Морган Мелани. Райский берег

   Патрисия прижалась к нему.
   — Брайан… Значит, она выбрала тебя, чтобы зачать ребенка? В этом состоял ее план?
   Схватывает на лету!
   — Мне она, естественно, об этом не говорила. Я думал, что ей лишь хочется развлечься со мной. Как можно устоять перед печальной красавицей? Кстати, печаль, думаю, была неподдельной. Она жила далеко от родины, рядом ни родных, ни друзей. Мне стало ее жалко.
   Ну, а потом… удовольствие от… близкого общения со мной тоже было натуральным.
   Патрисия болезненно поморщилась.
   — На самом деле, — продолжал Брайан, она, оказывается, следовала трезвому расчету. Занималась, так сказать, селекцией: рост, телосложение, цвет волос и так далее. Я подошел.
   — Расчетливая стерва! — вырвалось у Патрисии.
   — Прекрати. Я ей нравился, пусть и не сильно, но нравился.
   — Конечно!
   — Вообще-то она любила своего мужа. Он аристократ с огромным состоянием, но вот беда: не мог иметь детей. Истратил целое состояние на врачей, но все бесполезно. Оставалось усыновить ребенка, что, однако, требовало мороки с бумагами. К тому же ребенок в таком случае был бы не его по рождению, и алчные родственники смогли бы вчинить иск и даже выиграть дело, урвав себе жирный куш.
   Значит, надо было раздобыть наследника каким-то другим способом. Чем она и занялась.
   — Ее муж обо всем знал?
   — Догадывался. В подробности она его, конечно, не посвящала. И меня умоляла ничего ему не говорить. Он любит своего сына и…
   — Своего? Но это же твой сын!
   — Да. Ну и что с того? Что мне оставалось?
   Заявить о своих правах и поставить крест на жизни троих человек?
   Патрисия недоверчиво хмыкнула.
   — Они хорошие люди, — добавил он.
   — Еще бы!
   — Правда. Они оказались в отчаянном положении, у них не было другого выхода. Так они, во всяком случае, думали. Но я видел, как любит ее муж сына, моего сына. Внутри у меня все переворачивалось, но я не мог ничего поделать.
   — И все же просил ее стать твоей женой?
   — Я предпринял последнюю попытку. Сначала она вообще не хотела меня видеть, потом испугалась, что я обо всем расскажу мужу или ребенку, и назначила мне встречу. И мы встретились… Я вышел из себя. Угрожал ей, требовал, чтобы она ушла от мужа и вышла за меня, потом даже упал на колени и умолял ее вернуть мне ребенка. Она молчала. Позволила мне выговориться, потому что знала: мне не остается ничего, кроме как смириться. Ведь я отец мальчика лишь биологически. Во всем остальном он сын ее мужа.
   — Как его зовут? — спросила Патрисия.
   — Морис. Красивое имя, правда?
   Она кивнула. Брайан с облегчением вздохнул. О том, что у него есть сын, он узнал давно.
   Настолько давно, что успел смириться с тем, что сын этот ему не принадлежит и никогда не узнает, кто его настоящий отец.
   И все же ему нужно было выговориться, почувствовать, что кто-то разделяет его боль.
   — Я не присутствовал при его рождении, сказал он. — Меня не было рядом, когда он произнес первое слово, когда начал ходить. Я не ухаживал за ним во время болезни и не пел ему колыбельную. — Брайану очень хотелось объяснить все Патрисии: так хоть чуть-чуть стихало чувство вины за свою отцовскую безответственность. — Ведь для этого и нужен отец. А Морис просто счастливый мальчуган. Заяви я о своих правах, потребуй провести экспертизу, принесло бы это счастье хоть кому-то? Ему, мне, его матери?
   Патрисия по-прежнему держала его за руку.
   Слегка сжала его ладонь, чтобы он знал: она понимает его, считает, что он поступил правильно.
   — И больше никто об этом не знает?
   — А кому я могу все рассказать? Родителям?
   Представляю, каково будет им узнать, что у них есть внук, но увидеть этого внука, поговорить с ним им не удастся! Морису почти одиннадцать, он уже не ребенок. Если у него когда-нибудь возникнет во мне необходимость, я буду с ним. Но, честно говоря, лучше всего, чтобы я ему никогда не понадобился.
   Патрисия высвободила ладонь. Она поднесла руки к его щеке и нежным прикосновением вытерла слезы, о которых он и не подозревал, после чего обхватила его голову руками.
   — Ты сказал, что не знаешь, что такое любовь. Как ты ошибаешься! Узнав о ребенке, ты не стал настаивать на своих правах. И тем самым доказал, как любишь его. — Она взглянула ему в глаза. — А еще спасибо, что рассказал мне обо всем. Это доказывает, что ты мне доверяешь.
   — По-моему, давно настало время нам довериться друг другу. Зачем лезть в драку?
   — Ты имеешь в виду наши профессиональные взаимоотношения или личные?
   — И те и другие.
   Патрисия кивнула.
   — Ну, на все посмотрела? — спросил Брайан. Сверху донеслось негромкое повизгивание и шум крыльев. — По мне, так нам пора выбираться отсюда.
   — Я еще не все сняла. Неудобно снимать и фонарик держать. Может, возьмешь его, посветишь? А то совсем не видно, что я снимаю.
   Сейчас быстренько закончу, и мы устроим пикник на пляже.
   — Я не взял плавки.
   — А я купальник.
   — Ты вознамерилась сделать так, чтобы мы попали в кутузку, Патрисия Кромптон!
   — Не знаю, как насчет «нас», а вот Джессика была бы не прочь увидеть тебя за решеткой.
   Брайан рассмеялся. Эхо далеко разнесло его голос под сводами пещеры, но его перекрыл какой-то странный звук. Не то вой, не то стон…
   И еще это шелестение сверху, сбоку — повсюду…
   Патрисия навела камеру и приготовилась снимать. И тут Брайан понял в чем дело.
   — Патрисия! — крикнул он. — Не надо!..
   Но было уже поздно. Темноту пронзила вспышка камеры, на несколько секунд Брайан ослеп, на ощупь взял Патрисию за руку и потащил к выходу.
   — Я не закончила!
   Но у него не было времени спорить. Он вытащил ее на свет, ослепивший их. Они стояли и моргали, пытаясь привыкнуть к яркому солнцу.
   — В чем дело?
   — Летучие мыши, — ответил Брайан.
   Словно по сигналу, из ущелья полетели темно-серые создания: три, пять, десять, затем все больше и больше — целая уйма. Все вокруг наполнилось шумом крыльев, из щели словно клубы густого черного дыма валили.
   Патрисия побелела, от ужаса ей хотелось кричать, но в глотке пересохло. Брайан заметил ее реакцию, открыл было рот, чтобы успокоить ее, но она вырвала руку и бросилась бежать.
   — Пат! Стой!
   Она неслась во весь опор.
   — Стой, тебе говорят! — Он бросился догонять ее.
   Краб просто душка, жаль, он оказался не в то время и не в том месте. Пауки еще куда ни шло, змеи — черт с ними. Но летучие мыши!..
   Нет, это невыносимо! Она схватилась за голову: что, если они запутаются у нее в волосах?
   Глупо, конечно, но что делать?
   Она перепугалась не на шутку.
   — Пат! Ничего страшного не произошло!..
   Брайан попытался схватить ее, но она увернулась и принялась лезть вниз, туда, где стоял джип.
   — Осторожно!
   Патрисия зацепилась за корень и растянулась на земле. Но даже боль была не в состоянии остановить ее позорное бегство. Вскочив на ноги, руками по-прежнему держась за голову, она снова понеслась во весь опор, сама не зная куда.
   Но Брайан оказался проворнее. Он успел схватить ее за рубашку. Патрисия рванулась, ткань начала рваться.
   Брайан произнес:
   — Хватит! Остановись.
   Его голос, громкий, но спокойный и уверенный, наконец подействовал на нее. Она остановилась и призадумалась. А ему только это и было нужно.
   — Пока я с тобой, ты в безопасности, — мягко произнес он, целуя ее в макушку. — Все будет хорошо. Все уже хорошо. Хорошо… — Он повторял это снова и снова, прижав ее к себе, и наконец она поверила ему.
   — Прости, — сказала она, прильнув к его груди. — Прости меня. Не знаю, что на меня нашло.
   — Все нормально.
   — Просто я жутко перепугалась!
   — Знаю.
   Она взглянула ему в лицо: он что, смеется над ней?
   — Конечно, это всего-навсего летучие мыши, — сказала она с чувством собственного достоинства.
   Он поцеловал ее в губы.
   — Летучие мыши. И крабы. — Уголок его рта слегка приподнялся.
   Нет, он все-таки смеется над ней! Или не смеется? Просто слегка подшучивает. И, как ни странно, почему-то ей очень нравится, когда Брайан Лавджой над ней подшучивает. С чего бы вдруг?
   — Самое главное — предупредить меня заранее, — сказал Брайан. — Чтобы я успел приготовиться. Какой реакции ожидать, если тебе подвернется нечто, действительно представляющее опасность. Гадюка? Здоровенный скорпион?
   Патрисия застонала.
   — Знаю, ты боишься их до смерти, — добавил он.
   — Ничего подобного, — запротестовала она. — По крайней мере, теоретически.
   — А практически?
   — Мда… Но зато я не боюсь мышей!
   — Каких? Цирковых?
   — Нет, я правду говорю! — Она оперлась на правую ногу, схватившись за его рубашку, чтобы не упасть, и собралась встать.
   Но Брайан вовсе не собирался отпустить ее просто так. Он взглянул на ее колено, увидел разорванную ткань и кровь и, ни слова не говоря, подхватил ее и понес к машине, осторожно ступая ногами, чтобы не покатиться кубарем вниз.
   Первым ее побуждением было выразить протест: что это, в конце концов, за самоуправство? Но почему-то вместо этого она обняла его за шею, опустила голову ему на грудь и стала слушать мерное биение его большого доброго сердца.
   — Держи. — Брайан открыл дверцу джипа, достал из дорожной сумки бутылку с водой и протянул Патрисии. Она благодарно кивнула.
   Промочить горло — это как нельзя кстати!
   Он тем временем занялся ее ногой. Извлек из аптечки спирт и пластырь, промыл водой рану, обработал края спиртом и заклеил пластырем.
   — Может, забинтовать?
   — Нет, не стоит, — сказала она. — Все просто замечательно. Родись ты женщиной, из тебя вышла бы отличная медсестра.
   — Вот как? Родись ты парнем, из тебя вышел бы отличный бегун. Можешь участвовать в марафоне.
   Патрисия покачала головой.
   — В ближайшую неделю мне это явно не грозит. Но спасибо за предложение, надо будет попробовать!
   Он хмыкнул.
   — На, — она отдала ему бутылку, — заткни себе ею рот, а то еще какую-нибудь гадость скажешь.
   Брайан поднес горлышко ко рту. Ей хотелось взглянуть ему в глаза, но она и так знала, что прочтет в них.
   — Спасибо, Брайан. — Она махнула рукой в сторону гробницы. — За то, что вытащил меня оттуда. Справился с моей истерикой.
   — Не стоит благодарности. — Он выпрямился и взглянул на нее. — Сейчас ты в порядке?
   Сердце из груди не выпрыгивает?
   Она-то, может, и в порядке, а вот сердце…
   Что-то слишком часто оно бьется!
   — Не совсем, — сказала она. — Честно говоря, никогда не чувствовала себя такой дурой.
   Я же знаю: летучие мыши совершенно безобидны. Нечего их бояться. Теоретически, конечно.
   — У меня тоже волосы встали дыбом. Надеюсь, тебя это утешит. Я ни капли не жалею, что мы подобру-поздорову убрались оттуда.
   — Какой ты милашка! Правда, я тебе ни капельки не поверила, но все равно спа…
   — Называй меня как угодно, Пат, только не милашкой! На милашку я совсем не похож.
   Это точно. Она-то тоже хороша! Вот его братец Синклер порадовался бы, узнай он о том, что произошло. Подумать только, какую характеристику он бы ей дал: безответственная, истеричная, к тому же недалекая девица!
   Патрисия поежилась.
   — Теперь понятно, почему аборигены говорят, что это недоброе место.
   — Что простые жители думают, понятно, а вот почему Инди Топану так не хотел, чтобы ты сюда заявилась, — вот вопрос!
   — Наверное, эти летучие мыши какой-то редкой породы. Их нельзя беспокоить.
   — Что ж он тогда об этом умолчал? Нет, мы оба понимаем: творится что-то странное. Так что, с твоего позволения, поехали-ка отсюда подобру-поздорову! — Он засунул бутылку на место, спустил ноги Патрисии на пол, сам залез на место водителя и вставил ключ в замок зажигания.
   — Брайан…
   Он взглянул на нее.
   — Да?
   Патрисия сглотнула, вдруг застеснявшись.
   — Спасибо… Я так тебя как следует и не поблагодарила. За то, что… донес меня до самой машины. Тащить меня вниз по тропинке было непросто.
   Брайан ухмыльнулся.
   — Ничего, привыкну. Хотя, если ты считаешь, что мне придется заниматься этим постоянно, тебе не мешало бы слегка похудеть. А то я аж вспотел.
   — Как это любезно с твоей стороны!
   Патрисия, как ни странно, обрадовалась этим словам. Лучше правда, чем затасканный комплимент вроде: пустяки, ты же легкая как перышко!
   — Другое дело, если ты намерена передвигаться на своих двоих. Тогда у меня никаких возражений: ты мне нравишься такой, какая ты есть.
   Патрисия почувствовала, что краснеет. Пусть Брайан думает, что это из-за жары!
   — Кроме заколок в волосах, — заметила она.
   А то он стал что-то уж больно мил!
   — Это да, — согласился Брайан. — К черту заколки!
   — И накрашенные ногти на ногах?
   — Против этого у меня, по-моему, не было возражений.
   Она нарочно завела об этом разговор. Хотела узнать его мнение и поделиться своими тайнами. Брайану и самому хотелось узнать, что за этим кроется. Но не здесь, не при этих обстоятельствах.
   Мотор взревел, джип выехал на узкую дорогу и покатил обратно, туда, где было асфальтированное шоссе. Оказавшись там, где обнаружились явные признаки цивилизации в виде фонарей и телеграфных столбов, они вздохнули спокойнее.
   Патрисия молчала. Она глядела в окно: на море, на горы и песчаные отмели вдали. Брайан вдруг съехал на обочину. Ему в голову пришла одна мысль.
   — Что случилось?
   — Ничего. Мы отстали от графика. Все достопримечательности нам осмотреть явно не удастся. Может, устроим пикник прямо сейчас?
   — Нет, Брайан… — сказала она.
   Брайан тем временем вылез из машины и распахнул перед ней дверцу.
   Патрисия раздумала пировать на берегу моря, у нее возникли другие планы: принять душ, смыть с себя пот, а вместе с ним и ужасные воспоминания о летучих мышах.
   — Я хочу вымыться.
   — Вымыться? Почему бы не искупаться в море? — Он указал на океан, переливавшийся под солнцем всеми цветами радуги. Патрисия почувствовала, что ее сопротивление слабеет.
   Брайан скинул кроссовки и разделся до трусов.
   — Конечно, я не вправе тебя ни к чему принуждать. И все же, по-моему, будет неплохо, если ты избавишься хотя бы от части своей одежды. Ты вся в пыли.
   Патрисия сглотнула.
   — Да, конечно.
   — Тебе помочь?.. — начал он.
   — Нет! — Она не дала ему договорить. — Я… сама справлюсь. — Она начала расстегивать пуговицы на рубашке.
   — ..снять кроссовки? — закончил он. И ухмыльнулся.
   — Н-нет, я сама. — Патрисия почувствовала, что ее рот словно набит ватой.
   Но он все равно решил ей помочь. Наклонился, закрывая широченной спиной солнце, и принялся развязывать шнурки на кроссовках.
   Патрисия тем временем сняла с себя рубашку, представ перед ним в спортивном бюстгальтере из плотной материи. Она и сама не знала, радоваться ей тому, что выглядит она вполне благопристойно, или печалиться?
   Брайан осторожно стянул с ее ног кроссовки. Патрисия приподнялась, чтобы снять брюки, и, охнув, тут же опустилась обратно на сиденье. Колено пронзила боль, немилосердно вернувшая ее к жестокой реальности.
   — Ничего не выйдет, — произнесла она с искренним огорчением. — По песку до моря мне не дойти. Да и плавать я с больной ногой не смогу. Прости, Брайан, мне, право, очень жаль.
   Ты здорово приду… — Она взвизгнула. — Что ты делаешь?
   Брайан просунул руки под ее колени и сказал:
   — Наклонись и обними меня за шею. — Патрисия не пошевелилась. — Доверься мне. Пат.
   Я же должен повсюду сопровождать тебя или ты забыла? А сейчас нас вообще не разлей водой. Причем в буквальном смысле.
   Он легко подхватил ее и, пронеся по песку, окунул прямо в море.
   Очутившись в прохладой воде, Патрисия воспрянула духом. Ее волосы расстелились по глади воды. Брайан нежно сжимал ее за талию.
   Чего еще нужно для счастья? Такого она не могла себе представить в самом прекрасном сне.
   — Вот что я скажу тебе, Брайан. — Она слегка обернулась, чтобы видеть его глаза. — Ты знаешь, как выбрать пляж. — Об этом она заговорила нарочно, чтобы не дать воображению разыграться. — Светлый песок, эти пальмы и водопад вдалеке. Ты здорово придумал!
   — Да, случается иногда.
   — Какой ты умный!
   — Будь я умен, нашел бы способ отговорить тебя от посещения гробницы.
   — Нет. Я ни о чем не жалею. — Патрисия говорила правду. Она помнила: там, в пещере, Брайан доверился ей, раскрыл ей душу. — Кроме летучих мышей, — добавила она.
   — Я тоже рад. Так я узнал, какой была эта Нусанти-Хо.
   Несколько секунд они плавали молча.
   — Может, она приходила сюда, — сказала Патрисия. — Поплавать со своими подружками.
   — Или с дружком. Ночью, при свете луны.
   Патрисия вздохнула.
   — Как жаль, что я не писательница! О ее жизни можно написать настоящий роман. Ведь мы ничего не знаем, кроме ее имени. Неизвестно, кто она, почему ее похоронили в той пещере с такими почестями.
   Она снова посмотрела на него. Он глядел на нее в упор, и Патрисия вдруг почувствовала, что во рту у нее пересохло.
   — Спасибо, что тебе хватило ума не отпустить меня сюда одну. Зная, сколько хлопот я тебе доставлю, ты все же решился пойти со мной.
   — Как же иначе? Я был просто обязан это сделать. — Он вдруг взял ее за руку и поплыл с ней к берегу.
   — Искупалась? — спросил Брайан, когда они вышли на песок. — Тогда пойдем под душ. — Он кивнул в сторону водопада, взял ее на руки и понес туда.
   — Это уже не смешно! — заявила она. — Я же ногу подвернула, плюс у меня царапина на коленке. Это все-таки не открытый перелом!
   — Я не готов рисковать твоим здоровьем, заявил он, поставил ее ноги и прижался к ней всем телом.
   — Господи, Брайан, в каком я перед тобой долгу! — сказала она. — Никогда не забуду, что ты для меня сделал.
   — Поосторожнее с этим, а то я еще потребую в счет возмещения долга твою долю фирмы.
   Патрисия посмотрела ему в глаза. Она и забыла об этой чертовой фирме.
   — Неужели тебя больше ничего не волнует?
   Ты, наверное, следил за каждым моим движением, записывал каждую глупость, которую я совершила сегодня? — Она захотела отстраниться от него, отступила на шаг, больное колено подвернулось, но Брайан крепко держал ее в объятиях.
   — Зачем мне записывать? — мягко произнес он. — Этот день навсегда отпечатался в моей памяти.
   Навсегда. И в моей памяти тоже, подумала Патрисия.
   — Есть правда нечто, чего я никак не могу понять, — добавил Брайан.
   — Так спроси. Спрашивай обо всем.
   Пусть спрашивает. Пусть, если захочет, выведает все планы Джессики, пусть ему достанется эта чертова фирма! Теперь все равно. Он видел ее с самой неприглядной стороны: она неслась во весь опор, спасаясь от летучих мышей, и подвернула ногу. Куда уж еще хуже?
   — Обо всем? — переспросил он.
   На них вдруг снова наползла тьма гробницы. Именно этот вопрос она ему задала, когда они вошли туда. И там он раскрыл ей душу, поведал тайну, о которой не говорил никому.
   Именно в темноте она разглядела в нем такое, чего никогда не замечала при свете дня.
   Брайан Лавджой оказался не плейбоем, которого заботит лишь собственное удовольствие.
   Он способен на глубокие искренние чувства, и не его вина в том, что его любовь обманули и предали, что он встретил женщину, которая решила его использовать.
   Патрисия чувствовала, что в долгу перед ним.
   Ведь это Брайан отыскал гробницу. А когда она запаниковала и бросилась бежать, остановил ее и успокоил. Он даже носил ее на руках, чтобы уменьшить боль.
   Понимает ли он ее чувства? Вряд ли. Может, потом, когда-нибудь, в далеком будущем, он вспомнит о ней и поймет, что она любила его. И хоть это позволит ему избавиться от тягостных воспоминаний о той женщине, которая предала его любовь.
   — Патрисия? — услышала она его мягкий голос.
   — О чем ты хочешь знать?
   Она затаила дыхание. Сейчас начнется! Он попросит рассказать, что на уме у Джессики.
   — Скажи… — тихо произнес он, — почему ты красишь ногти на ногах?
   На мгновение ей показалось, что она ослышалась. Наверное, это сон!
   — Что-что?
   — Я о твоих ногтях. Просто интересно: на руках ты ногти не красишь, даже бесцветным лаком. А на ногах красишь, покрываешь розовым лаком, я видел. Почему?
   Патрисия почувствовала, что снова возвращается к жизни. Что ее сердце снова бьется, и бьется радостно от сознания того, что она в раю с мужчиной из какой-то сказки, ибо наяву такие не встречаются.
   И все-таки (она ущипнула себя) я не сплю!
   Значит, такие экземпляры все-таки встречаются — добрый, нежный, отзывчивый… Он ни словом не упрекнул ее за то, что она втянула его в эту авантюру с гробницей.
   Нет, такого не бывает! В конце концов, он же мужчина! Значит, потребует чего-то взамен.
   Но чего? Не секса. Это они вчера вечером уже проходили. Стоит ему немножко поднажать, и она не совладает с собой. Против его натиска она беззащитна. А он все-таки не стал ее ни к чему принуждать, зная, какие страдания она будет испытывать потом, когда осознает, что натворила.
   И вот сегодня, сейчас. Она перед ним в долгу, и сама ему об этом сказала. Он захотел задать вопрос. Но не о планах ее сестры, не о чем-то, касающемся фирмы.
   — Тебя интересуют моги ногти?
   — Да, вчера вечером, в гостинице, ты собралась сказать мне, зачем красишь ногти. Но мы съехали на другую тему.
   — Значит, это и есть твой вопрос? — Патрисия никак не могла понять, к чему он клонит.
   — В принципе да. В зависимости от того, что ты скажешь, у меня, возможно, возникнет дополнительный вопрос.
   — Вот оно что…
   А она-то уже была готова поверить, что поселилась в раю, в раю, сотворенном специально для нее. Как же она ошибалась! Брайан вовсе не прекрасный Принц из сказки. Он сопровождает ее по поручению кузена, его задача — доложить брату обо всех ошибках, которые она совершит, нащупать ее слабое место. И, надо признать, Патрисия сильно упрощает ему жизнь.
   Но с ногтями сложнее. Вчера вечером она бы за милую душу рассказала ему всю правду.
   Они вместе посмеялись бы, на том бы все и закончилось.
   Теперь же это целая проблема.
   — Ну? Зачем же? — Брайану не терпелось получить ответ.
   — Ни за чем. Просто так.
   Он молчал. Отговорки его не устраивают.
   — Правда, мне даже неудобно… Все это глупости!
   — Все настолько глупо, что ты стесняешься сказать?
   — Я… дала клятву.
   — Клятву? — недоверчиво переспросил он.
   Он перестал улыбаться.
   — Кому же ты поклялась?
   — Это, надо понимать, дополнительный вопрос?
   — Кому? — не отступал он.
   Как бы ей хотелось выдать какую-нибудь историю о тайном возлюбленном, которому она поклялась: лишь смерть разлучит нас. А в знак любви пообещала красить ногти розовым лаком.
   Но Брайан, увы, не настолько глуп, чтобы поверить в эту бесхитростную ложь. Стоит ей слегка зардеться — и он поймет, что она лжет.
   А лгать ему она не может и не хочет.
   — Я поклялась… своему крестнику.
   Брайан моргнул: слова Патрисии его явно удивили. В другое время она порадовалась бы тому, что застала его врасплох, но сейчас ей почему-то было не до радости.
   — Зачем?
   — Не все ли равно?
   — Нет. Я хочу знать. Должен знать. Мне нужно знать о тебе все.
   — Правда? — Патрисия вдруг испытала какие-то явно неуместные чувства. Почему-то обрадовалась, что Брайану нужно знать о ней все, обрадовалась, что она ему небезразлична. А потом вспомнила: его фамилия Лавджой, а у Лавджоев в крови — выведать слабое место противника, а затем побольнее по нему ударить. — Он учится в престижной школе в Сиднее и участвует в соревновании по баскетболу между школьными командами.
   — А при чем тут ногти?
   — Ты не дослушал. В этом месяце у них игра с самыми заклятыми врагами. Я обещала ему прийти поболеть за него. Но тут подвернулась эта поездка на Лазурный берег, присутствовать на игре я не смогла.
   — И все-таки я не понимаю. Ногти-то при чем?
   — Видишь ли, я обязалась сделать что-нибудь такое, что постоянно напоминало бы мне о нем. В знак того, что я о нем думаю и желаю ему победы. Он заявил, что я должна выкрасить ногти цветами их баскетбольной команды — синим, розовым и белым. — Патрисия взглянула на свои ноги и пошевелила пальцами. — Мне пришлось согласиться. А что мне еще оставалось? Но я, по крайней мере, уговорила его не красить мне ногти всеми тремя цветами.
   — Сколько ему лет? — спросил Брайан.
   — Будет восемь.
   — И он играет в баскетбол?
   — Полно ребят в его возрасте играют в баскетбол.
   — Но не все столь сноровисто покрывают лаком чужие ногти. К тому же на ногах.
   — Я тоже приложила руку к процедуре, сказала Патрисия.
   В душе она молилась: только ради Бога не спрашивай, как его зовут.
   Тут же, словно прочитав ее мысли, Брайан задал вопрос:
   — Как его зовут?
   Патрисия молчала.
   — Его ведь зовут Морис, так?
   Она кивнула.
   — Поэтому ты не хотела мне ничего говорить?
   Патрисия пожала плечами и отвернулась от него. Она подошла к водопаду, чтобы смыть соль с кожи. А еще ей не хотелось, чтобы он видел, как она боится хоть чем-то ранить его.
   — Я использую свое право на дополнительный вопрос.
   — Разве ты его уже не использовал, причем дважды?
   — Это не было дополнительным вопросом.
   Просто мне пришлось вытягивать из тебя каждое слово. А дополнительный вопрос совсем другой. Почему ты не покрасила ногти на руках? Почему не покрыла их хотя бы бесцветным лаком? Или цветным? Кто ранил тебя, Пат? Что он натворил такое, из-за чего ты скрываешь от всех свою красоту?