Страница:
— Это может объяснить все насчет нас, — согласился Эйдан, — но не объясняет положения в королевстве, моей семье… И почему все-таки я должен верить тому, что Морлох — мой отец.
— Когда Морлох не смог добиться своей любимой Айслин, он решил, что она не достанется никому. После того как он возлег с ней и зачал тебя, он наложил заклятие на Маруса и Айслин, надеясь предотвратить появление других детей. Я сумел на какое-то время снять его чары, этого хватило королеве и консорту зачать их первого и последнего ребенка — Драгана. Но моих сил было недостаточно, чтобы долго сдерживать чародея.
Когда же Морлох обнаружил, что Айслин носит ребенка Маруса, он рассвирепел. Он возобновил свое проклятие и усилил его таким образом, чтобы оно постепенно ослабляло их. Поэтому у них не было других детей. А теперь они еще теряют власть над королевством.
— Это несправедливо, — прошептала Брианна. Она скрестила руки на груди, словно хотела защититься от зла внешнего мира. — Раз Морлох никогда не знал счастья, он не дает и другим узнать его. По-моему, это плохое доказательство его любви.
— Он дал горечи отказа выжечь себе душу, неразделенная любовь опустошила его. — Оленус повернулся к Эйдану и многозначительно посмотрел на него. — Он хочет такой же судьбы и для тебя, сын мой, хочет, чтобы в твоей душе была такая же бездонная пустота, как и у него. Тогда, если он переманит тебя на свою сторону, он обретет власть над Камнем души, а объединив ваши силы, подчинит себе Анакреон. Королевская семья будет полностью уничтожена. И Айслин тоже.
Эйдан выпрямился на постели, выражение его лица вновь стало гневным.
— И ты считаешь меня таким слабым, что я пойду, куда поведут?
Оленус пожал плечами.
— До встречи с Брианной что мешало тебе повернуться спиной ко всему человечеству? Люди отвергали тебя, оскорбляли и желали твоей смерти. Кто смог бы тебя винить, если бы ты обратился к темным силам?
— Моя совесть стала бы мне обвинителем, а других мне и не надо, — отрезал Эйдан. — Ни один человек не заставит меня сделать то, чего я не желаю.
Монах улыбнулся.
— Ни один человек? Возможно, но мы больше не имеем дела с людьми. Морлох, хоть еще человек, объединился с легионами нежити. А это уже не люди. Его силы нельзя считать человеческими.
— И ты настаиваешь, чтобы мы добрались до Поганых гор и приняли бой в его владениях? Ты с ума сошел!
— Таков твой жребий, сынок. Ты не будешь свободен, пока не доведешь это дело до конца. Эйдан покачал головой.
— Нет, это не жребий — это самоубийство! Ну ладно, мне-то все равно. Но я не собираюсь тащить туда Брианну!
— Ты думаешь, у тебя когда-либо был выбор? — Оленус печально покачал головой. — С того момента, когда Морлох наложил на тебя проклятие твоего рождения, он собирался завладеть твоей душой. И сделает это. Ты же сам знаешь, в бою лучше не отступать и храбро идти навстречу врагу. Встретиться с ним лицом к лицу. Брианна будет рядом и убережет тебя от разрыва с реальностью, которая в руках чародея покажется тебе сном.
Брианна придвинулась к Эйдану и взяла его за руку.
Сжав его пальцы, она сказала:
— Да, Эйдан, нам суждено быть вместе, что бы нам ни грозило. Кстати, теперь не осталось никаких препятствий к тому, чтобы нам быть вместе. Неужели ты этого не видишь? Не поверил правде?
Он повернулся, посмотрел ей в лицо. Странное выражение было в его глазах. Словно он уже говорил со смертью.
— Слишком многое случилось сегодня. Слишком многое было сказано. Я не знаю, чему верить, чему нет. Я не дам торопить себя с решением ни тебе, ни какому-то старцу. Ни сейчас, ни потом!
Уязвленная этими словами и внезапной холодностью, она высвободила руку. Она-то думала, что он обрадуется тому, что они не кровные родственники. Особенно после того, что произошло, вернее, не произошло в гостинице. Но судя по всему, это было не так.
— Хорошо, Эйдан, — процедила Брианна сквозь стиснутые зубы. — Думай, сколько тебе понадобится. Это ничего не изменит. — Она обернулась к Оленусу: — Вы прибыли издалека. Не хотите ли поесть или поспать?
— Нет, дитя, — улыбнулся он ей. — Я сделал то, зачем прибыл сюда, — раскрыл последний из моих секретов. Остальное за тобой. — Оленус ласково обнял Брианну и поцеловал в лоб. — Если я понадоблюсь тебе, позови, но теперь Кэрлин — та сила, на которую вам надо опереться. И еще никогда не забывай, что ты тоже не беззащитна. Если вы с Эйданом объедините ваши силы, Морлоху не устоять.
— Ладно, Оленус. — Брианна улыбнулась дрожащей неуверенной улыбкой. — Надеюсь, что это так.
— Так и есть, дитя. И так будет впредь, если ты не потеряешь веры в себя… и в Эйдана.
Он отошел на середину комнаты, взмахнул полами длинного серого одеяния. Порыв ветра — и он исчез. Только колыхались портьеры на окнах.
Брианна минуту смотрела на место, где стоял монах, затем повернулась к Эйдану. Он лежал в постели, уставившись в потолок. Крепко сжатые губы, выдвинутая вперед челюсть, по которой ходили желваки. Он просто кипел от ярости.
— Ты чего-нибудь хочешь? — поинтересовалась Брианна, делая вид, что не замечает его свирепой мины. — Хочешь прохладного питья или немножко бульона? Хоть лихорадка твоя спала и раны зажили, но, по-моему, потребуется несколько дней отдыха, чтобы ты восстановил прежнюю силу.
— У меня нет времени на эту роскошь. Она сдержала улыбку. Он ворчал, как медведь, но ведь так ведут себя, выздоравливая, большинство мужчин. Это был хороший признак, хоть он и бросал ей вызов.
— За тобой должок, милорд. Ты мне должен за лечение.
Он выгнул темную бровь.
— Неужели? И чем же мне расплатиться?
— Слушаться меня во время своего выздоровления. Не вскакивать с постели и ничего не делать без моего разрешения.
Эйдан насупился.
— Не слишком ли многого ты просишь? Ну хорошо. В другой раз постараюсь найти себе более покладистую сиделку, которая не будет устанавливать свои порядки.
Она торжествовала. Наконец-то она выиграла, по крайней мере, эту битву.
— А я со своей стороны, милорд, отныне буду непременно спрашивать вашего разрешения на все… в разумных пределах, конечно.
Он невозмутимо окинул ее взглядом:
— Ты хитрюга. Кажется, мы с тобой два сапога пара.
Брианна не могла удержать легкой усмешки. Он не был к ней так холоден и равнодушен, как старался показать. У нее еще оставалась надежда.
— Молю Святых угодников, чтоб так и было, милорд, — дерзко отозвалась она. — Я рассчитываю спасти вас, хотите вы этого или нет. Это ведь священный долг жены. Не так ли?
Следующие три дня оказались пыткой для всех. По мере того как Эйдан выздоравливал, зов Поганых гор усиливался. Он хотел уехать, но, связанный своим обещанием Брианне, оставался в Хэверсине. И своими капризами не давал Брианне ни минуты покоя. Девушка сбивалась с ног.
Он без конца требовал каких-то разнообразных и необычных блюд, кто-то все время должен был то массировать ему плечи, то поправлять постель. Словом, его насильственный отдых в постели оказался для всех гораздо большим бременем, чем если бы он встал и всюду совал свой нос. Его не успокоили даже разрешение посидеть несколько часов в кресле на второй день и короткая прогулка по замку на третий.
Однако он недооценил в полной мере настойчивость Брианны. Она выдерживала его беспрестанные требования и ворчливые жалобы с невозмутимым спокойствием, не желая впутывать в их личную битву ни Дэйна, ни его слуг. Однако Дэйн, навещавший своего друга так часто, как позволяли его обязанности по замку, все замечал. И в конце концов рассердился.
— Она твоя жена, Эйдан, а не служанка, — выпалил он вечером четвертого дня, отослав Брианну за ужином для больного. Дэйн опустился в кресло около очага рядом с Эйданом, решив высказать ему все. — После того что Брианна из-за тебя натерпелась в последнее время, она заслуживает глубочайшей твоей благодарности и уважения. А ты только ворчишь, срываешь на ней свою злость и требуешь от нее невозможного.
— Ты знаешь, что мы оказались не родственниками? — сказал вместо ответа Эйдан. — Что мы вполне законно можем спать вместе, как муж и жена.
— Очень приятная новость, — хмыкнул Дэйн, на миг удивленный внезапным поворотом разговора. — Большинство мужчин, женатых на таких красавицах, как Брианна, были бы счастливы разделить с ней постель.
Эйдан оценивающе поглядел на друга:
— Ты так считаешь? Тогда мое предложение взять ее в жены остается в силе.
— Что-о? — Брови у Дэйна поползли вверх. — Ты совсем свихнулся, Эйдан? Она твоя. Почему ты хочешь ее отдать?
— Ради ее безопасности и блага. — Лицо Эйдана потемнело. Он отвел взгляд в сторону. — Я не могу взять ее с собой. Это слишком опасно.
— Для нее или для тебя?
Эйдан резко повернулся к нему. Едва сдерживаемый гнев пылал в единственном глазу.
— Не лезь в то, что тебя не касается!
Дэйн поудобнее устроился в кресле и рассмеялся.
— Ты пытаешься всучить мне свою жену, а потом говоришь, что это меня не касается? Ты поглупел от любви, как мартовский заяц!
— Любовь здесь ни при чем.
— Неужели? Тогда, возможно, это страх перед любовью, страх позволить себе привязаться к ней? Или ты боишься отказа?
— Это не важно, — вздохнул Эйдан и порывисто провел рукой по рассыпавшимся по плечам волосам. — Ей нет места в моей жизни. Хотя я и женился на Брианне, ничто не изменилось… и не изменится.
— Если ты победишь чародея, — мягко сказал Дэйн, — то проклятие с твоей семьи и земли будет снято. Тогда многое может измениться.
— Я все равно останусь его сыном!
— И королевы тоже. Право наследования передается через правителя, а не консорта. Ты все равно останешься наследным принцем.
— Ты не понимаешь! Если я даже убью Морлоха, у меня все равно останется Дурной глаз. Неужели ты думаешь, что народ примет такого правителя, как я?
Дэйн пожал плечами:
— Почему бы и нет, если ты докажешь, что твоя Сила добрая…
— Даже я этого не знаю, Дэйн! — Лицо Эйдана исказилось мукой. — Я даже не знаю, добрая она или нет. Если б ты только знал, как близко подошел я к черте безумного наслаждения смертью и разрушением, когда я открыл свой глаз и направил его Силу против тварей, напавших на нас в лесу…
Он опустил голову.
— Дэйн, я боюсь. Во мне кроется что-то злое. Я не хочу, чтобы Брианна присутствовала, когда я утрачу контроль над ним. Я не хочу причинить ей вред.
Он поднял глаза, светившиеся несказанным страданием.
— Еще я боюсь встретиться с Морлохом. Я не знаю, что тогда со мной произойдет. Может быть, он и сейчас имеет власть надо мной. Ведь он мой отец. Как я буду с ним сражаться? Святые угодники! — простонал Эйдан, откидываясь на спинку кресла. — Идти против своего отца! А вдруг когда я встречусь с ним, случится еще кое-что похуже? Вдруг я объединюсь с ним? Что тогда станет с Брианной?
— Я поеду с тобой. Возьму своих людей.
— Ну и что это даст? Против магии Морлоха? — Эйдан покачал головой. — Если я и вправду его сын, у меня по крайней мере будет шанс проникнуть в его крепость, подобраться к нему поближе… Этого никакое войско не сумеет. Нет, Дэйн, я глубоко благодарен тебе за это предложение. Но прошу, окажи мне единственную услугу. Позаботься о Брианне. То, что надо будет сделать против Морлоха, должно быть сделано в одиночку.
Он наклонился вперед, вцепившись в подлокотники.
— Теперь ты видишь, почему я не могу взять ее с собой? Почему хочу отдать ее тебе? Разорвать наши связи, пока не поздно? Ведь даже если я выживу и вернусь, я, вероятнее всего, уже не буду прежним.
— Уже слишком поздно, — неожиданно раздался нежный голос.
Головы друзей повернулись к двери. Там стояла Брианна с подносом в руках.
— Это уже давно слишком поздно, Эйдан, — продолжала она, подходя ближе и ставя поднос на столик около его кресла. — Поздно было уже с того дня, когда ты спас меня от разбойников. Тогда впервые переплелись наши судьбы, и теперь ты так же нужен мне, как я тебе.
— Ты не нужна мне, Брианна, — рявкнул он. — Мне никто не нужен!
— Я тебе не верю. Вспомни, что произошло в Виндермире, в гостинице. Забыл? Дэйн быстро встал с кресла.
— По-моему, разговор становится слишком личным. Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего. Эйдан мрачно уставился на него.
— Что, оставляешь меня одного сражаться с этой фурией?
Его друг только ухмыльнулся в ответ:
— Думаю, это уравняет шансы. В ее пользу.
— Ты так считаешь? — крикнул Эйдан вслед Дэйну, поспешно отступавшему к двери. — Я могу сражаться против вас обоих! Вам меня не сбить с толку! Но Дэйн уже выскочил из комнаты. Веселый смешок. Эйдан обернулся к Брианне.
— Что смешного? — бросил он, свирепо глядя на нее.
— Ничего, милорд, разве что вы напоминаете мне лося, попавшего в западню, который отчаянно ревет о своей беде.
— Ни в какой я не в западне! И вовсе я не реву!
— Нет так нет. — Она пожала плечами и указала на поднос. — Вот тушеная говядина. Тут картошка, лук и морковь. А вот свежеиспеченный хлеб. А на сладкое пирог с черной смородиной. — Она невинно посмотрела на него и спросила: — Ну как, есть здесь что-нибудь по вашему вкусу?
— Нет, — буркнул Эйдан. — Нам надо поговорить. Насчет моего завтрашнего отъезда, насчет того, что произошло между нами в гостинице Виндермира, — он показал ей на кресло, на котором только что сидел Дэйн. — Сядь… Пожалуйста.
Брианна уселась и стала тщательно разглаживать складки изумрудно-зеленого шелкового платья, которое ей подарил Дэйн. Хоть он ничего ей не говорил, но слуги рассказали, что платье принадлежало его покойной жене. Оно подходило ей по росту и размеру, словно они были с этой женщиной близнецами.
При мысли об этом в ней шевельнулось сочувствие к их благородному хозяину.
Она подняла глаза на Эйдана:
— Ты сказал насчет завтрашнего отъезда. Это слишком рано.
Губы раздраженно дернулись.
— Четыре дня, Брианна. Я выполнял все, что ты велела, целых четыре дня. Больше я не могу здесь оставаться!
Она сделала протестующее движение, но он поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Обещал я или не обещал, но завтра я отправляюсь в дорогу.
Брианна быстро сообразила, что выбора у нее почти нет.
— Будь по-твоему. Я приготовлю все к нашему путешествию. Надо собрать еду, коней подготовить…
— Девочка, — ласково перебил ее Эйдан. — Я хотел сказать, именно то, что сказал. Ты со мной не едешь.
Она улыбнулась:
— А вот в этом ты ошибаешься. Дэйн не станет держать меня здесь против воли.
— Ты в этом уверена? Я ведь подробно объяснил, что может произойти, когда я встречусь с Морлохом. Думаю, он понял, какая серьезная опасность грозит тебе.
— А как насчет серьезной опасности для тебя? — спросила она, начиная сердиться. — Это ему, что, безразлично?
— Нет, конечно, но он знает, что для меня он ничего сделать не может.
— Тогда вы оба не видите дальше собственного носа! — Брианна опустилась на колени около него и взяла его руки в свои. — Эйдан, нам суждено вместе встретить эту опасность. Издавна! Если ты признал то, что ты сын Морлоха и что Кэрлин заключен в твоем мече, почему же ты не хочешь признать все остальное?
Он упорно смотрел на дверь.
— Я… я не сказал, что признал себя сыном Морлоха. Мне тошно от одной этой мысли!
— А мне нет! — настойчиво продолжала Брианна. — Мне все равно, чей ты сын. Ты можешь быть хоть крестьянским сыном, и все равно я буду тебя любить!
Эйдан вдруг замер.
— Что? Что ты сказала, Брианна?
Она покраснела, смущенная своей смелостью.
— Ты ничего мне не должен, Эйдан. Нет так нет. Не говори ничего. Со своим чувством к тебе я сама справлюсь.
Он высвободил руки из ее ладоней и, наклонившись вперед, схватил ее за плечи.
— Что ты сказала?
При виде его огорчения и недоверия у Брианны перехватило дыхание. Святая Матерь! Почему ее простые слова о любви так его расстроили?
— Я… я люблю тебя, — заставила она себя повторить.
Его пальцы впились в нее, словно хотели раздавить.
Она еле сдержала крик боли.
— Эйдан, пожалуйста. Ты делаешь мне больно!
Он резко отпустил ее.
— Эйдан, что с тобой? — Брианна не сводила с него глаз, сердце ее забилось часто-часто. — Я сделала что-то не так?.. Я тебя оскорбила?
— Нет, — он яростно затряс головой. — Ты меня не оскорбила. Просто я никогда не думал… — Он, вздохнув, втянул в себя воздух. — Это не важно. Я не могу этого допустить.
Наконец-то Брианна поняла, о чем он говорил. Радость охватила ее. Значит, ей удалось как-то тронуть его своим признанием.
Она протянула руку и погладила его по щеке.
— Почему нет? Можешь. Я твоя жена. Я тебя люблю и хочу быть твоей во всех смыслах. Во всех. — Робкая улыбка затрепетала на ее губах. — Ты говорил тогда у озера, что хочешь меня. И тогда, в гостинице… Твое желание еще не пропало, Эйдан?
Он поймал руку, которая задержалась около его рта, нежно обводя его пальчиком.
— Не надо. — Слова слетели с его губ хриплым выдохом.
— Почему же? — потребовала ответа Брианна, ободренная волнением, которое слышала в его голосе, видела в напряжении, сковавшем его тело.
Ей нечего было терять: если завтра он уезжает, сегодня ночью у нее последний шанс соблазнить его. Пусть она несведуща в женских уловках, пусть, пусть покажется бесстыжей, но выхода не было. Никакого. Она решила добиваться его любым способом.
— Почему же нет, Эйдан? — повторила она, склоняясь к нему и обвивая руками его шею. — Мы с тобой муж и жена. Нам давно пора исполнить наш брачный обет.
— Ты считала наш брак незаконным, — прохрипел он. — Поэтому так все и вышло.
— Возможно, — дрогнувшим шепотом отозвалась Брианна. — Но хоть я и считала тебя двоюродным братом, но мечтала, чтобы это было не так. Теперь это не стоит между нами.
— Ты не можешь знать этого наверняка. Оленус может ошибаться или лгать. Он постоянно хитрит. Изворачивается…
Она улыбнулась медленной неосознанно вызывающей улыбкой.
— Возможно. Ведь ты никогда ему не верил насчет пророчества, а теперь и я не верю. — Она придвинулась ближе и теперь стояла почти вплотную, прижимаясь к нему.
Эйдан подавил мучительный стон. Пышные округлости ее груди, трепеща, выглядывали из шелковой ткани, между ними соблазнительной тенью пролегала ложбинка. С каждым ее вздохом его окутывал аромат ее тела, сладостный, нежный, пробуждающий воспоминания о весеннем цветущем луге. Ощущение девичьего тела, тесно прижавшегося к нему самым интимным образом, стало искрой, от которой долго сдерживаемый огонь вспыхнул ярким пламенем.
Невольно рука его медленной лаской скользнула по спине Брианны, еще сильнее привлекая ее к себе. С легким стоном радости она прильнула к нему. Мощные руки Эйдана взяли ее в плен, сомкнувшись вокруг нее, как всадник сжимает бока коня. Он ощутил, как его мужская плоть вздымается, натягивая ткань бриджей. По тому, как дернулась Брианна, он понял, что и она почувствовала его возбуждение.
— Мы неправильно ведем себя, девочка, — прошептал Эйдан. — Это ничего не решит, но погубит тебя в глазах другого мужчины.
— Как же может погубить меня то, что я лягу в постель с собственным законным мужем? — Она притянула к себе его голову. — Да и какое это имеет значение? Я хочу тебя, и никого больше.
— Но ведь есть Дэйн, — не слишком твердо возразил Эйдан, его решимость таяла под ее соблазняющей атакой. — Я уверен, он возьмет тебя в жены. И будет тебе несравненно лучшим мужем, чем смогу быть я.
— Дэйн — замечательный человек, — прошептала Брианна, нежно целуя его губы, — но он не для меня. Для меня есть только ты, Эйдан. Ты — и никто другой.
— Ты не понимаешь, к-какую ошибку делаешь, — предостерегающе говорил он, содрогаясь под нежными касаниями ее губ, то льнущих к нему, то слегка отдаляющихся, ласкающих его кожу теплым дыханием. — Но если ты не отодвинешься от меня… немедленно… вскоре мне это станет безразлично.
— А мне это уже все равно, — мурлыкнула она, продолжая целовать его.
На этот раз Эйдан откликнулся, поймав ее губы и приоткрывая их крепким томительным поцелуем. Этот поцелуй становился все более глубоким и страстным с каждой минутой, пока яростное возбуждение не вспыхнуло в обоих. Он притянул Брианну к себе, чуть не расплющивая ее тело в мощном объятии. Обуревавшее его волнение взвилось ярким пламенем.
Он едва мог дышать. Утешительная близость ее стройного тела вытеснила из его головы все мысли, комната уплыла куда-то вдаль, осталось лишь блаженство ее рук и губ. Святая Матерь! Как же это было ему необходимо! Как он нуждался в ней! Никогда не испытывал он такой всепоглощающей пронзительной нежности, такого необыкновенного восторга. Она тронула не только его тело, но и сердце.
Наконец-то он принят, о нем заботятся… его любят! Она не считает его каким-то чудовищем, для нее он просто человек, во плоти… чувствительный и ранимый. От этой мысли у Эйдана выступили слезы на глазах. Однако он тут же смахнул их, потрясенный силой действия, которое оказывала на него Брианна. Такого не было с ним с того дня, когда он потрясенно рыдал над изуродованным трупом Рэнгора. Ни разу за все годы изгнания, ни в бессонные ночи, когда в сердце его были только отчаяние и одиночество, ни в дни, когда он страдал от тяжелейших, смертельных ран, ни тогда, когда его снова и снова поносили и оскорбляли.
Она была божественным ответом на его молитвы, хотя часто вера изменяла ему. Но как бы он ни нуждался в Брианне, совесть не позволяла его подвергать ее опасности и тащить ее за собой в пропасть. Если бы он был уверен в том, что вместе они смогут одолеть Морлоха. Но никто не мог сказать об этом с уверенностью… ни сейчас, ни потом. И это больше всего пугало и сдерживало Эйдана.
С отчаянным стоном он отодвинул от себя Брианну.
— Я страшусь, — прошептал он. — Не за себя, девочка, за тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом, но если из-за этого с тобой что-нибудь случится…
Брианна замерла, у нее перехватило дыхание. Она покачала головой.
— Если не удастся остановить Морлоха, мы так или иначе обречены. Мне лучше встретить опасность вместе с тобой, чем ждать в безопасности грядущей гибели, если ты пойдешь против него один и… проиграешь. Я предпочитаю сражаться рядом, чем сидеть и ждать, что будет.
Она подняла руки и погрузила пальцы в копну его непокорных кудрей, потом коснулась повязки на глазу.
— Пора тебе ее снять и выбросить. Это еще один знак твоей неуверенности в себе, щит, которым ты отгородил свое сердце от окружающих.
— Нет, девочка, — нахмурился Эйдан. — Ты не знаешь, чего просишь. Ты ведь не подозре-ваешь, что таится во мне.
— Злой колдун с черной, навеки проклятой душой?
Эйдан усмехнулся: она так серьезно смотрела на него.
— Ну ты уж и скажешь! Сомневаюсь, что я настолько плох!
Он встал и глубоко вздохнул:
— Если хочешь, можешь сама снять мою повязку.
— Раз и навсегда? — поинтересовалась Брианна, не осмеливаясь на это надеяться.
— Полагаю, что должен понять, каковы будут последствия Дурного глаза, и принять их так же, как принимаю нашу общую судьбу, мужа и жены.
Брианна поднялась на цыпочки и с восторгом стащила с него повязку. Быстро отбросив ее прочь, она бережно, по-хозяйски пригладила ему волосы:
— Знаешь, ты выглядишь точно так же, как раньше, — поддразнила она, склонив голову набок и якобы изучая его внешность. — Разве что более красивый.
Его губы дернулись в усмешке.
— Неужели? Я таким себя никогда не считал, но если это усилит твое желание и побыстрее подтолкнет тебя к постели…
— О, несомненно, так и будет, милорд, и более того, — хихикнула Брианна, — чем скорее, тем лучше.
После этих слов Эйдан подхватил ее на руки. Шелковые юбки взметнулись, зашуршали.
— Берегись, девочка. Мое самообладание на исходе.
— Ну и что?
Лицо его стало серьезным, даже чуть суровым.
— Мне не хотелось бы причинить тебе боль или напугать страстностью моего порыва. Я так долго сдерживал свои желания, что боюсь… — Он вздохнул. — Не знаю, что ты подумала обо мне в гостинице, но не так уж много было таких женщин, шлюх и не шлюх, которые делили со мной постель.
— Значит, нам понадобится много времени, чтобы наверстать упущенное, — лукаво улыбнулась Брианна. — Так что поторопись. Хоть опыта у меня нет, но зато имеются естествен-ные желания, которые жаждут удовлетворения.
Он покачал головой, дивясь ее наивной и нежной страстности.
— Ты самая замечательная женщина на свете… во всех отношениях.
— Да, милорд. — Она недвусмысленно посмотрела на постель.
Эйдан заметил это и, круто развернувшись, в несколько быстрых шагов оказался у кровати. Затем, бережно поставив ее на пол, он повернул к себе спиной.
Хотя его дрожащие пальцы быстро справлялись с крючочками и завязками, казалось, прошло невероятно много времени, пока платье Брианны расстегнулось, обнажив спину, и его взору открылась нежная, сладостная, трепещущая плоть над кружевным краем тонкой сорочки. Затаив дыхание, волнуясь от предвкушения, Эйдан медленно повернул Брианну к себе лицом.
Он потянул платье вниз, и оно упало шелковой лужицей к ее ногам. Быстро сняв заколку с косы, Эйдан ловко распустил ее волосы и, запустив пальцы в шелковые пряди, провел ими по всей длине, пока золото локонов не заструилось по ее груди, плечам и спине.
— Когда Морлох не смог добиться своей любимой Айслин, он решил, что она не достанется никому. После того как он возлег с ней и зачал тебя, он наложил заклятие на Маруса и Айслин, надеясь предотвратить появление других детей. Я сумел на какое-то время снять его чары, этого хватило королеве и консорту зачать их первого и последнего ребенка — Драгана. Но моих сил было недостаточно, чтобы долго сдерживать чародея.
Когда же Морлох обнаружил, что Айслин носит ребенка Маруса, он рассвирепел. Он возобновил свое проклятие и усилил его таким образом, чтобы оно постепенно ослабляло их. Поэтому у них не было других детей. А теперь они еще теряют власть над королевством.
— Это несправедливо, — прошептала Брианна. Она скрестила руки на груди, словно хотела защититься от зла внешнего мира. — Раз Морлох никогда не знал счастья, он не дает и другим узнать его. По-моему, это плохое доказательство его любви.
— Он дал горечи отказа выжечь себе душу, неразделенная любовь опустошила его. — Оленус повернулся к Эйдану и многозначительно посмотрел на него. — Он хочет такой же судьбы и для тебя, сын мой, хочет, чтобы в твоей душе была такая же бездонная пустота, как и у него. Тогда, если он переманит тебя на свою сторону, он обретет власть над Камнем души, а объединив ваши силы, подчинит себе Анакреон. Королевская семья будет полностью уничтожена. И Айслин тоже.
Эйдан выпрямился на постели, выражение его лица вновь стало гневным.
— И ты считаешь меня таким слабым, что я пойду, куда поведут?
Оленус пожал плечами.
— До встречи с Брианной что мешало тебе повернуться спиной ко всему человечеству? Люди отвергали тебя, оскорбляли и желали твоей смерти. Кто смог бы тебя винить, если бы ты обратился к темным силам?
— Моя совесть стала бы мне обвинителем, а других мне и не надо, — отрезал Эйдан. — Ни один человек не заставит меня сделать то, чего я не желаю.
Монах улыбнулся.
— Ни один человек? Возможно, но мы больше не имеем дела с людьми. Морлох, хоть еще человек, объединился с легионами нежити. А это уже не люди. Его силы нельзя считать человеческими.
— И ты настаиваешь, чтобы мы добрались до Поганых гор и приняли бой в его владениях? Ты с ума сошел!
— Таков твой жребий, сынок. Ты не будешь свободен, пока не доведешь это дело до конца. Эйдан покачал головой.
— Нет, это не жребий — это самоубийство! Ну ладно, мне-то все равно. Но я не собираюсь тащить туда Брианну!
— Ты думаешь, у тебя когда-либо был выбор? — Оленус печально покачал головой. — С того момента, когда Морлох наложил на тебя проклятие твоего рождения, он собирался завладеть твоей душой. И сделает это. Ты же сам знаешь, в бою лучше не отступать и храбро идти навстречу врагу. Встретиться с ним лицом к лицу. Брианна будет рядом и убережет тебя от разрыва с реальностью, которая в руках чародея покажется тебе сном.
Брианна придвинулась к Эйдану и взяла его за руку.
Сжав его пальцы, она сказала:
— Да, Эйдан, нам суждено быть вместе, что бы нам ни грозило. Кстати, теперь не осталось никаких препятствий к тому, чтобы нам быть вместе. Неужели ты этого не видишь? Не поверил правде?
Он повернулся, посмотрел ей в лицо. Странное выражение было в его глазах. Словно он уже говорил со смертью.
— Слишком многое случилось сегодня. Слишком многое было сказано. Я не знаю, чему верить, чему нет. Я не дам торопить себя с решением ни тебе, ни какому-то старцу. Ни сейчас, ни потом!
Уязвленная этими словами и внезапной холодностью, она высвободила руку. Она-то думала, что он обрадуется тому, что они не кровные родственники. Особенно после того, что произошло, вернее, не произошло в гостинице. Но судя по всему, это было не так.
— Хорошо, Эйдан, — процедила Брианна сквозь стиснутые зубы. — Думай, сколько тебе понадобится. Это ничего не изменит. — Она обернулась к Оленусу: — Вы прибыли издалека. Не хотите ли поесть или поспать?
— Нет, дитя, — улыбнулся он ей. — Я сделал то, зачем прибыл сюда, — раскрыл последний из моих секретов. Остальное за тобой. — Оленус ласково обнял Брианну и поцеловал в лоб. — Если я понадоблюсь тебе, позови, но теперь Кэрлин — та сила, на которую вам надо опереться. И еще никогда не забывай, что ты тоже не беззащитна. Если вы с Эйданом объедините ваши силы, Морлоху не устоять.
— Ладно, Оленус. — Брианна улыбнулась дрожащей неуверенной улыбкой. — Надеюсь, что это так.
— Так и есть, дитя. И так будет впредь, если ты не потеряешь веры в себя… и в Эйдана.
Он отошел на середину комнаты, взмахнул полами длинного серого одеяния. Порыв ветра — и он исчез. Только колыхались портьеры на окнах.
Брианна минуту смотрела на место, где стоял монах, затем повернулась к Эйдану. Он лежал в постели, уставившись в потолок. Крепко сжатые губы, выдвинутая вперед челюсть, по которой ходили желваки. Он просто кипел от ярости.
— Ты чего-нибудь хочешь? — поинтересовалась Брианна, делая вид, что не замечает его свирепой мины. — Хочешь прохладного питья или немножко бульона? Хоть лихорадка твоя спала и раны зажили, но, по-моему, потребуется несколько дней отдыха, чтобы ты восстановил прежнюю силу.
— У меня нет времени на эту роскошь. Она сдержала улыбку. Он ворчал, как медведь, но ведь так ведут себя, выздоравливая, большинство мужчин. Это был хороший признак, хоть он и бросал ей вызов.
— За тобой должок, милорд. Ты мне должен за лечение.
Он выгнул темную бровь.
— Неужели? И чем же мне расплатиться?
— Слушаться меня во время своего выздоровления. Не вскакивать с постели и ничего не делать без моего разрешения.
Эйдан насупился.
— Не слишком ли многого ты просишь? Ну хорошо. В другой раз постараюсь найти себе более покладистую сиделку, которая не будет устанавливать свои порядки.
Она торжествовала. Наконец-то она выиграла, по крайней мере, эту битву.
— А я со своей стороны, милорд, отныне буду непременно спрашивать вашего разрешения на все… в разумных пределах, конечно.
Он невозмутимо окинул ее взглядом:
— Ты хитрюга. Кажется, мы с тобой два сапога пара.
Брианна не могла удержать легкой усмешки. Он не был к ней так холоден и равнодушен, как старался показать. У нее еще оставалась надежда.
— Молю Святых угодников, чтоб так и было, милорд, — дерзко отозвалась она. — Я рассчитываю спасти вас, хотите вы этого или нет. Это ведь священный долг жены. Не так ли?
Следующие три дня оказались пыткой для всех. По мере того как Эйдан выздоравливал, зов Поганых гор усиливался. Он хотел уехать, но, связанный своим обещанием Брианне, оставался в Хэверсине. И своими капризами не давал Брианне ни минуты покоя. Девушка сбивалась с ног.
Он без конца требовал каких-то разнообразных и необычных блюд, кто-то все время должен был то массировать ему плечи, то поправлять постель. Словом, его насильственный отдых в постели оказался для всех гораздо большим бременем, чем если бы он встал и всюду совал свой нос. Его не успокоили даже разрешение посидеть несколько часов в кресле на второй день и короткая прогулка по замку на третий.
Однако он недооценил в полной мере настойчивость Брианны. Она выдерживала его беспрестанные требования и ворчливые жалобы с невозмутимым спокойствием, не желая впутывать в их личную битву ни Дэйна, ни его слуг. Однако Дэйн, навещавший своего друга так часто, как позволяли его обязанности по замку, все замечал. И в конце концов рассердился.
— Она твоя жена, Эйдан, а не служанка, — выпалил он вечером четвертого дня, отослав Брианну за ужином для больного. Дэйн опустился в кресло около очага рядом с Эйданом, решив высказать ему все. — После того что Брианна из-за тебя натерпелась в последнее время, она заслуживает глубочайшей твоей благодарности и уважения. А ты только ворчишь, срываешь на ней свою злость и требуешь от нее невозможного.
— Ты знаешь, что мы оказались не родственниками? — сказал вместо ответа Эйдан. — Что мы вполне законно можем спать вместе, как муж и жена.
— Очень приятная новость, — хмыкнул Дэйн, на миг удивленный внезапным поворотом разговора. — Большинство мужчин, женатых на таких красавицах, как Брианна, были бы счастливы разделить с ней постель.
Эйдан оценивающе поглядел на друга:
— Ты так считаешь? Тогда мое предложение взять ее в жены остается в силе.
— Что-о? — Брови у Дэйна поползли вверх. — Ты совсем свихнулся, Эйдан? Она твоя. Почему ты хочешь ее отдать?
— Ради ее безопасности и блага. — Лицо Эйдана потемнело. Он отвел взгляд в сторону. — Я не могу взять ее с собой. Это слишком опасно.
— Для нее или для тебя?
Эйдан резко повернулся к нему. Едва сдерживаемый гнев пылал в единственном глазу.
— Не лезь в то, что тебя не касается!
Дэйн поудобнее устроился в кресле и рассмеялся.
— Ты пытаешься всучить мне свою жену, а потом говоришь, что это меня не касается? Ты поглупел от любви, как мартовский заяц!
— Любовь здесь ни при чем.
— Неужели? Тогда, возможно, это страх перед любовью, страх позволить себе привязаться к ней? Или ты боишься отказа?
— Это не важно, — вздохнул Эйдан и порывисто провел рукой по рассыпавшимся по плечам волосам. — Ей нет места в моей жизни. Хотя я и женился на Брианне, ничто не изменилось… и не изменится.
— Если ты победишь чародея, — мягко сказал Дэйн, — то проклятие с твоей семьи и земли будет снято. Тогда многое может измениться.
— Я все равно останусь его сыном!
— И королевы тоже. Право наследования передается через правителя, а не консорта. Ты все равно останешься наследным принцем.
— Ты не понимаешь! Если я даже убью Морлоха, у меня все равно останется Дурной глаз. Неужели ты думаешь, что народ примет такого правителя, как я?
Дэйн пожал плечами:
— Почему бы и нет, если ты докажешь, что твоя Сила добрая…
— Даже я этого не знаю, Дэйн! — Лицо Эйдана исказилось мукой. — Я даже не знаю, добрая она или нет. Если б ты только знал, как близко подошел я к черте безумного наслаждения смертью и разрушением, когда я открыл свой глаз и направил его Силу против тварей, напавших на нас в лесу…
Он опустил голову.
— Дэйн, я боюсь. Во мне кроется что-то злое. Я не хочу, чтобы Брианна присутствовала, когда я утрачу контроль над ним. Я не хочу причинить ей вред.
Он поднял глаза, светившиеся несказанным страданием.
— Еще я боюсь встретиться с Морлохом. Я не знаю, что тогда со мной произойдет. Может быть, он и сейчас имеет власть надо мной. Ведь он мой отец. Как я буду с ним сражаться? Святые угодники! — простонал Эйдан, откидываясь на спинку кресла. — Идти против своего отца! А вдруг когда я встречусь с ним, случится еще кое-что похуже? Вдруг я объединюсь с ним? Что тогда станет с Брианной?
— Я поеду с тобой. Возьму своих людей.
— Ну и что это даст? Против магии Морлоха? — Эйдан покачал головой. — Если я и вправду его сын, у меня по крайней мере будет шанс проникнуть в его крепость, подобраться к нему поближе… Этого никакое войско не сумеет. Нет, Дэйн, я глубоко благодарен тебе за это предложение. Но прошу, окажи мне единственную услугу. Позаботься о Брианне. То, что надо будет сделать против Морлоха, должно быть сделано в одиночку.
Он наклонился вперед, вцепившись в подлокотники.
— Теперь ты видишь, почему я не могу взять ее с собой? Почему хочу отдать ее тебе? Разорвать наши связи, пока не поздно? Ведь даже если я выживу и вернусь, я, вероятнее всего, уже не буду прежним.
— Уже слишком поздно, — неожиданно раздался нежный голос.
Головы друзей повернулись к двери. Там стояла Брианна с подносом в руках.
— Это уже давно слишком поздно, Эйдан, — продолжала она, подходя ближе и ставя поднос на столик около его кресла. — Поздно было уже с того дня, когда ты спас меня от разбойников. Тогда впервые переплелись наши судьбы, и теперь ты так же нужен мне, как я тебе.
— Ты не нужна мне, Брианна, — рявкнул он. — Мне никто не нужен!
— Я тебе не верю. Вспомни, что произошло в Виндермире, в гостинице. Забыл? Дэйн быстро встал с кресла.
— По-моему, разговор становится слишком личным. Я, пожалуй, пойду. Всего хорошего. Эйдан мрачно уставился на него.
— Что, оставляешь меня одного сражаться с этой фурией?
Его друг только ухмыльнулся в ответ:
— Думаю, это уравняет шансы. В ее пользу.
— Ты так считаешь? — крикнул Эйдан вслед Дэйну, поспешно отступавшему к двери. — Я могу сражаться против вас обоих! Вам меня не сбить с толку! Но Дэйн уже выскочил из комнаты. Веселый смешок. Эйдан обернулся к Брианне.
— Что смешного? — бросил он, свирепо глядя на нее.
— Ничего, милорд, разве что вы напоминаете мне лося, попавшего в западню, который отчаянно ревет о своей беде.
— Ни в какой я не в западне! И вовсе я не реву!
— Нет так нет. — Она пожала плечами и указала на поднос. — Вот тушеная говядина. Тут картошка, лук и морковь. А вот свежеиспеченный хлеб. А на сладкое пирог с черной смородиной. — Она невинно посмотрела на него и спросила: — Ну как, есть здесь что-нибудь по вашему вкусу?
— Нет, — буркнул Эйдан. — Нам надо поговорить. Насчет моего завтрашнего отъезда, насчет того, что произошло между нами в гостинице Виндермира, — он показал ей на кресло, на котором только что сидел Дэйн. — Сядь… Пожалуйста.
Брианна уселась и стала тщательно разглаживать складки изумрудно-зеленого шелкового платья, которое ей подарил Дэйн. Хоть он ничего ей не говорил, но слуги рассказали, что платье принадлежало его покойной жене. Оно подходило ей по росту и размеру, словно они были с этой женщиной близнецами.
При мысли об этом в ней шевельнулось сочувствие к их благородному хозяину.
Она подняла глаза на Эйдана:
— Ты сказал насчет завтрашнего отъезда. Это слишком рано.
Губы раздраженно дернулись.
— Четыре дня, Брианна. Я выполнял все, что ты велела, целых четыре дня. Больше я не могу здесь оставаться!
Она сделала протестующее движение, но он поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Обещал я или не обещал, но завтра я отправляюсь в дорогу.
Брианна быстро сообразила, что выбора у нее почти нет.
— Будь по-твоему. Я приготовлю все к нашему путешествию. Надо собрать еду, коней подготовить…
— Девочка, — ласково перебил ее Эйдан. — Я хотел сказать, именно то, что сказал. Ты со мной не едешь.
Она улыбнулась:
— А вот в этом ты ошибаешься. Дэйн не станет держать меня здесь против воли.
— Ты в этом уверена? Я ведь подробно объяснил, что может произойти, когда я встречусь с Морлохом. Думаю, он понял, какая серьезная опасность грозит тебе.
— А как насчет серьезной опасности для тебя? — спросила она, начиная сердиться. — Это ему, что, безразлично?
— Нет, конечно, но он знает, что для меня он ничего сделать не может.
— Тогда вы оба не видите дальше собственного носа! — Брианна опустилась на колени около него и взяла его руки в свои. — Эйдан, нам суждено вместе встретить эту опасность. Издавна! Если ты признал то, что ты сын Морлоха и что Кэрлин заключен в твоем мече, почему же ты не хочешь признать все остальное?
Он упорно смотрел на дверь.
— Я… я не сказал, что признал себя сыном Морлоха. Мне тошно от одной этой мысли!
— А мне нет! — настойчиво продолжала Брианна. — Мне все равно, чей ты сын. Ты можешь быть хоть крестьянским сыном, и все равно я буду тебя любить!
Эйдан вдруг замер.
— Что? Что ты сказала, Брианна?
Она покраснела, смущенная своей смелостью.
— Ты ничего мне не должен, Эйдан. Нет так нет. Не говори ничего. Со своим чувством к тебе я сама справлюсь.
Он высвободил руки из ее ладоней и, наклонившись вперед, схватил ее за плечи.
— Что ты сказала?
При виде его огорчения и недоверия у Брианны перехватило дыхание. Святая Матерь! Почему ее простые слова о любви так его расстроили?
— Я… я люблю тебя, — заставила она себя повторить.
Его пальцы впились в нее, словно хотели раздавить.
Она еле сдержала крик боли.
— Эйдан, пожалуйста. Ты делаешь мне больно!
Он резко отпустил ее.
— Эйдан, что с тобой? — Брианна не сводила с него глаз, сердце ее забилось часто-часто. — Я сделала что-то не так?.. Я тебя оскорбила?
— Нет, — он яростно затряс головой. — Ты меня не оскорбила. Просто я никогда не думал… — Он, вздохнув, втянул в себя воздух. — Это не важно. Я не могу этого допустить.
Наконец-то Брианна поняла, о чем он говорил. Радость охватила ее. Значит, ей удалось как-то тронуть его своим признанием.
Она протянула руку и погладила его по щеке.
— Почему нет? Можешь. Я твоя жена. Я тебя люблю и хочу быть твоей во всех смыслах. Во всех. — Робкая улыбка затрепетала на ее губах. — Ты говорил тогда у озера, что хочешь меня. И тогда, в гостинице… Твое желание еще не пропало, Эйдан?
Он поймал руку, которая задержалась около его рта, нежно обводя его пальчиком.
— Не надо. — Слова слетели с его губ хриплым выдохом.
— Почему же? — потребовала ответа Брианна, ободренная волнением, которое слышала в его голосе, видела в напряжении, сковавшем его тело.
Ей нечего было терять: если завтра он уезжает, сегодня ночью у нее последний шанс соблазнить его. Пусть она несведуща в женских уловках, пусть, пусть покажется бесстыжей, но выхода не было. Никакого. Она решила добиваться его любым способом.
— Почему же нет, Эйдан? — повторила она, склоняясь к нему и обвивая руками его шею. — Мы с тобой муж и жена. Нам давно пора исполнить наш брачный обет.
— Ты считала наш брак незаконным, — прохрипел он. — Поэтому так все и вышло.
— Возможно, — дрогнувшим шепотом отозвалась Брианна. — Но хоть я и считала тебя двоюродным братом, но мечтала, чтобы это было не так. Теперь это не стоит между нами.
— Ты не можешь знать этого наверняка. Оленус может ошибаться или лгать. Он постоянно хитрит. Изворачивается…
Она улыбнулась медленной неосознанно вызывающей улыбкой.
— Возможно. Ведь ты никогда ему не верил насчет пророчества, а теперь и я не верю. — Она придвинулась ближе и теперь стояла почти вплотную, прижимаясь к нему.
Эйдан подавил мучительный стон. Пышные округлости ее груди, трепеща, выглядывали из шелковой ткани, между ними соблазнительной тенью пролегала ложбинка. С каждым ее вздохом его окутывал аромат ее тела, сладостный, нежный, пробуждающий воспоминания о весеннем цветущем луге. Ощущение девичьего тела, тесно прижавшегося к нему самым интимным образом, стало искрой, от которой долго сдерживаемый огонь вспыхнул ярким пламенем.
Невольно рука его медленной лаской скользнула по спине Брианны, еще сильнее привлекая ее к себе. С легким стоном радости она прильнула к нему. Мощные руки Эйдана взяли ее в плен, сомкнувшись вокруг нее, как всадник сжимает бока коня. Он ощутил, как его мужская плоть вздымается, натягивая ткань бриджей. По тому, как дернулась Брианна, он понял, что и она почувствовала его возбуждение.
— Мы неправильно ведем себя, девочка, — прошептал Эйдан. — Это ничего не решит, но погубит тебя в глазах другого мужчины.
— Как же может погубить меня то, что я лягу в постель с собственным законным мужем? — Она притянула к себе его голову. — Да и какое это имеет значение? Я хочу тебя, и никого больше.
— Но ведь есть Дэйн, — не слишком твердо возразил Эйдан, его решимость таяла под ее соблазняющей атакой. — Я уверен, он возьмет тебя в жены. И будет тебе несравненно лучшим мужем, чем смогу быть я.
— Дэйн — замечательный человек, — прошептала Брианна, нежно целуя его губы, — но он не для меня. Для меня есть только ты, Эйдан. Ты — и никто другой.
— Ты не понимаешь, к-какую ошибку делаешь, — предостерегающе говорил он, содрогаясь под нежными касаниями ее губ, то льнущих к нему, то слегка отдаляющихся, ласкающих его кожу теплым дыханием. — Но если ты не отодвинешься от меня… немедленно… вскоре мне это станет безразлично.
— А мне это уже все равно, — мурлыкнула она, продолжая целовать его.
На этот раз Эйдан откликнулся, поймав ее губы и приоткрывая их крепким томительным поцелуем. Этот поцелуй становился все более глубоким и страстным с каждой минутой, пока яростное возбуждение не вспыхнуло в обоих. Он притянул Брианну к себе, чуть не расплющивая ее тело в мощном объятии. Обуревавшее его волнение взвилось ярким пламенем.
Он едва мог дышать. Утешительная близость ее стройного тела вытеснила из его головы все мысли, комната уплыла куда-то вдаль, осталось лишь блаженство ее рук и губ. Святая Матерь! Как же это было ему необходимо! Как он нуждался в ней! Никогда не испытывал он такой всепоглощающей пронзительной нежности, такого необыкновенного восторга. Она тронула не только его тело, но и сердце.
Наконец-то он принят, о нем заботятся… его любят! Она не считает его каким-то чудовищем, для нее он просто человек, во плоти… чувствительный и ранимый. От этой мысли у Эйдана выступили слезы на глазах. Однако он тут же смахнул их, потрясенный силой действия, которое оказывала на него Брианна. Такого не было с ним с того дня, когда он потрясенно рыдал над изуродованным трупом Рэнгора. Ни разу за все годы изгнания, ни в бессонные ночи, когда в сердце его были только отчаяние и одиночество, ни в дни, когда он страдал от тяжелейших, смертельных ран, ни тогда, когда его снова и снова поносили и оскорбляли.
Она была божественным ответом на его молитвы, хотя часто вера изменяла ему. Но как бы он ни нуждался в Брианне, совесть не позволяла его подвергать ее опасности и тащить ее за собой в пропасть. Если бы он был уверен в том, что вместе они смогут одолеть Морлоха. Но никто не мог сказать об этом с уверенностью… ни сейчас, ни потом. И это больше всего пугало и сдерживало Эйдана.
С отчаянным стоном он отодвинул от себя Брианну.
— Я страшусь, — прошептал он. — Не за себя, девочка, за тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом, но если из-за этого с тобой что-нибудь случится…
Брианна замерла, у нее перехватило дыхание. Она покачала головой.
— Если не удастся остановить Морлоха, мы так или иначе обречены. Мне лучше встретить опасность вместе с тобой, чем ждать в безопасности грядущей гибели, если ты пойдешь против него один и… проиграешь. Я предпочитаю сражаться рядом, чем сидеть и ждать, что будет.
Она подняла руки и погрузила пальцы в копну его непокорных кудрей, потом коснулась повязки на глазу.
— Пора тебе ее снять и выбросить. Это еще один знак твоей неуверенности в себе, щит, которым ты отгородил свое сердце от окружающих.
— Нет, девочка, — нахмурился Эйдан. — Ты не знаешь, чего просишь. Ты ведь не подозре-ваешь, что таится во мне.
— Злой колдун с черной, навеки проклятой душой?
Эйдан усмехнулся: она так серьезно смотрела на него.
— Ну ты уж и скажешь! Сомневаюсь, что я настолько плох!
Он встал и глубоко вздохнул:
— Если хочешь, можешь сама снять мою повязку.
— Раз и навсегда? — поинтересовалась Брианна, не осмеливаясь на это надеяться.
— Полагаю, что должен понять, каковы будут последствия Дурного глаза, и принять их так же, как принимаю нашу общую судьбу, мужа и жены.
Брианна поднялась на цыпочки и с восторгом стащила с него повязку. Быстро отбросив ее прочь, она бережно, по-хозяйски пригладила ему волосы:
— Знаешь, ты выглядишь точно так же, как раньше, — поддразнила она, склонив голову набок и якобы изучая его внешность. — Разве что более красивый.
Его губы дернулись в усмешке.
— Неужели? Я таким себя никогда не считал, но если это усилит твое желание и побыстрее подтолкнет тебя к постели…
— О, несомненно, так и будет, милорд, и более того, — хихикнула Брианна, — чем скорее, тем лучше.
После этих слов Эйдан подхватил ее на руки. Шелковые юбки взметнулись, зашуршали.
— Берегись, девочка. Мое самообладание на исходе.
— Ну и что?
Лицо его стало серьезным, даже чуть суровым.
— Мне не хотелось бы причинить тебе боль или напугать страстностью моего порыва. Я так долго сдерживал свои желания, что боюсь… — Он вздохнул. — Не знаю, что ты подумала обо мне в гостинице, но не так уж много было таких женщин, шлюх и не шлюх, которые делили со мной постель.
— Значит, нам понадобится много времени, чтобы наверстать упущенное, — лукаво улыбнулась Брианна. — Так что поторопись. Хоть опыта у меня нет, но зато имеются естествен-ные желания, которые жаждут удовлетворения.
Он покачал головой, дивясь ее наивной и нежной страстности.
— Ты самая замечательная женщина на свете… во всех отношениях.
— Да, милорд. — Она недвусмысленно посмотрела на постель.
Эйдан заметил это и, круто развернувшись, в несколько быстрых шагов оказался у кровати. Затем, бережно поставив ее на пол, он повернул к себе спиной.
Хотя его дрожащие пальцы быстро справлялись с крючочками и завязками, казалось, прошло невероятно много времени, пока платье Брианны расстегнулось, обнажив спину, и его взору открылась нежная, сладостная, трепещущая плоть над кружевным краем тонкой сорочки. Затаив дыхание, волнуясь от предвкушения, Эйдан медленно повернул Брианну к себе лицом.
Он потянул платье вниз, и оно упало шелковой лужицей к ее ногам. Быстро сняв заколку с косы, Эйдан ловко распустил ее волосы и, запустив пальцы в шелковые пряди, провел ими по всей длине, пока золото локонов не заструилось по ее груди, плечам и спине.