Сергей Морозов
Бах
I. НАСЛЕДНИК МУЗЫКАНТСКОГО РОДА
ДЕТСТВО. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ
В семье ждали ребенка. Суетились родственницы в накрахмаленных чепцах и фартуках, грелась вода на очаге, были наготове тазы и кувшины. Маленьких, семилетнюю Саломею и трехлетнего Якоба, отправили к родственникам.
Если появится на свет мальчик, что ж, одним музыкантом будет больше: мальчики в роду непременно пополняли этот цех. Впрочем, на все воля божья. Четырех младенцев потерял уже Амвросий Бах. Его жена Элизабет рожает восьмой раз. Муж нервно приглаживает уcы, надевает овечью безрукавку, зовет старшего сына Христофа и выходит с ним во двор, осторожно прикрывая за собой дверь.
Кончается март, набухают почки на деревьях в саду возле дома. Амвросий идет в беседку и принимается строгать доску — сколько дней уже он мастерит футляр для скрипки старшему сыну.
Иоганну Амвросию Баху, эйзенахскому музыканту, сорок лет. Он коренаст, с лицом крестьянина, нетороплив в движениях, даже степенен. Всего лишь три-четыре года назад он поселился в Эйзенахе, переехав сюда из Эрфурта. По обычаям Бахов его заместил в Эрфурте родственник-музыкант. Дело свое Иоганн Амвросий справляет с достоинством, держит себя самостоятельно, без подобострастия к власть имущим. Городского музыканта Stadtpfeifer'a часто называют даже Kunstpfeifer'ом, музыкантом-солистом.
Нож идет сегодня неровно. Амвросий откладывает его, еще, еще раз приглаживает усы, они у него кустятся над углами губ, а под самым носом растут плохо. Много ли, мало ли прошло времени, наконец раскрылась дверь, и на крыльцо высунулась голова в белом чепце.
— Сын! — услышал Амвросий веселое слово. И, похлопав по плечу своего первенца, деля с ним радость, он отправился уверенной, чуть тяжеловатой походкой в дом. На пороге они услышали крик новорожденного.
Так, может быть, прошел этот день в семье Амвросия Баха. Никаких свидетельств об обстоятельствах рождения будущего великого музыканта не сохранилось. Только в магистратско-церковной книге записано, что по старому летосчислению 21 марта 1685 года (по новому же, грегорианскому, которое будет введено в Германии несколько лет спустя, — 31 марта) появился на свет сын у городского музыканта Амвросиуса Баха и его жены Элизабет, урожденной Леммерхирт, нареченный Иоганном Себастьяном.
Дом этот сохранился в Эйзенахе. В начале нашего века он превращен в Дом-музей И. С. Баха. Тысячи и тысячи пилигримов и туристов со всей Германии и разных стран мира приезжают в Тюрингию и посещают этот двухэтажный домик, хранящий обаяние своего времени. Медный колокольчик, задетый открываемой входной дверью, своим настороженным звоном призывает к тишине и вниманию. В доме хранится редкая коллекция музыкальных инструментов времен Баха.
Достаток городского музыканта Амвросия был скромен. И в ожидании увеличения семейства в 1684 году он вынужден был обратиться в магистрат Эйзенаха с прошением о вспомоществовании, ибо концы с концами в семейных расходах не сводились, а по случаю кончины высокоцарственной особы дворяне и бюргеры на время отложили намечавшиеся было свадьбы, прекратили увеселения, так что доходы штадтпфейфера вовсе уменьшились. Амвросий подумывал даже о возвращении в Эрфурт. Магистрат не отпустил музыканта, приобретшего за небольшой срок почтенную репутацию в городе. Иоганн Амвросий был мастером на все руки. Он служил своим ремеслом скрипача и чембалиста духовной музыке, безупречно справлял свое дело и в дни городских торжеств, на свадьбах и других семейных праздниках у горожан. Ко времени рождения Себастьяна Амвросий, поддержанный городским советом, уже твердо решил не покидать Эйзенаха.
Спустя два дня после рождения младенца крестили в церкви св. Георга близ Рыночной площади. Крестными отцами значатся в записи лесник Иоганн Георг Кох и давний приятель Амвросия музыкант из города Готы, Себастьян Нагель, чьим тезкой и стал новый наследник Баха.
Мало что известно о годах раннего детства Себастьяна. По словам одного из первых биографов Баха, его отец был человеком «внутренне самостоятельным», в доме соблюдались добрые обычаи лютеранской семьи. Амвросий «рано подметил большое музыкальное дарование сына и принял зависевшие от него меры к развитию их». Обучение сыновей музыке с малолетства было в обычаях семей музыкантов. Почтенный Иоганн Амвросий не оставлял отцовским вниманием и старших братьев Себастьяна. Он сначала сам давал им познания игры на скрипке и — сколько мог — на клавесине. Как заведено было в семьях мастеров, первенцам отдавалось предпочтение. Себастьяну и года еще не исполнилось, а старший, Иоганн Христоф, подготовленный отцом, ездил в Эрфурт на уроки к знаменитому во всей Германии органисту и композитору Иоганну Пахельбелю; в 1690 году девятнадцатилетний Христоф занял уже самостоятельное место церковного органиста в другом, довольно крупном по тем временам городе Ордруфе.
Семилетнего Себастьяна в 1693 году отдают в эйзенахскую городскую школу. И пока он переходит из класса в класс — из сексты в квинту, из квинты в кварту, — уделим две-три страницы книги рассказу о музыкальном роде Бахов. Род этот ярок, интересен и едва ли не единственный в истории германской музыки: о поколениях музыкантов Бахов написаны целые книги, завершаемые жизнеописанием Иоганна Себастьяна и его сыновей.
Называют музыкантский род Баха плебейским. Много ли аристократических дворянских фамилий могли назвать столько талантов, сколько их было в баховском роду, глубоко вросшем в народную почву Тюрингии? Сам Иоганн Себастьян Бах с достоинством нес честь своей фамилии и уже в зрелые годы собственноручно вписал в заведенную для того тетрадь, названную «Происхождение музыкальной семьи Бахов», только ему известных больше пятидесяти предков и сверстников, связанных с музыкантским ремеслом. В городах Тюрингии, где были свиты первые гнезда этого рода, доброе столетие имя Бахов служило нарицательным: Бах — пренепременно обозначало музыкант.
В роду были странствующие шпильманы, подобно цыганам они кочевали от города к городу, были музыканты-любители — гудошники и оседлые искусные мастера — церковные органисты и городские музыканты, подобные отцу Себастьяна. Были сочинители музыки и виртуозы исполнители. Не заслони Себастьян своим гением род, в историю немецкой музыки вошло бы несколько достойных Бахов.
Родоначальник фамилии Витус, или Фейт Бах, немец из Тюрингии, переселился было в Венгрию. Но не прижился там: из-за начавшихся гонений протестантов в XVI веке верный лютеранин, по ремеслу булочник, возвратился на родную землю. По преданию, предок рода не расставался с каким-то гитарообразным инструментом наподобие цитры. Даже на мельнице, ожидая, когда будет измолото зерно, булочник-музыкант наигрывал народные песни и танцевальные мотивы.
Фейт умер в 1619 году и оставил двух взрослых сыновей. Второй его сын, Ганс Бах, по преданию, веселого нрава и способный в игре на скрипке, станет прадедом Иоганна Себастьяна. Отец отдал его в обучение родственнику-музыканту. Однако этого неверного ремесла было мало, и, женившись, Ганс вступил в цех мастеровых-ткачей. Но музыки он не оставлял; скрипача зазывали в разные городки Тюрингии то родственники, то приятельские семьи, он умел и потешать, и увеселять, искусно исполнял народные песни и танцы.
Впрочем, оба сына недолго пережили отца. Землю Тюрингии охватила война, жестокая, разорительная, губительная, прозванная впоследствии Тридцатилетней. Уже спустя четыре года после смерти Фейта тюрингские земли наполняются войсками. Всюду грабежи и насилия. Выжигаются целые селения. Мужчин забирают в солдаты, бедствующие семьи спасаются в лесах или бегут в большие города. Не прошло и трех лет военных бедствий, как страну настигла чума. Погибают оба сына Фейта, а впоследствии еще немало Бахов. Спустя девять лет после цервой эпидемии разоренную землю снова поражает чума. Из девяти сыновей Ганса в эти тяжкие времена выживут только трое. Прирожденные музыканты, они вскормят, наделят знаниями своего искусства семерых сыновей.
Древо Бахов, опаленное пожарами войны, останется несокрушимым. Крона его разрастется, десятки одаренных потомков Фейта Баха — внуков и внучек, правнуков и правнучек — продолжат этот род. Большинство Бахов останется в Тюрингии, кое-кто пустит корни в других немецких землях. Но ни один Бах-музыкант не покинет пределов Германии.
Младшие сыны Христофа, среднего из наследников Ганса, появились на свет за три года до окончания Тридцатилетней войны — в 1645 году. Их звали Иоганн Христоф и Иоганн Амвросий.
Христоф и Амвросий были близнецами. Поразительное сходство оставалось и в зрелые годы, оно столь удивляло всех, что первый биограф Себастьяна Баха, Иоганн Николаи Форкель, в своей книге, вышедшей в 1802 году в Лейпциге, историю жизни великого композитора даже начинает с молвы о сходстве его отца и дяди. На семейных сборищах охочие до шутки Бахи уверяли, что взрослых братьев-близнецов даже их жены различали по платью. То-то было смеху. Может быть, и усы свои, не очень красивые, Амвросий отпустил, чтобы его не путали с братом Христофом, тоже проживавшим в Эйзенахе! Были схожи у братьев голоса, повадки, нрав, вкусы, музыкальные способности, манера исполнения мелодий на скрипке и клавикорде.
Самыми талантливыми Бахами этого поколения справедливо считаются двоюродные братья Амвросия и Христофа, сыновья Генриха.
Скрипач Генрих был известным во второй половине XVII века композитором, теоретически образованным музыкантом, незаурядной натуры художником. Его же сыновья вошли в историю рода выдающимися композиторами уже после Тридцатилетней войны. Это были Иоганн Михаэль (1648-1694) и Иоганн Христоф (1642-1703).
Не будь Иоганна Себастьяна, двоюродный его дядя Иоганн Христоф остался бы высшим представителем баховского рода. Произведения этого Баха, дошедшие до нас, смелые и опережают век. Талантливым музыкантом и сочинителем был Иоганн Михаэль. Еще в детстве Себастьян узнает музыку своих дядей. А имя Иоганна Михаэля войдет в жизнь Себастьяна не только именем дяди-музыканта: дочери Михаэля суждено будет стать женой великого Баха. Так сплетутся ветви баховского рода и в творчестве и в жизни Себастьяна.
Тюрингия, родина Бахов, — сердцевина Германии. Именно эта немецкая земля дала стране богослова и одного из руководителей реформации, Мартина Лютера. После Крестьянской войны против феодалов Лютер — современник и почти сверстник вождя этого революционного народного движения Томаса Мюнцера, — отражая глубочайшие социальные противоречия эпохи и идеи народного движения, восстал со своими приверженцами против окостеневших латинских католических догм и ритуалов. Революционно для той эпохи Мартин Лютер ввел в церковь богослужебные ритуалы, основанные преимущественно на проповедях по Евангелию и на общинном молитвенном пении.
Лютер выступил и мейстерзингером; издревле бытовавшие в светской народной песне мотивы и мелодии он ввел в церковные песнопения. Переводчик Библии на немецкий язык, Лютер был и одним из творцов протестантского хорала; он брал размеренную прозаическую речь и, деля ее на строфы, создавал сообща с соратниками по Реформации доступную народу форму песнопений.
Сам Лютер сочинил якобы только один хорал: «Ein'feste Burg ist unser Gott» («Господь — твердыня наша»). В своем анализе народных творений, вызванных Реформацией, Фридрих Энгельс назвал Лютеров хорал, «проникнутый уверенностью в победе», «Марсельезой XVI века». Настолько воинственный, непоколебимый дух пронизывал это программное произведение Мартина Лютера, как и некоторые другие хоралы эпохи Реформации.
Феодалы отстаивали католицизм, их чиновничество и часть зарождавшегося бюргерства, служа феодализму, подавляли движение Реформации, захватившее народные массы. Введение в церковный обиход немецкого языка и новых форм духовной музыки в эту пору представляли опасность для правящего класса феодальной Германии. Религиозные преследования, объясняемые в конечном счете классовой борьбой, привели к опустошительной войне. Тюрингия, родина Лютера, пострадала больше всего, ибо здесь Реформация прочнее была связана с крестьянством, ремесленным людом и малосостоятельным бюргерством.
Фейт Бах, покинувший Венгрию из-за насильственных действий контрреформации, попал со своими родичами из огня да в полымя. Однако всеобщее огрубление нравов, даже одичание, будто и не коснулось рода Фейта. Сторонники протестантства, Бахи — их жилища и имущество, сама жизнь их — не были охраняемы законом. Выжил крепкий музыкантский род. Поколение Амвросия, его братьев и двоюродных братьев познало уже последствия Тридцатилетней войны, формально закончившейся в 1648 году. Печальную картину тогда являла собой обнищавшая и разграбленная Германия. Произвол чинили мелкие владетели земель и их придворная челядь. Еще и в первой половине XVIII века народ испытывал на себе пагубные последствия Тридцатилетней войны.
Если все же Германия, отброшенная бедствиями назад и отставшая в своем развитии от других стран Европы, пользуясь словами Ромена Роллана из его книги «Музыканты прошлых дней», «сохранила веры и энергии», то эти сокровища сохранялись прежде всего в фамильных сообществах простонародья, подобных баховскому роду. В таких семьях проявили себя «простые и героические характеры». В музыке же, порожденной Реформацией, как близком народу искусстве, сохранена была от умерщвления народная мысль, мудрость.
История немецкой музыки этой эпохи знает несколько композиторов высокого дарования. Это Генрих Шюц, в страшные годы военных бедствий сохранивший народные начала в духовной музыке; в тяжкую годину он вглядывался в сокровища и итальянской музыки, черпая оттуда опыт концертного стиля, и в традиционную немецкую музыку, которую он почитал превыше всего. Шюцем были сочинены первая немецкая опера и первый немецкий балет. Позже развернулись таланты Пахельбеля, Рейнкена, Букстехуде, Цахау, Кунау, чьи имена еще встретит читатель в повествовании о жизни Себастьяна Баха.
В раздробленной феодальной Германии известность отечественных композиторов редко выходила за пределы княжеств и герцогств. Такая обстановка сохранялась и в конце XVII — начале XVIII века, когда в глубине Тюрингии рос маленький Себастьян Бах, получая первые уроки на скрипке и клавикордах у своего отца.
Весной, а именно в мае, 1694 года семью Амвросия постигло горе: умерла жена, мать, заботливая хозяйка дома Элизабет, оставив четверых детей, из которых только старший уже зарабатывал свой хлеб и служил органистом в Ордруфе.
Амвросий поспешил снова жениться. Но беда не приходит одна. В феврале будущего, 1695 года семье нанесен был судьбой новый удар: скончался сам Иоганн Амвросий. Трое детей остались на руках мачехи, еще и не успевшей заменить им мать. Она попросила вспомоществования у магистрата. Но могла ли наладиться жизнь вдовы с неродными детьми?
Обычай рода обязал взять на себя обязанности кормильца и наставника братьев старшего, двадцатичетырехлетнего (всего-то!), незадолго до того женившегося Иоганна Христофа. Достойное рода Бахов деяние! Иоганн Якоб и Иоганн Себастьян к лету 1696 года были уже в Ордруфе, а в июле их имена занесли в списки учеников гимназии.
Немногое известно о годах Себастьяна в Ордруфе: он с братом поступил в гимназию, которая была на хорошем счету в Тюрингии. Обучение и воспитание в школе велось по опыту и учению великого чешского гуманиста, философа и педагога Яна Амоса Коменского. Он умер за четверть века до того, как его идеи начали входить в жизнь. Коменский, основоположник дидактики, наставлял педагогов и воспитателей: на уроках при передаче знаний касаться нужно первоначально не столько чувств, что, впрочем, тоже обогащает учащихся, а обращаться к мышлению, к корням сознания и, питая их, возбуждать чувства, что вместе с мышлением укрепит знания в памяти. Не здесь ли, в классах ордруфской гимназии, у мальчика-музыканта в зачатке на равных стали жить и получили впоследствии совместное развитие интеллект и чувство, гармоническое слияние которых в творчестве Баха редко ценилось современниками, но с поразительной полнотой оценено в нашем XX веке?
В гимназии основательно проходили латинский язык, читали в подлиннике римских ораторов и писателей; в старших классах проводились даже маленькие диспуты. Строго обучали письму. Себастьян был склонен к усидчивой и упрямой работе. Музыкантом он был уже подготовленным; старший брат — наставник проявил себя строгим учителем младших. Так что в сочетании со школьными уроками музыки, а там занимались ею пять часов в неделю, Себастьян, как видим, получил хорошую подготовку в своем фамильном ремесле. Упомянем к слову, что еще в Эйзенахе он участвовал в бродячем хоре для «фигурального пения»: в праздничные дни школьные певчие ходили по домам горожан и в предместьях, распевали мотеты — так назывались несложные кантаты. Этот хор возник в эйзенахской школе будто бы в 1600 году, а бродили школьники-певчие в тех же местах, где хаживал когда-то юный Лютер.
В жизнеописаниях Баха, даже кратких, едва ли уже не вошло в обычай недобрым словом упоминать о попечителе братьев Иоганне Христофе как педанте-наставнике. Он прослыл недалеким церковным органистом, исполнявшим из месяца в месяц, из года в год в ордруфской кирке одни и те же прелюдии и хоральные мелодии. Даже за органом видится он сидящим чопорно, опасаясь прибавить к музыке лишний форшлаг или какую-либо украшающую мелодию фигуру. Да, Христоф не принадлежал к создателям музыки или виртуозам. Но, три года проучившись у знаменитого Пахельбеля, он, конечно же, знал толк в ремесле и знал музыкальную литературу. Биограф Иоганна Себастьяна Форкель со слов современников писал, что у Христофа был том нот с произведениями знаменитых в ту пору авторов, «Под руководством брата, — сообщает Форкель о Себастьяне, — он приобрел основные навыки игры на клавире (запомним: отец обучал скрипичной игре! — С. М.). Любовь и склонность к музыке исключительно проявлялись в маленьком Себастьяне уже в младенческие годы. Музыкальные пьесы, которые предлагал ему для исполнения брат, он изучил в совершенстве в короткое время». Жадная любознательность мальчика могла пугать Христофа. В свои двадцать пять лет тот знал уже из опыта Бахов, как опасно искушать церковное начальство новшествами в музыке. Себастьяна тянет к великой музыке, повседневная же церковная служба — это ремесло, угодное магистратам и консисториям.
Тень на старшего брата бросает рассказываемая во всех биографиях Себастьяна такая история. Будто бы жажда музыкальных познаний толкнула Себастьяна на невинный обман, как пишет Форкель. Редчайшая для того времени тетрадь с нотами произведений Пахельбеля и других знаменитых композиторов хранилась Иоганном Христофом в шкафу за решетчатой запирающейся дверцей. Строго-настрого было запрещено младшим играть эти пьесы — кто знает, куда поведет такое увлечение!
Маленький Бах упрям. Он попробовал: если просунуть сквозь решетку руку, то, свернув тетрадь в трубку, можно вытащить ее из шкафа. Дождавшись лунной ночи — о том, чтобы зажечь свечу, и думать нельзя было! — он вытащил тетрадь. И, как гласит предание, стал страница за страницей переписывать композиции, влекущие своей тайной. Спустя шесть месяцев с таким трудом добытое сокровище было переписано маленьким музыкантом. Христоф раскрыл обман ослушавшегося Себастьяна ж безжалостно отобрал рукопись...
Соответствует ли истине эта семейная история? Нужно было быть очень доброжелательной к маленькому музыканту самой луне, чтобы в течение целого полугодия в дни полного своего свечения разгонять облака и часами прилежно освещать комнаты Себастьяна, может быть, приостанавливая для того даже свой ход на небосклоне! Предание малодостоверно, но его нельзя обойти в книге о Бахе: это лишь одна из множества историй, долгое время заменявших подлинные факты из жизни композитора, удостоверенные документами и свидетельствами современников.
Иоганн Христоф добросовестно обучал младшего брата технике игры на клавесине, отрывая эти часы от служебных обязанностей и семейных хлопот.
Себастьяна поощряли за старательность учителя ордруфской школы. Слава богу, он уже дошел до выпускного класса — примы. Знакомый Христофу кантор Элиас Герда хвалит дискант Себастьяна и сулит ему успех. Обстоятельства складываются удачно. Товарищ Себастьяна Баха по классу Георг Эрдман, тоже дискантист, приходится земляком кантору, оба они из города Лейне. Когда занятия закончились, кантор Герда рекомендовал Эрдмана, а вместе с ним и Себастьяна в Люнебург. Там при кирке св. Михаэля давно существует лицей, ставящийся постановкой образования в старших классах по широкой программе, включая серьезное обучение музыке.
Себастьян рад был освободить брата от опеки. В марте 1700 года он с Эрдманом отправился в новый город, где они и были приняты стипендиатами в лицей.
Бах и Эрдман зачислены в хор, в группу голосов сопрано. При полном пансионе им была положена хорошая плата за участие в хоре. Только альтист да тенор получали больше. Школа св. Михаэля была известна в Германии еще своей музыкальной библиотекой. В ее несколько мрачных помещениях на полках хранились нотопечатные и переписанные сборники произведений немецких и итальянских музыкантов. За дубовым столом сводчатой библиотеки всегда сидел за перепиской нот ктонибудь из приезжих канторов, органистов и капельмейстеров.
Сюда зачастил и Себастьян. Он обладал поразительной способностью слышать музыку «внутренним слухом». Партитуры и «голоса» были для него звучащей музыкой.
В Люнебурге жил органист и композитор Георг Бем. Сорокалетний музыкант был в расцвете сил. Известно, что на формирование музыкального миросознания юного певца, скрипача и клавесиниста он оказал заметное влияние, хотя нет данных о том, что Себастьян брал у Бема уроки. В органных произведениях Баха это влияние установлено. Бем служил органистом не в церкви св. Михаэля. Но Себастьян с товарищами, конечно, олушал игру талантливого мастера. В юности Бем получил образование в Вене, был осведомлен в творчестве выдающихся композиторов Италии; до переезда в 1698 году в Люнебург лет пять жил в Гамбурге, а этот большой город, не входивший ни в одно из княжеств, считался свободным и слыл счастливым пристанищем для музыкантов. Здесь господствовала северогерманская школа музыки, возглавляемая знаменитым старым органистом Рейнкеном. Но сказывались и влияния, идущие из Франции. Бему в Люнебурге были близки веяния гамбургского искусства. Верный традициям немецкой музыки, он писал пьесы для клавира, слыл искусным сочинителем и исполнителем органных фуг с прелюдиями и хоральных прелюдий. Очевидно, под влиянием Бема Себастьян уже в Люнебурге делает попытки сочинения первых своих органных пьес.
Бем мог много интересного рассказать своему юному почитателю о Гамбурге. Себастьян побывал в этом городе не раз. По нынешним мерам расстояния до Гамбурга от Люнебурга сорок километров. Маленькие путешествия, как передает семейная хроника, Себастьян совершал пешком. Возможно. В Гамбурге же он останавливался у родственников, так что путешествия обходились недорого.
Себастьян слушал там знаменитую оперную труппу, первую тогда в Германии. Опера была в расцвете, руководимая молодым, не достигшим еще и тридцати лет, композитором Рейнхардом Кейзером. Он сочинял оперы в итало-французской манере на мифологические сюжеты. Лишь несколько позже Кейзер приблизил оперу к традициям немецкой музыки, взяв жанровые сюжеты, близкие народной жизни. Будучи очень способным мелодистом, Кейзер одним из первых в Германии композиторов ввел в оперу речитатив.
Можно представить, с каким интересом юный музыкант из провинции всматривался в сцену с декорациями, вслушивался в оперное представление с участием профессиональных артистов и, что было ново, с участием певиц. Даже в княжеских капеллах в те годы редко-редко звучали женские голоса. Ни слова не дошло до нас о впечатлениях люнебургского лицеиста от оперы. Однако Ромен Роллан доказал влияние Кейзера на музыкальную речь Баха. Вместе с тем последующая творческая жизнь Иоганна Себастьяна позволяет сказать, что опера, в частности гамбургская, как музыкальный жанр, не увлекла его ни в юности, ни в последующие годы. Путь Кейзера был далек от пути, избранного Бахом.
Коснувшись же имени Кейзера, отметим, что его опера немалое влияние оказала на сверстника Баха — Георга Генделя. Слава Кейзера возрастала; разносторонне образованный музыкант прожил в Гамбурге до самой смерти, он скончался в 1739 году. За несколько лет до того он побывал в России и даже занимался переложением для оркестровых инструментов мотивов русских песен.
Что же самое важное вывез из Гамбурга Себастьян? Впечатление, полученное от игры знаменитого органиста, импровизатора и композитора Адама Рейнкена. Старый органист церкви св. Катарины потряс своей игрой. Строгой и вместе с тем поэтически-импровизационной. Своды собора то наполнялись безмерной мощью звуков, то легчайшими звуковыми узорами песни-исповеди. Себастьян, конечно, не смел и подойти к этому мастеру, когда тот после службы спускался с хоров и, держась величаво, покидал храм, — на плечах его воистину держались традиции органного искусства Северной Германии, ведущего начало свое от ранней поры XVII века.
Посещал ли Себастьян Гамбург в одиночку или с товарищами по люнебургской школе, неизвестно. Но ради того, чтобы послушать Рейнкена, он готов был еще и еще раз побывать в этом «великом городе», как называли тогда Гамбург. С каким нетерпением по возвращении садился он за орган, если Георг Бем разрешал ему это в свободный от службы час в церкви св. Иоанна.
Если появится на свет мальчик, что ж, одним музыкантом будет больше: мальчики в роду непременно пополняли этот цех. Впрочем, на все воля божья. Четырех младенцев потерял уже Амвросий Бах. Его жена Элизабет рожает восьмой раз. Муж нервно приглаживает уcы, надевает овечью безрукавку, зовет старшего сына Христофа и выходит с ним во двор, осторожно прикрывая за собой дверь.
Кончается март, набухают почки на деревьях в саду возле дома. Амвросий идет в беседку и принимается строгать доску — сколько дней уже он мастерит футляр для скрипки старшему сыну.
Иоганну Амвросию Баху, эйзенахскому музыканту, сорок лет. Он коренаст, с лицом крестьянина, нетороплив в движениях, даже степенен. Всего лишь три-четыре года назад он поселился в Эйзенахе, переехав сюда из Эрфурта. По обычаям Бахов его заместил в Эрфурте родственник-музыкант. Дело свое Иоганн Амвросий справляет с достоинством, держит себя самостоятельно, без подобострастия к власть имущим. Городского музыканта Stadtpfeifer'a часто называют даже Kunstpfeifer'ом, музыкантом-солистом.
Нож идет сегодня неровно. Амвросий откладывает его, еще, еще раз приглаживает усы, они у него кустятся над углами губ, а под самым носом растут плохо. Много ли, мало ли прошло времени, наконец раскрылась дверь, и на крыльцо высунулась голова в белом чепце.
— Сын! — услышал Амвросий веселое слово. И, похлопав по плечу своего первенца, деля с ним радость, он отправился уверенной, чуть тяжеловатой походкой в дом. На пороге они услышали крик новорожденного.
Так, может быть, прошел этот день в семье Амвросия Баха. Никаких свидетельств об обстоятельствах рождения будущего великого музыканта не сохранилось. Только в магистратско-церковной книге записано, что по старому летосчислению 21 марта 1685 года (по новому же, грегорианскому, которое будет введено в Германии несколько лет спустя, — 31 марта) появился на свет сын у городского музыканта Амвросиуса Баха и его жены Элизабет, урожденной Леммерхирт, нареченный Иоганном Себастьяном.
Дом этот сохранился в Эйзенахе. В начале нашего века он превращен в Дом-музей И. С. Баха. Тысячи и тысячи пилигримов и туристов со всей Германии и разных стран мира приезжают в Тюрингию и посещают этот двухэтажный домик, хранящий обаяние своего времени. Медный колокольчик, задетый открываемой входной дверью, своим настороженным звоном призывает к тишине и вниманию. В доме хранится редкая коллекция музыкальных инструментов времен Баха.
Достаток городского музыканта Амвросия был скромен. И в ожидании увеличения семейства в 1684 году он вынужден был обратиться в магистрат Эйзенаха с прошением о вспомоществовании, ибо концы с концами в семейных расходах не сводились, а по случаю кончины высокоцарственной особы дворяне и бюргеры на время отложили намечавшиеся было свадьбы, прекратили увеселения, так что доходы штадтпфейфера вовсе уменьшились. Амвросий подумывал даже о возвращении в Эрфурт. Магистрат не отпустил музыканта, приобретшего за небольшой срок почтенную репутацию в городе. Иоганн Амвросий был мастером на все руки. Он служил своим ремеслом скрипача и чембалиста духовной музыке, безупречно справлял свое дело и в дни городских торжеств, на свадьбах и других семейных праздниках у горожан. Ко времени рождения Себастьяна Амвросий, поддержанный городским советом, уже твердо решил не покидать Эйзенаха.
Спустя два дня после рождения младенца крестили в церкви св. Георга близ Рыночной площади. Крестными отцами значатся в записи лесник Иоганн Георг Кох и давний приятель Амвросия музыкант из города Готы, Себастьян Нагель, чьим тезкой и стал новый наследник Баха.
Мало что известно о годах раннего детства Себастьяна. По словам одного из первых биографов Баха, его отец был человеком «внутренне самостоятельным», в доме соблюдались добрые обычаи лютеранской семьи. Амвросий «рано подметил большое музыкальное дарование сына и принял зависевшие от него меры к развитию их». Обучение сыновей музыке с малолетства было в обычаях семей музыкантов. Почтенный Иоганн Амвросий не оставлял отцовским вниманием и старших братьев Себастьяна. Он сначала сам давал им познания игры на скрипке и — сколько мог — на клавесине. Как заведено было в семьях мастеров, первенцам отдавалось предпочтение. Себастьяну и года еще не исполнилось, а старший, Иоганн Христоф, подготовленный отцом, ездил в Эрфурт на уроки к знаменитому во всей Германии органисту и композитору Иоганну Пахельбелю; в 1690 году девятнадцатилетний Христоф занял уже самостоятельное место церковного органиста в другом, довольно крупном по тем временам городе Ордруфе.
Семилетнего Себастьяна в 1693 году отдают в эйзенахскую городскую школу. И пока он переходит из класса в класс — из сексты в квинту, из квинты в кварту, — уделим две-три страницы книги рассказу о музыкальном роде Бахов. Род этот ярок, интересен и едва ли не единственный в истории германской музыки: о поколениях музыкантов Бахов написаны целые книги, завершаемые жизнеописанием Иоганна Себастьяна и его сыновей.
Называют музыкантский род Баха плебейским. Много ли аристократических дворянских фамилий могли назвать столько талантов, сколько их было в баховском роду, глубоко вросшем в народную почву Тюрингии? Сам Иоганн Себастьян Бах с достоинством нес честь своей фамилии и уже в зрелые годы собственноручно вписал в заведенную для того тетрадь, названную «Происхождение музыкальной семьи Бахов», только ему известных больше пятидесяти предков и сверстников, связанных с музыкантским ремеслом. В городах Тюрингии, где были свиты первые гнезда этого рода, доброе столетие имя Бахов служило нарицательным: Бах — пренепременно обозначало музыкант.
В роду были странствующие шпильманы, подобно цыганам они кочевали от города к городу, были музыканты-любители — гудошники и оседлые искусные мастера — церковные органисты и городские музыканты, подобные отцу Себастьяна. Были сочинители музыки и виртуозы исполнители. Не заслони Себастьян своим гением род, в историю немецкой музыки вошло бы несколько достойных Бахов.
Родоначальник фамилии Витус, или Фейт Бах, немец из Тюрингии, переселился было в Венгрию. Но не прижился там: из-за начавшихся гонений протестантов в XVI веке верный лютеранин, по ремеслу булочник, возвратился на родную землю. По преданию, предок рода не расставался с каким-то гитарообразным инструментом наподобие цитры. Даже на мельнице, ожидая, когда будет измолото зерно, булочник-музыкант наигрывал народные песни и танцевальные мотивы.
Фейт умер в 1619 году и оставил двух взрослых сыновей. Второй его сын, Ганс Бах, по преданию, веселого нрава и способный в игре на скрипке, станет прадедом Иоганна Себастьяна. Отец отдал его в обучение родственнику-музыканту. Однако этого неверного ремесла было мало, и, женившись, Ганс вступил в цех мастеровых-ткачей. Но музыки он не оставлял; скрипача зазывали в разные городки Тюрингии то родственники, то приятельские семьи, он умел и потешать, и увеселять, искусно исполнял народные песни и танцы.
Впрочем, оба сына недолго пережили отца. Землю Тюрингии охватила война, жестокая, разорительная, губительная, прозванная впоследствии Тридцатилетней. Уже спустя четыре года после смерти Фейта тюрингские земли наполняются войсками. Всюду грабежи и насилия. Выжигаются целые селения. Мужчин забирают в солдаты, бедствующие семьи спасаются в лесах или бегут в большие города. Не прошло и трех лет военных бедствий, как страну настигла чума. Погибают оба сына Фейта, а впоследствии еще немало Бахов. Спустя девять лет после цервой эпидемии разоренную землю снова поражает чума. Из девяти сыновей Ганса в эти тяжкие времена выживут только трое. Прирожденные музыканты, они вскормят, наделят знаниями своего искусства семерых сыновей.
Древо Бахов, опаленное пожарами войны, останется несокрушимым. Крона его разрастется, десятки одаренных потомков Фейта Баха — внуков и внучек, правнуков и правнучек — продолжат этот род. Большинство Бахов останется в Тюрингии, кое-кто пустит корни в других немецких землях. Но ни один Бах-музыкант не покинет пределов Германии.
Младшие сыны Христофа, среднего из наследников Ганса, появились на свет за три года до окончания Тридцатилетней войны — в 1645 году. Их звали Иоганн Христоф и Иоганн Амвросий.
Христоф и Амвросий были близнецами. Поразительное сходство оставалось и в зрелые годы, оно столь удивляло всех, что первый биограф Себастьяна Баха, Иоганн Николаи Форкель, в своей книге, вышедшей в 1802 году в Лейпциге, историю жизни великого композитора даже начинает с молвы о сходстве его отца и дяди. На семейных сборищах охочие до шутки Бахи уверяли, что взрослых братьев-близнецов даже их жены различали по платью. То-то было смеху. Может быть, и усы свои, не очень красивые, Амвросий отпустил, чтобы его не путали с братом Христофом, тоже проживавшим в Эйзенахе! Были схожи у братьев голоса, повадки, нрав, вкусы, музыкальные способности, манера исполнения мелодий на скрипке и клавикорде.
Самыми талантливыми Бахами этого поколения справедливо считаются двоюродные братья Амвросия и Христофа, сыновья Генриха.
Скрипач Генрих был известным во второй половине XVII века композитором, теоретически образованным музыкантом, незаурядной натуры художником. Его же сыновья вошли в историю рода выдающимися композиторами уже после Тридцатилетней войны. Это были Иоганн Михаэль (1648-1694) и Иоганн Христоф (1642-1703).
Не будь Иоганна Себастьяна, двоюродный его дядя Иоганн Христоф остался бы высшим представителем баховского рода. Произведения этого Баха, дошедшие до нас, смелые и опережают век. Талантливым музыкантом и сочинителем был Иоганн Михаэль. Еще в детстве Себастьян узнает музыку своих дядей. А имя Иоганна Михаэля войдет в жизнь Себастьяна не только именем дяди-музыканта: дочери Михаэля суждено будет стать женой великого Баха. Так сплетутся ветви баховского рода и в творчестве и в жизни Себастьяна.
Тюрингия, родина Бахов, — сердцевина Германии. Именно эта немецкая земля дала стране богослова и одного из руководителей реформации, Мартина Лютера. После Крестьянской войны против феодалов Лютер — современник и почти сверстник вождя этого революционного народного движения Томаса Мюнцера, — отражая глубочайшие социальные противоречия эпохи и идеи народного движения, восстал со своими приверженцами против окостеневших латинских католических догм и ритуалов. Революционно для той эпохи Мартин Лютер ввел в церковь богослужебные ритуалы, основанные преимущественно на проповедях по Евангелию и на общинном молитвенном пении.
Лютер выступил и мейстерзингером; издревле бытовавшие в светской народной песне мотивы и мелодии он ввел в церковные песнопения. Переводчик Библии на немецкий язык, Лютер был и одним из творцов протестантского хорала; он брал размеренную прозаическую речь и, деля ее на строфы, создавал сообща с соратниками по Реформации доступную народу форму песнопений.
Сам Лютер сочинил якобы только один хорал: «Ein'feste Burg ist unser Gott» («Господь — твердыня наша»). В своем анализе народных творений, вызванных Реформацией, Фридрих Энгельс назвал Лютеров хорал, «проникнутый уверенностью в победе», «Марсельезой XVI века». Настолько воинственный, непоколебимый дух пронизывал это программное произведение Мартина Лютера, как и некоторые другие хоралы эпохи Реформации.
Феодалы отстаивали католицизм, их чиновничество и часть зарождавшегося бюргерства, служа феодализму, подавляли движение Реформации, захватившее народные массы. Введение в церковный обиход немецкого языка и новых форм духовной музыки в эту пору представляли опасность для правящего класса феодальной Германии. Религиозные преследования, объясняемые в конечном счете классовой борьбой, привели к опустошительной войне. Тюрингия, родина Лютера, пострадала больше всего, ибо здесь Реформация прочнее была связана с крестьянством, ремесленным людом и малосостоятельным бюргерством.
Фейт Бах, покинувший Венгрию из-за насильственных действий контрреформации, попал со своими родичами из огня да в полымя. Однако всеобщее огрубление нравов, даже одичание, будто и не коснулось рода Фейта. Сторонники протестантства, Бахи — их жилища и имущество, сама жизнь их — не были охраняемы законом. Выжил крепкий музыкантский род. Поколение Амвросия, его братьев и двоюродных братьев познало уже последствия Тридцатилетней войны, формально закончившейся в 1648 году. Печальную картину тогда являла собой обнищавшая и разграбленная Германия. Произвол чинили мелкие владетели земель и их придворная челядь. Еще и в первой половине XVIII века народ испытывал на себе пагубные последствия Тридцатилетней войны.
Если все же Германия, отброшенная бедствиями назад и отставшая в своем развитии от других стран Европы, пользуясь словами Ромена Роллана из его книги «Музыканты прошлых дней», «сохранила веры и энергии», то эти сокровища сохранялись прежде всего в фамильных сообществах простонародья, подобных баховскому роду. В таких семьях проявили себя «простые и героические характеры». В музыке же, порожденной Реформацией, как близком народу искусстве, сохранена была от умерщвления народная мысль, мудрость.
История немецкой музыки этой эпохи знает несколько композиторов высокого дарования. Это Генрих Шюц, в страшные годы военных бедствий сохранивший народные начала в духовной музыке; в тяжкую годину он вглядывался в сокровища и итальянской музыки, черпая оттуда опыт концертного стиля, и в традиционную немецкую музыку, которую он почитал превыше всего. Шюцем были сочинены первая немецкая опера и первый немецкий балет. Позже развернулись таланты Пахельбеля, Рейнкена, Букстехуде, Цахау, Кунау, чьи имена еще встретит читатель в повествовании о жизни Себастьяна Баха.
В раздробленной феодальной Германии известность отечественных композиторов редко выходила за пределы княжеств и герцогств. Такая обстановка сохранялась и в конце XVII — начале XVIII века, когда в глубине Тюрингии рос маленький Себастьян Бах, получая первые уроки на скрипке и клавикордах у своего отца.
Весной, а именно в мае, 1694 года семью Амвросия постигло горе: умерла жена, мать, заботливая хозяйка дома Элизабет, оставив четверых детей, из которых только старший уже зарабатывал свой хлеб и служил органистом в Ордруфе.
Амвросий поспешил снова жениться. Но беда не приходит одна. В феврале будущего, 1695 года семье нанесен был судьбой новый удар: скончался сам Иоганн Амвросий. Трое детей остались на руках мачехи, еще и не успевшей заменить им мать. Она попросила вспомоществования у магистрата. Но могла ли наладиться жизнь вдовы с неродными детьми?
Обычай рода обязал взять на себя обязанности кормильца и наставника братьев старшего, двадцатичетырехлетнего (всего-то!), незадолго до того женившегося Иоганна Христофа. Достойное рода Бахов деяние! Иоганн Якоб и Иоганн Себастьян к лету 1696 года были уже в Ордруфе, а в июле их имена занесли в списки учеников гимназии.
Немногое известно о годах Себастьяна в Ордруфе: он с братом поступил в гимназию, которая была на хорошем счету в Тюрингии. Обучение и воспитание в школе велось по опыту и учению великого чешского гуманиста, философа и педагога Яна Амоса Коменского. Он умер за четверть века до того, как его идеи начали входить в жизнь. Коменский, основоположник дидактики, наставлял педагогов и воспитателей: на уроках при передаче знаний касаться нужно первоначально не столько чувств, что, впрочем, тоже обогащает учащихся, а обращаться к мышлению, к корням сознания и, питая их, возбуждать чувства, что вместе с мышлением укрепит знания в памяти. Не здесь ли, в классах ордруфской гимназии, у мальчика-музыканта в зачатке на равных стали жить и получили впоследствии совместное развитие интеллект и чувство, гармоническое слияние которых в творчестве Баха редко ценилось современниками, но с поразительной полнотой оценено в нашем XX веке?
В гимназии основательно проходили латинский язык, читали в подлиннике римских ораторов и писателей; в старших классах проводились даже маленькие диспуты. Строго обучали письму. Себастьян был склонен к усидчивой и упрямой работе. Музыкантом он был уже подготовленным; старший брат — наставник проявил себя строгим учителем младших. Так что в сочетании со школьными уроками музыки, а там занимались ею пять часов в неделю, Себастьян, как видим, получил хорошую подготовку в своем фамильном ремесле. Упомянем к слову, что еще в Эйзенахе он участвовал в бродячем хоре для «фигурального пения»: в праздничные дни школьные певчие ходили по домам горожан и в предместьях, распевали мотеты — так назывались несложные кантаты. Этот хор возник в эйзенахской школе будто бы в 1600 году, а бродили школьники-певчие в тех же местах, где хаживал когда-то юный Лютер.
В жизнеописаниях Баха, даже кратких, едва ли уже не вошло в обычай недобрым словом упоминать о попечителе братьев Иоганне Христофе как педанте-наставнике. Он прослыл недалеким церковным органистом, исполнявшим из месяца в месяц, из года в год в ордруфской кирке одни и те же прелюдии и хоральные мелодии. Даже за органом видится он сидящим чопорно, опасаясь прибавить к музыке лишний форшлаг или какую-либо украшающую мелодию фигуру. Да, Христоф не принадлежал к создателям музыки или виртуозам. Но, три года проучившись у знаменитого Пахельбеля, он, конечно же, знал толк в ремесле и знал музыкальную литературу. Биограф Иоганна Себастьяна Форкель со слов современников писал, что у Христофа был том нот с произведениями знаменитых в ту пору авторов, «Под руководством брата, — сообщает Форкель о Себастьяне, — он приобрел основные навыки игры на клавире (запомним: отец обучал скрипичной игре! — С. М.). Любовь и склонность к музыке исключительно проявлялись в маленьком Себастьяне уже в младенческие годы. Музыкальные пьесы, которые предлагал ему для исполнения брат, он изучил в совершенстве в короткое время». Жадная любознательность мальчика могла пугать Христофа. В свои двадцать пять лет тот знал уже из опыта Бахов, как опасно искушать церковное начальство новшествами в музыке. Себастьяна тянет к великой музыке, повседневная же церковная служба — это ремесло, угодное магистратам и консисториям.
Тень на старшего брата бросает рассказываемая во всех биографиях Себастьяна такая история. Будто бы жажда музыкальных познаний толкнула Себастьяна на невинный обман, как пишет Форкель. Редчайшая для того времени тетрадь с нотами произведений Пахельбеля и других знаменитых композиторов хранилась Иоганном Христофом в шкафу за решетчатой запирающейся дверцей. Строго-настрого было запрещено младшим играть эти пьесы — кто знает, куда поведет такое увлечение!
Маленький Бах упрям. Он попробовал: если просунуть сквозь решетку руку, то, свернув тетрадь в трубку, можно вытащить ее из шкафа. Дождавшись лунной ночи — о том, чтобы зажечь свечу, и думать нельзя было! — он вытащил тетрадь. И, как гласит предание, стал страница за страницей переписывать композиции, влекущие своей тайной. Спустя шесть месяцев с таким трудом добытое сокровище было переписано маленьким музыкантом. Христоф раскрыл обман ослушавшегося Себастьяна ж безжалостно отобрал рукопись...
Соответствует ли истине эта семейная история? Нужно было быть очень доброжелательной к маленькому музыканту самой луне, чтобы в течение целого полугодия в дни полного своего свечения разгонять облака и часами прилежно освещать комнаты Себастьяна, может быть, приостанавливая для того даже свой ход на небосклоне! Предание малодостоверно, но его нельзя обойти в книге о Бахе: это лишь одна из множества историй, долгое время заменявших подлинные факты из жизни композитора, удостоверенные документами и свидетельствами современников.
Иоганн Христоф добросовестно обучал младшего брата технике игры на клавесине, отрывая эти часы от служебных обязанностей и семейных хлопот.
Себастьяна поощряли за старательность учителя ордруфской школы. Слава богу, он уже дошел до выпускного класса — примы. Знакомый Христофу кантор Элиас Герда хвалит дискант Себастьяна и сулит ему успех. Обстоятельства складываются удачно. Товарищ Себастьяна Баха по классу Георг Эрдман, тоже дискантист, приходится земляком кантору, оба они из города Лейне. Когда занятия закончились, кантор Герда рекомендовал Эрдмана, а вместе с ним и Себастьяна в Люнебург. Там при кирке св. Михаэля давно существует лицей, ставящийся постановкой образования в старших классах по широкой программе, включая серьезное обучение музыке.
Себастьян рад был освободить брата от опеки. В марте 1700 года он с Эрдманом отправился в новый город, где они и были приняты стипендиатами в лицей.
Бах и Эрдман зачислены в хор, в группу голосов сопрано. При полном пансионе им была положена хорошая плата за участие в хоре. Только альтист да тенор получали больше. Школа св. Михаэля была известна в Германии еще своей музыкальной библиотекой. В ее несколько мрачных помещениях на полках хранились нотопечатные и переписанные сборники произведений немецких и итальянских музыкантов. За дубовым столом сводчатой библиотеки всегда сидел за перепиской нот ктонибудь из приезжих канторов, органистов и капельмейстеров.
Сюда зачастил и Себастьян. Он обладал поразительной способностью слышать музыку «внутренним слухом». Партитуры и «голоса» были для него звучащей музыкой.
В Люнебурге жил органист и композитор Георг Бем. Сорокалетний музыкант был в расцвете сил. Известно, что на формирование музыкального миросознания юного певца, скрипача и клавесиниста он оказал заметное влияние, хотя нет данных о том, что Себастьян брал у Бема уроки. В органных произведениях Баха это влияние установлено. Бем служил органистом не в церкви св. Михаэля. Но Себастьян с товарищами, конечно, олушал игру талантливого мастера. В юности Бем получил образование в Вене, был осведомлен в творчестве выдающихся композиторов Италии; до переезда в 1698 году в Люнебург лет пять жил в Гамбурге, а этот большой город, не входивший ни в одно из княжеств, считался свободным и слыл счастливым пристанищем для музыкантов. Здесь господствовала северогерманская школа музыки, возглавляемая знаменитым старым органистом Рейнкеном. Но сказывались и влияния, идущие из Франции. Бему в Люнебурге были близки веяния гамбургского искусства. Верный традициям немецкой музыки, он писал пьесы для клавира, слыл искусным сочинителем и исполнителем органных фуг с прелюдиями и хоральных прелюдий. Очевидно, под влиянием Бема Себастьян уже в Люнебурге делает попытки сочинения первых своих органных пьес.
Бем мог много интересного рассказать своему юному почитателю о Гамбурге. Себастьян побывал в этом городе не раз. По нынешним мерам расстояния до Гамбурга от Люнебурга сорок километров. Маленькие путешествия, как передает семейная хроника, Себастьян совершал пешком. Возможно. В Гамбурге же он останавливался у родственников, так что путешествия обходились недорого.
Себастьян слушал там знаменитую оперную труппу, первую тогда в Германии. Опера была в расцвете, руководимая молодым, не достигшим еще и тридцати лет, композитором Рейнхардом Кейзером. Он сочинял оперы в итало-французской манере на мифологические сюжеты. Лишь несколько позже Кейзер приблизил оперу к традициям немецкой музыки, взяв жанровые сюжеты, близкие народной жизни. Будучи очень способным мелодистом, Кейзер одним из первых в Германии композиторов ввел в оперу речитатив.
Можно представить, с каким интересом юный музыкант из провинции всматривался в сцену с декорациями, вслушивался в оперное представление с участием профессиональных артистов и, что было ново, с участием певиц. Даже в княжеских капеллах в те годы редко-редко звучали женские голоса. Ни слова не дошло до нас о впечатлениях люнебургского лицеиста от оперы. Однако Ромен Роллан доказал влияние Кейзера на музыкальную речь Баха. Вместе с тем последующая творческая жизнь Иоганна Себастьяна позволяет сказать, что опера, в частности гамбургская, как музыкальный жанр, не увлекла его ни в юности, ни в последующие годы. Путь Кейзера был далек от пути, избранного Бахом.
Коснувшись же имени Кейзера, отметим, что его опера немалое влияние оказала на сверстника Баха — Георга Генделя. Слава Кейзера возрастала; разносторонне образованный музыкант прожил в Гамбурге до самой смерти, он скончался в 1739 году. За несколько лет до того он побывал в России и даже занимался переложением для оркестровых инструментов мотивов русских песен.
Что же самое важное вывез из Гамбурга Себастьян? Впечатление, полученное от игры знаменитого органиста, импровизатора и композитора Адама Рейнкена. Старый органист церкви св. Катарины потряс своей игрой. Строгой и вместе с тем поэтически-импровизационной. Своды собора то наполнялись безмерной мощью звуков, то легчайшими звуковыми узорами песни-исповеди. Себастьян, конечно, не смел и подойти к этому мастеру, когда тот после службы спускался с хоров и, держась величаво, покидал храм, — на плечах его воистину держались традиции органного искусства Северной Германии, ведущего начало свое от ранней поры XVII века.
Посещал ли Себастьян Гамбург в одиночку или с товарищами по люнебургской школе, неизвестно. Но ради того, чтобы послушать Рейнкена, он готов был еще и еще раз побывать в этом «великом городе», как называли тогда Гамбург. С каким нетерпением по возвращении садился он за орган, если Георг Бем разрешал ему это в свободный от службы час в церкви св. Иоанна.