Сергей Москвин
Морские дьяволы

ПУТЬ В ГЛУБИНЕ
10 мая. 15.00

   Косяк салаки прорезал голубовато-зеленую воду у самой поверхности океана. Словно гигант­ская переливающаяся капля, десятки мелких и более крупных рыб кружились в причудливом хо­роводе. Серебристые блики играли на их боках и спинах, когда проникающие под воду косые со­лнечные лучи отражались от рыбьей чешуи. Но внезапно вся стая, как по команде, метнулась в сторону, напуганная появившейся из глубины тем­ной тенью. По мере приближения к поверхности тень приобретала все более четкие очертания, пока не превратилась в силуэт большой белой аку­лы. Она оказалась действительно большой – более четырех метров от тупорылой морды до кон­чика хвоста. Беззвучно скользя в водной толще, акула прошла в десяти метрах ниже того места, где только что резвилась салака. Ее оскаленная пасть и плавные, полные грации движения указывали на то, что самый грозный морской хищник вышел на поиск очередной жертвы. Но мелкая салака акулу не интересовала. Она выслеживала добычу по­крупнее. Но у поверхности не оказалось преследу­ющих салаку тюленей – излюбленной пищи белых акул, и хищная рыба вновь ушла в глубину. Четы­рехметровая акула, весящая более тонны, не имеет собственных врагов. На рыб такого размера и веса не охотится ни один хищник. И тем не менее, ощу­тив своей кожей усиливающуюся вибрацию и со­трясение слоев морской воды, а затем и опреде­лив источник этих колебаний, акула стремительно рванулась в пучину, освобождая дорогу неведомо­му ей подводному монстру. Распугивая встречающиеся на пути косяки мел­ких и крупных рыб и обращая в бегство одиночных морских хищников, сквозь вязкую массу воды про­давливалась огромная, как четырехподъездный пя­тиэтажный жилой дом, стальная махина подводной лодки. Со скоростью двенадцать узлов, обеспечи­вающей необходимую скрытность, российская многоцелевая атомная подводная лодка «Барс» приближалась к Восточному побережью США. АПЛ «Барс» относилась к последнему поколению ло­док-охотников, призванных выслеживать в водах Мирового океана стратегические подводные раке­тоносцы вероятного противника. Командир под­водной лодки – капитан второго ранга Петров­ский – имел все основания гордиться своим ко­раблем. В подводном положении «Барс» развивал скорость до тридцати пяти узлов, мог обнаружить цель за сотню морских миль, а благодаря своему торпедному и ракетному вооружению был спосо­бен вести бой сразу с пятью противниками.
   Именно поэтому результат выполнения послед­ней боевой задачи, а точнее его отсутствие, стал для Петровского настоящим потрясением. Двое суток «Барс» курсировал в нейтральных водах вдоль морской границы США, тщетно стараясь об­наружить проходящий ходовые испытания у мыса Хаттерас только что сошедший со стапелей Портс­мутской верфи американский ударный подводный ракетоносец. Двое суток акустики Петровского пы­тались записать или хотя бы зафиксировать шум гребных винтов американского РПКСН[1], но так ни­чего и не услышали. Гидроакустические станции четко отмечали все перемещения кораблей боево­го охранения: эсминца и двух фрегатов, но ни разу не засекли шум винтов подводной лодки. О том, что она все-таки движется, свидетельствовали сверхчувствительные радиометры, течение, огибающее мыс Хаттерас, регулярно вы­носило в Атлантику потоки воды со слабой радио­активностью, образующиеся в кильватерном следе атомохода. Через двое суток безуспешных поисков Петровский запросил в Главном штабе Военно-Морского Флота разрешение и, получив его, пред­принял последнюю – весьма рискованную – по­пытку обнаружить ускользающую цель. АПЛ «Барс» нарушил государственную границу и вошел в тер­риториальные воды Соединенных Штатов. Петров­скому удалось сделать невозможное – прибли­зиться к району испытаний американского ракето­носца на расстояние действия гидролокатора. Однако когда по его приказу акустики включили гидролокатор, то зафиксировали все те же цели: три надводных корабля боевого охранения. А под­водный крейсер, для поиска которого Петровский предпринял чрезвычайно рискованный маневр, способный привести к международному скандалу и серьезному осложнению двухсторонних отноше­ний между Россией и США, так и остался необна­руженным. Результат поиска выглядел совершенно невероятным.
   Глубина шельфовой зоны у мыса Хаттерас не пре­вышает ста метров, поэтому американский РПКСН не мог выполнить маневр отрыва, погрузившись на недостижимую для лодки-охотника глубину. Но хотя направленный луч гидролокатора пронизывал водную толщу до самого дна, разыскиваемый под­водный крейсер исчез, словно растворившись в пучине. Зато гидролокатор российской подвод­ной лодки обнаружил корабли прикрытия амери­канских ВМС. Оба фрегата были немедленно на­правлены на перехват лодки-нарушителя, и «Бар­су» пришлось срочно уходить из района испытаний в нейтральные воды. Капитан второго ранга Пет­ровский недоумевал, как такое могло произойти, но все же вынужден был доложить в Штаб ВМФ России, что поставленная задача не выполнена – несмотря на все попытки, цель не обнаружена. В отличие от командира подводной лодки, в Штабе ВМФ знали причину таинственного исчез­новения американского подводного ракетоносца. Проходящий ходовые испытания РПКСН «Атлант» являлся первым кораблем, созданным в рамках сверхсекретной и уникальной по выделенным ас­сигнованиям программы «Призраки глубин». Ее целью являлось создание принципиально нового класса подводных лодок, которые невозможно об­наружить современными акустическими средства­ми поиска и слежения. Как стало известно россий­ской военной разведке, РПКСН «Атлант» был обо­рудован уникальной системой шумопонижения, сводящей шумы гребных винтов и прочих механиз­мов подводной лодки к естественному шуму океа­на, а специальное полимерное покрытие корпуса гасило волны гидролокатора, делая лодку невиди­мой даже при активном поиске. Безуспешные по­пытки «Барса» обнаружить новейший американ­ский атомоход полностью подтвердили данные военной разведки.
   Появление у потенциального противника удар­ных субмарин типа «Атлант», неуязвимых для рос­сийских систем противолодочной обороны, грози­ло изменить существующий паритет стратегичес­ких ядерных сил в пользу США. Таким образом, задача обнаружения американских подводных лодок нового проекта приобрела стратегическое значение, и на экстренно созванном совещании в Главном штабе Военно-Морского Флота ей был присвоен высший приоритет. Сопоставив все дан­ные проведенной АПЛ «Барс» гидроакустической разведки, командование ВМФ пришло к оконча­тельному выводу, что обнаружить РПКСН «Атлант» без эталонной фонограммы собственных шумов подводного крейсера не представляется возмож­ным. Лишь при ее наличии акустики сумеют выде­лить из естественных звуков океана шум винтов и силовой установки американской подводной лодки.
   И как уже не раз случалось, и не только на флоте, задача, оказавшаяся непосильной для новейших российских гидроакустических станций и прочих технических средств противолодочной обороны, была поручена людям. И сейчас на борту «Барса» находились трое боевых пловцов из отряда специ­ального назначения российской военно-морской разведки. Именно им, неофициально именуемым «морскими дьяволами», предстояло получить имею­щую стратегическое значение фонограмму собст­венных шумов новейшего американского подвод­ного крейсера. Трех «морских дьяволов» вместе с их снаряжением, включающим помимо всего про­чего два индивидуальных подводных буксировщи­ка и двухместный транспортировщик «Тритон-2М», доставил на «Барс» гидросамолет-амфибия Се­верного флота. После десяти часов перелета над Атлантикой и еще получаса поиска ожидающей в заданном квадрате всплывшей на перископную глубину подводной лодки гидросамолет, несмотря на двухбалльный шторм, совершил успешную по­садку примерно в пятистах милях севернее Бер­мудских островов. Прием доставленного гидроса­молетом снаряжения группы боевых пловцов про­шел штатно, и спустя полчаса трое «морских дьяволов» поднялись на борт подводной лодки.

НА БОРТУ
11 мая. 01.05

   Три младших морских офицера в званиях от лейтенанта до капитан-лейтенанта разом поверну­ли головы на стук в дверь каюты. Небольшая двух­местная каюта размерами и планировкой напоми­нала купе в спальном вагоне: те же расположенные
   Все подводные средства движения боевых пловцов подраз­деляются на индивидуальные (буксировщики) и групповые (транспортировщики). 555параллельно друг другу койки и пластиковый от­кидной столик между ними. Капитан-лейтенант и лейтенант сидели рядом друг с другом на одной из коек. Старший лейтенант, пользуясь возможнос­тью, снял обувь и растянулся на соседней койке. Койка была ему явно мала, и вытянутые ноги рос­лого офицера упирались в переборку.
   – Войдите! – громко крикнул он, услышав стук в дверь каюты.
   – Встань с койки! – сейчас же приказал ему ка­питан-лейтенант.
   Старший лейтенант опустил ноги на пол и по­двинул к себе снятые ботинки. В этот момент дверь открылась и на пороге каюты возник кап-два[2] Пет­ровский.
   – Товарищи офицеры! – обратился к своим то­варищам капитан-лейтенант, и все дружно подня­лись, приветствуя старшего по званию. При этом старший лейтенант, так и не успевший надеть бо­тинки, остался стоять в одних носках.
   – Сидите, сидите, – Петровский сделал рукой предупредительный жест и сам уселся на свобод­ное место рядом со старшим лейтенантом.
   Стоять вчетвером в узком пространстве двух­местной каюты можно было, только тесно прижав­шись друг к другу. Но даже если бы пространство позволяло, Петровский предпочел бы разговари­вать с офицерами сидя, потому что испытывал ско­ванность и даже некоторую робость в их присутст­вии.
   Эти трое принадлежали к особой, совершенно незнакомой офицеру-подводнику касте «морских дьяволов». Только несколько раз во время команд­но-штабных учений флота Петровскому довелось наблюдать за действиями боевых пловцов. Первый раз это случилось в 1983 году на Балтийском фло­те, когда недавний выпускник военно-морского училища Петровский нес службу вахтенным офи­цером на своей первой, еще дизельной подводной лодке. В соответствии с планом учений лодка ото­шла от места стоянки и в надводном положении направилась к выходу из бухты. Лейтенант Петров­ский как вахтенный офицер вместе с командиром корабля находился на рубочном мостике. Вдруг из пенного буруна, образующегося у носа лодки во время движения, прямо на носовую обшивку вы­лезли двое аквалангистов в невиданном снаряже­нии. Они провели всего несколько секунд на носу лодки и, спрыгнув в набегающие волны, снова ис­чезли в морской пучине. Петровский недоумевал, что означает их появление. Но буквально через ми­нуту радист принес на мостик радиограмму с изве­щением о том, что корабль подвергся атаке груп­пой боевых пловцов и был уничтожен. Две другие-встречи с боевыми пловцами были аналогичны первой. Один раз лодка условно подорвалась на морских минах, расставленных подразделением подводных диверсантов, второй – в подводном по­ложении скрытно доставила группу боевых пловцов в бухту условного противника. Но за все время службы Петровскому ни разу не довелось лично общаться с «морскими дьяволами». Подводный спецназ считался элитой даже среди отрядов спе­циального назначения. В связи с особой секрет­ностью решаемых задач даже внешность любого «морского дьявола» являлась секретной, так же, как и внешний облик действующих офицеров Службы внешней разведки. Ведь и сейчас из всего эки­пажа подводной лодки лишь один командир корабля знал, кем в действительности являются три офице­ра, прибывшие с самолетом-амфибией. Для всех остальных, согласно легенде, они являлись сотрудниками научно-исследовательского гидрогра­фического института Министерства обороны, в за­дачу которых входила установка на лодке экстренно переброшенного по воздуху дополнительного специального оборудования.
   – Через час будем в точке высадки, – сообщил Петровский всем присутствующим в каюте, но ос­тановил взгляд на лице капитан-лейтенанта.
   Тот сдержанно кивнул, зато старший лейтенант, успевший вставить ноги в ботинки, тут же поинте­ресовался:
   – С местом не промахнетесь? Для вас, морских скитальцев, и миля не расстояние, а для нас, греш­ных, такая промашка чревата…
   Он не стал приводить сравнение, чтобы не на­кликать беду, лишь многозначительно покачал го­ловой.
   – Данил! – сейчас же отреагировал на его реп­лику капитан-лейтенант и осуждающе посмотрел на подчиненного, хотя в душе был полностью со­гласен с ним.
   В условиях, когда ресурс буксировщиков огра­ничен емкостью их аккумуляторных батарей, а вре­мя работы систем жизнеобеспечения определяется количеством оставшейся в дыхательном аппарате газовой смеси, даже незначительное отклонение от точки высадки может быть смертельно опасно. Потому что тогда пловцам придется затратить больше времени, чтобы добраться до конечной цели. Поскольку поиск ведется под водой в усло­виях ограниченной видимости, ошибка даже на одну морскую милю может привести к тому, что цель вообще не удастся обнаружить. А это, в свою очередь, будет означать для аквалангиста смерть от удушья после выработки в дыхательном аппара­те всего регенерирующего состава.
   – Не должны, – ответил командир подводной лодки на прозвучавший вопрос. – Я лично прове­рил все расчеты штурмана. Курс вычислен верно. В районе высадки отклонение от заданной точки не превысит двухсот метров.
   – Дай-то бог, – заметил старший лейтенант. Как всегда перед выходом на задание, он заметно нервничал, поэтому говорил больше, чем это требовалось. Командир группы боевых плов­цов – капитан-лейтенант Ворохов знал, что стоит Данилу оказаться в воде, и его предстартовое вол­нение исчезнет, уступив место вниманию и пре­дельной собранности. Ворохов уже давно заметил, что слабого человека экстремальная ситуация де­морализует, а сильного, наоборот, мобилизует. Двое его подчиненных – старший лейтенант Бизяев и лейтенант Мамонтов – относились к числу пос­ледних. И не только потому, что слабаки просто не могли выдержать жесточайший отбор в специаль­ный отряд боевых пловцов Главного управления военно-морской разведки. Как убедился Ворохов, при всей несхожести характеров и темпераментов Бизяева и Мамонтова объединяли несгибаемая воля, упорство и мужество – те качества, которые сам Станислав Ворохов более всего ценил в людях.

РАЗВЕДГРУППА КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТА ВОРОХОВА
01.10

   – Расчетная глубина выхода – сорок метров, но, если необходимо, мы можем всплыть под пери­скоп, – обратился командир подводной лодки к старшему группы боевых пловцов. – Здесь отно­сительно спокойный район. Судоходные пути про­ходят севернее и южнее. Теоретически здесь мы можем встретить только прогулочную яхту или рыболовецкую шхуну, но маловероятно, чтобы ночью они курсировали возле берега.
   Выход из подводной лодки на глубине, являю­щейся почти предельной для аквалангиста в лег­ком водолазном снаряжении, куда сложнее и рискованней той же операции, осуществляемой на глубинах в несколько раз меньших. И командир группы боевых пловцов знал это, как никто другой. Но в то же время ему было известно немало при­меров, когда тщательно спланированные операции проваливались только из-за того, что не учитыва­лись случайности. Поэтому возможная встреча или даже столкновение всплывшей до перископной глубины подводной лодки с яхтой какого-нибудь любителя ночных прогулок по морю могла сорвать операцию стратегического значения.
   Подумав, на предложение командира подвод­ной лодки капитан-лейтенант Ворохов ответил от­казом:
   – Нет, всплывать не нужно. Мы выйдем, как и было запланировано.
   – Что ж, ясно. – Не решив, что можно добавить к сказанному, Петровский поднялся с койки. – Когда будем в точке выхода, я вам сообщу.
   Он открыл дверь и вышел в отделенный пере­боркой коридор. Как только командир подводной лодки покинул отведенную боевым пловцам каюту, старший лейтенант Бизяев хлопнул в ладоши и, ус­тавившись на Ворохова, спросил:
   – Раз еще час до выхода, может, перекусим, а?
   – Ты голоден? – в свою очередь спросил у Бизяева Ворохов.
   – Да нет. Это я так, чтобы снять мандраж. – Тогда нечего перед погружением набивать желудок.
   Бизяев отвернулся и с наигранной обидой за­бубнил:
   – Сурово вы ко мне относитесь. Вот только не пойму почему. Вроде не заслужил. Вот так всегда: одним фига с маслом, а другим лангусты с мидия­ми и прочие деликатесы.
   – Ты это о чем? – удивился Ворохов.
   Да все о том же, – Данил Бизяев повернулся к своему командиру и уже без всякого притворства язвительно заметил: – Старик на берегу, навер­ное, ни в чем себе не отказывает. Может, и шлюшку какую местную снял для закрепления образа.
   – Завидуешь? – усмехнулся Ворохов.
   Он все еще верил, что Бизяев затеял этот разго­вор ради шутки, но тот вполне серьезно заявил:
   – А что?! Завидую! Ведь это мы пойдем к «Ат­ланту», а Старик будет гулять по барам. Непыльная работенка. Я бы тоже на такую согласился.
   – У нас общая задача, – напомнил Ворохов.
   – Ага, – Бизяев усмехнулся. – Только Старик прибыл в Америку в салоне бизнес-класса какого-нибудь комфортабельного «Боинга», потягивая пиво из банки, а мы пойдем к берегу на ластах со вставленными в рот загубниками. И всякий раз, когда мы будем уходить под воду, Старик в это время будет сосать свое пиво да травить анекдоты с каким-нибудь местным янки.
   Несколько секунд капитан-лейтенант Ворохов изучающе смотрел в лицо своего друга, затем по­вернулся к сидящему рядом с ним лейтенанту и приказал:
   – Андрей. Проверь снаряжение и работу шлю­зовых камер.
   Андрей Мамонтов с готовностью поднялся с койки и вышел из каюты. Для боевого пловца его гидрокостюм и дыхательный аппарат то же самое, что парашют для десантника. От герметичности гидрокостюма и исправности дыхательного аппа­рата зависит жизнь аквалангиста, поэтому перед погружением каждый боевой пловец сам проверя­ет свое снаряжение. Работу шлюзовых камер, на­оборот, может оценить только тот, кто их обслужи­вает. Поэтому поручение, отданное командиром группы боевых пловцов своему подчиненному, не имело практического смысла. Истинной целью Во­рохова было удалить Андрея из каюты на время затеянного Бизяевым разговора. Как старший группы, Ворохов не мог допустить, чтобы его подчиненный обсуждал своего бывшего командира в присутствии младшего по званию. Когда за Андреем закрылась дверь, Ворохов перехватил обиженный взгляд Бизяева и быстро спросил: Ты чем-то недоволен или не согласен с распределением задач?
   – Ой, Стаc, не начинай, – Бизяев махнул ру­кой. – Всем я доволен и со всем согласен. Вот только роль Старика мне, честное слово, непонят­на. Или в штабе считают, что с ним наша легенда будет выглядеть более убедительно? Между про­чим, это только у нас профессору обязательно должно быть за пятьдесят, а в Штатах на возраст ученых смотрят куда более демократично. Поэтому у янки молодых профессоров ничуть не меньше, чем старых. И ты, и я легко вписались бы в этот об­раз. И местные сплетни мы бы собрали не хуже! Как-никак владеем языком с нужным диалектом на самом высоком уровне.
   Ворохов мог бы ответить Бизяеву, что капитан третьего ранга Рощин, которого Бизяев за глаза называл Стариком – четвертый из разведгруппы «морских дьяволов», прибывший в США трое суток назад с документами на имя профессора океано­графического института города Саванна, по за­мыслу разработчиков операции, представлял вполне конкретного человека. Составленная для Рощина легенда прикрытия строилась на безус­ловном внешнем сходстве российского «морского дьявола» с реальным американским профессором-океанологом. Но, в соответствии с правилами кон­спирации, об этом знали лишь два человека: сам залегендированный исполнитель и командир раз­ведгруппы. Поэтому в разговоре с Бизяевым Воро­хов привел другой довод:
   – Значительную часть жителей Дулита состав­ляют бывшие военные моряки, после выхода в от­ставку поселившиеся в этом небольшом курорт­ном городке на побережье. Как правило, эти люди наблюдательны и хорошо осведомлены о город­ской жизни. Но они не привыкли сплетничать и если уж пойдут на откровенность, то только с вы­зывающим доверие человеком. А такое доверие у бывших военных моряков способен вызвать лишь человек примерно одного с ними возраста. При всём нашем старании мы с тобой не смогли бы разговорить жителей Дулита. Это способен сделать только Илья Константинович. Поэтому он ждет нас на берегу, а мы высаживаемся туда с подлодки.
   Заметив, как при последних словах сурово вспыхнули глаза Ворохова, Данил Бизяев демонстративно вскинул вверх руки:
   – Ладно, Стас, не кипятись. Мог бы просто ска­зать, что так решило командование, и я бы все по­нял. Ведь приказы начальства, как известно, не об­суждаются. Но вот что мне действительно хотелось бы знать, так это для чего самому Старику понадо­билась эта командировка? Он же все равно уходит на пенсию, а кап-два ему перед выходом в отстав­ку и так присвоят. Мог бы последние месяцы и дома, на базе перекантоваться.
   – Дурак ты, Данил, – беззлобно заметил Воро­хов. – Да у Ильи Константиновича, можно сказать, вся жизнь прошла в подводном спецназе. На его счету сотни погружений и десятки операций по всему миру. Он знает на вкус воды всех четырех океанов. Ты думаешь, он стремится на пенсию? Как бы не так! Да если бы врачи не запретили ему глубоководные погружения, он бы ни за что не по­дал рапорт!
   – И группой бы сейчас командовал он, а не ты, – вставил Бизяев, но Ворохов никак не отреа­гировал на его реплику.
   – Илья Константинович настолько сроднился с нашей службой, что без нее, наверное, и жизни не представляет. Я вообще не знаю, как он сможет жить на гражданке без наших рискованных погру­жений, без ощущения глубины и возможности па­рить над бездной, без этого пьянящего чувства опасности. Да для него сейчас сознавать, что он еще не вышел в тираж, что его опыт и профессио­нализм еще могут пригодиться, величайшее счас­тье. А ты еще удивляешься, зачем Илья Константи­нович вызвался участвовать в этой операции. – Что-то я раньше не замечал у Старика подоб­ного романтизма, – с сомнением покачал головой Бизяев.
   – Чтобы это заметить, надо самому отслужить столько же, сколько он, – вздохнул Ворохов. – Кстати, – Станислав прищурил один глаз и ехидно посмотрел на Данила. – Насколько мне известно, ты тоже вызвался добровольно.
   – Ха! Я другое дело. Со мной, с тобой и с Мамонтенком все понятно. Ты, в случае успеха опера­ции, наверняка получишь второй «просвет» и боль­шую звезду на погоны. А это уже прямая дорога в замы, а затем и в командиры отряда. Мамонтенку, в его начале военной карьеры, успешная реализа­ция стратегической операции – это именно то, что нужно для служебного и профессионального рос­та. Ну и мне, я надеюсь, наконец дадут собствен­ную группу. А то, честное слово, надоело уже в за­мах ходить! А еще, может, орденок или даже звез­дочка перепадет. Вон, как Иванову, за Генуэзскую бухту. Чем мы хуже?! – говоря о себе во множест­венном числе, с озорным прищуром заметил Да­нил. – Чай, тоже не лаптем щи хлебаем!
   – Опять завидуешь? – улыбнулся Ворохов.
   – Завидую, – не заметив иронии в словах ко­мандира, кивнул головой Бизяев. – Нет, Борька свою Звезду заслужил, кто спорит! Обнаружить в многократно протраленной бухте на изрядно зага­женном дне сохранившуюся со времен Второй ми­ровой донную мину – тут надо быть настоящим мастером и чутье иметь острее, чем у охотничьей собаки. Только ведь Борька свою находку не обез­вреживал, итальянских саперов вызвал. Да и мина-то была типовая, с заранее известным расположе­нием взрывателей. Так что никаких сюрпризов от нее ожидать не следовало. И если откровенно, то в Галифаксе я рисковал куда больше, когда этот чер­тов плот обследовал. Кто мог знать заранее, что это безобидная куча мусора, когда ей были прида­ны все черты подвесного дрейфующего заряда, и ведь плыл этот плот не абы как, а точнехонько на теплоход президента. Я тогда два часа возле него в воде провисел, пока всю сеть из малозаметных капроновых заграждений распутал, снял проволоч­ные растяжки и убедился, что это всего лишь притопленная за счет насыпанного внутрь песка алю­миниевая бочка. А окажись в той бочке вместо песка боевой заряд и задень я по неосторожности одну из растяжек – все, амба! Пошли бы мои кишки на корм рыбам. Мне тогда начальник прези­дентской охраны прямо сказал, что это ведь янки таким способом систему нашей охраны проверяли. Ну и что я получил за тот выход? Ироничную благо­дарность от командования да смешки в спину за ловлю плавающего мусора. Обидно.
   – Что-то я раньше не замечал в тебе такого прагматизма, – переиначив слова Бизяева, улыб­нулся Ворохов. – Ты же всегда говорил, что слу­жишь не за чины и награды. С каких это пор ты переменился?
   – С тех самых, когда Иванову выделили отдель­ную квартиру! – зло ответил Бизяев. – Ты дума­ешь, он бы получил ее, если бы не Звезда Героя?! Хрен тебе!
   – У Бориса, как ты знаешь, жена и двое детей.