Страница:
На одном из заседаний Совета, посвященном пропаганде, Коржаков прямо процитировал «гадости», посвященные Ельцину. Предполагал, что президент его поддержит, возмутится. Но тот неожиданно занял сторону президента НТВ.
– Я полностью согласен с Малашенко, – сказал Ельцин. – Это раньше так было, что генсеков воспевали, нахваливали, а теперь нужна другая политика, нужно быть умнее.
Ельцин нередко бывал неожиданным.
Замена главного лозунга
Тем не менее кое-какие коржаковские идеи брались на вооружение. Либо же так получалось, что его предложения совпадали с предложениями других штабистов и получали одобрение. Например, в середине апреля главный – антикоммунистический – лозунг кампании был заменен другим, менее наступательным, более миролюбивым. Глашатаем этой замены выступил Сергей Филатов. «Не борьба против коммунистической оппозиции, а единство и согласие общества – вот основной стратегический девиз предвыборной кампании Бориса Ельцина», – заявил он 16 апреля в Ярославле. По его словам, главная задача президента – консолидация общества. Эту свою концепцию Ельцин противопоставил домогательствам коммунистической оппозиции, которая снова «навязывает обществу борьбу и образ врага». Сейчас общество настолько накалено, сказал Филатов, что необходимо отказаться от «монополии антикоммунистической пропаганды». «Мы – единый народ, хотя у всех свои взгляды и политические пристрастия». Соответственно, по мнению Филатова, на выборах не должно быть победителей, «не должно быть подавления инакомыслия». В общем – «Ребята, давайте жить дружно!».
Председатель Координационного комитета ОДОПП заявил, что эта миролюбивая концепция ельцинской избирательной кампании разработана различными специалистами – политологами, психологами, социологами – и «является документом, обязательным для всех».
Надо сказать, лично я – в ту пору обозреватель «Литературной газеты», – естественно, ни в малейшей мере не считал себя обязанным следовать этому «документу» и продолжал публиковать антикоммунистические статьи. При этом, однако, и я испытал на себе определенное давление – со стороны коллег, читателей, начальства: ну, что ты, дескать, зациклился на коммунистах, они уже лежат кверху лапками, не представляют никакой реальной опасности… Интересное кино: «кверху лапками». Да они вот-вот придут к власти и всех нас передавят и передушат! Единственная возможность открыть дорогу к победе Ельцина, полагал я (как, впрочем, и многие), – мобилизовать электорат, категорически не приемлющий коммунистов.
24 апреля состоялся III съезд движения НДР – одной из политических сил, поддерживающих кандидатство Ельцина. Он подтвердил смену лозунгов, хотя и в более мягкой форме: дескать, «антикоммунистические лозунги, используемые активистами НДР в пропагандистской работе, окончательно не сняты, но основными уже не являются». Причина все та же: «Ельцин выдвигается как кандидат, который может устроить максимально широкие слои общества, предотвратить в нем раскол».
На вопрос корреспондента ИМА-пресс, не ослабит ли отказ от антикоммунистической пропаганды позиции Ельцина, тот же Филатов, участвовавший в работе съезда, ответил: «Мы не отказываемся от такой пропаганды полностью, но сегодня для нас важнее убедить избирателей в необходимости продолжить курс реформ». Как будто одно противоречит другому.
Впрочем, не все в избирательном штабе Ельцина восприняли разговоры об отходе от «антикоммунистической линии» как руководство к действию. Анатолий Чубайс в недавнем моем с ним разговоре интерпретировал эту тогдашнюю «смену вех» по-своему.
– Проект по разоблачению коммунистов и коммунизма, – говорит он, – был, если можно так сказать, моим любимым проектом. Он всегда осуществлялся очень тщательно и мощно. Я считаю, что это было одним из самых удачных направлений кампании. Другое дело, что в рамках этого проекта Борису Николаевичу отводилась особая роль: он сам не должен был нападать, набрасываться на коммунистов, ему следовало держаться достаточно отстраненно от этого. Ельцин – президент. А если президент, то есть человек сильный, нападает на кого-то, это интерпретируется так: сильный нападает на слабого. Все симпатии разворачиваются в сторону этого слабого. Поэтому напрямую Ельцин, как правило, на коммунистов не нападал. Хотя и над схваткой не оставался. Его антикоммунистическая позиция тоже четко обозначалась.
Лично я – скажу еще раз – считал и считаю, что если у Ельцина на выборах 1996 года и был какой-то шанс победить, то вовсе не потому, что избиратели предпочтут его Зюганову, а только по той причине, что они с отвращением отвернутся от фигуры коммунистического лидера и от того кошмарного прошлого, которое стоит за этой фигурой.
IV. Накануне голосования
А не лучше ли выборы все же отменить?
Самое простое решение
В принципе, несмотря ни на что, выборы в том году вполне могли все-таки не состояться. Низкий рейтинг Ельцина, его плохое физическое состояние вроде бы подсказывали простой выход из положения – отменить их или, по крайней мере, перенести их года на два. Эта идея носилась в воздухе. Как уже говорилось, ее активно продвигала часть президентского окружения – та, что группировалась вокруг начальника Службы безопасности президента Коржакова. Политики демократического толка эту идею, естественно, отвергали. Так, Егор Гайдар уже в самом начале избирательной кампании, 22 января, заявил в интервью «Интерфаксу», что если кто и попытается отменить выборы, успех такой попытки «абсолютно исключен». «Это был бы предельно непопулярный шаг, – сказал Гайдар, – который толком никто бы не поддержал и который поставил бы власть в полную зависимость от силовых структур».
Как мы видели, Ельцин попытался реализовать эту идею 17 – 18 марта. Соответственно на эти и последующие дни пришелся наибольший всплеск разговоров о возможной отмене выборов. Одни просто считали, что наиболее вероятной реакцией Ельцина на денонсацию Думой Беловежских соглашений будет именно такой шаг, другие вполне достоверно знали, что президент реально готов пойти на это. Так, Сергей Филатов на пресс-конференции в Калуге 18 марта, отвечая на вопрос по поводу упомянутой денонсации, сказал, что она направлена на конфронтацию и на то, чтобы подтолкнуть Ельцина на тот или иной резкий шаг в отношении коммунистов, в частности – на изменение сроков проведения выборов.
На следующий день слово взяли сами коммунисты. Зюганов заявил журналистам: у него, мол, «есть основания полагать, что сегодня на заседании Совета Федерации будет поднят вопрос о продлении полномочий президента еще на два года и отмене в связи с этим выборов». «Власти, – сказал Зюганов, – стараются торпедировать президентские выборы, ухватившись за постановление Думы от 15 марта о денонсации Беловежских соглашений…»
20 марта состоялась встреча Ельцина с политологами и экспертами. В сообщении президентской пресс-службы об этой встрече среди прочего говорилось: дескать, на ней «было отмечено» (неизвестно, правда, кем), что постановление Госдумы по Беловежским соглашениям «ставит под вопрос проведение президентских выборов в июне этого года».
Однако пик публичных высказываний на тему возможной отмены или переноса выборов почему-то пришелся на 21 марта. Высказывания, естественно, были разные. Так, председатель ЦИКа Николай Рябов заявил в этот день, что оснований для переноса сроков президентских выборов пока нет, однако эти основания пытались создать депутаты Госдумы, принимая постановление относительно Беловежских соглашений. Рябов сказал, что «только благодаря спокойной, взвешенной реакции президента и Совета Федерации удается пока держать ситуацию в строгих рамках».
Мы знаем, какой «спокойной и взвешенной» была на самом деле реакция Ельцина.
Сергей Шахрай в уже упоминавшемся интервью корреспонденту РИА «Новости» выразил надежду, что президентские выборы состоятся точно в намеченный срок, хотя он и не исключает возможности их переноса. «Если конфронтация будет раскручиваться, – предположил Шахрай, – и Дума не станет идти ни на какие компромиссы по поводу принятых ею документов (о денонсации Беловежских соглашений. – О.М.) ни с Советом Федерации, ни с президентом, то значительная часть общества может усомниться в целесообразности проведения выборов в такой ситуации».
Помощник президента по правовым вопросам Михаил Краснов также не исключил, что президентские выборы могут быть перенесены – в случае «возникновения в стране кризиса». По словам Краснова, пока для этого нет никаких юридических оснований, однако ситуация может измениться. «Я боюсь, что в стране может возникнуть кризис», – заявил помощник президента, добавив, что уже сейчас видно, кто подталкивает страну к этому. Комментируя постановление Думы о денонсации Беловежских соглашений, Краснов констатировал: депутаты «фактически приняли поправку к Конституции» и подорвали основу, на которой базируется сама нижняя палата.
Еще один именитый депутат, председатель Фонда «Стратегия» Геннадий Бурбулис, выступая 22 марта по «Радио России», сказал, что сегодня ни у одного кандидата в президенты нет уверенности в безусловной победе на выборах, и отсюда как бы общая негласная заинтересованность: лучше бы их вообще не проводить.
Иными словами, по крайней мере пять дней – с 18 по 22 марта – тема отмены выборов звучала в публичных речах непрерывно.
В дальнейшем все вроде бы поутихло и успокоилось: после того как Ельцина удалось убедить не предпринимать резких шагов и кризис миновал, эта идея должна была потихоньку затухнуть.
О том, что некоторое успокоение на этот счет действительно наступило, говорит, в частности, заявление, сделанное 13 апреля на пресс-конференции лидеров питерского отделения ДВР: «Если бы не позиция Гайдара и не конкретная работа Чубайса, мы бы на сегодняшний день могли иметь указ президента о переносе выборов на два года и о роспуске Госдумы, со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Коржаков торгуется с коммунистами
В действительности, однако, никакого успокоения не произошло. Коржаков и его единомышленники продолжали носиться с этой идеей.
Тема отмены – переноса выборов всплыла в уже упоминавшемся разговоре Коржакова с Черномырдиным в Президентском клубе 16 апреля.
Забавная деталь. Хотя Черномырдина никто, естественно, не уведомил, что все говоримое им записывается, он, без сомнения, догадывался об этом. Не ребенок. Прекрасно знал, что все заведения такого рода нашпигованы «жучками». По этой причине отвечал односложно, междометиями, в основном поддакивал собеседнику, невинно переспрашивал… Так что, получилось, Коржаков как бы записывает сам себя.
Читая эту запись, видишь, как начальник СБП пытается склонить премьера в свою веру, рассказывает, что ведет соответствующие переговоры с коммунистами. И вроде бы склоняет…
«Коржаков…Я за то, чтобы выборы отменить.
Черномырдин… (Надо полагать, этот проставленный Коржаковым знак пунктуации – отточие – выражает что-то вроде недоумения, испытанного Черномырдиным. – О.М.)
Коржаков. Потому что думаю, Ельцин победит с небольшим перевесом, наберет 51 – 52 процента голосов. Тут оппозиция начнет орать: «Это подтасовка!» Еще начнут все громить…
Черномырдин. Да ну.
Коржаков. Запросто. Этот сценарий мы прошли уже в октябре (1993 года. – О.М.). Если же Ельцин проиграет, то этого тем более допустить нельзя. Инициатива о переносе выборов должна исходить от коммунистов. Я им сказал: «Смотрите, ребята, не шутите, мы власть не отдадим».
Вот так: «мы», то есть Ельцин и Коржаков. Вряд ли человек, незнакомый с тогдашней российской действительностью, поверил бы, что все это говорит начальник президентской охраны, чьи функции, по идее, должны ограничиваться сбережением в целости главного «тела» страны и не распространяться за пределы этого.
Черномырдин, естественно, опять – «…». Слишком ответственное заявление – «власть не отдадим», – чтобы как-то его комментировать, под магнитофон проявлять свою позицию.
Далее идет подробный разговор о том, как уломать коммунистов, чтобы они сами выступили с инициативой отмены (переноса) выборов.
«Коржаков. Но Зоркальцев (один из тогдашних коммунистических руководителей. – О.М.) меня убеждает, что коммунисты теперь хорошие. Почему тогда у них Руцкой, Умалатова, Анпилов?..
Черномырдин. А как с Зоркальцевым?
Коржаков. С Зоркальцевым мы договорились, что будем еще встречаться. Он сам пришел ко мне организовать встречу Зюганова с шефом. Шеф пока не отказался. И было бы неплохо это устроить 22 апреля, поздравить Зюганова в день рождения Ленина. Но коммунисты должны с чем-то прийти…
Черномырдин. Мы вчера как раз обсуждали, что такие попытки Борису Николаевичу самому инициировать нельзя. Он может пригласить, допустим, руководителей фракций.
Коржаков. Он встречается с ним как с руководителем фракции. Только так.
Черномырдин. А Зоркальцев приходил, чтобы организовать встречу?
Коржаков. Да.
Черномырдин. Тогда надо делать.
Коржаков. Я ему прямо сказал: «Вы думаете, мы вам власть отдадим? Вы поняли, что у нас намерения серьезные, когда Думу захватили в воскресенье, 17-го числа (то есть 17 марта. – О.М.). Так что не отдадим. Давайте по-хорошему договариваться. Может, портфели поделим какие-то».
Черномырдин. У коммунистов самая лучшая позиция – быть в оппозиции.
Коржаков. Если бы они от этих дураков крайних отмежевались, то пожалуйста, берите портфели в правительстве, какие нужны, и работайте. В Италии компартия самая большая, но там никаких революций нет, спокойно все существуют. Во Франции тоже никаких проблем. А почему мы не можем так же?»
Вот опять: начальник президентской охраны, призванный всего лишь обеспечивать безопасность главы государства, торгуется с политическими противниками президента, предлагает им министерские должности в обмен на перенос выборов… Чудны дела твои, Господи!
Знал ли Ельцин об этих переговорах? Может, и знал. Даже наверняка знал: недаром же он «пока не отказался» от встречи с Зюгановым, которую предлагал провести Зоркальцев. (Кстати, замечу в скобках, что один из ведущих членов ельцинского штаба Сергей Филатов еще 5 апреля уверял журналистов, что «какие-либо контакты» Ельцина «с представителями КПРФ» исключены. Видимо, Коржакову все-таки лучше было известно, что исключено, что не исключено.) О чем предполагалось говорить на этой встрече? Возможно, как раз о «портфелях в правительстве» как плате, которую могут получить коммунисты, если согласятся на перенос выборов.
Правда, потом Ельцин начнет одергивать своего охранника: не лезь в политику! Но это еще ничего не значит: публично можно одергивать, а за кулисами, втихую поощрять такое «залезание». Или, по крайней мере, просто закрывать на него глаза…
Председатель правительства охотно поддакивает своему собеседнику. И – несмотря на магнитофонную запись! – соглашается, что выборы надо отменять, даже если ценой такой отмены станет предоставление коммунистам министерских постов.
«Черномырдин. Для меня никакой разницы нет, красный министр или еще какой-нибудь. Все равно будет делать то, что мне надо… Да-а… Самый лучший вариант – это отменить выборы.
Коржаков. Инициатива должна идти от коммунистов.
Черномырдин. Как это сделать?..
Коржаков. Я поставил коммунистам жесткое условие: если готовы обсуждать идею по отмене выборов, то давайте конкретные предложения. 70 лет рулили, теперь дайте нам 70 лет порулить. Вот если мы за этот срок не вырулим, тогда обратно власть отдадим».
Вот такой циничный разговор. Предельно циничный. По всему видно: Коржаков плохо понимает, какова суть перемен, происходящих в стране. Для него все просто: одна группировка – к которой принадлежит и он сам – перехватила власть у другой и не собирается ее отдавать. В крайнем случае, отдаст лет через семьдесят, если очередной эксперимент по «рулению» окажется столь же неудачным, как и коммунистический.
А Черномырдин? Тоже не понимает?
Впрочем, скорее, оба они все прекрасно понимают, но… Плевать они на все это хотели! Главное для них – как для многих, дорвавшихся до высоких постов, – власть! В этом и заключается цинизм деятелей такого рода.
В отличие от своего визави, Черномырдин не согласен отдавать власть обратно. Ни при каких обстоятельствах. Даже и через 70 лет. У него к этому времени образовалось крупное состояние, и вернись коммунисты к власти – непременно все отнимут, национализируют. Как в анекдоте про брежневскую маму. Посмотрев, как прекрасно сын живет, мама расплакалась: «Потому плачу, сынок, что придут большевики – все ведь отберут!» Жалко маму.
«Черномырдин. Обратно (отдавать власть. – О.М.) – нет.
Коржаков. Да это я условно говорю. Но Зоркальцев, чувствуется, испуган. Хочет мирного исхода.
Черномырдин. Значит, это серьезно у них.
Коржаков. Они дрогнули. Шеф сказал, что от идеи запрета компартии еще не отказался.
Черномырдин. Правильно, надо запрещать и думать выше. Конечно, нам выборы не нужны.
Коржаков. Будоражить людей, отрывать от работы…
Черномырдин. Все равно готовиться надо.
Коржаков. Самое главное, что шеф сам будет против этой идеи (то есть против отмены выборов. – О.М.). Но его можно уломать.
Черномырдин. Конечно, все согласятся.
Коржаков. Коммунисты сейчас уже не те, на «Ауди» катаются, в Снегирях живут. Это те, кому от власти что-то досталось. А вот те, кому ничего…
Черномырдин. Те и орут.
Коржаков. А через два года у каждого будет свое дело.
Черномырдин. Только выборы не отменять, а переносить.
Коржаков. Только перенос… Какая отмена, у нас демократия!..
Черномырдин. Тогда давай давить. Тогда я сейчас это буду Борису Николаевичу говорить…»
Эти циники никогда не воспринимали слово «демократия» всерьез. Если и употребляли его, то лишь в насмешливом контексте.
На протяжении разговора они еще раз возвращаются к теме отмены – переноса выборов. Причем инициатором возврата уже выступает Черномырдин, по всей видимости к этому времени окончательно созревший для соответствующего направления мыслей. Утратив осторожность, он как бы со всей широтой души устремляется навстречу своему собеседнику (у него для этого есть свои особые резоны). Впрочем, не исключено, что тут сказывается действие виски, употребляемого премьером в процессе разговора.
«Черномырдин. Александр Васильевич, надо нам стратегию разработать. Сейчас наступают решающие дни. Если мы с коммунистами выйдем на какой-то диалог, то лучше выборы перенести. Это лучший вариант (вроде бы уже обо всем договорились – переносить; казалось бы, чего снова о том же самом талдычить? – О.М.).
Коржаков. Коммунисты же видят, как народ Ельцина поддерживает. Краснодар встречал шефа, как будто это Белодар! Город весь высыпал на улицы. Мы обалдели! Мы приехали-то ночью. Молодежь вообще вся за Ельцина, просто влюблена. С народом шеф не боится общаться, он полемист известный! (На самом деле реакция краснодарцев, как и ставропольцев, на пребывание Ельцина в их краях, как мы видели, была не такой уж благоприятной для него. – О.М.)
Черномырдин. Как бы устроить встречу с Зюгановым до 22-го? Нельзя затягивать.
Коржаков. День рождения Ленина. Коммунисты наверняка венок возложат к Мавзолею, это святое дело. А наше дело – не довести до бунта. Я Зоркальцеву говорю: «Я больше всех заинтересован в мире, потому что наши чубы прежде всего полетят»…».
Через некоторое время Коржаков уже в открытую, не только за рюмкой в Президентском клубе, примется проталкивать свою идею о переносе выборов. Как говорится, пойдет ва-банк…
Знал ли об этом Ельцин?
Тот же самый вопрос – знал ли Ельцин об этих переговорах своего охранника с коммунистами? – задаю Чубайсу. И знал ли о них он сам, Чубайс? Пытался ли как-то противодействовать этой торговле: отмена (перенос) выборов в обмен на посты в правительстве?
– Честно говоря, я об этом толком ничего не знал, – признается Анатолий Борисович. – Хотя предполагал, что такое возможно. Знал ли об этом Борис Николаевич, тоже не могу сказать. Но мне было совершенно ясно, что как переговорщик и как политик Коржаков на несколько уровней слабее, чем даже Зюганов. Так что у Коржакова были нулевые шансы в ходе этих переговоров выстроить какую-то выгодную для ельцинской стороны политическую конструкцию. Это было нереально.
Он с Зоркальцевым вел переговоры.
Неважно, с кем. То, что вы называете переговорами, я думаю, выглядело примерно так: «Слушай, Витя, ну чего ты? Давай договоримся!» – «Да как, Александр Васильевич, да у нас же выборы…» – «Да ладно, кончай ты! Выборы… Что мы с тобой договориться не можем, что ли?» Это вот примерно такого уровня разговор. Он по определению не может дать результатов.
Остановить войну в Чечне!
Главное условие победы на выборах
Преобладающее общественное настроение относительно президентских выборов в тот, десятилетней давности, период было вполне определенное: Ельцину нечего и думать об успехе на этих выборах, если он не предпримет каких-то решительных шагов по прекращению чеченской войны. Как мы знаем, Путин спустя всего лишь три года, напротив, стал президентом именно благодаря возобновлению этой войны. Главным образом благодаря ей же долгое время поддерживался его высокий рейтинг. В 1996-м все было в точности наоборот. Требование установить мир в Чечне считалось как бы само собой разумеющимся. Даже такие острожные политики, как Шаймиев, высказывали его едва ли не в каждом своем публичном выступлении.
Уже 2 февраля после первой встречи с Ельциным недавно избранный спикер Госдумы Геннадий Селезнев сообщил, что президент на днях «предложит свой вариант по разрешению чеченского кризиса», причем, как он, Селезнев, понял, «во главу угла будет поставлено мирное решение проблемы».
17 февраля на встрече с редакторами центральных СМИ, состоявшейся в ИТАР-ТАСС, Ельцин представил семь (!) вариантов урегулирования конфликта в Чечне. Впрочем, все это были наметки одного плана, который мало-помалу вызревал в головах различных групп экспертов.
7 марта состоялось заседание Совета безопасности, на котором, по словам Ельцина, стоял один вопрос – утверждение программы урегулирования чеченского кризиса. Программа была составлена с учетом предложений двух комиссий – правительственной во главе с Черномырдиным и Президентского совета под руководством Эмиля Паина, а также «предложений президентских структур». Однако окончательное политическое решение и на этот раз не приняли. Как сказал Ельцин, договорились «в общем одобрить программу», но за неделю ее «подкорректировать», после чего окончательно утвердить на Совете безопасности.
По-видимому, дело осложнилось еще и тем, что как раз накануне, 6 марта, дудаевцы предприняли штурм Грозного. Именно в то время, когда в Москве заседал Совет безопасности, в разных районах чеченской столицы развернулись ожесточенные бои. Атакующих было, по разным оценкам, от семисот до полутора тысяч. Они вывели из строя крупнейшие теплоэлектроцентрали, нефтеперерабатывающий завод, насосную станцию водоснабжения… Боевикам удалось подойти почти вплотную к комплексу правительственных зданий. Их натиск был настолько мощным, что на помощь внутренним войскам и чеченской милиции, явно «проседавшим» под этим натиском, в город пришлось ввести подразделения Минобороны. Тем не менее к вечеру дудаевцы контролировали уже третью часть территории города…
Было очевидно, что штурм, предпринятый боевиками, привязан по времени к заседанию Совета безопасности в Москве. Но что именно Дудаев хотел продемонстрировать этим штурмом? Показать свою силу, так чтобы авторы составляемой в российской столице программы примирения пошли на более серьезные уступки? Если такие соображения действительно были, вряд ли их можно считать оправданными. Эти демонстративные действия скорее добавляли аргументов московским «ястребам», осложняли задачу президента.
Не исключено и то, что Дудаев сознательно стремился усложнить задачу вторичного избрания Ельцина: как известно, его симпатии были на стороне коммунистов.
В самом ельцинском штабе вряд ли кто-то всерьез рассчитывал, что чеченскую проблему удастся решить достаточно скоро, даже если президент по-настоящему проявит тут волю. Во всяком случае, было ясно, что до выборов это сделать уже не удастся: слишком мало остается времени. Так, 18 марта на пресс-конференции в Калуге Сергей Филатов определенно заявил: «война не будет завершена до выборов, так как там очень много проблем». Вместе с тем это по-прежнему одна из важнейших целей президента. По словам Филатова, в ближайшее время Ельцин огласит решение Совета безопасности по чеченской проблеме, которое предусматривает «комбинированный путь» ее решения.
И вновь о тогдашнем общественном мнении. В двадцатых числах марта ВЦИОМ провел опрос по поводу Чечни. На вопрос «Какой путь решения чеченской проблемы Вам кажется правильным?», 46 процентов (самая большая цифра) выбрали ответ – нужно «как можно скорее вывести федеральные войска, а потом решать вопросы отношений Чечни с Россией». На вопрос «одобрили бы Вы в сложившейся ситуации прямые переговоры Ельцина с Дудаевым?» «безусловно да» ответили 34 процента, «скорее да» – 23, «скорее нет» – 13, «безусловно нет» – 15.
– Я полностью согласен с Малашенко, – сказал Ельцин. – Это раньше так было, что генсеков воспевали, нахваливали, а теперь нужна другая политика, нужно быть умнее.
Ельцин нередко бывал неожиданным.
Замена главного лозунга
Тем не менее кое-какие коржаковские идеи брались на вооружение. Либо же так получалось, что его предложения совпадали с предложениями других штабистов и получали одобрение. Например, в середине апреля главный – антикоммунистический – лозунг кампании был заменен другим, менее наступательным, более миролюбивым. Глашатаем этой замены выступил Сергей Филатов. «Не борьба против коммунистической оппозиции, а единство и согласие общества – вот основной стратегический девиз предвыборной кампании Бориса Ельцина», – заявил он 16 апреля в Ярославле. По его словам, главная задача президента – консолидация общества. Эту свою концепцию Ельцин противопоставил домогательствам коммунистической оппозиции, которая снова «навязывает обществу борьбу и образ врага». Сейчас общество настолько накалено, сказал Филатов, что необходимо отказаться от «монополии антикоммунистической пропаганды». «Мы – единый народ, хотя у всех свои взгляды и политические пристрастия». Соответственно, по мнению Филатова, на выборах не должно быть победителей, «не должно быть подавления инакомыслия». В общем – «Ребята, давайте жить дружно!».
Председатель Координационного комитета ОДОПП заявил, что эта миролюбивая концепция ельцинской избирательной кампании разработана различными специалистами – политологами, психологами, социологами – и «является документом, обязательным для всех».
Надо сказать, лично я – в ту пору обозреватель «Литературной газеты», – естественно, ни в малейшей мере не считал себя обязанным следовать этому «документу» и продолжал публиковать антикоммунистические статьи. При этом, однако, и я испытал на себе определенное давление – со стороны коллег, читателей, начальства: ну, что ты, дескать, зациклился на коммунистах, они уже лежат кверху лапками, не представляют никакой реальной опасности… Интересное кино: «кверху лапками». Да они вот-вот придут к власти и всех нас передавят и передушат! Единственная возможность открыть дорогу к победе Ельцина, полагал я (как, впрочем, и многие), – мобилизовать электорат, категорически не приемлющий коммунистов.
24 апреля состоялся III съезд движения НДР – одной из политических сил, поддерживающих кандидатство Ельцина. Он подтвердил смену лозунгов, хотя и в более мягкой форме: дескать, «антикоммунистические лозунги, используемые активистами НДР в пропагандистской работе, окончательно не сняты, но основными уже не являются». Причина все та же: «Ельцин выдвигается как кандидат, который может устроить максимально широкие слои общества, предотвратить в нем раскол».
На вопрос корреспондента ИМА-пресс, не ослабит ли отказ от антикоммунистической пропаганды позиции Ельцина, тот же Филатов, участвовавший в работе съезда, ответил: «Мы не отказываемся от такой пропаганды полностью, но сегодня для нас важнее убедить избирателей в необходимости продолжить курс реформ». Как будто одно противоречит другому.
Впрочем, не все в избирательном штабе Ельцина восприняли разговоры об отходе от «антикоммунистической линии» как руководство к действию. Анатолий Чубайс в недавнем моем с ним разговоре интерпретировал эту тогдашнюю «смену вех» по-своему.
– Проект по разоблачению коммунистов и коммунизма, – говорит он, – был, если можно так сказать, моим любимым проектом. Он всегда осуществлялся очень тщательно и мощно. Я считаю, что это было одним из самых удачных направлений кампании. Другое дело, что в рамках этого проекта Борису Николаевичу отводилась особая роль: он сам не должен был нападать, набрасываться на коммунистов, ему следовало держаться достаточно отстраненно от этого. Ельцин – президент. А если президент, то есть человек сильный, нападает на кого-то, это интерпретируется так: сильный нападает на слабого. Все симпатии разворачиваются в сторону этого слабого. Поэтому напрямую Ельцин, как правило, на коммунистов не нападал. Хотя и над схваткой не оставался. Его антикоммунистическая позиция тоже четко обозначалась.
Лично я – скажу еще раз – считал и считаю, что если у Ельцина на выборах 1996 года и был какой-то шанс победить, то вовсе не потому, что избиратели предпочтут его Зюганову, а только по той причине, что они с отвращением отвернутся от фигуры коммунистического лидера и от того кошмарного прошлого, которое стоит за этой фигурой.
IV. Накануне голосования
А не лучше ли выборы все же отменить?
Самое простое решение
В принципе, несмотря ни на что, выборы в том году вполне могли все-таки не состояться. Низкий рейтинг Ельцина, его плохое физическое состояние вроде бы подсказывали простой выход из положения – отменить их или, по крайней мере, перенести их года на два. Эта идея носилась в воздухе. Как уже говорилось, ее активно продвигала часть президентского окружения – та, что группировалась вокруг начальника Службы безопасности президента Коржакова. Политики демократического толка эту идею, естественно, отвергали. Так, Егор Гайдар уже в самом начале избирательной кампании, 22 января, заявил в интервью «Интерфаксу», что если кто и попытается отменить выборы, успех такой попытки «абсолютно исключен». «Это был бы предельно непопулярный шаг, – сказал Гайдар, – который толком никто бы не поддержал и который поставил бы власть в полную зависимость от силовых структур».
Как мы видели, Ельцин попытался реализовать эту идею 17 – 18 марта. Соответственно на эти и последующие дни пришелся наибольший всплеск разговоров о возможной отмене выборов. Одни просто считали, что наиболее вероятной реакцией Ельцина на денонсацию Думой Беловежских соглашений будет именно такой шаг, другие вполне достоверно знали, что президент реально готов пойти на это. Так, Сергей Филатов на пресс-конференции в Калуге 18 марта, отвечая на вопрос по поводу упомянутой денонсации, сказал, что она направлена на конфронтацию и на то, чтобы подтолкнуть Ельцина на тот или иной резкий шаг в отношении коммунистов, в частности – на изменение сроков проведения выборов.
На следующий день слово взяли сами коммунисты. Зюганов заявил журналистам: у него, мол, «есть основания полагать, что сегодня на заседании Совета Федерации будет поднят вопрос о продлении полномочий президента еще на два года и отмене в связи с этим выборов». «Власти, – сказал Зюганов, – стараются торпедировать президентские выборы, ухватившись за постановление Думы от 15 марта о денонсации Беловежских соглашений…»
20 марта состоялась встреча Ельцина с политологами и экспертами. В сообщении президентской пресс-службы об этой встрече среди прочего говорилось: дескать, на ней «было отмечено» (неизвестно, правда, кем), что постановление Госдумы по Беловежским соглашениям «ставит под вопрос проведение президентских выборов в июне этого года».
Однако пик публичных высказываний на тему возможной отмены или переноса выборов почему-то пришелся на 21 марта. Высказывания, естественно, были разные. Так, председатель ЦИКа Николай Рябов заявил в этот день, что оснований для переноса сроков президентских выборов пока нет, однако эти основания пытались создать депутаты Госдумы, принимая постановление относительно Беловежских соглашений. Рябов сказал, что «только благодаря спокойной, взвешенной реакции президента и Совета Федерации удается пока держать ситуацию в строгих рамках».
Мы знаем, какой «спокойной и взвешенной» была на самом деле реакция Ельцина.
Сергей Шахрай в уже упоминавшемся интервью корреспонденту РИА «Новости» выразил надежду, что президентские выборы состоятся точно в намеченный срок, хотя он и не исключает возможности их переноса. «Если конфронтация будет раскручиваться, – предположил Шахрай, – и Дума не станет идти ни на какие компромиссы по поводу принятых ею документов (о денонсации Беловежских соглашений. – О.М.) ни с Советом Федерации, ни с президентом, то значительная часть общества может усомниться в целесообразности проведения выборов в такой ситуации».
Помощник президента по правовым вопросам Михаил Краснов также не исключил, что президентские выборы могут быть перенесены – в случае «возникновения в стране кризиса». По словам Краснова, пока для этого нет никаких юридических оснований, однако ситуация может измениться. «Я боюсь, что в стране может возникнуть кризис», – заявил помощник президента, добавив, что уже сейчас видно, кто подталкивает страну к этому. Комментируя постановление Думы о денонсации Беловежских соглашений, Краснов констатировал: депутаты «фактически приняли поправку к Конституции» и подорвали основу, на которой базируется сама нижняя палата.
Еще один именитый депутат, председатель Фонда «Стратегия» Геннадий Бурбулис, выступая 22 марта по «Радио России», сказал, что сегодня ни у одного кандидата в президенты нет уверенности в безусловной победе на выборах, и отсюда как бы общая негласная заинтересованность: лучше бы их вообще не проводить.
Иными словами, по крайней мере пять дней – с 18 по 22 марта – тема отмены выборов звучала в публичных речах непрерывно.
В дальнейшем все вроде бы поутихло и успокоилось: после того как Ельцина удалось убедить не предпринимать резких шагов и кризис миновал, эта идея должна была потихоньку затухнуть.
О том, что некоторое успокоение на этот счет действительно наступило, говорит, в частности, заявление, сделанное 13 апреля на пресс-конференции лидеров питерского отделения ДВР: «Если бы не позиция Гайдара и не конкретная работа Чубайса, мы бы на сегодняшний день могли иметь указ президента о переносе выборов на два года и о роспуске Госдумы, со всеми вытекающими отсюда последствиями».
Коржаков торгуется с коммунистами
В действительности, однако, никакого успокоения не произошло. Коржаков и его единомышленники продолжали носиться с этой идеей.
Тема отмены – переноса выборов всплыла в уже упоминавшемся разговоре Коржакова с Черномырдиным в Президентском клубе 16 апреля.
Забавная деталь. Хотя Черномырдина никто, естественно, не уведомил, что все говоримое им записывается, он, без сомнения, догадывался об этом. Не ребенок. Прекрасно знал, что все заведения такого рода нашпигованы «жучками». По этой причине отвечал односложно, междометиями, в основном поддакивал собеседнику, невинно переспрашивал… Так что, получилось, Коржаков как бы записывает сам себя.
Читая эту запись, видишь, как начальник СБП пытается склонить премьера в свою веру, рассказывает, что ведет соответствующие переговоры с коммунистами. И вроде бы склоняет…
«Коржаков…Я за то, чтобы выборы отменить.
Черномырдин… (Надо полагать, этот проставленный Коржаковым знак пунктуации – отточие – выражает что-то вроде недоумения, испытанного Черномырдиным. – О.М.)
Коржаков. Потому что думаю, Ельцин победит с небольшим перевесом, наберет 51 – 52 процента голосов. Тут оппозиция начнет орать: «Это подтасовка!» Еще начнут все громить…
Черномырдин. Да ну.
Коржаков. Запросто. Этот сценарий мы прошли уже в октябре (1993 года. – О.М.). Если же Ельцин проиграет, то этого тем более допустить нельзя. Инициатива о переносе выборов должна исходить от коммунистов. Я им сказал: «Смотрите, ребята, не шутите, мы власть не отдадим».
Вот так: «мы», то есть Ельцин и Коржаков. Вряд ли человек, незнакомый с тогдашней российской действительностью, поверил бы, что все это говорит начальник президентской охраны, чьи функции, по идее, должны ограничиваться сбережением в целости главного «тела» страны и не распространяться за пределы этого.
Черномырдин, естественно, опять – «…». Слишком ответственное заявление – «власть не отдадим», – чтобы как-то его комментировать, под магнитофон проявлять свою позицию.
Далее идет подробный разговор о том, как уломать коммунистов, чтобы они сами выступили с инициативой отмены (переноса) выборов.
«Коржаков. Но Зоркальцев (один из тогдашних коммунистических руководителей. – О.М.) меня убеждает, что коммунисты теперь хорошие. Почему тогда у них Руцкой, Умалатова, Анпилов?..
Черномырдин. А как с Зоркальцевым?
Коржаков. С Зоркальцевым мы договорились, что будем еще встречаться. Он сам пришел ко мне организовать встречу Зюганова с шефом. Шеф пока не отказался. И было бы неплохо это устроить 22 апреля, поздравить Зюганова в день рождения Ленина. Но коммунисты должны с чем-то прийти…
Черномырдин. Мы вчера как раз обсуждали, что такие попытки Борису Николаевичу самому инициировать нельзя. Он может пригласить, допустим, руководителей фракций.
Коржаков. Он встречается с ним как с руководителем фракции. Только так.
Черномырдин. А Зоркальцев приходил, чтобы организовать встречу?
Коржаков. Да.
Черномырдин. Тогда надо делать.
Коржаков. Я ему прямо сказал: «Вы думаете, мы вам власть отдадим? Вы поняли, что у нас намерения серьезные, когда Думу захватили в воскресенье, 17-го числа (то есть 17 марта. – О.М.). Так что не отдадим. Давайте по-хорошему договариваться. Может, портфели поделим какие-то».
Черномырдин. У коммунистов самая лучшая позиция – быть в оппозиции.
Коржаков. Если бы они от этих дураков крайних отмежевались, то пожалуйста, берите портфели в правительстве, какие нужны, и работайте. В Италии компартия самая большая, но там никаких революций нет, спокойно все существуют. Во Франции тоже никаких проблем. А почему мы не можем так же?»
Вот опять: начальник президентской охраны, призванный всего лишь обеспечивать безопасность главы государства, торгуется с политическими противниками президента, предлагает им министерские должности в обмен на перенос выборов… Чудны дела твои, Господи!
Знал ли Ельцин об этих переговорах? Может, и знал. Даже наверняка знал: недаром же он «пока не отказался» от встречи с Зюгановым, которую предлагал провести Зоркальцев. (Кстати, замечу в скобках, что один из ведущих членов ельцинского штаба Сергей Филатов еще 5 апреля уверял журналистов, что «какие-либо контакты» Ельцина «с представителями КПРФ» исключены. Видимо, Коржакову все-таки лучше было известно, что исключено, что не исключено.) О чем предполагалось говорить на этой встрече? Возможно, как раз о «портфелях в правительстве» как плате, которую могут получить коммунисты, если согласятся на перенос выборов.
Правда, потом Ельцин начнет одергивать своего охранника: не лезь в политику! Но это еще ничего не значит: публично можно одергивать, а за кулисами, втихую поощрять такое «залезание». Или, по крайней мере, просто закрывать на него глаза…
Председатель правительства охотно поддакивает своему собеседнику. И – несмотря на магнитофонную запись! – соглашается, что выборы надо отменять, даже если ценой такой отмены станет предоставление коммунистам министерских постов.
«Черномырдин. Для меня никакой разницы нет, красный министр или еще какой-нибудь. Все равно будет делать то, что мне надо… Да-а… Самый лучший вариант – это отменить выборы.
Коржаков. Инициатива должна идти от коммунистов.
Черномырдин. Как это сделать?..
Коржаков. Я поставил коммунистам жесткое условие: если готовы обсуждать идею по отмене выборов, то давайте конкретные предложения. 70 лет рулили, теперь дайте нам 70 лет порулить. Вот если мы за этот срок не вырулим, тогда обратно власть отдадим».
Вот такой циничный разговор. Предельно циничный. По всему видно: Коржаков плохо понимает, какова суть перемен, происходящих в стране. Для него все просто: одна группировка – к которой принадлежит и он сам – перехватила власть у другой и не собирается ее отдавать. В крайнем случае, отдаст лет через семьдесят, если очередной эксперимент по «рулению» окажется столь же неудачным, как и коммунистический.
А Черномырдин? Тоже не понимает?
Впрочем, скорее, оба они все прекрасно понимают, но… Плевать они на все это хотели! Главное для них – как для многих, дорвавшихся до высоких постов, – власть! В этом и заключается цинизм деятелей такого рода.
В отличие от своего визави, Черномырдин не согласен отдавать власть обратно. Ни при каких обстоятельствах. Даже и через 70 лет. У него к этому времени образовалось крупное состояние, и вернись коммунисты к власти – непременно все отнимут, национализируют. Как в анекдоте про брежневскую маму. Посмотрев, как прекрасно сын живет, мама расплакалась: «Потому плачу, сынок, что придут большевики – все ведь отберут!» Жалко маму.
«Черномырдин. Обратно (отдавать власть. – О.М.) – нет.
Коржаков. Да это я условно говорю. Но Зоркальцев, чувствуется, испуган. Хочет мирного исхода.
Черномырдин. Значит, это серьезно у них.
Коржаков. Они дрогнули. Шеф сказал, что от идеи запрета компартии еще не отказался.
Черномырдин. Правильно, надо запрещать и думать выше. Конечно, нам выборы не нужны.
Коржаков. Будоражить людей, отрывать от работы…
Черномырдин. Все равно готовиться надо.
Коржаков. Самое главное, что шеф сам будет против этой идеи (то есть против отмены выборов. – О.М.). Но его можно уломать.
Черномырдин. Конечно, все согласятся.
Коржаков. Коммунисты сейчас уже не те, на «Ауди» катаются, в Снегирях живут. Это те, кому от власти что-то досталось. А вот те, кому ничего…
Черномырдин. Те и орут.
Коржаков. А через два года у каждого будет свое дело.
Черномырдин. Только выборы не отменять, а переносить.
Коржаков. Только перенос… Какая отмена, у нас демократия!..
Черномырдин. Тогда давай давить. Тогда я сейчас это буду Борису Николаевичу говорить…»
Эти циники никогда не воспринимали слово «демократия» всерьез. Если и употребляли его, то лишь в насмешливом контексте.
На протяжении разговора они еще раз возвращаются к теме отмены – переноса выборов. Причем инициатором возврата уже выступает Черномырдин, по всей видимости к этому времени окончательно созревший для соответствующего направления мыслей. Утратив осторожность, он как бы со всей широтой души устремляется навстречу своему собеседнику (у него для этого есть свои особые резоны). Впрочем, не исключено, что тут сказывается действие виски, употребляемого премьером в процессе разговора.
«Черномырдин. Александр Васильевич, надо нам стратегию разработать. Сейчас наступают решающие дни. Если мы с коммунистами выйдем на какой-то диалог, то лучше выборы перенести. Это лучший вариант (вроде бы уже обо всем договорились – переносить; казалось бы, чего снова о том же самом талдычить? – О.М.).
Коржаков. Коммунисты же видят, как народ Ельцина поддерживает. Краснодар встречал шефа, как будто это Белодар! Город весь высыпал на улицы. Мы обалдели! Мы приехали-то ночью. Молодежь вообще вся за Ельцина, просто влюблена. С народом шеф не боится общаться, он полемист известный! (На самом деле реакция краснодарцев, как и ставропольцев, на пребывание Ельцина в их краях, как мы видели, была не такой уж благоприятной для него. – О.М.)
Черномырдин. Как бы устроить встречу с Зюгановым до 22-го? Нельзя затягивать.
Коржаков. День рождения Ленина. Коммунисты наверняка венок возложат к Мавзолею, это святое дело. А наше дело – не довести до бунта. Я Зоркальцеву говорю: «Я больше всех заинтересован в мире, потому что наши чубы прежде всего полетят»…».
Через некоторое время Коржаков уже в открытую, не только за рюмкой в Президентском клубе, примется проталкивать свою идею о переносе выборов. Как говорится, пойдет ва-банк…
Знал ли об этом Ельцин?
Тот же самый вопрос – знал ли Ельцин об этих переговорах своего охранника с коммунистами? – задаю Чубайсу. И знал ли о них он сам, Чубайс? Пытался ли как-то противодействовать этой торговле: отмена (перенос) выборов в обмен на посты в правительстве?
– Честно говоря, я об этом толком ничего не знал, – признается Анатолий Борисович. – Хотя предполагал, что такое возможно. Знал ли об этом Борис Николаевич, тоже не могу сказать. Но мне было совершенно ясно, что как переговорщик и как политик Коржаков на несколько уровней слабее, чем даже Зюганов. Так что у Коржакова были нулевые шансы в ходе этих переговоров выстроить какую-то выгодную для ельцинской стороны политическую конструкцию. Это было нереально.
Он с Зоркальцевым вел переговоры.
Неважно, с кем. То, что вы называете переговорами, я думаю, выглядело примерно так: «Слушай, Витя, ну чего ты? Давай договоримся!» – «Да как, Александр Васильевич, да у нас же выборы…» – «Да ладно, кончай ты! Выборы… Что мы с тобой договориться не можем, что ли?» Это вот примерно такого уровня разговор. Он по определению не может дать результатов.
Остановить войну в Чечне!
Главное условие победы на выборах
Преобладающее общественное настроение относительно президентских выборов в тот, десятилетней давности, период было вполне определенное: Ельцину нечего и думать об успехе на этих выборах, если он не предпримет каких-то решительных шагов по прекращению чеченской войны. Как мы знаем, Путин спустя всего лишь три года, напротив, стал президентом именно благодаря возобновлению этой войны. Главным образом благодаря ей же долгое время поддерживался его высокий рейтинг. В 1996-м все было в точности наоборот. Требование установить мир в Чечне считалось как бы само собой разумеющимся. Даже такие острожные политики, как Шаймиев, высказывали его едва ли не в каждом своем публичном выступлении.
Уже 2 февраля после первой встречи с Ельциным недавно избранный спикер Госдумы Геннадий Селезнев сообщил, что президент на днях «предложит свой вариант по разрешению чеченского кризиса», причем, как он, Селезнев, понял, «во главу угла будет поставлено мирное решение проблемы».
17 февраля на встрече с редакторами центральных СМИ, состоявшейся в ИТАР-ТАСС, Ельцин представил семь (!) вариантов урегулирования конфликта в Чечне. Впрочем, все это были наметки одного плана, который мало-помалу вызревал в головах различных групп экспертов.
7 марта состоялось заседание Совета безопасности, на котором, по словам Ельцина, стоял один вопрос – утверждение программы урегулирования чеченского кризиса. Программа была составлена с учетом предложений двух комиссий – правительственной во главе с Черномырдиным и Президентского совета под руководством Эмиля Паина, а также «предложений президентских структур». Однако окончательное политическое решение и на этот раз не приняли. Как сказал Ельцин, договорились «в общем одобрить программу», но за неделю ее «подкорректировать», после чего окончательно утвердить на Совете безопасности.
По-видимому, дело осложнилось еще и тем, что как раз накануне, 6 марта, дудаевцы предприняли штурм Грозного. Именно в то время, когда в Москве заседал Совет безопасности, в разных районах чеченской столицы развернулись ожесточенные бои. Атакующих было, по разным оценкам, от семисот до полутора тысяч. Они вывели из строя крупнейшие теплоэлектроцентрали, нефтеперерабатывающий завод, насосную станцию водоснабжения… Боевикам удалось подойти почти вплотную к комплексу правительственных зданий. Их натиск был настолько мощным, что на помощь внутренним войскам и чеченской милиции, явно «проседавшим» под этим натиском, в город пришлось ввести подразделения Минобороны. Тем не менее к вечеру дудаевцы контролировали уже третью часть территории города…
Было очевидно, что штурм, предпринятый боевиками, привязан по времени к заседанию Совета безопасности в Москве. Но что именно Дудаев хотел продемонстрировать этим штурмом? Показать свою силу, так чтобы авторы составляемой в российской столице программы примирения пошли на более серьезные уступки? Если такие соображения действительно были, вряд ли их можно считать оправданными. Эти демонстративные действия скорее добавляли аргументов московским «ястребам», осложняли задачу президента.
Не исключено и то, что Дудаев сознательно стремился усложнить задачу вторичного избрания Ельцина: как известно, его симпатии были на стороне коммунистов.
В самом ельцинском штабе вряд ли кто-то всерьез рассчитывал, что чеченскую проблему удастся решить достаточно скоро, даже если президент по-настоящему проявит тут волю. Во всяком случае, было ясно, что до выборов это сделать уже не удастся: слишком мало остается времени. Так, 18 марта на пресс-конференции в Калуге Сергей Филатов определенно заявил: «война не будет завершена до выборов, так как там очень много проблем». Вместе с тем это по-прежнему одна из важнейших целей президента. По словам Филатова, в ближайшее время Ельцин огласит решение Совета безопасности по чеченской проблеме, которое предусматривает «комбинированный путь» ее решения.
И вновь о тогдашнем общественном мнении. В двадцатых числах марта ВЦИОМ провел опрос по поводу Чечни. На вопрос «Какой путь решения чеченской проблемы Вам кажется правильным?», 46 процентов (самая большая цифра) выбрали ответ – нужно «как можно скорее вывести федеральные войска, а потом решать вопросы отношений Чечни с Россией». На вопрос «одобрили бы Вы в сложившейся ситуации прямые переговоры Ельцина с Дудаевым?» «безусловно да» ответили 34 процента, «скорее да» – 23, «скорее нет» – 13, «безусловно нет» – 15.