Монро Люси. Подарок для Александры

   – Так этот человек знал, что ты Александа Дюпре, а мне, своему возлюбленному, ты открыть эту тайну не решилась? – Димитрий был смертельно оскорблен.
   – Я также ничего не знала о существовании Фебы. Так что мы квиты. – Горло ее пересохло от долгого рассказа, и она с удовольствием пригубила холодной минеральной воды.
   – Ты оказала своей семье достойную услугу, и твоя мать должна тобой гордиться.
   Слова его согревали душу. Но смех, сдержать который было невозможно, комком подкатывал к горлу.
   – Гордиться мной? Работающей в сомнительной сфере дочерью, забеременевшей, не удосужившись вступить в брак? Она еще не простила мне продажу дома, нашего родового гнезда. По меркам, с которыми она ко мне подходит, я навсегда останусь паршивой овцой в стаде.
   – Матери пришлось продать дом?
   – Моих доходов хватало, чтобы гардероб матери состоял из нарядов от Коко Шанель, а сестра получила хорошее образование. Она закончила университет в прошлом году, за месяц до свадьбы с Хантером. – Гордость за успехи младшей сестры сквозила в ее голосе. Вздохнув она продолжала: – А вот на выкуп заложенного под большие проценты дома и на его содержание средств оказалось недостаточно. Мать была вынуждена продать его и переехать в благоустроенную квартиру с прислугой. И хотя она живет теперь в не менее престижном для Нового Орлеана районе, это все-таки не роскошное поместье Дюпре.
   – И в этом тоже виновата ты? А не твой безответственный отец, оставивший жену и двух дочерей в долгах?
   Особое мнение Димитрия о ее отце ничуть не повлияло на ее собственное. Он никогда не смог бы понять мужчину, не имеющего ни малейшей склонности к коммерции и не знающего цену деньгам.
   – Она возлагает на меня вину не за то, что дом пришлось продать, а за то, что я продолжала работать, когда он уже был продан. Ей больше пришлось бы по вкусу, если бы я удачно вышла замуж.
   – А ты замуж выходить не хочешь?
   – Я хочу вступить в брак с человеком, которого люблю. Состояние его банковского счета меня не волнует.
   – Тогда тебе нужен только я. Если слова, которые ты произносила в ресторане «У Рене», были искренними, я смогу дать тебе и любовь, и деньги.
   – Но я не люблю тебя больше.
   – Я никогда не поверю в то, что такая сильная женщина, как ты, может так легко разлюбить, столкнувшись с неприятностями.
   К своему ужасу, Александра начинала сильно подозревать, что именно так оно и есть, но поощрять его самолюбие чистосердечными признаниями не собиралась.
   – Я не стала бы называть неприятностями то, что на самом деле произошло. Ты вычеркнул меня из своей жизни и со скоростью ракетоносителя, выводящего на орбиту спутник, помчался жениться на другой.
   – Но я не женился.
   – Здесь тебе дорогу перешел брат.
   Он тяжело вздохнул.
   – Если я скажу, что после нашего разговора решил разорвать помолвку с Фебой, ты мне, конечно, не поверишь?
   Неужели это правда? Не может быть. Еще одна искусная манипуляция.
   – Не торгуй своей личной свободой. Она сейчас не в цене. И мне этот товар не нужен.
   – И все же я нанял частных детективов, чтобы они нашли тебя. И сделал это всего через несколько дней после твоего отъезда из Парижа.
   – Я ждала тебя. Думала, ты изменишь решение. Я осталась во Франции еще на неделю, Димитрий. Ты даже не позвонил мне. Я ничего для тебя не значила ни тогда, ни теперь. Весь сыр-бор разгорелся вокруг ребенка, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Они вошли в гостиницу, Димитрий вежливо распахнул перед ней двери, ведущие в их апартаменты.
   – Послушай, я все-таки должен во всем разобраться, – тяжело вздохнув, начал он. – Последние три месяца я вообще не спал, занимался только твоими поисками. Я думал, что, как только отыщу тебя, все встанет на свои места. Ты согласишься выйти за меня замуж. Первым же самолетом мы вылетим в Грецию. Я представлю тебя своему деду. Я думал, мне удастся укротить твой гнев. А вместо этого я отыскал женщину, которая ненавидит меня всеми фибрами своей души.
   – У меня нет к тебе ненависти, – заявила Александра.
   – Ты не испытываешь ее ко мне только ради сына. И это понятно. Но ты не соглашаешься выйти за меня замуж. Ты мне больше не веришь. И я в полной растерянности.
   Теперь уже она тяжело вздыхала.
   – Сочувствую.
   – К тому же у меня давно не было секса. – Смех его был грубоватым. – А я не привык без него обходиться.
   Настроение у него было странным. Она не знала, как себя вести. Привычнее было видеть его властным, держащим любую ситуацию под контролем. Вялый и беспомощный выглядел он глуповато.
   – Уверена, что воздержание было недолгим.
   – Ошибаешься. С того самого вечера, когда я сказал тебе, что женюсь на Фебе, любовью я больше не занимался.
   Должно быть, по оценкам такого мужчины, как Димитрий, это было вечностью.
   Она быстро направилась к своей спальне.
   – Думаю, что сегодня мне придется пораньше лечь спать. Пойду приму душ, может, смогу почитать на сон грядущий.
   Искушение было большим и опасным. Доказательств не требовалось, Александра и сама знала, что устоять перед ним не смогла бы. Но разгуливать перед его глазами и предлагать себя в качестве основного скоромного блюда после длительного поста она не собиралась.
   Она закрыла за собой дверь спальни и для надежности заперла ее на ключ.
   Зажмурившись, Александра медленно смывала шампунь с волос. Струи теплой воды, каскадно бьющие из трех душевых леек под разными углами, замечательно расслабляли тело.
   Каких бы трудностей это ни стоило, но ей предстояло еще достичь конкретных договоренностей с Димитрием. У него были равные с ней права и обязанности любить сына и заботиться о нем. И, что особо важно, мальчику необходима любовь обоих родителей. Димитрий не отказывался больше от малыша, но он не любил Александру.
   Будет ли правильным заставить ребенка с самого рождения расплачиваться за несбывшиеся надежды родной матери? А сын ее вынужден будет страдать, если она не выйдет за Димитрия замуж. Он будет незаконнорожденным. Для многих людей с современными взглядами на окружающую действительность это не имело бы никакого значения. Но для Димитрия, членов его семьи, деловых партнеров это было более чем важно.
   Ее родная мать может больше никогда не пустить ее на порог дома. Это приводило Александру в бешенство, но исправить она ничего не могла.
   Словно желая окончательно стереть из памяти все неприятности, Александра смахнула капли воды с лица и открыла глаза. Вокруг была кромешная темнота. Она отчаянно заморгала, но со зрением проблем не было. Ни единого проблеска света не просочилось в полную тьму. Веерное отключение электричества? Но все общественные заведения имеют автономный источник питания. Неожиданно и струя воды, омывавшая ей голову, стала иссякать, хотя из двух других душевых леек вода по-прежнему лилась. В полном недоумении она вытянула руку вперед, чтобы нащупать выложенную кафелем стенку и сориентироваться в пространстве. Но вместо скользкого и влажного кафеля под руку попалась обнаженная человеческая плоть.
   – Димитрий? – охрипшим голосом прошептала она.
   – Да, это я.
   – Что ты здесь делаешь?
   Его рука крепко обвила ее талию.
   – Ничего, – ответил он, дыша ей прямо в губы.
   – Нет. Не надо. Я этого не хочу. – Слова ее звучали неубедительно и для Димитрия, и для нее самой.
   Опытные, четко знающие свое дело пальцы Димитрия ласкали заметно увеличившуюся в размерах грудь. Соски набухли и заныли от истомы, стоило только телу почувствовать его близость.
   – Ты в этом уверена?
   – Секс не разрешит всех наших проблем. По сути, он явился причиной конфликта, – сказала Александра, стараясь сохранить ясный ум.
   – Нет. Секс был ни при чем. Разговоры способствовали нашему отдалению. Мои слова. Твои слова. Больше говорить не о чем.
   Она тихо застонала, выражая свое полное согласие и страстное желание изголодавшейся плоти. Он крепче обнял ее в ответ, всем телом прижимаясь к ней как можно ближе. До боли знакомые губы целовали ей веки, прикрывая глаза, и поцелуи были настолько пылкими, что обжигали кожу. Он нежно покусывал ее пухлую нижнюю губу, пока ее рот не открылся, маня своей нежностью и теплотой. Его неотразимые ласки напоминали ей о той прочной физиологической связи, которая когда-то существовала между ними. Узы, которые не в силах были разорвать ни время, ни расстояния, ни отчужденность, ни раздоры.
   Он приложил ладони к ее щекам.
   – Я хочу, чтобы и сейчас секс доставлял тебе не меньшее удовольствие, чем прежде, чтобы ты никогда больше не смогла от меня уйти. – Димитрий заговорил с такой горячностью, словно давал торжественное обещание при свидетелях.
   Он прислонил ее спиной к влажному кафелю квадратной душевой кабины.
   – Прижми руки к стене.
   Она послушно повиновалась.
   – Не двигай руками.
   – Димитрий…
   – Прошу тебя, доверься мне.
   В постели он был всегда галантен, никогда не причинял ей боли. И она была уверена в том, что и в будущем их секс не станет агрессивным.
   – Хорошо.
   Мужские руки гладили ее щеки, шею, ласкали плечи, медленно скользили к груди, изучая новую форму, которую придала ей беременность.
   – Прошу тебя, Димитрий… – она не смогла больше произнести ни слова.
   Да в этом и не было необходимости. Он опустился перед ней на колени и с особой нежностью стал целовать живот.
   Удовольствие было на грани мучительного, и она вскрикнула:
   – Прошу тебя, перестань! Мне этого не вынести! Нет, Димитрий! – Перед глазами засияли разноцветные всполохи, словно прямо перед ней вспыхнула гроздь праздничного салюта, разорвав чернильно-синюю темноту их маленького укромного пространства.
   Очередная тропинка поцелуев прокладывалась по выпуклому животу. Если ранее она определила его тщательное обследование колыбели их будущего младенца как эротическое, то теперь оно не шло ни в какое сравнение с тем благоговейным любопытством, с которым он осматривал каждую новую складочку на ее теле. Он создавал некий культ, дающий ему возможность поклоняться рождению на свет нового человека.
   – Малыш мой. – Ребенок уже стал его. Он снова поцеловал ее в живот. – Любимая моя. – Теперь и Александра была причислена к его собственности. Обеими ладонями он прикрыл ей живот, объявляя это зоной его единоличного владения.
   Александра витала где-то в облаках. Голова была как в тумане. Она не сразу поняла особое значение нашептанных им слов. Но как только их смысл раскрылся, волна сладостных эмоций охватила все тело. Раньше своей малышкой он называл только ее. А теперь он признавал их сына родным ему созданием. Она тоже была ему не безразлична. Но по-особенному. Он был так нежен и ласков с ней, даже сентиментален, как никогда раньше. Слова эти четко определяли место Александры в его жизни. Она всецело принадлежала ему. Но он заявлял права на нее не только как на свою собственность, но и как на свою жену.
   – Я больше никогда не отпущу тебя.
   Ей нечего было ответить. Да и что могла она сказать в ответ? Его губы были настолько горячими, дыхание настолько возбужденным, руки такими ласковыми…
   Удовольствие переходило в исступленный восторг. Слезы текли по щекам, перемешиваясь с каплями воды, которыми все еще фонтанирующий массажный душ в изобилии усеивал ее лицо. И она снова и снова шептала его имя.
   Неожиданно ноги стали слабыми и безвольными, а глаза заволокла чернота, к которой кромешный мрак душевой кабины не имел никакого отношения.
   В себя она пришла на огромной кровати в спальне Димитрия. Он бережно и заботливо обтирал ее полотенцами. Ярко светила лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывая мягкие отблески на смуглое, цвета бронзы, тело Димитрия.
   Он нежно улыбнулся.
   – Решила все-таки проснуться.
   – Это был обморок. – В это трудно было поверить.
   – Такое иногда случается, когда чувства безбрежны и глубоки. – Он накрыл полотенцем ее обнаженное тело, скрывая его красоту от собственных глаз. А сам выпрямился и встал рядом с кроватью. Это создавало иллюзию стыдливости и благопристойности. – Если ты хочешь, я уйду спать в другую комнату.
   Она смотрела на него глазами, полными удивления. Сердце бешено колотилось в груди.
   – Ты не хочешь со мной остаться?
   – Я хочу этого больше жизни, но я не грабитель. Я не собираюсь силой брать то, чего ты не хочешь давать мне добровольно.
   Она резко сдернула с себя полотенце, отбросив его на пол возле кровати.
   Лицо его было словно высечено из камня, красивое, застывшее изваяние. Но бешеное пламя надежды разгоралось в глубине темно-синих глаз.
   – Останься здесь.
   Он бросился к ней со скоростью света.
   – Это врата рая открылись для меня на земле.
   Она не смогла сдержать улыбки.
   Движения его были ритмичными, но нежными и сдержанными. Иногда они казались ей мучительно-медлительными.
   – Мы не навредим ребенку?
   Она неистово замотала головой. Беременность протекала нормально, и наблюдавший ее акушер не видел причин для прекращения половой жизни.
   По низу живота разлилась долгожданная истома, напоминавшая всему телу о скором наступлении физического восторга. Она крепко обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в кожу так сильно, что ногти оставляли следы. Тела их двигались в едином порыве, синхронно, в ускоренном ритме плавных движений поднимаясь к апогею удовольствия.
   Димитрий вскрикнул, возвещая о кульминации эротического наслаждения. И сразу необыкновенное тепло его плоти проникло в нее пульсирующими импульсами, разливаясь по всему телу, отдавая ему потрясающий заряд энергетики, вселяя в нее радость и восторг. Это было самым сокровенным в их отношениях, той тесной, интимной, известной только им двоим связью, которая раньше не была столь прочной.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

   Димитрий забрался под одеяло и крепко прижал к себе Александру, словно боялся, что с трудом восстановленная интимность внезапно и бесповоротно прервется.
   Она так устала за этот день, что, казалось, дышать и то было трудно. Она никуда не собиралась бежать от него.
   – Я же закрывала дверь на ключ, – пробормотала она, зевая, разнежившись на его разгоряченной груди.
   – Да. Дверь была заперта.
   – Тогда как ты вошел?
   – Ты думаешь, что я знаю только, как надо делать деньги? Я умею и замки взламывать. Этому меня обучил шеф дедовской охраны, когда мне было еще шестнадцать. Он утверждал, что каждый мужчина должен быть ловким. Клянусь, что я сейчас впервые применил свои навыки.
   Она негромко рассмеялась, представляя себе, как младший Петронидис в юношеском возрасте осваивает столь сомнительное мастерство.
   – А дедушка твой об этом знал?
   – Он и выступил инициатором.
   – Ты меня обманываешь. Этого не может быть.
   – Чистая правда. Дед всегда считал, что настоящий мужчина обязан многое уметь делать своими руками, даже если у него есть деньги, чтобы вызвать профессионалов и оплатить их труд.
   Она сильнее прижалась к нему. Ей было так хорошо.
   Они тихо лежали рядом, он ласково и как-то по-особому бережно гладил ее тело, а она положила руку ему на грудь, на самое сердце.
   – Ты сказал, что дедушка перенес второй инфаркт? Ты никогда не говорил мне, что у него больное сердце. А когда был первый?
   – Во время моей последней поездки в Грецию, перед твоим отъездом из Парижа.
   – Почему ты мне ничего не сказал?
   – Почему ты не рассказывала мне, кем на самом деле была? – вопросом на вопрос ответил Димитрий.
   – В Париже я была Ксандрой Фочен.
   – Да, но регулярных командировок, не связанных с долгом службы, у тебя было предостаточно. И ты ни разу не удосужилась поставить меня в известность об их истинной цели. По-видимому, это было своеобразным возвращением к жизни Александры Дюпре.
   – Так оно и было, – подтвердила она.
   – Я думал, что ты встречаешься с кем-то еще, кроме меня.
   Она поднялась и села на кровати, потрясенно смотря ему прямо в лицо.
   – Ты думал, что я тебе изменяю? У меня никогда не было мужчин, кроме тебя.
   Щеки Димитрия запылали ярким виноватым румянцем, подло выдавая истинные мысли хозяина.
   Он что-то недовольно буркнул, а потом добавил:
   – Да нет, не верил я этому никогда. Я сразу, без всяких разговоров, разорвал бы с тобой все отношения, будь это так.
   Точно. Это было похоже на Димитрия.
   – Но ты же думал, что ребенок не твой.
   – Да. Мучительные сомнения терзали меня, но неделю, не больше. И оправданий такому поведению нет.
   Она взглянула на него.
   – Конечно, нет.
   – Мой дед натрез отказался лечь на операцию, пока я не дал ему клятву, что женюсь на Фебе, и не определил точного дня свадьбы. Я совсем не был готов оставить тебя навсегда, но в равной степени не мог позволить деду отойти в мир иной по моей вине.
   Александра смотрела на него удивленными и недоверчивыми глазами.
   – Ты шутишь! Кроме хорошего, я ничего от тебя про деда не слышала. Как мог он так подло шантажировать тебя, чтобы ты меня бросил?
   – Он ничего не знал о твоем существовании.
   Новое видение событий, произошедших три месяца тому назад, окончательно ее дезориентировало.
   – Но все-таки…
   – Он хотел лишь быть уверенным в том, что я исполню свой долг перед семьей.
   – Он придет в ярость, если ты на мне женишься.
   Ее слова позабавили Димитрия.
   – Он мечтает стать прадедом и будет очарован такой внучкой, как ты.
   – Красивой меня теперь не назовешь. Я похожа на тыкву.
   – Хочешь убедить меня, что в таком положении можешь нравиться мне меньше?
   Она не ответила, охваченная страстными волнами удовольствия. Вокруг царила тишина, и любовь снова и снова неустанно вела их тела к вершине наслаждения. А после этого у нее уже не было сил, чтобы завести разговор. Глаза смыкались. Свернувшись калачиком и удобно прижавшись к Димитрию боком, она тихо уснула, впервые за всю беременность почувствовав спокойствие.
   Димитрий заерзал на кровати, поглаживая своей волосатой ногой ее гладкие, изящные ступни. Процесс ее пробуждения был коротким. И первое, что открылось ее взору, были черные завитки коротких жестких волос на его смуглой мускулистой груди. Димитрий. Одновременно с чувственными восприятиями пришли и воспоминания о проведенной ночи.
   – Надумала что-нибудь? – раздался голос Димитрия.
   Она подняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
   – Надумала что?
   – Что-нибудь про свою жизнь, про мою, про нашу совместную.
   – Почему ты решил, что думала я именно о нас? Или что вообще думала?
   Улыбка на его лице показалась ей печальной.
   – Как бы ты ни пыталась это отрицать, любимая, я неплохо тебя знаю. Ты часто проводишь первые минуты после пробуждения в раздумьях, словно теряешься в своих мыслях. А сейчас самой важной проблемой для тебя является будущее твоего ребенка.
   – И будущее моего малыша должно быть обязательно связано с тобой.
   – Оно и так связано. Поженимся мы или нет, будем любовниками или злейшими врагами на всю оставшуюся жизнь, как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, я всегда буду занимать определенное место в жизни своего сына.
   – Какие планы на сегодня?
   – Грандиозные.
   – Тогда пора вставать?
   Димитрий лукаво улыбнулся:
   – Совсем не обязательно.
   – Но…
   Неожиданно зазвонивший телефон прервал их интересную беседу. Димитрий обвел ее сладострастным взглядом, отчего она глупо захихикала, и повернулся к стоящему на прикроватной тумбочке телефону.
   – Александра, это тебя. Сестра звонит.
   Александра подползла поближе и взяла трубку из протянутой Димитрием руки.
   – Мэделейн?
   – Привет. Это я. Как идут переговоры, ну, сама знаешь, с кем? – У Мэделейн был встревоженный голос.
   – Не спрашивай.
   – Неужели все настолько плохо?
   Плохо? Нет. Скорее глупо. То, что она вообще стала любовницей Димитрия, трудно было назвать умным шагом в ее жизни. А лечь с ним в постель теперь, когда их отношения были еще настолько шаткими, будущее неопределенным и она по-прежнему не могла простить ему предательства, было откровенным идиотизмом. – Нам просто многое еще надо обсудить.
   – Он представил тебе официальные доказательства того, что не состоит с этой гречанкой в браке?
   – Да.
   – Это уже хорошо. Хантер уверял меня, что так и будет. Может, он еще не окончательный подонок.
   – Хантер или Димитрий? – шутливо спросила Александра.
   – Оба. Все они одним миром мазаны, – ответ сестры был на удивление выразительным.
   – Дорогая, что-то случилось?
   – Ну, как тебе сказать…
   – Мэделейн… – произнесла Александра тоном, к которому младшая сестра была приучена с раннего детства.
   – Во всем виноват Хантер!
   Хантер? Мужчина, который из кожи вон лез, чтобы его жена была счастлива? Представить себе, что Хантер мог совершить недостойный поступок или причинить Мэделейн страдания, было невозможно.
   – В чем его вина?
   – Он специально попросил одного из своих деловых партнеров пригласить на вечер Димитрия!
   Удар пришелся с той стороны, откуда Александра получить его никак не ожидала.
   – Что?
   – Он сказал, что переживал за тебя. Ему казалось, что без Димитрия ты очень плохо адаптировалась к новому образу жизни, и он решил проверить, возможно ли еще ваше существование вдвоем. Хантер навел справки, правда, сделал это с исключительной осторожностью. И выяснил, что Димитрий, в свою очередь, разыскивает Ксандру Фочен.
   – Храни нас Бог от слишком инициативных мужчин!
   – Сегодня мне пришлось спать в комнате для гостей, – сказала Мэделейн с большой долей удовлетворения.
   Очевидно, Хантеру не под силу было справиться с замком.
   – Прости, сестричка, мне совсем не хотелось, чтобы у тебя с Хантером возникали ссоры из-за меня.
   – Мог бы посвятить меня в свои замыслы! Возможно, я бы поддержала его, если бы знала наверняка, что Димитрий все еще холост.
   – Мэдди!
   – Ладно. Хантер оказался прав только в одном. Без Димитрия ты просто увядала на глазах. Сегодня твой голос звучит куда более оптимистично.
   Александра растерялась, не зная, что ответить на это точное, попавшее прямо в цель замечание. Быстрая смена основной темы разговора показалась лучшим ответом.
   – Надеюсь, это все, что ты хотела мне сказать?
   – Вообще-то нет… – нотки неподдельной тревоги снова послышались в голосе Мэделейн.
   Что еще могло случиться?
   – Мать прилетела первым утренним самолетом. Интересовалась, где ты. Я ничего ей не сказала, но тут снова вмешался Хантер. Он, как все мужчины, даже не понял, что стал причиной начала третьей мировой войны. Конечно, он проговорился и сказал ей, что вы с Димитрием живете в гостинице. Мать упала в обморок, а я так накричала на мужа, что он со мной больше не разговаривает… – на этих словах голос Мэделейн оборвался.
   – Дорогая, мне совсем не хочется взваливать свои личные проблемы на твои плечи.
   Мэделейн рассмеялась, но смех явно прорывался сквозь слезы.
   – Это так на тебя похоже. После смерти отца именно ты заботилась о нас с матерью, молча сносила все ее упреки. А когда самой понадобилась поддержка, то сильного плеча, на которое можно было бы опереться, не нашлось. И ты чувствуешь себя виноватой? Боже праведный, скажи, за что?
   – Я оказалась в такой сложной ситуации по собственной глупости. Никто, кроме меня, не должен расплачиваться за мои неприглядные поступки.
   Димитрий как-то неестественно напрягся, сидя рядом с ней.
   – Мама уже на подъезде к гостинице, чтобы помочь тебе выпутаться из этой скверной истории.
   Ей, должно быть, это послышалось.
   – Но…
   – Она чуть было вторично не лишилась чувств на манер непорочной девицы эпохи королевы Виктории. Если серьезно, то выглядела она ужасно, побледнела как смерть… Ну, я и сказала ей, в какой гостинице остановился Димитрий и в каком номере вы сейчас находитесь.
   Мэделейн громко расплакалась, снова и снова принося извинения.
   – Успокойся, Мэдди. Все будет хорошо. Она же моя мать. Мне и в голову бы не пришло засекречивать от нее место своего проживания, – солгала Александра.
   – Но бульварная пресса… Это же просто чудовищно! Я не знаю, как ты с этим справишься.
   – Газеты? Какие еще газеты? О чем ты говоришь, Мэдди?
   – Ты еще ничего не знаешь? – Мэделейн снова расплакалась. – Это просто напасть какая-то, после всего, что тебе пришлось пережить!
   Зная наперед, что ничего вразумительного от сестры уже не добьешься, Александа постаралась хоть немного успокоить Мэделейн, прежде чем повесить трубку. Закончив разговор, она быстро повернулась к Димитрию:
   – К нам едет моя мать.
   Бровь Димитрия резко поползла вверх.
   – Я догадался.
   – Похоже, она вступила на тропу войны и настроена очень решительно.
   – Она твоя мать. Благополучие родной дочери должно ее волновать, – сказал он уверенным голосом.
   Александра смогла только рассмеяться в ответ.
   – Больше всего на свете ее заботит безупречность добропорядочного имени славной семьи Дюпре. Мое совместное проживание с тобой в одном гостиничном номере противоречит материным взглядам на мораль. И неважно, в какие красочные слова ты будешь облачать свои оправдания и сколь низким будет твой подобострастный поклон.
   Димитрий молчал, внимательно вслушиваясь в каждое слово. К щекам Александры быстро приливала краска, сердце стучало все сильней.