– Привет с того света… - Я тряхнул гильзу, вытащив из нее запакованный в тонкую вощеную бумагу тряпичный рулон.
   Рулон составляли два холста.
   Мы осторожно развернули первый.
   На нас, сгрудившихся в океане людей, смотрел, улыбаясь из темноты уютного подвальчика, сидевший за уставленным снедью столом краснолицый весельчак в средневековом камзоле, воздевший в приветственном тосте украшенный вязью кубок.
   – И вам не болеть, - сказал Вова извлеченному со дна морского весельчаку.
   – Вот вам и золото, - резюмировал внезапно осипшим голосом папаня.
   Сергей настороженно оглядел пустыню океана. Проронил:
   – Ну и сколько же там этих гильз?
   – Двенадцать! - ответил я, готовясь к срочному погружению и понимая, что два ящика очутились на центропосту не случайно.
   При задраивании поврежденного отсека капитан, наверняка предупрежденный об особой ценности именно этих контейнеров, приказал перенести их в надежное и сухое место.
   Позднее, видимо, полюбопытствовав о содержимом ящиков, их вскрыли, но на раскупорку тубусов уже не хватило времени, сил, да и желания, наверное…
   Пусть бы в них содержались все сокровища земные - кому они были нужны в стальном склепе затонувшего крейсера?
   Мчась в «Мерседесе» к дому, мы то и дело настороженно оглядывались на заднее стекло машины в закономерной боязни слежки.
   Однако обошлось без неприятных накладок: и мафия, и опасные проходимцы-одиночки разочарованно и бесповоротно закрыли для себя тему, связанную с подводными сокровищами и сопутствующим ей устранением конкурентов.
   Своим находкам мы были рады, но безоглядному ликованию препятствовала та угнетающая мысль, что отныне мы стали обладателями двадцати шести полотен, считавшихся наверняка утраченными во время войны шедеврами.
   Впрочем, каждого из нас данная мысль угнетала по-своему.
   – Где искать надежного покупателя? - хмурился, покусывая губы, Вова. - Да и с каталогами надо свериться, узнать, что почем…
   – Реализация, - озабоченно втолковывал нам чекист, - самая главная вещь в любой коммерции. Это я к тому, чтобы не только не прогадать в цене, но и не нарваться на Интерпол или же мафию.
   – Картинки могут стоить не только денег, но и жизни, - вдумчиво соглашался папаня.
   – А как быть с моральным аспектом? - внезапно осведомился Василий. - Ась, господа алчные авантюристы? У нас же в руках общемировые ценности, между прочим! А если официально как-то, а?..
   – Официально ты получишь грамоту в поощрение за благородство, - откликнулся папаня. - А может, медальку из золота самоварного. Не майтесь дурью! Моральный аспект! От людей ушло, к людям и придет, чего там базарить! В нужный час все по музеям разместится, а пока, друг, нам надо кушать, усек? И катер твой не морскую водицу предпочитает, а дорогой нефтепродукт!
   Прагматические папанины рассуждения, далекие от упадочного идеализма, были приняты за идеологическую первооснову наших дальнейших действий.
   В итоге чекист сказал:
   – Теперь, братцы, нам предстоит многоэтапная долгосрочная операция. И мне, чувствую, будет чем заняться.
   Вечер и половину ночи провели в пьянстве и в обсуждении механизма превращения уникального художественного собрания в безликую денежную массу.
   Проснувшись с тяжелыми головами к полудню, обнаружили отсутствие Василия и нашего «Мерседеса». Следуя элементарному умозаключению, заглянули под кровать исчезнувшего партнера, где хранились тубусы. Естественно - тю-тю!
   Володька, спавший в той же комнате, что и кидала, лишь сокрушенно вздыхал, разводя руками.
   – Хорошо не жили, не хрена и начинать! - с досадой кряхтел папаня.
   Взяв у Лены машину, я и Серега покатили к причалу, где обнаружился «Мерседес» с оставленными в замке зажигания ключами.
   Катер Василия, надо полагать, уже давно растаял в дымке голубой.
   Вдрызг расстроенные предательской выходкой вчерашнего высоконравственного моралиста и непритворно скорбя об одержавшей верх над чувствами дружбы и солидарности корыстью, мы вернулись домой, поведав о необратимой утрате нашего капитала довольно спокойно выслушавшим нас папане и Вове.
   – Теперь можно сообщить и властям, - заключил я. - Сообразно принципу: не нам, значит - никому!
   – Вот что, - лениво пережевывая бутерброд, отозвался Вова. - Запомните, что надо делать в таких случаях: ехать в надежный банк, снимать там ящик в хранилище и правом допуска к нему наделять лишь полностью укомплектованную команду дольщиков - и никого по отдельности. И без обиды, и без искушения…
   – Да и вас троих достаточно, - поправил его папаня. - Мне-то зачем? Вдруг откину концы, наживете правовой геморрой.
   – Ты случайно не путаешься во временах и наклонениях? - спросил я. - Благодаря интенсивному общению на немецком?
   – Понимаешь, - перебил меня Вова, неторопливо запивая бутерброд кока-колой, - вчера я отметил, что у Васьки забегал взгляд. У него, жулика, он и без того плохо фиксировался…
   – Как у алкоголика, - счел своим долгом уточнить папа.
   – Не, у алкоголика взгляд плавает, - выразил несогласие Вова.
   – Ну-ну! О деле давай! - нетерпеливо прикрикнул Сергей.
   – Вот. Пошел друг Вася перед сном сортир и душ навестить, вы - поддатые, храпака задаете, а я, покумекав, вытряхнул от греха картинки из гильз да и припрятал их. А в гильзы старых газет напихал - уже сколько времени макулатуру на помойку не отнесем…
   – Так где картины? - выдохнул я.
   – Погоди! - поморщившись, отмахнулся Вова. - Ну, залег я, глаза прикрыл, жду. Чего будет. И, блин, прозевал! Уснул-таки! А он, жучара, свинтил! Чисто, с концами. Просыпаюсь - привет!
   – А что же ты, изверг, молчал?! - вытирая испарину со лба, рявкнул Серега.
   – Зато сколько восторга! - молвил Вова. - Или нет? Ну, извиняйте, я хотел, как лучше…
   – Еще один прикол - и получишь укол! - предупредил я. - Но - не иголочкой!
   – Да, мы у него в должниках, - двусмысленно произнес Сергей.
   Предварительно сфотографировав полотна, мы поспешили воспользоваться весьма уместной Военной рекомендацией относительно банковского хранилища.
   Вечером заглянули к Лене, узнав, что только что по телефону ей звонил наш сбежавший друг.
   Через час звонок прозвучал вновь.
   Замечено, что собственной подлости особенно стыдятся, если ее не удалось довести до конца: путаясь в междометиях крупного рогатого скота - то есть застенчиво мыча и блея, Вася выдвинул покаянную версию: дескать, произошло замыкание в мозгу, остро возжелалось вернуть культурные ценности мировому сообществу, но теперь проводка восстановлена и заизолирована, так что - простите, ребята!..
   В своем ответе предателю я руководствовался версией, выработанной Сергеем, опасавшимся, что за первой пакостью от Васи способна последовать вторая.
   Я сообщил, что отныне картины пребывают в надежном и недоступном месте, далее - категорически отверг возможность проживания под одной крышей с оскорбившим наши лучшие чувства мерзавцем, прибавив, что побег скостил ему половину положенной доли, обязанной выплатиться по реализации.
   Когда сей чудный миг произойдет? Звоните, Вася, пишите письма. Надейтесь.
   – И не дай тебе Бог, идиот, начать какие-нибудь хитрожопые игры! - перехватив у меня трубку, веско предупредил изменника чекист. - Тогда гарантирую точный пролет! И - приземление в глубокое дерьмо! Понял?
   Вася, поневоле удовлетворившись иллюзорной надеждой, понял. И с этого момента здорово тратился на звонки, едва ли не каждодневно справляясь о новостях и о нашем драгоценном для него здоровье.
   Я неоднократно предлагал простить негодяя, высказывая предположение, что он нарвался на оставленную Фирой Моисеевной мину с вирусом шельмовства, но жестокосердные компаньоны, глубоко уязвленные гнусным поступком нашего бывшего приятеля, апелляций не принимали.
   – Никаких амнистий! - стучал кулаком по столу папа. - Статья звонковая! Взяли в долю как человека, а он черной неблагодарностью заплатил!
   – Переплатил даже… - поднял палец чекист.
   – В паршивых овцах стадо не нуждается! - подтвердил Вова справедливость доводов товарищей.
   – Это точка зрения волка? - попросил уточнить я.
   – Пастуха, - откликнулся Сергей. - За этой овечкой серьезный присмотр требуется, что - утомит!
   Жить я переехал к Леночке, куда постепенно подтянулся Сергей, оказавшийся в одиночестве, и теперь мы сутками просиживали у компьютера, чувствуя, что скоро приобретем заочное образование искусствоведов.
   Полотна принадлежали кистям известнейших европейских живописцев. Лица же, способные заинтересоваться их приобретением, проживали на Американском континенте, куда с разведывательно-ознакомительным визитом мне вскоре предстояло направиться.
   А покуда мы ожидали задержавшуюся в Питере Веру, от которой уже давно не было никаких вестей.
   Что наводило на объективные тягостные размышления.

ОДИНЦОВ

   Он увидел этих парней и - сразу почувствовал неладное.
   Парни стояли, совещаясь, у ворот виллы и воровато поглядывали на окна, у одного из которых, скрытый портьерой, стоял он, Одинцов.
   Национальность и род занятий этих коротко стриженных, накачанных субчиков в долгих определениях не нуждались: стандартные российские группировщики.
   – Игорь! - Он взял с журнального столика «глок», прикрытый газеткой. - Зови Лену, у нас гости!
   Володин, оторвавшись от компьютера, бросил короткий напряженный взгляд во двор. Вздохнул - с истомленным пониманием ситуации.
   – Леночка, - обратился Одинцов к хозяйке дома. - По-моему, сюда направляются нехорошие ребята. По чью душу - неясно. Твоя задача: спокойно прими их. Если спросят, кто в доме, ответь: ты и ребенок. Веди их в гостиную.
   Лена, заметно побледнев, молчаливо кивнула. В этот же миг брякнул колокольчик у входной двери.
   – Э, есть кто дома? - осведомился развязный баритон.
   – Да, слушаю вас… - донесся испуганный голос Леночки. Сергей указал Володину на подсобку, располагавшуюся рядом со входом в гостиную:
   – Давай туда!
   Прикрыв за собой дверь, они услышали раздавшиеся в коридор шаги, а затем баритон продолжил довольно вежливо:
   – Мы от Веры… Вы ведь Лена, я не ошибаюсь?
   – Да, что с ней?
   Проигнорировав этот вопрос, второй мужской голос - простудно-гнусавый, с одобрением произнес:
   – А ничего ведь так хижина! Вот же расстарался покойник, а так и не воспользовался. За что, спрашивается, башку сложил?
   – Простите, да кто вы?
   – Мы-то… Друзья сеструхи твоей. В доме кто есть?
   – Нет… То есть ребенок…
   – Это хорошо. Значит, Ленок, так, - произнес наглый баритон. - Докладываю: очень, понимаешь, Вера о своем спиногрызике переживает, убивается, я бы сказал, но приехать не может, все дела и дела…
   – Какие же дела? - невозмутимо спросила Лена.
   – Дела-то? - вздохнул гнусавый. - Покойник подбросил проблем вдовушке, он всему виной. И вкратце ситуация обстоит так: должен он нам денег. А потому… Сделаешь банковский перевод - это раз. Два - переоформим хижину. Вот и все.
   – И… что дальше?
   – А дальше, детка, - довольно рассмеялся баритон, - катись в Питер, к сестренке своей ненаглядной, мы тебя честь по чести проводим, не сомневайся…
   – А мудрить надумаешь, - гремя угрозой в сиплой интонации, добавил другой бандит, - так мудри, дело твое. Но учти: жизнь сестры на себя берешь, такая вот цена всей мудрости… Это ясно?
   – Ясно.
   – Ну и ладушки. Спокойная ты, погляжу, девка, уживемся.
   – Вы здесь собираетесь жить? Гангстеры зашлись в восторженном гоготе.
   – Конечно, дорогая! Готовь, кстати, обед! Одинцов толкнул локтем Володина: пошли!
   Встав в дверях гостиной, произнес, безразлично глядя на подобравшихся посетителей:
   – Не знаю, как насчет обеда, Ленок, но в одном наши гости угадали: им действительно придется тут некоторое время пожить. И ничего не поделаешь. - Вздернул «глок», направив его в переносицу начавшего подниматься с кресла короткопалого типа с приплюснутым носом и крутым боксерским затылком. Пояснил холодно: - Замри, гнида, котел враз разнесу!
   Короткопалый угрюмо переглянулся со своим сотоварищем, рыскавшим по сторонам колючими цепкими глазками загнанного в угол хорька.
   Подобного сюрприза визитеры явно не ожидали.
   – Пора, думаю, представиться, - произнес Одинцов. - Я - по всем вашим понятиям - мент. Квалифицированный, как пишут в характеристиках, специалист по вопросам организованной преступности. Вашего шакалья завалил гору. Я не хвастаюсь, а подсказываю вам вывод… Хотя вы тут уже чесали что-то об излишней мудрости, необходимости повторяться нет.
   – Ты пожалеешь, волк, - сказал короткопалый, оказавшийся обладателем баритона. Из-под его голых, лишенных ресниц, век таращились прозрачные, навыкате глаза.
   – О чем пожалею? - усмехнулся Одинцов. - О ваших загубленных жизнях? Едва ли. Но если хотите их сохранить, выполняйте команды. Команда номер один: лечь на пол.
   Парочка, угрожающе пыхтя, подчинилась приказу, подкрепленному выразительными передвижениями в воздухе не дающего осечек ствола.
   – Веревки! - обронил Одинцов в сторону Лены, умело обыскивая арестантов и отбрасывая в сторону швейцарские офицерские ножи и бумажники. Кивнув на ножи, заметил Володину: - Откуда, интересно, моду переняли? От црушников? Их ведь стандартный причиндал…
   – А ты грамотей, - пропыхтел короткопалый, уткнувшийся носом в ворс ковра.
   – И тебя это, чувствую, не радует, - произнес Володин, перетягивая пленникам запястья надежными и грамотными морскими узлами.
   – Ты где так канаты вязать научился? - поинтересовался у него злобным голосом сиплый. - Ослабь, гад, больно…
   – Потерпишь. А за «гада» могу тебе показать, как делать петлю для висельника.
   Протянув напарнику «глок», Одинцов, уцепившись в короткий бобрик волос сиплого, резким рывком приподнял взвывшего от боли бандита на колени.
   – Сейчас двигаем в подвал, там сегодня у тебя ночлег, - пояснил миролюбиво. - Ну, подъем!
   Бандитов следовало по одиночке подвергнуть жесткой психологической обработке. Технологию обработки полковник знал досконально.
   На лестнице гнусавый выказал неподчинение приказу, попытавшись оказать сопротивление конвоиру, но, получив ошеломляющий удар в печень, мгновенно присмирел.
   Припоминая уроки Володина, Сергей, подтянув лодыжки бандита к его завернутым за спину запястьям, увязал дополнительный «простой штык», обычно применяющийся в морской практике для крепления швартовов за рымы.
   После, не без удовлетворения оглядев кряхтящий куль, вернулся в гостиную, где, хмуро уставившись на немигающий зрачок пистолета, сидел в коленопреклоненной позе посередине ковра короткопалый.
   – Итак, продолжим, - деловито обратился к нему Одинцов. - Ребята вы, думаю, ушлые, сообразительные, а потому надеюсь на взаимопонимание и логику… Или обольщаюсь?
   – Надеяться не вредно, - донесся надменный ответ.
   – Ты зря огрызаешься, - укорил его Одинцов. - Мы же теперь партнеры, понимаешь? И у нас общая задача: вернуть сюда Веру.
   – Как я ее тебе…
   – Ты можешь ее вернуть, - с нажимом произнес Одинцов. - И сейчас, не сходя с места, мы вместе начнем думать, как это осуществить. Более того, плодотворный мыслительный процесс в предложенном направлении в первую очередь необходим тебе самому. И касается он твоих насущных интересов, потому что при отрицательном результате мы закопаем вашу парочку живьем в песок. Это я тебе твердо и конкретно обещаю. Очень твердо и очень конкретно. И своей тяжкой смертью ты загладишь, поверь, все прежние грехи, я уж постараюсь. Но грехов у тебя наверняка много, а потому в деле заглаживания придется оказать тебе помощь в виде имеющегося утюга системы «Филипс». Снабженного отпаривателем. Помнишь такую рэкетирскую рекламу: «Изменим жизнь к лучшему»?
   – Ребята, - сказал короткопалый неожиданно дрогнувшим голосом, уяснив, видимо, несомненную реальность угроз. - Ребята… но что мы можем? Нам приказали… Ну мы, ясное дело…
   – Это ты потом своим авторитетам заправлять будешь, - перебил его Одинцов. - А пока еще раз предлагаю начать совместный мыслительный процесс. Или предложение отвергается?
   – Не, почему же…
   Через два часа, уместив и второго бандита в подвале, Одинцов, Лена и Игорь прослушивали записанный на пленку разговор короткопалого с его боссом в Москве:
   – Антон Михайлович, все в полном ажуре! Бабки сняли налом, пока там эти переводы, мура всякая финансовая…
   – Как девка?
   – Кошелка с пониманием, как шелковая… но только накладочка с хибарой выходит, без этой сучки - н-ну, этой…
   – Понятно-понятно.
   – В общем, без нее - непротык. И кстати, там еще часть денег на ней…
   – Что предлагаешь?
   – А пусть Семен и Гоша ее сопроводят… Но для начала мы ее с сестренкой соединим, она ей в момент все растолкует…
   – Думаешь, пройдет?..
   – А почему нет? Лена нам тут уже обедик варит-парит… Не, вы, конечно, как знаете…
   – Нал, значит… Зарой, ясно? Во избежание…
   – Само собой!
   – Ладно, ждите звонка. Из дома никуда!
   – Да а куда мы… Отбой.
   Речь короткопалого, как отметил про себя Одинцов, три раза прослушав запись, отличал изряднейший артистизм, удовлетворивший бы самого взыскательного режиссера.
   Впрочем, виртуозная естественность сыгранной гангстером роли вполне отвечала столь же естественным причинам снизошедшего на него вдохновения.
   Следующий звонок раздался через час.
   – Леночка, милая, это я… Как вы там?
   – Не волнуйся, все в порядке. Слышишь? Все очень хорошо! Плюнь на этот дом, приезжай сюда, без тебя кирпичи не переоформят…
   – С тобой точно все в порядке?
   – Да, хамство в пределах нормы, терпимо. Только я тебя умоляю: пройди пограничников - и тех и других безо всяких… ну, ты понимаешь. Им наши головы не нужны… Ты-то как?
   Отбой.
   Криминальный босс, перезвонивший на следующий день, повелел короткопалому встретить Веру и ее сопровождение, прилетающих через сутки на Фуэртевентуру местным рейсом с Тенерифе.
   Уяснив близость развязки, бандиты уже заискивающе и доверительно советовались с Одинцовым относительно своих перспектив, сетуя на невозможность возвращения в российские пространства, где вынужденный артистизм короткопалого будет оценен аплодисментами весьма определенного рода.
   Володин, решивший посвятить братьев Оселли в перипетии малоприятной ситуации, вернувшись из ресторана, несколько утешил узников подземелья, сказав, что за примерное поведение им будет казано одолжение, которое они оценят завтрашним днем.
   Российско-итальянская группа встречающих прибыла в аэропорт за полчаса до приземления самолета.
   Вышедшие из стеклянных дверей два внушительных по комплекции и росту типа, сопровождающие Веру, были корректно и умело оттеснены от нее ратью Оселли.
   Володин, выступавший в качестве переводчика, настоятельно порекомендовал гостям острова Фуэртевентура избегать резких телодвижений.
   Сохраняя степенную невозмутимость, бандиты через испытующий прищур наблюдали, как к ним подводят их изрядно помятых и лишенных какого-либо гонора соратников.
   – Кореша, здесь полный антракт… - буркнул вместо приветствия короткопалый.
   Вышедший из здания аэропорта полицейский чин, уверенно проследовавший к кучкующимся у автостоянки представителям различных мафий, попросил паспорта у прибывших на остров господ мужского пола.
   Затем, уместив документы на крыше одной из машин, щелкнул два раза хромированным штемпелем, изуродовав черными грязными метками сияющие голографией визы.
   Вручил паспорта владельцам, пояснив сухо:
   – У вас есть сутки, чтобы покинуть территорию стран Содружества. Через час идет рейс на Тенерифе. Советую поспешить. - И, пожав руки хорошо ему, видимо, знакомой итальянской братии, двинулся со своим штемпелем обратно к зданию аэропорта.
   – Не, минуточку, давайте разберемся… - вякнул один из гостей, но сиплый истомленно перебил его:
   – Гоша, давай без базара! Тут беспредел…
   – Гестапо, твоя кавалерия! - подтвердил ожесточенно короткопалый.
   – Вот. - Володин протянул ему паспорта. - С вашими визами покуда порядок. У вас есть время перебраться на материк. Оцениваешь? Мы ребята приличные… Согласен?
   – Да уж куда там!.. - скрипнул зубами сиплый, убирая паспорт в карман.
   – И еще вам бесплатный совет: не задерживайтесь на Тенерифе, там опасные глубины…
   – Значит, у ребят все заладилось, - устало произнесла Вера, проводив взглядом уходящих в спальню Игоря и Лену. - Как думаешь, - покосилась на Сергея, - у них это серьезно?
   – А у нас? - Он притянул ее к себе.
   – Ты… - Она осторожно провела пальцами по его лицу. - Ты… уверен?
   – Я так… ждал тебя…
   – И я тоже, - выдохнула она. - Сережа, может, я поступаю безнравственно…
   Из спальни Лены донесся смешок и невнятный веселый голос Володина.
   – Ну ладно. - Она высвободилась из кольца его рук. Открыла холодильник, достав бутылку шампанского. Сказала просто:
   – Пошли спать, Серега!

ЭПИЛОГ

   На следующей неделе я отбывал в ответственную командировку на восточное побережье Соединенных Штатов.
   Провожавший меня в аэропорт Володька внезапно притормозил на пятачке в горах, остановив машину на узкой обочине.
   – Давай-ка выйди, - предложил вдумчиво. - Скажи острову «до свидания». Как полагается…
   Он верно выбрал место стоянки. Отсюда виделось все: горы, небо, вода, все стихии… Без прикрас. Вся суть…
   Я вышел на утоптанную площадку над обрывом.
   Дул теплый настойчивый ветер. Океан смеялся рассыпанной улыбкой миллионов солнечных бликов.
   И вдруг сбоку мелькнула тень.
   И прилетел ворон. Одинокий, случайный.
   И если я удивился ему, то лишь чуть. Наверное, так должно было случиться.
   Я смотрел в живые бусины его глаз, а ворон спокойно приблизился ко мне, будто знал, что мы понимаем друг друга и нужны сейчас, здесь, в этот час, в этой жизни.
   Я прошел к машине, обнаружив, к досаде своей, лишь пакетик орешков в кармашке сумки, и, не зная, понравятся ли они вещей птице или же нет, вновь вернулся к обрыву.
   Ворон взял желтый катышек с ладони, покосившись на рассыпанный под его кожистыми ногами арахис, а потом мы просто сидели, глядя на вечное небо и вечную землю, и в глазах птицы тоже стыло отражалась вечность, и ветер отверзывал перья ворона, открывая серую подпушку, и казалось, что в следующее мгновение вечность, царящая здесь, отменит время…
   Впереди же был Тенерифе - праздничный и праздный. А после - очухивающийся от снежной и долгой зимы Нью-Йорк.
   И только в сумерках ночного салона «боинга» я вдруг не то понял, не то озадачился:
   «А вдруг это был тот ворон?»
 
1998 г.