Страница:
Для организации побега из заключения Миронов решил прибегнуть к помощи американского посольства в Москве, пообещав в обмен на свое освобождение выдать совершенно секретные сведения о польской и советской агентуре в США и другие государственные тайны. В Бутырской тюрьме он познакомился с бывшим польским офицером A.M. Калиньским, которому рассказал о себе и своей работе. сообщив, что большинство польских военнопленных в Катынском лесу расстреляло НКВД и что из их числа была завербована агентура для работы в США, которая ему известна. Он просил Калиньского передать после освобождения письмо в посольство США. Калиньский отнес это письмо администрации тюрьмы. Миронов согласно статьям 58-1 "а" и 58-10 УК РСФСР за измену Родине был на основании постановления особого совещания от 28 июля 1945 г. расстрелян. Разумеется, история Миронова была скорее исключением, чем правилом" [23].
(Я понимаю, что вы не поняли, почему посадили доносчика Миронова, только впоследствии оказавшегося подонком-предателем. Я тоже не понял, но не удивляюсь, поскольку для работы в Генеральной прокуратуре России нынче нужна только подлость, умственные способности излишни).
Вот случай, казалось бы, аналогичный случаю с Н. Зорей — некто за рубежом предал. Причем такая мелкая сошка, что ее смерть заметили бы только в тогдашнем ЦРУ США. Но ведь и Миронова не убивают и не инсценируют ему самоубийства — его отзывают в Москву. Как же могли убить Н. Зорю, если его портреты тогда печатали все газеты мира? Бред!
423. Однако по мере того, как я просматривал все, что мне попадалось по Катынскому делу, у меня начало возникать подозрение в том, что нашего прокурора в Нюрнберге действительно могли убить. Но кто? Тот, у кого был мотив, но не было возможности убрать Н. Зорю с процесса иным способом, нежели убийство.
Дело в том, что в 1946 г. было два правительства Польши — одно законное, находящееся в Варшаве, и одно самочинное, подкармливаемое англичанами в Лондоне по случаю начала холодной войны с СССР. Первое правительство имело на Нюрнбергском процессе свою официальную и признанную Трибуналом делегацию. Второе, естественно, не имело. И тогда лондонские поляки сварганили очень обширный документ: «Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу: факты и документы» и через английского обвинителя попытались протолкнуть его в Трибунал [24]. Но в Трибунале Катынским делом занимался Н. Зоря, следовательно, этим документом должен был заняться он.
А у польской шляхты специфические особенности ума, и ей, главное, надо не мешать говорить. Поскольку шляхта живет в своем мире, она плохо понимает, что говорит и как это воспринимается. Ведь мой «Катынский детектив» вызвал в Польше столько злобы не потому, что я нашел какие-то новые факты, а потому, что я проанализировал факты, собранные самой шляхтой.
Отсюда возникает такая версия убийства Н. Зори. Остальные прокуроры Трибунала на этот документ лондонских поляков не обратили внимания, а Н. Зоря обязан был его проанализировать. И если он был неплохим юристом, то, судя по всему, он мог найти в нем прямо противоположное тому, что хотела шляхта, — он мог найти в нем неопровержимые доказательства, что Катынское дело сфабриковано немцами. Он мог по наивности сообщить это британскому прокурору X. Шоукроссу. а тот — полякам. И у поляков появлялась необходимость не дать Зоре выступить на Трибунале с анализом их галиматьи. Но как они могли это сделать иначе, нежели убить его? То есть, мотив убийства Н. Зори был только у лондонских поляков. И даты хорошо совпадают: в апреле произведение лондонских поляков издается в Лондоне, потом передается в Нюрнберг, а 27 мая гибнет Н. Зоря.
Еще один довод в пользу этой версии. Упомянутое произведение «Отчет о кровавом убийстве…» специальный комитет лондонских поляков стряпал больше года, но сегодняшние геббельсовцы о нем молчат. И я бы о нем ничего не знал, если бы геббельсовцам не потребовалось обругать обвинителя от СССР Р. Руденко за то, что он не дал защитнику адмирала Деница на Трибунале этот шедевр огласить [25].
Таким образом, версия убийства Н. Зори поляками — единственная, которая имеет обоснованный мотив, но, может быть, и не стоило бы уделять ей внимание, если бы Н. Зоря был единственным убитым прокурором Катынского дела.
424. Нынешние геббельсовцы убийство еще одного прокурора излагают так. «Планируемая комиссией Вышинского „подготовка польских свидетелей и их показаний“ встретила на своем пути значительные затруднения. Прокурору специального уголовного суда в Кракове Р. Мартини было поручено соответствующее задание. В ответ на его запрос в декабре 1945 г. он получил письменную экспертизу немецкого заключения, подписанную судебно-медицинскими экспертами профессорами Я. С. Ольбрахтом и С. Сегалевичем. Тщательно рассмотрев текст, они указали на его пробелы, ошибки и неточности, некоторые выводы назвали недостаточно доказанными. С одной стороны, они посчитали излишней немецкую обстоятельность (химический анализ под микроскопом, фотографирование в инфракрасных лучах и т.п.), а с другой — слишком кратким срок в 67 дней. Выводы членов международной комиссии были оценены как неполные и расходящиеся друг с другом. И уж совсем невыигрышным для использования в целях подкрепления выводов комиссии Бурденко было утверждение, что датировка убийства невозможна ни на основании судебно-медицинской экспертизы, ни при помощи анализа документов, которые легко подделать: Дальнейшие действия Р. Мартини невозможно предугадать, как и установить результаты его расследования. Однако точно известно, что через пять дней после заседания комиссии Вышинского и поручения готовить польских свидетелей и показания для Нюрнберга Р. Мартини был убит в своей квартире. Показания с членов Технической комиссии ПКК стал снимать генеральный прокурор Е. Савицкий. Эта его работа не привела к решению поставленной задачи» [26].
Итак, переведем написанное геббельсовцами на понятный язык. Оказывается, в плане подготовки к рассмотрению Катынского дела на Международном военном трибунале в Нюрнберге польский прокурор Р. Мартини должен был найти свидетелей преступления немцев. Таких еще было много. Когда в 1941 г. немцы захватили советские лагеря с польскими военнопленными офицерами, то не все офицеры стали радостно ждать немецкого плена. Часть, желающая сражаться, бежала, часть ушла с охраной этих лагерей. В основном это были польские офицеры-евреи, над которыми поляки, кстати, и в советских лагерях издевались, называя, в частности, «курлаями» [27]. И эти польские офицеры-евреи в 1946 г. еще не успели все выехать из Польши, поскольку еврейский погром в Кракове, в ходе которого поляками был убит по советским данным 291 еврей, а по израильским около 1000. прошел только осенью 1945 г. [28] Кроме офицеров-евреев были и офицеры-поляки, ушедшие из катынских лагерей. Такие свидетели на Нюрнбергском процессе имели бы, безусловно, огромное значение. А в том, что поляков убили немцы, Р. Мартини, как вы видели, не сомневался — профессора Ольбрахт и Сегалевич доказали, что заключение комиссии Бутца — это бред.
425. Однако Мартини не успел подготовить свидетелей, поскольку, как сообщают нам геббельсовцы, прилетели какие-то неизвестные геббельсовцам марсиане и убили прокурора Мартини, а заменившему его прокурору Савицкому приказали снимать никому не нужные показания с членов польского Красного Креста, от которых обвинению заведомо толку было как от козла молока. Таким образом, убив Мартини, марсиане не дали Польше выступить с обвинением в Нюрнберге.
Осталось выяснить, кем были эти марсиане. Когда советские войска освободили Польшу, то часть армии Крайовой влилась в Войско Польское и сумела хотя бы так послужить Польше. А часть осталась верной польскому правительству в эмиграции — осталась на нелегальном положении и сохранила с ним связь. Убил Мартини 30 марта 1946 г. солдат 16-й роты группы «Жильберт» именно этой части АК. Этот солдат с 1945 г. легально работал милиционером [29]. Было ему 19 лет, звали его С. Любич-Врублевский. Врублевский убил прокурора в паре со своей подружкой 17-летней И. Слапянкой [30]. (Это к вопросу, зачем поляки возили детей показывать черепа в разрытых могилах под Харьковом). Интересно и то, насколько сильны были тогда банды АК. Убийцы пытались выдать свое преступление за убийство с целью ограбления, когда через неделю их все же поймали, а через несколько дней сторонники АК дали Врублевскому бежать из тюрьмы Кракова. На свободе Врублевский сколотил свою собственную банду АК и был снова пойман только в декабре 1946г. [31]
Таким образом, если еще можно колебаться в вопросе того, убили ли Н. Зорю лондонские поляки или действительно имел место несчастный случай, то с убийством Мартини все ясно. Причем и Мартини был убит в то время, когда лондонские поляки просовывали на Трибунал свою фальшивку.
426. В 1943 г. на эксгумации трупов в Катыни работала комиссия польского Красного Креста (ПКК). Считается даже, что она сама вела расследования, подсчитывала количество вырытых трупов и устанавливала их личность. Людей в этой комиссии было много, кроме того, множество побывавших в Катыни прислали в ПКК свои отчеты. В результате у ПКК, фактически подчинявшемуся правительству Польши в эмиграции, накопился довольно приличный архив, собранный из показаний не только геббельсовских мерзавцев, но и порядочных поляков.
Поскольку вы уже должны были присмотреться к тому, что собой представляет бригада Геббельса, то угадайте с трех раз, сможем ли мы ознакомиться с документами архива ПКК? Правильно, вы угадали! Уже упомянутый мною геббельсовец Ч. Мадайчик пишет об этом так: «Документы Польского Красного Креста были уничтожены во время Варшавского восстания 1944 года, хотя имеется предположение, что часть их уцелела и пока не обнаружена» [32]. Теперь догадайтесь сами, поскольку геббельсовцы об этом молчат, по чьему приказу уничтожены или спрятаны эти архивы, если в ходе Варшавского восстания власть в Варшаве принадлежала ставленникам польского правительства в эмиграции?
427. По идее у нас для расследования фальсификации немцами Катынского дела в 1943 г. должен был быть огромный объем документов, включающий личные документы убитых; переписку немецких пропагандистских органов; отчет Бутца; список убитых пленных, опубликованный в Германии в 1943 г. и в Швейцарии в 1944; различные протоколы и отчеты ПКК; показания главных фальсификаторов; соображения ведших следствие прокуроров. И ничего этого нет! Документы умышленно уничтожены немецкими и польскими геббельсовцами, важные свидетели убиты ими же, один прокурор точно убит геббельсовцами, второй — предположительно. Но, как и требовал от них Геббельс, все перечисленные злодеяния нынешние геббельсовцы называют «фанатичной жаждой правды».
428. Так что же у геббельсовцев осталось от 1943 г., кроме их болтовни? Они утверждают, что остались в Лондоне отчеты 1943 г. двух председателей комиссии ПКК в Катыни: К. Скаржинского и М. Водзинского. О подлинности этих отчетов и спрашивать не приходится…
В сборнике документов 2001 г. геббельсовцы отдали предпочтение «фрагментам» из отчета Скаржинского, хотя «фрагменты из отчета» Водзинского очень невелики. Видимо, у Водзинского им не нравится излишняя для геббельсовца точность формулировок, типа "все пулевые ранения были произведены из пистолета при использовании боеприпасов фабричной марки «Geco 7,65D» или «почти в 20 процентах случаев у жертв руки были связаны за спиной плетеным шнуром» [33].
Поскольку геббельсовцы дали отчет Скаржинского, то и я его дам, но только в полном виде, а не в виде «фрагментов».
Бригада Геббельса о Катыни весной 1943 г. Отчет Технической комиссии Польского Красного Креста о ходе работ в Катыни
17 апреля 1943 года комиссия с временным составом из 3 человек приступила к работе, распределение которой было следующим:
1) г-н Ройкевич Людвик — исследование документов в секретариате тайной полиции;
2) г-н Колодзейский Стефан и Водзиновский Ежи — розыск и сохранение документов, обнаруженных на останках в катынском лесу.
В этот день, однако, в работе наступил перерыв в связи с приездом польской делегации, состоящей из офицеров-военнопленных, находящихся в офицерских лагерях в Германии. Прибыли:
1) подполковник кавалериц Моссор Стефан — офлаг П Е/К№ 1449
2) капитан Цыльковский Станислав — офлаг П Е/К № 1272
3) подпоручик Ростовский Станислав — офлаг ПВ №776/П/В.
4) капитан Клебан Эугениуш — офлаг П D №
5) подпоручик авиации Ровиньский Збигнев — офлаг П С № 1205/П/В
6) капитан танковых войск Адамский Константин — офлаг П С №902/Х1/А.
Члены комиссии Польского Красного Креста имели возможность совместно осмотреть рвы, а также документы.
Поведение польских офицеров по отношению к немцам было сдержанным и достойным. В ходе короткой беседы в стороне они с явным удовлетворением приняли к сведению, что ПКК занимается исключительно технической стороной эксгумационных работ, полностью отмежевавшись от политической стороны.
19 апреля члены комиссии пытались связаться с поручиком Словенциком, чтобы детально обговорить условия работы. Однако в тот день из-за отсутствия транспортных средств эти попытки окончились ничем. 20 апреля, после бесплодного ожидания до 14 час., Людвик Ройкевич, не имея другого выхода, отправился пешком в находящийся в 10 километрах секретариат тайной полиции, чтобы установить контакт со Словенциком, но вернулся, поскольку по дороге встретил машину, в которой ехали новые члены комиссии ПКК в составе: 1) Кассур Хуго; 2) Яворовский Грациан; 3) Годзик Адам.
Вышеупомянутые члены комиссии выехали из Варшавы 19 апреля в 12.15 вместе с делегацией иностранных журналистов, в состав которой входили: швед, финн, испанец, бельгиец, фламандец, итальянец, чех и русский эмигрант из Берлина, а также пребывающий в Берлине профессор Леон Козловский, бывш. премьер правительства Речи Посполитой, и трое чиновников из отдела пропаганды в Берлине.
Техническую комиссию ПКК возглавил Хуго Кассур. В переговорах со Словенциком были затронуты следующие проблемы:
1) размещение членов Технической комиссии ПКК;
2) место для работы;
3) средства передвижения для членов Комиссии ПКК;
4) организация работы Комиссии;
5) хранение документов;
6) выбор места для братских могил.
По причине удаленности Катыни от Смоленска (14 км) и отсутствия транспортных средств, члены Технической комиссии были размещены в отдельном бараке в деревне Катынь в имении Борек, до войны 1914-1918 гг. принадлежавшем пану Лед-ницкому и находящемся в 3,5 км от Козьих Гор, где были убиты польские офицеры. В то время там находился полевой госпиталь организации Тодта. В этом имении члены Технической комиссии пробыли с 15 апреля до 20 мая, после чего их переселили в помещение сельской школы возле станции Катынь, где они проживали с 20 мая по 7 июня 1943 г. По договоренности со Словенциком полный дневной рацион они получали на месте из офицерского клуба организации Тодта, причем рацион был такой же, как у частей в прифронтовой полосе. Следует отметить, что питание членов комиссии было удовлетворительным.
Из-за отсутствия подходящих помещений в лесу, работа по изъятию и изучению документов была вынужденно распределена следующим образом: изъятие документов и повторное захоронение останков производилось на месте, то есть в катынском лесу, а предварительное изучение документов — в секретариате тайной полиции, находящемся в 6 км от катынского леса по направлению к Смоленску.
Пор. Словенцик считал, что ПКК должен прислать в Катынь собственные средства передвижения. Когда ему объяснили, что все машины ПКК давно реквизированы, транспортная проблема была решена следующим образом:
а) для проезда в катынский лес, расположенный в 3,5 км от места проживания, членам комиссии разрешалось останавливать на шоссе военные машины. То же касалось возвращения;
б) для проезда в бюро секретариата тайной полиции, находящееся в 10 км, присылали мотоцикл.
Распределение обязанностей между членами комиссии было следующее:
а) 1 член — при эксгумации трупов;
б) 2 члена — при обыске трупов и изъятии документов;
в) 1 член — при проверке порядковых номеров трупов перед перенесением их в братские могилы;
г) 1 член — при повторном захоронении трупов;
д) 2-3 члена — при прочтении документов;
е) с 28 апреля, т.е. с момента прибытия членов комиссии — Водзинского Мариана, Купрыяка Стефана, Миколайчика Яна, Круля Франтишека, Бучака Владислава, Плонки Фердинанда, — судмедэксперт доктор Мариан Водзинский с помощью лаборанта из краковского анатомического театра производил детальный осмотр трупов, которые не удавалось идентифицировать по документам.
Последовательность работ была следующей:
а) откалывание и извлечение на поверхность останков,
б) изъятие документов,
в) осмотр врачом неидентифицированных останков,
г) захоронение останков.
Время работы было установлено с 8 до 18 часов с полуторачасовым перерывом на обед.
Комиссия отмечает, что извлечение останков было сопряжено с большими трудностями, так как они были сильно спрессованы, хаотически сброшены в рвы, частью с руками, связанными за спиной, частью со снятыми и наброшенными на голову шинелям; причем шинели были на шее стянуты шнурами, руки же связаны за спиной и также подвязаны шнуром, который был прикреплен к шнуру, стягивающему шинель на шее. Так связанные трупы находились главным образом в специальном рве, залитом грунтовыми водами, из которого извлечено только членами комиссии ПКК 46 жертв. Немецкие военные власти в связи с тяжелыми условиями при эксгумации такого рода хотели вообще этот ров засыпать. Только в одном из рвов найдено около 600 трупов, уложенных ровными рядами лицом к земле.
Большую трудность представляло отсутствие достаточного количества резиновых перчаток. Извлечение трупов производилось окрестными жителями, которые были мобилизованы германскими властями.
Вынесенные на носилках из рвов трупы укладывали в ряд и приступали к поиску документов таким образом, что каждый труп отдельно обыскивали двое рабочих в присутствии одного члена комиссии ПКК. Рабочие разрезали все карманы, извлекали содержимое, вручая все найденные предметы члену комиссии ПКК. Как документы, так и найденные предметы вкладывались " конверты, носящие очередной номер, причем тот же номер, выбитый на металлической пластинке, прикреплялся к трупу. С целью более тщательного и детального поиска документов распарывали даже белье и обувь. В случае необнаружения каких-либо документов или памятных предметов вырезались монограммы (если таковые имелись) с одежды или же белья.
Члены комиссии, занятые поиском документов, не имели нрава их просмотра и сортировки. Они обязаны были только упаковывать следующие предметы:
а) бумажники со всем их содержимым;
б) всевозможные бумаги, найденные россыпью;
в) награды и памятные предметы;
г) медальоны, крестики и пр.;
д) погоны;
е) кошельки;
ж) всевозможные ценные предметы.
При этом они могли убирать: отдельные банкноты, газеты, мелкие монеты, мешочки с табаком, бумагу для свертывания сигарет, портсигары деревянные и жестяные. Такое распоряжение было дано немецкими властями с тем, чтобы не перегружать содержимого конвертов. Наполненные таким образом конверты, перевязанные проволокой или бечевкой, в порядке номеров укладывали на подвижном столе, специально предназначенном для этой цели, затем их принимали немецкие власти и отправляли мотоциклом два раза в день, то есть в полдень и вечером, в бюро секретариата тайной полиции. Если документы не умещались в одном конверте, их помещали во второй, имеющий тот же номер.
В бюро секретариата тайной полиции документы, доставленные военным мотоциклистом, вручали германским властям. Предварительное изучение документов и установление фамилий проводилось при участии трех немцев и представителей Технической комиссии ПКК. Вскрытие конвертов проводилось в присутствии поляков и немцев. Документы, в том состоянии, в котором они находились при останках, тщательно деревянными палочками очищались от грязи, жира и гнили. В первую очередь делался упор на поиск тех документов, которые дали бы неопровержимую возможность установить фамилию и имя жертвы. Эти данные получались из документов, удостоверяющих личность, или из паспортов, служебных удостоверений, мобилизационных карточек либо свидетельств о прививках в Козельске. При отсутствии такого рода документов исследовались другие, такие, как:
корреспонденция, визитные карточки, записные книжки, листки с записями и т. п. Бумажники и кошельки с банкнотами эмиссии Польского Банка сжигались, банкноты в иностранной валюте, кроме русской, так же, как все монеты и золотые предметы, складывались в конверты. Установленные фамилии, так же, как и содержимое конверта, записывал на отдельном листе бумаги немец на немецком языке под тем же номером. Комиссия разъясняет, почему первоначально списки составлялись только на немецком языке. Немецкие власти заявили, что списки с фамилиями будут немедленно отсылаться в Польский Красный Крест, как и документы после их использования. В связи с вышеизложенным у комиссии не было повода составлять второй список, тем более что в начальной фазе работы персонал Технической комиссии ПКК был очень малочисленным. Если возникали трудности с расшифровкой анкетных данных, то под очередным номером записывалось «личность не установлена», однако найденные документы перечислялись. Такие документы пересылались немецкими властями в специальную химическую лабораторию для более детального исследования. В случае получения положительного результата фамилия жертвы вносилась под тем же номером, но в дополнительный список. Следует также отметить, что среди убитых были и останки без всяких документов либо памятных знаков. Однако и они снабжались порядковым номером и примечанием в списке «личность не установлена».
После записи на листе бумаги о содержимом конверта документы либо предметы вкладывались в новый конверт, снабженный тем же номером, на конверте также перечислялось его содержимое. Эту операцию выполняли немцы. Таким образом, просмотренные, рассортированные и пронумерованные конверты складывались в порядке нумерации в ящики. Они оставались в исключительном распоряжении германских властей. Списки, напечатанные немцами на машинке на немецком языке, не могли быть сверены комиссией с черновиком, так как она уже не имела к ним доступа. По такой системе работы производились от № 0421 [до] № 794 в присутствии г-на Людвика Ройкевича. При установлении личности №№ 795-3900 присутствовали члены Комиссии Цупрыяк Стефан, Яворовский Грациан и Миколайчик Ян. Способ работы вышеназванных лиц был практически такой же, с той лишь разницей, что списки они составляли уже на польском языке и по мере возможности пересылали их в Гл[авное] управление ПКК. От № 3900 до № 4243 присутствовал г. Водзиновский Ежи, сохраняя ту же самую методику работы. Идентификация тел №№ 1-112 и 1-420 до прибытия Комиссии ПКК производилась исключительно немцами. Одновременно комиссия подчеркивает, что при изучении документов дневники, воинские приказы, некоторые письма и т. п. забирались германскими властями для перевода на немецкий язык. Все ли они были возвращены и вложены в соответствующие конверты, комиссия утверждать не может.
Во время работы Технической комиссии ПКК в Катынском лесу в период с 15 апреля по 7 июня 1943 года эксгумировано всего 4243 трупа, из которых 4233 изъято из семи могил, находящихся на небольших расстояниях одна от другой и раскопанных в марте 1943 года германскими военными властями. Из упомянутых семи могил извлечены все останки.
Восьмая могила, находящаяся на расстоянии примерно 200 метров на юг от первой группы могил, была обнаружена 28 июня 1943 года, и из нее извлечено только 10 трупов. Они были захоронены в открытой тогда еще шестой братской могиле. Принимая во внимание летнее время, германские власти отдали распоряжение о перерыве в работах по эксгумации до сентября 1943 года, в связи с чем восьмая могила после извлечения упомянутых выше останков была засыпана.
Очень тщательно и на всей территории проведенное немцами зондирование в связи с тем, чтобы объявленная пропагандой цифра в 12 тысяч трупов не слишком расходилась с действительностью, позволяет предполагать, что больше могил уже не будет. В восьмой могиле, судя по ее установленным размерам, число трупов не должно превышать нескольких сотен. Это зондирование территории обнаружило ряд массовых захоронений русских в различной степени разложения трупов вплоть до скелетов.
Общее число эксгумированных трупов в количестве 4241 было захоронено в шести новых братских могилах, выкопанных вблизи от рвов, где производились расстрелы. Останки двух генералов захоронены в отдельных одиночных могилах. Могилы расположены на высоком сухом месте с песчаным грунтом. Территория по обеим сторонам братских могил низкая и сырая. Величина и глубина отдельных могил неодинакова в связи с условиями местности и техническими трудностями, возникающими в процессе работы. Дно всех могил совершенно сухое, и каждая могила в зависимости от длины, ширины и глубины заключает по нескольку рядов трупов, а каждый ряд — по нескольку слоев. Верхние слои укладывались по меньшей мере на глубине одного метра ниже окружающей местности так, что после засыпания могил до уровня одного метра выше окружающей местности верхние слои останков будут присыпаны двухметровым слоем земли. Все могилы имеют плоскую форму, одинаковую высоту, а их боковые откосы укреплены дерном.
(Я понимаю, что вы не поняли, почему посадили доносчика Миронова, только впоследствии оказавшегося подонком-предателем. Я тоже не понял, но не удивляюсь, поскольку для работы в Генеральной прокуратуре России нынче нужна только подлость, умственные способности излишни).
Вот случай, казалось бы, аналогичный случаю с Н. Зорей — некто за рубежом предал. Причем такая мелкая сошка, что ее смерть заметили бы только в тогдашнем ЦРУ США. Но ведь и Миронова не убивают и не инсценируют ему самоубийства — его отзывают в Москву. Как же могли убить Н. Зорю, если его портреты тогда печатали все газеты мира? Бред!
423. Однако по мере того, как я просматривал все, что мне попадалось по Катынскому делу, у меня начало возникать подозрение в том, что нашего прокурора в Нюрнберге действительно могли убить. Но кто? Тот, у кого был мотив, но не было возможности убрать Н. Зорю с процесса иным способом, нежели убийство.
Дело в том, что в 1946 г. было два правительства Польши — одно законное, находящееся в Варшаве, и одно самочинное, подкармливаемое англичанами в Лондоне по случаю начала холодной войны с СССР. Первое правительство имело на Нюрнбергском процессе свою официальную и признанную Трибуналом делегацию. Второе, естественно, не имело. И тогда лондонские поляки сварганили очень обширный документ: «Отчет о кровавом убийстве польских офицеров в Катынском лесу: факты и документы» и через английского обвинителя попытались протолкнуть его в Трибунал [24]. Но в Трибунале Катынским делом занимался Н. Зоря, следовательно, этим документом должен был заняться он.
А у польской шляхты специфические особенности ума, и ей, главное, надо не мешать говорить. Поскольку шляхта живет в своем мире, она плохо понимает, что говорит и как это воспринимается. Ведь мой «Катынский детектив» вызвал в Польше столько злобы не потому, что я нашел какие-то новые факты, а потому, что я проанализировал факты, собранные самой шляхтой.
Отсюда возникает такая версия убийства Н. Зори. Остальные прокуроры Трибунала на этот документ лондонских поляков не обратили внимания, а Н. Зоря обязан был его проанализировать. И если он был неплохим юристом, то, судя по всему, он мог найти в нем прямо противоположное тому, что хотела шляхта, — он мог найти в нем неопровержимые доказательства, что Катынское дело сфабриковано немцами. Он мог по наивности сообщить это британскому прокурору X. Шоукроссу. а тот — полякам. И у поляков появлялась необходимость не дать Зоре выступить на Трибунале с анализом их галиматьи. Но как они могли это сделать иначе, нежели убить его? То есть, мотив убийства Н. Зори был только у лондонских поляков. И даты хорошо совпадают: в апреле произведение лондонских поляков издается в Лондоне, потом передается в Нюрнберг, а 27 мая гибнет Н. Зоря.
Еще один довод в пользу этой версии. Упомянутое произведение «Отчет о кровавом убийстве…» специальный комитет лондонских поляков стряпал больше года, но сегодняшние геббельсовцы о нем молчат. И я бы о нем ничего не знал, если бы геббельсовцам не потребовалось обругать обвинителя от СССР Р. Руденко за то, что он не дал защитнику адмирала Деница на Трибунале этот шедевр огласить [25].
Таким образом, версия убийства Н. Зори поляками — единственная, которая имеет обоснованный мотив, но, может быть, и не стоило бы уделять ей внимание, если бы Н. Зоря был единственным убитым прокурором Катынского дела.
424. Нынешние геббельсовцы убийство еще одного прокурора излагают так. «Планируемая комиссией Вышинского „подготовка польских свидетелей и их показаний“ встретила на своем пути значительные затруднения. Прокурору специального уголовного суда в Кракове Р. Мартини было поручено соответствующее задание. В ответ на его запрос в декабре 1945 г. он получил письменную экспертизу немецкого заключения, подписанную судебно-медицинскими экспертами профессорами Я. С. Ольбрахтом и С. Сегалевичем. Тщательно рассмотрев текст, они указали на его пробелы, ошибки и неточности, некоторые выводы назвали недостаточно доказанными. С одной стороны, они посчитали излишней немецкую обстоятельность (химический анализ под микроскопом, фотографирование в инфракрасных лучах и т.п.), а с другой — слишком кратким срок в 67 дней. Выводы членов международной комиссии были оценены как неполные и расходящиеся друг с другом. И уж совсем невыигрышным для использования в целях подкрепления выводов комиссии Бурденко было утверждение, что датировка убийства невозможна ни на основании судебно-медицинской экспертизы, ни при помощи анализа документов, которые легко подделать: Дальнейшие действия Р. Мартини невозможно предугадать, как и установить результаты его расследования. Однако точно известно, что через пять дней после заседания комиссии Вышинского и поручения готовить польских свидетелей и показания для Нюрнберга Р. Мартини был убит в своей квартире. Показания с членов Технической комиссии ПКК стал снимать генеральный прокурор Е. Савицкий. Эта его работа не привела к решению поставленной задачи» [26].
Итак, переведем написанное геббельсовцами на понятный язык. Оказывается, в плане подготовки к рассмотрению Катынского дела на Международном военном трибунале в Нюрнберге польский прокурор Р. Мартини должен был найти свидетелей преступления немцев. Таких еще было много. Когда в 1941 г. немцы захватили советские лагеря с польскими военнопленными офицерами, то не все офицеры стали радостно ждать немецкого плена. Часть, желающая сражаться, бежала, часть ушла с охраной этих лагерей. В основном это были польские офицеры-евреи, над которыми поляки, кстати, и в советских лагерях издевались, называя, в частности, «курлаями» [27]. И эти польские офицеры-евреи в 1946 г. еще не успели все выехать из Польши, поскольку еврейский погром в Кракове, в ходе которого поляками был убит по советским данным 291 еврей, а по израильским около 1000. прошел только осенью 1945 г. [28] Кроме офицеров-евреев были и офицеры-поляки, ушедшие из катынских лагерей. Такие свидетели на Нюрнбергском процессе имели бы, безусловно, огромное значение. А в том, что поляков убили немцы, Р. Мартини, как вы видели, не сомневался — профессора Ольбрахт и Сегалевич доказали, что заключение комиссии Бутца — это бред.
425. Однако Мартини не успел подготовить свидетелей, поскольку, как сообщают нам геббельсовцы, прилетели какие-то неизвестные геббельсовцам марсиане и убили прокурора Мартини, а заменившему его прокурору Савицкому приказали снимать никому не нужные показания с членов польского Красного Креста, от которых обвинению заведомо толку было как от козла молока. Таким образом, убив Мартини, марсиане не дали Польше выступить с обвинением в Нюрнберге.
Осталось выяснить, кем были эти марсиане. Когда советские войска освободили Польшу, то часть армии Крайовой влилась в Войско Польское и сумела хотя бы так послужить Польше. А часть осталась верной польскому правительству в эмиграции — осталась на нелегальном положении и сохранила с ним связь. Убил Мартини 30 марта 1946 г. солдат 16-й роты группы «Жильберт» именно этой части АК. Этот солдат с 1945 г. легально работал милиционером [29]. Было ему 19 лет, звали его С. Любич-Врублевский. Врублевский убил прокурора в паре со своей подружкой 17-летней И. Слапянкой [30]. (Это к вопросу, зачем поляки возили детей показывать черепа в разрытых могилах под Харьковом). Интересно и то, насколько сильны были тогда банды АК. Убийцы пытались выдать свое преступление за убийство с целью ограбления, когда через неделю их все же поймали, а через несколько дней сторонники АК дали Врублевскому бежать из тюрьмы Кракова. На свободе Врублевский сколотил свою собственную банду АК и был снова пойман только в декабре 1946г. [31]
Таким образом, если еще можно колебаться в вопросе того, убили ли Н. Зорю лондонские поляки или действительно имел место несчастный случай, то с убийством Мартини все ясно. Причем и Мартини был убит в то время, когда лондонские поляки просовывали на Трибунал свою фальшивку.
426. В 1943 г. на эксгумации трупов в Катыни работала комиссия польского Красного Креста (ПКК). Считается даже, что она сама вела расследования, подсчитывала количество вырытых трупов и устанавливала их личность. Людей в этой комиссии было много, кроме того, множество побывавших в Катыни прислали в ПКК свои отчеты. В результате у ПКК, фактически подчинявшемуся правительству Польши в эмиграции, накопился довольно приличный архив, собранный из показаний не только геббельсовских мерзавцев, но и порядочных поляков.
Поскольку вы уже должны были присмотреться к тому, что собой представляет бригада Геббельса, то угадайте с трех раз, сможем ли мы ознакомиться с документами архива ПКК? Правильно, вы угадали! Уже упомянутый мною геббельсовец Ч. Мадайчик пишет об этом так: «Документы Польского Красного Креста были уничтожены во время Варшавского восстания 1944 года, хотя имеется предположение, что часть их уцелела и пока не обнаружена» [32]. Теперь догадайтесь сами, поскольку геббельсовцы об этом молчат, по чьему приказу уничтожены или спрятаны эти архивы, если в ходе Варшавского восстания власть в Варшаве принадлежала ставленникам польского правительства в эмиграции?
427. По идее у нас для расследования фальсификации немцами Катынского дела в 1943 г. должен был быть огромный объем документов, включающий личные документы убитых; переписку немецких пропагандистских органов; отчет Бутца; список убитых пленных, опубликованный в Германии в 1943 г. и в Швейцарии в 1944; различные протоколы и отчеты ПКК; показания главных фальсификаторов; соображения ведших следствие прокуроров. И ничего этого нет! Документы умышленно уничтожены немецкими и польскими геббельсовцами, важные свидетели убиты ими же, один прокурор точно убит геббельсовцами, второй — предположительно. Но, как и требовал от них Геббельс, все перечисленные злодеяния нынешние геббельсовцы называют «фанатичной жаждой правды».
428. Так что же у геббельсовцев осталось от 1943 г., кроме их болтовни? Они утверждают, что остались в Лондоне отчеты 1943 г. двух председателей комиссии ПКК в Катыни: К. Скаржинского и М. Водзинского. О подлинности этих отчетов и спрашивать не приходится…
В сборнике документов 2001 г. геббельсовцы отдали предпочтение «фрагментам» из отчета Скаржинского, хотя «фрагменты из отчета» Водзинского очень невелики. Видимо, у Водзинского им не нравится излишняя для геббельсовца точность формулировок, типа "все пулевые ранения были произведены из пистолета при использовании боеприпасов фабричной марки «Geco 7,65D» или «почти в 20 процентах случаев у жертв руки были связаны за спиной плетеным шнуром» [33].
Поскольку геббельсовцы дали отчет Скаржинского, то и я его дам, но только в полном виде, а не в виде «фрагментов».
Бригада Геббельса о Катыни весной 1943 г. Отчет Технической комиссии Польского Красного Креста о ходе работ в Катыни
17 апреля 1943 года комиссия с временным составом из 3 человек приступила к работе, распределение которой было следующим:
1) г-н Ройкевич Людвик — исследование документов в секретариате тайной полиции;
2) г-н Колодзейский Стефан и Водзиновский Ежи — розыск и сохранение документов, обнаруженных на останках в катынском лесу.
В этот день, однако, в работе наступил перерыв в связи с приездом польской делегации, состоящей из офицеров-военнопленных, находящихся в офицерских лагерях в Германии. Прибыли:
1) подполковник кавалериц Моссор Стефан — офлаг П Е/К№ 1449
2) капитан Цыльковский Станислав — офлаг П Е/К № 1272
3) подпоручик Ростовский Станислав — офлаг ПВ №776/П/В.
4) капитан Клебан Эугениуш — офлаг П D №
5) подпоручик авиации Ровиньский Збигнев — офлаг П С № 1205/П/В
6) капитан танковых войск Адамский Константин — офлаг П С №902/Х1/А.
Члены комиссии Польского Красного Креста имели возможность совместно осмотреть рвы, а также документы.
Поведение польских офицеров по отношению к немцам было сдержанным и достойным. В ходе короткой беседы в стороне они с явным удовлетворением приняли к сведению, что ПКК занимается исключительно технической стороной эксгумационных работ, полностью отмежевавшись от политической стороны.
19 апреля члены комиссии пытались связаться с поручиком Словенциком, чтобы детально обговорить условия работы. Однако в тот день из-за отсутствия транспортных средств эти попытки окончились ничем. 20 апреля, после бесплодного ожидания до 14 час., Людвик Ройкевич, не имея другого выхода, отправился пешком в находящийся в 10 километрах секретариат тайной полиции, чтобы установить контакт со Словенциком, но вернулся, поскольку по дороге встретил машину, в которой ехали новые члены комиссии ПКК в составе: 1) Кассур Хуго; 2) Яворовский Грациан; 3) Годзик Адам.
Вышеупомянутые члены комиссии выехали из Варшавы 19 апреля в 12.15 вместе с делегацией иностранных журналистов, в состав которой входили: швед, финн, испанец, бельгиец, фламандец, итальянец, чех и русский эмигрант из Берлина, а также пребывающий в Берлине профессор Леон Козловский, бывш. премьер правительства Речи Посполитой, и трое чиновников из отдела пропаганды в Берлине.
Техническую комиссию ПКК возглавил Хуго Кассур. В переговорах со Словенциком были затронуты следующие проблемы:
1) размещение членов Технической комиссии ПКК;
2) место для работы;
3) средства передвижения для членов Комиссии ПКК;
4) организация работы Комиссии;
5) хранение документов;
6) выбор места для братских могил.
По причине удаленности Катыни от Смоленска (14 км) и отсутствия транспортных средств, члены Технической комиссии были размещены в отдельном бараке в деревне Катынь в имении Борек, до войны 1914-1918 гг. принадлежавшем пану Лед-ницкому и находящемся в 3,5 км от Козьих Гор, где были убиты польские офицеры. В то время там находился полевой госпиталь организации Тодта. В этом имении члены Технической комиссии пробыли с 15 апреля до 20 мая, после чего их переселили в помещение сельской школы возле станции Катынь, где они проживали с 20 мая по 7 июня 1943 г. По договоренности со Словенциком полный дневной рацион они получали на месте из офицерского клуба организации Тодта, причем рацион был такой же, как у частей в прифронтовой полосе. Следует отметить, что питание членов комиссии было удовлетворительным.
Из-за отсутствия подходящих помещений в лесу, работа по изъятию и изучению документов была вынужденно распределена следующим образом: изъятие документов и повторное захоронение останков производилось на месте, то есть в катынском лесу, а предварительное изучение документов — в секретариате тайной полиции, находящемся в 6 км от катынского леса по направлению к Смоленску.
Пор. Словенцик считал, что ПКК должен прислать в Катынь собственные средства передвижения. Когда ему объяснили, что все машины ПКК давно реквизированы, транспортная проблема была решена следующим образом:
а) для проезда в катынский лес, расположенный в 3,5 км от места проживания, членам комиссии разрешалось останавливать на шоссе военные машины. То же касалось возвращения;
б) для проезда в бюро секретариата тайной полиции, находящееся в 10 км, присылали мотоцикл.
Распределение обязанностей между членами комиссии было следующее:
а) 1 член — при эксгумации трупов;
б) 2 члена — при обыске трупов и изъятии документов;
в) 1 член — при проверке порядковых номеров трупов перед перенесением их в братские могилы;
г) 1 член — при повторном захоронении трупов;
д) 2-3 члена — при прочтении документов;
е) с 28 апреля, т.е. с момента прибытия членов комиссии — Водзинского Мариана, Купрыяка Стефана, Миколайчика Яна, Круля Франтишека, Бучака Владислава, Плонки Фердинанда, — судмедэксперт доктор Мариан Водзинский с помощью лаборанта из краковского анатомического театра производил детальный осмотр трупов, которые не удавалось идентифицировать по документам.
Последовательность работ была следующей:
а) откалывание и извлечение на поверхность останков,
б) изъятие документов,
в) осмотр врачом неидентифицированных останков,
г) захоронение останков.
Время работы было установлено с 8 до 18 часов с полуторачасовым перерывом на обед.
Комиссия отмечает, что извлечение останков было сопряжено с большими трудностями, так как они были сильно спрессованы, хаотически сброшены в рвы, частью с руками, связанными за спиной, частью со снятыми и наброшенными на голову шинелям; причем шинели были на шее стянуты шнурами, руки же связаны за спиной и также подвязаны шнуром, который был прикреплен к шнуру, стягивающему шинель на шее. Так связанные трупы находились главным образом в специальном рве, залитом грунтовыми водами, из которого извлечено только членами комиссии ПКК 46 жертв. Немецкие военные власти в связи с тяжелыми условиями при эксгумации такого рода хотели вообще этот ров засыпать. Только в одном из рвов найдено около 600 трупов, уложенных ровными рядами лицом к земле.
Большую трудность представляло отсутствие достаточного количества резиновых перчаток. Извлечение трупов производилось окрестными жителями, которые были мобилизованы германскими властями.
Вынесенные на носилках из рвов трупы укладывали в ряд и приступали к поиску документов таким образом, что каждый труп отдельно обыскивали двое рабочих в присутствии одного члена комиссии ПКК. Рабочие разрезали все карманы, извлекали содержимое, вручая все найденные предметы члену комиссии ПКК. Как документы, так и найденные предметы вкладывались " конверты, носящие очередной номер, причем тот же номер, выбитый на металлической пластинке, прикреплялся к трупу. С целью более тщательного и детального поиска документов распарывали даже белье и обувь. В случае необнаружения каких-либо документов или памятных предметов вырезались монограммы (если таковые имелись) с одежды или же белья.
Члены комиссии, занятые поиском документов, не имели нрава их просмотра и сортировки. Они обязаны были только упаковывать следующие предметы:
а) бумажники со всем их содержимым;
б) всевозможные бумаги, найденные россыпью;
в) награды и памятные предметы;
г) медальоны, крестики и пр.;
д) погоны;
е) кошельки;
ж) всевозможные ценные предметы.
При этом они могли убирать: отдельные банкноты, газеты, мелкие монеты, мешочки с табаком, бумагу для свертывания сигарет, портсигары деревянные и жестяные. Такое распоряжение было дано немецкими властями с тем, чтобы не перегружать содержимого конвертов. Наполненные таким образом конверты, перевязанные проволокой или бечевкой, в порядке номеров укладывали на подвижном столе, специально предназначенном для этой цели, затем их принимали немецкие власти и отправляли мотоциклом два раза в день, то есть в полдень и вечером, в бюро секретариата тайной полиции. Если документы не умещались в одном конверте, их помещали во второй, имеющий тот же номер.
В бюро секретариата тайной полиции документы, доставленные военным мотоциклистом, вручали германским властям. Предварительное изучение документов и установление фамилий проводилось при участии трех немцев и представителей Технической комиссии ПКК. Вскрытие конвертов проводилось в присутствии поляков и немцев. Документы, в том состоянии, в котором они находились при останках, тщательно деревянными палочками очищались от грязи, жира и гнили. В первую очередь делался упор на поиск тех документов, которые дали бы неопровержимую возможность установить фамилию и имя жертвы. Эти данные получались из документов, удостоверяющих личность, или из паспортов, служебных удостоверений, мобилизационных карточек либо свидетельств о прививках в Козельске. При отсутствии такого рода документов исследовались другие, такие, как:
корреспонденция, визитные карточки, записные книжки, листки с записями и т. п. Бумажники и кошельки с банкнотами эмиссии Польского Банка сжигались, банкноты в иностранной валюте, кроме русской, так же, как все монеты и золотые предметы, складывались в конверты. Установленные фамилии, так же, как и содержимое конверта, записывал на отдельном листе бумаги немец на немецком языке под тем же номером. Комиссия разъясняет, почему первоначально списки составлялись только на немецком языке. Немецкие власти заявили, что списки с фамилиями будут немедленно отсылаться в Польский Красный Крест, как и документы после их использования. В связи с вышеизложенным у комиссии не было повода составлять второй список, тем более что в начальной фазе работы персонал Технической комиссии ПКК был очень малочисленным. Если возникали трудности с расшифровкой анкетных данных, то под очередным номером записывалось «личность не установлена», однако найденные документы перечислялись. Такие документы пересылались немецкими властями в специальную химическую лабораторию для более детального исследования. В случае получения положительного результата фамилия жертвы вносилась под тем же номером, но в дополнительный список. Следует также отметить, что среди убитых были и останки без всяких документов либо памятных знаков. Однако и они снабжались порядковым номером и примечанием в списке «личность не установлена».
После записи на листе бумаги о содержимом конверта документы либо предметы вкладывались в новый конверт, снабженный тем же номером, на конверте также перечислялось его содержимое. Эту операцию выполняли немцы. Таким образом, просмотренные, рассортированные и пронумерованные конверты складывались в порядке нумерации в ящики. Они оставались в исключительном распоряжении германских властей. Списки, напечатанные немцами на машинке на немецком языке, не могли быть сверены комиссией с черновиком, так как она уже не имела к ним доступа. По такой системе работы производились от № 0421 [до] № 794 в присутствии г-на Людвика Ройкевича. При установлении личности №№ 795-3900 присутствовали члены Комиссии Цупрыяк Стефан, Яворовский Грациан и Миколайчик Ян. Способ работы вышеназванных лиц был практически такой же, с той лишь разницей, что списки они составляли уже на польском языке и по мере возможности пересылали их в Гл[авное] управление ПКК. От № 3900 до № 4243 присутствовал г. Водзиновский Ежи, сохраняя ту же самую методику работы. Идентификация тел №№ 1-112 и 1-420 до прибытия Комиссии ПКК производилась исключительно немцами. Одновременно комиссия подчеркивает, что при изучении документов дневники, воинские приказы, некоторые письма и т. п. забирались германскими властями для перевода на немецкий язык. Все ли они были возвращены и вложены в соответствующие конверты, комиссия утверждать не может.
Во время работы Технической комиссии ПКК в Катынском лесу в период с 15 апреля по 7 июня 1943 года эксгумировано всего 4243 трупа, из которых 4233 изъято из семи могил, находящихся на небольших расстояниях одна от другой и раскопанных в марте 1943 года германскими военными властями. Из упомянутых семи могил извлечены все останки.
Восьмая могила, находящаяся на расстоянии примерно 200 метров на юг от первой группы могил, была обнаружена 28 июня 1943 года, и из нее извлечено только 10 трупов. Они были захоронены в открытой тогда еще шестой братской могиле. Принимая во внимание летнее время, германские власти отдали распоряжение о перерыве в работах по эксгумации до сентября 1943 года, в связи с чем восьмая могила после извлечения упомянутых выше останков была засыпана.
Очень тщательно и на всей территории проведенное немцами зондирование в связи с тем, чтобы объявленная пропагандой цифра в 12 тысяч трупов не слишком расходилась с действительностью, позволяет предполагать, что больше могил уже не будет. В восьмой могиле, судя по ее установленным размерам, число трупов не должно превышать нескольких сотен. Это зондирование территории обнаружило ряд массовых захоронений русских в различной степени разложения трупов вплоть до скелетов.
Общее число эксгумированных трупов в количестве 4241 было захоронено в шести новых братских могилах, выкопанных вблизи от рвов, где производились расстрелы. Останки двух генералов захоронены в отдельных одиночных могилах. Могилы расположены на высоком сухом месте с песчаным грунтом. Территория по обеим сторонам братских могил низкая и сырая. Величина и глубина отдельных могил неодинакова в связи с условиями местности и техническими трудностями, возникающими в процессе работы. Дно всех могил совершенно сухое, и каждая могила в зависимости от длины, ширины и глубины заключает по нескольку рядов трупов, а каждый ряд — по нескольку слоев. Верхние слои укладывались по меньшей мере на глубине одного метра ниже окружающей местности так, что после засыпания могил до уровня одного метра выше окружающей местности верхние слои останков будут присыпаны двухметровым слоем земли. Все могилы имеют плоскую форму, одинаковую высоту, а их боковые откосы укреплены дерном.