Мужик с котом вздернул бровь, и сажа у него над этим глазом дала трещину.
   – Сто пятьдесят.
   – У меня нет ста пятидесяти, при вас же считал.
   – Тогда посмотреть сиськи у рыжей.
   Томми глянул на Джоди, опять на мужика с котом, потом опять на Джоди.
   – Нет, – спокойно сказала Джоди.
   – Нет! – с негодованием воскликнул Томми. – Как вы смеете предлагать подобное?
   – Одну сиську, – уступил мужик с котом.
   Томми посмотрел на Джоди. Она в ответ глянула до того невинно и зеленоглазо, что описать это можно было б только как «Я тебе покажу, где такие раки зимуют, что целой бригаде хирургов придется тебе задницу вместе с ними ампутировать».
   – Дудки, – сказал Томми. – Сиськи рыжей в сделку не входят. – Он торжествующе ухмыльнулся и посмотрел на Джоди – и тут же отвернулся, очень быстро.
   Мужик с котом пожал плечами.
   – Мне залог какой-нибудь нужен. Права, например…
   – Это пожалуйста, – ответил Томми.
   – И кредитка.
   – Нет, – сказала Джоди, застегивая куртку по самое горло.
   – Только без извратов, – сказал мужик с котом. – Я узнаю.
   – Тетушке покажу, только и всего, а верну завтра в то же время.
   – Договорились, – сказал мужик. – Зовут Четом.
 
   – Ты первая, – сказал Томми. Они стояли в большой комнате по обе стороны футона, на который активно линял громадный кот – помесь персидского, половой тряпки и, вероятно, водяного буйвола. Томми решил, что со всем этим кровопитием поведет себя хладнокровно, хотя взвинчен был так, что хоть по стенам вверх-вниз бегай. Вообще-то он не был уверен, что и впрямь не сумеет бегать вверх-вниз по стенам. Это его среди прочего и нервировало. Но все равно, приехав несколько месяцев назад в Сан-Франциско, он слишком много времени тратил на чрезмерные реакции, поэтому теперь он так не поступит – по крайней мере, перед своей девушкой. Он будет хладнокровен. Если получится.
   – Первым надо тебе, – ответила Джоди. – Ты еще никогда не питался.
   – Но ты же дала старому вампиру своей крови, – сказал Томми. – Тебе нужнее. – Это правда, она вампира накормила, чтобы у него побыстрее зажили раны, которые ему нанесли Томми и его друзья, когда взорвали его яхту и так далее. Но он все равно надеялся, что она еще раз откажется.
   – Нет-нет, только после вас, – ответила Джоди со скверным французским акцентом. – Я настаиваю.
   – Ну, коли так…
   Томми подскочил к футону и нагнулся над громадным котом. Он не очень понимал, как приступить, но вокруг Чета витал красный ореол здоровой жизни, и Томми слышал, как бьется кискино сердце. У него в голове что-то затрещало, словно в слуховом канале зачпокали пузырьками упаковки, в нёбо изнутри что-то уперлось – болезненно – и опять затрещало. Томми почувствовал, как другое что-то у него во рту подается, и в нижнюю губу ему вонзились два острия. Он отстранился от кота и ухмыльнулся Джоди, а та взвизгнула и отскочила.
   – Клыки ошчрые, – сказал Томми.
   – Да, я вижу, – подтвердила она.
   – А чего чы ощкочила? Дурачьки шмочрячча?
   – От неожиданности, вот и все. – Джоди отвернулась от него, как от дуговой сварки или полного затмения, словно зрительный контакт с ним приводит к слепоте. И замахала на него рукой: – Давай, давай, давай. Только осторожней. Не слишком жестко.
   – Ага, – сказал Томми и ухмыльнулся опять. Джоди отпрянула снова.
   Томми повернулся к футону и взялся за кота поудобнее. Того, казалось, процесс нервирует гораздо меньше, чем двух вампиров в комнате. Томми укусил.
   – Фяпп, фяпп, чьфук! – Он вскочил на ноги, выронив кота, и принялся счищать с языка кошачью шерсть. – Чьфу чы!
   – Стой тихо. – Джоди подошла и принялась снимать у него с лица мокрые кошачьи волосины. Потом сходила в кухонный угол и вернулась со стаканом воды и бумажным полотенцем, которым протерла Томми язык. – Водой только полощи. Не глотай. Она в тебе все равно не удержится.
   – Я не фобирающь глочачь, у меня во гчу полно кофачьей шегшчи.
   Когда удалось наконец все выплюнуть, Джоди выбрала у Томми изо рта оставшиеся волоски – и при этом случайно уколола палец о его правый клык.
   – Ай! – Джоди выхватила палец и сунула себе в рот.
   – Ухх чыыы, – произнес Томми. Вытащил ее палец у нее изо рта и сунул в свой. Глаза у него закатились, и он застонал носом.
   – О, это вряд ли, – сказала Джоди. Схватила его за руку и впилась в нее под локтем – как прилипала в акулу.
   Томми зарычал, развернул ее и бросил ничком на футон, но руки изо рта не выдернул. Джоди откинула с лица волосы, а он впился ей в шею. Джоди завопила, но вопль вышел приглушенно – пузырьками крови у Томми на руке. Огромный Чет зашипел и опрометью кинулся через всю комнату в спальню, где забился под кровать. Студию наполнили скрип натянутой красной кожи, треск рвущейся джинсы и рев хищников.
   Огромный кот совершенно не уловил иронию: все это походило на обычную кошачью драку.

4
Красный, белый и весь мертвый

   Набивка из растительного пуха и куриные перья мохнатыми сугробами покрывали всю комнату. Среди них затерялись лоскутья одежды, покрытия футона, клочья ковра из шкуры маппета и раздавленные детали пары дрянных бумажных абажуров с «Пирса 1». Искрили голые провода над стойкой, где некогда маятниками висели светильники. Студия выглядела так, точно кто-то швырнул ручную гранату в оргию плюшевых медвежат и у выживших сдуло всю шкуру.
   – Да, раньше все было не так, – произнесла Джоди, толком не отдышавшись. Она лежала поперек кофейного столика, глядя в окно, где под углом вверх тормашками раскачивался уличный фонарь. Из одежды на ней был лишь рукав красной кожаной куртки. С макушки до пят она была вымазана кровью, но прямо на глазах у Томми царапины и укусы затягивались.
   – Если б знал, – сказал Томми, – давно бы себе отрастил крайнюю плоть. – Он лежал в другом углу комнаты на куче книг и щепок, которые раньше были стеллажом. Ровно туда Джоди его и кинула, и он тоже был весь в крови, исцарапан и одет в единственный носок.
   Вынимая щепку от книжной полки размером с карандаш у себя из бедра, Томми подумал: наорав на Джоди за то, что она превратила его в вампира, он, конечно, несколько поторопился. Хотя запомнилось не очень многое, он был почти уверен – то был поразительнейший секс в его жизни. Очевидно, читанное где-то про то, что вампирский секс – преимущественно кровопитие, а больше ничего, – еще один миф, вроде превращения в летучую мышь и неспособности переходить текущую воду.
   – А ты знала, что будет? – спросил Томми.
   – Понятия не имела, – ответила Джоди, не слезая с кофейного столика. С каждой минутой она все больше напоминала Томми жертву убийства, хотя разговаривала и улыбалась. – Сначала я хотела, чтоб ты угостил меня ужином и сводил в кино.
   Томми кинул в нее кровавой щепкой от стеллажа.
   – Я не про то спрашиваю. Не знала ли ты, что мы этим займемся, а знала ли ты, что будет так?
   – Откуда мне было это знать?
   – Ну, может, после той ночи со старым вампиром…
   Джоди резко села.
   – Я его не окучивала, Томми, я просто провела с ним ночь, чтобы узнать, как быть вампиром. И зовут его Илия.
   – Ах, так вы уже с ним на ты.
   – Ради всего святого, Томми, прекрати думать. А то берешь изумительное переживание и высасываешь из него все живое.
   Томми поерзал на руинах и начал было дуться – но поморщился: вместо того, чтобы оттопыриться, нижняя губа зацепилась за клык. Джоди права. Он всегда такой был – всегда слишком много думал, избыточно анализировал.
   – Извини, – сказал он.
   – Сейчас тебе просто надо быть частью мира, – тихо сказала Джоди. – Нельзя все сводить к категориям, отделять себя от переживания и нахлобучивать на него слова. Как в песне поется: «Пусть будет».
   – Извини, – повторил Томми. Он попробовал вытолкнуть мысли из головы, закрыл глаза и прислушался к биенью сердца. С другого края комнаты до него донесся стук сердца Джоди.
   – Все хорошо, – сказала она. – От такого секса и впрямь иногда требуется вскрытие.
   Томми улыбнулся, не открывая глаз.
   – Образно говоря.
   Джоди встала и подошла к нему. Протянула руку поднять на ноги.
   – Только осторожней, у тебя затылок как бы в гипсокартоне застрял.
   Томми повернул голову и услышал, как потрескивает штукатурка.
   – Я по-прежнему хочу есть.
   Она подняла его на ноги.
   – Я и сама немного обессилела.
   – Мой косяк, – сказал Томми. Теперь он припоминал: ее кровь, пульсируя, лилась в него, а его в то же время текла в нее. Он потер плечо, где еще не зажили укусы ее клыков.
   Джоди поцеловала ему это место.
   – Будет заживать быстрее, когда выпьешь свежей крови.
   Томми больно скрутило живот – будто бы внезапным спазмом.
   – Мне очень надо поесть.
   Джоди завела его в спальню, где в угол вжимался огромный кот Чет. Он безуспешно прятался за плетеной корзинкой.
   – Погоди, – сказала Джоди. Она прошлепала обратно в большую комнату и почти тут же вернулась в том, что осталось от красной кожаной куртки (теперь скорее – жилет), и трусиках. Их приходилось с одного боку придерживать там, где порвали. – Извини, – сказала она. – Мне не очень комфортно ходить голой перед посторонними.
   Томми кивнул.
   – Только он не посторонний, Джоди. Он ужин.
   – Ага, ага. – Она качала головой и кивала одновременно – так, что смахивала на окровавленного болванчика. – Иди первый. Ты у нас новенький.
   – Иди? А ты разве не умеешь такой сверхъестественный гипноз, чтобы он сам к нам пришел?
   – Не-а. Давай, тащи его. Я подожду.
   Томми посмотрел на нее. На потеки крови, что исчерчивали ее бледную кожу, налипли клочья обивки футона, а в волосах был куриный пух из одной взорвавшейся подушки. У него самого к ногам пристали перья и кошачья шерсть.
   – Знаешь, нам его сначала придется побрить?
   Джоди кивнула, не сводя глаз с огромного кота.
   – Может, сперва в душ?
   – Хорошо придумала. – Томми обхватил ее рукой.
   – Только мыться. Без секса!
   – Почему? Мы уже просрали депозит за уборку.
   – Двери душевой кабинки – стеклянные.
   – Ладно. Тогда я давай вымою тебе…
   – Нет, – твердо сказала она. Взяла его за руку и поволокла в ванную.
 
   Выяснилось, что сверхчеловеческие вампирские силы очень впору, если нужно побрить кота весом тридцать пять фунтов. После парочки фальстартов, когда приходилось гоняться за огромным котом Четом в пене для бритья по всей студии, они убедились в ценности нового парикмахерского орудия – монтажной ленты. Из-за нее, правда, не удалось побрить ему лапы. Когда Томми и Джоди все закончили, Чет походил на пучеглазого брюхастого проточеловека в космических сапогах, отороченных мехом. Кошачий плод любви между Горлумом и домашним эльфом Добби.
   – Не уверен, правда, что стоило брить его целиком, – сказал Томми, сидя на кровати рядом с Джоди. Они рассматривали связанного бритого Чета, лежавшего перед ними на полу. – Выглядит он жутко.
   – Довольно-таки, – согласилась Джоди. – Лучше пей, а то у тебя раны не затягиваются. – У нее самой все царапины, синяки, засосы и любовные укусы совершенно исчезли – остались только хлопья пены кое-где в волосах. Джоди была совсем как новенькая.
   – Как? – спросил Томми. – Откуда мне знать, куда его кусать надо?
   – Попробуй в шею, – посоветовала Джоди. – Только сначала как бы нащупай вену языком, а потом уже кусай. Только не сильно. – Она пыталась давать инструкции уверенно, однако территория для нее была такой же неисследованной, как и для него. Ей нравилось учить Томми начаткам вампиризма – как раньше нравилось учить его вести себя по-взрослому и по-человечески. От этого Джоди себе казалась изощренной и на коне, и после целой череды молчелов, для которых она была не более чем аксессуаром, мешающим стилю жизни, – от хеви-металлических анархистов до яппи из финансового района, – задавать тон в отношениях ей для разнообразия нравилось. Но все же, когда дело дошло до уроков кормления животными, просто крыльями махать не выходило, хоть в летучую мышь обращайся. Она сама присматривалась к животным как к корму единственный раз – когда Томми принес ей двух здоровенных каймановых черепах из Чайнатауна. Тогда она даже не смогла себя заставить укусить бронированных рептилий. Томми окрестил их Скоттом и Зелдой, но это не помогло. Теперь Зелда работала садовой скульптурой на Тихоокеанских Высотах, а Скотт был отлит в бронзе и стоял рядом со старым вампиром в большой комнате. Скульпторы-мотоциклисты из мастерской снизу покрыли обоих металлом, отчего у Томми вообще зародилась мысль превратить Джоди и вампира в статуи.
   – Ты уверена, что это ничего? – спросил Томми, склоняясь над огромным бритым котом Четом. – То есть ты же сама говорила, что мы должны охотиться только на больных и слабых, у кого черные ореолы. У Чета аура розовая и чистенькая.
   – С животными все иначе. – Джоди понятия не имела, что именно с животными иначе. Однажды она съела мотылька, целиком – выхватила из воздуха и проглотила, даже не задумавшись. Теперь же поняла, что у Илии следовало выспросить побольше, пока была такая возможность. – А кроме того, ты ж не собираешься его убивать.
   – Точно, – сказал Томми. Он приложился губами к кошачьей шейке. – Воч чак?
   Джоди пришлось отвернуться, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
   – Да, вот так отлично смотрится.
   – У него вкуч къема для бъичья.
   – Пей уже, – сказала Джоди.
   – Очхор. – Томми укусил и тут же застонал. Но не от наслаждения – скорее как человек, прилипший языком к лотку со льдом в морозилке. Чет же никаких признаков волнения странным образом не показывал – лежал спокойно и даже не рыпался в своих оковах клейкой ленты. Может, вампирская власть над жертвами и не совсем враки, подумала Джоди.
   – Ладно, хватит, – сказала она.
   Томми покачал головой, не отрываясь от огромного бритого кота.
   – Томми, отпусти. Надо что-то оставить.
   – Нье-ух, – ответил тот.
   – Хватит сосать кота, Томми, – строго сказала Джоди. – Я не шучу. – Она, конечно, шутила, но совсем чуть-чуть.
   Томми глубоко и прерывисто задышал, кожа его приобрела легкий оттенок. Джоди оглянулась: чем бы привлечь его внимание? На тумбочке заметила вазу с цветами.
   Вытащила цветы и выплеснула воду на Томми и кота. Томми не отрывался. Кота передернуло, но впрочем он остался недвижим.
   – Ну ладно, – сказала Джоди. Ваза была тяжелая, керамическая – Томми купил ее для какого-то извинительного букета, прихваченного из магазина, где он работал. Он в этом смысле такой – иногда приносил извинительные букеты, хотя извиняться покамест было не за что. Ну в самом деле, чего еще можно ждать от парня? Вот поэтому Джоди сбросила скорость движения руки до половины, широкой дугой залепляя Томми вазой в лоб. Он отлетел шагов на шесть. Громадный бритый кот Чет взвыл. Ваза чудом не разбилась.
   – Спасибо, – сказал Томми, стирая кровь с губ. Во лбу у него остался серп отпечатка, но он быстро зарастал и сглаживался.
   – Не за что, – ответила Джоди, не сводя глаз с вазы. «Отличная ваза», – подумала она. Элегантный хрупкий фарфор отлично годится для горки коллекционера или чайного сервиза, но девушка, располагающая нуждой в нанесении кому-либо увечья, неожиданно осознает ценность крепкой керамики.
   – На вкус – кошачья отрыжка, – сказал Томми, показав на Чета. Ранки от клыков Томми уже затянулись у него на шее. – Так и надо?
   Джоди пожала плечами.
   – А какова на вкус кошачья отрыжка?
   – Как запеканка из тунца, которую на неделю оставили на солнышке. – Будучи родом со Среднего Запада, Томми полагал, что весь мир должен знать вкус тунцовой запеканки. Джоди же, родившись и взрастясь в Кармеле, штат Калифорния, знала, что это блюдо едят вымершие народы, которых показывает «Ник по ночам»[2].
   – Мне кажется, я тогда пас, – сказала Джоди. Она была голодна, но не до кошачьей отрыжки. Джоди не очень понимала, как ей самой быть с кормежкой. Уже не получится питаться одним Томми, и каковы бы ни были тяга и ощущение того, что она оказывает природе услугу, выбирая только слабых и больных, хищно охотиться на людей ей не нравилось – по крайней мере, на чужих. Ей необходимо подумать, прикинуть, какова у них с Томми будет новая жизнь. После того, как Томми с друзьями вывели из строя старого вампира, все происходило слишком уж быстро. Она сказала: – Сегодня надо вернуть Чета хозяину, если успеем. Права же ты терять не хочешь, а нам может пригодиться законное удостоверение личности. Чтобы снять новую квартиру.
   – Новую?
   – Мы должны переехать, Томми. Я сказала инспекторам Ривере и Кавуто, что уеду из города. Не думаешь, что они могут проверить? – Два следователя из убойного отдела по цепочке мертвых тел вышли на старого вампира и обнаружили деликатное состояние Джоди. Она дала им слово, что если их всех отпустят, она уедет из города и заберет старого вампира с собой.
   – А, ну да, – сказал Томми. – Это значит, что и в «Безопасный способ» я на работу не вернусь?
   Он же не дурак – она знала, что он не он, отчего ж тогда он так тормозит и не замечает очевидного?
   – Нет, мне кажется, это было бы неразумно, – сказала Джоди. – Коль скоро ты намертво отключаешься с первым лучом солнца, точно как и я.
   – Да, это унизительно, – сказал Томми.
   – Особенно когда этот первый луч попадет на тебя и всего испепелит.
   – М-да, у фирмы против такого должна быть особая политика.
   Джоди завопила от бессилия.
   – Хсспади, да я шучу, – сказал Томми и поморщился.
   Джоди вздохнула, осознав, что он ее разыгрывает.
   – Одевайся, кошачья отрыжка, надо пользоваться темнотой, пока есть. Нам нужна помощь.
 
   А в большой комнате вампир Илия бен Шапир пытался сообразить, что именно творится вокруг. Он знал, что его куда-то заперли – запечатали в некоем сосуде, и это некое совершенно несдвигаемо. Он даже обратился в туман – что несколько облегчило тревожность, ибо такой форме соответствовало эфирное состояние рассудка и для нее требовалась отдельная сосредоточенность, не позволявшая просто обалдело расплываться куда угодно. Но бронзовая скорлупа была герметична. Вампир слышал, как они разговаривают, но реплики мало что ему сообщили, помимо того, что птенчик его предала. Он сам себе улыбнулся. Что за глупый человеческий порок – позволять надежде восторжествовать над разумом. Следовало это понимать.
   Голод охватит его лишь через много дней, но даже с ним, не двигаясь, он может выдержать без крови сколько угодно. В этой скорлупе он мог бы протянуть еще очень и очень долго, понял вампир, – пострадает лишь его рассудок. И он решил остаться в туманной форме – парить себе, как во сне, по ночам, а днем он все равно спит мертвым сном. Так он будет выжидать; когда же настанет срок – а срок этот настанет (чему-чему, а терпению жизнь в восемь сотен лет его научила), – он сделает свой ход.

5
Император Сан-Франциско

   Два часа ночи. Обычно Император Сан-Франциско давно бы делал баиньки за мусорным контейнером, а королевская гвардия жалась бы к нему для тепла, и он бы храпел, как бульдозер с насморком. Но сегодня его подвела щедрость раба «старбаксовой» пены с Юнион-сквер – тот внес щедрую лепту в дело королевского комфорта: одарил Его Величество ведерком «мокаччино с праздничными специями», – и посему Император и два его спутника мотались неупокоенные в сей небожеский час по практически пустынной Маркет-стрит и дожидались завтрака.
   – Это как крэк с корицей, – рек Император. Больше всего он напоминал не человека, а ходячий отопительный котел, шаркающий локомотив из плоти и крови в шерстяном пальто. Лицо его напряженно пылало в обрамлении серой бури волос и бороды – такие можно отыскать лишь у богов и безумцев.
   Фуфел, меньший королевский гвардеец – бостонский терьер, – фыркнул и мотнул головой. Густой кофейный бульон и он отведал – и теперь готов был надрать задницу любому грызуну или сэндвичу с пастрами, что перейдут ему дорогу. Лазарь же – обычно более спокойный боец, золотистый ретривер, – скакал и подпрыгивал под боком у Императора, словно означенный бок вот-вот прольется дождем из уток. Кошмар этот у ретриверов никогда не проходит.
   – Умерьте пыл, господа, – отчитал их Император. – Воспользуемся ж сей злосчастной нашей бдительностью и хорошенько исследуем град менее неистовый, нежели он представляется взорам нашим днем, – и поймем, где может пригодиться наша служба. – Император полагал, что первым долгом любого вождя должно быть служение слабейшим его подданным, и посему тщательно следил за городом вокруг: не завалился бы кто в какую-нибудь трещину и не потерялся бы там. Он явно был псих. – Спокойствие, добрые мои гвардейцы.
   Но спокойствие никак не наступало. В воздухе висел густой кошачий аромат, а гвардия явно перебрала с явой. Лазарь разок гавкнул и ринулся вперед по тротуару, за ним по пятам – его пучеглазый собрат по оружию, и эта пара обрушилась на темную фигуру, что лежала, съежившись вокруг картонной таблички в скверике у Бэттери-стрит – прямо под массивной бронзовой статуей, изображавшей четверых мускулистых мужчин, работающих на штамповочном прессе. Императору всегда казалось, что это четыре парня домогаются скрепкосшивателя.
   Фуфел и Лазарь обнюхали человека под памятником – они были убеждены, что где-то в своих лохмотьях он прячет кота. Когда один холодный нос наткнулся на руку, Император увидел, что бродяга шевельнулся, и вздохнул с облегчением. Присмотревшись, он признал в человеке Уильяма с Огромным Котом. Знакомство их было только шапочным – из-за расовой напряженности между собачьими и кошачьими их спутниками в настоящую дружбу оно так и не переросло.
   Император встал на колени на картонку бродяги и потряс его за плечо.
   – Уильям, просыпайся. – Тот застонал, из кармана его пальто выскользнула пустая бутылка «Джонни Уокера – Черной этикетки». – Упился вусмерть, должно быть, – произнес Император, – но, по счастью, жив.
   Фуфел хныкнул. Где же кот?
   Император подпер Уильяма о бетонный постамент памятника. Уильям замычал.
   – Его нету. Нету. Нету. Нету.
   Император подобрал бутылку из-под скотча и понюхал горлышко. Да, скотч в ней был совсем недавно.
   – Уильям, она была полная?
   Тот схватил с тротуара свой картонный знак и прислонил к своим коленям.
   – Нету, – произнес он. На табличке было написано: «Я БЕДЕН, А КТО-ТО СПЕР МОЕГО ОГРОМНОГО КОТА».
   – Мои глубочайшие соболезнования, – сказал Император. Он собирался уточнить у Уильяма, как ему удалось добыть квинту скотча высшего качества, но тут услышал долгий кошачий вой – он эхом разнесся по улице. Император поднял голову – к ним приближался огромный бритый кот в красном свитере. Фуфела и Лазаря вовремя удалось поймать за шкирки, и они на кота не кинулись. Император оттащил их от Уильяма. Огромный кот запрыгнул хозяину на колени, и пара слилась в пьяных объятьях по полной программе – с большим количеством мурчания, детского лепета и слюней. Хватило, чтобы Императора от такого зрелища слегка замутило.
   Отвернуться пришлось даже королевской гвардии – бойцы инстинктивно осознали, что за лицезрение сентиментального и бритого огромного кота в красном свитере им вряд ли прибавят жалованье. Песьего протокола для таких случаев просто не существовало, и гвардейцы принялись нарезать круги по тротуару, словно бы в поисках хорошего места, где можно притвориться спящими.
   – Уильям, мне сдается, кто-то побрил твоего кота, – сказал Император.
   – Этот кто-то, видимо, – я. – Из-за угла памятника вывернул Томми Флад, чем напугал всех до ватных коленей. Из-за того же угла высунулась бледная изящная рука, схватила Томми за воротник и дернула, как тряпичную куклу.
   – Томми? – успел крикнуть Император. Его Императорская Величина обошла бетонный надолб искусства, а Фуфел и Лазарь кинулись по улице к набережной, словно только что заметили, как туда поскакал особо привлекательный стейк из филейной вырезки, и происшествие это нуждается в тщательном расследовании. За углом Император обнаружил своего друга, писателя Ч. Томаса Флада – его крепкой хваткой держала его же подруга Джоди Страуд, вампирша. Одной рукой зажимала ему рот, а костяшками другой в педагогических целях неистово втирала ему в голову здравый смысл. При всяком акценте из головы раздавался глухой стук, а Томми испускал приглушенные крики.
   – Джоди, я должен настоять, чтоб вы этого молодого человека выпустили из рук, – настоял Император.
   Она повиновалась. Томми вывернулся.
   – Ай! – сказал он в полный голос, потирая макушку.
   – Извини, – произнесла Джоди. – Не справилась с собой.
   – Мне показалось, вы собирались покинуть город с тем извергом, – сказал Император. Вместе с королевскими гончими и бригадой грузчиков из «Безопасного способа» он участвовал в битве со старым вампиром, имевшей место на акватории Яхт-клуба имени Святого Франциска.
   – Ну-у… да, само собой. Он уже уехал, а я собираюсь его догнать в дороге, – ответила Джоди. – Я же обещала инспектору Ривере. Но перед отъездом мне хотелось убедиться, что с Томми все будет хорошо.
   Императору Джоди нравилась, и он был несколько разочарован, когда выяснилось, что она – изверг-кровосос. Что ее не портило – она по-прежнему оставалась очень приятной девушкой, всегда щедро одаривала гвардию гостинцами, хотя у Фуфела при ней всякий раз начинался припадок тявканья.