Страница:
— И к медицинским сестрам, — добавила Сьюзен.
— Ну, я бы сказала, что некоторые эти сестры чересчур смазливы для своей работы, — поджала губы миссис Корнелия. — Возьмите хоть Дженни Артур. Она решила было отдохнуть от своего последнего пациента, и теперь занята тем, чтобы не дать двум своим кавалерам узнать друг про друга.
— Она, конечно, хорошенькая, но не такая уж молодая, — твердо произнесла Сьюзен. — Я бы ей посоветовала поскорей выбрать одного из них и выйти за него замуж. А то получится, как у ее тетки Юдоры — та говорила, что не выйдет замуж, пока не нафлиртуется всласть, и вот вам результат — осталась старой девой. Она и сейчас не пропускает ни одного мужчины, даром что ей по крайней мере сорок пять лет. Вот так и бывает, когда привыкнешь к чему-нибудь и уже не можешь отвыкнуть. Вы слышали, миссис доктор, голубушка, что она сказала своей кузине Фанни, когда та выходила замуж: «Подбираешь объедки с моего стола?» Они, говорят, жутко поругались и с тех пор не разговаривают.
— Язык мой — враг мой, — проговорила Энн.
— Вот уж верно, милая, — согласилась миссис Корнелия. — Кстати, не мешало бы нашему пастору быть поосторожнее в своих проповедях. А то обидел Уоллеса Янга, и тот хочет переходить к методистам. Все говорят, что прошлая проповедь была направлена против него.
— Если пастор в своей проповеди попадает кому-то не в бровь, а в глаз, все решают, что он только одного его и имел в виду, — сказала Энн. — Но это часто вовсе не так.
— Верные ваши слова, — подтвердила Сьюзен. — А этот Уоллес Янг тоже тип. Три года тому назад разрешил одной фирме нарисовать рекламу силоса на своих коровах. Нельзя же до такой степени зариться на деньги.
— А его брат Дэвид наконец-то решил жениться, — продолжала миссис Корнелия. — Все ломал голову, что дешевле — жениться или нанять прислугу. «Конечно, в доме можно обойтись и без женщины, Корнелия, — сказал он мне после смерти матери, — но больно уж много на тебя сваливается дел». Прощупывает почву, думаю, но уж дудки! Так что со мной у него ничего не вышло. И вот теперь он решил жениться на Джесси Кинг.
— Джесси Кинг? Он же вроде ухаживал за Мэри Норт!
— Он сказал, что не может жениться на женщине, которая сама ест только капусту и будет кормить ею и мужа. Но говорят, что она просто ему отказала. А Джесси Кинг будто бы сказала, что предпочла бы мужа покрасивее, но придется удовлетвориться этим. Некоторым лишь бы обручальное кольцо заполучить.
— А мне кажется, миссис Эллиотт, — возразила Сьюзен, — что у нас многим приписывают слова, которых они и не думали говорить. По-моему, Джесси Кинг будет Дэвиду очень даже хорошей женой — лучше, чем он того заслуживает… хотя, если говорить о внешности, он и в самом деле похож на выброшенный морем старый матрац.
— А вы знаете, что у Альдена и Стеллы родилась дочка? — спросила Энн.
— Слышала. Надеюсь, Стелла не будет такой же полоумной матерью, как была ее мать Лизетта. Поверите ли, Энн, милочка, Лизетта прямо-таки лила слезы из-за того, что дочка ее кузины Доры пошла раньше, чем Стелла.
— Что с нас, матерей, взять? — улыбнулась Энн. — Помнится, я жутко злилась, когда у Боба Тейлора, который родился день в день с Джимом, раньше прорезался первый зуб.
— Кстати, Бобу Тейлору собираются удалять гланды, — вспомнила миссис Корнелия.
— Мама, а почему у нас никогда ничего не удаляли? — хором спросили Уолтер и Ди. Они часто говорили одно и то же, а потом брались за руки и загадывали желание. «Просто мы одинаково обо всем думаем», — объясняла Ди.
— Вот уж никогда не забуду, как Элси Тейлор выходила замуж, — задумчиво проговорила миссис Корнелия. — Ее закадычная подруга Мейзи Миллисон вместо свадебного марша заиграла похоронный. Потом она, конечно, говорила, что перепутала их от волнения, но ей никто не поверил. Все знали, что она сама хотела выйти за Мака Морсайда. Ох, и прощелыга же был, и как умел подкатываться к женщинам! А жилось с ним Элси ужасно. Впрочем, что об этом говорить, и Элси и он давно спят вечным сном, а Мейзи уже много лет замужем за Харли Расселом, и все забыли, что он сделал ей предложение, в надежде, что она ему откажет, а она возьми да согласись. Харли уж и сам про это забыл… одно слово — мужчина. Считает, что у него самая лучшая жена на свете, и очень доволен, что сумел ее заполучить.
— А зачем же он делал ей предложение, если хотел, чтобы она ему отказала? Что-то я этого не понимаю, — удивилась мисс Бейкер и тут же оговорилась: — Хотя я в этих делах, конечно, плохо разбираюсь.
— Это отец велел ему сделать предложение Мейзи, а он не стал спорить — думал, что ему ничто не грозит. А вот и доктор!
Вошел Джильберт, и вслед за ним в дверь влетел порыв холодного ветра со снегом. Он сбросил пальто и с наслаждением уселся перед огнем.
— Думал раньше приехать, да задержался.
— Не устоял перед кружевной ночной рубашкой? — с ухмылкой взглянув на миссис Корнелию, спросила Энн.
— О чем это ты? Какие-то женские шуточки, недоступные моему мужскому пониманию. Я ездил в Верхний Глен к Уолтеру Куперу.
— Вот уж зажился человек, даже непонятно, чем душа держится, — покачала головой миссис Корнелия.
— Не говорите, у меня у самого терпение лопается, — улыбнулся Джильберт. — По всем медицинским законам ему полагалось бы давным-давно умереть. Год назад я сказал, что он протянет не больше двух месяцев. Он просто губит мою репутацию.
— Если бы вы знали Куперов, как я, вы бы не рискнули предсказывать, когда они умрут. Разве вы не слышали, что его дед ожил после того, как выкопали могилу и купили гроб? Гробовщик так и отказался взять гроб назад. Насколько я понимаю, Уолтер развлекается тем, что репетирует собственные похороны: одно слово — мужчина! А вот и Маршалл подъехал — слышу его колокольчик? Эта банка маринованных груш — тебе, Энн, милочка.
Миссис Корнелию проводили до дверей. Уолтер выглянул в темноту вьюжной ночи и вздохнул:
— Где-то сейчас Робин? Интересно, скучает ли он по нам?
— Робин сейчас в теплых солнечных краях, — сказала Энн. — А весной он вернется, вот увидите. Осталось всего пять месяцев. Цыплятки, а не пора ли вам всем спать?
— Сьюзен, — спросила Ди, уютно устроившись в кладовке, — тебе хотелось бы иметь ребеночка? Я знаю место, где есть новенький, с иголочки.
— Где же это?
— У Эми. Она говорит, что его принесли ангелы, но мне кажется, что ангелам надо бы получше соображать. У Тейлоров и так уже восемь детей. А ты вчера говорила, что вот Рилла выросла и у нас теперь нет маленького. Мать Эми, наверное, с радостью отдаст тебе своего.
— Господи, чего только эти дети не придумают! У Тейлоров всегда были большие семьи. Отец Эндрю никогда не мог сказать, сколько у него детей, не пересчитав их по пальцам. Нет, Ди, чужих детей мне не надо.
— Сьюзен, Эми говорит, что ты старая дева. Это правда?
— Да, — мужественно ответила мисс Бейкер. — Так уж решило мудрое Провидение.
— А тебе нравится быть старой девой, Сьюзен?
— Нет, детка, по правде говоря, не очень. Однако, — добавила Сьюзен, вспомнив некие известные ей семьи, — я поняла, что нет худа без добра. А теперь отнеси-ка папе этот кусок яблочного пирога и скажи, что я сейчас принесу чай. Бедняга, наверное, ослаб от голода.
— Мама, правда, у нас самый лучший дом на свете? — спросил Уолтер, поднимаясь с Энн наверх. — Вот только… тебе не кажется, что он был бы еще лучше, если бы у нас была парочка привидений?
— Привидений?
— Да. У Джерри Палмера в доме полно привидений. Он однажды видел высокую даму в белом с костлявой рукой. Я рассказал об этом Сьюзен, и она ответила, что он или выдумывает, или у него желудок не в порядке.
— Сьюзен права. В Инглсайде всегда жили счастливые люди… так что привидениям здесь взяться неоткуда. А теперь прочитай на ночь молитву и ложись спать.
Глава двадцать пятая
— Ну, я бы сказала, что некоторые эти сестры чересчур смазливы для своей работы, — поджала губы миссис Корнелия. — Возьмите хоть Дженни Артур. Она решила было отдохнуть от своего последнего пациента, и теперь занята тем, чтобы не дать двум своим кавалерам узнать друг про друга.
— Она, конечно, хорошенькая, но не такая уж молодая, — твердо произнесла Сьюзен. — Я бы ей посоветовала поскорей выбрать одного из них и выйти за него замуж. А то получится, как у ее тетки Юдоры — та говорила, что не выйдет замуж, пока не нафлиртуется всласть, и вот вам результат — осталась старой девой. Она и сейчас не пропускает ни одного мужчины, даром что ей по крайней мере сорок пять лет. Вот так и бывает, когда привыкнешь к чему-нибудь и уже не можешь отвыкнуть. Вы слышали, миссис доктор, голубушка, что она сказала своей кузине Фанни, когда та выходила замуж: «Подбираешь объедки с моего стола?» Они, говорят, жутко поругались и с тех пор не разговаривают.
— Язык мой — враг мой, — проговорила Энн.
— Вот уж верно, милая, — согласилась миссис Корнелия. — Кстати, не мешало бы нашему пастору быть поосторожнее в своих проповедях. А то обидел Уоллеса Янга, и тот хочет переходить к методистам. Все говорят, что прошлая проповедь была направлена против него.
— Если пастор в своей проповеди попадает кому-то не в бровь, а в глаз, все решают, что он только одного его и имел в виду, — сказала Энн. — Но это часто вовсе не так.
— Верные ваши слова, — подтвердила Сьюзен. — А этот Уоллес Янг тоже тип. Три года тому назад разрешил одной фирме нарисовать рекламу силоса на своих коровах. Нельзя же до такой степени зариться на деньги.
— А его брат Дэвид наконец-то решил жениться, — продолжала миссис Корнелия. — Все ломал голову, что дешевле — жениться или нанять прислугу. «Конечно, в доме можно обойтись и без женщины, Корнелия, — сказал он мне после смерти матери, — но больно уж много на тебя сваливается дел». Прощупывает почву, думаю, но уж дудки! Так что со мной у него ничего не вышло. И вот теперь он решил жениться на Джесси Кинг.
— Джесси Кинг? Он же вроде ухаживал за Мэри Норт!
— Он сказал, что не может жениться на женщине, которая сама ест только капусту и будет кормить ею и мужа. Но говорят, что она просто ему отказала. А Джесси Кинг будто бы сказала, что предпочла бы мужа покрасивее, но придется удовлетвориться этим. Некоторым лишь бы обручальное кольцо заполучить.
— А мне кажется, миссис Эллиотт, — возразила Сьюзен, — что у нас многим приписывают слова, которых они и не думали говорить. По-моему, Джесси Кинг будет Дэвиду очень даже хорошей женой — лучше, чем он того заслуживает… хотя, если говорить о внешности, он и в самом деле похож на выброшенный морем старый матрац.
— А вы знаете, что у Альдена и Стеллы родилась дочка? — спросила Энн.
— Слышала. Надеюсь, Стелла не будет такой же полоумной матерью, как была ее мать Лизетта. Поверите ли, Энн, милочка, Лизетта прямо-таки лила слезы из-за того, что дочка ее кузины Доры пошла раньше, чем Стелла.
— Что с нас, матерей, взять? — улыбнулась Энн. — Помнится, я жутко злилась, когда у Боба Тейлора, который родился день в день с Джимом, раньше прорезался первый зуб.
— Кстати, Бобу Тейлору собираются удалять гланды, — вспомнила миссис Корнелия.
— Мама, а почему у нас никогда ничего не удаляли? — хором спросили Уолтер и Ди. Они часто говорили одно и то же, а потом брались за руки и загадывали желание. «Просто мы одинаково обо всем думаем», — объясняла Ди.
— Вот уж никогда не забуду, как Элси Тейлор выходила замуж, — задумчиво проговорила миссис Корнелия. — Ее закадычная подруга Мейзи Миллисон вместо свадебного марша заиграла похоронный. Потом она, конечно, говорила, что перепутала их от волнения, но ей никто не поверил. Все знали, что она сама хотела выйти за Мака Морсайда. Ох, и прощелыга же был, и как умел подкатываться к женщинам! А жилось с ним Элси ужасно. Впрочем, что об этом говорить, и Элси и он давно спят вечным сном, а Мейзи уже много лет замужем за Харли Расселом, и все забыли, что он сделал ей предложение, в надежде, что она ему откажет, а она возьми да согласись. Харли уж и сам про это забыл… одно слово — мужчина. Считает, что у него самая лучшая жена на свете, и очень доволен, что сумел ее заполучить.
— А зачем же он делал ей предложение, если хотел, чтобы она ему отказала? Что-то я этого не понимаю, — удивилась мисс Бейкер и тут же оговорилась: — Хотя я в этих делах, конечно, плохо разбираюсь.
— Это отец велел ему сделать предложение Мейзи, а он не стал спорить — думал, что ему ничто не грозит. А вот и доктор!
Вошел Джильберт, и вслед за ним в дверь влетел порыв холодного ветра со снегом. Он сбросил пальто и с наслаждением уселся перед огнем.
— Думал раньше приехать, да задержался.
— Не устоял перед кружевной ночной рубашкой? — с ухмылкой взглянув на миссис Корнелию, спросила Энн.
— О чем это ты? Какие-то женские шуточки, недоступные моему мужскому пониманию. Я ездил в Верхний Глен к Уолтеру Куперу.
— Вот уж зажился человек, даже непонятно, чем душа держится, — покачала головой миссис Корнелия.
— Не говорите, у меня у самого терпение лопается, — улыбнулся Джильберт. — По всем медицинским законам ему полагалось бы давным-давно умереть. Год назад я сказал, что он протянет не больше двух месяцев. Он просто губит мою репутацию.
— Если бы вы знали Куперов, как я, вы бы не рискнули предсказывать, когда они умрут. Разве вы не слышали, что его дед ожил после того, как выкопали могилу и купили гроб? Гробовщик так и отказался взять гроб назад. Насколько я понимаю, Уолтер развлекается тем, что репетирует собственные похороны: одно слово — мужчина! А вот и Маршалл подъехал — слышу его колокольчик? Эта банка маринованных груш — тебе, Энн, милочка.
Миссис Корнелию проводили до дверей. Уолтер выглянул в темноту вьюжной ночи и вздохнул:
— Где-то сейчас Робин? Интересно, скучает ли он по нам?
— Робин сейчас в теплых солнечных краях, — сказала Энн. — А весной он вернется, вот увидите. Осталось всего пять месяцев. Цыплятки, а не пора ли вам всем спать?
— Сьюзен, — спросила Ди, уютно устроившись в кладовке, — тебе хотелось бы иметь ребеночка? Я знаю место, где есть новенький, с иголочки.
— Где же это?
— У Эми. Она говорит, что его принесли ангелы, но мне кажется, что ангелам надо бы получше соображать. У Тейлоров и так уже восемь детей. А ты вчера говорила, что вот Рилла выросла и у нас теперь нет маленького. Мать Эми, наверное, с радостью отдаст тебе своего.
— Господи, чего только эти дети не придумают! У Тейлоров всегда были большие семьи. Отец Эндрю никогда не мог сказать, сколько у него детей, не пересчитав их по пальцам. Нет, Ди, чужих детей мне не надо.
— Сьюзен, Эми говорит, что ты старая дева. Это правда?
— Да, — мужественно ответила мисс Бейкер. — Так уж решило мудрое Провидение.
— А тебе нравится быть старой девой, Сьюзен?
— Нет, детка, по правде говоря, не очень. Однако, — добавила Сьюзен, вспомнив некие известные ей семьи, — я поняла, что нет худа без добра. А теперь отнеси-ка папе этот кусок яблочного пирога и скажи, что я сейчас принесу чай. Бедняга, наверное, ослаб от голода.
— Мама, правда, у нас самый лучший дом на свете? — спросил Уолтер, поднимаясь с Энн наверх. — Вот только… тебе не кажется, что он был бы еще лучше, если бы у нас была парочка привидений?
— Привидений?
— Да. У Джерри Палмера в доме полно привидений. Он однажды видел высокую даму в белом с костлявой рукой. Я рассказал об этом Сьюзен, и она ответила, что он или выдумывает, или у него желудок не в порядке.
— Сьюзен права. В Инглсайде всегда жили счастливые люди… так что привидениям здесь взяться неоткуда. А теперь прочитай на ночь молитву и ложись спать.
Глава двадцать пятая
Робин таки вернулся весной и привел с собой молодую жену. Они построили гнездо в ветвях яблони, на которой Уолтер учил уроки, и Робин зажил по-старому, но его жена побаивалась людей и улетала, когда кто-нибудь приближался к дереву. Сьюзен считала возвращение Робина настоящим чудом и каждый день писала про него Ребекке Дью.
Всю зиму в Инглсайде не случалось ничего экстраординарного, но вот в июне в центре внимания оказалась Диана, с которой случилось пренеприятное приключение.
В ее классе появилась новая девочка, которая на вопрос учительницы, как ее зовут, ответила «Я — Дженни Пент» таким тоном, каким говорят: «Я — королева Елизавета» или «Я — Елена Прекрасная». Услышав эти слова, человек понимал, что не знать Дженни Пент — просто позор, а не быть признанным ею значит, что тебя вообще вроде бы нет на свете. По крайней мере такое ощущение возникло у Дианы Блайт, хотя она, возможно, и не смогла бы его так точно сформулировать.
Дженни Пент было девять лет, а Диане — восемь, но Дженни сразу стала дружить с «большими девочками», которым было уже десять или одиннадцать. Они обнаружили, что не могут ее «отшить» или проигнорировать. Она не была хорошенькой, но имела эффектную внешность — не обратить на нее внимания было невозможно. У Дженни было круглое нежное лицо, обрамленное иссиня-черными волосами, и огромные темно-синие глаза с длинными черными ресницами. Когда девочка поднимала ресницы и обращала на тебя презрительный взгляд своих глаз, ты ощущал себя червяком, который должен испытывать благодарность за то, что на него не наступили. Уничтожающая реплика Дженни ценилась дороже, чем дружеская — любого другого. Быть избранной ею в качестве временной наперсницы было огромной честью. Потому что она рассказывала потрясающие вещи. Пенты, совершенно очевидно, все были людьми неординарными. Тете Дженни Лине, например, дядя-миллионер подарил замечательное золотое ожерелье с гранатами. У одной из ее кузин было кольцо с бриллиантом, которое стоило тысячу долларов, а другая кузина завоевала первый приз на конкурсе декламаторов, в котором участвовало семьсот человек. Одна из теток была миссионером в Индии среди леопардов. В общем, ее одноклассницы, по крайней мере поначалу, верили каждому слову Дженни, восхищались ею, завидовали ей и так много рассказывали о ней дома, что даже их родители в конце концов заинтересовались Дженни Пент.
— Сьюзен, что это за девочка, про которую Ди все время рассказывает? — спросила Энн однажды вечером, после того как Диана рассказала им, что Дженни живет в «особняке» с деревянной резьбой под крышей, пятью эркерами, каминной полкой из красного мрамора и замечательной березовой рощей позади дома. — Что-то я не слышала в Глене имени Пент. Ты что-нибудь о них знаешь?
— Они недавно купили ферму Конвея, миссис доктор, милочка. Говорят, что мистер Пент — столяр, который не смог зарабатывать на жизнь этим ремеслом и решил заняться сельским хозяйством. Как я понимаю, он не столько работает, сколько доказывает, будто Бога не существует. Судя по всему, странная семейка. Детям разрешается делать все, что им вздумается. Отец говорит, что в детстве его держали в ежовых рукавицах, и он не собирается так же обращаться со своими детьми. Поэтому Дженни и ходит в школу в Глене. Пенты живут ближе к школе в Моубрей Нерроуз, но она, видите ли, решила, что будет учиться в Глене. Половина их земли лежит в нашем районе, и мистер Пент платит налог в обе школы, так что, конечно, может посылать своих детей в любую. Но Дженни не дочь ему, а племянница. Ее родители умерли. Говорят, что это сын мистера Пента Джордж загнал овец в подвал церкви в Моубрей Нерроуз. Может, они и вполне приличные люди, но страшные неряхи. Дом у них в жутком беспорядке… и, если вы спрашиваете у меня совета, я не рекомендую вам поощрять дружбу Дианы с этой стаей обезьян.
— Но я же не могу запретить ей разговаривать с Дженни в школе, Сьюзен. В конце концов, у меня нет причин не разрешать Ди дружить с этой девочкой, хотя уверена, что она привирает, рассказывая о своих родственниках и приключениях. Будем надеяться, что Ди скоро в ней разочаруется и перестанет бесконечно говорить о Дженни Пент.
Однако Ди была очарована новой подругой. Дженни, оказывается, сказала Диане, что она нравится ей больше всех других девочек в школе, и та, восприняв это чуть ли не как королевскую милость, впала в полное обожание. На переменах они с Дженни были неразлучны; в уик-энды писали друг другу письма; обменивались «жвачкой» и пуговицами, и наконец Дженни пригласила Диану к себе домой, предлагая ей переночевать там.
— Нет, нельзя, — решительно заявила Энн, и Ди долго безутешно рыдала.
— Ты же позволяешь мне ночевать у Перси Форд!
— Это совсем другое дело, — не вдаваясь в объяснения, сказала мама. Она не хотела посеять снобизм в душе Дианы, но все, что она слышала о семействе Пентов, убедило ее, что их дети совсем не годятся в товарищи ее детям. В последнее время Энн была изрядно озабочена влюбленностью дочки в Дженни.
— Какая разница? — вопрошала плачущая Диана. — Если хочешь знать, Дженни так же хорошо воспитана, как и Перси. У нее есть кузина, которая знает все правила этикета и научила им Дженни. Дженни говорит, что это мыничего не знаем об этикете. И у нее были такие увлекательные приключения.
— Откуда ты это знаешь? — сурово спросила Сьюзен.
— Она сама мне рассказывала. Ее семья небогата, но у них очень богатые респектабельные родственники. Один дядя Дженни — судья, а кузен ее матери — капитан самого большого корабля на свете. Дженни ездила к нему, когда корабль спускали на воду, и придумала ему имя. А у нас нет тетки, которая обращает в христианство леопардов.
— Прокаженных, а не леопардов, [7]детка.
— Дженни сказала, что леопардов, а ей лучше знать, кого обращает ее собственная тетка. И мне хочется посмотреть ее дом… ее комната оклеена обоями с попугаями… а в гостиной у них стоят чучела сов… на ковре в передней нарисован дом, а жалюзи на окнах все в розах… и у них есть настоящий домик для игр… его построил им ее дядя… и с ними живет бабушка, которая старее всех на свете. Дженни говорит, что она жила еще до всемирного потопа. Когда еще мне удастся увидеть человека, который жил до всемирного потопа?
— Я слышала, что бабушке почти сто лет, — вставила Сьюзен, — но если твоя Дженни говорит, что она жила до потопа, то она врет без зазрения совести. И в этом доме ты можешь подхватить Бог знает что.
— Дженни говорит, что они уже давно переболели всеми болезнями, — возразила Ди. — Дженни говорит, что у них была и корь, и свинка, и коклюш, и краснуха — и все в один год.
— Не удивлюсь, если у них и оспа была, — пробурчала мисс Бейкер. — Полоумная семейка.
— У Дженни скоро будут вырезать гланды, — рыдала Диана. — Но ведь это не заразно! Одна кузина Дженни умерла после того, как у нее вырезали гланды… истекла кровью, не приходя в сознание. Вдруг Дженни тоже умрет? У нее слабое здоровье — на прошлой неделе ей три раза было плохо. Но она приготовилась к худшему.Поэтому она и хочет, чтобы я провела у нее в доме ночь… чтобы я помнила ее, если она умрет. Пожалуйста, мамочка, позволь! Можешь не покупать мне новую шляпку с ленточками, которую обещала.
Но Энн была непреклонна, и в тот день Диана заснула в слезах. Нэнни ей нисколько не сочувствовала. Ей Дженни совсем не нравилась.
— Прямо не узнаю свою девочку, — озабоченно сказала миссис Блайт. — Она раньше никогда так себя не вела. Эта Дженни словно околдовала ее.
— Вы поступили совершенно правильно, миссис доктор, голубушка. Не к чему ей идти в дом к неподходящим для нее людям.
— Сьюзен, я не хочу внушать дочке, что есть «подходящие» и «неподходящие» для нее люди. Но всему есть предел. Дело даже не в самой Дженни… она просто слишком все преувеличивает в рассказах… но мне говорили, что мальчики у них просто ужасные. Учительница не может найти на них управы…
— Значит, они тиранствуют над тобой, как хотят? — высокомерно хмыкнула Дженни, когда Диана сказала ей, что родители не разрешили ей провести ночь в доме Пентов. — Я бы такого не потерпела. У меня независимый характер. Я вообще сплю под открытым небом, когда мне приходит такая фантазия. Ты небось никогда не спала на открытом воздухе?
Ди завистливо смотрела на девочку, которая «спит под открытым небом, когда ей приходит такая фантазия». Как это интересно!
— Не сердись на меня, Дженни. Ты же знаешь, что мне очень хочется.
— Да нет, я на тебя не сержусь. Конечно, некоторыене позволили бы так себя притеснять, но ты, видно, уродилась послушной. А как нам было бы весело! Я хотела пойти с тобой ловить рыбу в ручье при лунном свете. Мы часто там ловим рыбу. Мне на крючок сколько раз попадалась вот такаяфорель. И у нас замечательные поросятки, чудный жеребенок и только что родились щенята. Что ж, придется, видно, позвать Сэди Тейлор. Ееотец и мать не притесняют.
— Мои папа и мама очень добрые! — заступилась за родителей Диана. — И папа — самый лучший доктор на острове — все так говорят.
— Красиво это — хвастаться отцом с матерью, когда ты знаешь, что мои умерли? — уничтожающе прошипела Дженни. — Подумаешь! У моего папы сейчас крылья, а на голове золотой нимб. Но я же не задираю нос! Слушай, Ди, я не хочу с тобой ссориться, но я ненавижу, когда люди хвастаются своими родителями. По этикету этого нельзя делать. А я решила вести себя строго по этикету. Когда летом Перси Форд, о которой ты все время говоришь, приедет сюда на каникулы, я не собираюсь с ней дружить. Тетя Лина говорит, что ее мать вышла замуж за мертвого, а он ожил.
— Да что ты, Дженни, все было совсем не так! Я знаю… Мама мне рассказывала… Тетя Лесли…
— Не хочу про нее и слушать. Про такое лучше не говорить. А вот и звонок.
— Ты правда позовешь Сэди? — обиженно спросила Ди.
— Ну, не сегодня. Подожду немного. Может, дам тебе еще один шанс. Но это будет последний.
Через несколько дней на перемене Дженни подошла к Диане.
— Джим говорит, что ваши родители вчера уехали и вернутся только завтра.
— Да, они поехали в Эвонли, повидать тетю Мариллу.
— Вот это и есть твой шанс.
— Мой шанс?
— Провести у нас ночь.
— Но, Дженни, мне же запретили!
— Ну и что? Они же не узнают. Не трусь!
— Сьюзен меня не отпустит.
— А ты у нее не спрашивайся. Просто после школы пойдем ко мне. Нэнни скажет ей, где ты, и она не будет беспокоиться. А твоим родителям она не посмеет рассказать, что не уследила за тобой.
Диану раздирали сомнения. Она отлично знала, что не должна идти наперекор запрету, но ей так хотелось.А Дженни впилась в нее своим гипнотизирующим взглядом.
— Это твой последний шанс, — театрально произнесла она. — Я не могу дружить с девочкой, которая считает, что моя семья ее недостойна. Если ты откажешься, мы сейчас расстанемся с тобой навсегда.
Тут Диана сдалась. Она все еще была околдована Дженни и не могла расстаться с ней навсегда. В этот день Нэнни вернулась из школы одна и сообщила Сьюзен, что Ди будет ночевать у Пентов.
Если бы мисс Бейкер была здорова, она тут же отправилась бы за Дианой. Но Сьюзен утром подвернула ногу и, хотя она и могла кое-как ковылять по дому и готовить детям еду, пройти милю до фермы Пентов ей было не по силам. Телефона у Пентов не было, а Джим с Уолтером категорически отказались туда идти. Ребята позвали их печь мидий у маяка, а Ди ничего в доме Пентов не сделается. Сьюзен пришлось смириться с неизбежным.
Диана с Дженни отправились к ней домой по тропинке, идущей прямиком через поля и сокращавшей дорогу до четверти мили. Диана была счастлива, хотя время от времени и чувствовала уколы совести. Кругом было так красиво: заросли папоротников на опушке темно-зеленых рощиц, низина, где лютики доставали им до колен, извилистая дорожка, вдоль которой росли молодые клены, ручеек, окаймленный цветущими кустами, луг, розовый от земляники. Диана, которая начинала осознавать красоту природы, была в восторге и почти пожалела, что Дженни говорит без умолку. В школе — другое дело, а сейчас Диане совсем не хотелось слушать про то, как Дженни однажды чуть не отравилась — разумеется, «по нечайности», — приняв не то лекарство. Дженни красочно описывала свои предсмертные муки, но так и не объяснила, почему она все-таки не умерла. Она «потеряла сознательность», и доктор сумел вытащить ее чуть ли не из могилы.
— Но с тех пор я так полностью и не оправилась. Слушай, Ди, что ты все время пялишься по сторонам? И по-моему, ты не слышала ни одного моего слова.
— Нет, слышала, — виновато проговорила Ди. — С тобой случались удивительные вещи, Дженни. Но посмотри, какой красивый вид!
— Вид? Какой еще вид?
— Ну то, что ты видишь вокруг. Все это… — И Ди показала на панораму лугов и рощ, на холм, накрытый облачной шапкой, и на сапфирный осколок моря, голубевший среди холмов.
Дженни презрительно фыркнула.
— Что тут видеть? Деревья да коровы. Я все это сто раз видела. Что это на тебя находит, Ди Блайт? Не хочу тебя обижать, но иногда мне кажется, что у тебя не все дома. Честное слово! Но, верно, ты такая уж уродилась. Говорят, твоя мать тоже все время несет какую-то околесицу. Ну, вот мы и пришли!
Диана широко открытыми глазами смотрела на дом Пентов. Какое разочарование! Это и есть «особняк», о котором все время толкует Дженни… Дом и вправду большой, и пять окон-эркеров у него есть, но какой же он облезлый, давно не крашенный, а «деревянное кружево» во многих местах отвалилось. Веранда сильно скособочилась, а окошечко над дверью, которое когда-то, наверное, было очень красивым, зияло выбитыми стеклами. Занавески висели криво, окна во многих местах были затянуты коричневой оберточной бумагой, а «очаровательная березовая роща» состояла всего из нескольких старых и кривых деревьев. Сараи и помещения для скота полуразвалились, двор был завален ржавыми сельскохозяйственными орудиями, а сад наглухо зарос сорняками. Такой неказистой усадьбы Ди ни разу в жизни не видела. Впервые ей пришло в голову: уж не привирала ли ей Дженни и в остальном? Неужели даже за девять лет можно столько раз быть на краю гибели?
Внутри дом выглядел не лучше. В гостиной, куда привела ее Дженни, все было покрыто пылью и пахло плесенью. На потолке красовались разводы от сырости, и он весь растрескался. Знаменитый камин вовсе не был отделан красным мрамором, а просто покрашен в красный цвет — даже Диане это было очевидно. Серые от грязи кружевные гардины пестрели дырками. Жалюзи из синей бумаги, на которых действительно были нарисованы корзины с розами, тоже порвались во многих местах. А что касается «массы» чучел сов, то в углу стоял маленький стеклянный шкафчик с тремя облезлыми чучелами, у одного из которых к тому же не хватало глаза. Диане, привыкшей к красоте и достоинству Инглсайда, комната казалась просто безобразной. Самым странным было то, что Дженни как будто вовсе не осознавала вопиющего противоречия между своим описанием дома и реальностью. Диане даже стало казаться, что все рассказы Дженни ей просто приснились. Снаружи, правда, дела обстояли лучше. Домик для игр, который мистер Пент построил в углу двора, где росли елки, был действительно совсем как настоящий, только маленький. Поросята и жеребенок были «лапочки», а щенки-дворняжки до того хороши, что могли бы принадлежать к самой благородной из собачьих пород. Особенно Диане понравился один, с длинными коричневыми ушами, белой звездочкой на лбу, крошечным розовым язычком и белыми лапками, и она очень расстроилась, узнав, что на всех щенят уже есть заказы.
— Да если бы и не было, все равно сомневаюсь, чтобы дядя дал тебе щенка. Он дает щенков только верным людям, а у вас в Инглсайде, говорят, собаки просто не хотят жить.Наверное, что-то у вас не так. Дядя говорит, что у собак на людей чутье.
— Да что же они могут чуять в нас плохого? — воскликнула Ди.
— Не знаю. Может, твой отец бьет твою мать?
— Да ты что! Никогда!
— А я слышала, что бьет… так бьет, что она криком кричит.Но в это я, конечно, не верю. Люди такое наплетут — ужас. Ты мне всегда нравилась, Ди, и я за тебя буду всегда заступаться.
Видимо, Дженни ожидала от Дианы благодарности, но та почему-то никакой благодарности не испытывала. Ей становилось все больше не по себе, и волшебный ореол, который окружал в ее глазах Дженни, вдруг исчез. Она без интереса выслушала историю о том, как Дженни однажды упала в пруд возле мельницы и чуть не утонула. Ди ей больше не верила. Все эти истории — выдумки. И наверное, дядя-миллионер, кольцо с бриллиантом и тетя-миссионер тоже были выдумками. Ди чувствовала себя, как воздушный шарик, который прокололи булавкой.
Да, но она еще не видела бабушку! Уж наверняка бабушка — настоящая. Когда Дженни и Ди вернулись в дом, тетя Айна, полная краснощекая женщина, одетая в не очень свежее ситцевое платье, сказала им, что бабушка хочет познакомиться с гостьей.
— Бабушка не встает с постели, — объяснила Дженни. — И мы приводим к ней всех гостей. Она очень сердится, если мы кого не приведем.
— Не забудь ее спросить, не болит ли у нее спина, — предупредила Диану тетя Лина. — Она не любит, когда гости забывают про ее спину.
— И про дядю Джона, — добавила Дженни. — Не забудь ее спросить, как здоровье дяди Джона.
— А кто это? — спросила Ди.
— Это ее сын, который умер пятьдесят лет тому назад, — объяснила тетя Лина. — Он болел несколько лет, а потом умер, и бабушка привыкла, чтобы ее спрашивали про здоровье дяди Джона.
Всю зиму в Инглсайде не случалось ничего экстраординарного, но вот в июне в центре внимания оказалась Диана, с которой случилось пренеприятное приключение.
В ее классе появилась новая девочка, которая на вопрос учительницы, как ее зовут, ответила «Я — Дженни Пент» таким тоном, каким говорят: «Я — королева Елизавета» или «Я — Елена Прекрасная». Услышав эти слова, человек понимал, что не знать Дженни Пент — просто позор, а не быть признанным ею значит, что тебя вообще вроде бы нет на свете. По крайней мере такое ощущение возникло у Дианы Блайт, хотя она, возможно, и не смогла бы его так точно сформулировать.
Дженни Пент было девять лет, а Диане — восемь, но Дженни сразу стала дружить с «большими девочками», которым было уже десять или одиннадцать. Они обнаружили, что не могут ее «отшить» или проигнорировать. Она не была хорошенькой, но имела эффектную внешность — не обратить на нее внимания было невозможно. У Дженни было круглое нежное лицо, обрамленное иссиня-черными волосами, и огромные темно-синие глаза с длинными черными ресницами. Когда девочка поднимала ресницы и обращала на тебя презрительный взгляд своих глаз, ты ощущал себя червяком, который должен испытывать благодарность за то, что на него не наступили. Уничтожающая реплика Дженни ценилась дороже, чем дружеская — любого другого. Быть избранной ею в качестве временной наперсницы было огромной честью. Потому что она рассказывала потрясающие вещи. Пенты, совершенно очевидно, все были людьми неординарными. Тете Дженни Лине, например, дядя-миллионер подарил замечательное золотое ожерелье с гранатами. У одной из ее кузин было кольцо с бриллиантом, которое стоило тысячу долларов, а другая кузина завоевала первый приз на конкурсе декламаторов, в котором участвовало семьсот человек. Одна из теток была миссионером в Индии среди леопардов. В общем, ее одноклассницы, по крайней мере поначалу, верили каждому слову Дженни, восхищались ею, завидовали ей и так много рассказывали о ней дома, что даже их родители в конце концов заинтересовались Дженни Пент.
— Сьюзен, что это за девочка, про которую Ди все время рассказывает? — спросила Энн однажды вечером, после того как Диана рассказала им, что Дженни живет в «особняке» с деревянной резьбой под крышей, пятью эркерами, каминной полкой из красного мрамора и замечательной березовой рощей позади дома. — Что-то я не слышала в Глене имени Пент. Ты что-нибудь о них знаешь?
— Они недавно купили ферму Конвея, миссис доктор, милочка. Говорят, что мистер Пент — столяр, который не смог зарабатывать на жизнь этим ремеслом и решил заняться сельским хозяйством. Как я понимаю, он не столько работает, сколько доказывает, будто Бога не существует. Судя по всему, странная семейка. Детям разрешается делать все, что им вздумается. Отец говорит, что в детстве его держали в ежовых рукавицах, и он не собирается так же обращаться со своими детьми. Поэтому Дженни и ходит в школу в Глене. Пенты живут ближе к школе в Моубрей Нерроуз, но она, видите ли, решила, что будет учиться в Глене. Половина их земли лежит в нашем районе, и мистер Пент платит налог в обе школы, так что, конечно, может посылать своих детей в любую. Но Дженни не дочь ему, а племянница. Ее родители умерли. Говорят, что это сын мистера Пента Джордж загнал овец в подвал церкви в Моубрей Нерроуз. Может, они и вполне приличные люди, но страшные неряхи. Дом у них в жутком беспорядке… и, если вы спрашиваете у меня совета, я не рекомендую вам поощрять дружбу Дианы с этой стаей обезьян.
— Но я же не могу запретить ей разговаривать с Дженни в школе, Сьюзен. В конце концов, у меня нет причин не разрешать Ди дружить с этой девочкой, хотя уверена, что она привирает, рассказывая о своих родственниках и приключениях. Будем надеяться, что Ди скоро в ней разочаруется и перестанет бесконечно говорить о Дженни Пент.
Однако Ди была очарована новой подругой. Дженни, оказывается, сказала Диане, что она нравится ей больше всех других девочек в школе, и та, восприняв это чуть ли не как королевскую милость, впала в полное обожание. На переменах они с Дженни были неразлучны; в уик-энды писали друг другу письма; обменивались «жвачкой» и пуговицами, и наконец Дженни пригласила Диану к себе домой, предлагая ей переночевать там.
— Нет, нельзя, — решительно заявила Энн, и Ди долго безутешно рыдала.
— Ты же позволяешь мне ночевать у Перси Форд!
— Это совсем другое дело, — не вдаваясь в объяснения, сказала мама. Она не хотела посеять снобизм в душе Дианы, но все, что она слышала о семействе Пентов, убедило ее, что их дети совсем не годятся в товарищи ее детям. В последнее время Энн была изрядно озабочена влюбленностью дочки в Дженни.
— Какая разница? — вопрошала плачущая Диана. — Если хочешь знать, Дженни так же хорошо воспитана, как и Перси. У нее есть кузина, которая знает все правила этикета и научила им Дженни. Дженни говорит, что это мыничего не знаем об этикете. И у нее были такие увлекательные приключения.
— Откуда ты это знаешь? — сурово спросила Сьюзен.
— Она сама мне рассказывала. Ее семья небогата, но у них очень богатые респектабельные родственники. Один дядя Дженни — судья, а кузен ее матери — капитан самого большого корабля на свете. Дженни ездила к нему, когда корабль спускали на воду, и придумала ему имя. А у нас нет тетки, которая обращает в христианство леопардов.
— Прокаженных, а не леопардов, [7]детка.
— Дженни сказала, что леопардов, а ей лучше знать, кого обращает ее собственная тетка. И мне хочется посмотреть ее дом… ее комната оклеена обоями с попугаями… а в гостиной у них стоят чучела сов… на ковре в передней нарисован дом, а жалюзи на окнах все в розах… и у них есть настоящий домик для игр… его построил им ее дядя… и с ними живет бабушка, которая старее всех на свете. Дженни говорит, что она жила еще до всемирного потопа. Когда еще мне удастся увидеть человека, который жил до всемирного потопа?
— Я слышала, что бабушке почти сто лет, — вставила Сьюзен, — но если твоя Дженни говорит, что она жила до потопа, то она врет без зазрения совести. И в этом доме ты можешь подхватить Бог знает что.
— Дженни говорит, что они уже давно переболели всеми болезнями, — возразила Ди. — Дженни говорит, что у них была и корь, и свинка, и коклюш, и краснуха — и все в один год.
— Не удивлюсь, если у них и оспа была, — пробурчала мисс Бейкер. — Полоумная семейка.
— У Дженни скоро будут вырезать гланды, — рыдала Диана. — Но ведь это не заразно! Одна кузина Дженни умерла после того, как у нее вырезали гланды… истекла кровью, не приходя в сознание. Вдруг Дженни тоже умрет? У нее слабое здоровье — на прошлой неделе ей три раза было плохо. Но она приготовилась к худшему.Поэтому она и хочет, чтобы я провела у нее в доме ночь… чтобы я помнила ее, если она умрет. Пожалуйста, мамочка, позволь! Можешь не покупать мне новую шляпку с ленточками, которую обещала.
Но Энн была непреклонна, и в тот день Диана заснула в слезах. Нэнни ей нисколько не сочувствовала. Ей Дженни совсем не нравилась.
— Прямо не узнаю свою девочку, — озабоченно сказала миссис Блайт. — Она раньше никогда так себя не вела. Эта Дженни словно околдовала ее.
— Вы поступили совершенно правильно, миссис доктор, голубушка. Не к чему ей идти в дом к неподходящим для нее людям.
— Сьюзен, я не хочу внушать дочке, что есть «подходящие» и «неподходящие» для нее люди. Но всему есть предел. Дело даже не в самой Дженни… она просто слишком все преувеличивает в рассказах… но мне говорили, что мальчики у них просто ужасные. Учительница не может найти на них управы…
— Значит, они тиранствуют над тобой, как хотят? — высокомерно хмыкнула Дженни, когда Диана сказала ей, что родители не разрешили ей провести ночь в доме Пентов. — Я бы такого не потерпела. У меня независимый характер. Я вообще сплю под открытым небом, когда мне приходит такая фантазия. Ты небось никогда не спала на открытом воздухе?
Ди завистливо смотрела на девочку, которая «спит под открытым небом, когда ей приходит такая фантазия». Как это интересно!
— Не сердись на меня, Дженни. Ты же знаешь, что мне очень хочется.
— Да нет, я на тебя не сержусь. Конечно, некоторыене позволили бы так себя притеснять, но ты, видно, уродилась послушной. А как нам было бы весело! Я хотела пойти с тобой ловить рыбу в ручье при лунном свете. Мы часто там ловим рыбу. Мне на крючок сколько раз попадалась вот такаяфорель. И у нас замечательные поросятки, чудный жеребенок и только что родились щенята. Что ж, придется, видно, позвать Сэди Тейлор. Ееотец и мать не притесняют.
— Мои папа и мама очень добрые! — заступилась за родителей Диана. — И папа — самый лучший доктор на острове — все так говорят.
— Красиво это — хвастаться отцом с матерью, когда ты знаешь, что мои умерли? — уничтожающе прошипела Дженни. — Подумаешь! У моего папы сейчас крылья, а на голове золотой нимб. Но я же не задираю нос! Слушай, Ди, я не хочу с тобой ссориться, но я ненавижу, когда люди хвастаются своими родителями. По этикету этого нельзя делать. А я решила вести себя строго по этикету. Когда летом Перси Форд, о которой ты все время говоришь, приедет сюда на каникулы, я не собираюсь с ней дружить. Тетя Лина говорит, что ее мать вышла замуж за мертвого, а он ожил.
— Да что ты, Дженни, все было совсем не так! Я знаю… Мама мне рассказывала… Тетя Лесли…
— Не хочу про нее и слушать. Про такое лучше не говорить. А вот и звонок.
— Ты правда позовешь Сэди? — обиженно спросила Ди.
— Ну, не сегодня. Подожду немного. Может, дам тебе еще один шанс. Но это будет последний.
Через несколько дней на перемене Дженни подошла к Диане.
— Джим говорит, что ваши родители вчера уехали и вернутся только завтра.
— Да, они поехали в Эвонли, повидать тетю Мариллу.
— Вот это и есть твой шанс.
— Мой шанс?
— Провести у нас ночь.
— Но, Дженни, мне же запретили!
— Ну и что? Они же не узнают. Не трусь!
— Сьюзен меня не отпустит.
— А ты у нее не спрашивайся. Просто после школы пойдем ко мне. Нэнни скажет ей, где ты, и она не будет беспокоиться. А твоим родителям она не посмеет рассказать, что не уследила за тобой.
Диану раздирали сомнения. Она отлично знала, что не должна идти наперекор запрету, но ей так хотелось.А Дженни впилась в нее своим гипнотизирующим взглядом.
— Это твой последний шанс, — театрально произнесла она. — Я не могу дружить с девочкой, которая считает, что моя семья ее недостойна. Если ты откажешься, мы сейчас расстанемся с тобой навсегда.
Тут Диана сдалась. Она все еще была околдована Дженни и не могла расстаться с ней навсегда. В этот день Нэнни вернулась из школы одна и сообщила Сьюзен, что Ди будет ночевать у Пентов.
Если бы мисс Бейкер была здорова, она тут же отправилась бы за Дианой. Но Сьюзен утром подвернула ногу и, хотя она и могла кое-как ковылять по дому и готовить детям еду, пройти милю до фермы Пентов ей было не по силам. Телефона у Пентов не было, а Джим с Уолтером категорически отказались туда идти. Ребята позвали их печь мидий у маяка, а Ди ничего в доме Пентов не сделается. Сьюзен пришлось смириться с неизбежным.
Диана с Дженни отправились к ней домой по тропинке, идущей прямиком через поля и сокращавшей дорогу до четверти мили. Диана была счастлива, хотя время от времени и чувствовала уколы совести. Кругом было так красиво: заросли папоротников на опушке темно-зеленых рощиц, низина, где лютики доставали им до колен, извилистая дорожка, вдоль которой росли молодые клены, ручеек, окаймленный цветущими кустами, луг, розовый от земляники. Диана, которая начинала осознавать красоту природы, была в восторге и почти пожалела, что Дженни говорит без умолку. В школе — другое дело, а сейчас Диане совсем не хотелось слушать про то, как Дженни однажды чуть не отравилась — разумеется, «по нечайности», — приняв не то лекарство. Дженни красочно описывала свои предсмертные муки, но так и не объяснила, почему она все-таки не умерла. Она «потеряла сознательность», и доктор сумел вытащить ее чуть ли не из могилы.
— Но с тех пор я так полностью и не оправилась. Слушай, Ди, что ты все время пялишься по сторонам? И по-моему, ты не слышала ни одного моего слова.
— Нет, слышала, — виновато проговорила Ди. — С тобой случались удивительные вещи, Дженни. Но посмотри, какой красивый вид!
— Вид? Какой еще вид?
— Ну то, что ты видишь вокруг. Все это… — И Ди показала на панораму лугов и рощ, на холм, накрытый облачной шапкой, и на сапфирный осколок моря, голубевший среди холмов.
Дженни презрительно фыркнула.
— Что тут видеть? Деревья да коровы. Я все это сто раз видела. Что это на тебя находит, Ди Блайт? Не хочу тебя обижать, но иногда мне кажется, что у тебя не все дома. Честное слово! Но, верно, ты такая уж уродилась. Говорят, твоя мать тоже все время несет какую-то околесицу. Ну, вот мы и пришли!
Диана широко открытыми глазами смотрела на дом Пентов. Какое разочарование! Это и есть «особняк», о котором все время толкует Дженни… Дом и вправду большой, и пять окон-эркеров у него есть, но какой же он облезлый, давно не крашенный, а «деревянное кружево» во многих местах отвалилось. Веранда сильно скособочилась, а окошечко над дверью, которое когда-то, наверное, было очень красивым, зияло выбитыми стеклами. Занавески висели криво, окна во многих местах были затянуты коричневой оберточной бумагой, а «очаровательная березовая роща» состояла всего из нескольких старых и кривых деревьев. Сараи и помещения для скота полуразвалились, двор был завален ржавыми сельскохозяйственными орудиями, а сад наглухо зарос сорняками. Такой неказистой усадьбы Ди ни разу в жизни не видела. Впервые ей пришло в голову: уж не привирала ли ей Дженни и в остальном? Неужели даже за девять лет можно столько раз быть на краю гибели?
Внутри дом выглядел не лучше. В гостиной, куда привела ее Дженни, все было покрыто пылью и пахло плесенью. На потолке красовались разводы от сырости, и он весь растрескался. Знаменитый камин вовсе не был отделан красным мрамором, а просто покрашен в красный цвет — даже Диане это было очевидно. Серые от грязи кружевные гардины пестрели дырками. Жалюзи из синей бумаги, на которых действительно были нарисованы корзины с розами, тоже порвались во многих местах. А что касается «массы» чучел сов, то в углу стоял маленький стеклянный шкафчик с тремя облезлыми чучелами, у одного из которых к тому же не хватало глаза. Диане, привыкшей к красоте и достоинству Инглсайда, комната казалась просто безобразной. Самым странным было то, что Дженни как будто вовсе не осознавала вопиющего противоречия между своим описанием дома и реальностью. Диане даже стало казаться, что все рассказы Дженни ей просто приснились. Снаружи, правда, дела обстояли лучше. Домик для игр, который мистер Пент построил в углу двора, где росли елки, был действительно совсем как настоящий, только маленький. Поросята и жеребенок были «лапочки», а щенки-дворняжки до того хороши, что могли бы принадлежать к самой благородной из собачьих пород. Особенно Диане понравился один, с длинными коричневыми ушами, белой звездочкой на лбу, крошечным розовым язычком и белыми лапками, и она очень расстроилась, узнав, что на всех щенят уже есть заказы.
— Да если бы и не было, все равно сомневаюсь, чтобы дядя дал тебе щенка. Он дает щенков только верным людям, а у вас в Инглсайде, говорят, собаки просто не хотят жить.Наверное, что-то у вас не так. Дядя говорит, что у собак на людей чутье.
— Да что же они могут чуять в нас плохого? — воскликнула Ди.
— Не знаю. Может, твой отец бьет твою мать?
— Да ты что! Никогда!
— А я слышала, что бьет… так бьет, что она криком кричит.Но в это я, конечно, не верю. Люди такое наплетут — ужас. Ты мне всегда нравилась, Ди, и я за тебя буду всегда заступаться.
Видимо, Дженни ожидала от Дианы благодарности, но та почему-то никакой благодарности не испытывала. Ей становилось все больше не по себе, и волшебный ореол, который окружал в ее глазах Дженни, вдруг исчез. Она без интереса выслушала историю о том, как Дженни однажды упала в пруд возле мельницы и чуть не утонула. Ди ей больше не верила. Все эти истории — выдумки. И наверное, дядя-миллионер, кольцо с бриллиантом и тетя-миссионер тоже были выдумками. Ди чувствовала себя, как воздушный шарик, который прокололи булавкой.
Да, но она еще не видела бабушку! Уж наверняка бабушка — настоящая. Когда Дженни и Ди вернулись в дом, тетя Айна, полная краснощекая женщина, одетая в не очень свежее ситцевое платье, сказала им, что бабушка хочет познакомиться с гостьей.
— Бабушка не встает с постели, — объяснила Дженни. — И мы приводим к ней всех гостей. Она очень сердится, если мы кого не приведем.
— Не забудь ее спросить, не болит ли у нее спина, — предупредила Диану тетя Лина. — Она не любит, когда гости забывают про ее спину.
— И про дядю Джона, — добавила Дженни. — Не забудь ее спросить, как здоровье дяди Джона.
— А кто это? — спросила Ди.
— Это ее сын, который умер пятьдесят лет тому назад, — объяснила тетя Лина. — Он болел несколько лет, а потом умер, и бабушка привыкла, чтобы ее спрашивали про здоровье дяди Джона.