Крис оттолкнул его руку, пытаясь казаться независимым и сильным.
   — Ничего смешного! — зло воскликнул он.
   — Ты о чем?
   Крис посмотрел на сеть на полу гостиной.
   — Все понятно, — проговорил мужчина в штатском. У него были холодные ничего не выражающие глаза и нездоровый цвет лица, но голос звучал дружелюбно. — Ты слышал, как мы смеялись.
   — Ничего смешного! — еще громче крикнул Крис. — Конечно, ничего, — согласился военный. — Ты нас неправильно понял. Мы смеялись вовсе не над тобой. Вообще-то сплести сеть может далеко не каждый. Вот только тебе следовало бы использовать более прочный материал и сперва поучиться, как это делается. Но идея замечательная. Вот потому мы и смеялись. Но не над тобой. Мы так выражали свое восхищение. Ты храбрый парень. Ты похож на Джерри не только лицом, но и характером.
   Крис почти ничего не понял из того, что сказал мужчина. Он недоверчиво нахмурил брови, смутно припоминая, как давным-давно кто-то говорил ему, что у него был отец. Кто такой Джерри, Крис представления не имел.
   — Вижу, ты мне не доверяешь, — сказал мужчина. Он широко расставил ноги и уперся руками в бедра, как это делают полицейские. — И я лучше представлюсь. Меня зовут Максвел Лепаж.
   Это имя ничего не говорило Крису. Мальчик по-прежнему смотрел исподлобья на незнакомцев.
   Мужчина был озадачен.
   — Генерал Максвел Лепаж. Ты должен меня знать. Ведь я был лучшим другом твоего отца. Крис еще сильнее нахмурил брови.
   — Хочешь сказать, что никогда обо мне не слышал? — Толстяк был поражен. Он обернулся к мужчине в штатском. — Что-то у меня ничего не выходит. — Он беспомощно развел руками. — Может быть, вы объясните мальчику все как есть?
   Мужчина в штатском кивнул, сделал шаг вперед и улыбнулся.
   — Сынок, я Тед Элиот. Но ты можешь звать меня просто Элиот. Все друзья зовут меня так. Крис с недоверием смотрел на него. Мужчина по имени Элиот что-то вытащил из кармана плаща.
   — Думаю, нет такого мальчика, который бы не любил шоколадки. Особенно, “Бэби Рут”. Я хочу стать твоим другом. — Элиот протянул шоколадку Крису.
   Крис переминался с ноги на ногу, делая вид, что ему все до лампочки, и старался не смотреть на шоколадку.
   — Ну же, — подбадривал мужчина. — Я уже съел такую. Очень вкусно.
   Крис не знал, что ему делать. За его жизнь мать дала ему всего один совет — не брать сладости у незнакомых людей. Он не доверял этим людям. В то же время он питался черствыми крекерами. У него закружилась голова и заурчало в животе. Он и сам не заметил, как схватил шоколадку.
   Человек по имени Элиот улыбнулся.
   — Мы приехали помочь тебе, — сказал Лепаж. — Мы знаем, что твоя мама уехала.
   — Она обязательно вернется, — воскликнул Крис.
   — Мы хотим позаботится о тебе. — Лепаж с отвращением смотрел на кучки мух на столе.
   Крис не мог понять, почему Элиот закрыл окна. Разве собирается дождь? Когда Лепаж крепко взял Криса за руку, тот понял, что потерял свое оружие — длинную резинку. Они вышли на крыльцо. Лепаж не отпускал руку Криса, пока Элиот запирал дверь. Крис заметил соседку миссис Колли — она подглядывала из окна своего дома, а потом вдруг спряталась за занавеску. Она никогда раньше так не делала, подумал Крис. Внезапно он почувствовал страх.

3

   Криса посадили на переднее сиденье. Он посмотрел на тяжелые ботинки Лепажа, затем перевел взгляд на галстук Элиота в серую полоску и наконец уставился на ручку дверцы. Как только машина тронулась, он забыл про то, что нужно бежать от этих людей, и с замиранием сердца следил, как Лепаж переключает передачи. Крис никогда в жизни не ездил на машине. Это было замечательное ощущение. Он хотел, чтобы оно длилось как можно дольше, но тут Лепаж остановил машину перед огромным зданием с колоннами, которое напомнило Крису почту. Подталкиваемый Лепажем, крепко державшим его за плечо, Крис шел между двумя мужчинами через мраморные залы со множеством скамеек. Им навстречу попадались мужчины и женщины, одетые так, словно они собрались в церковь. В руках у них были бумаги и какие-то маленькие чемоданчики.
   Открылась дверь с матовым стеклом. Сидящая за столом женщина что-то сказала в ящик рядом с телефоном, затем встала и открыла еще одну дверь, куда вошли Крис и его спутники. Во внутреннем кабинете за еще одним письменным столом сидел пожилой человек с седыми волосами и тонкими усиками. Этот стол был больше, чем тот, за которым сидела женщина, за спиной мужчины стоял американский флаг, а по стенам располагались стеллажи с толстыми книгами в кожаных переплетах.
   Когда Крис остановился перед столом, мужчина поднял глаза от бумаг, которые перебирал.
   — Так, посмотрим. — Он откашлялся. — Кристофер Патрик Килмуни, — прочитал он.
   Крис потерял от страха дар речи. Лепаж и Элиот хором сказали:
   — Да.
   Крис нахмурился от смущения. Мужчина внимательно посмотрел на Криса, потом обратился к его спутникам.
   — Так вы говорите, мать бросила его. — Он водил пальцем по листу бумаги, читая написанное. Когда он снова заговорил, в голосе его слышалось удивление и осуждение: — Неужели пятьдесят один день назад?
   — Совершенно верно, — ответил Элиот. — Его мать уехала на уик-энд с мужчиной еще четвертого июля. С тех пор о ней ни слуху ни духу.
   Крис перевел взгляд с одного мужчины на другого. Тот, что сидел за столом, посмотрел на календарь и почесал щеку.
   — Скоро уже День Труда. У него есть старшие братья или сестры, или родственники, которые заботились о нем?
   — Нет, — ответил Элиот.
   — Он жил один все лето? Как же он выжил?
   — Питался сардинами и копченой колбасой и охотился на мух.
   — На мух? — удивленно переспросил мужчина. — А его мать где-нибудь работает?
   — Она проститутка, ваша честь.
   Это было еще одно слово, которого Крис не знал. Но любопытство взяло верх, и впервые за все время, что они находились в кабинете, он подал голос.
   — Что такое проститутка? — спросил он. Они молча отвернулись.
   — А что с отцом? — спросил сидевший за столом.
   — Он погиб два года назад, — ответил Лепаж. — Вот и все его досье. Теперь вы понимаете, почему департамент социального обеспечения рекомендует городским властям взять его на попечение.
   Мужчина забарабанил пальцами по стеклу на столе.
   — Да, это решаю я, но мне не понятно одно: почему департамент социального обеспечения прислал на слушание дела вас, а не своего представителя.
   Ответил Лепаж:
   — Его отец был майором ВВС. Он погиб, выполняя свой долг. Он был моим другом. Мы с мистером Элиотом неофициально усыновили мальчика, если так можно выразиться. Не считая матери, мы самые близкие ему люди. Но поскольку по роду своей деятельности мы не сможем заняться его воспитанием, то мы хотим быть уверены в том, что кто-то другой сделает это должным образом.
   Мужчина кивнул.
   — Вы знаете, куда его отправят?
   — Знаем, — ответил Элиот, — И мы одобряем этот выбор.
   Мужчина внимательно посмотрел на Криса и вздохнул.
   — Очень хорошо. — Он подписал какую-то бумагу, убрал в папку вместе со множеством других бумаг и передал папку Лепажу.
   — Крис… — начал было мужчина и поперхнулся. Он явно находил слов.
   — Я ему все объясню, когда мы приедем туда, — заверил Элиот.
   — Что вы мне объясните? — со слезами в голосе спросил Крис.
   — Спасибо, — поблагодарил Лепаж мужчину. И прежде чем Крис успел сообразить, что происходит, Лепаж повернул его лицом к двери. Взволнованного Криса снова повели через зал мимо дверей с зелеными стеклами, которые напомнили ему двери соседнего банка или почты за углом. Где все это теперь? И что будет дальше?..

4

   Они остановились перед высокими железными воротами, выкрашенными в черный цвет. Прутья ворот были такими массивными, а расстояние между ними таким узким, что Крис понял — ему никогда отсюда не выбраться. Слева от ворот висела большая металлическая табличка с надписью:
   “ШКОЛА ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ ИМЕНИ БЕНДЖАМИНА ФРАНКЛИНА.”
   Табличка справа гласила:
   “УЧИТЕ ИХ ПОЛИТИКЕ И ВОЕННОМУ ДЕЛУ, ЧТОБЫ ИХ СЫНОВЬЯ МОГЛИ ИЗУЧАТЬ МЕДИЦИНУ И МАТЕМАТИКУ…” ДЖОН АДАМС
   В огромной каменной стене, которой не видно было конца. Крис увидел массивную дверь под этой табличкой. Дверь вела в некое подобие караулки, заваленной пачками газет, мешками почтой и посылками. Мужчина в вязаной жилетке и фуражке железнодорожника с улыбкой разбирал посылки. Держа Криса за руку, Лепаж и Элиот молча прошли через комнату и оказались в залитом солнцем дворе. Они направились к громадному кирпичному зданию прямо по газону.
   — В этом здании занимаются старшеклассники. Когда-нибудь и ты будешь здесь учиться, — сказал Лепаж Крису. — А сегодня мы только запишем тебя в школу.
   На каменной плите, над входом в здание были высечены слова: МУДРОСТЬ ЧЕРЕЗ СМИРЕНИЕ, СОВЕРШЕНСТВО ЧЕРЕЗ ПОКОРНОСТЬ. Было только половина первого, и поэтому им пришлось подождать. Они сидели на длинной старой скамье из дуба, поверхность которой была покрыта толстым слоем лака и отполирована до блеска. Скамья оказалась жесткой и неудобной, и Крис все время съезжал назад, а ноги болтались, не доставая до пола. Чувствуя себя подавленным, он смотрел на стенные часы, напрягаясь каждый раз, когда секундная стрелка рывком перескакивала на одно деление вперед. Монотонные щелчки секундной стрелки, казалось, звучали все громче и напоминали ему стук топора, который он слышал в мясной лавке.
   Ровно в час появилась женщина. Она была в простой юбке, свитере и туфлях на низком каблуке. В отличие от его матери, губы у этой женщины были не накрашены, волосы не завиты, а наоборот, гладко зачесаны назад и собраны в пучок. Взглянув мельком на Криса, она увела Лепажа в свой кабинет.
   Элиот и Крис остались сидеть на скамье.
   — Держу пари, ты не наелся двумя гамбургерами, которые мы купили тебе. — Он улыбнулся мальчику. — Съешь-ка “Бэби Рут”.
   Крис, ссутулившись, упрямо сверлил взглядом противоположную стену.
   — Я понимаю, — снова заговорил Элиот. — Ты хочешь приберечь шоколад на черный день. Но здесь тебя будут кормить регулярно. А что касается шоколада, то в следующий раз, когда я приеду навестить тебя, я принесу еще. Может, ты любишь какой-нибудь другой сорт?
   Крис медленно обернулся. Слова этого высокого худого мужчины с сероватой кожей и грустными глазами чем-то его взволновали.
   — Не могу обещать, что буду навещать тебя часто, — продолжал Элиот. — Но ты должен знать — я твой друг. Я хотел бы, чтобы ты считал меня… ну, скажем, чем-то вроде отца. Я хочу стать для тебя тем, на кого ты мог бы положиться, если вдруг попадешь в беду. Тем, кто тебя любит и желает тебе только добра. Некоторые вещи бывает так трудно объяснить. Доверься мне, и когда-нибудь все поймешь.
   У Криса защипало в носу.
   — Долго я здесь пробуду?
   — Довольно долго.
   — Пока мама не приедет за мной?
   — Не думаю, чтобы она… — Элиот поджал губы. — Твоя мама решила, что тебя следует отдать на попечение городских властей.
   В глазах Криса стояли слезы:
   — Где она?
   — Не знаю.
   — Она умерла? — Крис с таким нетерпением ждал ответа, что даже не заметил, что плачет.
   Элиот обнял его за плечи.
   — Нет, она жива. Но ты ее больше не увидишь. Да, она жива, но для тебя она умерла. Криса душили слезы.
   — Но ты не один. — Элиот похлопал мальчика по плечу. — Я люблю тебя и всегда буду рядом. Мы будем часто видеться. Я заменю тебе семью.
   Как только дверь кабинета открылась, Крис рванулся из рук Элиота, Лепаж вышел, пожимая женщине руку. Теперь она была в очках и держала папку с досье Криса.
   — Мы ценим вашу помощь. Лепаж повернулся к Элиоту:
   — Все будет в порядке. — Он посмотрел на Криса. — Мы оставляем тебя на попечение мисс Хэлэхан. Она очень милая, и я уверен, ты ее полюбишь. — Он пожал Крису руку. Крис поморщился от боли. — Слушайся старших. Веди себя так, чтобы отец, если бы он был жив, мог гордиться тобой.
   Элиот нагнулся и похлопал Криса по плечу.
   — А главное, чтобы я гордился тобой, — сказал он. Элиот и Лепаж шли через холл к выходу, а Крис смотрел им вслед и растерянно моргал сквозь слезы. Нащупав в кармане шоколад, он почувствовал себя увереннее.

5

   Крису предстояло разобраться во многом. Сорок восемь акров школьной территории были разделены широкой дорогой. Мисс Хэлэхан сказала, что до здания, где расположены дортуары, довольно далеко. Крис изо всех сил старался не отстать. По дороге им не встретилось ни души, как будто вот-вот должен был начаться парад, и улицу очистила полиция. Но поблизости не было ни сооружений, ни зрителей, а только огромные деревья возвышались по обе стороны дороги, защищая Криса от палящего солнца.
   Крису объяснили, куда нужно идти, но он чувствовал, что потерял ориентацию. Напротив здания, где обучались старшеклассники, стояли дома. “Жилой корпус и столовая”, — объяснила мисс Хэлэхан. Слева он увидел церковь, а через дорогу от церкви — изолятор. За домами было тихо, но когда Крис и мисс Хэлэхан проходили мимо гимнастического зала в центре двора, его чуть не сбил с ног порыв горячего ветра, налетевший со стороны спортивных площадок. Он заметил стойки ворот, барьеры на беговых дорожках и бейсбольные ворота. Криса поразило, что нигде не видно ни клочка земли — все вокруг было залито бетоном.
   Солнце слепило глаза, когда Крис проходил мимо арсенала и дымящей котельной, вокруг нее были навалены кучи угля. Они наконец пришли, и Крис почувствовал, что болят ноги. Глядя на мрачное серое здание, которое она назвала дортуаром, Крис испытывал тревогу. Когда они спускались вниз по глубокой лестнице, мисс Хэлэхан приходилось тянуть упиравшегося мальчика за руку. Она привела его в большую, пахнущую воском аудиторию в цокольном этаже здания. Здесь Крис увидел дюжину мальчиков разного возраста, одетых в такую же грязную одежду, как и он. Крис растерялся.
   — Ты прибыл вовремя, — сказала мисс Хэлэхан. — Как раз попал на еженедельную инициацию. Иначе пришлось бы все повторять специально для тебя.
   Крис ничего не понял. Он никогда прежде не слышал слова “инициация”. Ему не понравилось, как оно звучит. Взволнованный, он сел на скрипучий стул. Остальные мальчики тоже нервничали и не разговаривали между собой. В аудитории царила неестественная тишина.
   На середину сцены вышел пожилой мужчина в брюках и рубашке цвета хаки с серо-зеленым галстуком. Позади него Крис снова заметил американский флаг. Мужчина держал под мышкой палку. Он сказал, что его зовут полковник Дуглас Долти, он отвечает за прием новых воспитанников и является начальником спального корпуса. Он начал свою речь с веселых историй о животных и спорте. Кое-кто из мальчиков засмеялись. Полковник рискнул предположить, что многие звезды спортивного мира знают о существовании этой школы и при случае непременно посетят ее воспитанников. И тут Крис с удивлением обнаружил, что ему становится интересно. Кожу на щеках стянуло от высохших слез. Полковник рассказал историю (Крис ничего в ней не понял) о месте под названием Древняя Греция и о трехстах солдатах, которые назывались спартанцами. Все они героически погибли при Фермопилах, пытаясь отбить армию персов.
   — А теперь, джентльмены, — закончил полковник свою речь, — я покажу вам, что представляет из себя наша школа.
   Он построил мальчиков в шеренгу по двое, вывел на улицу, и они направились в учебные мастерские. Здесь новичкам, как их называли, показали литейный цех, где мальчики наполняли литейные формы. В типографии другие мальчики набирали свежий номер школьной газеты. Крис побывал в столярной, автомеханической, швейной и обувной мастерских и даже в прачечной. На них всех сильное впечатление произвело то, что мальчики их возраста уже работают. Им хотелось попробовать, как действуют машины.
   Но самое лучшее полковник приберег под конец. С гордой улыбкой он повел их в арсенал и показал отполированные до блеска винтовки Энфилда образца 1917 года, которые скоро будут предоставлены в их распоряжение, а также сабли, военную форму серого цвета с металлическим отливом и белым стоячим воротничком, которую они будут носить в студенческих отрядах. Здесь Крис преисполнился особого благоговения. Никто из мальчиков больше не разговаривал и не дурачился. Крис вдохнул резкий запах ружейного масла. Уважение, которое Крис и другие мальчики испытывали к этому пожилому человеку с первого дня их знакомства с ним, они будут испытывать и в день выпуска, когда он запишет их в воздушно-десантные войска или во второй дивизион морской пехоты. Их уважение даже перерастет в подлинную любовь. Получив суровое воспитание в спартанской атмосфере школы Франклина, они станут истинными патриотами своей страны. Страх быть наказанным очень скоро станет будничным явлением, и они в конце концов, перестанут его испытывать. Блеск сабельных ножен, запах винтовочного масла, от которого шевелятся ноздри, приводящие в трепет душу погоны и знаки отличия родов войск — все это воспитало в выпускниках школы Франклина героизм и стойкость духа, которые они сохранят до конца жизни.
   — Не годится вам ходить в таком виде, правда? — сказал полковник. Не переставая улыбаться, он отвел мальчиков в другое здание, где каждому выдали по две пары высоких черных ботинок со шнуровкой, похожих на армейские. Еще им дали по белой парадной рубашке и по три простых разных цветов, четыре пары брюк, носки и нижнее белье, четыре носовых платка — все это было туго увязано в длинную желтую хлопчатобумажную ночную сорочку. Связав шнурки и повесив ботинки на шею, они прижали к груди сверток и теперь напоминали солдат воздушно-десантных войск в миниатюре. Дорога назад, навстречу сухому горячему ветру, показалась вдвое длиннее.

6

   Парикмахер ждал их. Когда он закончил работу, волосы над ушами Криса оказались сбриты на два дюйма. С бритым затылком он напоминал рекрута новобранца в лагере. Он нервничал и стеснялся, но потом, посмотрев на других мальчиков, рассмеялся. Разглядывая в зеркале свои вдруг ставшие грубоватыми черты лица, он неожиданно почувствовал себя атлетом и ощутил уверенность в себе.
   Затем пришлось идти в душ — маленькую комнатку, выложенную кафелем, где не было ни одного крана. Напор воды регулировала воспитательница, которая наблюдала сквозь окошко и манипулировала ручками. Мужчина-служитель велел им снять одежду и сложить ее в большой холщовый мешок в конце комнаты. Крис испытывал стыд. Он никогда не раздевался ни перед кем, кроме своей матери. В глазах снова защипало, когда он вспомнил о ней. Он попытался прикрыть низ живота ладонями и увидел, что остальные делают то же самое. Его удивило, что воспитательница и служитель ведут себя так, словно не замечают их наготы.
   Сгрудившись в тесной душевой, они старались не прикасаться друг к другу, но это была невыполнимая задача, поскольку куски мыла так и норовили выскользнуть из рук под напором мощных струй воды, от которых шел пар. Он был таким густым, что Крис едва различал других мальчиков. Неожиданно воду выключили, разочарованный Крис вышел из душевой вместе с другими. Все столпились в раздевалке, капли воды стекали с них и падали на кафельный пол. Теперь стало холодно. Служитель дал каждому по полотенцу и указал на большое металлическое ведерко, наполненное каким-то липким веществом со сладким запахом. Он назвал его кольдкремом и велел натереть им лицо, руки, ноги, а также покрасневшие и раздраженные участки тела. Неожиданно Крис заметил, что большой холщовый мешок, в который он и все остальные сложили свою одежду, исчез. Ему так больше и не довелось увидеть ни своих перепачканных смолой тапочек, ни грязной рубашки.
   И шоколад тоже пропал.
   Ему хотелось выть от обиды. Ему так хотелось полакомиться шоколадом!
   Но предаваться сожалениям было некогда. Служитель забрал полотенце и повел их, голых и дрожащих, из раздевалки вверх по лестнице в огромный зал, где вдоль стен стояли кровати. У каждой кровати было два яруса и запирающийся на замок ящик для белья. Окна были забиты решетками. Упавший духом Крис натянул серые шерстяные носки, брюки и рубашку. Он чувствовал себя весьма неуютно в этой новой колючей одежде, но все равно с любопытством смотрел на других мальчиков. Все они были похожи друг на друга как две капли воды, вот только волосы и лица были разного цвета. Почему-то это открытие его успокоило.
   Служитель объяснил им распорядок дня. — Подъем в шесть часов, завтрак в семь, занятия в школе с восьми до двенадцати, обед до двенадцати тридцати, отдых до часа, занятия в школе до пяти, игры до шести, затем ужин и подготовка домашнего задания и наконец в восемь отбой. Если почувствуете недомогание, если у вас что-то будет чесаться или щипать, если из десен вдруг пойдет кровь, ну и так далее, немедленно сообщите мне. Завтра я научу вас раз и навсегда правильно заправлять постели. Первые несколько недель будете спать на клеенке — на всякий случай.
   Служитель вывел их из дортуаров в общий зал, где они присоединились к сотням других мальчиков разных возрастов, которые тоже были одеты во все серое и коротко острижены. Они только что пришли с занятий, но, несмотря на то, что их было так много, в зале царила странная тишина.
   Мальчики молча подходили с подносами к прилавкам и, получив ужин, так же молча удалялись.
   У Криса встал в горле ком, когда он увидел первый ужин, который ему предстояло съесть. Один из ребят сказал, что это тунец с запеканкой из риса и овощей. Другой буркнул, что не любит брюссельскую капусту. Крис никогда ни о чем подобном не слышал. Он знал одно: эта зеленая масса покрыта липким белым веществом, а все вместе пахнет слюнями. Он сидел со своей группой за покрытым пластиком столом, уставившись взглядом в солонку, как вдруг почувствовал, что на него опустилась чья-то тень.
   — Или все будут есть, или все будут наказаны, — пророкотал низкий голос. Крису пришлось задуматься над тем, что сказал этот человек, и постепенно до него дошел смысл его слов.
   Крис заметил, что остальные ребята смотрят на него — ведь если он не будет есть, их тоже накажут. Крис боролся с собой, пытаясь подавить комок в горле. Он медленно взял вилку, не отрываясь, глядя на белое кремообразное вещество. Он старался не дышать, когда жевал и глотал его, и это, кажется, помогло.
   Мальчикам сказали, что после ужина их ждет развлечение. Кино. Крису не только никогда не доводилось ездить на машине, он также не видел ни одного фильма. Его глаза горели от восторга, когда он смотрел фильм в толпе других мальчиков. На экране точно по мановению волшебной палочки сменялись черно-белые картинки. Крис смотрел с открытым ртом на актера, которого звали Джон Уэйн. Остальные мальчики, казалось, знали, кто он такой, и хлопали в ладоши от восторга — фильм был про войну и назывался “Сражающаяся морская когорта”. Грудь Криса вздымалась. Еще бы: там все время стреляли и что-то взрывали. Он не проронил ни звука. Другие ребята кричали и топали ногами в знак одобрения. Крису все это очень нравилось.
   Ночью, лежа на низкой койке в темноте дортуара, он гадал, где же его мама. И пытался понять, что он здесь делает. Он вспомнил, как Лепаж сказал, что его отец погиб, выполняя свой долг. Он услышал, как мальчик напротив стал всхлипывать, и чего-то испугался. Из его глаз вот-вот готовы были брызнуть горькие слезы, но тут кто-то из старших ребят рявкнул:
   — Хватит реветь! Я спать хочу.
   Крис испуганно затих. Когда он понял, что старший парень обращался к новенькому мальчишке напротив его, Криса, кровати, он проглотил слезы, крепко зажмурил глаза и твердо решил не привлекать к себе внимания и стать одним из тех, кто никогда не плачет. Вот только ему очень хотелось заставить Лепажа объяснить, что такое проститутка. Крис всем сердцем хотел чтобы его мама вернулась из Атлантик-Сити и забрала его домой. Горе парализовало его волю. Во сне он видел, как Элиот протягивал ему шоколадку “Бэби Рут”.

7

   — Я болею за команду “Филис”, — сообщил Крису парнишка справа.
   Крис ползал на коленях со своей группой в дальнем конце классной комнаты, где обучался первый класс. Они складывали головоломки — в основном это были карты Соединенных Штатов с нарисованными на них яблоками, шахтами и нефтяными скважинами, а иногда карты стран, о которых Крис прежде не слышал: например, Китай, Корея, Россия. Головоломки были ярко раскрашены, и Крис быстро научился их складывать. Он никогда раньше не учился в школе и, несмотря на жалобы, которые он слышал от старших ребят, школа ему нравилась. По крайней мере, пока. Он был уверен, что мама вернется и заберет его.
   Парнишка, который сказал, что болеет за команду “Филис”, выглядел еще более худым, чем Крис, его лицо было так обтянуто кожей, что глаза казались навыкате. Когда мальчишка улыбнулся, ожидая поддержки товарищей, Крис заметил, что у него не хватает нескольких зубов. Но парнишку никто не поддержал, и улыбка быстро угасла, сменившись выражением покорности.
   Заговорил другой мальчик, тот, что был слева от Криса. Ему было столько же лет, сколько и всем остальным ребятам в группе, но он был гораздо крупнее — не просто выше, а плотнее других. У него были самые темные волосы и самая загорелая кожа, квадратное лицо и самый низкий голос. Его звали Сол Грисман. Прошлой ночью в спальне Крис услышал, как один из старших ребят шепотом сказал, что Грисман — еврей. Крис не понял, что это значит.