Вместе со всеми Андрей слушал Тома, видел его благообразную седую голову, а перед глазами то и дело поднимались волны винтажно-медных волос, и вставали слишком ясные картины. Имоджин!
Андрей не просто не остался нечувствительным к её прелестям, красота её дразнила и манила гораздо сильнее, чем в день знакомства. Он не мог не признать, что оставлять такую красоту без внимания было бы просто обидно. Быть у ручья, и не напиться?! По меньшей мере это неразумно.
Имоджин шутливо требовала компенсации – из-за того, что проводит с ним всё своё время, она не бывает на улице Ваци, и на десять дней лишилась источника доходов. Но когда Андрей полез за бумажником, она его остановила – мол, шутка. Но намекнула – если бы он что-нибудь подарил ей на память… Гуляя по городу, они зашли в один из магазинов на всё той же фешенебельной Ваци, выбрали кожаную сумку актуального в этом сезоне лилового цвета, к ней подобрали по цвету берет, и на этом Имоджин остановила Андрея – всё, достаточно.
Однажды, придя к нему в номер (ей удавалось беспрепятственно проходить мимо швейцаров), она застала его мило болтающим с женой по телефону. Не понимая по-русски и не слыша голос абонента, она догадалась, что на проводе – женщина.
– Ты с кем разговаривал? – спросила Имоджин, когда он закончил.
Он ответил спокойно: «С женой». Она была крайне удивлена – настолько его облик не вязался с образом женатого мужчины. По крайней мере, в её глазах – она-то понимала в этом толк.
– Ты обманываешь, ты ведь холостяк, а это была просто подружка, – убежденно сказала она, кивнув в сторону телефонного аппарата.
– Нет, какой мне смысл тебя обманывать?
– Не знаю, но ты действительно не похож. Я видела фильм «Цветок кактуса», там главный герой разыгрывал женатого мужчину, чтобы его любовницы не имели на него видов, не претендовали на что-то большее, чем ни к чему не обязывающий секс.
– А что кино… Это выдумка, чья-то фантазия.
– Кино не копирует жизнь, darling, но оно отражает действительность. Сюжеты фильмов берутся из жизни, и даже иногда моделируют действительность, создают новую реальность.
Она спросила, не рефлексирует ли он, не испытывает ли что-то вроде чувства вины.
– Ты мне объясни, что это такое, тогда я отвечу. «Рефлексия» – что-то ругательное, этого у меня точно нет, а что в твоем понимании «чувство вины»?
– Ну-у… что-то типа совести.
– Совесть – это химера.
– Ты играешь, Andrew. Очень убедительно, но играешь. А я бы хотела услышать серьёзный ответ. Пожалуйста, sweetheart.
– Послушай, говорю, как моралист моралисту. Я чувствую, что совершаю не совсем пристойный поступок, но оправдываю себя тем, что поступок этот – безразличный сам по себе, и ни на йоту не утяжеляет бремя мирового зла. И вместе с тем я отдаю себе отчёт в том, что такими рассуждениями лишь обеляю себя в своих глазах, на деле следуя только голосу собственных страстей.
– Значит, ты всё-таки считаешь, что поступаешь нехорошо?
– А что такое «хорошо» и «плохо»? Один мой знакомый говорил: «Не грузи меня лишней информацией»; это, по-моему, очень правильный подход.
Она долго сидела с отсутствующим видом и молчала – всё время, пока Андрей раскладывал свои бумаги и собирался на прогулку. Потом, когда он присел перед ней на корточки, и вопросительно заглянул в глаза, сказала:
– Ты играешь со мной, Andrew. А я ведь попросила хотя бы чуточку побыть серьёзным.
– Подожди, не так быстро. Что не так?
Она поднялась, и пошла к выходу.
– Всё так… Всё так, как нужно.
Надевая на правую ногу туфлю, спросила:
– А что с ним стало, с твоим проницательным другом, просившим тебя не грузить его голову?
Снова присев перед ней, он взял вторую туфлю:
– Давай, надену.
Она подняла левую ногу.
– Он спятил – в прямом смысле слова, – сказал Андрей.
Поднявшись, он обнял её. Не поднимая взгляд, она опустила свою голову ему на плечо.
– Да, я играю, Имоджин! Играю, потому что уважаю тебя и хочу выглядеть нормальным мужиком! Хотя бы то короткое время, пока мы вместе. Тебе нравится такой ответ?
– До конца бывают откровенными только со случайными попутчиками – в поезде там, или с проституткой, когда абсолютно наплевать, какое создаешь впечатление. Играют, если не всё равно, и когда строят отношения. Мы с тобой кто, sweetheart?
– У нас с тобой своя история, понимаешь, своя импровизация. Мы не можем быть похожи на кого-то другого. То, что происходит с нами, ни у кого не было и не будет.
Она подняла на него полный удивления взгляд:
– Вижу, ты не зря просиживаешь штаны на своих курсах.
– Ты готова к импровизациям?
Она послушно кивнула – да, готова.
– Тогда пошли!
Про святого Геллерта Имоджин сказала, что взгляд его кажется ей осмысленным; каждый раз, поднимаясь на холм, названный его именем и встречаясь со святым, она не может без некоторого беспокойства смотреть, какой у него вид – сердитый или безмятежный, и этот вид всегда в точности соответствует её настроению. Она спрашивает его с полным доверием, и в выражении его лица, то улыбающегося, то мрачного, находит либо награду за хорошее поведение, либо кару за проступки. Так она получает оценку совершённым поступкам, и в минуты нерешительности и тревоги получает нужный совет. Однажды, чувствуя острую потребность разобраться в себе, она не имела возможности приехать к святому, и в результате приняла неправильное решение.
«У тебя интимные взаимоотношения с памятниками, гораздо более доверительные, чем с людьми – насколько я понял из того, что ты мне говорила», – удивленно заметил Андрей. Она задала ему несколько наводящих вопросов, и выяснила, что к людям он относится хуже, чем к памятникам, и что у него тоже есть такие места, где ему чувствуется особенно комфортно, и где нужные решения сами собой приходят в голову. И они, блистая друг перед другом познаниями в области философии и психологии, пришли к выводу, что описанное явление – не что иное, как фетишизм. Конечно, это элемент низшей ступени религиозного развития или даже первобытной культуры, но в этом есть свои большие плюсы – первобытный накал страстей! Он рассказал, что его мама, наблюдая за тем, как он бесится с трёхлетней дочкой приятеля (которая при этом верещит от восторга, а вечером после этого её невозможно уложить спать); в общем, мама Андрея сделала вывод, что её 25-летний сын – одного уровня развития с этой девочкой. Имоджин пришла в восторг от этого сравнения, и расценила это как комплимент. Оставаться непосредственным, как ребенок, – это ли не счастье?! И сказала, что мечтает о дочери. Конечно, ей хотелось бы иметь нескольких разнополых детей, но когда она задумывается о потомстве, то неизменно видит девочку – красивую, в розовом платье, похожую на юную королеву Елизавету, какой её изображали на старинных картинах.
В один из дней, когда они прогуливались по острову Маргит, Имоджин призналась, что тоже играет перед Андреем, но совсем чуть-чуть, гораздо меньше, чем перед другими, и всё потому, что они так похожи своими характерами. Он тоже признался, что ведет себя почти естественно. «Я раньше не задумывался над этим, но в последнее время меня одолевают мысли – неужели у меня нет лица, нет характера, коль скоро я чувствую себя своим и в компании бизнесменов, и среди ботаников, и даже в окружении люмпенов. Я что, всеядная свинья? Теперь я думаю, что человек умирает умственно в тот самый момент, когда определяется в своей самоидентификации». Выслушав, Имоджин сказала, что если до знакомства с ним считала себя продвинутой интеллектуалкой, то теперь осознает свою отсталость: «Гораздо мельче рыба бьется у берегов моих забот, darling. Мне 25, так же, как и тебе, и мои потребности незатейливы. Ты должен знать, если ты такой умный». Отвечая ей, Андрей выразил благодарность Тимашевской, заставившей его улучшить его английский – ведь именно благодаря языку его взяли в хирургический отдел и отправили на трэйнинг, где он познакомился с Имоджин, и теперь так хорошо понимает свою венгерскую подругу. – «Я тоже выучила английский по работе, darling», – сказала она.
Они шли по газону, мимо парочек, отдыхающих прямо на траве.
– Они-то определились с отношениями, и со своей самоидентификацией, и уже умерли, по-твоему? – спросила Имоджин.
– А выглядят, как живые, – отшутился Андрей.
– Почему ты ничего не покупаешь для своей жены? Решил кислое лицо привезти в подарок?!
Уходя от ответа, он сказал:
– Тебе очень идёт это пальто. И вообще – у тебя отменный вкус.
Ему вспомнился грек по имени Костас, изнасиловавший всю группу вопросом: какой подарок привезти любимой девушке. Тому, кто воздерживался от ответов, он красочно расписывал прелести своей избранницы, считая, что когда собеседнику предстанет её лучезарный образ, легче будет что-нибудь придумать. С этим вопросом он приставал и к Злате, красивой полячке, которую безуспешно пытался соблазнить в продолжение всего трэйнинга. Костасу удалось собрать инициативную группу, и он повёл народ в торговый центр. Там, в отделе женского нижнего белья, всей группой выбирали подарок. Двухчасовые изыскания увенчались покупкой кроваво-красных трусов и в цвет им лифчика. Презент упаковали в красную же подарочную упаковку.
Андрей не стал рассказывать Имоджин про этого маньяка.
Они остановились, и некоторое время разглядывали друг друга. Имоджин пыталась высмотреть ответ на мучивший её вопрос: действительно ли Andrew женат, или придумал женитьбу, чтоб избежать серьезных отношений? Но ни «да», ни «нет» невозможно было прочесть на его суровом красивом лице. Пришлось верить на слово. Она взяла его под руку, и они продолжили прогулку.
– Странно, Andrew, что именно с тобой я чувствую себя сентиментальной дурой, и могу признаться кое в чем. В детстве я мечтала попасть в некую сказочную страну, и эта страна в моих мечтаниях представлялась как этот остров – но с дворцами, фонтанами, другими изысками; по дорожкам, посыпанным розовым песком, ездили кареты, и сказочные животные паслись на лужайках.
Она долго говорила, – и пока они шли по лужайке среди отдыхающих, и когда остановились напротив кафе, и стояли, обнявшись.
– Ты рядом, но мне кажется, что мыслями ты не со мной, – сказала она. – И вообще, я не видела ещё, чтобы твои глаза смеялись. Ты – хороший, но ты очень грустный герой.
– Нет же, я весь тут рядом, с тобой. Мне очень хорошо, поверь.
– Ты даришь удовольствие, но не всегда испытываешь его сам.
– Имоджин… я не знаю. Я, наверное, ходячая грусть. Просто не могу расслабиться, иногда… часто я чувствую сильное напряжение, с которым не могу справиться.
Она потянула его в кафе:
– А-а-а! Я знаю одно средство – тебя надо напоить как следует. В пьяном виде ты трезв и адекватен.
Это было уютное заведение с живой музыкой. На сцене буянил цыганский панк-оркестр. Звучали разбитные вариации на тему восточноевропейской музыки.
Имоджин сразу попросила официанта принести бутылку Tokaji Aszu и приступила к изучению меню. Андрей выбрал ягненка, тушеного с эстрагоном, она, поколебавшись – мясо по-татарски.
– На этот раз ты определилась очень быстро.
– Терпеть не могу шницель, – ответила она, как будто единственной альтернативой мясу по-татарски был венский шницель.
Андрей признался, что тоже ненавидит всё, что готовится в сухарях, да и вообще в любой панировке.
– Ну, не всё – у нас готовят paprikas csirke, рекомендую. Это курица, обжаренная в сметане с паприкой. Не понимаю вегетарианцев – разве можно обходиться без мяса.
– Гламур и Гоморра.
– Что? Ты всего лишь стакан вина выпил.
– Отказ от мяса – это поза, показуха, пропаганда, наебалово, или элемент имиджа. Всё, что угодно, только не реальный образ жизни. Так всегда и везде – если что-то громко говорят, значит, всё наоборот. Такой вот вегетарианец днём давится силосом перед телекамерой, а вечером лопает мясо от пуза. Или Дэвид Бэкхем, например: своей внешностью перепидорит любого пидора, хотя на самом деле он махровый гетеросексуал. У меня вообще такое мнение, что голубых в природе нет. Они существуют только на страницах журналов, в книгах, в телевизоре.
Так они болтали, смеялись, пили вино, а когда принесли горячее, Имоджин спохватилась:
– Я совсем забыла одну вещь! В тот день, когда мы познакомились – боже, мне кажется, прошла целая вечность! – помнишь, ты позвонил мне, а я смотрела фильм.
Андрей кивнул.
– Я готовилась к твоему приходу, и недосмотрела. Хотела позвонить Илоне, чтобы узнать, чем всё закончилось, и забыла.
– Так позвони, киношная твоя душа.
На некоторое время она сосредоточилась на еде, потом сказала:
– Я всё думала, думала, что же было у них там дальше.
Андрей застонал от удовольствия.
– Мясо – чумовое, обожаю венгерскую кухню, это моя подлинная страсть! Средоточие мяса, специй, тушеных овощей!
– Я хочу узнать концовку, darling, мне очень любопытно. Девочка-ангел целует маму в десны, а потом колбасит заправщиков – так, что мозги по углам; а её парень, с виду отморозок, пускает слюни до пола.
И она пересказала начало фильма. Выслушав, darling предложил позвонить Илоне и всё узнать. Затем допил вино, отодвинул пустую тарелку, и попросил Имоджин, чтобы она объяснила официанту про курицу в сметане и паприке.
– Это называется paprikas csirke.
– Да, пусть принесет паприкаш.
Когда она заказала ему это блюдо, а себе – лечо, Андрей показал официанту на пустую бутылку:
– Повторите ещё токайское.
– Нет, мы сделаем не так, – решила Имоджин, когда официант ушёл.
И замолчала.
– Открой мне страшную тайну – как?! – наблюдая за тем, как она расправляется с мясом, спросил Андрей. – Позвоним продюсеру?
– Нет, – ответила она, глядя на сцену. – Ты выскажешь свою версию, я – свою, потом мы позвоним и узнаем, у кого из нас лучше интуиция.
Когда принесли вино, Андрей попросил бальзам «Уникум».
– Заполировать, – объяснил он Имоджин.
– Не понимаю, как ты его пьёшь в чистом виде, в нём же градусов семьдесят. И ты что-то сказал про полироль – это какой-то русский жаргонизм или варваризм?
– Алкоголизм! Это когда для оттеночного послевкусия поверх одного напитка заливают другой, как правило, менее крепкий – вино после водки или коньяка, или же пиво после рома; количество этого второго напитка должно быть меньше, чем первого.
И он опрокинул стопку «Уникума», который приятно обжег горло.
– Ну вот, теперь хоть ясность какая-то. Говоришь, подбородок этого маньячины дрожал, потом он как-то исступлённо тискал девушку…
– У него был жуткий вид, я подумала, он её сейчас растерзает. Она было расслабилась, а потом весьма жестко отбрила, и от её голоса он резко сник, заскулил, и стал похож на жалкую гомосятину. Потрогай, пожалуйста…
Она поморщилась.
– Тьфу, какая гадость! Лучше применил бы силу.
– А что сила… Получается, девчонка его сильнее. Знаешь стихотворение, попробую переложить на английский.
– Да, возможно. Ну, так что, какова твоя версия?
Андрей задумался.
– Значит, она ему не дава… ну… не подпускала к телу, и ему непременно захотелось впервые овладеть ею там, на месте преступления?
Имоджин кивнула. Он продолжил.
– То, что парень замешкался, и всё остальное, говорит о том, что человек он половинчатый, непоследовательный, мятущийся. Поэтому вариантов много может быть разных. Думаю, он не сдаст её полиции, и… всё плохо кончится.
– Плохо для кого?
– Для него, естественно. Либо покончит с собой, либо несчастный случай какой-нибудь.
И он подлил вина – ей и себе.
– Значит, ты считаешь, что парень плохо кончит, а девушка никак не пострадает?
И она высказала свою версию. Фильм только начался, и экранное время должно быть чем-то заполнено. И по её мнению, парень не выдаст девушку, но она, в конце концов, сама явится в полицию. Они отсидят, а когда освободятся, станут вновь встречаться. И тут возможно два варианта – либо попадутся на новом налёте, будет перестрелка, и пострадают оба. Либо доберутся, наконец, до постели, но он начнёт приставать слишком бесцеремонно, чем вызовет у неё вспышку ярости, и она его убьет по неосторожности, а сама сядет.
– Видишь, ты тоже считаешь, что ему крышка, – сделал вывод Андрей. – Тогда такой вопрос начинается: в чём разница между нашими версиями? Кстати, паприкаш – very very good!
И он отправил в рот изрядный кусок куриного мяса.
– В том, что по-твоему девушка никак не пострадает, а по-моему – пострадают оба в разной степени. И ты не объяснил, как будет всё обыграно, сказал один лишь результат.
– Так ведь это самое главное. А чем заполнено экранное время – ну… переживаниями – его, опять же, а не её, судя по её холодному взгляду, и потому, как после всех кровопролитий девушка спокойно сидит на кухне и пьет чай вместе с мамой. Ещё следствие. Полиция будет допытываться, кто соучастник, а парень будет отпираться – мол, один пошёл на дело, и возьмёт всю вину на себя. Может, потом передумает, но будет поздно.
Имоджин вынула из сумочки мобильный телефон:
– Всё, звоним.
Набирая номер, сказала:
– Спорим на желание. Проигравший должен будет…
Услышав голос Илоны, прервалась:
– Привет, дорогая. Как дела? Помнишь тот фильм…
Потягивая токайское, Андрей наблюдал за Имоджин. Ему было непонятно, о чем речь – говорила она по-венгерски, но по её удивленному виду, по её расширенным глазам, смотревшим на него в упор, понял, что выиграл.
– Но как ты догадался? – спросила она, закончив разговор. – Признавайся: ты видел этот фильм.
– Подожди, не так быстро. Давай по порядку: чем всё закончилось?
– Ты разве не знаешь? – хитро переспросила она.
– Нет.
Она взглянула на его ладони, обхватившие бокал, затем посмотрела ему в лицо.
– У тебя сейчас такой кроткий взгляд!
И рассказала о том, что же было дальше в фильме.
Тина не только не пришла в полицию с признанием, но и ни разу не навестила своего друга в продолжение следствия, длившегося два месяца. Следователь допытывался, кто его сообщник – видеокамера засняла всё от начала до конца, за исключением объятий и поцелуев, так как парочка отошла в сторону, и там, именно в том месте была мертвая зона. На пленке не видно, что это девушка (мешковатая одежда скрывает фигуру), неразличимо и лицо из-за панамы. Кароль так и не выдал её, и взял всю вину на себя. Он верил в то, что она дождётся его; не приходит только потому, что сильно испугалась, а не потому, что безразличен ей. Действительно, для него всё плохо кончится – он будет застрелен при попытке к бегству. Его последними словами будут: «Тина, любовь моя…» А Тина знакомится с другим парнем и страстно, до затвердения сосков влюбляется в него. И что интересно – он не прилагает особых усилий, чтобы её соблазнить, она сама себя предлагает.
– В итоге они поиграют в папу-маму – Тина и её новый парень? – уточнил Андрей.
– Да, фильм заканчивается любовной сценой.
– Как интересно! Посмотреть бы этот фильм хотя б одним глазком, что за девушка такая серьезная. Прямо амазонка какая-то – одних из пистолета, другого обломала и в тюрьму, третьего к себе в постель. И при этом примерная доченька? И ей всего шестнадцать? Не верю!
– А почему нет? Вон, у вас в Афганистане и в Иране дети семилетние воюют.
Андрей спокойно проглотил это её «у вас в Афганистане и в Иране», и выпил токайского.
– Отличное Tokaji Aszu, отличное.
– Я проиграла, – сказала она, выждав паузу. – Какое будет твоё желание?
– Моё желание будет… Я желаю… выполнить твоё желание!
Глава 10
Андрей не просто не остался нечувствительным к её прелестям, красота её дразнила и манила гораздо сильнее, чем в день знакомства. Он не мог не признать, что оставлять такую красоту без внимания было бы просто обидно. Быть у ручья, и не напиться?! По меньшей мере это неразумно.
Имоджин шутливо требовала компенсации – из-за того, что проводит с ним всё своё время, она не бывает на улице Ваци, и на десять дней лишилась источника доходов. Но когда Андрей полез за бумажником, она его остановила – мол, шутка. Но намекнула – если бы он что-нибудь подарил ей на память… Гуляя по городу, они зашли в один из магазинов на всё той же фешенебельной Ваци, выбрали кожаную сумку актуального в этом сезоне лилового цвета, к ней подобрали по цвету берет, и на этом Имоджин остановила Андрея – всё, достаточно.
Однажды, придя к нему в номер (ей удавалось беспрепятственно проходить мимо швейцаров), она застала его мило болтающим с женой по телефону. Не понимая по-русски и не слыша голос абонента, она догадалась, что на проводе – женщина.
– Ты с кем разговаривал? – спросила Имоджин, когда он закончил.
Он ответил спокойно: «С женой». Она была крайне удивлена – настолько его облик не вязался с образом женатого мужчины. По крайней мере, в её глазах – она-то понимала в этом толк.
– Ты обманываешь, ты ведь холостяк, а это была просто подружка, – убежденно сказала она, кивнув в сторону телефонного аппарата.
– Нет, какой мне смысл тебя обманывать?
– Не знаю, но ты действительно не похож. Я видела фильм «Цветок кактуса», там главный герой разыгрывал женатого мужчину, чтобы его любовницы не имели на него видов, не претендовали на что-то большее, чем ни к чему не обязывающий секс.
– А что кино… Это выдумка, чья-то фантазия.
– Кино не копирует жизнь, darling, но оно отражает действительность. Сюжеты фильмов берутся из жизни, и даже иногда моделируют действительность, создают новую реальность.
Она спросила, не рефлексирует ли он, не испытывает ли что-то вроде чувства вины.
– Ты мне объясни, что это такое, тогда я отвечу. «Рефлексия» – что-то ругательное, этого у меня точно нет, а что в твоем понимании «чувство вины»?
– Ну-у… что-то типа совести.
– Совесть – это химера.
– Ты играешь, Andrew. Очень убедительно, но играешь. А я бы хотела услышать серьёзный ответ. Пожалуйста, sweetheart.
– Послушай, говорю, как моралист моралисту. Я чувствую, что совершаю не совсем пристойный поступок, но оправдываю себя тем, что поступок этот – безразличный сам по себе, и ни на йоту не утяжеляет бремя мирового зла. И вместе с тем я отдаю себе отчёт в том, что такими рассуждениями лишь обеляю себя в своих глазах, на деле следуя только голосу собственных страстей.
– Значит, ты всё-таки считаешь, что поступаешь нехорошо?
– А что такое «хорошо» и «плохо»? Один мой знакомый говорил: «Не грузи меня лишней информацией»; это, по-моему, очень правильный подход.
Она долго сидела с отсутствующим видом и молчала – всё время, пока Андрей раскладывал свои бумаги и собирался на прогулку. Потом, когда он присел перед ней на корточки, и вопросительно заглянул в глаза, сказала:
– Ты играешь со мной, Andrew. А я ведь попросила хотя бы чуточку побыть серьёзным.
– Подожди, не так быстро. Что не так?
Она поднялась, и пошла к выходу.
– Всё так… Всё так, как нужно.
Надевая на правую ногу туфлю, спросила:
– А что с ним стало, с твоим проницательным другом, просившим тебя не грузить его голову?
Снова присев перед ней, он взял вторую туфлю:
– Давай, надену.
Она подняла левую ногу.
– Он спятил – в прямом смысле слова, – сказал Андрей.
Поднявшись, он обнял её. Не поднимая взгляд, она опустила свою голову ему на плечо.
– Да, я играю, Имоджин! Играю, потому что уважаю тебя и хочу выглядеть нормальным мужиком! Хотя бы то короткое время, пока мы вместе. Тебе нравится такой ответ?
– До конца бывают откровенными только со случайными попутчиками – в поезде там, или с проституткой, когда абсолютно наплевать, какое создаешь впечатление. Играют, если не всё равно, и когда строят отношения. Мы с тобой кто, sweetheart?
– У нас с тобой своя история, понимаешь, своя импровизация. Мы не можем быть похожи на кого-то другого. То, что происходит с нами, ни у кого не было и не будет.
Она подняла на него полный удивления взгляд:
– Вижу, ты не зря просиживаешь штаны на своих курсах.
– Ты готова к импровизациям?
Она послушно кивнула – да, готова.
– Тогда пошли!
* * *
Показывая ему достопримечательности, – несомненно, красивые и интересные, – она умела одним метким словом сделать их ещё интереснее. У неё был редкий дар одушевлять вещи и создавать символы.Про святого Геллерта Имоджин сказала, что взгляд его кажется ей осмысленным; каждый раз, поднимаясь на холм, названный его именем и встречаясь со святым, она не может без некоторого беспокойства смотреть, какой у него вид – сердитый или безмятежный, и этот вид всегда в точности соответствует её настроению. Она спрашивает его с полным доверием, и в выражении его лица, то улыбающегося, то мрачного, находит либо награду за хорошее поведение, либо кару за проступки. Так она получает оценку совершённым поступкам, и в минуты нерешительности и тревоги получает нужный совет. Однажды, чувствуя острую потребность разобраться в себе, она не имела возможности приехать к святому, и в результате приняла неправильное решение.
«У тебя интимные взаимоотношения с памятниками, гораздо более доверительные, чем с людьми – насколько я понял из того, что ты мне говорила», – удивленно заметил Андрей. Она задала ему несколько наводящих вопросов, и выяснила, что к людям он относится хуже, чем к памятникам, и что у него тоже есть такие места, где ему чувствуется особенно комфортно, и где нужные решения сами собой приходят в голову. И они, блистая друг перед другом познаниями в области философии и психологии, пришли к выводу, что описанное явление – не что иное, как фетишизм. Конечно, это элемент низшей ступени религиозного развития или даже первобытной культуры, но в этом есть свои большие плюсы – первобытный накал страстей! Он рассказал, что его мама, наблюдая за тем, как он бесится с трёхлетней дочкой приятеля (которая при этом верещит от восторга, а вечером после этого её невозможно уложить спать); в общем, мама Андрея сделала вывод, что её 25-летний сын – одного уровня развития с этой девочкой. Имоджин пришла в восторг от этого сравнения, и расценила это как комплимент. Оставаться непосредственным, как ребенок, – это ли не счастье?! И сказала, что мечтает о дочери. Конечно, ей хотелось бы иметь нескольких разнополых детей, но когда она задумывается о потомстве, то неизменно видит девочку – красивую, в розовом платье, похожую на юную королеву Елизавету, какой её изображали на старинных картинах.
В один из дней, когда они прогуливались по острову Маргит, Имоджин призналась, что тоже играет перед Андреем, но совсем чуть-чуть, гораздо меньше, чем перед другими, и всё потому, что они так похожи своими характерами. Он тоже признался, что ведет себя почти естественно. «Я раньше не задумывался над этим, но в последнее время меня одолевают мысли – неужели у меня нет лица, нет характера, коль скоро я чувствую себя своим и в компании бизнесменов, и среди ботаников, и даже в окружении люмпенов. Я что, всеядная свинья? Теперь я думаю, что человек умирает умственно в тот самый момент, когда определяется в своей самоидентификации». Выслушав, Имоджин сказала, что если до знакомства с ним считала себя продвинутой интеллектуалкой, то теперь осознает свою отсталость: «Гораздо мельче рыба бьется у берегов моих забот, darling. Мне 25, так же, как и тебе, и мои потребности незатейливы. Ты должен знать, если ты такой умный». Отвечая ей, Андрей выразил благодарность Тимашевской, заставившей его улучшить его английский – ведь именно благодаря языку его взяли в хирургический отдел и отправили на трэйнинг, где он познакомился с Имоджин, и теперь так хорошо понимает свою венгерскую подругу. – «Я тоже выучила английский по работе, darling», – сказала она.
Они шли по газону, мимо парочек, отдыхающих прямо на траве.
– Они-то определились с отношениями, и со своей самоидентификацией, и уже умерли, по-твоему? – спросила Имоджин.
– А выглядят, как живые, – отшутился Андрей.
– Почему ты ничего не покупаешь для своей жены? Решил кислое лицо привезти в подарок?!
Уходя от ответа, он сказал:
– Тебе очень идёт это пальто. И вообще – у тебя отменный вкус.
Ему вспомнился грек по имени Костас, изнасиловавший всю группу вопросом: какой подарок привезти любимой девушке. Тому, кто воздерживался от ответов, он красочно расписывал прелести своей избранницы, считая, что когда собеседнику предстанет её лучезарный образ, легче будет что-нибудь придумать. С этим вопросом он приставал и к Злате, красивой полячке, которую безуспешно пытался соблазнить в продолжение всего трэйнинга. Костасу удалось собрать инициативную группу, и он повёл народ в торговый центр. Там, в отделе женского нижнего белья, всей группой выбирали подарок. Двухчасовые изыскания увенчались покупкой кроваво-красных трусов и в цвет им лифчика. Презент упаковали в красную же подарочную упаковку.
Андрей не стал рассказывать Имоджин про этого маньяка.
Они остановились, и некоторое время разглядывали друг друга. Имоджин пыталась высмотреть ответ на мучивший её вопрос: действительно ли Andrew женат, или придумал женитьбу, чтоб избежать серьезных отношений? Но ни «да», ни «нет» невозможно было прочесть на его суровом красивом лице. Пришлось верить на слово. Она взяла его под руку, и они продолжили прогулку.
– Странно, Andrew, что именно с тобой я чувствую себя сентиментальной дурой, и могу признаться кое в чем. В детстве я мечтала попасть в некую сказочную страну, и эта страна в моих мечтаниях представлялась как этот остров – но с дворцами, фонтанами, другими изысками; по дорожкам, посыпанным розовым песком, ездили кареты, и сказочные животные паслись на лужайках.
Она долго говорила, – и пока они шли по лужайке среди отдыхающих, и когда остановились напротив кафе, и стояли, обнявшись.
– Ты рядом, но мне кажется, что мыслями ты не со мной, – сказала она. – И вообще, я не видела ещё, чтобы твои глаза смеялись. Ты – хороший, но ты очень грустный герой.
– Нет же, я весь тут рядом, с тобой. Мне очень хорошо, поверь.
– Ты даришь удовольствие, но не всегда испытываешь его сам.
– Имоджин… я не знаю. Я, наверное, ходячая грусть. Просто не могу расслабиться, иногда… часто я чувствую сильное напряжение, с которым не могу справиться.
Она потянула его в кафе:
– А-а-а! Я знаю одно средство – тебя надо напоить как следует. В пьяном виде ты трезв и адекватен.
Это было уютное заведение с живой музыкой. На сцене буянил цыганский панк-оркестр. Звучали разбитные вариации на тему восточноевропейской музыки.
Имоджин сразу попросила официанта принести бутылку Tokaji Aszu и приступила к изучению меню. Андрей выбрал ягненка, тушеного с эстрагоном, она, поколебавшись – мясо по-татарски.
– На этот раз ты определилась очень быстро.
– Терпеть не могу шницель, – ответила она, как будто единственной альтернативой мясу по-татарски был венский шницель.
Андрей признался, что тоже ненавидит всё, что готовится в сухарях, да и вообще в любой панировке.
– Ну, не всё – у нас готовят paprikas csirke, рекомендую. Это курица, обжаренная в сметане с паприкой. Не понимаю вегетарианцев – разве можно обходиться без мяса.
– Гламур и Гоморра.
– Что? Ты всего лишь стакан вина выпил.
– Отказ от мяса – это поза, показуха, пропаганда, наебалово, или элемент имиджа. Всё, что угодно, только не реальный образ жизни. Так всегда и везде – если что-то громко говорят, значит, всё наоборот. Такой вот вегетарианец днём давится силосом перед телекамерой, а вечером лопает мясо от пуза. Или Дэвид Бэкхем, например: своей внешностью перепидорит любого пидора, хотя на самом деле он махровый гетеросексуал. У меня вообще такое мнение, что голубых в природе нет. Они существуют только на страницах журналов, в книгах, в телевизоре.
Так они болтали, смеялись, пили вино, а когда принесли горячее, Имоджин спохватилась:
– Я совсем забыла одну вещь! В тот день, когда мы познакомились – боже, мне кажется, прошла целая вечность! – помнишь, ты позвонил мне, а я смотрела фильм.
Андрей кивнул.
– Я готовилась к твоему приходу, и недосмотрела. Хотела позвонить Илоне, чтобы узнать, чем всё закончилось, и забыла.
– Так позвони, киношная твоя душа.
На некоторое время она сосредоточилась на еде, потом сказала:
– Я всё думала, думала, что же было у них там дальше.
Андрей застонал от удовольствия.
– Мясо – чумовое, обожаю венгерскую кухню, это моя подлинная страсть! Средоточие мяса, специй, тушеных овощей!
– Я хочу узнать концовку, darling, мне очень любопытно. Девочка-ангел целует маму в десны, а потом колбасит заправщиков – так, что мозги по углам; а её парень, с виду отморозок, пускает слюни до пола.
И она пересказала начало фильма. Выслушав, darling предложил позвонить Илоне и всё узнать. Затем допил вино, отодвинул пустую тарелку, и попросил Имоджин, чтобы она объяснила официанту про курицу в сметане и паприке.
– Это называется paprikas csirke.
– Да, пусть принесет паприкаш.
Когда она заказала ему это блюдо, а себе – лечо, Андрей показал официанту на пустую бутылку:
– Повторите ещё токайское.
– Нет, мы сделаем не так, – решила Имоджин, когда официант ушёл.
И замолчала.
– Открой мне страшную тайну – как?! – наблюдая за тем, как она расправляется с мясом, спросил Андрей. – Позвоним продюсеру?
– Нет, – ответила она, глядя на сцену. – Ты выскажешь свою версию, я – свою, потом мы позвоним и узнаем, у кого из нас лучше интуиция.
Когда принесли вино, Андрей попросил бальзам «Уникум».
– Заполировать, – объяснил он Имоджин.
– Не понимаю, как ты его пьёшь в чистом виде, в нём же градусов семьдесят. И ты что-то сказал про полироль – это какой-то русский жаргонизм или варваризм?
– Алкоголизм! Это когда для оттеночного послевкусия поверх одного напитка заливают другой, как правило, менее крепкий – вино после водки или коньяка, или же пиво после рома; количество этого второго напитка должно быть меньше, чем первого.
И он опрокинул стопку «Уникума», который приятно обжег горло.
– Ну вот, теперь хоть ясность какая-то. Говоришь, подбородок этого маньячины дрожал, потом он как-то исступлённо тискал девушку…
– У него был жуткий вид, я подумала, он её сейчас растерзает. Она было расслабилась, а потом весьма жестко отбрила, и от её голоса он резко сник, заскулил, и стал похож на жалкую гомосятину. Потрогай, пожалуйста…
Она поморщилась.
– Тьфу, какая гадость! Лучше применил бы силу.
– А что сила… Получается, девчонка его сильнее. Знаешь стихотворение, попробую переложить на английский.
Прочитав сначала по-русски, он пересказал по-английски.
Милый поднимает гири,
Милый самый сильный в мире,
Гири мне не по плечу,
Милым как хочу верчу!
– Да, возможно. Ну, так что, какова твоя версия?
Андрей задумался.
– Значит, она ему не дава… ну… не подпускала к телу, и ему непременно захотелось впервые овладеть ею там, на месте преступления?
Имоджин кивнула. Он продолжил.
– То, что парень замешкался, и всё остальное, говорит о том, что человек он половинчатый, непоследовательный, мятущийся. Поэтому вариантов много может быть разных. Думаю, он не сдаст её полиции, и… всё плохо кончится.
– Плохо для кого?
– Для него, естественно. Либо покончит с собой, либо несчастный случай какой-нибудь.
И он подлил вина – ей и себе.
– Значит, ты считаешь, что парень плохо кончит, а девушка никак не пострадает?
И она высказала свою версию. Фильм только начался, и экранное время должно быть чем-то заполнено. И по её мнению, парень не выдаст девушку, но она, в конце концов, сама явится в полицию. Они отсидят, а когда освободятся, станут вновь встречаться. И тут возможно два варианта – либо попадутся на новом налёте, будет перестрелка, и пострадают оба. Либо доберутся, наконец, до постели, но он начнёт приставать слишком бесцеремонно, чем вызовет у неё вспышку ярости, и она его убьет по неосторожности, а сама сядет.
– Видишь, ты тоже считаешь, что ему крышка, – сделал вывод Андрей. – Тогда такой вопрос начинается: в чём разница между нашими версиями? Кстати, паприкаш – very very good!
И он отправил в рот изрядный кусок куриного мяса.
– В том, что по-твоему девушка никак не пострадает, а по-моему – пострадают оба в разной степени. И ты не объяснил, как будет всё обыграно, сказал один лишь результат.
– Так ведь это самое главное. А чем заполнено экранное время – ну… переживаниями – его, опять же, а не её, судя по её холодному взгляду, и потому, как после всех кровопролитий девушка спокойно сидит на кухне и пьет чай вместе с мамой. Ещё следствие. Полиция будет допытываться, кто соучастник, а парень будет отпираться – мол, один пошёл на дело, и возьмёт всю вину на себя. Может, потом передумает, но будет поздно.
Имоджин вынула из сумочки мобильный телефон:
– Всё, звоним.
Набирая номер, сказала:
– Спорим на желание. Проигравший должен будет…
Услышав голос Илоны, прервалась:
– Привет, дорогая. Как дела? Помнишь тот фильм…
Потягивая токайское, Андрей наблюдал за Имоджин. Ему было непонятно, о чем речь – говорила она по-венгерски, но по её удивленному виду, по её расширенным глазам, смотревшим на него в упор, понял, что выиграл.
– Но как ты догадался? – спросила она, закончив разговор. – Признавайся: ты видел этот фильм.
– Подожди, не так быстро. Давай по порядку: чем всё закончилось?
– Ты разве не знаешь? – хитро переспросила она.
– Нет.
Она взглянула на его ладони, обхватившие бокал, затем посмотрела ему в лицо.
– У тебя сейчас такой кроткий взгляд!
И рассказала о том, что же было дальше в фильме.
Тина не только не пришла в полицию с признанием, но и ни разу не навестила своего друга в продолжение следствия, длившегося два месяца. Следователь допытывался, кто его сообщник – видеокамера засняла всё от начала до конца, за исключением объятий и поцелуев, так как парочка отошла в сторону, и там, именно в том месте была мертвая зона. На пленке не видно, что это девушка (мешковатая одежда скрывает фигуру), неразличимо и лицо из-за панамы. Кароль так и не выдал её, и взял всю вину на себя. Он верил в то, что она дождётся его; не приходит только потому, что сильно испугалась, а не потому, что безразличен ей. Действительно, для него всё плохо кончится – он будет застрелен при попытке к бегству. Его последними словами будут: «Тина, любовь моя…» А Тина знакомится с другим парнем и страстно, до затвердения сосков влюбляется в него. И что интересно – он не прилагает особых усилий, чтобы её соблазнить, она сама себя предлагает.
– В итоге они поиграют в папу-маму – Тина и её новый парень? – уточнил Андрей.
– Да, фильм заканчивается любовной сценой.
– Как интересно! Посмотреть бы этот фильм хотя б одним глазком, что за девушка такая серьезная. Прямо амазонка какая-то – одних из пистолета, другого обломала и в тюрьму, третьего к себе в постель. И при этом примерная доченька? И ей всего шестнадцать? Не верю!
– А почему нет? Вон, у вас в Афганистане и в Иране дети семилетние воюют.
Андрей спокойно проглотил это её «у вас в Афганистане и в Иране», и выпил токайского.
– Отличное Tokaji Aszu, отличное.
– Я проиграла, – сказала она, выждав паузу. – Какое будет твоё желание?
– Моё желание будет… Я желаю… выполнить твоё желание!
Глава 10
Данила придумал оригинальный способ компенсировать убытки. Трэйнинг проводился в конференц-зале отеля, это помещение, естественно, имело входную дверь, а на двери была табличка с номером.
Завтраками и обедами кормили за счёт фирмы, а вот ужинать приходилось самим. И если иностранные коллеги из экономии давились гамбургерами в дешёвых забегаловках, то Данила вёл Андрея в гостиничный ресторан, в котором каждый день был днём какой-нибудь национальной кухни – средиземноморской, испанской, полинезийской, или иной; соответствующим образом украшался зал, играла живая музыка. Готовили отменно. Данила заказывал всё самое дорогое, а когда официант приносил счёт, говорил: «put it on my room», называл номер конференц-зала, и ставил размашистую подпись. Не забывал при этом сунуть мелочь – чаевые, и ослепительно улыбнуться улыбкой, выглядевшей дороже мелочи, дороже счёта, дороже всего, что находилось в зале. Это был действительно ценный дар – словно шуба, сброшенная с царского плеча.
Андрей поначалу опасался разоблачения, но потом, осмелев, стал приводить Имоджин.
«Как считаешь, коллега, – не будут же они делать графологическую экспертизу, чтобы выяснить, кто из сотрудников приходил в ресторан и списывал счета на компанию?» – спрашивал Данила.
– Тут не нужны никакие экспертизы, – отвечала Имоджин. – И так всё ясно – на это способны только русские.
– … в день приезда тупо профазанившиие кучу денег, – добавил Андрей и выразительно посмотрел на неё.
В тот вечер Данила приобрёл костюм «как у Джастина», и был в особенно приподнятом настроении. Джастин Тимберлейк – суперпопулярный певец, продюсер, актер – был кумиром Данилы, копировавшем его прическу, манеру поведения, одежду, – всё, что мог скопировать, на что хватало средств. Например, он стал встречаться со своими бывшими девушками – в последнем интервью Джастин сказал, что это классно. Конечно, всё зависит от бывшей, но если получается остаться с ней в хороших отношениях, то тем лучше для тебя.
Джастин отказался от побрякушек. Он поставил жирный крест на своем имидже времен рэперских тусовок (обтягивающий черный свитер с V-образным воротом, толстая золотая цепь, осветленные пряди). Он похоронил эпоху, резавшую глаз блеском позолоты: «Это было не классно. В конце концов, побрякушки – всего лишь щит, скрывающий неуверенность в себе. Бриллианты – да, иногда они хорошо смотрятся на некоторых людях, и в какой-то момент я думал, что и меня они могут здорово украсить. Но я ошибался. В наше время показуха – признак дурного вкуса». Так сказал Джастин. И Данила перестал носить свой ярко-желтый галстук, и не надевает золотую цепочку, потому что, по Джастину, это не классно.
Джастин не переносит ненатуральные запахи. Но появление туалетной воды Timbus изменило его позицию по этому вопросу, и теперь он официально представляет её вместе с одноименными духами. Да, да, недавно он стал рекламным лицом Givenchy. Слово Джастину: «Это первая туалетная вода, которой я пользуюсь. Вообще я ненавижу, когда кто-то входит в комнату, и все тут же начинают задыхаться от парфюма. Но Timbus – совсем другая история: это мужественный аромат, однако он остается легким и свежим и не заглушает мои естественные феромоны». Слово феромоны он произносит безо всякого стеснения. И Данила приобрёл туалетную воду Timbus, и заливается ею, потому что это классно – Джастин так делает.
И теперь его друзья, проклиная Джастина, были вынуждены вдыхать этот бактерицидный запах, которым только клопов травить.
– Классный костюм, – оторвавшись от меню, произнес Данила уже в двадцатый раз за вечер.
– Да! Да! – хором ответили Андрей с Имоджин.
Андрей уже успел съесть салат, а его друзья всё еще терзались сомнениями, что заказать. Наконец, они определились: Имоджин выбрала морского черта с мидиями и карри, Данила – омаров. Насчет вина сомнений ни у кого не возникло – Tokaji Aszu, и только его. Бутылку принесли одновременно с гуляшом по-венгерски для Андрея.
– Что же стало с тем другом, который спятил? – спросила Имоджин. – Мне просто интересно, как кончают люди, которые не забивают голову ненужной информацией.
– Кончитос у него плохой.
Андрей уже рассказал ей, что был вынужден свернуть бизнес и уволиться с двух дополнительных работ, и вот уже полгода ничем не занимается, а тупо, как лох, сидит на одной зарплате вместо четырёх.
– Сначала Глеб опросил всех знакомых, спал ли кто-нибудь из них с его женой Клавой. Некоторое время после развода они иногда встречались, перепихивались – знаешь, простота нравов: если полгорода её трахает, так почему бы и бывшему мужу не заехать и не присунуть ей (её имя стало общеупотребительным в значении «шлюха»). Потом он стал с ней судиться из-за дочери, но это уже был перебор. Как мать его Клава вполне нормальная женщина, и родители её – приличные люди, так что в плане ухода за ребенком к этой семье вопросов никаких. Что касается Гордеевых – тут с точностью до наоборот, чокнутая семейка. К тому же, Глеб конкретно присел на стакан. Естественно, суд он проиграл, там над ним просто посмеялись. Он нёс такую околесицу, что у судьи возникла мысль вызвать скорую психиатрическую помощь. И Глеб постригся в монахи, потом свалил из монастыря, стал бомжевать, пару раз приходил ко мне и требовал деньги, которые я ему якобы должен. Мать его, полоумная, звонила мне и угрожала небесной карой, проклинала, бормотала заклятия. Я уже не брал трубку, так она на автоответчик наговаривала свой бред по полчаса. Что называется, яркий клинический случай. Когда я рассказываю про его макли, никто мне не верит, мол, такого не может быть в реальной жизни. Но те, кто Глеба знает лично, просто вахуе от него. Между прочим, парень имеет красный диплом, первое время после института он работал хирургом, у него золотые руки, редкое клиническое чутьё, талант, про него даже писали в газетах. Зачем подался в бизнес, непонятно.
Завтраками и обедами кормили за счёт фирмы, а вот ужинать приходилось самим. И если иностранные коллеги из экономии давились гамбургерами в дешёвых забегаловках, то Данила вёл Андрея в гостиничный ресторан, в котором каждый день был днём какой-нибудь национальной кухни – средиземноморской, испанской, полинезийской, или иной; соответствующим образом украшался зал, играла живая музыка. Готовили отменно. Данила заказывал всё самое дорогое, а когда официант приносил счёт, говорил: «put it on my room», называл номер конференц-зала, и ставил размашистую подпись. Не забывал при этом сунуть мелочь – чаевые, и ослепительно улыбнуться улыбкой, выглядевшей дороже мелочи, дороже счёта, дороже всего, что находилось в зале. Это был действительно ценный дар – словно шуба, сброшенная с царского плеча.
Андрей поначалу опасался разоблачения, но потом, осмелев, стал приводить Имоджин.
«Как считаешь, коллега, – не будут же они делать графологическую экспертизу, чтобы выяснить, кто из сотрудников приходил в ресторан и списывал счета на компанию?» – спрашивал Данила.
– Тут не нужны никакие экспертизы, – отвечала Имоджин. – И так всё ясно – на это способны только русские.
– … в день приезда тупо профазанившиие кучу денег, – добавил Андрей и выразительно посмотрел на неё.
В тот вечер Данила приобрёл костюм «как у Джастина», и был в особенно приподнятом настроении. Джастин Тимберлейк – суперпопулярный певец, продюсер, актер – был кумиром Данилы, копировавшем его прическу, манеру поведения, одежду, – всё, что мог скопировать, на что хватало средств. Например, он стал встречаться со своими бывшими девушками – в последнем интервью Джастин сказал, что это классно. Конечно, всё зависит от бывшей, но если получается остаться с ней в хороших отношениях, то тем лучше для тебя.
Джастин отказался от побрякушек. Он поставил жирный крест на своем имидже времен рэперских тусовок (обтягивающий черный свитер с V-образным воротом, толстая золотая цепь, осветленные пряди). Он похоронил эпоху, резавшую глаз блеском позолоты: «Это было не классно. В конце концов, побрякушки – всего лишь щит, скрывающий неуверенность в себе. Бриллианты – да, иногда они хорошо смотрятся на некоторых людях, и в какой-то момент я думал, что и меня они могут здорово украсить. Но я ошибался. В наше время показуха – признак дурного вкуса». Так сказал Джастин. И Данила перестал носить свой ярко-желтый галстук, и не надевает золотую цепочку, потому что, по Джастину, это не классно.
Джастин не переносит ненатуральные запахи. Но появление туалетной воды Timbus изменило его позицию по этому вопросу, и теперь он официально представляет её вместе с одноименными духами. Да, да, недавно он стал рекламным лицом Givenchy. Слово Джастину: «Это первая туалетная вода, которой я пользуюсь. Вообще я ненавижу, когда кто-то входит в комнату, и все тут же начинают задыхаться от парфюма. Но Timbus – совсем другая история: это мужественный аромат, однако он остается легким и свежим и не заглушает мои естественные феромоны». Слово феромоны он произносит безо всякого стеснения. И Данила приобрёл туалетную воду Timbus, и заливается ею, потому что это классно – Джастин так делает.
И теперь его друзья, проклиная Джастина, были вынуждены вдыхать этот бактерицидный запах, которым только клопов травить.
– Классный костюм, – оторвавшись от меню, произнес Данила уже в двадцатый раз за вечер.
– Да! Да! – хором ответили Андрей с Имоджин.
Андрей уже успел съесть салат, а его друзья всё еще терзались сомнениями, что заказать. Наконец, они определились: Имоджин выбрала морского черта с мидиями и карри, Данила – омаров. Насчет вина сомнений ни у кого не возникло – Tokaji Aszu, и только его. Бутылку принесли одновременно с гуляшом по-венгерски для Андрея.
– Что же стало с тем другом, который спятил? – спросила Имоджин. – Мне просто интересно, как кончают люди, которые не забивают голову ненужной информацией.
– Кончитос у него плохой.
Андрей уже рассказал ей, что был вынужден свернуть бизнес и уволиться с двух дополнительных работ, и вот уже полгода ничем не занимается, а тупо, как лох, сидит на одной зарплате вместо четырёх.
– Сначала Глеб опросил всех знакомых, спал ли кто-нибудь из них с его женой Клавой. Некоторое время после развода они иногда встречались, перепихивались – знаешь, простота нравов: если полгорода её трахает, так почему бы и бывшему мужу не заехать и не присунуть ей (её имя стало общеупотребительным в значении «шлюха»). Потом он стал с ней судиться из-за дочери, но это уже был перебор. Как мать его Клава вполне нормальная женщина, и родители её – приличные люди, так что в плане ухода за ребенком к этой семье вопросов никаких. Что касается Гордеевых – тут с точностью до наоборот, чокнутая семейка. К тому же, Глеб конкретно присел на стакан. Естественно, суд он проиграл, там над ним просто посмеялись. Он нёс такую околесицу, что у судьи возникла мысль вызвать скорую психиатрическую помощь. И Глеб постригся в монахи, потом свалил из монастыря, стал бомжевать, пару раз приходил ко мне и требовал деньги, которые я ему якобы должен. Мать его, полоумная, звонила мне и угрожала небесной карой, проклинала, бормотала заклятия. Я уже не брал трубку, так она на автоответчик наговаривала свой бред по полчаса. Что называется, яркий клинический случай. Когда я рассказываю про его макли, никто мне не верит, мол, такого не может быть в реальной жизни. Но те, кто Глеба знает лично, просто вахуе от него. Между прочим, парень имеет красный диплом, первое время после института он работал хирургом, у него золотые руки, редкое клиническое чутьё, талант, про него даже писали в газетах. Зачем подался в бизнес, непонятно.