Страница:
Блондинка вздохнула.
– Если верить моей сестре, то, по ее информации, Ксандра Фочен умерла и давно погребена глубоко под землей.
Слова били наотмашь, словно грубая физическая сила наносила по нему удары невероятной мощи.
– Так она умерла?
Димитрий судорожно втягивал воздух, казалось, легкие отказывались работать. Зажатый в руке стакан с виски треснул, и острая боль пронзила руку.
– Боже мой, что с вами? – Голос молодой женщины был пронизан неподдельным беспокойством и участием. – Оставайтесь здесь. Я сейчас принесу что-нибудь, чтобы обработать рану и удалить мелкие осколки.
Димитрий тупо смотрел на текущую по смуглой руке кровь. Он совершенно не чувствовал боли. Тело было словно парализовано. Ксандра умерла, унеся в мир иной и его ребенка. Мысль об их потере яростно пульсировала в его сознании.
Минуты прошли или часы? Время, казалось, летело с бешеной скоростью. Его светловолосая собеседница, вооружившись аптечкой, вернулась на балкон в сопровождении прислуги, в руках у которой был кувшин с водой и несколько полотенец.
– Оставьте все это на столике и, уходя, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – дала блондинка четкие указания прислуге. Затем посмотрела на Димитрия и улыбнулась. – Не следует омрачать праздничный прием неприятными происшествиями. Хантер, мой муж, не большой любитель таких сцен.
– Вы сказали, что Ксандры больше нет. – Может быть, он все-таки ослышался?
– Да. – Она промыла рану и стала заклеивать ее пластырем. – Я не хотела вас расстраивать. Всегда забываю, что эта информация еще не стала всеобщим достоянием…
– Это было связано… – выговаривать слова становилось все трудней и трудней, – с ребенком?
Руки женщины на мгновение застыли.
– Откуда вам известно про ребенка? – Взгляд ее светло-карих глаз пронизывал Димитрия не хуже рентгена, а в дружескую атмосферу разговора мгновенно вмешалось подозрение.
– Она сама сказала мне об этом.
– Так вы Димитрий Петронидис? – Женщина с таким презрением произнесла его имя, словно резко выплюнула скверное, омерзительное вещество, случайно попавшее ей на язык.
– Да.
Он не понимал, чем, собственно, заслужил такое отношение, но предчувствие сгущающихся над ним грозовых туч было неотвратимым. Рука блондинки вспорхнула вверх и так ловко и сильно залепила ему пощечину, что его голова невольно качнулась, а сам он вынужден был отступить на шаг назад.
– Грязная свинья! Удавила бы такого собственными руками. Какое же бесстыдство надо иметь, чтобы так нагло заявиться ко мне в дом! И это после того, как вы так обошлись с моей сестрой?
– Что, черт побери, здесь происходит? – На балконе появился незнакомый мужчина. – Чего такого вы посмели наговорить моей супруге, чтобы вывести ее из себя?
– Хантер! – Женщина резко бросилась навстречу мужу. – Это Димитрий Петронидис. Тот самый. Тебе придется незаметно вывести его отсюда. Если только Элли увидит его, может снова произойти рецидив. Она еще такая слабенькая, спать ночами по-человечески только начинает. Сделай же что-нибудь!
Слова и резкие движения блондинки казались Димитрию бессмысленными. Ничего не доходило до сознания, все меркло на фоне известия о смерти его возлюбленной. Что вообще могло иметь хоть малейшее значение в сравнении с такой трагической новостью?
Он направился к выходу, стремясь как можно скорее оставить этот дом и веселящихся в нем гостей.
Александра мирно беседовала с одним из деловых компаньонов Хантера, комфортно расположившись в гостиной. Изредка до нее доносился взволнованный голос сестры. И, несколько обеспокоившись услышанным, она поднялась, принеся извинения своему собеседнику. Голос Мэделейн стих, и слов Александра уже не разбирала, но интонации по-прежнему оставались встревоженными.
Она обошла столовую, с изысканным вкусом декорированную в ярких, осенних тонах специально ко Дню благодарения, и вышла на балкон. Мэделейн, цепко схватившись за руку мужа, настойчиво требовала срочно удалить какого-то гостя из дома. На столике, справа от нее, стоял кувшин с порозовевшей от крови водой, а рядом лежало несколько испачканных полотенец. Запах разлитого крепкого виски густо пропитывал воздух. У дальней стенки балкона валялись, поблескивая в тусклых лучах уличного освещения, осколки разбитого хрустального стакана.
– Мэделейн, дорогая, что случилось?
Мэделейн быстро оглянулась, лицо ее было искажено ужасом. Она мгновенно подбежала к сестре и, схватив ее за руку, потянула за собой с балкона.
– Пойдем отсюда, Элли.
Александра решила все-таки остаться и выяснить, с чем связан испуг Мэделейн. Она огляделась… и замерла. Димитрий Петронидис направлялся к выходу.
Он замедлил шаг и обернулся.
– Я не хотел огорчать вашу супругу… – Слова его предназначались Хантеру.
Взгляд Димитрия скользнул по живописной картине, которую в данную минуту являли собой Александра с уцепившейся за ее руку сестрой. Но глаза его казались безжизненными и слепыми, словно он ничего не мог различать перед собой.
– Я в состоянии самостоятельно покинуть ваш дом.
И он ушел.
Еще раз.
Второй раз он уходил из ее жизни молча, не простившись и не взглянув на нее напоследок. То, что он ее даже не узнал, не приносило утешения.
– Прости меня, Элли. Я не знаю, как мог он здесь оказаться. С тобой все в порядке? Как ты? – Голос Мэделейн назойливо дребезжал у самого уха. – Я дала ему пощечину.
Наконец-то Александра уловила смысл длинной тирады сестры.
– Что ты сделала?
– Я ударила его по щеке и назвала грязной свиньей.
Александра выдавила подобие улыбки.
– Он этого вполне заслуживает. Как ты его узнала?
– Я сказала ему, что ты умерла. Я имела в виду, что Ксандры Фочен больше нет. В общем, не важно, он спросил меня, как это случилось. Не произошло ли трагической случайности из-за ребенка. И я сразу поняла, кто он.
– Ты сказала ему, что Ксандра умерла?
– Да, именно так она и сказала. Но, похоже, это не вполне соответствует действительности, правда? Ты жива, и я хочу крепко обнять вас обеих. – В их диалог ворвался гневный, ожесточенный голос Димитрия.
Шокированная его внезапным возвращением, Мэделейн, отпустив руку сестры, закричала:
– Убирайтесь отсюда немедленно!
Огромная фигура Димитрия грозно возвышалась над сестрами, кожа его была какого-то неестественно серого оттенка, мрачные глаза бешено сверкали.
– Я никуда не уйду. Я думаю, что лучше вам и вашему мужу оставить нас с Ксандрой наедине и дать возможность обсудить вопросы, не имеющие к вам обоим никакого отношения.
Мэделейн открыла было рот, чтобы возразить, но сестра ее опередила. Александра посмотрела на него скучающим, не выражающим никакого интереса взглядом.
– Меня зовут Александра Дюпре, и я абсолютно уверена, что нам с вами не о чем разговаривать.
Расставшись навсегда с образом Ксандры Фочен, Александра словно обрела свободу и так сильно изменилась внешне, что ее мало кто узнавал. Она коротко остригла волосы, вернула им их природный каштановый цвет. Она не носила больше ярко-зеленых контактных линз, а ее фигура на пятом месяце беременности никак не напоминала о гибкости плакучей ивы, которая была опознавательным знаком супермодели Ксандры Фочен.
Она спокойно могла справиться с этой ситуацией, не прибегая к помощи сестры и ее супруга. Более того, существовала особая причина, по которой она сама хотела переговорить с Димитрием. Мысль о том, что он рассказал о ней и об их будущем ребенке своей жене, не давала ей покоя.
Синие глаза Димитрия угрожающе блеснули.
– Не стоит играть со мной в прятки.
– Я не шучу и не играю. Если у тебя есть сомнения в том, кто я на самом деле, можешь посмотреть мои документы. Всю свою жизнь я была Александрой Дюпре. – Она сознательно выговаривала каждое слово с сильным новоорлеанским акцентом, от которого отвыкла еще в возрасте восьми лет, когда родители отправили ее в школу-интернат при одном из монастырей во Франции.
– Десять минут назад я практически поверил в то, что тебя уже нет в живых.
– Я могу достоверно подтвердить, что Ксандры Фочен действительно больше не существует. А я жива и невредима, но я Александра Дюпре.
Он не выглядел ни расстроенным, ни смущенным.
– Ты можешь называть себя Александрой Дюпре, но ты была и Ксандрой Фочен. Как можно отрицать непреложные факты? Как можно лгать мужчине, который знает тебя лучше многих других? – Его обычно безукоризненная английская речь окрасилась типичными греческими интонациями и резала слух.
– Уверяю тебя, ты совершенно меня не знаешь. – И это было чистой правдой. Если бы он хоть немного разбирался в ее характере, то никогда бы не смог заподозрить в интимных связях с другими мужчинами и приписать отцовство не себе.
Глаза его бешено засверкали, он наклонился вперед и, сжав Александру сильными, словно стальные прутья, руками, поднял вверх.
Мэделейн пронзительно завизжала:
– Не трожь ее! Поставь ее сейчас же на место!
Хантер подбежал к Димитрию и опустил ему руку на плечо.
Димитрий бросил на него злой взгляд, от него исходила волна животной физической агрессии.
– Убери руку!
– Я не позволю тебе забрать мою свояченицу, если это будет сделано насильственным путем, против ее воли.
Разыгравшаяся сцена казалась нереальной. Спокойный, хладнокровный, обычно самодовольный и величественный Димитриус Петронидис пытался совершить что-то из ряда вон выходящее и на глазах у изумленной публики, в разгар светского приема похищал беременную женщину.
Димитрий смотрел на Александру сверху вниз умоляющими глазами:
– Скажи ему, что ты хочешь уйти со мной.
Александра робко взглянула ему в лицо.
– Не испытываю никакого желания.
Тело Димитрия напряглось, Хантер принял более угрожающую позу и крепче сжал ему плечо, но в приступе ярости Димитрий сбросил его руку словно пушинку и быстро повернулся к Хантеру.
– Я не причиню ей зла. Она моя. Она носит моего ребенка, и мы должны поговорить об этом.
Наступила пауза, ни Димитрий, ни Хантер не проронили больше ни слова. А затем, к неописуемому ужасу Мэделейн и к негодованию Александры, Хантер понимающе кивнул головой.
– Можешь с ней поговорить, но только здесь и в нашем присутствии.
Александра судорожно освобождалась от цепких рук Димитрия.
– Не собираюсь я с ним ни о чем говорить!
Хватка его стала только более сильной от этих слов.
– Осторожней, пожалуйста. Можешь оступиться и упасть. Это повредит ребенку.
– Какое тебе дело до моего ребенка?
Выражение его лица стало еще более мрачным.
– Мне это совсем небезразлично.
Слова эти напугали ее гораздо сильнее, чем в свое время нежданное известие о беременности. Он пытается отнять у нее ребенка. Она поняла это, почувствовала.
– Я никогда не отдам тебе и твоей образцовой по греческим параметрам жене своего ребенка! Никогда, слышишь?
Димитрий нервно замотал головой.
– Нам надо поговорить, Ксандра.
– У тебя ведь были большие сомнения в отцовстве! – закричала разъяренная Александра.
Каменное, как изваяние, лицо Димитрия дрогнуло.
– Теперь их нет.
– Что же заставило тебя так резко изменить свое мнение? – не могла успокоиться Александра. Попытки высвободиться из его крепких рук оказались тщетными, и физический поединок был окончен.
– Я разговаривал с врачом. Он сказал, что менструации у женщин не всегда прекращаются сразу с наступлением беременности. И это не аномалия, а очень распространенное явление.
– Так ты поверил не мне, а совершенно постороннему человеку? Впечатляет! Это, безусловно, показывает, какое место в твоей жизни занимали наши отношения.
– Он не посторонний человек. Он мой друг.
Кому интересно, насколько близок ему этот дурацкий врач?
– Я не отдам тебе своего ребенка! – неустанно повторяла Александра.
– Если вы сейчас же не отпустите мою сестру и не покинете мой дом, я вынуждена буду вызвать полицию, – прервала их пререкания Мэделейн.
– Ради бога. – Димитрий повернулся к Хантеру. – Без нее я никуда не уйду.
Хантер тяжело вздохнул.
– Поговорить можно и здесь. Мы плотно закроем двери, ведущие в комнаты, и никто вам не помешает.
Александра вздрогнула. Ей совершенно не хотелось уединяться с Димитрием.
– Если бы мне надо было с тобой встретиться, я бы выбрала как можно более людное место. Мы можем пойти в «Домосед», если уж ты так настаиваешь. – Это был неплохой французский ресторанчик, располагавшийся неподалеку, на Второй авеню.
Категорическое «нет» вырвалось одновременно из уст Димитрия и Мэделейн. Сначала Александра решила разобраться со своей сестрой.
– Мэдди, мне бы хотелось покончить с этим как можно скорее.
Слезы заволакивали глаза сестры.
– Я не хочу, чтобы он снова причинял тебе страдания.
Александра решительно замотала головой.
– У него это больше не получится. Я его презираю.
Димитрий вздрогнул.
Александра, словно ничего не заметила, спросила у него:
– Так почему ты не хочешь пойти в ресторан?
– Однажды мы уже пытались поговорить тихо и мирно в общественном месте, но из этого ничего хорошего не вышло. Ты видела фотографии? Через неделю после объявления о моем предстоящем бракосочетании с Фебой ими пестрели все газеты. «Ссора греческого магната со своей тайной любовницей, оказавшейся беременной накануне его свадьбы». Моего деда хватил повторный сердечный приступ, после которого врачи уже без его согласия провели операцию на сердце.
Александре так хотелось выразить свое сочувствие, но она снова сдержалась. С этого момента и до конца своих дней он ничего хорошего от нее не добьется. Ничего и никогда!
– Элли, выясни с ним все здесь и сейчас, прошу тебя. Зачем усложнять и без того непростое положение? Сплетни распространяются со скоростью света. Если эти фотографии появятся в Штатах в колонках скандальной хроники, ваша мать, может, и не получит инфаркта, но шипеть будет так, что мало не покажется.
Мэделейн сурово взглянула на своего супруга, но вынуждена была с ним согласиться.
– Хантер прав. Если уж ты решилась на беседу с этим подонком, то состояться она должна именно здесь.
Димитрий с облегчением вздохнул, словно с плеч его свалилась огромная ноша.
Мэделейн включила на балконе небольшой газовый обогреватель и, бросив на сестру заботливый, полный сочувствия взгляд, позволила мужу увести себя в дом.
Димитрий стоял, словно боялся шелохнуться, и молчал. Он просто смотрел на Александру и на ее выпуклый, как футбольный мяч, живот, который свидетельствовал о том, что ребенок их жил и рос, мирно приютившись у нее под сердцем.
– У тебя светло-карие глаза. А были зеленые.
– Я носила цветные контактные линзы.
– Не снимая их даже ночью?
– Освещение по ночам было приглушенным или вовсе отсутствовало.
– Ты и прическу изменила.
– Как видишь.
– И волосы стали темнее. Мне нравится.
Эти поздние и излишние признания начинали действовать ей на нервы. У него не было больше никаких прав и оснований выискивать в ней что-то специфическое и любить. Он был женатым мужчиной.
К тому же разговор заходил хоть и в приятное, но тупиковое русло.
– А я-то думала, что тебя волнуют более важные вещи.
Димитрий согласно закивал головой в ответ.
Он осторожно усадил ее в плетеное кресло и сам занял такое же, стоящее по другую сторону низенького журнального столика.
– О чем именно ты все-таки хотел со мной поговорить? – наконец спросила Александра.
Он смотрел ей прямо в лицо, взгляд его синих глаз был мрачным.
– Мне нужен мой ребенок.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Если верить моей сестре, то, по ее информации, Ксандра Фочен умерла и давно погребена глубоко под землей.
Слова били наотмашь, словно грубая физическая сила наносила по нему удары невероятной мощи.
– Так она умерла?
Димитрий судорожно втягивал воздух, казалось, легкие отказывались работать. Зажатый в руке стакан с виски треснул, и острая боль пронзила руку.
– Боже мой, что с вами? – Голос молодой женщины был пронизан неподдельным беспокойством и участием. – Оставайтесь здесь. Я сейчас принесу что-нибудь, чтобы обработать рану и удалить мелкие осколки.
Димитрий тупо смотрел на текущую по смуглой руке кровь. Он совершенно не чувствовал боли. Тело было словно парализовано. Ксандра умерла, унеся в мир иной и его ребенка. Мысль об их потере яростно пульсировала в его сознании.
Минуты прошли или часы? Время, казалось, летело с бешеной скоростью. Его светловолосая собеседница, вооружившись аптечкой, вернулась на балкон в сопровождении прислуги, в руках у которой был кувшин с водой и несколько полотенец.
– Оставьте все это на столике и, уходя, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – дала блондинка четкие указания прислуге. Затем посмотрела на Димитрия и улыбнулась. – Не следует омрачать праздничный прием неприятными происшествиями. Хантер, мой муж, не большой любитель таких сцен.
– Вы сказали, что Ксандры больше нет. – Может быть, он все-таки ослышался?
– Да. – Она промыла рану и стала заклеивать ее пластырем. – Я не хотела вас расстраивать. Всегда забываю, что эта информация еще не стала всеобщим достоянием…
– Это было связано… – выговаривать слова становилось все трудней и трудней, – с ребенком?
Руки женщины на мгновение застыли.
– Откуда вам известно про ребенка? – Взгляд ее светло-карих глаз пронизывал Димитрия не хуже рентгена, а в дружескую атмосферу разговора мгновенно вмешалось подозрение.
– Она сама сказала мне об этом.
– Так вы Димитрий Петронидис? – Женщина с таким презрением произнесла его имя, словно резко выплюнула скверное, омерзительное вещество, случайно попавшее ей на язык.
– Да.
Он не понимал, чем, собственно, заслужил такое отношение, но предчувствие сгущающихся над ним грозовых туч было неотвратимым. Рука блондинки вспорхнула вверх и так ловко и сильно залепила ему пощечину, что его голова невольно качнулась, а сам он вынужден был отступить на шаг назад.
– Грязная свинья! Удавила бы такого собственными руками. Какое же бесстыдство надо иметь, чтобы так нагло заявиться ко мне в дом! И это после того, как вы так обошлись с моей сестрой?
– Что, черт побери, здесь происходит? – На балконе появился незнакомый мужчина. – Чего такого вы посмели наговорить моей супруге, чтобы вывести ее из себя?
– Хантер! – Женщина резко бросилась навстречу мужу. – Это Димитрий Петронидис. Тот самый. Тебе придется незаметно вывести его отсюда. Если только Элли увидит его, может снова произойти рецидив. Она еще такая слабенькая, спать ночами по-человечески только начинает. Сделай же что-нибудь!
Слова и резкие движения блондинки казались Димитрию бессмысленными. Ничего не доходило до сознания, все меркло на фоне известия о смерти его возлюбленной. Что вообще могло иметь хоть малейшее значение в сравнении с такой трагической новостью?
Он направился к выходу, стремясь как можно скорее оставить этот дом и веселящихся в нем гостей.
Александра мирно беседовала с одним из деловых компаньонов Хантера, комфортно расположившись в гостиной. Изредка до нее доносился взволнованный голос сестры. И, несколько обеспокоившись услышанным, она поднялась, принеся извинения своему собеседнику. Голос Мэделейн стих, и слов Александра уже не разбирала, но интонации по-прежнему оставались встревоженными.
Она обошла столовую, с изысканным вкусом декорированную в ярких, осенних тонах специально ко Дню благодарения, и вышла на балкон. Мэделейн, цепко схватившись за руку мужа, настойчиво требовала срочно удалить какого-то гостя из дома. На столике, справа от нее, стоял кувшин с порозовевшей от крови водой, а рядом лежало несколько испачканных полотенец. Запах разлитого крепкого виски густо пропитывал воздух. У дальней стенки балкона валялись, поблескивая в тусклых лучах уличного освещения, осколки разбитого хрустального стакана.
– Мэделейн, дорогая, что случилось?
Мэделейн быстро оглянулась, лицо ее было искажено ужасом. Она мгновенно подбежала к сестре и, схватив ее за руку, потянула за собой с балкона.
– Пойдем отсюда, Элли.
Александра решила все-таки остаться и выяснить, с чем связан испуг Мэделейн. Она огляделась… и замерла. Димитрий Петронидис направлялся к выходу.
Он замедлил шаг и обернулся.
– Я не хотел огорчать вашу супругу… – Слова его предназначались Хантеру.
Взгляд Димитрия скользнул по живописной картине, которую в данную минуту являли собой Александра с уцепившейся за ее руку сестрой. Но глаза его казались безжизненными и слепыми, словно он ничего не мог различать перед собой.
– Я в состоянии самостоятельно покинуть ваш дом.
И он ушел.
Еще раз.
Второй раз он уходил из ее жизни молча, не простившись и не взглянув на нее напоследок. То, что он ее даже не узнал, не приносило утешения.
– Прости меня, Элли. Я не знаю, как мог он здесь оказаться. С тобой все в порядке? Как ты? – Голос Мэделейн назойливо дребезжал у самого уха. – Я дала ему пощечину.
Наконец-то Александра уловила смысл длинной тирады сестры.
– Что ты сделала?
– Я ударила его по щеке и назвала грязной свиньей.
Александра выдавила подобие улыбки.
– Он этого вполне заслуживает. Как ты его узнала?
– Я сказала ему, что ты умерла. Я имела в виду, что Ксандры Фочен больше нет. В общем, не важно, он спросил меня, как это случилось. Не произошло ли трагической случайности из-за ребенка. И я сразу поняла, кто он.
– Ты сказала ему, что Ксандра умерла?
– Да, именно так она и сказала. Но, похоже, это не вполне соответствует действительности, правда? Ты жива, и я хочу крепко обнять вас обеих. – В их диалог ворвался гневный, ожесточенный голос Димитрия.
Шокированная его внезапным возвращением, Мэделейн, отпустив руку сестры, закричала:
– Убирайтесь отсюда немедленно!
Огромная фигура Димитрия грозно возвышалась над сестрами, кожа его была какого-то неестественно серого оттенка, мрачные глаза бешено сверкали.
– Я никуда не уйду. Я думаю, что лучше вам и вашему мужу оставить нас с Ксандрой наедине и дать возможность обсудить вопросы, не имеющие к вам обоим никакого отношения.
Мэделейн открыла было рот, чтобы возразить, но сестра ее опередила. Александра посмотрела на него скучающим, не выражающим никакого интереса взглядом.
– Меня зовут Александра Дюпре, и я абсолютно уверена, что нам с вами не о чем разговаривать.
Расставшись навсегда с образом Ксандры Фочен, Александра словно обрела свободу и так сильно изменилась внешне, что ее мало кто узнавал. Она коротко остригла волосы, вернула им их природный каштановый цвет. Она не носила больше ярко-зеленых контактных линз, а ее фигура на пятом месяце беременности никак не напоминала о гибкости плакучей ивы, которая была опознавательным знаком супермодели Ксандры Фочен.
Она спокойно могла справиться с этой ситуацией, не прибегая к помощи сестры и ее супруга. Более того, существовала особая причина, по которой она сама хотела переговорить с Димитрием. Мысль о том, что он рассказал о ней и об их будущем ребенке своей жене, не давала ей покоя.
Синие глаза Димитрия угрожающе блеснули.
– Не стоит играть со мной в прятки.
– Я не шучу и не играю. Если у тебя есть сомнения в том, кто я на самом деле, можешь посмотреть мои документы. Всю свою жизнь я была Александрой Дюпре. – Она сознательно выговаривала каждое слово с сильным новоорлеанским акцентом, от которого отвыкла еще в возрасте восьми лет, когда родители отправили ее в школу-интернат при одном из монастырей во Франции.
– Десять минут назад я практически поверил в то, что тебя уже нет в живых.
– Я могу достоверно подтвердить, что Ксандры Фочен действительно больше не существует. А я жива и невредима, но я Александра Дюпре.
Он не выглядел ни расстроенным, ни смущенным.
– Ты можешь называть себя Александрой Дюпре, но ты была и Ксандрой Фочен. Как можно отрицать непреложные факты? Как можно лгать мужчине, который знает тебя лучше многих других? – Его обычно безукоризненная английская речь окрасилась типичными греческими интонациями и резала слух.
– Уверяю тебя, ты совершенно меня не знаешь. – И это было чистой правдой. Если бы он хоть немного разбирался в ее характере, то никогда бы не смог заподозрить в интимных связях с другими мужчинами и приписать отцовство не себе.
Глаза его бешено засверкали, он наклонился вперед и, сжав Александру сильными, словно стальные прутья, руками, поднял вверх.
Мэделейн пронзительно завизжала:
– Не трожь ее! Поставь ее сейчас же на место!
Хантер подбежал к Димитрию и опустил ему руку на плечо.
Димитрий бросил на него злой взгляд, от него исходила волна животной физической агрессии.
– Убери руку!
– Я не позволю тебе забрать мою свояченицу, если это будет сделано насильственным путем, против ее воли.
Разыгравшаяся сцена казалась нереальной. Спокойный, хладнокровный, обычно самодовольный и величественный Димитриус Петронидис пытался совершить что-то из ряда вон выходящее и на глазах у изумленной публики, в разгар светского приема похищал беременную женщину.
Димитрий смотрел на Александру сверху вниз умоляющими глазами:
– Скажи ему, что ты хочешь уйти со мной.
Александра робко взглянула ему в лицо.
– Не испытываю никакого желания.
Тело Димитрия напряглось, Хантер принял более угрожающую позу и крепче сжал ему плечо, но в приступе ярости Димитрий сбросил его руку словно пушинку и быстро повернулся к Хантеру.
– Я не причиню ей зла. Она моя. Она носит моего ребенка, и мы должны поговорить об этом.
Наступила пауза, ни Димитрий, ни Хантер не проронили больше ни слова. А затем, к неописуемому ужасу Мэделейн и к негодованию Александры, Хантер понимающе кивнул головой.
– Можешь с ней поговорить, но только здесь и в нашем присутствии.
Александра судорожно освобождалась от цепких рук Димитрия.
– Не собираюсь я с ним ни о чем говорить!
Хватка его стала только более сильной от этих слов.
– Осторожней, пожалуйста. Можешь оступиться и упасть. Это повредит ребенку.
– Какое тебе дело до моего ребенка?
Выражение его лица стало еще более мрачным.
– Мне это совсем небезразлично.
Слова эти напугали ее гораздо сильнее, чем в свое время нежданное известие о беременности. Он пытается отнять у нее ребенка. Она поняла это, почувствовала.
– Я никогда не отдам тебе и твоей образцовой по греческим параметрам жене своего ребенка! Никогда, слышишь?
Димитрий нервно замотал головой.
– Нам надо поговорить, Ксандра.
– У тебя ведь были большие сомнения в отцовстве! – закричала разъяренная Александра.
Каменное, как изваяние, лицо Димитрия дрогнуло.
– Теперь их нет.
– Что же заставило тебя так резко изменить свое мнение? – не могла успокоиться Александра. Попытки высвободиться из его крепких рук оказались тщетными, и физический поединок был окончен.
– Я разговаривал с врачом. Он сказал, что менструации у женщин не всегда прекращаются сразу с наступлением беременности. И это не аномалия, а очень распространенное явление.
– Так ты поверил не мне, а совершенно постороннему человеку? Впечатляет! Это, безусловно, показывает, какое место в твоей жизни занимали наши отношения.
– Он не посторонний человек. Он мой друг.
Кому интересно, насколько близок ему этот дурацкий врач?
– Я не отдам тебе своего ребенка! – неустанно повторяла Александра.
– Если вы сейчас же не отпустите мою сестру и не покинете мой дом, я вынуждена буду вызвать полицию, – прервала их пререкания Мэделейн.
– Ради бога. – Димитрий повернулся к Хантеру. – Без нее я никуда не уйду.
Хантер тяжело вздохнул.
– Поговорить можно и здесь. Мы плотно закроем двери, ведущие в комнаты, и никто вам не помешает.
Александра вздрогнула. Ей совершенно не хотелось уединяться с Димитрием.
– Если бы мне надо было с тобой встретиться, я бы выбрала как можно более людное место. Мы можем пойти в «Домосед», если уж ты так настаиваешь. – Это был неплохой французский ресторанчик, располагавшийся неподалеку, на Второй авеню.
Категорическое «нет» вырвалось одновременно из уст Димитрия и Мэделейн. Сначала Александра решила разобраться со своей сестрой.
– Мэдди, мне бы хотелось покончить с этим как можно скорее.
Слезы заволакивали глаза сестры.
– Я не хочу, чтобы он снова причинял тебе страдания.
Александра решительно замотала головой.
– У него это больше не получится. Я его презираю.
Димитрий вздрогнул.
Александра, словно ничего не заметила, спросила у него:
– Так почему ты не хочешь пойти в ресторан?
– Однажды мы уже пытались поговорить тихо и мирно в общественном месте, но из этого ничего хорошего не вышло. Ты видела фотографии? Через неделю после объявления о моем предстоящем бракосочетании с Фебой ими пестрели все газеты. «Ссора греческого магната со своей тайной любовницей, оказавшейся беременной накануне его свадьбы». Моего деда хватил повторный сердечный приступ, после которого врачи уже без его согласия провели операцию на сердце.
Александре так хотелось выразить свое сочувствие, но она снова сдержалась. С этого момента и до конца своих дней он ничего хорошего от нее не добьется. Ничего и никогда!
– Элли, выясни с ним все здесь и сейчас, прошу тебя. Зачем усложнять и без того непростое положение? Сплетни распространяются со скоростью света. Если эти фотографии появятся в Штатах в колонках скандальной хроники, ваша мать, может, и не получит инфаркта, но шипеть будет так, что мало не покажется.
Мэделейн сурово взглянула на своего супруга, но вынуждена была с ним согласиться.
– Хантер прав. Если уж ты решилась на беседу с этим подонком, то состояться она должна именно здесь.
Димитрий с облегчением вздохнул, словно с плеч его свалилась огромная ноша.
Мэделейн включила на балконе небольшой газовый обогреватель и, бросив на сестру заботливый, полный сочувствия взгляд, позволила мужу увести себя в дом.
Димитрий стоял, словно боялся шелохнуться, и молчал. Он просто смотрел на Александру и на ее выпуклый, как футбольный мяч, живот, который свидетельствовал о том, что ребенок их жил и рос, мирно приютившись у нее под сердцем.
– У тебя светло-карие глаза. А были зеленые.
– Я носила цветные контактные линзы.
– Не снимая их даже ночью?
– Освещение по ночам было приглушенным или вовсе отсутствовало.
– Ты и прическу изменила.
– Как видишь.
– И волосы стали темнее. Мне нравится.
Эти поздние и излишние признания начинали действовать ей на нервы. У него не было больше никаких прав и оснований выискивать в ней что-то специфическое и любить. Он был женатым мужчиной.
К тому же разговор заходил хоть и в приятное, но тупиковое русло.
– А я-то думала, что тебя волнуют более важные вещи.
Димитрий согласно закивал головой в ответ.
Он осторожно усадил ее в плетеное кресло и сам занял такое же, стоящее по другую сторону низенького журнального столика.
– О чем именно ты все-таки хотел со мной поговорить? – наконец спросила Александра.
Он смотрел ей прямо в лицо, взгляд его синих глаз был мрачным.
– Мне нужен мой ребенок.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ему был нужен ребенок.
Подобные подозрения закрались в ее душу сразу после телефонного звонка в их парижскую квартиру, но в озвученной форме они были куда более страшным оружием. Ее словно в угол загнали, в какое-то темное безвоздушное пространство.
Александра инстинктивно прикрыла руками живот.
– Это невозможно. Теперь он принадлежит только мне.
– Ты сказала – он? У нас будет мальчик?
– Да.
– Как ты узнала?
– Это установило ультразвуковое исследование, которое мне сделали на четвертом месяце беременности.
Черты его лица становились более мягкими.
– Так после этого ты позвонила мне в Париж?
Александра оставила этот вопрос без ответа.
Его длинные пальцы нервно сжимались в кулаки, теребя превосходную шерсть дорогих итальянских брюк.
– Ты хотела сказать мне, что у нас будет мальчик. – Он был сражен этим фактом наповал. – А к телефону подошла Феба.
Александра по-прежнему молчала. Зачем утруждать себя лишними, никому не нужными словами?
– Ты так и не сказала ей, откуда звонила.
– Ты пытаешься поставить мне это в вину?
Он крепко стиснул зубы.
– Довольно смешно. Но так оно и есть. Феба умоляла тебя сказать, где ты находишься. Но ты отказалась. Долгие месяцы я провел в бесплодных поисках, задействовал по меньшей мере пять лучших международных детективных агентств только для того, чтобы они подтвердили, что Ксандры Фочен больше не существует.
– Информация исчерпывающая и верная. Они не ошиблись.
– И тем не менее вот ты. Перед моими глазами.
– Нет. Прямо перед твоими глазами – Александра Дюпре. И Ксандрой Фочен я больше не стану. – Не стоит снова позволять себе быть слабой и беззащитной, открывать свою душу человеку, которого она когда-то любила, будучи Ксандрой. Никогда!
– Ты утверждала в свое время, что ты круглая сирота.
Губы ее непроизвольно скривились в циничной усмешке.
– Утверждала? Эту информацию предоставило тебе очередное детективное агентство, когда ты хотел проверить мое досье и удостовериться, что я подходящая кандидатура на роль твоей любовницы. Я просто никогда этого не отрицала.
– Получается, ты полностью поменяла имидж и ради карьеры придумала себе легенду, по которой и жила.
– Да.
– Ты лгала мне изо дня в день в течение всего времени, пока не распался наш союз.
Союз? Так теперь называются любовные отношения, когда от них практически ничего не остается?
– Я никогда не лгала тебе.
– Ты позволяла называть тебя Ксандрой.
– Многие манекенщицы работают под псевдонимами.
– В отличие от них ты не ограничилась вымышленным именем, ты вела совершенно иной образ жизни, далеко уведший тебя от реальности. А эта женщина, Мэделейн, на самом деле твоя сестра?
– Да, а Хантер – ее муж.
Брови его поползли вверх в саркастической ухмылке.
– Это я уже понял.
Александра сжала пальцы в кулаки, чтобы не дать волю рукам. В памяти снова всплыли события той встречи, когда она объявила о своей беременности. Неприкрытая враждебность и ярость, граничащие с бешенством, проявленные Димитрием в ответ на это известие, навсегда оставили рану в ее сердце. Она вздрогнула.
– Я всегда думала, что ты парень хладнокровный, сдержанный. Не большой любитель сцен и сентиментальных разборок. Никаких приступов болезненной раздражительности, полная уравновешенность и деловитость. В общем, утонченный, изысканный грек.
– Добавь еще – богатый.
– Наплевать мне на твои грязные капиталы. Мне было абсолютно все равно, богат ты или беден.
– Теперь придется обратить внимание и на это. Все попытки отстранить меня от ребенка, если ты предпримешь таковые, окажутся тщетными. Тебе не одолеть меня, если в борьбу вступят деньги.
Страх сковывал ее все больше, но она не сдавалась.
– Меня не напугать. Не забывай, что мы не в Греции. И если ты мужчина и богат, это еще не достаточное основание, чтобы предъявлять права на моего ребенка. Семейный кодекс Соединенных Штатов в деле воспитания детей главенствующую роль отдает матери. – Александра проштудировала американское законодательство сразу же по прибытии в Нью-Йорк, с особым пристрастием отнесясь к статьям о родительских претензиях в рамках гражданских браков. Хотя она прекрасно понимала, что, если Димитрию когда-нибудь взбредет в голову официально выдвинуть свои требования, у нее будет масса неприятностей.
– Возможно, так оно и есть. Но выиграть судебный процесс тебе будет сложно. Непомерные судебные издержки, баснословные расходы на высокопрофессиональных адвокатов. Тебе этого просто не потянуть.
Картина, которую он нарисовал, была унылой и суровой.
– Чтобы удержать своего сына, я пойду на все, чего бы мне это ни стоило.
– На все?
– Да. На все!
– Тогда возвращайся в мой дом.
Александра стремительно вскочила с кресла.
– Самонадеянная гадина! Неужели ты действительно думаешь, что после всего, что между нами произошло, я вновь стану твоей любовницей и безропотно последую за тобой?
– Мне не нужна любовница.
– Вот и прекрасно. Эта роль уже не для меня. Все в прошлом. Я вынесла из этого спектакля все, что хотела знать. В следующий раз, когда меня потянет на мужчин, прежде, чем лечь с кем-то из них в постель, обязательно позабочусь, чтобы на пальце у меня было обручальное кольцо, надетое при священнике и в сопровождении клятвы о вечной любви.
– Кто этот человек? – Низкий голос Димитрия звучал как грозный рев хищного животного.
– Пока не знаю. Могу только заверить, что он будет полной противоположностью тебе.
– Пока еще не знаешь? – Он притянул ее ближе к себе за лацканы накинутого на плечи пиджака. – А я подозреваю, что этот мифический персонаж ничем не будет от меня отличаться, потому что им стану именно я. Никто другой никогда не посмеет прикоснуться к матери моего сына.
Он произносил эти слова прямо ей в лицо, его горячее дыхание обжигало кожу, пока и это незначительное расстояние между ними не исчезло. Его уста жадно впились ей в губы, страсть, словно электрическим разрядом, пронзила все тело, высвободившись откуда-то из глубин томительного ожидания.
Натиск был таким молниеносным, что некогда было упрекать себя за слабость. Его губы жадно, со страстью законного обладателя, с пылом единоличного собственника покрывали ее поцелуями. И она отвечала ему взаимностью, словно женщина, на протяжении долгих лет лишенная счастья физической близости с возлюбленным.
Она нежно обвила руками его шею, тело прильнуло к нему, губы разжались. Приглашение было принято, и следующий поцелуй был более продолжительным, руки его ласкали ей спину, крепче прижимая к телу, чтобы дать возможность ощутить его тепло и возбуждение. Несмотря на легкость, с которой Александра поддалась на его ласки, она быстро взяла себя в руки и так резко вывернулась из его объятий, что, неловко попятившись назад, оступилась и упала, приземлившись на пол, правда довольно удачно.
В считанные секунды Димитрий оказался на коленях возле нее.
– Глупая женщина! Могла ведь и ушибиться. С тобой все в порядке? – Он быстро поставил ее на ноги.
Она сердито шлепнула его по рукам, отстраняя от себя.
– Я не ушиблась.
– Зачем подвергать себя такому риску? – Он пристально смотрел ей в глаза. – С какими еще неприятностями успел столкнуться наш сын?
Если бы в руках у нее оказалось ружье, она бы убила Димитрия, не задумываясь, за этот снисходительный взгляд, полный осуждения.
– Моей вины в падении я не вижу. Ты вел себя как последний распутник, полез целоваться. Что мне оставалось делать? Молчаливо смириться и робко терпеть?
Вид у него был оскорбленный, мужская гордость задета.
– С каких это пор мои поцелуи вызывают такое отвращение?
– Женатым мужчинам не следует приставать с поцелуями к посторонним женщинам, – назидательно сказала она.
Он недоуменно пожал плечами.
– Совершенно верно. Именно это тебя беспокоит?
Этот бесчувственный, аморальный человек, казалось, ничего не понимал. Конечно, ее это беспокоило. Женат он был на Фебе, а целоваться лез к ней.
– Скажи, кто из нас сумасшедший: я или ты? – отчаявшись, произнесла Александра.
Губы его дрогнули.
– Я схожу с ума с тех самых пор, как получил от своих осведомителей первый неутешительный отчет о твоем местонахождении.
Он обнял ее за плечи, безжалостно сминая свой пиджак, накинутый на хрупкую фигуру Александры. Затем быстро склонился и ловко подхватил ее на руки. Было ли это проявлением отцовства, которое теперь нависло над ней как угроза? За год совместной жизни с Димитрием он всего лишь однажды взял ее на руки, и то когда она, выпив шампанского сверх нормы, уснула в машине по дороге домой.
– Отпусти меня, пожалуйста, Димитрий. – Слова вылились в вежливую просьбу, а не в настойчивое требование, что было еще одим свидетельством ее слабости. Но будь то просьбой или требованием, удовлетворены они не были.
– Не думаю, что мне следует это делать. Ты такая слабенькая, еле стоишь на ногах.
Она недовольно закатила глаза.
– Со мной ничего не случится, если ты не будешь лезть ко мне с поцелуями.
– Этого я обещать не могу.
– Бедная Феба. Она поняла, за какого обманщика ее угораздило выйти замуж?
– Феба замужем за очень достойным человеком, – ответил Димитрий голосом человека, оскорбленного в лучших чувствах.
– Да, ты честнейший и благороднейший из мужчин! Не смеши меня, – пренебрежительно бросила Александра. – Порядочный человек никогда бы не бросил забеременевшую любовницу, чтобы сочетаться законным браком с другой.
Подобные подозрения закрались в ее душу сразу после телефонного звонка в их парижскую квартиру, но в озвученной форме они были куда более страшным оружием. Ее словно в угол загнали, в какое-то темное безвоздушное пространство.
Александра инстинктивно прикрыла руками живот.
– Это невозможно. Теперь он принадлежит только мне.
– Ты сказала – он? У нас будет мальчик?
– Да.
– Как ты узнала?
– Это установило ультразвуковое исследование, которое мне сделали на четвертом месяце беременности.
Черты его лица становились более мягкими.
– Так после этого ты позвонила мне в Париж?
Александра оставила этот вопрос без ответа.
Его длинные пальцы нервно сжимались в кулаки, теребя превосходную шерсть дорогих итальянских брюк.
– Ты хотела сказать мне, что у нас будет мальчик. – Он был сражен этим фактом наповал. – А к телефону подошла Феба.
Александра по-прежнему молчала. Зачем утруждать себя лишними, никому не нужными словами?
– Ты так и не сказала ей, откуда звонила.
– Ты пытаешься поставить мне это в вину?
Он крепко стиснул зубы.
– Довольно смешно. Но так оно и есть. Феба умоляла тебя сказать, где ты находишься. Но ты отказалась. Долгие месяцы я провел в бесплодных поисках, задействовал по меньшей мере пять лучших международных детективных агентств только для того, чтобы они подтвердили, что Ксандры Фочен больше не существует.
– Информация исчерпывающая и верная. Они не ошиблись.
– И тем не менее вот ты. Перед моими глазами.
– Нет. Прямо перед твоими глазами – Александра Дюпре. И Ксандрой Фочен я больше не стану. – Не стоит снова позволять себе быть слабой и беззащитной, открывать свою душу человеку, которого она когда-то любила, будучи Ксандрой. Никогда!
– Ты утверждала в свое время, что ты круглая сирота.
Губы ее непроизвольно скривились в циничной усмешке.
– Утверждала? Эту информацию предоставило тебе очередное детективное агентство, когда ты хотел проверить мое досье и удостовериться, что я подходящая кандидатура на роль твоей любовницы. Я просто никогда этого не отрицала.
– Получается, ты полностью поменяла имидж и ради карьеры придумала себе легенду, по которой и жила.
– Да.
– Ты лгала мне изо дня в день в течение всего времени, пока не распался наш союз.
Союз? Так теперь называются любовные отношения, когда от них практически ничего не остается?
– Я никогда не лгала тебе.
– Ты позволяла называть тебя Ксандрой.
– Многие манекенщицы работают под псевдонимами.
– В отличие от них ты не ограничилась вымышленным именем, ты вела совершенно иной образ жизни, далеко уведший тебя от реальности. А эта женщина, Мэделейн, на самом деле твоя сестра?
– Да, а Хантер – ее муж.
Брови его поползли вверх в саркастической ухмылке.
– Это я уже понял.
Александра сжала пальцы в кулаки, чтобы не дать волю рукам. В памяти снова всплыли события той встречи, когда она объявила о своей беременности. Неприкрытая враждебность и ярость, граничащие с бешенством, проявленные Димитрием в ответ на это известие, навсегда оставили рану в ее сердце. Она вздрогнула.
– Я всегда думала, что ты парень хладнокровный, сдержанный. Не большой любитель сцен и сентиментальных разборок. Никаких приступов болезненной раздражительности, полная уравновешенность и деловитость. В общем, утонченный, изысканный грек.
– Добавь еще – богатый.
– Наплевать мне на твои грязные капиталы. Мне было абсолютно все равно, богат ты или беден.
– Теперь придется обратить внимание и на это. Все попытки отстранить меня от ребенка, если ты предпримешь таковые, окажутся тщетными. Тебе не одолеть меня, если в борьбу вступят деньги.
Страх сковывал ее все больше, но она не сдавалась.
– Меня не напугать. Не забывай, что мы не в Греции. И если ты мужчина и богат, это еще не достаточное основание, чтобы предъявлять права на моего ребенка. Семейный кодекс Соединенных Штатов в деле воспитания детей главенствующую роль отдает матери. – Александра проштудировала американское законодательство сразу же по прибытии в Нью-Йорк, с особым пристрастием отнесясь к статьям о родительских претензиях в рамках гражданских браков. Хотя она прекрасно понимала, что, если Димитрию когда-нибудь взбредет в голову официально выдвинуть свои требования, у нее будет масса неприятностей.
– Возможно, так оно и есть. Но выиграть судебный процесс тебе будет сложно. Непомерные судебные издержки, баснословные расходы на высокопрофессиональных адвокатов. Тебе этого просто не потянуть.
Картина, которую он нарисовал, была унылой и суровой.
– Чтобы удержать своего сына, я пойду на все, чего бы мне это ни стоило.
– На все?
– Да. На все!
– Тогда возвращайся в мой дом.
Александра стремительно вскочила с кресла.
– Самонадеянная гадина! Неужели ты действительно думаешь, что после всего, что между нами произошло, я вновь стану твоей любовницей и безропотно последую за тобой?
– Мне не нужна любовница.
– Вот и прекрасно. Эта роль уже не для меня. Все в прошлом. Я вынесла из этого спектакля все, что хотела знать. В следующий раз, когда меня потянет на мужчин, прежде, чем лечь с кем-то из них в постель, обязательно позабочусь, чтобы на пальце у меня было обручальное кольцо, надетое при священнике и в сопровождении клятвы о вечной любви.
– Кто этот человек? – Низкий голос Димитрия звучал как грозный рев хищного животного.
– Пока не знаю. Могу только заверить, что он будет полной противоположностью тебе.
– Пока еще не знаешь? – Он притянул ее ближе к себе за лацканы накинутого на плечи пиджака. – А я подозреваю, что этот мифический персонаж ничем не будет от меня отличаться, потому что им стану именно я. Никто другой никогда не посмеет прикоснуться к матери моего сына.
Он произносил эти слова прямо ей в лицо, его горячее дыхание обжигало кожу, пока и это незначительное расстояние между ними не исчезло. Его уста жадно впились ей в губы, страсть, словно электрическим разрядом, пронзила все тело, высвободившись откуда-то из глубин томительного ожидания.
Натиск был таким молниеносным, что некогда было упрекать себя за слабость. Его губы жадно, со страстью законного обладателя, с пылом единоличного собственника покрывали ее поцелуями. И она отвечала ему взаимностью, словно женщина, на протяжении долгих лет лишенная счастья физической близости с возлюбленным.
Она нежно обвила руками его шею, тело прильнуло к нему, губы разжались. Приглашение было принято, и следующий поцелуй был более продолжительным, руки его ласкали ей спину, крепче прижимая к телу, чтобы дать возможность ощутить его тепло и возбуждение. Несмотря на легкость, с которой Александра поддалась на его ласки, она быстро взяла себя в руки и так резко вывернулась из его объятий, что, неловко попятившись назад, оступилась и упала, приземлившись на пол, правда довольно удачно.
В считанные секунды Димитрий оказался на коленях возле нее.
– Глупая женщина! Могла ведь и ушибиться. С тобой все в порядке? – Он быстро поставил ее на ноги.
Она сердито шлепнула его по рукам, отстраняя от себя.
– Я не ушиблась.
– Зачем подвергать себя такому риску? – Он пристально смотрел ей в глаза. – С какими еще неприятностями успел столкнуться наш сын?
Если бы в руках у нее оказалось ружье, она бы убила Димитрия, не задумываясь, за этот снисходительный взгляд, полный осуждения.
– Моей вины в падении я не вижу. Ты вел себя как последний распутник, полез целоваться. Что мне оставалось делать? Молчаливо смириться и робко терпеть?
Вид у него был оскорбленный, мужская гордость задета.
– С каких это пор мои поцелуи вызывают такое отвращение?
– Женатым мужчинам не следует приставать с поцелуями к посторонним женщинам, – назидательно сказала она.
Он недоуменно пожал плечами.
– Совершенно верно. Именно это тебя беспокоит?
Этот бесчувственный, аморальный человек, казалось, ничего не понимал. Конечно, ее это беспокоило. Женат он был на Фебе, а целоваться лез к ней.
– Скажи, кто из нас сумасшедший: я или ты? – отчаявшись, произнесла Александра.
Губы его дрогнули.
– Я схожу с ума с тех самых пор, как получил от своих осведомителей первый неутешительный отчет о твоем местонахождении.
Он обнял ее за плечи, безжалостно сминая свой пиджак, накинутый на хрупкую фигуру Александры. Затем быстро склонился и ловко подхватил ее на руки. Было ли это проявлением отцовства, которое теперь нависло над ней как угроза? За год совместной жизни с Димитрием он всего лишь однажды взял ее на руки, и то когда она, выпив шампанского сверх нормы, уснула в машине по дороге домой.
– Отпусти меня, пожалуйста, Димитрий. – Слова вылились в вежливую просьбу, а не в настойчивое требование, что было еще одим свидетельством ее слабости. Но будь то просьбой или требованием, удовлетворены они не были.
– Не думаю, что мне следует это делать. Ты такая слабенькая, еле стоишь на ногах.
Она недовольно закатила глаза.
– Со мной ничего не случится, если ты не будешь лезть ко мне с поцелуями.
– Этого я обещать не могу.
– Бедная Феба. Она поняла, за какого обманщика ее угораздило выйти замуж?
– Феба замужем за очень достойным человеком, – ответил Димитрий голосом человека, оскорбленного в лучших чувствах.
– Да, ты честнейший и благороднейший из мужчин! Не смеши меня, – пренебрежительно бросила Александра. – Порядочный человек никогда бы не бросил забеременевшую любовницу, чтобы сочетаться законным браком с другой.