— Надеюсь, что так, Стелла. Возможно, если бы вы были девушкой другого типа, веселой попрыгуньей вроде Айлин Свифт…
   — О, ну… мне пора домой, — сказала Стелла с неопределенной интонацией. — Папе, наверное, одиноко без меня.
   Когда она ушла, Аня вновь рассмеялась:
   — Мне думается, Стелла ушла, втайне поклявшись показать вмешивающимся не в свои дела друзьям, что она может завоевать привязанность Олдена и что никакой Айлин Свифт никогда не поймать его в свои сети. То, как она слегка тряхнула головой, и неожиданно вспыхнувший на ее щеках румянец ясно сказали мне об этом. Но довольно заниматься молодежью. Возьмемся за старших. Боюсь, что они окажутся куда более твердыми орешками.
 
 

17

   Удача снова улыбнулась Ане. Общество поддержки зарубежных миссионеров дало ей поручение посетить миссис Черчиль и попросить ее внести пожертвование. Миссис Черчиль редко ходила в церковь и не была членом упомянутого общества, но, «придавая большое значение миссиям», всегда щедрой рукой давала на них деньги, если кто-нибудь приходил к ней и просил ее об этом. Однако членам общества ежегодный визит в ее дом доставлял так мало удовольствия, что они договорились исполнять эту обязанность поочередно, и в этом году очередь дошла до Ани.
   И вот в один из тихих вечеров она, пройдя кратчайшим путем по поросшей маргаритками тропинке, ведущей через благоуханную прохладу вершины лесистого холма, вышла на дорогу, где в миле от Глена стоял дом Черчилей. Это была довольно скучная дорога с серой змеей заборов, вползающей на косогоры и вновь сползающей вниз, однако на ней вас встречали приветливые огоньки домов, ручей, запах скошенных лугов, отлого спускающихся к морю, и сады. Аня останавливалась посмотреть на каждый сад, мимо которого проходила. Ее интерес к садоводству оставался неизменным. Гилберт обыкновенно говорил, что Аня просто не можетне купить книгу, если в названии присутствует слово «сад».
   По гавани медленно и лениво двигалась лодка, а вдали виднелось большое судно. Аня всегда наблюдала за покидающими гавань кораблями, чувствуя, что ее сердце бьется чуть быстрее обычного. Она очень хорошо поняла капитана Франклина Дрю, когда услышала, как он сказал однажды на пристани Глена, поднимаясь на борт своего корабля: «Боже, до чего мне жаль всех, кто остается на берегу!»
   Большой дом Черчилей с плоской мансардной крышей, обнесенной унылой черной решеткой, выходил окнами фасада на гавань и дюны. Миссис Черчиль приветствовала Аню вежливо, хоть и не особенно рассыпалась в любезностях, а затем провела ее в мрачную великолепную гостиную, где на темных, оклеенных коричневыми обоями стенах висели бесчисленные пастельные портреты усопших Черчилей и Эллиотов. Миссис Черчиль села на обитый зеленым плюшем диван, сложила на коленях длинные худые руки и остановила неподвижный взгляд на посетительнице.
   Мэри Черчиль была высокой, сухопарой и суровой, с выдающимся вперед подбородком, глубоко посаженными голубыми глазами, как У Олдена, и широким, плотно сжатым ртом. Она никогда не тратила слова попусту и никогда не сплетничала. Так что Аня нашла довольно трудным делом затронуть в разговоре интересующую ее тему так, чтобы это выглядело вполне естественно, но все же ей удалось добиться цели, когда речь зашла о новом священнике с другой стороны гавани, который не нравился миссис Черчиль.
   — В нем нет истинной духовности, — холодно заявила миссис Черчиль.
   — Мне говорили, что он произносит замечательные проповеди, — возразила Аня.
   — Я слышала одну и больше слышать не желаю. Моя душа искала пищи, а ей прочли нотацию. Он верит в то, что Царствие Небесное может быть постигнуто умом. Не может.
   — Кстати, о священниках… В Лоубридже сейчас очень талантливый священник. И кажется, он очень интересуется моей молодой подругой, Стеллой Чейз. Все говорят, это будет идеальная пара.
   — Вы хотите сказать, они женятся? — решительно уточнила миссис Черчиль.
   Аня почувствовала, что ее осадили, но человеку приходится проглатывать такого рода обиды, если он вмешивается не в свое дело.
   — Я думаю, что они очень подходят друг другу, миссис Черчиль. Стелла обладает всеми качествами, какие нужны жене священника. Я говорила Олдену, что он не должен пытаться расстроить намечающийся брак.
   — Почему? — спросила не поведя бровью миссис Черчиль.
   — Ну… право… вы знаете… Я боюсь, у Олдена нет шансов добиться руки Стеллы. Мистер Чейз считает, что нет женихов, достойных его дочери. Всем друзьям Олдена было бы неприятно видеть, как его вдруг отшвырнут точно старую тряпку. Он слишком славный юноша для такой участи.
   — Еще ни одна девушка не бросила моего сына, — сказала миссис Черчиль, поджимая свои тонкие губы. — Всегда было наоборот. Он раскусил всех, несмотря на их кудри и хихиканье, их уловки и жеманство. Мой сын может жениться на любой женщине, какую он выберет, миссис Блайт, на любой.
   — О? — сказала Аня. Ее тон сказал: «Конечно, я слишком благовоспитанна, чтобы возражать, но вам не удастся изменить мое мнение».
   Мэри Черчиль поняла, и ее бледное, худое, морщинистое лицо окрасилось легким румянцем, когда она направилась в другую комнату, чтобы принести деньги для пожертвования.
   — У вас здесь чудеснейший вид на море, — заметила Аня, когда миссис Черчиль проводила ее до двери.
   Миссис Черчиль бросила на залив недовольный взгляд.
   — Если бы вы знали, какой пронизывающий восточный ветер дует здесь зимой, миссис Блайт, вы, возможно, не были бы такого высокого мнения о виде на море. Сегодня здесь тоже довольно прохладно. Как бы вы не простудились в этом тонком платье. Хотя оно, конечно, очень красивое. Вы еще достаточно молоды, чтобы думать о нарядах и развлечениях. Я же утратила всякий интерес ко всему бренному и преходящему.
   Шагая домой в зеленоватых сумерках, Аня чувствовала, что вполне удовлетворена состоявшейся беседой.
   — Трудно, конечно, рассчитывать на миссис Черчиль, — говорила она стайке скворцов, проводивших заседание на расчищенном под пашню участке леса, — но я думаю, что немного взволновала ее. Ей явно не понравилось, что люди думают, будто Олден может быть отвергнут какой-нибудь девушкой. Что ж, я сделала то, что от меня зависело, побеседовав со всеми заинтересованными лицами, кроме мистера Чейза. Но не представляю себе, как я могла бы взяться за него, если я с ним даже незнакома. Интересно, имеет ли он хоть малейшее понятие о том, что Олден и Стелла питают склонность друг к другу? Вероятно, нет. Стелла, разумеется, никогда не решится пригласить Олдена к себе домой. Так что же мне делать с мистером Чейзом?
   Было явно что-то сверхъестественное в том, как все складывалось, — складывалось именно так, чтобы помочь ей в ее затруднениях. В один из вечеров в Инглсайд зашла мисс Корнелия и предложила Ане пойти вместе с ней в дом Чейзов.
   — Я собираюсь попросить Ричарда Чейза пожертвовать деньги на новую печь для церкви. Вы не согласитесь пойти со мной, чтобы оказать мне моральную поддержку? Мне ужасно не хочется иметь с ним дело один на один.
   Они застали мистера Чейза сидящим на парадном крыльце. Длинные ноги и длинный нос делали его очень похожим на задумчивого журавля. У него были несколько прядок волос, зачесанных на лысую макушку, и весело поблескивающие серые глаза. В этот момент он думал о том, что спутница старой Корнелии, судя по всему, жена доктора и что фигура у нее очень хороша. Что же до кузины Корнелии, приходившейся ему троюродной сестрой, то она, на его взгляд, была чуточку слишком плотного сложения, да и ума имела не больше, чем кузнечик, но в целом он считал, что она совсем неплохая старая кошка, если только всегда гладить ее по шерсти.
   Он любезно пригласил их в свою маленькую библиотеку, где мисс Корнелия тут же уселась в кресло, не упустив случая немного поворчать.
   — Что за страшная жара сегодня! Боюсь, будет гроза. Боже милосердный! Ричард, какой у вас громадный кот!
   В числе домочадцев Ричарда был необыкновенно большой желтый кот, который как раз в этот момент решил вспрыгнуть на колени к хозяину. Ричард нежно погладил кота.
   — Томас Рифмоплет показывает миру, каким должен быть кот, — сказал он. — Не правда ли, Томас? Посмотри на свою тетю Корнелию, Томас. Обрати внимание, как злобно взирает она на тебя очами, что созданы, чтобы излучать только доброту и любовь.
   — Не смейте называть меня тетейэтой зверюги, — резко запротестовала миссис Эллиот. — Шутки шутками, но вы заходите в них слишком далеко.
   — Неужели вам было бы приятнее считаться тетей Недди Черчилла, чем тетей Рифмоплета? — с грустью спросил Ричард Чейз. — Недди — обжора и пьяница, разве не так? Я слышал, что вы берете на заметку все его прегрешения? Разве вы не предпочли бы быть тетей такого прекрасного честного кота, как Томас, с совершенно безупречной репутацией в том, что касается виски и кошек?
   — Бедный Нед — человеческое существо, — возразила мисс Корнелия. — Я не люблю кошек… Это единственный недостаток, какой я нахожу в Олдене Черчиле. Он тоже отличается престранной любовью к кошкам. Бог знает, откуда это у него — его отец и мать всегда терпеть их не могли.
   — Какой он, должно быть, здравомыслящий молодой человек!
   — Здравомыслящий! Ну, да, пожалуй, он довольно здравомыслящий, если не считать его отношения к кошкам и увлечение теорией эволюции. Это он тоже унаследовал никак не от матери.
   — Знаете, миссис Эллиот, — сказал Ричард Чейз торжественно, — я тоже втайне склоняюсь к поддержке теории эволюции.
   — Вы уже говорили мне об этом прежде. Верьте во что хотите, Дик Чейз… Чего же еще ожидать от мужчины? Слава Всевышнему, никто никогда не заставит меняповерить, что я произошла от обезьяны.
   — Я признаю, что по вашему виду, миловидная вы женщина, этого не скажешь. Я не вижу никакого сходства с обезьяной в вашей румяной, довольной, в высшей степени приятной физиономии. И все же ваша далекая прародительница прыгала с ветки на ветку, помогая себя хвостом. Наука доказывает это, Корнелия… можете спорить, можете не спорить.
   — Не буду. Я не собираюсь дискутировать с вами ни по этому, ни по какому другому вопросу. У меня есть моя собственная религия, и в ней не фигурируют никакие предки-обезьяны. Между прочим, Ричард, я хотела сказать вам, что Стелла выглядит в это лето не такой бодрой, какой мне хотелось бы ее видеть.
   — Она всегда плохо переносит жару. Ее силы восстановятся, когда станет прохладнее.
   — Надеюсь, что так. Лизетта тоже восстанавливала силы к концу каждого лета — кроме последнего, Ричард. Не забывайте об этом. Стелла такая же хрупкая, как ее мать. То, что она вряд ли выйдет замуж, пожалуй, даже неплохо.
   — Почему она вряд ли выйдет замуж? Я спрашиваю из любопытства, Корнелия, из чистого любопытства. Процессы женского мышления чрезвычайно интересуют меня. Из какой посылки вы вашим собственным восхитительно бесцеремонным образом делаете вывод, что Стелла вряд ли выйдет замуж?
   — Ну, Ричард, если говорить откровенно, она не из тех девушек, что пользуются успехом у мужчин. Она хорошая и милая, но она не нравится мужчинам.
   — У нее были восхищенные обожатели. Мне пришлось потратить изрядную часть моего состояния на покупку и содержание дробовиков и бульдогов.
   — Я полагаю, они восхищались вашим богатством. У них было легко отбить охоту ухаживать за ней, не так ли? Всего лишь один залп ваших саркастических замечаний, и они спасались бегством. Если бы им действительно была нужна Стелла, ваш сарказм стал бы для них не большим препятствием, чем ваши воображаемые бульдоги. Нет, Ричард, вы должны признать, что Стелла не та девушка, которая завоевывает завидных поклонников. Лизетта, как вам известно, тоже не пользовалась большим успехом. До того как появились вы, у нее не было кавалеров.
   — Но разве я не стоил того, чтобы подождать моего появления? Бесспорно, Лизетта была разумной молодой женщиной. Не хотите же вы, чтобы я отдал мою дочь первому встречному? Мою звезду, которая, вопреки всем вашим пренебрежительным замечаниям, вполне могла бы блистать во дворцах королей?
   — У нас в Канаде нет королей, — отрезала мисс Корнелия. — Я не отрицаю, что Стелла прелестная девушка. Я говорю лишь, что мужчины, похоже, не видят этого, и, учитывая то, какая она хрупкая, я считаю, что это даже неплохо. Да и для вас это тоже к лучшему. Вам не обойтись без нее… вы были бы беспомощны, как младенец. Ну, пообещайте нам пожертвовать деньги на печь для церкви, и мы уйдем. Я знаю, что вы умираете от желания снова взяться за книгу.
   — Восхитительная, видящая всех насквозь женщина! Сокровище, а не кузина! Я признаю это, я действительно умираю… Но никто, кроме вас, не был бы ни настолько проницателен, чтобы понять это, ни настолько благожелателен, чтобы спасти мою жизнь, действуя соответствующим образом. Ради какой суммы вы меня отвлекаете?
    Можете пожертвовать пять долларов.
   — Никогда не спорю с дамами. Пять долларов, так пять долларов. Ах, уходите? Она никогда не теряет времени, эта необыкновенная женщина! Как только ее цель достигнута, она немедленно оставляет вас в покое. В наши дни таких кошек уже не разводят. Доброй ночи, жемчужина среди кузин!
   За все время визита Аня не произнесла ни слова. А зачем бы она стала говорить, если миссис Эллиот, не ведая о том, делала за нее все, что нужно, да еще так искусно? Но, провожая их обеих, Ричард Чейз вдруг наклонился к Ане и произнес доверительно:
   — У вас прелестнейшие щиколотки, какие я только видел, миссис Блайт, а видел я их немало в свое время.
   — Ну не отвратительный ли тип? — тяжело дыша, воскликнула мисс Корнелия, когда они уже удалялись от дома по дорожке. — Он всегда говорит женщинам какие-нибудь возмутительные вещи. Не расстраивайтесь из-за этого, Аня, душенька.
   Аня не расстраивалась. Ей, пожалуй, даже понравился Ричард Чейз.
   «Кажется, — размышляла она, — ему не очень понравилось то, что, по общему мнению, Стелла не пользуется успехом у мужчин — даже если их пращуры были обезьянами. Надеюсь, он тоже захочет „показать людям“, что они ошибаются. Ну, я сделала все, что могла. Я вызвала у Олдена и Стеллы интерес друг к другу, и, кажется, совместными усилиями мы с мисс Корнелией настроили миссис Черчиль и мистера Чейза скорее в пользу этого брака, чем против него. Теперь мне остается лишь тихо и спокойно смотреть, что из этого выйдет».
   Месяц спустя Стелла Чейз пришла в Инглсайд и опять села рядом с Аней на ступеньки крыльца, думая при этом о своих надеждах на то, что когда-нибудь она будет выглядеть так же, как миссис Блайт с ее зрелойкрасотой — красотой женщины, живущей полной и счастливой жизнью.
   Прохладный желтовато-серый день начала сентября сменился прохладным туманным вечером. Не переставая звучал приглушенный стон моря.
   — Море чувствует себя несчастным сегодня, — говорил обычно Уолтер, когда слышал этот звук.
   Стелла была рассеянна и молчалива. Потом, глядя вверх на волшебство звезд, вплетенное в фиолетовый сумрак, она неожиданно заговорила:
   — Миссис Блайт, я хочу кое-что сказать вам.
   — Да, дорогая?
   — Я помолвлена с Олденом Черчилем, — произнесла Стелла с безнадежностью в голосе. — Мы помолвлены с прошлого Рождества. Мы сразу сказали обо всем папе и миссис Черчиль, но держали это в секрете от всех остальных, просто потому, что было очень приятно иметь такой секрет. Нам не хотелось открывать нашу тайну миру. Но в следующем месяце нам предстоит пожениться.
   Аня великолепно изображала в этот момент женщину, обратившуюся в камень. Стелла по-прежнему смотрела на звезды и потому не видела выражения на лице миссис Блайт. Затем она продолжила, немного более спокойно:
   — Мы с Олденом познакомились на вечеринке в Лоубридже в прошлом ноябре. Мы… влюбились друг в друга с первого взгляда. Он говорит, что всегда мечтал обо мне, всегда искал именно такую, как я. Он сказал себе: «Вот моя жена», когда увидел, как я вхожу в комнату. И я… почувствовала то же самое. О, мы так счастливы, миссис Блайт.
   Аня все еще не произнесла ни слова.
   — Единственное облачко, омрачающее мое счастье, — это ваше отношение к нашему браку, миссис Блайт. Вы не хотите его одобрить? Вы были мне таким хорошим другом с тех пор, как я приехала в Глен святой Марии. Я привыкла смотреть на вас как на старшую сестру. И мне так тяжело думать, что я выхожу замуж вопреки вашему желанию.
   В голосе Стеллы звучали слезы. Аня наконец снова обрела дар речи.
   — Дорогая, ваше счастье — все, чего я хотела. Мне нравится Олден… он прекрасный молодой человек, но только у него всегда была репутация любителя пофлиртовать.
   — Но на самом деле он не такой. Он просто искал такую девушку, какая ему нужна, разве вы не понимаете, миссис Блайт? И не мог найти.
   — А как на это смотрит ваш отец?
   — О, папа очень доволен. Олден сразу ему понравился. Они часами спорили об эволюции. Папа сразу сказал, что всегда имел намерение выдать меня замуж, как только появится подходящий молодой человек. Мне ужасно тяжело покинуть папу, но он говорит, что молодые птицы имеют право обзавестись собственным гнездом. Так что скоро сюда приезжает кузина Делла Чейз — она будет вести хозяйство в папином доме. Папа ее очень любит.
   — А мать Олдена?
   — Она тоже не возражает. Когда Олден сказал ей перед прошлым Рождеством о нашей помолвке, она обратилась к Библии, и первый стих на странице, которую она открыла, был «Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей» [11]. Она сказала, что ей совершенно ясно, как она должна поступить, и тут же дала свое согласие. Она собирается переехать в свой маленький домик в Лоубридже.
   — Я рада, что вам не придется жить с тем зеленым плюшевым диваном, — сказала Аня.
   — Диваном? О да, мебель очень старомодная, не правда ли? Но она возьмет ее с собой, а Олден собирается обставить весь дом заново. Так что, видите, миссис Блайт, все довольны, и, может быть, вы тоже пожелаете нам счастья?
   Аня подалась вперед и поцеловала прохладную атласную щечку Стеллы.
   — Я очень рада за вас, дорогая моя. Да благословит Господь грядущие дни вашей жизни!
   Когда Стелла ушла, Аня бросилась наверх, в свою комнату, чтобы хоть на несколько минут спрятаться от всех. Цинично откровенная, кривобокая старая луна выплывала из-за косматых облаков в восточной части неба, и поля вдали, казалось, подмигивали ей, лукаво и злорадно.
   Аня подвела итоги минувших недель. Она испортила ковер в столовой и потолок в библиотеке и лишилась двух семейных реликвий, она пыталась сделать миссис Черчиль орудием в своих руках, и та, должно быть, посмеивалась над ней исподтишка все это время.
   — Кто, — спросила Аня у луны, — поставил себя в самое дурацкое положение? Я знаю, каким будет мнение Гилберта. Сколько труда положила я, чтобы сосватать юношу и девушку, которые уже были помолвлены! О, я исцелилась от страсти устраивать чужие браки — совершенно исцелилась! Никогда больше я и пальцем не шевельну, чтобы привести кого-либо к супружеству, — пусть хоть никто на свете никогда не женится и не выйдет замуж. Одно утешение — Джен Прингль в письме, которое пришло сегодня, пишет, что собирается замуж за Льюиса Стедмана, с которым познакомилась у меня на вечеринке. Так что я пожертвовала стеклянными подсвечниками не совсем напрасно… Мальчики, мальчики! Неужели вам обязательно поднимать такой адский шум?
   — Мы совы, мы должныухать, — объявил обиженный голос Джема из темных кустов. Он знал, что ухает великолепно. Джем мог подражать голосу любой лесной птицы или зверька. Уолтеру это удавалось не так хорошо, и вскоре он, превратившись из совы в маленького разочарованного мальчика, тихонько вошел к маме в поисках утешения.
   — Мама, я думал, что сверчки поют, амистер Картер Флэгг сказал сегодня, что это не так, что они просто производят эти звуки, поскрипывая задними ножками. Это правда, мама?
   — Да, что-то в этом роде… Я не совсем точно знаю, как это происходит. Но такой уж у них способ петь…
   — Мне он не нравится. Мне больше уже никогда не будет приятно слушать их пение.
   — О нет, тебе будет приятно. Со временем ты забудешь о поскрипывающих ножках и будешь думать только об их волшебном хоре на нескошенных лугах и осенних холмах… Не пора ли тебе спать, сыночек?
   — Мама, ты расскажешь мне на ночь сказку, от которой по спине пробегает холодок? И посидишь потом возле моей кровати, пока я не усну?
   — А для чего еще существуют мамы, дорогой?
 
 

18

   — «Пришла пора, — заметил Морж, — поговорить о…» [12]том, чтобы завести собаку, — улыбнулся Гилберт.
   В Инглсайде не было собаки с тех пор, как умер сеттер Рекс, но мальчикам, по мнению доктора, следовало иметь собаку, и он решил, что купит и подарит им щенка. Однако он был так занят в ту осень, что постоянно откладывал покупку, и в конце концов в один из ноябрьских дней Джем, ходивший в гости к школьному приятелю, привел домой маленького желтого песика с навостренными черными ушками.
   — Мне дал его Джо Риз, мама. Его зовут Джип. Какой у него милый хвостик, правда? Мне ведь можно оставить его себе, да, мама?
   — Что это за порода, дорогой? — спросила Аня с сомнением.
   — Я… я думаю, что он многих пород одновременно, — сказал Джем. — От этого он еще интереснее. Тебе так не кажется, мама? Гораздо интереснее, чем если бы он был только одной породы. Пожалуйста,мама!
   — Ну, если папа скажет «да».
   Гилберт сказал «да», и Джем вступил во владение своим наследством. Все в Инглсайде с радостью приняли Джипа в члены семьи — кроме Заморыша, выразившего свое мнение без околичностей. Даже Сюзан привязалась к нему, и, когда она пряла на чердаке в дождливые дни, Джип, в отсутствие ушедшего в школу хозяина, оставался с ней, охотясь в свое удовольствие на воображаемых крыс в темных уголках и издавая визг ужаса всякий раз, когда азарт преследователя случайно приводил его слишком близко к маленькой прялке. Ею никогда не пользовались — на чердаке ее оставили уехавшие Морганы, которым раньше принадлежал дом, и она стояла в своем уголке, как маленькая сгорбленная старушка. Никто не мог понять, почему она вызывала у Джипа такой страх. Его ничуть не пугала большая прялка, и он спокойно сидел рядом с ней, даже когда ее колесо быстро крутилось, и бегал за Сюзан, когда та ходила взад и вперед по чердаку, скручивая длинную шерстяную нить.
   Сюзан соглашалась признать, что собака вполне может составить компанию человеку, и считала манеру Джипа ложиться на спину и махать передними лапами в воздухе, выпрашивая косточку, самым ловким из всех собачьих трюков. Она рассердилась не меньше Джема, когда Берти Шекспир с насмешливой улыбкой бросил небрежно:
   — И это называется собакой?
   —  Мыназываем это собакой, — заявила Сюзан с угрожающим спокойствием. — Вы,возможно, назвали бы это гиппопотамом.
   И Берти пришлось отправиться в этот день домой, не получив куска чудесного лакомства, которое Сюзан называла «сухой яблочный торт» и всегда пекла его для Джема, Уолтера и их приятелей. Ее не было поблизости, когда Мак Риз спросил: «Вы выловили его из речки?», но Джем сумел постоять за своего песика, а когда Нэт Флэгг сказал, что ноги у Джипа слишком длинные для такой маленькой собаки, Джем резко возразил, что собачьи ноги должны быть достаточно длинными, чтобы доставать до земли. Нэт не отличался сообразительностью, и этот довод сразил его окончательно.
   Ноябрь в этот год был скуп на солнечные дни: холодные ветры продували насквозь густую сеть серебристых ветвей обнаженной кленовой рощи, в ложбине почти все время лежал туман — не чарующий и внушающий суеверный страх, но тот, который папа называл «пакостной, подавляющей, промозглой, промачивающей пеленой». Инглсайдская детвора была вынуждена проводить большую часть времени, предназначенную для игр, на большом чердаке, но в саду у них появились чудесные друзья — две куропатки, прилетавшие каждый вечер к одной и той же огромной старой яблоне, и пять великолепных голубых соек были все еще верны своим маленьким приятелям и весело клохтали, склевывая угощение, разложенное для них на лужайке. Только они были жадные и себялюбивые и отгоняли всех других птиц.
   Зима установилась в декабре, и снег шел почти не переставая целых три недели. Поля за Инглсайдом были нетронутыми серебристыми просторами, изгородь и столбики ворот надели высокие белые шапки, окна белели волшебными узорами, и огни Инглсайда расцветали в матовых снежных сумерках, зазывая домой всех странников. Сюзан казалось, что еще никогда в зимние месяцы не было столько новорожденных, сколько в этот год, и, оставляя из вечера в вечер доктору в буфетной «его кусок», она с мрачным видом высказывала мнение, что, если он выдержит такую нагрузку до весны, это будет истинным чудом.
   — У Дрю девятый младенец! Как будто еще недостаточно Дрю на этом свете!
   — Я полагаю, Сюзан, что миссис Дрю будет считать его таким же сокровищем, каким мы считаем нашу Риллу.
   — И любите же вы пошутить, миссис докторша, дорогая.
   Но и тогда, когда вьюга завывала за окнами или гонимые ветром пушистые белые облака скрывали от глаз холодные декабрьские звезды, дети, сидя в библиотеке или большой кухне, строили планы на следующее лето и мечтали о том, как сделают себе в ложбине домик для игр. Ведь что бы ни случилось, в Инглсайде всегда были пылающие огни в каминах, уют и покой, убежище от бурь, атмосфера веселья и теплые постели для усталых маленьких созданий.