Москвин Сергей Львович. Морские дьяволы

   Трентон распахнул настежь иллюминатор, и в каюту ворвался прохладный морской воздух. «Пол­нолуние, – прошептал Трентон, глядя на висящий в вышине диск луны. – Вот мне и не спится». Он несколько раз вдохнул полной грудью, словно про­буя на вкус соленый океанский ветер. Решив, что в ближайший час ему все равно не заснуть, Трентон надел форменную одежду и вышел из каюты.
   Несмотря на звание морского офицера, настоя­щим моряком он так и не стал. Его сражения про­ходили в кабинете при свете настольной лампы. Но спустя несколько часов, дней или месяцев уже ре­альные мотоботы, быстроходные катера, исполь­зуемые в интересах разведки рыболовецкие шхуны и даже подводные лодки входили в чужие террито­риальные воды, отрабатывая задачи, сформулиро­ванные Трентоном в тиши своего офиса. Туда же стекалась добытая исполнителями информация, а также и отчеты о понесенных потерях. Но иногда, когда того требовала обстановка, Джон Трентон покидал свой уютный кабинет с кондиционирован­ным воздухом и на борту авианосца, крейсера или фрегата отправлялся на боевые операции. Но и в этих случаях под воду или к вражескому берегу от­правлялись другие люди. Это они минировали вы­ходы из портов, устанавливали на проходящих по дну телеграфно-телефонных кабелях устройства съема информации, снабжали поддерживаемые правительством США партизанские отряды оружи­ем и деньгами, взрывали вражеские склады, линии связи и коммуникации. Время от времени, возвра­щаясь с задания, они привозили с собой раненых или погибших товарищей. Такие моменты Джон Трентон не любил более всего. Вид трупов и крови вызывал у привыкшего к кабинетной работе офи­цера брезгливое отвращение, часто сопровождае­мое приступами тошноты. В таких случаях Трентон сухо говорил положенные слова сочувствия и спе­шил уйти в выделенную ему отдельную каюту.
   Вот уже шестые сутки сейчас он оставался на борту эсминца «Роуэл». На корабле в его распоря­жении находились адмиральские – апартаменты, имеющие собственную душевую, отдельную спаль­ню и рабочий кабинет со встроенным в стену баром, где были даже крепкие спиртные напитки – недопустимая роскошь для любого члена команды, включая самого капитана. Трентон как генераль­ный инспектор центрального аппарата ЦРУ контро­лировал проведение ходовых испытаний суперсе­кретного подводного ракетоносца на морском полигоне у мыса Хаттерас. И от того заключения, которое он напишет об обеспечении безопасности ходовых испытаний, зависит дальнейшая служеб­ная карьера командиров кораблей боевого охране­ния и подчиненных им офицеров. Поэтому коман­дор Дженингс – командир эсминца «Роуэл» и дав­ний знакомый Трентона – распорядился выделить капитану первого ранга лучшую на корабле каюту. Но произвести впечатление на генерального ин­спектора оказалось не так-то просто. Трентон при­вык к такому почтению, поэтому даже не поблаго­дарил своего старого друга…
   Пройдя по пустующему в ночное время коридо­ру, генеральный инспектор поднялся на капитан­ский мостик. Заметив вошедшего каперанга^[8], вах­тенный офицер вытянулся по стойке «смирно» и по-военному четко отрапортовал. Трентон лишь вяло кивнул в ответ.
   – Где сейчас находится «Атлант»? – спросил он.
   – Слева от нас в десяти кабельтовых^[9] всплыл под перископ для вентиляции отсеков.
   – Какова подводная обстановка? Гостей побли­зости нет? – уточнил Трентон, имея в виду россий­скую подводную лодку, двое суток назад пытав­шуюся проникнуть в район ходовых испытаний.
   – Нет, сэр! Гидроакустический горизонт чист, – уверенно доложил вахтенный офицер.
   Его уверенность основывалась на регулярных сообщениях технических постов слежения, посту­пающих на капитанский мостик каждые полчаса. Последний доклад, принятый вахтенным офице­ром всего несколько минут назад, свидетельство­вал о том, что в радиусе нескольких десятков миль от места стоянки эсминца, помимо всплывшего до перископной глубины «Атланта» и двух фрегатов из состава боевого охранения, нет ни одной крупной или малоразмерной цели.
   – Вы не знаете, отчего у меня бессонница? – неожиданно для вахтенного офицера вдруг спро­сил Трентон. – Может быть, это как-то связано с полнолунием?
   – Не могу знать, сэр.
   По твердому убеждению вахтенного офицера, у занятого службой моряка бессонницы просто не могло быть. Его собственный глубокий сон являлся этому отличным доказательством. Однако, чтобы не навлечь на себя гнев проверяющего, вахтенный офицер ограничился неопределенным ответом.
   Трентон вздохнул и, оставив капитанский мос­тик, направился в радиорубку. Ночью смену там нес один из двух радистов. При появлении гене­рального инспектора он, как ранее и вахтенный офицер, вытянулся по стойке «смирно».
   – Для меня есть сообщения?
   – Никак нет, сэр!
   Пропустив мимо ушей ответ радиста, Трентон принялся перебирать бланки полученных радио­грамм. Внезапно черты его лица заострились, а взгляд впился в отпечатанный на одном из бланков текст.
   – Вы что себе позволяете?! – Генеральный ин­спектор гневно взглянул на радиста. – Я же ясно приказал: все важные сообщения докладывать мне немедленно в любое время суток! – Трентон сунул под нос радиста бланк только что прочитанной те­леграммы.
   – Но, – растерянно произнес радист, снова прочитав полученную три часа назад телеграм­му. – Это же не об «Атланте». Я посчитал, что со­общение не столь важно, чтобы беспокоить вас среди ночи.
   – Ах это вы так посчитали! – взорвался Трен­тон. – Америка тратит миллиарды долларов на систему спутникового наблюдения за подводными лодками наших противников – и ради чего?! Чтобы вы, лейтенант, попросту игнорировали данные кос­мической разведки?! Вы приняли сообщение о том, что российская АПЛ «Барс», следившая за ходом испытаний «Атланта», всплыла в нейтральных во­дах в надводное положение и осуществила прием груза, доставленного российским гидросамоле­том, и посчитали это недостаточно важным?!
   – Да, но это произошло более чем в четырехстах милях от испытательного полигона, – попро­бовал оправдаться радист.
   – Прежде всего вы должны были обратить вни­мание на то, когда это произошло! – продолжал негодовать Трентон. – Двадцать девять часов назад российская подводная лодка приняла на борт до­полнительное оборудование! Двадцать девять! – еще раз повторил он. – Этого вполне достаточно, чтобы скрытно вернуться к нашему морскому поли­гону и задействовать доставленную шпионскую ап­паратуру для наблюдения за «Атлантом».
   В поступившей радиограмме ничего не говори­лось о назначении принятого российской подлод­кой груза. Но радист не решился оспаривать мне­ние одного из руководителей ЦРУ и выдал единст­венно верную в его положении фразу:
   – Да, сэр! С моей стороны такого больше не по­вторится!
   Как это часто бывает, признание подчиненным собственных ошибок в какой-то мере успокоило разъяренного инспектора. Уже более спокойным голосом Трентон приказал:
   – Запросите в штабе ВМС от моего имени све­дения о дальнейшем маршруте российской под­лодки и немедленно доложите мне. Я буду на капи­танском мостике.
   – Есть, сэр! – успел ответить радист, пока ин­спектор не скрылся за дверью радиорубки.
   Вновь поднявшись на капитанский мостик, Трен­тон обратился к вахтенному офицеру:
   – Срочно вызовите сюда Дженингса!
   – Командор Дженингс отдыхает, – растерянно ответил вахтенный офицер.
   – Так разбудите его! – теряя терпение, рявкнул Трентон.
   В его голосе было столько властности, что вах­тенный офицер немедленно отправил посыльного матроса за командиром корабля. Спустя несколько минут на капитанском мостике появился помятый и невыспавшийся командор Дженингс.
   – Что случилось, Джон? – обратился он к Трен­тону, сразу определив, по чьей прихоти был пре­рван его сон.
   – Помнишь ту российскую подлодку, которую мы отогнали от нашего полигона двое суток назад? Так вот, около тридцати часов назад она приняла на борт дополнительную аппаратуру, доставлен­ную российским самолетом-амфибией и предна­значенную, очевидно, для слежения за «Атлантом».
   – И что, русская лодка вернулась? – слегка скосив глаза в сторону вахтенного офицера, поин­тересовался Дженингс.
   В случае появления в районе испытаний любой подводной или надводной цели, тем более подвод­ной лодки потенциального противника, вахтенный офицер обязан был немедленно уведомить коман­дира эсминца. Командор Дженингс верил в добро­совестность своих офицеров, поэтому не сомне­вался – раз его не оповестили, значит, подводная лодка русских не вернулась и, следовательно, нет причин для беспокойства. Но Трентон думал иначе.
   – Она вернется, Майкл, – уверенно заключил он. – Российская подлодка вернется, потому что русским нужен «Атлант». Нужны его характеристи­ки, без которых вся их система противолодочной обороны просто развалится. Поэтому им крайне важно заполучить гидроакустический портрет «Ат­ланта». А мы обязаны им в этом помешать. Мы перехватим русскую подлодку на подходе к поли­гону. Все корабли боевого охранения необходимо немедленно направить на ее поиск.
   Майклу Дженингсу хотелось послать ко всем морским чертям сумасбродного инспектора, вер­нуться в каюту и спокойно заснуть. Но он лишь без­звучно пожевал нижнюю губу, после чего сказал:
   – Джон, у меня есть приказ командования: не покидать район испытаний без достаточных на то оснований. Я высоко ценю твою интуицию, однако прием подводной лодкой русских дополнительного груза не является достаточным основанием, чтобы выводить из района ходовых испытаний корабли боевого охранения. – Несмотря на все старание, ответ, по мнению самого Дженингса, прозвучал слишком дерзко. Желая сгладить невольную рез­кость, командир эсминца добавил: – К тому же ты не знаешь курса российской подводной лодки. Куда прикажешь направить корабли?
   Последнее замечание было абсолютно верным. Перехватывать цель, даже приблизительно не зная район ее местонахождения, представлялось бес­смысленной затеей. Именно поэтому Трентон при­казал радисту запросить в штабе ВМС сведения о курсе российской подводной лодки, однако он до сих пор не выполнил приказ.
   – Вызовите на мостик вашего радиста! – обра­тился Трентон к вахтенному офицеру.
   Тот уже собирался вызвать по внутренней связи радиорубку, но в этот момент радист сам появился на мостике.
   – Господин капитан первого ранга, в штабе ВМС нет интересующих вас сведений, – произнес он, виновато глядя на Трентона. Но генерального инспектора было сложно заставить отказаться от своих намерений.
   – Соедините меня с командованием базы Нор­фолк! – потребовал он у командира фрегата.
   Встретившись глазами с требовательным взгля­дом Трентона, Майкл Дженингс нехотя кивнул своему вахтенному офицеру. Спустя пару минут Трентон по закрытой от прослушивания спутнико­вой системе связи разговаривал с оперативным дежурным штаба военной базы. Полигон у мыса Хаттерас охранялся кораблями, приписанными к военно-морской базе Норфолк, поэтому ее коман­дование также несло ответственность за безопас­ность проведения испытаний новейшего подвод­ного крейсера. Закончив разговор и вернув вах­тенному офицеру трубку спутникового телефона, Трентон с удовлетворением взглянул на команди­ра фрегата:
   – Ну вот, Майкл, берег нам поможет. Норфолк направляет «воздушного охотника» на поиск рос­сийской подлодки. Самолет пройдет по маршруту от точки всплытия подлодки до нашего испыта­тельного полигона. Боюсь только, как бы русские не оказались умнее и не зашли с юга, где мы их не ждем. Поэтому направь вертолет на южную око­нечность мыса. Так мы сможем обнаружить незва­ных гостей, откуда бы те ни зашли.
   Командор Дженингс вновь задумался. Отпра­вить на поиск русской подлодки противолодочный вертолет куда проще, чем поднять по тревоге всю команду корабля. Поэтому Дженингс согласился:
   – О'кей, Джон. Вертолет будет готов к вылету через четверть часа.
   Ровно через пятнадцать минут с палубы эсмин­ца «Роуэл» в небо поднялся противолодочный вер­толет, имеющий на борту спускаемый гидролока­тор. Еще через сорок минут с аэродрома военно-морской базы Норфолк взлетел двухмоторный «Орион»^[10], несущий в своем вместительном чреве акустическую, магнито – и радиометрическую аппа­ратуру, предназначенную для поиска подводных лодок. «Воздушный охотник», прозванный так по аналогии с противолодочными кораблями, называ­емыми «морскими охотниками», взял курс на севе­ро-восток. Противолодочный вертолет с фрегата «Роуэл» полетел строго на юг.

ПОД ВОДОЙ
03.00

   В отсеках субмарины никогда не бывает абсо­лютной тишины. Тишина означает смерть подвод­ного корабля. Но пока он жив, самые разнообраз­ные звуки нарушают безмолвие. Бурлит вода в охлаждающем контуре атомного реактора. Тихо по­трескивает система регенерации воздуха. Свистит продувающий балластные цистерны воздух. Мерно гудят многочисленные электроприборы. Перекры­вая механический шум, то и дело раздаются ко­манды командира подводной лодки, его помощни­ков и вахтенных офицеров. В ответ звучат доклады командиров боевых частей, мичманов и матросов.
   За пятнадцать лет плаваний на различных типах подводных лодок капитан второго ранга Петров­ский привык к этому шуму и научился не замечать его. Но сейчас командиру очень хотелось, чтобы эти звуки здесь стали как можно тише. Чтобы его «Барс», зависший в водной толще в двух милях от Восточного побережья США и в пятнадцати от юж­ной границы морского полигона у мыса Хатгерас, стал таким же бесшумным, как испытываемый аме­риканцами подводный крейсер. По всем междуна­родным морским законам российская подводная лодка являлась нарушителем, а ее моряки – преступниками, незаконно проникшими на террито­рию Соединенных Штатов.
   Петровский в очередной раз взглянул на цифер­блат своих наручных часов. «Уже час, как группа боевых пловцов покинула лодку. Нет, не стоит себя обманывать. Прошло еще только пятьдесят семь минут. Командир группы заверил меня, что они доберутся до берега за пятьдесят минут, значит, они уже там. Им же нужно было еще отстыковать от палубы свою СПЛ! – тут же поправил себя Петров­ский. – Они еще в пути. Сколько у них ушло на рас­стыковку? Полчаса, меньше? Пусть двадцать ми­нут. Получается семьдесят минут до берега, да пятьдесят обратно, если они не смогут высадиться. По приказу, лодка должна ждать группу боевых пловцов в течение четырех часов. Четыре часа у чужого берега. Интересно, как в штабе себе это представляют? И все же для уверенности мы долж­ны их подождать хотя бы еще два часа. Хотя бы два часа», – еще раз повторил Петровский, снова взглянув на свои наручные часы.
   – Центральный! Это акустик!
   – Есть центральный! – Петровский поспешно схватил микрофон внутренней связи. – Слушаю вас, акустик?!
   – По пеленгу «двести шестьдесят» наблюдаю работу гидролокатора. Дистанция пятнадцать ка­бельтовых, – последовал четкий доклад.
   «Гидролокатор – и всего в пятнадцати кабель­товых! Откуда он взялся?! Наверняка спустили на тросе с вертолета, иначе акустики услышали бы и шумы винтов приближающихся кораблей. Раз идет активный поиск, то, конечно, американцы знают о нашем присутствии».
   – Надо уходить, пока нас не обнаружили, – по­дал голос старший помощник. – Иначе могут и бом­бами забросать. А глубины здесь аховые, нырнуть не удастся. Значит, и от бомб не скроешься.
   То, что обычно немногословный старпом рас­щедрился на столь длинную фразу, свидетельство­вало о крайней степени его волнения.
   – Штурман! Глубина под килем?!
   – Пятьдесят метров, – немедленно отозвался штурман.
   В ходовой рубке установилась напряженная ти­шина. Никто из присутствующих на центральном посту больше не решался отвлекать командира. Ситуация была непростой.
   Чтобы не дать обнаружить себя противолодоч­ному вертолету, обследующему акваторию с помо­щью гидролокатора, лодку нужно было немедлен­но уводить в нейтральные воды. Но уйти сейчас – значит бросить выпущенную час назад тройку бое­вых пловцов на произвол судьбы. Ведь в случае, если пловцы по какой-то причине вынуждены будут повернуть назад, они наверняка погибнут, не встретившись с лодкой в заданном районе. Потому что дышать под водой можно лишь до определен­ного момента – до выработки регенерирующего состава в дыхательном аппарате. А остаться на месте – это дать себя обнаружить вертолету с гид­ролокатором. Проанализировав все обстоятельст­ва, командир «Барса» пришел к выводу, что амери­канцы вполне могут потопить вторгшуюся в их тер­риториальные воды российскую подводную лодку. Петровский обвел взглядом офицеров, собрав­шихся вместе с ним на центральном посту. Все они и еще сто тринадцать человек экипажа подводной лодки доверили ему свои жизни и вправе теперь рассчитывать, что в критический момент командир корабля спасет их. Но ведь и трое боевых пловцов тоже вправе надеяться, что лодка-носитель не уй­дет, бросив их в морской пучине. Тем не менее судьба своего экипажа для командира подводной лодки оказалась дороже жизни «морских дьяво­лов», отправившихся к американскому берегу.
   – Руль право на борт! Разворот на сто восемь­десят градусов! Малый вперед! Штурман, рассчи­тать маневр отрыва! – скомандовал Петровский по микрофону внутренней связи, а потом повторил специально для офицеров вахтенной смены цент­рального поста: – Уходим.
   Прикрытая сорокаметровым слоем воды, сталь­ная сигара подводной лодки медленно разверну­лась в океанской толще. Оставив за кормой враж­дебный американский берег, АПЛ «Барс» уходила в открытое море. По мере удаления от берега увели­чилась и дистанция до спущенного с противоло­дочного вертолета гидролокатора.
   – Дистанция до гидролокатора двадцать ка­бельтовых. Контакт с целью нечеткий, – доложил акустик.
   – Есть, акустик, – отозвался Петровский.
   – Глубина под килем шестьдесят метров, – со­общил на центральный пост оператор эхолота. – Семьдесят… восемьдесят… сто.
   – Погружение пятьдесят метров! – скомандо­вал Петровский, оставляя под килем прежний за­пас глубины.
   Напоминающие расправленные крылья гори­зонтальные кормовые рули отогнулись вниз, и на­бегающий водяной поток направил лодку в пучину, туда, где ее уже не мог достать луч спущенного с противолодочного вертолета гидролокатора. Че­рез несколько минут, подтверждая результатив­ность выполненного маневра, гидроакустик доло­жил на центральный пост, что контакт с гидролока­тором потерян. Приняв доклад, капитан второго ранга Петровский облегченно перевел дыхание. Лишь тревога за судьбу трех боевых пловцов, с ко­торыми он, по сути, даже не успел познакомиться, не давала командиру подводной лодки почувство­вать полное спокойствие.

ПУТЬ К БЕРЕГУ
03.10

   Подводный мир красив и многообразен. Пере­ливаясь в солнечных лучах, играют у поверхности серебристые рыбки. Ярко расцвеченные рыбы-по­пугаи снуют между кораллов. Из расщелин подвод­ных скал высовывают головы, вытягивая длинные гибкие шеи, змееподобные мурены. На дне, рас­пустив щупальца, колышутся в воде разноцветные актинии. Бродят в поисках пищи лангусты и крабы, неспешно переползают с места на место угольно-черные морские ежи и кроваво-красные морские звезды. Но как только солнце опускается за гори­зонт, краски тускнеют. Исчезают, словно растворя­ясь в воде, разноцветные рыбы. Донные обитатели сливаются с морским дном… А прозрачная лазурная вода становится черной. С наступлением ночи под­водный мир погружается во мрак. И ныряльщик, который отважился на ночное погружение, не мо­жет разглядеть под водой даже собственные руки.
   И все же подводная тьма не является полной. Под воду проникают и лучи далеких звезд, и отра­женный луной солнечный свет. Именно эти невидимые человеческим глазом световые фотоны способен улавливать микроканальный усилитель яркости изображения, воспроизводя с улучшенной в несколько тысяч раз видимостью картину под­водного мира в окулярах акваскопа. Если бы не акваскопы, трое «морских дьяволов», направляющих­ся к американскому берегу, неминуемо потеряли бы друг друга. Но специальные средства наблюде­ния позволяли поддерживать между членами груп­пы визуальный контакт. Первым, обозначая на­правление и задавая темп, плыл Данил Бизяев. За ним на подводном транспортировщике следовал Андрей Мамонтов. Замыкал строй командир груп­пы – капитан-лейтенант Ворохов.
   Умение ориентироваться под водой в условиях ограниченной видимости является обязательным для любого боевого пловца. Оно формируется и совершенствуется еще на этапе подготовки в про­цессе многочисленных тренировочных погружений и затем оттачивается во время реальных боевых операций. Осветительными приборами (фонарями и прожекторами) боевые пловцы пользуются редко, да и то лишь на больших глубинах или вдали от разыскиваемой цели. Перемещающееся под во­дой световое пятно может выдать боевого пловца и указать противнику на его местонахождение. Для того чтобы облегчить аквалангисту задачу обнару­жения цели в темноте подводного мира, помимо акваскопа используются компас, хронометр и глу­биномер, а также такие простейшие приспособле­ния, как щупы, в качестве которых используется цельный или раздвижной шест. И все же главное для пловца – это инстинкт!
   Именно он подсказал Данилу Бизяеву, что дно полого пошло вверх. Наклонив голову, Данил на­правил объектив своего акваскопа вертикально вниз, и спустя несколько секунд в окуляре прибора возникло изображение выплывшей из мрака дон­ной скалы. Бизяев тут же отключил двигатель бук­сировщика и дважды мигнул ручным фонарем, сигнализируя Мамонтову и Ворохову, что достиг бе­рега. В действительности до суши было еще мет­ров триста, но разве это расстояние для опытного «морского дьявола».
   Буксировщик с выключенным двигателем по инерции протащил пловца вперед еще на несколь­ко метров и завис вместе с оседлавшим его чело­веком в водной толще. Инерционность массивного «Тритона» оказалась выше, чем у индивидуального буксировщика, поэтому и подводный транспорти­ровщик не смог остановиться и обогнал Бизяева, вырвавшись вперед. Лишившись подъемной силы, уравновешивающей во время движения подводный аппарат, «Тритон» начал медленно погружаться. Андрей Мамонтов, расположившийся в его кабине за штурвалом и рычагами управления, отнесся к этому совершенно спокойно. Судя по показаниям эхолота и глубиномера, дно лежало ниже поверх­ности океана всего на двадцать метров. Для «Три­тона» такая глубина не представляла никакой опас­ности.
   Пока Данил Бизяев вместе со своим буксиров­щиком висел в водной толще, а Андрей Мамонтов следил, чтобы погружающийся транспортировщик опустился на дно строго горизонтально, без боко­вого крена, Стас Ворохов тщательно обследовал обнаруженную Бизяевым скалу. Проплыв вокруг нее, он убедился, что нагромождение каменных глыб возвышалось над песчаным дном метров на шесть. Отдельная донная скала являлась хорошим укры­тием для подводного носителя «морских дьяволов» и при этом была прекрасным ориентиром при по­иске замаскированного на дне снаряжения. В то же время Ворохов не обнаружил вокруг ничего, что могло бы заинтересовать любителей дайвинга или аквалангистов-профессионалов.
   Стас подплыл к «Тритону» и постучал ладонью в стекло обзорного колпака, чтобы привлечь внима­ние Андрея. Потом махнул рукой, показывая на­правление движения. Андрей вновь запустил двигатели «Тритона» и направил подводный аппарат за плывущим впереди командиром. Оказавшись возле скалы, Ворохов осветил ее своим фонарем, а затем обрисовал лучом контур ложбины на дне. И Андрей, выровняв транспортировщик над осве­щенным участком морского дна, с ювелирной точ­ностью опустил его на песок в расщелину подвод­ной скалы. Когда он, застопорив двигатель и отклю­чив аккумуляторные батареи, выплыл из ходовой рубки, Ворохов показал ему большой палец правой руки, демонстрируя свое восхищение точностью выполненного маневра. Наблюдавший за погруже­нием «Тритона» Данил Бизяев тоже не поскупился на похвалу, сцепив в замок поднятые над головой руки. Переведя взгляд на командира, он увидел, что Ворохов уже покинул свой буксировщик и, при­держивая аппарат одной рукой, плывет к открытой кабине «Тритона». Следуя примеру Ворохова, Би­зяев разомкнул крепления плечевых упоров и вы­свободил руки и ноги из петлеобразных зажимов буксировочного аппарата. Ухватив буксировщик за один из упоров, Данил несколькими мощными гребками ласт догнал Станислава. Помогая друг другу, офицеры поместили свои буксировщики внутрь расположенного за кабиной «Тритона» гру­зового отсека. Бизяев уже собирался задвинуть на место стеклянный колпак, но Ворохов остановил его и указал рукой на пристегнутый к поясу под­водный пистолет. Данил демонстративно коснулся рукой своего лба, показывая, что совершенно забыл об оружии, после чего отстегнул пистолет и вместе с патронташем опустил его внутрь отсека. Следом за ним Ворохов также уложил туда оружие и запасные патроны и лишь затем задвинул обзор­ной стеклянной полусферой входной рубочный люк. Последний раз взглянув на оставляемый транспор­тировщик, трое боевых пловцов, неспешно шевеля ластами, медленно двинулись к поверхности. Им предстояло преодолеть двадцатиметровый слой морской воды, чтобы оказаться в совершенно дру­гом мире, наполненном звуками и красками, мире, где можно дышать не через резиновый загубник, соединенный гофрированным шлангом с дыха­тельным аппаратом, а прямо через рот…