Страница:
Несмотря на тревожные мысли Сол не сомневался, что Элиот здесь. Но в каком домике?
Он вспомнил вид с холма. Двадцать домиков, по десять с каждой стороны. Из-за дождя, наверное, туристы решили остаться дома. Иначе как еще объяснить тот факт, что перед четырнадцатью домиками стоят машины? Из шести пустых стоянок две были по бокам “форда”. Третья рядом с конторой, четвертая на той же стороне, только в противоположном конце, почти в лесу. Еще две были с его стороны.
Сол вспомнил игру, в которую они с Крисом любили играть в сиротском приюте, и у него заныло сердце. Игре их научил Элиот. Он называл ее “наперстками”.
— Жулики дурят олухов на ярмарках, — рассказывал он. — Смотрите, в чем тут дело. Три пустых наперстка ставятся в один ряд, под один кладется горошина. Потом наперстки меняются местами, причем несколько раз, как можно быстрее. Вот так. А сейчас скажите мне, где горошина?
Ни Сол, ни Крис не угадали.
— Это лишний раз доказывает, что рука быстрее глаза. Я хочу, чтобы вы играли в нее до тех пор, пока не будете безошибочно определять, где лежит горошина. Мне нужно, чтобы ваши глаза были быстрее любых рук.
Сол вспомнил “наперстки”, и его охватил гнев. Сейчас, правда, было не три, а шесть наперстков. В каком домике горошина?!
Он решил действовать методом исключения. Выберет ли Элиот домик рядом с конторой и дорогой? Едва ли. Лучше спрятаться там, где надежнее прикрытие — в середине. А может, и нет. Как насчет домика в противоположном ряду у самого леса?
Сол покачал головой. Слишком далеко от дороги. Вдруг придется быстро уходить?
Правда, в случае перестрелки изолированное положение послужит преимуществом — почти никто не услышит выстрелов.
И вновь он оказался в тупике.
А домики по обеим сторонам от “форда”? Нет, слишком очевидно. Сол решительно отбросил их.
А если Элиот выбрал очевидное?
Опять патовая ситуация. Элиот не покажется до тех пор, пока не почувствует себя в безопасности. Сол в свою очередь решили ничего не предпринимать до тех пор, пока не убедится, что это не ловушка. Но и Элиот, и Сол знали, что полиция будет искать угнанный фургон и скоро появится здесь.
Вместе с охранниками из дома отдыха.
Что-то нужно сделать, чтобы выйти из пата.
Кто-то должен сделать первый ход.
Сол принял решение. Оно казалось случайным, но в глубине души он надеялся, что оно правильное. Где бы я спрятался на месте Элиота? Только не с Поллуксом. Я бы посмотрел, что произойдет. Значит, подальше от “форда”. Я бы остановился вон том домике.
Количество вариантов уменьшилось, по крайней мере теоретически, и Сол направился через дождь к пустым домикам слева от себя.
— Значит ты догадался, — услышал он старческий голос. Сол молниеносно повернулся и навел автомат между домиками.
Мокрый Элиот спустился с крыльца. Сол никогда не видел таким усталым и постаревшим.
— Чего же ты ждешь? — пожал плечами старик. — Стреляй. Солу страшно хотелось нажать на курок, но он с изумлением понял, что не может выстрелить.
— В чем дело? — поинтересовался его отец. — Разве ты не хотел убить меня? Поздравляю! Твоя взяла.
Сол хотел закричать, но у него перехватило дыхание, к горлу подкатил комок. Грудь сжало, словно тисками, и он испугался, что его легкие просто лопнут.
— Ты все рассчитал правильно, — сказал его отец. — Черт побери, я слишком хорошо подготовил тебя. Я всегда говорил: поставь себя на место врага, за которым охотишься. И ты догадался. Ты почувствовал, что я в домике на этой стороне.
Ливень был таким сильным, что Сол не был уверен, от слез намокли его щеки или от капель дождя.
— Сволочь!
— Не меньше, чем ты. Стреляй, — сказал Элиот. — Я же сдался. Нажимай на курок.
И вновь Солу было трудно говорить.
— Почему? — хрипло прошептал он.
— Неужели не ясно? Я стар. Я устал.
— У тебя все равно был шанс.
— Какой? Умереть? Или увидеть, как умрет мой очередной сын? Хватит с меня! Меня и так постоянно мучат призраки. И фурии. Там, на берегу реки, я попытался объяснить, почему делал то, в чем ты меня обвиняешь.
— Я не могу простить тебе убийство Криса.
— Зря я тогда предложил тебе помириться. Стреляй. — Мокрые тонкие седые волосы Элиота прилипли ко лбу. — Чего тянешь? Ты ведешь себя как любитель. — Черный костюм Элиота, промокший до нитки, трогательно прилип к телу. — Твой отец просит тебя убить его.
— Нет, — покачал головой Сол. — Может, ты и хочешь умереть, но все чертовски легко.
— Верно. Я тебя понимаю. Месть не приносит удовлетворения, если человек, которому мстишь, не сопротивляется. Очень хорошо. Если ты не стреляешь, значит, ты сделал выбор.
Сол и Элиот смотрели друг на друга.
— Я не предлагаю мир, — сказал Элиот, — но, может, заключим перемирие? Я твой отец. Как бы сильно ты меня не ненавидел, между нами все равно есть что-то общее. В память о тех днях, когда ты любил меня, дай мне дожить свои последние дни в мире и покое.
Сол чуть не спустил курок, так ему хотелось отказать Элиоту. Он понял, что разговаривает с Элиотом уже несколько минут, и Кастор с Поллуксом могли убить его, когда он вышел из-за домика. Похоже, Элиот сдался по-настоящему.
Нет, не здесь, не сейчас, подумал Сол. Он не мог заставить себя нажать на курок, не мог выстрелить в беззащитного человека.
— Ты столькому научил меня, а я все равно потерпел неудачу.
Его отец печально и загадочно поднял брови.
— А может, ты плохо учил меня, — продолжил Сол, опуская “узи”. — Кто знает, может, все к лучшему. Я ухожу в отставку. К черту Управление! К черту тебя! Я знаю одну женщину. Нужно было уехать с ней, а не играть с тобой в прятки.
— Я никогда тебе не рассказывал еще кое о чем, — сказал после паузы Элиот. — Тебе, наверное, было интересно, почему я не женился. Понимаешь, еще в пятьдесят первом я сделал окончательный выбор. Управление или… Сейчас я не уверен, что не ошибся тогда. — Прогремел гром, и старик поднял голову и посмотрел на черные тучи. — Я часто спрашивал себя, что с ней произошло? — Его глаза сузились, он вспомнил прошлое. Потом Элиот одернул костюм, и его настроение изменилось. — Мы с тобой ведем себя глупо, — насмешливо проговорил он. — Мокнем под дождем. Молодой крепкий мужчина вроде тебя, похоже, не прочь и вымокнуть, но мои старые кости… — Он рассмеялся над собой и протянул дрожащую руку. — Слава Богу, все кончено. У меня в чемодане бутылка “Дикой индейки”. Давай выпьем на прощание по стаканчику, чтобы согреться.
— Ты учил нас никогда не пить. Ты говорил, что спиртное замедляет реакцию.
— Я и не надеялся, что ты станешь пить со мной. Но раз ты в отставке, какое это имеет сейчас значение?
— Старые привычки умирают с трудом.
— Это точно. Извини. Как бы ты теперь ни старался, ты никогда не будешь нормальным человеком. Это тоже будет мучить меня.
Элиот устало повернулся, взошел на крыльцо, защищенное от”, дождя козырьком, и махнул рукой. В дверях домика за “фордом” нервно замер Поллукс, но, когда он увидел сигнал от Элиота, его плечи расслабились. Он скрылся в домике и закрыл за собой дверь.
Сол подошел к отцу.
— Так как мы больше не увидимся, я хотел бы раскрыть один; секрет, — сказал Элиот.
— Какой?
— О Крисе и монастыре. С ним там кое-что произошло. По-моему, будет лучше, если ты узнаешь об этом. — Старик вошел в домик, пошарил в чемодане и вытащил большую бутылку “Дикой индейки”. — Где-то здесь должен быть стакан. А, вот он. — Элиот налил немного виски. — Точно не хочешь выпить?
— Что ты хотел рассказать о Крисе? — Сол нетерпеливо подошел к отцу. — Что произошло в монастыре?
За спиной негромко скрипнула дверь, и Сол автоматически наклонился вперед, защищая почечную артерию. Все произошло молниеносно: что-то мелькнуло, но это был не нож. В воздухе блеснула струна от пианино, опустилась к нему на голову и скользнула к горлу.
Гаррота. Ее обычно прячут под воротником. К концам приделаны две деревянные ручки, чтобы не порезать пальцы.
Сол инстинктивно поднял руки, чтобы защитить горло, но это было ошибкой.
Андрэ Ротберг учил: горло нужно защищать одной рукой. Вторую руку держи свободной, чтобы драться. Если проволока захватит обе руки, тебе конец.
Сол кое-как освободил левую руку. Правая рука сейчас защищала гортань и была захвачена проволокой. Кастор усилил давление.
Откуда-то издалека донеслись слова Элиота:
— Извини, но ты же понимаешь, что я не могу тебе верить. Вдруг ты проснешься завтра утром и решишь, что все равно должен убить меня? — Он закрыл дверь. — Так будет лучше. Обойдемся без стрельбы, чтобы не пугать туристов. Никто не станет звонить в полицию. Времени на то, чтобы уехать, нам хватит. Мне жаль, что я заманил тебя в ловушку. Наверное, тебе все равно, но я люблю тебя.
Гаррота убивает двумя способами: душит жертву и перерезает ей горло. Самая простая гаррота не что иное, как кусок струны от пианино, но профессионалы обычно пользуются удавками из нескольких скрученных струн, в которые вделаны промышленные алмазы. Когда жертва поднимает руку, чтобы защитить горло, нападающий может алмазом перерезать пальцы.
Это сейчас и делал Кастор.
Сол боролся, чувствуя, как алмазы впиваются в кожу, разрезают пальцы до кости. По руке потекла кровь. Воздуха становилось все меньше и меньше. Сол захрипел, в глазах потемнело.
Дверь открылась, и в домик вошел Поллукс. Его появление на какую-то долю секунды отвлекло Кастора и дало Солу необходимое время. Он согнул свободную руку, отвел ее вперед и изо всех сил ударил назад. Локоть угодил Кастору в грудь. Андрэ Ротберг хорошо подготовил Сола. Локоть Сола сломал ребра Кастора и поразил легкие.
Кастор застонал, отпустил гарроту и сделал шаг назад.
Сол не стал снимать удавку и молниеносно развернулся. Локоть пронзила острая боль, и он понял, что сломал его, но сейчас это не имело значения. Ротберг придумал собственную теорию: некоторые части тела могут использоваться как оружие даже в поврежденном виде. Локоть относится как раз к таким частям.
Сол выпрямил руку и, не обращая внимание на боль, ударил ребром напряженной ладони Поллукса в горло. Удар оказался смертельным. Поллукс рухнул на пол и забился в конвульсиях.
ЭПИЛОГ
Несмотря на страшную рану. Кастор продолжал стоять на ногах, но после удара ладонью он упал и захрипел. Сол сорвал с горла гарроту и повернулся к Элиоту.
— Я на самом деле не мог тогда тебя убить.
— Нет. Пожалуйста. — Элиот побледнел.
Сол схватил “узи”, который уронил во время драки.
— Нет? — яростно переспросил он и обнял отца. Прижимая его к себе сломанной рукой, он поднял автомат на уровень груди.
Элиот попытался высвободиться.
Продолжая обнимать отца, Сол нажал на курок. “Узи” затрещал, выбрасывая пустые гильзы. Звуки выстрелов напоминали треск швейной машинки, которая прошила сердце Элиота.
— У тебя все равно никогда не было сердца. — Окровавленный Сол выпустил вздрагивающее тело отца и простонал: — За Криса!
Он зарыдал.
Потом обмотал разрезанные пальцы платком, не обращая внимания на страшную боль. Заживут. Сол торопливо сбросил с себя мокрую одежду и натянул сухие джинсы и хлопчатобумажную рубашку Поллукса.
Предстояло еще много сделать. Сотрудники службы безопасности дома отдыха и полиция скоро будут здесь. Он побоялся возвращаться к угнанному фургону. Придется взять “форд”, хотя туристы, встревоженные выстрелами, увидят его. Ключи были у Поллукса. В целях безопасности машину нужно будет скоро бросить. Если удастся добраться до Ванкувера, все будет в порядке.
А потом? У полиции не будет следов.
Остается Управление. Объявят ли на него охоту? Пока он не будет уверен, что в абсолютной безопасности, ни в коем случае нельзя ехать к Эрике.
Сол открыл дверь, и в комнату влетели капли дождя. Он оглянулся на Элиота. Несколько минут назад он сказал: “За Криса”. Сейчас добавил дрожащим голосом:
— И за меня!
Последствия
Абеляр и Элоиза
Под Розой
Искупление
Он вспомнил вид с холма. Двадцать домиков, по десять с каждой стороны. Из-за дождя, наверное, туристы решили остаться дома. Иначе как еще объяснить тот факт, что перед четырнадцатью домиками стоят машины? Из шести пустых стоянок две были по бокам “форда”. Третья рядом с конторой, четвертая на той же стороне, только в противоположном конце, почти в лесу. Еще две были с его стороны.
Сол вспомнил игру, в которую они с Крисом любили играть в сиротском приюте, и у него заныло сердце. Игре их научил Элиот. Он называл ее “наперстками”.
— Жулики дурят олухов на ярмарках, — рассказывал он. — Смотрите, в чем тут дело. Три пустых наперстка ставятся в один ряд, под один кладется горошина. Потом наперстки меняются местами, причем несколько раз, как можно быстрее. Вот так. А сейчас скажите мне, где горошина?
Ни Сол, ни Крис не угадали.
— Это лишний раз доказывает, что рука быстрее глаза. Я хочу, чтобы вы играли в нее до тех пор, пока не будете безошибочно определять, где лежит горошина. Мне нужно, чтобы ваши глаза были быстрее любых рук.
Сол вспомнил “наперстки”, и его охватил гнев. Сейчас, правда, было не три, а шесть наперстков. В каком домике горошина?!
Он решил действовать методом исключения. Выберет ли Элиот домик рядом с конторой и дорогой? Едва ли. Лучше спрятаться там, где надежнее прикрытие — в середине. А может, и нет. Как насчет домика в противоположном ряду у самого леса?
Сол покачал головой. Слишком далеко от дороги. Вдруг придется быстро уходить?
Правда, в случае перестрелки изолированное положение послужит преимуществом — почти никто не услышит выстрелов.
И вновь он оказался в тупике.
А домики по обеим сторонам от “форда”? Нет, слишком очевидно. Сол решительно отбросил их.
А если Элиот выбрал очевидное?
Опять патовая ситуация. Элиот не покажется до тех пор, пока не почувствует себя в безопасности. Сол в свою очередь решили ничего не предпринимать до тех пор, пока не убедится, что это не ловушка. Но и Элиот, и Сол знали, что полиция будет искать угнанный фургон и скоро появится здесь.
Вместе с охранниками из дома отдыха.
Что-то нужно сделать, чтобы выйти из пата.
Кто-то должен сделать первый ход.
Сол принял решение. Оно казалось случайным, но в глубине души он надеялся, что оно правильное. Где бы я спрятался на месте Элиота? Только не с Поллуксом. Я бы посмотрел, что произойдет. Значит, подальше от “форда”. Я бы остановился вон том домике.
Количество вариантов уменьшилось, по крайней мере теоретически, и Сол направился через дождь к пустым домикам слева от себя.
— Значит ты догадался, — услышал он старческий голос. Сол молниеносно повернулся и навел автомат между домиками.
Мокрый Элиот спустился с крыльца. Сол никогда не видел таким усталым и постаревшим.
— Чего же ты ждешь? — пожал плечами старик. — Стреляй. Солу страшно хотелось нажать на курок, но он с изумлением понял, что не может выстрелить.
— В чем дело? — поинтересовался его отец. — Разве ты не хотел убить меня? Поздравляю! Твоя взяла.
Сол хотел закричать, но у него перехватило дыхание, к горлу подкатил комок. Грудь сжало, словно тисками, и он испугался, что его легкие просто лопнут.
— Ты все рассчитал правильно, — сказал его отец. — Черт побери, я слишком хорошо подготовил тебя. Я всегда говорил: поставь себя на место врага, за которым охотишься. И ты догадался. Ты почувствовал, что я в домике на этой стороне.
Ливень был таким сильным, что Сол не был уверен, от слез намокли его щеки или от капель дождя.
— Сволочь!
— Не меньше, чем ты. Стреляй, — сказал Элиот. — Я же сдался. Нажимай на курок.
И вновь Солу было трудно говорить.
— Почему? — хрипло прошептал он.
— Неужели не ясно? Я стар. Я устал.
— У тебя все равно был шанс.
— Какой? Умереть? Или увидеть, как умрет мой очередной сын? Хватит с меня! Меня и так постоянно мучат призраки. И фурии. Там, на берегу реки, я попытался объяснить, почему делал то, в чем ты меня обвиняешь.
— Я не могу простить тебе убийство Криса.
— Зря я тогда предложил тебе помириться. Стреляй. — Мокрые тонкие седые волосы Элиота прилипли ко лбу. — Чего тянешь? Ты ведешь себя как любитель. — Черный костюм Элиота, промокший до нитки, трогательно прилип к телу. — Твой отец просит тебя убить его.
— Нет, — покачал головой Сол. — Может, ты и хочешь умереть, но все чертовски легко.
— Верно. Я тебя понимаю. Месть не приносит удовлетворения, если человек, которому мстишь, не сопротивляется. Очень хорошо. Если ты не стреляешь, значит, ты сделал выбор.
Сол и Элиот смотрели друг на друга.
— Я не предлагаю мир, — сказал Элиот, — но, может, заключим перемирие? Я твой отец. Как бы сильно ты меня не ненавидел, между нами все равно есть что-то общее. В память о тех днях, когда ты любил меня, дай мне дожить свои последние дни в мире и покое.
Сол чуть не спустил курок, так ему хотелось отказать Элиоту. Он понял, что разговаривает с Элиотом уже несколько минут, и Кастор с Поллуксом могли убить его, когда он вышел из-за домика. Похоже, Элиот сдался по-настоящему.
Нет, не здесь, не сейчас, подумал Сол. Он не мог заставить себя нажать на курок, не мог выстрелить в беззащитного человека.
— Ты столькому научил меня, а я все равно потерпел неудачу.
Его отец печально и загадочно поднял брови.
— А может, ты плохо учил меня, — продолжил Сол, опуская “узи”. — Кто знает, может, все к лучшему. Я ухожу в отставку. К черту Управление! К черту тебя! Я знаю одну женщину. Нужно было уехать с ней, а не играть с тобой в прятки.
— Я никогда тебе не рассказывал еще кое о чем, — сказал после паузы Элиот. — Тебе, наверное, было интересно, почему я не женился. Понимаешь, еще в пятьдесят первом я сделал окончательный выбор. Управление или… Сейчас я не уверен, что не ошибся тогда. — Прогремел гром, и старик поднял голову и посмотрел на черные тучи. — Я часто спрашивал себя, что с ней произошло? — Его глаза сузились, он вспомнил прошлое. Потом Элиот одернул костюм, и его настроение изменилось. — Мы с тобой ведем себя глупо, — насмешливо проговорил он. — Мокнем под дождем. Молодой крепкий мужчина вроде тебя, похоже, не прочь и вымокнуть, но мои старые кости… — Он рассмеялся над собой и протянул дрожащую руку. — Слава Богу, все кончено. У меня в чемодане бутылка “Дикой индейки”. Давай выпьем на прощание по стаканчику, чтобы согреться.
— Ты учил нас никогда не пить. Ты говорил, что спиртное замедляет реакцию.
— Я и не надеялся, что ты станешь пить со мной. Но раз ты в отставке, какое это имеет сейчас значение?
— Старые привычки умирают с трудом.
— Это точно. Извини. Как бы ты теперь ни старался, ты никогда не будешь нормальным человеком. Это тоже будет мучить меня.
Элиот устало повернулся, взошел на крыльцо, защищенное от”, дождя козырьком, и махнул рукой. В дверях домика за “фордом” нервно замер Поллукс, но, когда он увидел сигнал от Элиота, его плечи расслабились. Он скрылся в домике и закрыл за собой дверь.
Сол подошел к отцу.
— Так как мы больше не увидимся, я хотел бы раскрыть один; секрет, — сказал Элиот.
— Какой?
— О Крисе и монастыре. С ним там кое-что произошло. По-моему, будет лучше, если ты узнаешь об этом. — Старик вошел в домик, пошарил в чемодане и вытащил большую бутылку “Дикой индейки”. — Где-то здесь должен быть стакан. А, вот он. — Элиот налил немного виски. — Точно не хочешь выпить?
— Что ты хотел рассказать о Крисе? — Сол нетерпеливо подошел к отцу. — Что произошло в монастыре?
За спиной негромко скрипнула дверь, и Сол автоматически наклонился вперед, защищая почечную артерию. Все произошло молниеносно: что-то мелькнуло, но это был не нож. В воздухе блеснула струна от пианино, опустилась к нему на голову и скользнула к горлу.
Гаррота. Ее обычно прячут под воротником. К концам приделаны две деревянные ручки, чтобы не порезать пальцы.
Сол инстинктивно поднял руки, чтобы защитить горло, но это было ошибкой.
Андрэ Ротберг учил: горло нужно защищать одной рукой. Вторую руку держи свободной, чтобы драться. Если проволока захватит обе руки, тебе конец.
Сол кое-как освободил левую руку. Правая рука сейчас защищала гортань и была захвачена проволокой. Кастор усилил давление.
Откуда-то издалека донеслись слова Элиота:
— Извини, но ты же понимаешь, что я не могу тебе верить. Вдруг ты проснешься завтра утром и решишь, что все равно должен убить меня? — Он закрыл дверь. — Так будет лучше. Обойдемся без стрельбы, чтобы не пугать туристов. Никто не станет звонить в полицию. Времени на то, чтобы уехать, нам хватит. Мне жаль, что я заманил тебя в ловушку. Наверное, тебе все равно, но я люблю тебя.
Гаррота убивает двумя способами: душит жертву и перерезает ей горло. Самая простая гаррота не что иное, как кусок струны от пианино, но профессионалы обычно пользуются удавками из нескольких скрученных струн, в которые вделаны промышленные алмазы. Когда жертва поднимает руку, чтобы защитить горло, нападающий может алмазом перерезать пальцы.
Это сейчас и делал Кастор.
Сол боролся, чувствуя, как алмазы впиваются в кожу, разрезают пальцы до кости. По руке потекла кровь. Воздуха становилось все меньше и меньше. Сол захрипел, в глазах потемнело.
Дверь открылась, и в домик вошел Поллукс. Его появление на какую-то долю секунды отвлекло Кастора и дало Солу необходимое время. Он согнул свободную руку, отвел ее вперед и изо всех сил ударил назад. Локоть угодил Кастору в грудь. Андрэ Ротберг хорошо подготовил Сола. Локоть Сола сломал ребра Кастора и поразил легкие.
Кастор застонал, отпустил гарроту и сделал шаг назад.
Сол не стал снимать удавку и молниеносно развернулся. Локоть пронзила острая боль, и он понял, что сломал его, но сейчас это не имело значения. Ротберг придумал собственную теорию: некоторые части тела могут использоваться как оружие даже в поврежденном виде. Локоть относится как раз к таким частям.
Сол выпрямил руку и, не обращая внимание на боль, ударил ребром напряженной ладони Поллукса в горло. Удар оказался смертельным. Поллукс рухнул на пол и забился в конвульсиях.
ЭПИЛОГ
Несмотря на страшную рану. Кастор продолжал стоять на ногах, но после удара ладонью он упал и захрипел. Сол сорвал с горла гарроту и повернулся к Элиоту.
— Я на самом деле не мог тогда тебя убить.
— Нет. Пожалуйста. — Элиот побледнел.
Сол схватил “узи”, который уронил во время драки.
— Нет? — яростно переспросил он и обнял отца. Прижимая его к себе сломанной рукой, он поднял автомат на уровень груди.
Элиот попытался высвободиться.
Продолжая обнимать отца, Сол нажал на курок. “Узи” затрещал, выбрасывая пустые гильзы. Звуки выстрелов напоминали треск швейной машинки, которая прошила сердце Элиота.
— У тебя все равно никогда не было сердца. — Окровавленный Сол выпустил вздрагивающее тело отца и простонал: — За Криса!
Он зарыдал.
Потом обмотал разрезанные пальцы платком, не обращая внимания на страшную боль. Заживут. Сол торопливо сбросил с себя мокрую одежду и натянул сухие джинсы и хлопчатобумажную рубашку Поллукса.
Предстояло еще много сделать. Сотрудники службы безопасности дома отдыха и полиция скоро будут здесь. Он побоялся возвращаться к угнанному фургону. Придется взять “форд”, хотя туристы, встревоженные выстрелами, увидят его. Ключи были у Поллукса. В целях безопасности машину нужно будет скоро бросить. Если удастся добраться до Ванкувера, все будет в порядке.
А потом? У полиции не будет следов.
Остается Управление. Объявят ли на него охоту? Пока он не будет уверен, что в абсолютной безопасности, ни в коем случае нельзя ехать к Эрике.
Сол открыл дверь, и в комнату влетели капли дождя. Он оглянулся на Элиота. Несколько минут назад он сказал: “За Криса”. Сейчас добавил дрожащим голосом:
— И за меня!
Последствия
Абеляр и Элоиза
Франция, 1138 год.
Пьер Абеляр, каноник собора Нотр-Дам, был видным ученым, но всего лишился, влюбившись в свою прекрасную ученицу Элоизу. Элоиза забеременела, и разгневанный дядя кастрировал Пьера. Ревнивые соперники тоже попытались извлечь выгоду из его бедственного положения. Абеляр ушел из Нотр-Дам и основал рядом с женским монастырем обитель под названием “Параклет”, в которой могли укрыться страждущие странники. Монастырь он пригласил возглавить Элоизу, ставшую к тому времени монахиней. Его увечье не позволяло им заниматься плотской любовью, но они нежно любили друг друга, как брат и сестра. Абеляр и Элоиза написали историю несчастий Пьера и письма Элоизы, которые и послужили основой возникновения легенды об их трагической любви. После неоднократных попыток вернуть себе утраченную славу Абеляр устал от жизни и умер, отвергнутый всеми. Некоторые, правда, говорили, что у него не выдержало сердце. Он был похоронен в монастыре святого Марселя, но потом Элоиза тайно перевезла его тело в “Параклет”. Она оплакивала своего возлюбленного двадцать лет. Элоизу похоронили рядом с Абеляром. В последующие века их останки неоднократно переносились с места на место, но в конце концов были помещены в гробницу на кладбище Пер-Лашез в Париже, на которой начертали их имена.
Здесь Абеляр и Элоиза обрели убежище и вечный покой.
Пьер Абеляр, каноник собора Нотр-Дам, был видным ученым, но всего лишился, влюбившись в свою прекрасную ученицу Элоизу. Элоиза забеременела, и разгневанный дядя кастрировал Пьера. Ревнивые соперники тоже попытались извлечь выгоду из его бедственного положения. Абеляр ушел из Нотр-Дам и основал рядом с женским монастырем обитель под названием “Параклет”, в которой могли укрыться страждущие странники. Монастырь он пригласил возглавить Элоизу, ставшую к тому времени монахиней. Его увечье не позволяло им заниматься плотской любовью, но они нежно любили друг друга, как брат и сестра. Абеляр и Элоиза написали историю несчастий Пьера и письма Элоизы, которые и послужили основой возникновения легенды об их трагической любви. После неоднократных попыток вернуть себе утраченную славу Абеляр устал от жизни и умер, отвергнутый всеми. Некоторые, правда, говорили, что у него не выдержало сердце. Он был похоронен в монастыре святого Марселя, но потом Элоиза тайно перевезла его тело в “Параклет”. Она оплакивала своего возлюбленного двадцать лет. Элоизу похоронили рядом с Абеляром. В последующие века их останки неоднократно переносились с места на место, но в конце концов были помещены в гробницу на кладбище Пер-Лашез в Париже, на которой начертали их имена.
Здесь Абеляр и Элоиза обрели убежище и вечный покой.
Под Розой
Фоллс-Черч. Вирджиния (АП):
Вчера ночью мощный взрыв уничтожил теплицу за домом Эдуарда Франциска Элиота, бывшего начальника контрразведки ЦРУ. Мистер Элиот, большой любитель роз, был убит шесть дней назад в Британской Колумбии, в Канаде, во время отдыха. Его похороны во вторник в Вашингтоне показали редкое согласие между республиканцами и демократами, которые, как один, оплакивали потерю великого американца. “Он беззаветно прослужил своей родине более сорока лет, — сказал президент. — Нам будет очень не хватать его”.
Взрыв прошлой ночью, по словам представителя полиции, вызван мощной термитной бомбой. “Температура была фантастической, — сказал начальник пожарной службы на пресс-конференции. — Что не сгорело, просто расплавилось. Мы не могли приблизиться к теплице несколько часов. Не могу представить, кому могло понадобиться разрушать ее? Говорят, в ней были роскошные розы, несколько очень редких видов, причем некоторые существовали в единственном экземпляре. Это бессмысленно”.
Завеса таинственности еще более сгустилась после того, как пожарные нашли под теплицей железный сейф. Территория поместья мистера Элиота была тут же оцеплена агентами ЦРУ и ФБР.
“Мы целую ночь пытались открыть его, — заявил представитель ЦРУ. — Огромная температура от взрыва расплавила замки, и пришлось в конце концов разрезать его. Нам известно, что в сейфе хранились документы, но какие — невозможно определить. Температура была такой высокой, что все они сгорели дотла и превратились в пепел”.
Вчера ночью мощный взрыв уничтожил теплицу за домом Эдуарда Франциска Элиота, бывшего начальника контрразведки ЦРУ. Мистер Элиот, большой любитель роз, был убит шесть дней назад в Британской Колумбии, в Канаде, во время отдыха. Его похороны во вторник в Вашингтоне показали редкое согласие между республиканцами и демократами, которые, как один, оплакивали потерю великого американца. “Он беззаветно прослужил своей родине более сорока лет, — сказал президент. — Нам будет очень не хватать его”.
Взрыв прошлой ночью, по словам представителя полиции, вызван мощной термитной бомбой. “Температура была фантастической, — сказал начальник пожарной службы на пресс-конференции. — Что не сгорело, просто расплавилось. Мы не могли приблизиться к теплице несколько часов. Не могу представить, кому могло понадобиться разрушать ее? Говорят, в ней были роскошные розы, несколько очень редких видов, причем некоторые существовали в единственном экземпляре. Это бессмысленно”.
Завеса таинственности еще более сгустилась после того, как пожарные нашли под теплицей железный сейф. Территория поместья мистера Элиота была тут же оцеплена агентами ЦРУ и ФБР.
“Мы целую ночь пытались открыть его, — заявил представитель ЦРУ. — Огромная температура от взрыва расплавила замки, и пришлось в конце концов разрезать его. Нам известно, что в сейфе хранились документы, но какие — невозможно определить. Температура была такой высокой, что все они сгорели дотла и превратились в пепел”.
Искупление
Сол наслаждался физической работой. Он уже несколько часов копал траншею. Мышцы гудели, но по телу катились ручейки чистого пота. Какое-то время Эрика помогала ему, но в доме заплакал ребенок, и она пошла к нему. Позже Эрика приготовила тесто для ароматного субботнего хлеба. Сол восхищенно улыбнулся, наблюдая, как она грациозно идет к дому из белых бетонных блоков, такому же, как и остальные дома в поселении.
В бирюзовом небе плавилось ослепительно-белое солнце. Сол вытер пот с лица и вновь взял лопату. Когда он закончит делать ирригационную сеть, то посадит овощи и виноград и будет ждать, когда Бог пошлет дождь.
Они с Эрикой приехали в это поселение, расположенное к северу от Беэр-Шевы и пустыни, шесть месяцев назад, перед самым рождением ребенка. Они хотели помочь укрепить границы Израиля, но, разочарованные напряженной обстановкой, решили не селиться на земле, на которую претендовали арабы. Они предпочли укреплять внутренние границы Израиля, но близость внешней границы постоянно ощущалась. В любой момент можно было ожидать нападения, поэтому Сол всегда ходил вооруженный. Вот и сейчас рядом с траншеей лежала мощная винтовка.
Что касается ЦРУ, то сейчас все было в порядке. Теоретически разведывательное сообщество продолжало искать его. После убийства Элиота он связался с управлением и людьми из МИ-6 и КГБ. Сол разоблачил группу высокопоставленных предателей, и разведывательные службы обрадовались, что их старые подозрения подтвердились. Конечно, к этой радости примешивалась и горечь. Они предприняли шаги, чтобы восполнить ущерб, нанесенный вмешательством Элиота и его группы, и в разведывательном сообществе вновь воцарилась естественная атмосфера соперничества.
Управлению требовалось бросить еще одну кость, чтобы заслужить полное прощение, и Сол предложил документы, компромат Элиота, с помощью которого тот оставался у власти. “Но никто не знает, где документы”, — сказали в агентстве. “Я тоже не знаю”, — согласился Сол. Он думал об этом архиве с того дня, ак узнал о его существовании от Харди. Куда его спрятал Элиот? Поставь себя на его место. Куда бы я спрятал их на месте Элиота, который чуть ли не помешался на играх в слова и розах? Конечно, под розами! Старик не мог выбрать другого тайника. Сол отказался передать документы тем, кто мог воспользоваться ими в собственных корыстных целях, и предложил компромисс. Он вызвался взорвать теплицу и уничтожить бумаги. Президент, несмотря на публичное оплакивание смерти Элиота, испытал огромное облегчение, узнав об уничтожении его архива.
Но правила убежища официально нарушаться не должны. Сол получил только неофициальные заверения в личной безопасности. “Единственное, на что мы можем пойти, — объяснил ему высокопоставленный офицер агентства, — это закрыть глаза на твое бегство. Если ты ляжешь на дно и пообещаешь не высовываться, мы согласны не искать тебя”.
Такое предложение вполне устраивало Сола. Как Кандид в своем саду, он ушел от суетного мира и наслаждался физическим трудом, копая ирригационные траншеи. Он вспомнил могилу, которую Крис выкопал в Панаме. Сейчас выкапывание земли рождало не смерть, а жизнь. Старые привычки умирают очень, медленно. Отдыхая от строительства дома, он обучал юношей военному искусству, чтобы они в любой момент могли отбить нападение. Сол до сих пор в душе оставался солдатом и старался найти своему опыту полезное применение. Его удивило, что большинство парней были сиротами, которых усыновило поселение. В данном случае это было оправдано.
Выбрасывая землю из траншеи, Сол неожиданно вспомнил Элиота. Тот тоже считал, что делает справедливое дело.
Сол надеялся, что месть принесет удовлетворение, но вместо этого она принесла мучительные сомнения. Он не мог забыть эти годы, когда всем сердцем любил Элиота, так же, как не мс забыть любовь к Крису и Эрике. Если бы только можно было все изменить. В мрачные моменты Сол часто спорил с самим собой. Порой ему казалось, что он хочет, чтобы напряжение дома отдыха продлилось вечно, чтобы наказание отдалилось на неопределенный срок, чтобы они с Элиотом продолжали ненавидеть друга.
И любить…
Но после депрессии всегда наступало облегчение.
Сол посмотрел на бескрайнее теплое небо, вдохнул воздух, в котором чувствовалось обещание дождя, и прислушался. В дом Эрика разговаривала с сыном. Его захлестнула волна восторга:
любви, но это была не та извращенная любовь, которую привил ему Элиот. Сейчас Сол понимал, что его отец ошибся, когда сказал: “Как бы ты ни старался, ты никогда не станешь нормальным человеком”. Это были едва ли не последние слова отца. Ты ошибся, сволочь! И Сол, который, наверное, всегда оставался сиротой, ликовал от мысли, что у него есть сын.
Наступило самое жаркое время дня, и Солу захотелось пить. Он положил лопату, взял винтовку и пошел в дом. Войдя в прохладную комнату, с наслаждением принюхался к аромату завтрашнего субботнего хлеба, подошел к Эрике и поцеловал ее. От нее аппетитно пахло сахаром, мукой, солью и дрожжами. Сильные руки, способные мгновенно убить человека, крепко обняли Сола, и к его горлу подступил комок.
Сол выпил воды из прохладного глиняного кувшина, вытер губы и подошел к кроватке, в которой лежал накрытый одеяльцем сын. Сначала друзей удивило его имя.
— А что в нем плохого? — в свою очередь удивился Сол. — По-моему, это хорошее имя.
— Кристофер Элиот Бернштейн-Грисман?
— Ну и что?
— Полухристианское-полуеврейское?
— Крис был моим другом. Можно сказать, даже братом.
— Правильно. Пусть будет просто Крис Грисман. Когда он пойдет в школу, детям оно будет нравиться. А Элиот?
— Я считал его своим отцом, но сейчас мне кажется, что я ошибался. И все равно — это он сделал меня таким.
Друзья не поняли. У Сола заныло сердце, и он удивленно обнаружил, что тоже ничего не понял.
Но больше необычного имени ребенка жителей поселения удивляло другое. Все считали это чудом, добрым предзнаменованием, знаком Бога. Люди говорили, что поселению дарована Божья благодать. Чем еще можно было объяснить такое чудо? У этого человека была трудная жизнь, и он не вырастил в своей жизни ни одного дерева, а тут такое диво на этой сухой каменистой земле!
Около дома Грисмана-Бернштейна выросла огромная черная роза!
В бирюзовом небе плавилось ослепительно-белое солнце. Сол вытер пот с лица и вновь взял лопату. Когда он закончит делать ирригационную сеть, то посадит овощи и виноград и будет ждать, когда Бог пошлет дождь.
Они с Эрикой приехали в это поселение, расположенное к северу от Беэр-Шевы и пустыни, шесть месяцев назад, перед самым рождением ребенка. Они хотели помочь укрепить границы Израиля, но, разочарованные напряженной обстановкой, решили не селиться на земле, на которую претендовали арабы. Они предпочли укреплять внутренние границы Израиля, но близость внешней границы постоянно ощущалась. В любой момент можно было ожидать нападения, поэтому Сол всегда ходил вооруженный. Вот и сейчас рядом с траншеей лежала мощная винтовка.
Что касается ЦРУ, то сейчас все было в порядке. Теоретически разведывательное сообщество продолжало искать его. После убийства Элиота он связался с управлением и людьми из МИ-6 и КГБ. Сол разоблачил группу высокопоставленных предателей, и разведывательные службы обрадовались, что их старые подозрения подтвердились. Конечно, к этой радости примешивалась и горечь. Они предприняли шаги, чтобы восполнить ущерб, нанесенный вмешательством Элиота и его группы, и в разведывательном сообществе вновь воцарилась естественная атмосфера соперничества.
Управлению требовалось бросить еще одну кость, чтобы заслужить полное прощение, и Сол предложил документы, компромат Элиота, с помощью которого тот оставался у власти. “Но никто не знает, где документы”, — сказали в агентстве. “Я тоже не знаю”, — согласился Сол. Он думал об этом архиве с того дня, ак узнал о его существовании от Харди. Куда его спрятал Элиот? Поставь себя на его место. Куда бы я спрятал их на месте Элиота, который чуть ли не помешался на играх в слова и розах? Конечно, под розами! Старик не мог выбрать другого тайника. Сол отказался передать документы тем, кто мог воспользоваться ими в собственных корыстных целях, и предложил компромисс. Он вызвался взорвать теплицу и уничтожить бумаги. Президент, несмотря на публичное оплакивание смерти Элиота, испытал огромное облегчение, узнав об уничтожении его архива.
Но правила убежища официально нарушаться не должны. Сол получил только неофициальные заверения в личной безопасности. “Единственное, на что мы можем пойти, — объяснил ему высокопоставленный офицер агентства, — это закрыть глаза на твое бегство. Если ты ляжешь на дно и пообещаешь не высовываться, мы согласны не искать тебя”.
Такое предложение вполне устраивало Сола. Как Кандид в своем саду, он ушел от суетного мира и наслаждался физическим трудом, копая ирригационные траншеи. Он вспомнил могилу, которую Крис выкопал в Панаме. Сейчас выкапывание земли рождало не смерть, а жизнь. Старые привычки умирают очень, медленно. Отдыхая от строительства дома, он обучал юношей военному искусству, чтобы они в любой момент могли отбить нападение. Сол до сих пор в душе оставался солдатом и старался найти своему опыту полезное применение. Его удивило, что большинство парней были сиротами, которых усыновило поселение. В данном случае это было оправдано.
Выбрасывая землю из траншеи, Сол неожиданно вспомнил Элиота. Тот тоже считал, что делает справедливое дело.
Сол надеялся, что месть принесет удовлетворение, но вместо этого она принесла мучительные сомнения. Он не мог забыть эти годы, когда всем сердцем любил Элиота, так же, как не мс забыть любовь к Крису и Эрике. Если бы только можно было все изменить. В мрачные моменты Сол часто спорил с самим собой. Порой ему казалось, что он хочет, чтобы напряжение дома отдыха продлилось вечно, чтобы наказание отдалилось на неопределенный срок, чтобы они с Элиотом продолжали ненавидеть друга.
И любить…
Но после депрессии всегда наступало облегчение.
Сол посмотрел на бескрайнее теплое небо, вдохнул воздух, в котором чувствовалось обещание дождя, и прислушался. В дом Эрика разговаривала с сыном. Его захлестнула волна восторга:
любви, но это была не та извращенная любовь, которую привил ему Элиот. Сейчас Сол понимал, что его отец ошибся, когда сказал: “Как бы ты ни старался, ты никогда не станешь нормальным человеком”. Это были едва ли не последние слова отца. Ты ошибся, сволочь! И Сол, который, наверное, всегда оставался сиротой, ликовал от мысли, что у него есть сын.
Наступило самое жаркое время дня, и Солу захотелось пить. Он положил лопату, взял винтовку и пошел в дом. Войдя в прохладную комнату, с наслаждением принюхался к аромату завтрашнего субботнего хлеба, подошел к Эрике и поцеловал ее. От нее аппетитно пахло сахаром, мукой, солью и дрожжами. Сильные руки, способные мгновенно убить человека, крепко обняли Сола, и к его горлу подступил комок.
Сол выпил воды из прохладного глиняного кувшина, вытер губы и подошел к кроватке, в которой лежал накрытый одеяльцем сын. Сначала друзей удивило его имя.
— А что в нем плохого? — в свою очередь удивился Сол. — По-моему, это хорошее имя.
— Кристофер Элиот Бернштейн-Грисман?
— Ну и что?
— Полухристианское-полуеврейское?
— Крис был моим другом. Можно сказать, даже братом.
— Правильно. Пусть будет просто Крис Грисман. Когда он пойдет в школу, детям оно будет нравиться. А Элиот?
— Я считал его своим отцом, но сейчас мне кажется, что я ошибался. И все равно — это он сделал меня таким.
Друзья не поняли. У Сола заныло сердце, и он удивленно обнаружил, что тоже ничего не понял.
Но больше необычного имени ребенка жителей поселения удивляло другое. Все считали это чудом, добрым предзнаменованием, знаком Бога. Люди говорили, что поселению дарована Божья благодать. Чем еще можно было объяснить такое чудо? У этого человека была трудная жизнь, и он не вырастил в своей жизни ни одного дерева, а тут такое диво на этой сухой каменистой земле!
Около дома Грисмана-Бернштейна выросла огромная черная роза!