Страница:
ГЛАВА ХIII Продолжение той же темы
Итак, вовсе не закон воспретил сеньору иметь свой суд и не закон отменил деятельность пэров в этих судах; не было такого закона, который предписал бы учреждение бальи (640)и предоставил им право суда. Все это совершилось мало-помалу силой обстоятельств. Знание римского права, судебных решений, собраний вновь записанных обычаев - все это требовало изучения, на которое неграмотные дворяне и народ были неспособны. Единственный указ, который мы имеем по этому предмету, обязывает сеньоров избирать своих бальи из мирян. Совершенно ошибочно смотрели на этот указ как на закон, создавший должность бальи, тогда как он не говорит больше того, что в нем сказано. К тому же он определяет точный смысл своего предписания приведением мотивов. "Для того, - говорится в этом указе, чтобы бальи можно было подвергать наказанию за нарушение ими своих обязанностей, необходимо брать их из мирян". Привилегии духовенства в те времена хорошо известны. Не следует думать, чтобы права, которыми сеньоры некогда пользовались и которыми они в настоящее время уже не пользуются, были у них отняты, как приобретенные захватом. Многие из этих прав они утратили по нерадению, а другие были ими оставлены потому, что различные перемены, происшедшие в течение многих веков, сделали существование этих прав невозможным.
ГЛАВА ХIV О доказательстве посредством свигс.чи(641)
Судьи, не имевшие иных правил, кроме обычаев, обыкновенно по всякому возникавшему на суде вопросу справлялись о них через свидетелей. Когда судебный поединок начал выходить из употребления, стали прибегать к письменным расследованиям. По словесное доказательство, записанное на бумаге, всегда остается только словесным доказательством, и порядок этот вел только к увеличению расходов по производству дела. Тогда изданы были уставы, которые сделали большую часть расследований бесполезной. Введены были официальные книги записей, которыми доказывалась большая часть требуемых фактов, как, например, дворянское происхождение лица, его возраст, законное рождение, брак. Запись - свидетель, которого трудно подкупить. Были также изложены письмению обычаи. Все это было очень разумно. Легче справиться в метрической записи о родившихся, действительно ли Петр сын Павла, чем искать тому доказательства путем долгих расспросов. Если в какой-либо стране имеется очень много обычаев, легче записать их все и составить из них один свод, чем обязывать частное лицо доказывать существование каждого отдельного обычая. Наконец, был издан знаменитый указ, воспрещавший принимать доказательства через свидетелей по взысканию долгов свыше 100 ливров, если не было хоть начала доказательства на письме.
ГЛАВА ХV Обычное право Франции
Франция управлялась, как я уже сказал, неписаными обычаями, а частные обычаи всякого сеньориального владения составляли его гражданское право. Всякое сеньориальное владение имело свое особое гражданское право, говорит Бо-мануар, настолько особое, что этот автор, на которого следует смотреть как на крупное светило того времени, предполагает, что во всем королевстве не было двух сеньориальных владений, которые управлялись бы вполне тождественными законами. Это чрезвычайное разнообразие имело две причины. Относительно одной я напомню только то, что было мною сказано по этому поводу в главе о местных обычаях; что касается второй, то она заключается в различных обстоятельствах судебного поединка: беспрестанно возникающие непредвиденные случаи должны были, естественно, вводить в употребление и новые обычаи. Эти обычаи хранились в памяти стариков; но затем мало-помалу образовались законы, или писаные обычаи. 1. В начале правления третьей династии короли давали частные и даже общие хартии порядком, который был объяс-нен мною выше. Сюда принадлежат установления Филиппа-Августа и те, которые были даны Людовиком Святым. Таким же образом крупные сеньоры по соглашению со своими вассалами, сообразуясь с обстоятельствами, давали на судебных заседаниях в своих герцогствах и графствах известные хартии, или установления. Таковы были, например, постановления Жоффруа, графа Бретани, по вопросу о разделе дворянских имений; обычаи Нормандии, дарованные герцогом Раулем; обычаи Шампани, дарованные королем Тибо; законы Симона де Монфора и другие. Это дало начало некоторым писаным законам, которые были даже более общими, чем имевшиеся раньше. 2. В начале правления королей третьей династии почти весь простой народ состоял в крепостной зависимости. Короли и сеньоры по многим причинам вынуждены были освободить его. Сеньоры, освобождая своих крепостных, дали им собственность; надо было дать им также гражданские законы, которые определяли бы правила владения этой собственностью. Освободив своих крепостных, сеньоры лишили себя их имущества; надо было определить те повинности, которые они выговорили в свою пользу как возмещение за уступленное ими имущество. Те и другие отношения были упорядочены освободительными хартиями. Эти хартии составили часть наших обычаев и получили письменную редакцию. В царствование Людовика Святого и последующих государей законоведы-практики, как Дефонтен, Бомануар и другие, изложили на письме обычаи своих судебных округов. Целью их было скорее изложить порядок судопроизводства, чем записать обычаи того времени относительно распоряжения имуществом. Но мы находим у них все, и хотя авторитет этих неофициальных авторов был основан единственно на верности н общеизвестности всего, о чем они говорили, они, несомненно, много способствовали возрождению нашего французского права. Таково было в те времена наше писаное обычное правоВот событие, составившее эпоху: Карл VII и его преемники предписали составить записи различных местных обычаев во всем королевстве, причем требовалось соблюдение известных формальностей. Так как их записи составлялись по провинциям, и из каждого сеньориального владения доставлялись в генеральное собрание провинции писаные и неписаные обычаи всех ее населенных пунктов, то была предпринята попытка обобщить эти обычаи, насколько это было возможно без нарушения частных интересов, которые были оговорены. Таким образом, наше обычное право получило три отличительных признака: оно было записано, обобщено и получило санкцию королевской власти. Многие из этих обычаев впоследствии были подвергнуты новой редакции, причем в них было внесено много изменений: исключено все то, что оказалось несовместимым с действующей юриспруденцией, и прибавлено много такого, что было заимствовано из этой юриспруденции. Хотя у нас принято думать, что обычное право как бы составляет противоположность римскому праву, так что эти два права делят на две части нашу территорию, тем не менее справедливо, что многие положения римского права вошли в наши обычаи, в особенности при новой их редакции, во времена, не очень отдаленные от наших, когда это право было предметом изучения для всех тех, кто готовился к занятию гражданских должностей; когда еще не кичились неведением того, что нужно знать, и знанием того, чего знать не следует; когда проницательность ума служила более для изучения профессии, чем для ее исполнения; и когда постоянная погоня за развлечениями не была отличительным признаком даже женщин. Мне следовало бы еще более углубиться в рассматриваемый предмет и, войдя во все его подробности, проследить те едва заметные изменения, которые со времени введения апелляции образовали обширное целое нашей французской юриспруденции. Но в таком случае мне пришлось бы в одно большое сочинение включить другое такое же; я же поступаю подобно тому археологу, который, оставив свою страну, приехал в Египет, бросил взгляд на пирамиды - и вернулся домой,
КНИГА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
О способе составления законов
ГЛАВА I.
О духе законодателя
Я уже сказал, что дух умеренности должен быть духом законодателя, и, мне кажется, все это сочинение написано мною лишь с целью доказать эту мысль. Политическое благо, как и благо нравственное, всегда находится между двумя пределами, и вот пример тому. Для свободы необходимы судебные формальности; но число их может быть так велико, что они станут препятствовать целям тех самых законов, которые их установили. Дела будут тянуться без конца; собственность станет неустойчивой; собственность одной стороны станут отдавать другой без расследования или разорять и ту, и другую бесконечными расследованиями. При этом граждане потеряют свободу и безопасность, обвинитель не будет иметь возможности доказать обвинение, а обвиняемый - оправдаться.
ГЛАВА II Продолжение той же темы
Цецилий у Авла Геллия. рассуждая о законах двенадцати таблиц, которые позволяли кредитору рассекать на куски несостоятельного должника, находил этому закону оправдание в самой его жестокости, удерживавшей от займов не по средствам. Если так, то самые жестокие законы должны считаться наилучшими; добро будет состоять в крайности, и все отношения между вещами должны быть ниспровергнуты.
ГЛАВА III О том, что законы, казалось бы отступающие от намерений
законодателя, в действительности часто с ними совпадают
Закон Солона, объявлявший бесчестным всякого, кто во время народной смуты не пристанет ни к одной из партий, казался очень странным; но необходимо обратить внимание на условия, в которых находилась в то время Греция. Она делилась на очень мелкие государства, и можно было опасаться, что в республике, терзаемой гражданской усобицей, наиболее благоразумные люди останутся в стороне и дело дойдет до крайностей. Во время смут, которые происходили в этих мелких государствах, большинство граждан принимало участие в распрях или производило их. В наших крупных монархиях партии составляются из небольшого количества людей, а народ предпочитает бездействие. В этом последнем случае будет совершенно естественно уговаривать мятежников, чтобы они пристали к большинству граждан, а не предлагать большинству, чтобы оно пристало к мятежникам; тогда как в первом случае следует стараться, чтобы небольшое число людей благоразумных и спокойных соединилось с мятежниками. Так брожение одной жидкости может быть остановлено одной каплей другой жидкости.
ГЛАВА IV О законах, противоречащих намерениям законодателя
Есть законы, действие которых законодатель так плохо предусмотрел, что. они оказались противными поставленной им перед собой цели. Французский закон, постановивший, что если умрет один из двух соискателей на бенефиций, то он достанется тому, кто остался в живых, конечно, имел в виду прекращение тяжб; но результат получился совершенно противоположный: мы видим, как духовенство вступает между собою в драку и грызню не на жизнь, а на смерть не хуже английских догов.
ГЛАВА V Продолжение той же темы
Закон, о котором я хочу говорить здесь, заключается в следующей клятве, сохраненной Эсхипом. "Клянусь никогда не разрушать города, принадлежащего к союзу амфиктионовш, и не отводить от него проточную воду. Если какой-либо народ осмелится сделать что-нибудь подобное, я объявлю ему войну и разрушу его города". Последний пункт этого закона, пови-димому подтверждающий его, в действительности ему противоречит. Амфиктион хочет, чтобы никогда не разрушали греческих городов, а между тем его закон отворяет дверь к разрушению этих городов. Чтобы установить между греками истинные понятия о международном прае, следовало приучить их к мысли, что уничтожение греческого города есть нечто ужасное, и что нельзя разрушать даже города разрушителей. Амфнктионов закон был справедлив, но не разумен. Это доказывается самими фактами злоупотребления этим законом. Разве Филипп не добился полномочия на уничтожение городов под предлогом, что они нарушили законы греков? Амфиктион мог назначить другие наказания: определить, например, чтобы известное число городских начальников или предводителей войска того города, который посягнул на целость другого, было наказано смертью; чтобы народ, виновный в разрушении города, был лишен на известное время преимуществ, которыми пользовались греки; чтобы он платил штраф, пока разрушенный им город не будет восстановлен. Но прежде всего закон должен был бы обратить внимание на вознаграждение за убытки.
ГЛАВА VI О тон, что законы, кажущиеся одинаковыми, не всегда имеют
одинаковое действие
Цезарь воспретил римлянам хранить у себя в доме более 60 сестерций. В Риме закон этот считался вполне целесообразным для примирения кредиторов с должниками, потому что, побуждая богатых давать в долг бедным, он доставлял бедным возможность удовлетворять богатых. Тот же закон. изданный во Франции во время системы Ло, имел очень пагубные последствия, потому что был издан при самых ужасных обстоятельствах. После того как частные лица были лишены всех средств к помещению денег, этот закон лишал их возможности хранить деньги у себя, что равнялось насильственной их конфискации. Цезарь издал свой закон с целью увеличить обращение денег в народе; французский же министр издал свой, чтобы соединить деньги в одних руках. Первый давал за деньги земли или ипотеки на частных лиц; второй предлагал за деньги бумаги, которые не имели никакой ценности и по своей природе не могли ее иметь на том только основании, что закон обязывал принимать их.
ГЛАВА VII Продолжение той же темы. Необходимость осмотрительности при
составлении законов
Закон об остракизме существовал в Афинах, Аргосе и Сиракузах. В Сиракузах он послужил причиной многих бедствий, потому что был составлен без соблюдения требований благоразумия. Здесь знатнейшие граждане изгоняли друг друга, беря в руку лист фигового дерева, так что все граждане, обладавшие какими-либо достоинствами, оказались отстраненными от дел. В Афинах, где законодатель сознавал границы, которых он должен был -держаться в законе об остракизме, остракизм был прекрасным делом. Ему никогда не подвергали больше одного лица за один раз, причем требовалось столь большое число голосов, что трудно было под-верпнуть изгнанию человека, отсутствие которого не было необходимо. Далее, приговаривать к изгнанию можно было только раз в пять лет; и действительно, так как остракизм применяли лишь к знатнейшим людям, которые подавали своим согражданам повод к опасению, он не мог быть повседневной мерой.
ГЛАВА VIII О том, что законы, казалось бы одинаковые, не всегда
создавались по одинаковым побуждениям
Во Франции была принята большая часть римских законов о субституциях, но самые субституции основаны в этой стране совсем на другом побуждении, чем у римлян. У римлян наследование было соединено с известными жертвоприношениями, которые должен был совершать наследник и которые определялись жреческим правом. Отсюда произошло то, что римляне считали для себя бесчестием умереть без наследника. назначали своими наследниками своих рабов и изобрели субституции. "Вульгарная субституция", изобретенная раньше всех других и применявшаяся лишь в случаях отказа законного наследника от наследства, служит очевидным тому доказательством. Цель ее состояла не в том, чтобы увековечигь наследство в роде, носящем общее имя, но в том, чтобы найти человека, который принял бы наследство.
ГЛАВА IX О том, что греческие и римские законы карали самоубийство по
различным побуждениям
Человек, - говорит Платон, - убивший существо, тесно с ним связанное, т. е. самого себя, не по приказанию власти и не во избежание позора, а по малодушию, будет наказан". Римский закон карал это деяние, если оно имело причиной не душевную слабость, не отвращение к жизни, не бессилие в перенесении страданий, но отчаяние вследствие совершенного преступления. Римский закон оправдывал человека в том случае, когда греческий обвинял, и, наоборот, обвинял его, когда греческий оправдывал. Образцом для Платона служили установления лакедемонян с их абсолютными распоряжениями властей, с их отношением к позору как к величайшему из несчастий и к малодушию как к величайшему из преступлений. Римский закон отверг все эти прекрасные понятия; он был лишь финансовым законом. Во времена республики в Риме вовсе не было закона, который наказывал бы самоубийц; поступок этот историки всегда одобряли, и нет примеров, чтобы за него карали. Во времена первых императоров знатные римские роды беспрестанно истреблялись по судебным приговорам. Тогда вошло в обычай предупреждать приговор добровольной смертью. В этом видели большое преимущество, потому что лишившему себя жизни могли быть воздаваемы погребальные почести и завещание его сохраняло свою силу. Так было потому, что в Риме не существовало еще гражданского закона против самоубийц. Но когда алчность императоров сравнялась с их жестокостью, они отняли право распоряжения своим имуществом у тех, от которых хотели отделаться, и объявили преступлением лишение себя жизни вследствие угрызений совести по поводу совершения другого преступления, Подтверждением того, что действительно таковы были побуждения, руководившие императорами, служит их согласие на то, чтобы имущество самоубийц не подвергалось конфискации в случаях, когда преступление, побудившее к самоубийству, не влекло за собою конфискации.
ГЛАВА Х О том, что законы, казалось бы противоречащие друг другу, иногда
бывают родственны по духу
В настоящее время, когда вызывают человека в суд, входят в его дом; у римлян это не допускалось. Вызов в суд считался у них актом насилия, чем-то вроде лишения свободы; и нельзя было войти в дом человека, чтобы вызвать его в суд, подобно тому как в настоящее время нельзя арестовать человека у него в доме иначе, как по приговору за частные долги. Римские законы наравне с нашими признают тот принцип, что дом всякого гражданина есть его убежище и что в этом убежище недопустимо против него никакое насилие.
ГЛАВА XI Каким образом можно сравнивать два различных закона
Во Франции за лжесвидетельство полагается смертная казнь; в Англии же этого нет. Чтобы решить, который из этих двух законов лучше, следует добавить следующее: во Франции применяется допрос преступника при помощи пытки, в Англии же пыткн нет. И еще надо сказать, что во Франции обвиняемый не представляет своих свидетелей н редко случается, чтобы принимались от него так называемые оправдывающие факты; в Англии же свидетельские показания принимаются от той и от другой стороны. Три французских закона составляют одно последовательное и тесно связанное целое; три английских закона представляют не меньшее единство н связь. Английский закон, не допускающий при допросе пытки обвиняемого, не может возлагать больших надежд на добровольное признание подсудимого, поэтому он созывает со всех сторон свидетелей и не решается запугивать их угрозой смертной казни. Французский закон, располагающий столь сильным дополнительным средством, менее боится запугивать свидетелей; напротив, здравый смысл требует, чтобы он внушал им страх; он выслушивает свидетелей только одной стороны, т. е. тех, которых представляет обвинительная власгь, и судьба обвиняемого зависит единственно от их показаний. Но в Англии, где выслушиваются свидетели двух сторон и дело, так сказать, решается спором между ними, ложное показание представляет, быть может, меньшую опасность: обвиняемому дается средство защиты против ложного показания, тогда, как французский закон ему такого средства не дает. Итак, чтобы решить, которые из этих законов лучше отвечают требованиям разума, не следует сравнивать их друг с другом по отдельности, необходимо сопоставлять их между собой во всей их совокупности.
ГЛАВА XII О том, что законы, кажущиеся одинаковыми, иногда бывают в
действительности различны
Греческие и римские законы подвергали укрывателя краденых вещей одинаковому наказанию с вором. Французский закон делает то же самое. Первые были благоразумны, последний же нет. У римлян и греков вор приговаривался к денежному штрафу, а потому и укрыватель должен был нести то же наказание; ибо всякий, кто каким бы то ни было образом способствует причинению убытка, должен его возместить. Но у нас воровство наказывается смертью и потому нельзя, не впадая вкрайность, карать укрывателя наравне с вором. Кто покупает краденое, очень часто может делать это совершенно неумышленно; кто крадет, тот всегда виновен. Один препятствует обнаружению уже совершенного преступления, другой совершает его; первый совершенно пассивен, второй - активен. Вору приходится преодолевать большие препятствия и оказывать более продолжительное и ожесточенное противодействие закону. Юристы в своих суждениях шли еще дальше: они смотрели на укрывателей как на преступников более гнусных, чем воры. "Без укрывателей. - говорили они, - нельзя было бы долго скрывать покражи". Повторяю, этот взгляд мог быть верен. пока за воровство полагался денежный штраф; когда дело шло об убытках, укрыватель обыкновенно скорее мог возместить их. Но после того как денежный штраф был заменен смертной казнью, следовало бы руководствоваться в этом деле. другими принципами.
ГЛАВА XIII О том, что никогда не следует рассматривать законы независимо
от цели, ради которой они были созданы. Римские законы о краАе(649)
Когда у римлян вор попадался с поличным, прежде чем успевал спрятать украденное, то кража называлась явною; если же вора обнаруживали лишь впоследствии, то кража называлась неявною. Законы двенадцати таблиц предписывали наказывать явного вора розгами .и обращать в рабство, если он был совершеннолетним, или только наказывать розгами, если он был несовершеннолетним. Неявного вора тот же закон приговари-в-ал лишь к уплате двойной стоимости украденной вещи. После того как закон Порция отменил наказание граждан розгами и обращение их в рабство, явного вора приговаривали к уплате штрафа, вчетверо превышающего стоимость украденного, тогда как неявный вор продолжал платить штраф, превышающий эту стоимость вдвое. Кажется странным, что законы эти устанавливали такую разницу в оценке этих двух преступлений и в размере определенных за них наказаний. Действительно, был ли вор пойман прежде или после того, как относил украденное в предназначенное место, обстоятельство это нисколько не изменяло сущности преступления. Для меня не подлежит сомнению, что вся теория римских законов о краже была заимствована из лаке-демонских установлении. Ликург, желая развить в своих согражданахловкость, хитрость и предприимчивость, требовал, чтобы детей заставляли упражняться в воровстве и жестоко секли тех из них, которые дадут себя поймать. Это и было причиной, почему у греков, а вслед за ними и у римлян установилось столь большое различие между явной и неявной кражей. У римлян раба за воровство сбрасывали с Тарпейской скалы. В этом случае не было речи о лакедемонских устано"в-лениях, так как законы Ликурга о воровстве предназначались не для рабов, но в этом пункте отступление от них было равносильно точному их исполнению. В Риме, если несовершеннолетний попадался в воровстве, претор приказывал наказать его розгами по своему усмотрению, как это делалось у лакедемонян. Все это велось издавна. Лакедемоняне заимствовали эти обычаи у критян. Платон, желая доказать, что учреждения критян были созданы для войны, ссылается на "способность этого народа переносить боль в бою и в случаях кражи, требующих скрытности". Так как гражданские законы находятся в зависимости от государственного строя, ибо они предназначаются для общества, то было бы полезно, прежде чем ввести закон одного народа у другого, предварительно рассмотреть, имеют ли оба народа одинаковые установления и одинаковое государственное право. Таким образом, когда законы о воровстве перешли от критян к лакедемонянам, то так как одновременно лакедемоняне усвоили образ правления и государственное устройство критян, законы эти оказались одинаково разумными у обоих народов. Но когда из Лакедемона эти же законы были перенесены в Рим, где нашли иное государственное устройство, они остались в нем навсегда чужими, не связанными с другими гражданскими законами римлян.
Итак, вовсе не закон воспретил сеньору иметь свой суд и не закон отменил деятельность пэров в этих судах; не было такого закона, который предписал бы учреждение бальи (640)и предоставил им право суда. Все это совершилось мало-помалу силой обстоятельств. Знание римского права, судебных решений, собраний вновь записанных обычаев - все это требовало изучения, на которое неграмотные дворяне и народ были неспособны. Единственный указ, который мы имеем по этому предмету, обязывает сеньоров избирать своих бальи из мирян. Совершенно ошибочно смотрели на этот указ как на закон, создавший должность бальи, тогда как он не говорит больше того, что в нем сказано. К тому же он определяет точный смысл своего предписания приведением мотивов. "Для того, - говорится в этом указе, чтобы бальи можно было подвергать наказанию за нарушение ими своих обязанностей, необходимо брать их из мирян". Привилегии духовенства в те времена хорошо известны. Не следует думать, чтобы права, которыми сеньоры некогда пользовались и которыми они в настоящее время уже не пользуются, были у них отняты, как приобретенные захватом. Многие из этих прав они утратили по нерадению, а другие были ими оставлены потому, что различные перемены, происшедшие в течение многих веков, сделали существование этих прав невозможным.
ГЛАВА ХIV О доказательстве посредством свигс.чи(641)
Судьи, не имевшие иных правил, кроме обычаев, обыкновенно по всякому возникавшему на суде вопросу справлялись о них через свидетелей. Когда судебный поединок начал выходить из употребления, стали прибегать к письменным расследованиям. По словесное доказательство, записанное на бумаге, всегда остается только словесным доказательством, и порядок этот вел только к увеличению расходов по производству дела. Тогда изданы были уставы, которые сделали большую часть расследований бесполезной. Введены были официальные книги записей, которыми доказывалась большая часть требуемых фактов, как, например, дворянское происхождение лица, его возраст, законное рождение, брак. Запись - свидетель, которого трудно подкупить. Были также изложены письмению обычаи. Все это было очень разумно. Легче справиться в метрической записи о родившихся, действительно ли Петр сын Павла, чем искать тому доказательства путем долгих расспросов. Если в какой-либо стране имеется очень много обычаев, легче записать их все и составить из них один свод, чем обязывать частное лицо доказывать существование каждого отдельного обычая. Наконец, был издан знаменитый указ, воспрещавший принимать доказательства через свидетелей по взысканию долгов свыше 100 ливров, если не было хоть начала доказательства на письме.
ГЛАВА ХV Обычное право Франции
Франция управлялась, как я уже сказал, неписаными обычаями, а частные обычаи всякого сеньориального владения составляли его гражданское право. Всякое сеньориальное владение имело свое особое гражданское право, говорит Бо-мануар, настолько особое, что этот автор, на которого следует смотреть как на крупное светило того времени, предполагает, что во всем королевстве не было двух сеньориальных владений, которые управлялись бы вполне тождественными законами. Это чрезвычайное разнообразие имело две причины. Относительно одной я напомню только то, что было мною сказано по этому поводу в главе о местных обычаях; что касается второй, то она заключается в различных обстоятельствах судебного поединка: беспрестанно возникающие непредвиденные случаи должны были, естественно, вводить в употребление и новые обычаи. Эти обычаи хранились в памяти стариков; но затем мало-помалу образовались законы, или писаные обычаи. 1. В начале правления третьей династии короли давали частные и даже общие хартии порядком, который был объяс-нен мною выше. Сюда принадлежат установления Филиппа-Августа и те, которые были даны Людовиком Святым. Таким же образом крупные сеньоры по соглашению со своими вассалами, сообразуясь с обстоятельствами, давали на судебных заседаниях в своих герцогствах и графствах известные хартии, или установления. Таковы были, например, постановления Жоффруа, графа Бретани, по вопросу о разделе дворянских имений; обычаи Нормандии, дарованные герцогом Раулем; обычаи Шампани, дарованные королем Тибо; законы Симона де Монфора и другие. Это дало начало некоторым писаным законам, которые были даже более общими, чем имевшиеся раньше. 2. В начале правления королей третьей династии почти весь простой народ состоял в крепостной зависимости. Короли и сеньоры по многим причинам вынуждены были освободить его. Сеньоры, освобождая своих крепостных, дали им собственность; надо было дать им также гражданские законы, которые определяли бы правила владения этой собственностью. Освободив своих крепостных, сеньоры лишили себя их имущества; надо было определить те повинности, которые они выговорили в свою пользу как возмещение за уступленное ими имущество. Те и другие отношения были упорядочены освободительными хартиями. Эти хартии составили часть наших обычаев и получили письменную редакцию. В царствование Людовика Святого и последующих государей законоведы-практики, как Дефонтен, Бомануар и другие, изложили на письме обычаи своих судебных округов. Целью их было скорее изложить порядок судопроизводства, чем записать обычаи того времени относительно распоряжения имуществом. Но мы находим у них все, и хотя авторитет этих неофициальных авторов был основан единственно на верности н общеизвестности всего, о чем они говорили, они, несомненно, много способствовали возрождению нашего французского права. Таково было в те времена наше писаное обычное правоВот событие, составившее эпоху: Карл VII и его преемники предписали составить записи различных местных обычаев во всем королевстве, причем требовалось соблюдение известных формальностей. Так как их записи составлялись по провинциям, и из каждого сеньориального владения доставлялись в генеральное собрание провинции писаные и неписаные обычаи всех ее населенных пунктов, то была предпринята попытка обобщить эти обычаи, насколько это было возможно без нарушения частных интересов, которые были оговорены. Таким образом, наше обычное право получило три отличительных признака: оно было записано, обобщено и получило санкцию королевской власти. Многие из этих обычаев впоследствии были подвергнуты новой редакции, причем в них было внесено много изменений: исключено все то, что оказалось несовместимым с действующей юриспруденцией, и прибавлено много такого, что было заимствовано из этой юриспруденции. Хотя у нас принято думать, что обычное право как бы составляет противоположность римскому праву, так что эти два права делят на две части нашу территорию, тем не менее справедливо, что многие положения римского права вошли в наши обычаи, в особенности при новой их редакции, во времена, не очень отдаленные от наших, когда это право было предметом изучения для всех тех, кто готовился к занятию гражданских должностей; когда еще не кичились неведением того, что нужно знать, и знанием того, чего знать не следует; когда проницательность ума служила более для изучения профессии, чем для ее исполнения; и когда постоянная погоня за развлечениями не была отличительным признаком даже женщин. Мне следовало бы еще более углубиться в рассматриваемый предмет и, войдя во все его подробности, проследить те едва заметные изменения, которые со времени введения апелляции образовали обширное целое нашей французской юриспруденции. Но в таком случае мне пришлось бы в одно большое сочинение включить другое такое же; я же поступаю подобно тому археологу, который, оставив свою страну, приехал в Египет, бросил взгляд на пирамиды - и вернулся домой,
КНИГА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
О способе составления законов
ГЛАВА I.
О духе законодателя
Я уже сказал, что дух умеренности должен быть духом законодателя, и, мне кажется, все это сочинение написано мною лишь с целью доказать эту мысль. Политическое благо, как и благо нравственное, всегда находится между двумя пределами, и вот пример тому. Для свободы необходимы судебные формальности; но число их может быть так велико, что они станут препятствовать целям тех самых законов, которые их установили. Дела будут тянуться без конца; собственность станет неустойчивой; собственность одной стороны станут отдавать другой без расследования или разорять и ту, и другую бесконечными расследованиями. При этом граждане потеряют свободу и безопасность, обвинитель не будет иметь возможности доказать обвинение, а обвиняемый - оправдаться.
ГЛАВА II Продолжение той же темы
Цецилий у Авла Геллия. рассуждая о законах двенадцати таблиц, которые позволяли кредитору рассекать на куски несостоятельного должника, находил этому закону оправдание в самой его жестокости, удерживавшей от займов не по средствам. Если так, то самые жестокие законы должны считаться наилучшими; добро будет состоять в крайности, и все отношения между вещами должны быть ниспровергнуты.
ГЛАВА III О том, что законы, казалось бы отступающие от намерений
законодателя, в действительности часто с ними совпадают
Закон Солона, объявлявший бесчестным всякого, кто во время народной смуты не пристанет ни к одной из партий, казался очень странным; но необходимо обратить внимание на условия, в которых находилась в то время Греция. Она делилась на очень мелкие государства, и можно было опасаться, что в республике, терзаемой гражданской усобицей, наиболее благоразумные люди останутся в стороне и дело дойдет до крайностей. Во время смут, которые происходили в этих мелких государствах, большинство граждан принимало участие в распрях или производило их. В наших крупных монархиях партии составляются из небольшого количества людей, а народ предпочитает бездействие. В этом последнем случае будет совершенно естественно уговаривать мятежников, чтобы они пристали к большинству граждан, а не предлагать большинству, чтобы оно пристало к мятежникам; тогда как в первом случае следует стараться, чтобы небольшое число людей благоразумных и спокойных соединилось с мятежниками. Так брожение одной жидкости может быть остановлено одной каплей другой жидкости.
ГЛАВА IV О законах, противоречащих намерениям законодателя
Есть законы, действие которых законодатель так плохо предусмотрел, что. они оказались противными поставленной им перед собой цели. Французский закон, постановивший, что если умрет один из двух соискателей на бенефиций, то он достанется тому, кто остался в живых, конечно, имел в виду прекращение тяжб; но результат получился совершенно противоположный: мы видим, как духовенство вступает между собою в драку и грызню не на жизнь, а на смерть не хуже английских догов.
ГЛАВА V Продолжение той же темы
Закон, о котором я хочу говорить здесь, заключается в следующей клятве, сохраненной Эсхипом. "Клянусь никогда не разрушать города, принадлежащего к союзу амфиктионовш, и не отводить от него проточную воду. Если какой-либо народ осмелится сделать что-нибудь подобное, я объявлю ему войну и разрушу его города". Последний пункт этого закона, пови-димому подтверждающий его, в действительности ему противоречит. Амфиктион хочет, чтобы никогда не разрушали греческих городов, а между тем его закон отворяет дверь к разрушению этих городов. Чтобы установить между греками истинные понятия о международном прае, следовало приучить их к мысли, что уничтожение греческого города есть нечто ужасное, и что нельзя разрушать даже города разрушителей. Амфнктионов закон был справедлив, но не разумен. Это доказывается самими фактами злоупотребления этим законом. Разве Филипп не добился полномочия на уничтожение городов под предлогом, что они нарушили законы греков? Амфиктион мог назначить другие наказания: определить, например, чтобы известное число городских начальников или предводителей войска того города, который посягнул на целость другого, было наказано смертью; чтобы народ, виновный в разрушении города, был лишен на известное время преимуществ, которыми пользовались греки; чтобы он платил штраф, пока разрушенный им город не будет восстановлен. Но прежде всего закон должен был бы обратить внимание на вознаграждение за убытки.
ГЛАВА VI О тон, что законы, кажущиеся одинаковыми, не всегда имеют
одинаковое действие
Цезарь воспретил римлянам хранить у себя в доме более 60 сестерций. В Риме закон этот считался вполне целесообразным для примирения кредиторов с должниками, потому что, побуждая богатых давать в долг бедным, он доставлял бедным возможность удовлетворять богатых. Тот же закон. изданный во Франции во время системы Ло, имел очень пагубные последствия, потому что был издан при самых ужасных обстоятельствах. После того как частные лица были лишены всех средств к помещению денег, этот закон лишал их возможности хранить деньги у себя, что равнялось насильственной их конфискации. Цезарь издал свой закон с целью увеличить обращение денег в народе; французский же министр издал свой, чтобы соединить деньги в одних руках. Первый давал за деньги земли или ипотеки на частных лиц; второй предлагал за деньги бумаги, которые не имели никакой ценности и по своей природе не могли ее иметь на том только основании, что закон обязывал принимать их.
ГЛАВА VII Продолжение той же темы. Необходимость осмотрительности при
составлении законов
Закон об остракизме существовал в Афинах, Аргосе и Сиракузах. В Сиракузах он послужил причиной многих бедствий, потому что был составлен без соблюдения требований благоразумия. Здесь знатнейшие граждане изгоняли друг друга, беря в руку лист фигового дерева, так что все граждане, обладавшие какими-либо достоинствами, оказались отстраненными от дел. В Афинах, где законодатель сознавал границы, которых он должен был -держаться в законе об остракизме, остракизм был прекрасным делом. Ему никогда не подвергали больше одного лица за один раз, причем требовалось столь большое число голосов, что трудно было под-верпнуть изгнанию человека, отсутствие которого не было необходимо. Далее, приговаривать к изгнанию можно было только раз в пять лет; и действительно, так как остракизм применяли лишь к знатнейшим людям, которые подавали своим согражданам повод к опасению, он не мог быть повседневной мерой.
ГЛАВА VIII О том, что законы, казалось бы одинаковые, не всегда
создавались по одинаковым побуждениям
Во Франции была принята большая часть римских законов о субституциях, но самые субституции основаны в этой стране совсем на другом побуждении, чем у римлян. У римлян наследование было соединено с известными жертвоприношениями, которые должен был совершать наследник и которые определялись жреческим правом. Отсюда произошло то, что римляне считали для себя бесчестием умереть без наследника. назначали своими наследниками своих рабов и изобрели субституции. "Вульгарная субституция", изобретенная раньше всех других и применявшаяся лишь в случаях отказа законного наследника от наследства, служит очевидным тому доказательством. Цель ее состояла не в том, чтобы увековечигь наследство в роде, носящем общее имя, но в том, чтобы найти человека, который принял бы наследство.
ГЛАВА IX О том, что греческие и римские законы карали самоубийство по
различным побуждениям
Человек, - говорит Платон, - убивший существо, тесно с ним связанное, т. е. самого себя, не по приказанию власти и не во избежание позора, а по малодушию, будет наказан". Римский закон карал это деяние, если оно имело причиной не душевную слабость, не отвращение к жизни, не бессилие в перенесении страданий, но отчаяние вследствие совершенного преступления. Римский закон оправдывал человека в том случае, когда греческий обвинял, и, наоборот, обвинял его, когда греческий оправдывал. Образцом для Платона служили установления лакедемонян с их абсолютными распоряжениями властей, с их отношением к позору как к величайшему из несчастий и к малодушию как к величайшему из преступлений. Римский закон отверг все эти прекрасные понятия; он был лишь финансовым законом. Во времена республики в Риме вовсе не было закона, который наказывал бы самоубийц; поступок этот историки всегда одобряли, и нет примеров, чтобы за него карали. Во времена первых императоров знатные римские роды беспрестанно истреблялись по судебным приговорам. Тогда вошло в обычай предупреждать приговор добровольной смертью. В этом видели большое преимущество, потому что лишившему себя жизни могли быть воздаваемы погребальные почести и завещание его сохраняло свою силу. Так было потому, что в Риме не существовало еще гражданского закона против самоубийц. Но когда алчность императоров сравнялась с их жестокостью, они отняли право распоряжения своим имуществом у тех, от которых хотели отделаться, и объявили преступлением лишение себя жизни вследствие угрызений совести по поводу совершения другого преступления, Подтверждением того, что действительно таковы были побуждения, руководившие императорами, служит их согласие на то, чтобы имущество самоубийц не подвергалось конфискации в случаях, когда преступление, побудившее к самоубийству, не влекло за собою конфискации.
ГЛАВА Х О том, что законы, казалось бы противоречащие друг другу, иногда
бывают родственны по духу
В настоящее время, когда вызывают человека в суд, входят в его дом; у римлян это не допускалось. Вызов в суд считался у них актом насилия, чем-то вроде лишения свободы; и нельзя было войти в дом человека, чтобы вызвать его в суд, подобно тому как в настоящее время нельзя арестовать человека у него в доме иначе, как по приговору за частные долги. Римские законы наравне с нашими признают тот принцип, что дом всякого гражданина есть его убежище и что в этом убежище недопустимо против него никакое насилие.
ГЛАВА XI Каким образом можно сравнивать два различных закона
Во Франции за лжесвидетельство полагается смертная казнь; в Англии же этого нет. Чтобы решить, который из этих двух законов лучше, следует добавить следующее: во Франции применяется допрос преступника при помощи пытки, в Англии же пыткн нет. И еще надо сказать, что во Франции обвиняемый не представляет своих свидетелей н редко случается, чтобы принимались от него так называемые оправдывающие факты; в Англии же свидетельские показания принимаются от той и от другой стороны. Три французских закона составляют одно последовательное и тесно связанное целое; три английских закона представляют не меньшее единство н связь. Английский закон, не допускающий при допросе пытки обвиняемого, не может возлагать больших надежд на добровольное признание подсудимого, поэтому он созывает со всех сторон свидетелей и не решается запугивать их угрозой смертной казни. Французский закон, располагающий столь сильным дополнительным средством, менее боится запугивать свидетелей; напротив, здравый смысл требует, чтобы он внушал им страх; он выслушивает свидетелей только одной стороны, т. е. тех, которых представляет обвинительная власгь, и судьба обвиняемого зависит единственно от их показаний. Но в Англии, где выслушиваются свидетели двух сторон и дело, так сказать, решается спором между ними, ложное показание представляет, быть может, меньшую опасность: обвиняемому дается средство защиты против ложного показания, тогда, как французский закон ему такого средства не дает. Итак, чтобы решить, которые из этих законов лучше отвечают требованиям разума, не следует сравнивать их друг с другом по отдельности, необходимо сопоставлять их между собой во всей их совокупности.
ГЛАВА XII О том, что законы, кажущиеся одинаковыми, иногда бывают в
действительности различны
Греческие и римские законы подвергали укрывателя краденых вещей одинаковому наказанию с вором. Французский закон делает то же самое. Первые были благоразумны, последний же нет. У римлян и греков вор приговаривался к денежному штрафу, а потому и укрыватель должен был нести то же наказание; ибо всякий, кто каким бы то ни было образом способствует причинению убытка, должен его возместить. Но у нас воровство наказывается смертью и потому нельзя, не впадая вкрайность, карать укрывателя наравне с вором. Кто покупает краденое, очень часто может делать это совершенно неумышленно; кто крадет, тот всегда виновен. Один препятствует обнаружению уже совершенного преступления, другой совершает его; первый совершенно пассивен, второй - активен. Вору приходится преодолевать большие препятствия и оказывать более продолжительное и ожесточенное противодействие закону. Юристы в своих суждениях шли еще дальше: они смотрели на укрывателей как на преступников более гнусных, чем воры. "Без укрывателей. - говорили они, - нельзя было бы долго скрывать покражи". Повторяю, этот взгляд мог быть верен. пока за воровство полагался денежный штраф; когда дело шло об убытках, укрыватель обыкновенно скорее мог возместить их. Но после того как денежный штраф был заменен смертной казнью, следовало бы руководствоваться в этом деле. другими принципами.
ГЛАВА XIII О том, что никогда не следует рассматривать законы независимо
от цели, ради которой они были созданы. Римские законы о краАе(649)
Когда у римлян вор попадался с поличным, прежде чем успевал спрятать украденное, то кража называлась явною; если же вора обнаруживали лишь впоследствии, то кража называлась неявною. Законы двенадцати таблиц предписывали наказывать явного вора розгами .и обращать в рабство, если он был совершеннолетним, или только наказывать розгами, если он был несовершеннолетним. Неявного вора тот же закон приговари-в-ал лишь к уплате двойной стоимости украденной вещи. После того как закон Порция отменил наказание граждан розгами и обращение их в рабство, явного вора приговаривали к уплате штрафа, вчетверо превышающего стоимость украденного, тогда как неявный вор продолжал платить штраф, превышающий эту стоимость вдвое. Кажется странным, что законы эти устанавливали такую разницу в оценке этих двух преступлений и в размере определенных за них наказаний. Действительно, был ли вор пойман прежде или после того, как относил украденное в предназначенное место, обстоятельство это нисколько не изменяло сущности преступления. Для меня не подлежит сомнению, что вся теория римских законов о краже была заимствована из лаке-демонских установлении. Ликург, желая развить в своих согражданахловкость, хитрость и предприимчивость, требовал, чтобы детей заставляли упражняться в воровстве и жестоко секли тех из них, которые дадут себя поймать. Это и было причиной, почему у греков, а вслед за ними и у римлян установилось столь большое различие между явной и неявной кражей. У римлян раба за воровство сбрасывали с Тарпейской скалы. В этом случае не было речи о лакедемонских устано"в-лениях, так как законы Ликурга о воровстве предназначались не для рабов, но в этом пункте отступление от них было равносильно точному их исполнению. В Риме, если несовершеннолетний попадался в воровстве, претор приказывал наказать его розгами по своему усмотрению, как это делалось у лакедемонян. Все это велось издавна. Лакедемоняне заимствовали эти обычаи у критян. Платон, желая доказать, что учреждения критян были созданы для войны, ссылается на "способность этого народа переносить боль в бою и в случаях кражи, требующих скрытности". Так как гражданские законы находятся в зависимости от государственного строя, ибо они предназначаются для общества, то было бы полезно, прежде чем ввести закон одного народа у другого, предварительно рассмотреть, имеют ли оба народа одинаковые установления и одинаковое государственное право. Таким образом, когда законы о воровстве перешли от критян к лакедемонянам, то так как одновременно лакедемоняне усвоили образ правления и государственное устройство критян, законы эти оказались одинаково разумными у обоих народов. Но когда из Лакедемона эти же законы были перенесены в Рим, где нашли иное государственное устройство, они остались в нем навсегда чужими, не связанными с другими гражданскими законами римлян.