Можаев Борис Андреевич. Полтора квадратных метра

   - А я говорю, отойди от двери! У меня дело поважнее - закон пришла выверить.
   Дверь наконец открылась изнутри. Федулеев стоял у порога удоволенный:
   - Представителям закона здесь всегда рады. Прошу, Мария Ивановна! даже лысую голову чуть наклонил, а лицо так и готово лопнуть от смеха.
   Ирочка приняла такую же почтительную шутовскую позу и сказала нараспев, в тон редактору:
   - Пож-жалуйста! Только зонтик оставьте. У нас в кабинете не течет.
   - А сколько это вас в кабинете? - съязвила и Мария Ивановна.
   - Да вы и впрямь как ревизор, - усмехнулся Федулеев. - С каким мандатом?
   - С государственным как бухгалтер... Да еще с партийным как коммунист. С вас довольно?
   - Ба-альшой вы человек, - сказал Федулеев.
   Мария Ивановна прошла в кабинет, села в кресло, а зонтик положила на редакторский стол.
   Ирочка оставила дверь растворенной, удалилась к своему маленькому столику с пишущей машинкой, а Федулеев стал прохаживаться по кабинету.
   - Может быть, вы все-таки закроете дверь и выслушаете меня? - сказала Мария Ивановна.
   - Говорите, говорите. Здесь у нас секретов не бывает. Мы публичная печать. Живем открыто, - весело отозвался Федулеев.
   - Ладно, публичная так публичная. Вы опровержение давать будете?
   - Мария Ивановна, вы меня удивляете. Вы сколько у нас работаете? Третий год? Скажите, давали мы хоть раз опровержение? Никогда, - отчеканил Федулеев. - Потому что мы - печать. А в печати факты помещаются только проверенные. Вы когда-нибудь читали опровержение?
   - Вы мне печать в нос не суйте. Я знаю, какая правда у нас в редакции.
   - На что вы намекаете?
   - На то самое... Вы нарушаете постановление правительства.
   - Какое?
   - Декрет СНК СССР от двадцать первого декабря тысяча девятьсот двадцать второго года, параграф второй. Вы его читали?
   - Ну?
   - Вот тебе и ну... По этому декрету запрещается держать на работе в качестве подчиненных прямых родственников. А у вас не кто-нибудь из прямых родственников, а собственная жена работает. Да еще не имеет на то образования. Вот она, ваша правда.
   Федулеев оглянулся на Ирочку и остановился:
   - Образование у нее в пределах педучилища.
   - Это как в пределах? По коридорам прошлась, а в классы не пустили?
   Федулеев печально вздохнул и сел за стол.
   - Мария Ивановна, третий год вы у нас работаете и ни разу даже не упомянули о таком серьезном декрете. Скажу вам честно, я не юрист и не знал о существовании такого декрета. И более того, сожалею, что мой ответственный финансовый работник не информировал меня об этом. Я допускаю, что вы совершили такой промах неумышленно. Наверно, память вас подвела. Да ведь и неудивительно - возраст у вас преклонный. Пора вам, Мария Ивановна, уходить на пенсию. Давно пора.
   - Я подожду, пока ваша жена уйдет отсюда.
   - Ждать не придется, Мария Ивановна... коллектив редакции не потерпит. Вы же знаете, как это делается: сперва один выговор, потом другой. А там приказ об увольнении, и точка. Ну, зачем вам доводить дело до точки?
   - У меня, слава богу, ни одного выговора не бывало.
   - Есть уже один, есть, - Федулеев только руками развел и с таким огорчением на лице, будто сам и страдал больше всех от этого выговора. Ирина, принесите книгу приказов!
   И не успела Мария Ивановна дух перевести, как перед ее носом уже лежала книга редакционных приказов, раскрытая на нужной странице.
   Приказ N 44 по редакции "Красный Рожнов" от 27 августа.
   Ввиду невыхода на работу 27 августа сего года бухгалтера редакции Полубояриновой М.И. без уважительных на то причин этот день считать прогулом и не оплачивать, а за невыход на работу объявить выговор.
   Редактор газеты "Красный Рожнов" Федулеев.
   "Так вот оно что! - сообразила Мария Ивановна. - Вот почему они так нагло со мной любезничали".
   - Это ложь! Фальсификация! - Мария Ивановна хлопнула рукой по раскрытой книге, словно муху убила.
   - Книга приказов тут ни при чем. Ведите себя культурно. - Ирочка взяла книгу и выскользнула из кабинета.
   - Какая же фальсификация? - спросил Федулеев.
   - Злостная! Я ездила в облисполком жаловаться на вашу клевету. Я заходила в управление по печати - месячный отчет выверяла... А вы мне прогул?
   - В область ездят в командировку, не так ли? - строго спрашивал Федулеев.
   - Командировочные я ей не выписывала, - отозвалась из своего предбанника Ирочка.
   - Правильно, - кивнул головой Федулеев, - потому что я и приказа не отдавал считать вас в командировке. Да вы и не отпрашивались у меня. Так ведь, Мария Ивановна?
   - Дак я же с отчетом ездила!
   - Ну и что? Отчет не исключение из правил.
   - Да не впервой же я так ездила.
   - Не знаю... Может быть, вы и раньше ездили жаловаться... Но я этого не знаю, - Федулеев оставался невозмутимым.
   - Это же произвол! - все еще не сдавалась Мария Ивановна.
   - Какой произвол? Я просто довожу до вашего сведения: один выговор вы получили и второй на подходе.
   - Да вы что, издеваетесь? Или в представление играете? Это что еще за второй выговор?!
   - Он пока только в проекте... Появится он или нет - все зависит от вас. Сегодня, кажется, двадцать седьмое число? А когда авторский гонорар внештатным корреспондентам перечисляется? В третьей декаде месяца, так?
   - Это при наличии денег. А когда их нет, мы перечисляем в начале следующего месяца.
   - У нас есть деньги на расчетном счете.
   - Всего семьдесят пять рублей, а гонорара надо перевести сто девяносто.
   Федулеев опять печально усмехнулся:
   - Свою зарплату вы получаете дважды в месяц... Аванс берете. А вот авторам выслать по частям считаете за труд. Инструкцию нарушаете. Нехорошо.
   - Дак мы ж каждый месяц так делали!..
   - Вот и худо, что так делали. За задержку гонорара получите взыскание.
   - Вы просто мерзавец и негодяй! - Мария Ивановна схватила зонтик, стукнула им об пол и встала. - Но имейте в виду, в райкоме союза вам не удастся меня ошельмовать. Я член бюро!
   - Вы усугубляете свое дело, - Федулеев и голоса не повысил. - Зачем вы оскорбили меня? Да еще в присутствии председателя месткома, - он кивнул в сторону Ирочки. - Прежде чем выносить ваше дело на райком союза, мы здесь решим, на месткоме... Я говорю из сочувствия к вам: подавайте заявление. Уходите добровольно.
   - Разбойники! Вы что ж, хотите чтоб я в гроб добровольно легла?
   - Зачем же? Живите на здоровье. Пенсия у вас будет вполне приличной.
   - Спокойной жизни захотелось, да? Не выйдет. Сама жить не буду, но и вам не дам.
   - Вольному воля.
   12
   На другой день Павлинов позвонил Федулееву:
   - Ну, как там ваша собственница? Не прихватила еще к своему кабинету лишних полтора метра?
   - Замышляет новую кампанию с книгой жалоб и предложений, - весело ответил Федулеев.
   - Куда же она собирается жаловаться?
   - В Москву отпрашивается.
   - Ах, вон как! Ну, ты ее домой отправь. Скажи, что комиссия придет из райисполкома.
   - Кто к ней собирается?
   - Я сам пойду. Прихвачу с собой Стенина и проведу беседу на тему: не суйся, Матрена, в божий рай, когда хвост подмочен.
   - Попробуй. Я тоже пытался вчера вразумить ее: не шуми, говорю, бабуся, когда тебя мешком накрыли.
   - А она что?
   - Я, говорит, сама вас подолом накрою.
   Павлинов помолчал...
   - Распущенность, понимаешь. А ты что?
   - Предложил ей уйти на пенсию, - хохотнул Федулеев.
   - Правильно! А она?
   - Отбрыкивается.
   - Не хочет по-доброму? Сунь ей два выговора...
   - Это мы уж сообразили. Но она рассчитывает на поддержку в райкомсоюзе.
   - А зачем тебе с союзом связываться? Проводи ее через собрание. Учти, решение собрания юридическому обжалованию не подлежит.
   - Правильно!
   - Ну, так посылай ее домой...
   Павлинов с капитаном Стениным пожаловали к обеду. Мария Ивановна и Павел Семенович сидели на кухне, ждали. Не обедалось. Мария Ивановна разлила было суп по тарелкам, каждый схлебнул по ложке, да и задумался, как на поминках. И суп остыл.
   Когда застучали в двери, они словно очнулись - Павел Семенович побежал, вихляя плечами, отпирать двери, а Мария Ивановна выплеснула из тарелок суп обратно в кастрюлю.
   Увидев мокрые тарелки на столе, Павлинов усмехнулся:
   - К обеду угодили... значит, кому-то из нас с вами повезет.
   - Может, к столу присядете?.. У нас и выпить найдется, - сказала Мария Ивановна, как-то жалко улыбаясь.
   - Ну, мы к вам не гулять пришли, - ответил Павлинов, решительно отметая всякое беспринципное примирение. - И вообще я бы вам не советовал заниматься такими дешевыми методами компроментации власти.
   - Кого мы компрометируем? - огрызнулся Павел Семенович. - Это вы начали завлекать любезностью.
   - Поговорили, и будет, - остановил его Павлинов. - Стенин, приступай к осмотру двери на предмет пожарной безопасности.
   Капитан Стенин сперва отмерил четвертями по стене от кухонного дымохода до дверной притолоки, потом растворил дверь, поковырял пальцем изрезанную дерматиновую обшивку, шагами измерил оставшийся коридорный закуток и сказал Павлинову:
   - Общая коридорная площадь уменьшилась на полтора квадратных метра.
   - Ну? - спросил Павлинов.
   - Значит, во время пожара эвакуация будет стеснена, - заключил капитан.
   - Ну вот, - удовлетворенно заключил Павлинов.
   - Как же так? - спросила Мария Ивановна. - Или во время пожара будут бежать не на улицу, а к нам?
   - Вот именно! - обрадовался Павел Семенович этому доводу. - Ведь наша дверь стоит не по пути соседям на улицу!
   - А ежели у вас пожар случится? - огорошил их вопросом Стенин.
   - Дак за свой пожар мы сами ответим, - сказала Мария Ивановна.
   - Извиняюсь, за любой пожар отвечаем прежде всего мы, район! И за вас в том числе, - вступился Павлинов.
   - А почему же вы не отвечали, когда дверь стояла у дымохода? Или вы на это глаза закрывали? - спросила Мария Ивановна.
   - Дымоход заштукатурен. Не в нем дело. Тут у вас получился закуток, в котором вы держите баллоны с газом, - сказал Стенин.
   - А если это ложь?
   - У нас есть сведения...
   - А если это ложь? - повторил Павел Семенович.
   - А чем вы докажете, что это ложь? - спросил Стенин.
   - Как чем? Где вы видите баллон? Ну? Здесь же нет его.
   - Ну и что? - сказал Павлинов. - Вы его убрали, потому что ждали нас.
   - Это не доказательство пожарной опасности, - сказал Павел Семенович.
   - Ах, вам этого мало! - сказал Стенин. - Хорошо, пойдем дальше.
   Он прошел в кухню и величественным жестом указал на посудную полку и хлебный шкаф, висевшие на стене над кухонной плитой:
   - А это что?
   - Как что? Кухонная полка, - сказала Мария Ивановна.
   - Я спрашиваю в противопожарном отношении.
   - Дак полка, она полка и есть.
   - Нет, извиняюсь... Во-первых, она деревянная, во-вторых, висит над газовой плитой. Может воспламениться.
   - От чего?
   - От газа.
   - До нее не только что газом, рукой не дотянешься, - сказала Мария Ивановна.
   - А это не важно. Раз не положено, значит, не положено. Полку и шкаф перевесить на другую стенку либо обить их жестью. Даю сроку два дня, иначе оштрафую. Так... пойдем дальше. Покажите мне газовый ящик!
   Они вышли вчетвером из дома.
   - Вон он, - указал Павел Семенович на длинный и черный ящик, словно гроб, приставленный к кирпичному цоколю.
   - А почему он не обит жестью? - спросил капитан Стенин, с удивлением глядя на Павлинова.
   - Дак у всех в Рожнове такие. Все ящики Дезертир сбивал, - ответил Павел Семенович.
   - Я не Дезертира спрашиваю, а вас! - строго сказал Стенин. - Почему ящик не обит жестью?
   - А вон у соседей обиты? Поглядите, ну!
   - Вы не кивайте на соседей. Дойдет и до них очередь. Я хочу выяснить: вы сознательно уклоняетесь от выполнения правил пожарной безопасности или нет?
   - Интересно, в чем же выражается моя сознательность? - спросил Павел Семенович.
   - А в том, что вы ссылаетесь то на Дезертира, то на соседей. Если бы не знали, вы бы так просто и сказали - виноват.
   - Да в чем же я виноват?
   - Не прикидывайтесь невменяемым, - сказал Павлинов.
   - А вы мне не угрожайте! - повысил голос Павел Семенович.
   - Тише, товарищ Полубояринов, тише! Пока вам говорят вежливо: замените деревянный ящик на железный, - сказал Стенин, постукивая по доскам. - Этим ящиком пользоваться нельзя. Я запрещаю. Даю вам сроку два дня.
   - Это произвол! - крикнула Мария Ивановна.
   - Какой произвол? Мы акт составим, сами распишемся и вам дадим расписаться. Все по науке. Можете обжаловать, - сказал Стенин. - Но газ отключим... временно.
   - Может быть, вы и квартиру нашу закроете? - нервно усмехнулся Павел Семенович.
   - А это что у вас? - спросил Стенин, указывая на деревянную пристройку к дровяному сараю.
   - Гараж.
   - Деревянный гараж, и рядом с домом? - удивленно обернулся Стенин к Павлинову. - Ну, знаете ли!
   - Кто вам разрешил здесь строить деревянный гараж? - строго спросил Павлинов.
   - Как кто? Горисполком, - Павел Семенович глядел в недоумении то на Павлинова, то на Стенина.
   - Я вам такого разрешения не выдавал, - сказал Павлинов.
   - Это еще до вас было... Десять лет тому назад.
   - Покажите право на застройку!
   - Да где же я его теперь возьму? Это ж когда было? - Павел Семенович покрылся потом, руки его мелко подрагивали, он быстро озирался по сторонам, словно хотел дать стрекача.
   - Дело серьезное. Если вы не представите документальное подтверждение, гараж снесем, а вас накажем, - сказал Павлинов.
   - Нам Халдеев разрешил, - вступилась Мария Ивановна. - Он, слава богу, жив и живет напротив нас. Зайдем к нему и выясним.
   Павлинов весь перекосился и так посмотрел на Марию Ивановну, словно ему жареную лягушку предложили:
   - Да вы что? Законное постановление хотите подменить словесным показанием? Ну, Полубояринова! Кто вас только и на работе держит? А ведь вы бухгалтер!
   - А что я бухгалтер?
   - Вы так вот и подшиваете словесные показания в книгу отчетов? Павлинов обернулся к Стенину и удивленно поднял брови.
   Капитан Стенин засмеялся:
   - Просто она нас за дурачков принимает.
   - Это вы из нас делаете дураков. Не выйдет!
   - Ну, поговорили, - властно сказал Павлинов. - А теперь получите приказ: в недельный срок незаконно построенный гараж снести.
   - А куда я машину дену? - спросил Павел Семенович.
   - Получите в горисполкоме право на застройку законным путем.
   - Ну, дайте мне разрешение! Вы же председатель. Вам все подчиняются.
   - У меня есть, между прочим, приемные часы. Запишитесь на прием в порядке живой очереди. Но предварительно могу сказать вам: под строительство гаражей у нас отведено место за городом, возле Пупкова болота.
   - Дак я же инвалид! Я и буду прыгать на одной ноге до Пупкова болота.
   - Это нас не касается.
   - Мне же машину профсоюз медработников бесплатно дал. Для инвалида машина - это ноги! А вы гараж у меня отбираете?
   - Я вам даю недельный срок, - холодно ответил Павлинов.
   - А я, извиняюсь, должен обследовать этот гараж, - сказал Стенин. Можно ли еще им пользоваться неделю-то.
   - Вот именно, - согласился Павлинов. - А ну-ка, откройте!
   Павел Семенович долго путался в карманах - ключ никак не мог найти.
   - Дак он же открытый... Гараж-то, - сказала Мария Ивановна.
   - Да, да. Я только что приехал с работы. Ключ-то в замке, замок там, в пробое, - деревянно пробормотал Павел Семенович, и все пошли осматривать гараж.
   Ворота, словно чуя свою скорую гибель, визгливо заскрипели.
   - Хозяин! Ворота смазать не может, - усмехнулся Павлинов.
   - Это он с целью, - сказал Стенин. - Средство от воров: кто вздумает машину угнать, сразу всю улицу разбудит. Ну, вот вам, глядите! - Стенин указал на масляную тряпку, валявшуюся возле брезента. - Масляный предмет рядом с материалом - грубейшее нарушение правил. А вот еще! Открытая банка с маслом возле деревянной стенки. Нет уж, извиняюсь, здесь надо акт составлять.
   Стенин полез в планшетку и вынул актовую книгу.
   - Так с чего начнем? - он приложился было писать на планшетке, опершись на кузов машины, и вдруг обрадованно воспрянул: - Да вы только поглядите, поглядите на проводку! "Лапша" набита прямо на доски. Ни изоляторов, ни прокладки огнеупорной! Да это же просто бикфордов шнур на пороховой бочке, - тыкал он в электропроводку.
   - Она же у меня не подключена, - сказал Павел Семенович. - Света у меня в гараже нет.
   - А откуда мы знаем? Может быть, ты его только что отключил? Перед нашим приходом! А? Нет, за такое дело надо штрафовать, - Стенин опять обернулся к Павлинову.
   - И я так думаю, - кивнул тот.
   Пока капитан Стенин составлял акт, Павел Семенович убирал банку с маслом, тряпки, брезент; все это он совал в смотровую яму, обделанную бетоном, и виновато бормотал:
   - Надо же, как все обернулось. Они всегда лежали у меня в смотровой яме... бетонной! Это я с работы заспешил, не успел прибраться.
   - Ну, чего ты хлопочешь? Иль не видишь - они с целью пришли, - сказала Мария Ивановна.
   - Правильно. Напрасно беспокоитесь, - согласился Павлинов. - Гаражом пользоваться все равно не разрешим.
   - Вот, подпишите, - Стенин протянул акт Павлу Семеновичу.
   - Я ни в чем не виноват и подписывать не стану.
   - Если вы подпишете акт, то заплатите штраф и получите недельный срок на пользование гаражом. Если акт не подпишете, мы сейчас же опечатаем гараж вместе с машиной. - Стенин вынул коробочку с печатью, - печать была на цепочке, да еще с брелоком в виде эмалированной мартышки; и пока Павел Семенович вытирал масляные руки, Стенин поигрывал брелоком с печатью.
   Все притихли. Наконец Павел Семенович вынул ручку и поставил подпись там, где сделал ногтем отметку Стенин. После этого он ни на кого не смотрел, будто ему стыдно стало, поспешно открыл капот и уткнулся в мотор.
   Когда Павлинов со Стениным ушли, Мария Ивановна окликнула его:
   - Ну, чего ты там копаешься? Пошли обедать!
   Павел Семенович не отозвался. Мария Ивановна зашла от капота и увидела, как у него подрагивают плечи.
   - Да что ты, господь с тобой? Что ты, Павлуша? Разве так можно? Вот погоди, мы в Москву съездим. Найдем на них управу...
   Она обняла его одной рукой за плечи, а второй, как маленькому, прижимала голову к своей груди.
   - Мне, Маша, то обидно, что я своей рукой подписал их фальшивую бумажку. Выдержки не хватило, - всхлипывал Павел Семенович.
   13
   И приснился Павлу Семеновичу чудный сон: будто бы попал он на прием к самому главному богу Саваофу.
   Подошел он к тому зданию, где висит дощечка медная с надписью про писателя Салтыкова-Щедрина. Не успел толком постоять, надпись разглядеть, как толстые двери с бронзовыми ручками сами растворяются перед Павлом Семеновичем и милиционер (тот самый, что на них с Марьей строго посмотрел в первый наезд) теперь сам зазывает его, фуражку снял и кланяется через порог - заходите, мол, Павел Семенович. Давно вас поджидает сам хозяин.
   Ладно. Вошел Павел Семенович, а перед ним вырос секретарь Лаптев, своей твердокаменной ладонью берет Павла Семеновича под локоток и ведет по широкой беломраморной лестнице, застланной красным ковром. Поднимаются они на второй этаж, а там народу, народу - пушкой не пробьешь. И все сидят чинно вдоль стен и ждут своей очереди. И тишина, как в церкви. Только что службы нету. А посреди большой залы стол, сидит за ним тот самый старичок, сторож с мукомольни из Стародубова. Как увидел он Павла Семеновича, так сразу вскочил и - к нему. Берет его под второй локоток и говорит:
   - Пожалуйста, Павел Семенович, вас ждет Сам.
   - Это с какой стати?
   - Он же без очереди!
   - Запишите его в список на общем основании! - закричали, заволновались посетители.
   - Товарищи, товарищи! Нельзя его на общем основании, - сказал старичок. - Все ж таки у него сноха бывшая гражданка ГДР. Не шумите. Не то она сама придет - хуже будет.
   - Почему? - спросил кто-то детским голоском.
   - Потому как мы - особь статья, а граждане ГДР - особь статья. Всех мешать в одну кучу нельзя. Давление может произойти от непонимания языков.
   И сразу все затихли, а дверь в другую залу сама растворилась, в проеме нет никого - глухая темнота. Павлу Семеновичу жутко стало, он даже остановился.
   - Ступай, ступай... Господь поможет, - сказал старичок и затворил за ним дверь.
   И вроде бы свет вспыхнул. Эта зала была еще больше той, в которой сидели посетители. И стол стоял посредине длинный-предлинный, под зеленым сукном, обставленный со всех сторон стульями. А в самом конце сидел в дубовом кресле сам бог, очень похожий на писателя Салтыкова-Щедрина, с бородой и с лысиной; сидел, строго смотрел на Павла Семеновича и даже не моргал. Павел Семенович совсем оробел, и ноги у него сделались ватными, поглядел было по сторонам на стулья, но приглашения сесть не получил, а сам сесть побоялся.
   - Ты зачем пришел? - спросил его бог голосом доктора Долбежова.
   - Хочу вас спросить: должен человек знать или нет, для чего он живет?
   - Тайна сия великая есть... - ответил бог опять голосом Долбежова. - А зачем тебе знать это?
   - Чтобы поступить по совести, - ответил Павел Семенович. - Допустим, меня обидели. Что мне делать? Отомстить обидчику? Но тогда придется плюнуть на общественную обязанность, потому что мстительность отнимет у меня все силы и время.
   - А для чего тебе дадены сила и время? - спросил бог.
   - Чтобы людям пользу делать, - ответил Павел Семенович.
   - Как же ты делаешь эту пользу? - грозно спросил бог голосом Долбежова, поднял верхнюю губу и ткнул себе пальцем в зубы. - Ты ставил мне коронку? А она стерлась всего за два года.
   - Николай Илларионович, это ж я без цели! Золото оказалось квелым. Прости меня, - и Павел Семенович повалился на колени.
   - Врешь! Золото было червонное, девяносто шестой пробы... Ты слишком тонкую пластинку раскатал. Сэкономил! Кого ты хочешь обмануть?
   - Грешен, Николай Илларионович... Прости! Не для себя я, не из корысти. Берте щербину залатал. Ей из плохого золота коронку не поставишь.
   - Ну, ежели для иностранки сэкономил, тогда встань. Значит, не для себя, для ближнего своего старался.
   Павел Семенович удивился, что и тут имя Берты сработало. Скажи ты, какая сила во всяком иностранном слове имеется. И осмелел:
   - Так для чего же человек живет? Для того, чтобы пользу делать, или добиваться своего, то есть правду отстаивать? - спросил он.
   - Не спрашивай. Служи богу и обрящешь покой, - торжественно ответил бог.
   - А что есть бог?
   - У тебя что, глаза на лоб повылазили? Ослеп ты, что ли? - сказал бог голосом Марии Ивановны, и Павел Семенович в страхе очнулся.
   Мария Ивановна спала рядом, и не было у нее ни бороды, ни лысины.
   Павел Семенович растолкал ее и пересказал весь свой чудный сон.
   - А сон-то в руку, Павлуша. Надо стучаться, идти до самой верховной власти. И дело выиграем, и покой обрящем.
   - Дак ведь легко сказать - до верховной власти. А сколько сил положим? Сколько времени уйдет... Эдак и работу запустишь.
   - Наплевать. А иначе досада заест.
   И пришлось Павлу Семеновичу на время от общего дела отступить и взяться за личную линию. Забросил он свои научные проекты насчет торфа, патоки, сапропеля, бурого угля и даже про черепичных специалистов из ГДР позабыл; а пошел он по инстанциям искать свою узкую, голую правду, в глубине души досадуя на это временное уклонение от борьбы за всеобщее счастье.
   И понесло его, и закружило...
   - Это как езда в санях в зимнюю пору, - признавался Павел Семенович впоследствии, - когда ехать не знаешь куда, дорога заметена, кругом тебя все кипит, вертится, в лицо плюет, будто тысяча чертей балует, а тебя несет куда-то во тьму, и ты ничего не видишь, окромя лошадиного зада, и слезть не в силах.
   Так он и мчался в этой отчаянной погоне с яростью изголодавшегося человека утолить свою жажду, насытиться - лично доказать свою правоту.
   Из жалобы Павла Семеновича в высокие инстанции:
   "В прошлом году в августе месяце мы обратились в домоуправление с просьбой перенести входную дверь в нашей квартире с тем, чтобы она открывалась внутрь квартиры для удобства и в противопожарном отношении.
   Горисполком разрешил перенести дверь. В соответствии с этим ремстройучасток по заявке домоуправления перенес дверь на один метр с разделкой от дымохода на 35 см и плюс прокладка войлока.
   Однако проживающая рядом с нами гражданка Чиженок категорически стала возражать, ссылаясь на то, что ей негде ставить ведро с углем и золой, класть дрова, тряпки, летом керосинку (около нашей двери). Ширина коридора полтора метра, длина после переноски двери семь метров.
   В связи с этим гражданка Чиженок стала писать жалобы и письма в советские и партийные органы, от которых требовала переставить дверь на старое место.
   Вместо того чтобы призвать ее к порядку, председатель Рожновского райисполкома тов. Павлинов по непонятным для нас причинам стал на ее сторону и принялся выискивать пути и способы к тому, чтобы заставить нас перенести дверь на старое место (опасное в пожарном отношении).
   Притом Павлинов угрожал нам судом, милицией и заявил: что если бы у него было свободное от работы время, то сам пришел бы руководить взломом двери.
   Я, как инвалид, имею автомашину, которая находилась до августа прошлого года в деревянном гараже, построенном мною с разрешения горисполкома в 1958 году. В ответ на наш отказ перенести дверь Павлинов приказал пожарному инспектору опечатать гараж, запретить им пользоваться, а затем потребовал от начальника городской пожарной команды разобрать мой гараж. Для постройки нового кирпичного гаража Павлинов выделил мне место на Пупковом болоте, за городской чертой. Спрашивается, как же мне, инвалиду, на одной ноге прыгать туда? Может, мне летать? Но где достать крылья?
   Вот такой ультиматум поставил перед нами Павлинов. Хочешь, смейся, а хочешь, плачь.