛ,а.
Материалов в институте было действительно много. Вернее столь много, что ими уже было трудно пользоваться. Возникла прямая необходимость какой то структуризации этой информационной каши. Это, разумеется можно было сделать только с использованием современной вычислительной техники. Вот почему Александр Александрович Никонов обратился за помощью в Вычислительный Центр Академии Наук, другими словами, ко мне.
Наш институт переживал в те годы не очень простой период. На протяжении многих лет мы занимались задачами, которые возникали в военно-промышленном комплексе. Преимущественно в ракетно-космической технике. Трудные, нестандартные вычислительные задачи требовали хорошей математической культуры и часто были не по зубам инженерам, работающим в конструкторских бюро. И Академия Наук сыграла на начальном этапе становления советской космической технологии, свою очень заметную роль.
Но время бежит и в промышленных организациях начали возникать свои весьма квалифицированные математические коллективы. Кроме того, за те два десятилетия, которые прошли после войны, военно-промышленный комплекс сильно обюрократился, у него появилось ощущение самодостаточности, особенно тогда, когда был обеспечен паритет в ядерных и ракетных вооружениях. Стремление к рискованным техническим новациям, которое было столь ярким у конструкторов первой волны, что и обеспечило взлет нашей оборонной промышленности, начало постепенно угасать. Чиновнику - а постепенно места людей типа Королева, Янгеля, Челомея, стали заменять высокопоставленные и важные чиновники, было удобнее начать копировать западные образцы, а не бросаться вплавь по неведомым водам. Это было начало - начало отставания, начало постепенной утери своего технического и интеллектуального багажа. Прежде всего эту тенденцию ощутили некоторые институты Академии Наук и наш Вычислительный Центр, в том числе - количество промышленных контрактов резко сократилось. Стал вопрос о выборе новой стратегии и поиска новых задач.
Тогдашний президент Академии, академик М.В.Келдыш все время говорил о том, что надо учиться использовать опыт - наш опыт "прикладных математиков", приобретенный за годы работы в оборонной сфере, в экономике, управлении производством, и всюду где он может быть полезен. Это был очень важный принцип и я его полностью разделял. Но оказалось, что реализовать "принцип Келдыша" было, ой как не просто.
Несмотря на то, что научные учреждения оборонного комплекса "набрали силу" и круг задач "отраслевой науки" настолько хорошо обрисовался, что академические институты, вроде бы теперь им уже особенно и не нужны, обойтись без настоящей научной разведки наш ВПК все равно не мог. Это мы понимали достаточно отчетливо и, вероятно куда лучше чем чиновное начальство новой волны с геройскими звездами и академическими званиями. Вот почему мы старались, по возможности поддерживать эти исследования и Келдыш для этого делал, что мог. Но возможности Академии были ограничены и приходилось искать поддержку со стороны.
Если в использовании возможностей прикладной математики, информатики и вычислительной техники, оборонные отрасли в средине 60-х годов еще находились более или менее на мировом уровне, то в остальных сферах производственной деятельности к этому времени, мы уже основательно отстали от Запада. Начался процесс в чем-то похожий на то, что было в России после победы над Наполеоном. Тогда система, созданная Петром, не смогла следовать нужным темпом промышленной перестройке, что очень скоро отразилось и на нашей обороноспособности: в Крыму нас просто расстреливала нарезная артилерия союзников. Хотя именно в России была развита необходимая теория, а генерал Майевский был первым из ученых, разработавших основы балистики вращающихся снарядов, промышленность России не смогла обеспечить армию нарезной артиллерией.
Тот процесс, который начался в Союзе с начала 60-х годов был крайне опасен для нашей страны. И пока даже не столько в военной сфере - там был хороший задел. Особенно опасно было отставание в тех сферах деятельности, которые в первую очередь определяют благосостояние общества. Если система не сумеет справится с отставанием, то уже в ближайшие годы оно может обернуться стагнацией и распадом общества. Особенно опасным нам казалось непонимание смысла компьютерной революции и игнорирование тенденций перехода к высшим технологиям - энергосберегающим, прецезионным, требующих новой образованности, новой дисциплины труда и новой его организации.
Уже в 60-х годах нас стало беспокоить то направление куда поворачиват страна и мы, естественники и инженеры, все это отлично видели и понимали. Я думаю, куда лучше диссидентов занятых за малым исключением (таких, как физика Сахарова или математика Солженицина, например), проблемами самовыражения, чем действительной заботой о стране и попытками увидеть потенциальные возможности развития нашего общества. Впрочем, они к этому особенно и не стремились.
Мы не скрывали опасностей и пытались объяснять те перспективы, которые открывал новый виток научно-технической революции. Однако, наши попытки заинтересовать отрасли теми возможностями, которые давала информатика были не очень успешными. На нашем пути стояло представление о самодостаточности, которое укоренилось в сознание монопольно мыслящей управленческой бюрократии. Оказалось, что "никому ничего не надо!" Я ходил из одного ведомства в другое с протянутой рукой и говорил: возмите за даром, возмите наше понимание и используйте его на пользу дела - вашего дела, прежде всего, себе во благо! Мы за наш счет, то есть за счет бюджета Академии были готовы усовершенствовать алгоритмы обработки информации, внедрять новую систему расчетов, создавать системы автоматизированного проектирования всего чего угодно от самолетов до сеялок. Но, к сожалению система отвергала почти все наши предложения и невероятно редко обращалась к нам с какими либо просьбами. В таком положении были мы все и молодой, энергичный В.М.Глушков, создавший в Киеве, крупнейший в Союзе институт кибернетики и начальник военной секции Академии генерал Г.С.Поспелов, пытавшийся использовать современные методы анализа в военной сфере и многие другие, стремившиеся удержать страну от сползания в техническую трясину, от того застоя, который был смертельно опасен.
Я убежден, что в тот период, не диссиденты, а мы были самыми опасными для людей СИСТЕМЫ, поскольку от нас исходила необходимость переучивания, ухода с насиженных мест и нарушение порядка. Наши просветительские действия несли в себе страшные для многих слова "Не можешь - слезай!"
Подобные словосочетания произносились достаточно открыто, хотя мы и не видели реальной смены: "комсомольские мальчики" не вызывали чувства доверия.
Размышляя еще в 70-х годах о неизбежности катастрофы и полного разрушения нашей системы, а следовательно и страны, которая не сможет выдержать очередного витка научно-технического прогресса, я, все же думал, что она произойдет где-нибудь за горизонтом, уже в XXI веке и последствия краха будет расхлебывать другое поколение. Сценарий своего поколения мне представлялся этаким тихим погружением в болото. Кроме того, я надеялся на то, что возможен постепенный, мягкий вариант перехода к более рационально организованному обществу - я всегда страдал чрезмерным оптимизмом! Рассуждая о будущем, я предвидел новый взлет технического прогресса - собственно он уже начинался, для этого не надо было быть провидцем. Но я не угадал скорости нарастания "технологической революции", которая нас сразу поставила на грань катастрофы. А неизбежную катастрофу увидела даже правящая элита, вынужденная начать перестройку. Она уже понимала, дальше могло быть только хуже!
Но это уже другая тема.
Вернемся, однако, снова к моей сельскохозяйственной деятельности.
Итак, в средине 70-х годов мы неожиданно получили просьбу А.А.Никонова помочь Ставропольскому сельскохозяйственному институту. Замечу - "за просто так". Наградой для нас было уже то, что кому-то понадобились наши знания. Тем более, что просьба шла от имени Горбачева, тогдашнего первого секретаря крайкома и восходящей звезды партийного истеблишмента. Понятно - мы с радостью согласились. Была сформирована небольшая команда и иы поехали в Ставрополь.
Уютный, хороший южный город с бескрайними далями, которые открываются с городских холмов, работящим и добрым населением. К этому надо добавить - хорошими и дешевыми фруктами, что для москвичей тоже подарок....Одним словом, город нам понравился. Да и порядок в городе тоже. Первым секретарем крайкома был тогда, как я уже сказал, М.С.Горбачев - либеральный, благожелательный, умный - разве что, любил говорить немного длинно и любые диалоги превращал в монологи. Институт тоже понравился, а директор особенно. Правда М.С.Горбачев вскоре уехал в Москву, да и Никонов тоже. Но тот и другой, заняв высокие посты, сохранили, тем не менее, интерес к Ставрополью. А, значит, мы могли всегда рассчитывать на их помощь в организационных вопросах. Что было еще одним важным аргументом для того, чтобы включится в работу.
Горбачева сменил на его посту Всеволод Серафимович Мараховский - толстый тугодум, ко всему относящийся с подозрением. Но порядки остались почти прежними. Оно и понятно: порядки зависят не столько от первого или второго, а от всех тех, которые "аппарат". И замена одного первого, другим первым не очень то и заметна, во всяком случае первое время.
Вот мы и поработали на Ставрополье, и с удовольствием и, кажется, с пользой. Может быть главное, что сделали мои коллеги - они внесли в работу института определенную компьютерную культуру. А, возможно, и дали сотрудникам необходимые им "компьютерные связи". Но для меня лично значительно большее значение имела другая сторона нашей деятельности.
Секретарь крайкома - Всеволод Серафимович Мараховский попросил нас сделать для него личную информационную систему, позволяющую наглядно представлять себе ход уборочной компании, если угодно, иметь наглядную (последнее особенно важно) каждодневную фотографию уборочной страды и контролировать ее ход. Науки в этой работе не было и близко, поскольку вся информация, которая была нужна Мараховскому уже собиралась краевым вычислительным центром. Но превращалась она в пухлые и труднообозримые таблицы, возится с которыми начальству было не досуг.
Двое наших академических сотрудников - два Сережи, тогда еще молодых, только что оперившихся кандидатов наук, стали превращать эти таблицы в графики. Они разработали форму графического представления данных, удобную для товарища Мараховского, необходимое математическое обеспечение и привезли из Вычислительного центра Академии персональный компьютер, тогда еще большую редкость. Каждое утро информация, поступившая к 8 часам утра в краевой вычислительный центр переводилась в графическую форму и переписывалась на дискету. К 10 часам утра эту дискету приносили в крайком и вставляли в наш компьютер, который был установлен прямо в кабинете "микрогенсека".
Мои Сережи научили товарища Мараховского и вставлять дискету в компьютер, и нажимать те нужные клавиши, которые позволяли высветить на экране дисплея тот самый график, который желал получить наш сиятельный заказчик.
Когда в сентябре, в самом конце уборочной компании, я был у Мараховского, то Всеволод Серафимович мне с гордостью показал в своем кабинете целую книжную полку, заполненную дискетами. Они стояли как патефонные пластинки. Он мог по своему желанию восстановить ситуацию любого дня уборочной страды. Он мог увидеть в каком состоянии дела у каждого колхоза или совхоза огромного края, как они меняются от одного дня к другому и т.д. Одним словом, командный пункт огромного сельскохозяйственного дредноута оказался оборудованным так, как это было удобно его капитану, как он мог наиболее эффективно выполнять свои командные антирыночные фукции.
Надо сказать, что этой работой я поставил себя в довольно трудное положение: компьютер, который мы привезли в Ставрополь принадлежал Вычилительному Центру Академии и числился за мной. Я его по уговору должен был сдать после окончания уборочной. А Мараховский мне его не отдавал - поди отбери что-нибудь у первого секретаря крайкома! Да и на самом деле, компьютер ему был нужен и он научился его использовать для дела. Выручил все тот же А.А.Никонов, который раздобыл для Мараховского новый компьютер. А старый бдагополучно вернулся на улицу Вавилова 40. Я его называю дедушкой русского флота - с ним уже никто из уважающих себя программистов не хочет работать. Но то, что не годится для младшего научного сотрудника, вполне устраивает академика: Этот дедушка стоит у меня в домашнем кабинете и на нем я пишу эту книгу.
Все к лучшему, что происходит в этом лучшем из миров. Оказавшись на едине с компьютером, я получил ту свободу для размышлений, которой у меня раньше никогда не было. И я ей воспользовался. Но это уже другая тема.
Глава XI. МОЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КАРЬЕРА
ПОМЯНЕМ МАРКА ТВЕНА
Мне помнится, что у Марка Твена есть прелестный рассказ о том, как он редактировал сельскохозяйственную газету и что из этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем мог произойти не только в Америке. Мало ли кто и почему, например у нас, становился редактором той или иной газеты. Так ли уж важны компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более весомые качества, позволяющие невежде занять важный пост в средствах массовой информации. Ну, а что из этого получается, мы тоже знаем по собственному, чаще всего, горькому опыту. И вряд ли надо приводить примеры. Поэтому рассказ Марка Твена нас развлекает, как и литературное мастерство автора, но вряд ли он способен нас удивить необычностью ситуации - у нас могло бы быть даже и почище!.
Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном и которое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Никита Николаевич, различающий сельдерей от петрушки только по вкусу, мог стать действительным членом сельскохозяйственной академии только в Советском Союзе и нигде больше.
Несмотря на все юмористическое, что есть в этой истории, она, на самом деле, заняла в моей деятельности и судьбе весьма значительное место. История моего превращения в сельскохозяйственного академика началась довольно давно и помогла мне понять много важного о жизни моей страны. Это оказалось необходимым, прежде всего, мне самому, когда, как и любому гражданину, пришла пора задуматься о том, какими путями-дорогами нам выходить из того болота, в который нас загнала судьба.
Но обо всем по-порядку.
ОБ ИВАНЕ НИКОЛОВЕ И ПОЛЬЗЕ ОТДЫХА НА ЗОЛОТОМ БЕРЕГУ
В Болгарии живет и работает один очень интересный человек - профессор политической экономии Иван Николов, по русски Иван Николаевич. В семидесятые и восмидесятые годы он был директором института управления при ЦК БКП. По тем временам Иван Николаевич был вольнодумцем, позволял себе по каждому поводу иметь собственное мнение и по этой причине болгарские власть имущие, его не очень жаловали. Но у него была блестящая гражданская и партийная биография. Был он, и подпольщиком, и партизаном, воевал с фашистами еще тогда, когда Болгария была союзницей Гитлера. Да и специалист он был известный. И не только в Болгарии. Так, например, он был первым из известных мне экономистов, которые стали выступать с критикой официально принятой в социалистических странах интерпретации понятия общенародной собственности. Если к этому добавить, что несмотря на все сложности характера, Николов был человеком открытым и порядочным, то станет понятным, почему он пользовался уважением и симпатиями болгарской интеллигенции и был нелюбим начальством. Пользовался он известностью и авторитетом в определенных, в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что также было немаловажным.
Одним словом, начальство его не любило, но и не трогало на престижном посту директора цековского института. Да и тронуть его в то время было не просто. Однажды, все-таки Живков нашел способ его отстранить от должности и назначить вместо него Огняна Панова - человека совершенно другого калибра, вполне заурядного, зато послушного. Но это все произошло позднее и к моему рассказу непосредственного отношения не имеет.
Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут и общие дела, особенно после того, как я принял на себя заведование кафедрой информатики в Академии Народного хозяйства. И общие, по тем временам крамольные взгляды по многим политическим и экономическим вопросам. Немаловажное значение имело и то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному поколению. Но самым главным объединяющим началом была обоюдная любовь к природе, к туризму, спорту. В шестидесятые и семидесятые годы я часто бывал в Болгарии и мы много с ним ходили по полонинам Пирина, ездили на его родину, в столицу Болгарской Македонии, город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Греции, Болгарии и Югославии. Там же в Петриче нас приняла слепая "ясновидящая", которая с удивительным пониманием рассказала мне о моем собственном внутреннем мире.
Однажды зимой мы с Иваном Николовым сделали попытку подняться на главную вершину Риллы - Малевицу. Нам тогда было лет по 50 и мы были во вполне приличной альпинистской форме. Однако был туман, шел плотный снег и на гребне, мы просто не нашли вершину - заветного тура. Но зато чуть было не попали в страшную лавину, которая прогрохотала от нас в десятке метров. А вечером в горной хиже - так по болгарски называют хижины, во множестве разбросанные по склонам рильского хребта, отогревались болгарской сливовицей и вспоминали опасные перепетии неудавшегося восхождения двух старых альпинистских "зубров". Иван поднял тогда рюмку за здоровье прекрасной и вечно юной красавицы Малевицы, отвергнувшей притязания двух стариков. Одним словом, у нас было немало оснований для взаимного интереса, взаимного времяпрепровождения и взаимной симпатии.
И вот однажды Иван Николов пригласил меня приехать в Боллгарию. На этот раз не для работы, а "просто так" - отдохнуть, причем вместе с женой. Конечно приглашение, как это было принято по тем временам, исходило не только от него, а было согласовано с болгарскими "инстанциями". Вернее, приглашал он сам по телефону, но затем, дней через 10-15 последовало официальное приглашение: ЦК БКП меня приглашало вместе с супругой провести 18 дней в санатории ЦК на берегу Черного моря.
Получив такое высокое приглашение, я отправился в Президиум Академии оформлять необходимые документы. Но не тут то было: оказывается, что в служебные заграничные командировки, причем, за счет Академии, я ездить имею право. А вот просто так - покупаться в море - ни, ни! Даже по приглашению братской компартии (приглашение было подписано одним из секретарей ЦК). Дело в том, что по характеру своей работы в Вычислительном Центре Академии Наук, мне полагался допуск к секретной работе самой высокой формы. А подобным засекреченным персонам отдыхать и развлекаться можно было только дома. Вот так!
Сначала я был в отчаянии. Отпуск я уже оформил и деньги за билет отдал. Но потом меня осенило - такое бывает иногда и с ученой братией. Я позвонил в Болгарию Ивану и эзоповским языком объяснил что и как? Иван Николаевич все мгновенно понял (просек, как тогда говорила моя младшая дочь) и через несколько дней я получил еще одну теллеграмму. В ней я приглашался на целый месяц в ивановский институт для чтения лекций и совместной работы. Вот так. И больше никаких вопросов с оформлением документов теперь уже не было. Более того, я ехал не в отпуск, а в командировку и дорогу мне оплачивала тоже Академия. Мне оставалось только купить билет жене!
Когда мы прилетели в Софию, то к самолету подкатила длинная черная машина. Жена мне сказала: "гляди какого-то московского прохиндея приехали встречать". А прохиндеем то оказался я сам. Поскольку именно я был гостем ЦК, а гостей столь высокой инстанции принято встречать по протоколу и даже коньяком угощать.
Далее были 18 солнечных сентябрьских дней на берегу теплого ласкового моря - отпуск без всяких забот (и даже не в счет отпуска), какой я не видел уже много лет. Затем София и неделя напряженной работы - надо-же было отработать ивановское приглашение. Ну, а затем Москва. А там случилось то, ради чего написано это небольшое повествование.
Когда я пришел к себе в институт, секретарша мне сказала не без ехидства:"пока вы там купались в Черном море, я Вас выбрала в академики ВАСХНИЛ,а".
Сначала мне эта фраза показалась нелепым розыгрышем. Жена всегда смеялась над тем, что овощи и ягоды я различаю только по вкусу. Но действительность оказалась именно таковой - я был избран, притом единогласно, действительным членом Всесоюзной Сельскохозяйственной Академии им. В.И.Ленина. И выбрала меня действительно моя серетарша! Как же такое могло случиться? Да еще в мое отсутствие!
Может быть в моем рассказе не все будет точно, каких то деталей я могу и не знать, но за логику событий ручаюсь. Но все-таки рассказ я начну с гипотезы, которая основывается на слухе, хотя и весьма правдоподобном. Итак, события развивались следующим образом:
Самое высшее начальство (тогда секратарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству был М.С.Горбачев) решило ввести в состав ВАСХНИЛ,а несколько действительных членов большой, т.е. Всесоюзной Академии, причем по таким специальностям, которые, вроде бы нужны сельскому хозяйству, но в Составе ВАСХНИЛ,а должным образом не были представлены. И там наверху было решено, в частности, выбрать одного действительного члена ВАСХНИЛ,а по информатике, точнее по сельхозинформатике: время такое, что и сельское хозяйство должно стать компьютеризованным.
Кандидатура на эту вакансию была, естественно, единственная. Предендовать на это место мог только Е.П.Велихов - вездесущий Велихов. Тем более, что тогда он был еще и академикомсекретарем отделения информатии. Кандидатура, по тем временам, безупречная ибо он всегда умел быть близким к престолу и будущему генсеку, в том числе. И, в самом деле, кто же кроме Велихова? Но...дальше начинается еще одна гипотеза, хотя в ее основе не слух, а слова А.А.Никонова, тогдашнего президента Сельхозакадемии.
Велихов тут, Велихов там, Велихов всюду - это насторожило власти. А на этом фоне выясняется, что Е.П.Велихов никогда не имел дело с обработкой больших массивов информации, а с информационными проблемами сельского хозяйства тем более. Когда все эти обстоятельства были осторожно доложены М.С.Горбачеву он, якобы сказал:"ищите другого академика, который хоть когда нибудь занимался проблемами обработки сельхозинформации". Вот тут то и всплыла моя кандидатура - почему? - я об этом еще расскажу. И она оказалась, в некотором смысле безальтернативной, ибо другого действительного члена Всесоюзной Академии, который удовлетворял условию - "хоть как-нибудь заниматься сельхозинформатикой" просто не было.
Меня "доложили", а затем меня "одобрили". Но тут вдруг оказалось, что меня нет в Советском Союзе и мой адрес никому не известен. Я беззаботно купался на Золотом берегу, а все сроки представления документов уже миновали. Назревал скандал.
Положение спасла моя секретарь - весьма лихая дама. Не долго думая, она не только составила все необходимые бумаги, но и ...расписалась за меня всюду где это было нужно, в том числе и на документе о том, что я собираюсь баллотироваться в действительные члены Сельзозакадемии (кто мог сомневаться в том, что я разрешаю себя избрать действительным членом сельхозакадемии?). А дальше все шло, как по накатанному. Я был единственным кандидатом на единственное место по информатике, я никому не мешал, поскольку был бесконечно далек от внутренней жизни ВАСХНИЛ,а и не собирался в нее вмешиваться. Именно всех это и устраивало, так же как и то, что вводить информатику в работу Сельхозакадемии, я явно не собирался. Результат однозначен: галочка была поставлена, я был избран единогласно, а начальство осталось довольным.
Вот так - бесплатный отпуск, причем на халяву, как теперь принято говорить, причем, в самый, что ни на есть бархатный сезон, принес мне еще одно академическое звание. Может быть и не столь уж мне нужное, и совсем мало заслуженное, если говорить честно. Но все же...
Эта анекдотическая ситуация наглядно показывает преимущество того, что имело место быть "у нас", по сравнению с тем, что "у них", ибо у них такого просто не могло бы быть ,потому что быть не могло. А еще ругают социализм с горбачевским лицом и "его выбор"!. Вот так! Я же оценил все дело по-доугому - кажется Советский строй пытается начать отдавать долги одному из своих бывших изгоев!
А.А.НИКОНОВ И МОЯ ДРУЖБА СО СТАВРОПОЛЬЕМ
Мое назначение академиком по сельхозинформатике - слово избрание, для данного случая не очень подходит, имело под собой, как это не странно, определенное основание.
В Ставрополе существует региональный институт сельского хозяйства, входивший в то время в систему научных учреждений ВАСХНИЛ,а. Хороший институт, с хорошими традициями, с хорошими кадрами - во всяком случае в 70-х годах он был таким. Сотрудниками института, за время его существования было накоплено огромное количество материалов, анализ которых давал возможность предлагать рациональные схемы ведения сельского хозяйства и использования земель на Северном Кавказе. Институт в те годы возглавлял добрый и умный человек - академик А.А.Никонов. Он, как и я был старым солдатом, хорошо воевал, был ранен, получил орден Боевого Красного Знамени - наиболее уважаемую награду фронтовиков. Через несколько лет он станет презитдентом ВАСХНИЛ,а.
Материалов в институте было действительно много. Вернее столь много, что ими уже было трудно пользоваться. Возникла прямая необходимость какой то структуризации этой информационной каши. Это, разумеется можно было сделать только с использованием современной вычислительной техники. Вот почему Александр Александрович Никонов обратился за помощью в Вычислительный Центр Академии Наук, другими словами, ко мне.
Наш институт переживал в те годы не очень простой период. На протяжении многих лет мы занимались задачами, которые возникали в военно-промышленном комплексе. Преимущественно в ракетно-космической технике. Трудные, нестандартные вычислительные задачи требовали хорошей математической культуры и часто были не по зубам инженерам, работающим в конструкторских бюро. И Академия Наук сыграла на начальном этапе становления советской космической технологии, свою очень заметную роль.
Но время бежит и в промышленных организациях начали возникать свои весьма квалифицированные математические коллективы. Кроме того, за те два десятилетия, которые прошли после войны, военно-промышленный комплекс сильно обюрократился, у него появилось ощущение самодостаточности, особенно тогда, когда был обеспечен паритет в ядерных и ракетных вооружениях. Стремление к рискованным техническим новациям, которое было столь ярким у конструкторов первой волны, что и обеспечило взлет нашей оборонной промышленности, начало постепенно угасать. Чиновнику - а постепенно места людей типа Королева, Янгеля, Челомея, стали заменять высокопоставленные и важные чиновники, было удобнее начать копировать западные образцы, а не бросаться вплавь по неведомым водам. Это было начало - начало отставания, начало постепенной утери своего технического и интеллектуального багажа. Прежде всего эту тенденцию ощутили некоторые институты Академии Наук и наш Вычислительный Центр, в том числе - количество промышленных контрактов резко сократилось. Стал вопрос о выборе новой стратегии и поиска новых задач.
Тогдашний президент Академии, академик М.В.Келдыш все время говорил о том, что надо учиться использовать опыт - наш опыт "прикладных математиков", приобретенный за годы работы в оборонной сфере, в экономике, управлении производством, и всюду где он может быть полезен. Это был очень важный принцип и я его полностью разделял. Но оказалось, что реализовать "принцип Келдыша" было, ой как не просто.
Несмотря на то, что научные учреждения оборонного комплекса "набрали силу" и круг задач "отраслевой науки" настолько хорошо обрисовался, что академические институты, вроде бы теперь им уже особенно и не нужны, обойтись без настоящей научной разведки наш ВПК все равно не мог. Это мы понимали достаточно отчетливо и, вероятно куда лучше чем чиновное начальство новой волны с геройскими звездами и академическими званиями. Вот почему мы старались, по возможности поддерживать эти исследования и Келдыш для этого делал, что мог. Но возможности Академии были ограничены и приходилось искать поддержку со стороны.
Если в использовании возможностей прикладной математики, информатики и вычислительной техники, оборонные отрасли в средине 60-х годов еще находились более или менее на мировом уровне, то в остальных сферах производственной деятельности к этому времени, мы уже основательно отстали от Запада. Начался процесс в чем-то похожий на то, что было в России после победы над Наполеоном. Тогда система, созданная Петром, не смогла следовать нужным темпом промышленной перестройке, что очень скоро отразилось и на нашей обороноспособности: в Крыму нас просто расстреливала нарезная артилерия союзников. Хотя именно в России была развита необходимая теория, а генерал Майевский был первым из ученых, разработавших основы балистики вращающихся снарядов, промышленность России не смогла обеспечить армию нарезной артиллерией.
Тот процесс, который начался в Союзе с начала 60-х годов был крайне опасен для нашей страны. И пока даже не столько в военной сфере - там был хороший задел. Особенно опасно было отставание в тех сферах деятельности, которые в первую очередь определяют благосостояние общества. Если система не сумеет справится с отставанием, то уже в ближайшие годы оно может обернуться стагнацией и распадом общества. Особенно опасным нам казалось непонимание смысла компьютерной революции и игнорирование тенденций перехода к высшим технологиям - энергосберегающим, прецезионным, требующих новой образованности, новой дисциплины труда и новой его организации.
Уже в 60-х годах нас стало беспокоить то направление куда поворачиват страна и мы, естественники и инженеры, все это отлично видели и понимали. Я думаю, куда лучше диссидентов занятых за малым исключением (таких, как физика Сахарова или математика Солженицина, например), проблемами самовыражения, чем действительной заботой о стране и попытками увидеть потенциальные возможности развития нашего общества. Впрочем, они к этому особенно и не стремились.
Мы не скрывали опасностей и пытались объяснять те перспективы, которые открывал новый виток научно-технической революции. Однако, наши попытки заинтересовать отрасли теми возможностями, которые давала информатика были не очень успешными. На нашем пути стояло представление о самодостаточности, которое укоренилось в сознание монопольно мыслящей управленческой бюрократии. Оказалось, что "никому ничего не надо!" Я ходил из одного ведомства в другое с протянутой рукой и говорил: возмите за даром, возмите наше понимание и используйте его на пользу дела - вашего дела, прежде всего, себе во благо! Мы за наш счет, то есть за счет бюджета Академии были готовы усовершенствовать алгоритмы обработки информации, внедрять новую систему расчетов, создавать системы автоматизированного проектирования всего чего угодно от самолетов до сеялок. Но, к сожалению система отвергала почти все наши предложения и невероятно редко обращалась к нам с какими либо просьбами. В таком положении были мы все и молодой, энергичный В.М.Глушков, создавший в Киеве, крупнейший в Союзе институт кибернетики и начальник военной секции Академии генерал Г.С.Поспелов, пытавшийся использовать современные методы анализа в военной сфере и многие другие, стремившиеся удержать страну от сползания в техническую трясину, от того застоя, который был смертельно опасен.
Я убежден, что в тот период, не диссиденты, а мы были самыми опасными для людей СИСТЕМЫ, поскольку от нас исходила необходимость переучивания, ухода с насиженных мест и нарушение порядка. Наши просветительские действия несли в себе страшные для многих слова "Не можешь - слезай!"
Подобные словосочетания произносились достаточно открыто, хотя мы и не видели реальной смены: "комсомольские мальчики" не вызывали чувства доверия.
Размышляя еще в 70-х годах о неизбежности катастрофы и полного разрушения нашей системы, а следовательно и страны, которая не сможет выдержать очередного витка научно-технического прогресса, я, все же думал, что она произойдет где-нибудь за горизонтом, уже в XXI веке и последствия краха будет расхлебывать другое поколение. Сценарий своего поколения мне представлялся этаким тихим погружением в болото. Кроме того, я надеялся на то, что возможен постепенный, мягкий вариант перехода к более рационально организованному обществу - я всегда страдал чрезмерным оптимизмом! Рассуждая о будущем, я предвидел новый взлет технического прогресса - собственно он уже начинался, для этого не надо было быть провидцем. Но я не угадал скорости нарастания "технологической революции", которая нас сразу поставила на грань катастрофы. А неизбежную катастрофу увидела даже правящая элита, вынужденная начать перестройку. Она уже понимала, дальше могло быть только хуже!
Но это уже другая тема.
Вернемся, однако, снова к моей сельскохозяйственной деятельности.
Итак, в средине 70-х годов мы неожиданно получили просьбу А.А.Никонова помочь Ставропольскому сельскохозяйственному институту. Замечу - "за просто так". Наградой для нас было уже то, что кому-то понадобились наши знания. Тем более, что просьба шла от имени Горбачева, тогдашнего первого секретаря крайкома и восходящей звезды партийного истеблишмента. Понятно - мы с радостью согласились. Была сформирована небольшая команда и иы поехали в Ставрополь.
Уютный, хороший южный город с бескрайними далями, которые открываются с городских холмов, работящим и добрым населением. К этому надо добавить - хорошими и дешевыми фруктами, что для москвичей тоже подарок....Одним словом, город нам понравился. Да и порядок в городе тоже. Первым секретарем крайкома был тогда, как я уже сказал, М.С.Горбачев - либеральный, благожелательный, умный - разве что, любил говорить немного длинно и любые диалоги превращал в монологи. Институт тоже понравился, а директор особенно. Правда М.С.Горбачев вскоре уехал в Москву, да и Никонов тоже. Но тот и другой, заняв высокие посты, сохранили, тем не менее, интерес к Ставрополью. А, значит, мы могли всегда рассчитывать на их помощь в организационных вопросах. Что было еще одним важным аргументом для того, чтобы включится в работу.
Горбачева сменил на его посту Всеволод Серафимович Мараховский - толстый тугодум, ко всему относящийся с подозрением. Но порядки остались почти прежними. Оно и понятно: порядки зависят не столько от первого или второго, а от всех тех, которые "аппарат". И замена одного первого, другим первым не очень то и заметна, во всяком случае первое время.
Вот мы и поработали на Ставрополье, и с удовольствием и, кажется, с пользой. Может быть главное, что сделали мои коллеги - они внесли в работу института определенную компьютерную культуру. А, возможно, и дали сотрудникам необходимые им "компьютерные связи". Но для меня лично значительно большее значение имела другая сторона нашей деятельности.
Секретарь крайкома - Всеволод Серафимович Мараховский попросил нас сделать для него личную информационную систему, позволяющую наглядно представлять себе ход уборочной компании, если угодно, иметь наглядную (последнее особенно важно) каждодневную фотографию уборочной страды и контролировать ее ход. Науки в этой работе не было и близко, поскольку вся информация, которая была нужна Мараховскому уже собиралась краевым вычислительным центром. Но превращалась она в пухлые и труднообозримые таблицы, возится с которыми начальству было не досуг.
Двое наших академических сотрудников - два Сережи, тогда еще молодых, только что оперившихся кандидатов наук, стали превращать эти таблицы в графики. Они разработали форму графического представления данных, удобную для товарища Мараховского, необходимое математическое обеспечение и привезли из Вычислительного центра Академии персональный компьютер, тогда еще большую редкость. Каждое утро информация, поступившая к 8 часам утра в краевой вычислительный центр переводилась в графическую форму и переписывалась на дискету. К 10 часам утра эту дискету приносили в крайком и вставляли в наш компьютер, который был установлен прямо в кабинете "микрогенсека".
Мои Сережи научили товарища Мараховского и вставлять дискету в компьютер, и нажимать те нужные клавиши, которые позволяли высветить на экране дисплея тот самый график, который желал получить наш сиятельный заказчик.
Когда в сентябре, в самом конце уборочной компании, я был у Мараховского, то Всеволод Серафимович мне с гордостью показал в своем кабинете целую книжную полку, заполненную дискетами. Они стояли как патефонные пластинки. Он мог по своему желанию восстановить ситуацию любого дня уборочной страды. Он мог увидеть в каком состоянии дела у каждого колхоза или совхоза огромного края, как они меняются от одного дня к другому и т.д. Одним словом, командный пункт огромного сельскохозяйственного дредноута оказался оборудованным так, как это было удобно его капитану, как он мог наиболее эффективно выполнять свои командные антирыночные фукции.
Надо сказать, что этой работой я поставил себя в довольно трудное положение: компьютер, который мы привезли в Ставрополь принадлежал Вычилительному Центру Академии и числился за мной. Я его по уговору должен был сдать после окончания уборочной. А Мараховский мне его не отдавал - поди отбери что-нибудь у первого секретаря крайкома! Да и на самом деле, компьютер ему был нужен и он научился его использовать для дела. Выручил все тот же А.А.Никонов, который раздобыл для Мараховского новый компьютер. А старый бдагополучно вернулся на улицу Вавилова 40. Я его называю дедушкой русского флота - с ним уже никто из уважающих себя программистов не хочет работать. Но то, что не годится для младшего научного сотрудника, вполне устраивает академика: Этот дедушка стоит у меня в домашнем кабинете и на нем я пишу эту книгу.