Плохо, что и сами полицейские все больше нервничали. Однажды ночью в ту же первую неделю детектив Джимми О`Брайен очнулся от полудремы в кромешной тьме бойлерной и увидел над собой крошечный красный огонек. О`Брайен похолодел: кто-то стоял в этом мраке и курил сигарету!
   – Сонни? – позвал он вполголоса. – Уотерс?
   Но в ответ услышал только пыхтенье бойлера. Со стоном О`Брайен скатился с матраса на холодный пол, судорожно нащупывая револьвер. Послышалось шарканье ног, зажегся свет. Сонни Гроссо, Фрэнк Уотерс и Джэк Рипа столпились в конце коридора, ведущего в бойлерную, с оружием наизготовку.
   – Что тут, черт возьми, случилось? – спросил Сонни.
   – Здесь кто-то был, – сказал О`Брайен, не поднимаясь с пола и ошеломленно оглядываясь по сторонам. Остальные в напряженной тишине обшарили каждый темный уголок.
   – Тебе, наверное, приснилось, – заявил Сонни, пряча в кобуру револьвер. – Здесь нет никого.
   Свет погас, и Джимми снова растянулся на матрасе. Через минуту снова раздался его крик.
   – Он здесь! – И снова топот ног, опять зажегся свет, и вновь никого, кроме четырех рассерженных детективов.
   Сонни уставился на бойлер, затем подошел к прямоугольной, закопченой машине и, глядя вниз на О`Брайена, хмуро сказал:
   – Вот он, твой курильщик, – и показал пальцем на маленькую сигнальную лампочку на уровне глаз.
   С каждым днем напряжение в грязном подвале все нарастало. Полицейским приходилось бороться с собой, не позволяя раздражению вырываться наружу, и, что более важно, им надо было отказаться от опасной тенденции при каждом шорохе направлять во все стороны оружие. Полицейские смены следили за восьмидесятью восемью фунтами товара, который стоил мафии многие миллионы долларов, и не имели ни малейшего представления, когда ждать налета.
   Только временами обрывки новостей просачивались снаружи, давая детективам пищу для разговора. Наиболее захватывающая новость пришла, когда лейтенант Винни Хоукс нанес в подвал один из своих регулярных визитов. Он нашел Эдди Игэна на обычной позиции – в чуланчике для краски.
   – Эй, Телескоп, помнишь автомат, который нашел у Фуке? Что, если из этой самой игрушки убили охранника и ранили копа в налете на Лафайет Нэшнл банк на Кингз Хайвэй?
   Взволнованный сообщением, Эдди вскочил на ноги.
   – Я как раз накануне этого случая два дня таскался следом за Пэтси! Помнится, в тот момент я подумал, что он зашел туда случайно.
   – Похоже, наш мальчик Пэтси всегда занимался делом. Я вряд ли промахнусь, если заявлю, что такой негодяй как он давал напрокат этот автомат, да и другое оружие тоже. – Лейтенант довольно ухмыльнулся.
   Управляющий домом время от времени наведывался в подвал, но при этом не обращал внимания на дежуривших, да и полицейские с ним почти не разговаривали. В обстановке нараставшей нервозности он чуть было не погиб. Как-то утром он тихо взял доску и положил её на козлы для пилки дров. Затем встал рядом, глубоко вздохнул и, внезапно крикнув, нанес резкий удар ребром ладони, сломав доску пополам ударом каратэ.
   Натянутые нервы отреагировали моментально и на него нацелились пять стволов. Перепуганный каратист завороженно смотрел на дула автомата, двух винтовок и двух пистолетов. Наконец оружие медленно опустилось. И это было последнее появление управляющего в подвале.
   Долгие дни и ночи детективы провели рядом с героином. И невозможно было не думать о стоимости белого порошка в чемодане Тони Фуке. Можно было продать мафии наркотик за миллион долларов, поскольку тот стоил в десять раз дороже. Героин ещё не подвергли анализу, но они были уверены, что он почти чистый. Этому искушению подвергались они все. Это мучило каждого агента Бюро по борьбе с наркотиками.
   Игэн развлекал себя этими фантазиями. Он понимал, что роскошная жизнь рядом, только протяни руку. Только что Кэрол Гэлвин объявила Игэну, что уходит от него, так не может больше выносить его работы и жалких заработков. А он мог бы взять эту отраву и... Но все его мечты кончались одинаково. Он был копом и навсегда им останется, так уж вышло.
   Две недели ничем имеющим отношение к делу не ознаменовавшись. Кроме визитов других непосвященных полицейских, было несколько случаев, когда обитатели дома заходили в подвал в поисках своего барахла. В такие моменты агенты разыгрывали роли ремонтников, электриков или механиков бойлерной. Это даже вносило некоторое разнообразие в их монотонную жизнь. Но никаких признаков, что кто-то интересуется героином. Никто ни разу не зашел в комнату для колясок – зимний холод запер младенцев в четырех стенах.
   Не считая редких походов за покупками, Пегги Фуке, жена Тони, сидела дома с двумя маленькими дочерьми. Она не появлялась вблизи подвала и, очевидно, не подозревала о караулящих там полицейских.
   Теперь стало ясно, что только братья Фуке знают, где спрятаны "сокровища", и, вероятно, попыток их достать не последует, пока один из них не окажется на свободе. Через информаторов полиция получила сведения, что возбуждение, охватившее главарей мафии по поводу пропавшей партии наркотиков, в последние дни заметно стихло. Это наводило на мысль, что из тюрьмы просочились сведения, вероятно, от матери узников, что груз в безопасности и окажется в руках хозяев, как только один из них освободится. Вероятность того, что им окажется Пэтси, была невелика: размер залога для него, его отца и двух французов была установлена в 100 000 долларов. Полицейские чувствовали: даже для организации, возглавляемой Туминаро, такая цена слишком высока и изобличающа.
   Для Тони Фуке тоже был назначен залог в 100 000 долларов за участие в заговоре, плюс 22 500 долларов за хранение наркотиков, и адвокат, представлявший интересы семьи Фуке, тщетно пытался его снизить. Теперь полиция решила, что в её интересах позволить Тони Фуке выйти на свободу, чтобы проследить за ним. С согласия окружного прокурора 100 000 долларов за участие в заговоре были сняты, и залог за Тони упал до 22 500 долларов.
   В понедельник 19 февраля Бюро по борьбе с наркотиками получило информацию, что залог за Тони Фуке уже внесен, и тот вот-вот окажется на свободе. В Бронкс немедленно отправили подкрепления.
   В то же самое утро полицейский осведомитель сообщил по телефону, что может произойти попытка перехвата Тони одной из местных банд, не связанных ни с семейством Фуке, ни с Туминаро, и захвата героина, известие о существовании которого стало уже всеобщим достоянием.
   Утром 19 февраля в подвале дома 1171 на Брайэнт Авеню дежурили детективы Эдди Игэн, Джимми О`Брайен, Джим Гилди, Джим Харли и федеральный агент Джэк Рипа. Полдюжины других полицейских наблюдали за домом с улицы и ненавязчиво патрулировали ближайшие окрестности. А теперь ещё двое разместились на крыше, проверяя новую сигнальную систему. С этого момента один полицейский должен был находиться на лестнице, ведущей с пятого этажа на саму крышу, и, если Тони или его жена выйдут из квартиры, детектив на крыше, узнав об этом от своего товарища, должен был кинуть с крыши в проулок около входа в подвал жестяную банку и тем самым подготовить товарищей в подвале к возможному визиту. Унылое дежурство в подвале внезапно превратилось в напряженную работу.
   Игэн располагался в своем излюбленном месте, чуланчике для краски возле входа. В отличие от других детективов он не развлекался игрой в карты, а хотел быть как можно ближе к возможному месту действий. В то утро остальные четверо располагались в бойлерной, расхаживая по комнате и тихо, но возбужденно переговариваясь.
   Когда скрипнула входная дверь, Игэн насторожился, отложил книгу, которую пытался читать, и крепко сжал в руке пистолет. Он надеялся, что остальные услышали удары ведра по полу около бойлера. Однако в нескольких случаях до этого они уже обнаружили неэффективность этого устройства в дневное время, когда клацание кипящего бойлера заглушало звук сигнального ведра. Сам Игэн приоткрыл дверь чулана на пару дюймов, чтобы видеть происходящее.
   У него перехватило дыхание, и мороз пробежал по коже, когда он увидел двух темнокожих с оружием, которые, пригнувшись, молча прокрались мимо него к колясочной комнате. Игэн стал было приоткрывать дверь, но третий пришелец это заметил и сунул ему револьвер прямо в рот. Свирепый голос прорычал:
   – Ах ты сука, давай выходи, или тебе конец!
   Игэн не в состоянии был сопротивляться, все его тело содрогнулось, и он подумал о смерти.
   – Брось его! – приказал суровый голос. Двое других повернулись в их сторону.
   Игэн взглянул на пистолет в своей руке. И тут его мозг снова заработал. Он выпрямился и швырнул пистолет вперед по коридору, в сторону бойлерной. И как только тот громко лязгнул о бетонный пол, заорал во всю мочь:
   – В чем дело? Кто вы такие, черт возьми?
   Он услышал движение в глубине подвала, шорох и поспешные шаги. Пришельцы тоже услышали. Сейчас выскочат его парни и начнется перестрелка, а он как раз посередине. Глаза Игэна скользнули в сторону темной ниши. Оставался единственный шанс, правда, очень слабый. Если только его не срежут из автоматов. Бросив взгляд через плечо, он заметил, что кто-то ещё входит в подвал, и приготовился к броску.
   – Эй, лейтенант, не стреляй! – раздался голос позади него. – Это же Игэн – из Бюро по наркотикам.
   – Остановитесь! Это полиция! – закричал человек рядом с Игэном в глубину подвала.
   Они с трудом пришли в себя, когда закончилась процедура опознания и объяснения. Вооруженные люди оказались детективами из соседнего сорок первого участка. Старый маляр приперся в полицейский участок и рассказал ужасную историю о "банде хулиганов и гангстеров", которые захватили его рабочее место – подвал, и "замышляют убийство". Это звучало слишком фантастично, чтобы быть похожим на правду. Хотя некоторые из патрульных полицейских участка и были почти с самого начала в курсе, никто ни слова не сказал местным детективам. В результате пятеро из них решили проверить подвал. Хотя все обошлось, но перестрелка могла бы привести к немалым жертвам.
   Игэн разнервничался и утратил свой обычный оптимизм. Описывая лейтенанту Хоуксу происшедшее, он подчеркнул, что может произойти непоправимое, если оставлять местную полицию в неведении.
   – Либо мы кого-нибудь пристрелим, либо кого-нибудь из нас убьют, – заявил он.
   Хоукс посочувствовал, но сказал:
   – Мы слишком близки к развязке, чтобы выходить из игры. Теперь, когда Тони выпустили, обязательно что-нибудь произойдет. Почему бы тебе не передохнуть? Отойдешь немного...
   – Проклятье, да я повешусь, если все случится, пока я буду груши околачивать, – взорвался Игэн.
   Первых нескольких дней Тони Фуке активности не проявлял. Раз за разом в подвале объявлялась боевая готовность при лязге падающей в проулок пустой пивной банки, но Тони покидал квартиру только для того, чтобы сходить в ближайший магазин. В четверг он вернулся на работу в ист-сайдские доки, где со сдержанным энтузиазмом был встречен коллегами. По дороге домой Тони зашел в бакалейную лавчонку, откуда вышел с маленьким свертком и поднялся к себе. Но даже близко он не подошел к подвалу.
   И в пятницу его маршрут был тем же самым. Он пришел домой рано и остался наверху. Никто из полицейских несколько дней не видел ни жены Тони, ни его детей. А после того, как Тони пару раз посетил местную аптеку, все решили, что либо одна из девочек, либо сама миссис Фуке больны.
   Мог ли такой могучий тупоголовый тип, каким считали Тони, не быть даже посвящен в то, что драгоценный груз спрятан в его собственном доме? Этот вопрос уже начал изводить полицейских. Хотя это выглядело слишком бесчестным даже для Пэтси и его дядюшки. А тем временем подходила к концу третья неделя их беспрерывной слежки. Шестую неделю после первой важнейшей конфискации в Бруклине Большом жюри графства Кингс шли слушания по этому делу. Но на Брайэнт Авеню ничего не происходило.
   В субботу 24 января Сонни Гроссо взял выходной. Его ближайший друг, любитель развлечений, вечный холостяк попросил Сонни быть свидетелем на бракосочетании в кафедральном соборе Святого Патрика.
   – Я бы не пропустил такого, даже оживи сам Лучиано, – сказал Сонни Игэну.
   В тот день, незадолго до полудня, Игэн, забравшись в чуланчик, сладко подремывал. Он ощущал себя таким грязным и измочаленным, что испытывал подлинное наслаждение, представляя себе веселых, чистых людей, которые скоро соберутся в соборе Святого Патрика на нарядной Пятой Авеню. Он вообразил длинный мраморный проход, невесту – раскрасневшуюся, в белом, в руках цветы, сзади атласный шлейф. Смеющиеся лица людей на церковных скамьях, в нетерпении вытягивающих шеи. Жениха стоящего перед оградой алтаря. Постарался представить Сонни, стоящего рядом с другом, нервного, вероятно, растерянного. Он вымыт, выбрит, волосы аккуратно зачесаны, на нем элегантный костюм, начищенные ботинки. Игэн уже забыл, когда в последний раз видел Сонни нарядным и свежим, как впрочем и себя самого...
   Звякнула консервная банка, отскочившая от стены дома и упавшая в проулок. Тони снова вышел из квартиры. Засуетились детективы и агенты, прячась в тени бойлерной и ниши. Дверь подвала открылась и, скрипнув, закрылась. Игэн услышал, что шаги человека замерли невдалеке. Затем прошуршали рядом с чуланом. Через трещину в двери Игэн разглядел приземистую фигуру в обвисшем сером свитере и мятых брюках.
   Тони!
   Сердце детектива судорожно забилось, когда он увидел, что Тони остановился перед деревянной дверью колясочной комнаты и долго вглядывался в темноту коридора, ведущего в глубину подвала. Игэн закусил губу: не хватало ещё закашлять или чихнуть в такой момент. Тони оглянулся в сторону выхода. Сейчас он повернулся к Игэну, и света, пробивавшегося через дверное оконце, вполне хватало, чтобы рассмотреть губастое лицо с широким носом и тяжелой челюстью. Как у многих туповатых, но сильных людей глаза были невыразительны. Тони снова повернулся к двери колясочной комнаты, откинул крючок и исчез в темноте.
   Игэн напряженно вглядывался, но смог различить лишь какую-то возню там, внутри. Тони, очевидно, вскарабкался на что-то и оставался там минуту или две, затем снова спустился на пол и начал шарить в темных углах захламленной комнаты, как будто что-то искал. Закончив поиски, он вышел из комнаты, прикрыл дверь и накинул крючок. В одной руке он держал нечто, похожее на короткий ломик, вероятно, монтировку. Еще раз оглянувшись в сторону бойлерной, в конце концов, он прошел мимо Игэна и, насвистывая, вышел на улицу.
   – Черт возьми, он отлично знает, где лежат наркотики, – рассказывал Игэн после того, как стало известно, что Тони вернулся к себе. – Он просто приходил взглянуть, все ли так, как они оставили. Думаю, теперь он соберется груз забрать. Нужно добавить ещё несколько ребят.
   Игэн доложил по радио о скором выносе героина из подвала. Было 13 часов.
   Около 15. 30, когда неяркий зимний свет начал гаснуть за стенами серого, мрачного подвала, прибыло подкрепление, – четыре человека, включая лейтенанта Хоукса, Дика Олетту и пару федеральных агентов, которые остались на улице.
   Теперь Игэну стало жаль, что с ними нет Сонни. Его партнер должен был здесь присутствовать. Игэн вызвался отправиться за сэндвичами. Он доехал до Сто шестьдесят девятой улицы, а затем проехал к западу ещё дюжину кварталов, прежде чем нашел торговый центр, достаточно удаленный от места операции. Зайдя в еврейскую кулинарию, он заказал десять ржаных сэндвичей с солониной и пикулями, а заодно побольше пепси. Пока их готовили, он направился к телефонной будке.
   Потребовались два звонка и всякая тарабарщина вроде "важная полицейская операция", но через двенадцать минут озадаченный Сонни Гроссо уже держал трубку телефона, который распорядитель церемонии спешно подтянул к алькову перед главным алтарем кафедрального собора Святого Патрика.
   – Это детектив Гроссо из Бюро по борьбе с наркотиками? – весело поинтересовался Игэн.
   – Телескоп!
   – Да-а. Как проходит церемония? – В трубке были слышны могучие раскаты органа.
   – Марти передает привет и требует повесить трубку – пора приступать. – Тут Сонни понизил голос и осторожно заговорил прямо в микрофон. – Что тебе нужно? Что-нибудь случилось?
   – Когда ты сможешь вырваться? – серьезно спросил Игэн, отбросив шутливый тон.
   – Что произошло?
   – Я думаю, вот-вот произойдет. Может быть, сегодня вечером. Наш парень предварительно спустился вниз и проверил свое добро. Он ещё вернется.
   – Я сейчас не могу. Может быть, часам к пяти. Придется улизнуть со свадебного ужина. А я собирался произнести отличный тост.
   – Ты сможешь произнести его нам. И приезжай в чем есть. Это придаст нашему подвалу немного шарма.
   Скомканные бумажки, пустые банки от пепси-колы, объедки сэндвичей и пикулей более или менее аккуратно задвинули в угол бойлерной. К 17. 30 снаружи стемнело, и слабая лампочка едва высвечивала фигуры шестерых мужчин, часть которых стояла вокруг бойлера, а остальные прислонились к стенам. Коридор был погружен во тьму, но дверь освещена. Игэн занял свое место в чуланчике. Два федеральных агента сидели в темной нише.
   Детективы в глубине подвала насторожились, когда позади бойлера загремело ведро с алебастром. Лампочка погасла, и они вжались в стену. Темная фигура в пальто с поднятым воротником показалась на фоне дверного проема.
   – Телескоп? – произнесла фигура хриплым шепотом.
   Кто-то засмеялся. В бойлерной зажегся свет и все собрались приветствовать Сонни Гроссо, стоявшего перед ними с глупой улыбкой на лице. На нем был праздничный костюм.
   – Вот идет невеста... – запел кто-то.
   – Я сам бы мог ей быть, – дурачился другой.
   – А я бы подумал. Он не похож на копа.
   – Он не может быть профессионалом. Он, должно быть, один из этих частных сыщиков.
   Широкая улыбка озарила лицо Сонни.
   – Ну, нельзя сказать, что мне очень приятно возвращаться в эту темницу, но, по крайней мере, – он сделал гримасу и зажал нос, – я хоть вымылся!
   – Добро пожаловать, мистер мытый! – раздался голос.
   Однако веселье быстро угасло, и тремя часами позже в подвале воцарилась привычная атмосфера скуки и тревоги. Едва перевалило за половину девятого, когда брошенная с крыши жестянка-сигнал застучала по стене дома, словно мини-пулемет, а затем грохнулась на тротуар, заставив взвинченных людей вскочить. Все разбежались в укромные места – на свои посты. Свет потушили, кроме лампочки у входа.
   Прошло пять минут. В ту ночь бойлер не работал, поэтому даже звук собственного дыхания и малейший скрип кожаных подошв казались оглушительно громкими. Прошло десять минут. Наконец, они услышали звук шагов на лестнице, соединяющей подвал с вестибюлем. Скрипнула дверь. Затем тишина, очевидно, вошедший замер, прислушиваясь. Дверь закрылась. Человек, по всем признакам Тони, вошел. Он двигался очень медленно и тихо. Тень пересекла подвала. Появился приземистый силуэт.
   При входе в коридор Тони снова остановился: неподвижный, насторожившийся словно сжатая пружина. Затем его плечи расслабились, словно вынули пробку, и вся подозрительность спала. Легкими, быстрыми движениями он открыл дверь колясочной комнаты и даже включил свет. Похоже, Тони действительно успокоился.
   Приближается момент истины, – подумал Игэн. – Тони наконец-то приведет их к большим боссам, заплатившим за партию наркотиков.
   Тони распахнул куртку и вытащил из-за пояса монтировку, быстро вскочил на перевернутую детскую коляску, с полки в дальнем углу снял тщательно обернутый чемодан и аккуратно поставил его на пол. Машинально оглянувшись, он приподнял монтировкой закрытую крышку. Игэн, наблюдавший из своего чуланчика, молил бога, чтобы Тони не заметил, что замок уже вскрывали и закрыли снова.
   Тони вынул один чемоданчик, закрыл большой и затащил обратно на полку. С чемоданчиком в руке он выключил свет, закрыл дверь и поспешно зашагал к выходу. Детективы дали ему уйти, чтобы через несколько мгновений выйти следом. Им не столько нужен был он, как его связи.
   Тем временем детектив Дик Олетта, занимавший пост на лестнице, начал потихоньку спускаться. На первом этаже Тони не оказалось. Олетта прошел через вестибюль к выходу из дома. Выглянув на Брайэнт Авеню, агент покачал головой – Тони туда не выходил. Тогда он вернулся в вестибюль и тихонько подошел к двери в подвал. Очень осторожно он взглянул вниз. В полутьме раздавалось слабое шарканье ног. Что там происходит?
   Олетта двинулся вниз и тут с ужасом обнаружил, что ему навстречу поднимается громила с чемоданчиком в руке. Тони первым оправился от удивления, вытащил монтировку из-за пояса и с воплем кинулся на Олетту. Олетта увернулся от монтировки, но прыжок Тони сбил его на ступени и теперь Тони, перелезая через него, стремился попасть по голове. На этот раз Олетта, уворачиваясь, получил сильный удар в плечо и скатился по ступеням, вдребезги разбив дверное стекло.
   Изрыгая проклятия, Игэн перепрыгнул через Олетту и помчался вверх по ступенькам за гангстером.
   – Тони! – крикнул Игэн и пальнул из пистолета над ухом младшего Фуке. Эхо выстрела загремело в подвале. Тони замер на верхней ступеньке лестницы. Чемоданчик с героином выскользнул из его руки и, беспорядочно кувыркаясь, скатился к ногам подбежавших полицейских.
   Хорошо это или плохо, но все было кончено.

Глава 22

   Но окончания пришлось ждать ещё долго – до 2 апреля 1962 года, когда Большое жюри графства Кингс вынесло вердикт о начале судебного процесса против Пэтси и Джо Фуке, Франсуа Скалия и Жака Анжельвена.
   Неделей раньше, 26 марта, адвокат Роберт Казаноф, назначенный защитником Анжельвена благодаря совместным усилиям французского консульства и друга Анжельвена Жака Салибера из французской радиотелевизионной компании РТФ, попытался добиться распоряжения об его освобождении. Он потребовал освобождения телеведущего на основании того, что против него не удалось выдвинуть обвинения, и, таким образом, продолжение содержания Анжельвена под стражей было грубейшим нарушением законодательства.
   Заместитель окружного прокурора Бруклина Фрэнк Дилайла убедил суд, что пока Анжельвен остается важным свидетелем, но в предстоящем вердикте Большое жюри назовет его среди обвиняемых. Француз остался под стражей. Большое жюри в ходе слушаний изменило статус Анжельвена: он больше не был ключевым свидетелем, а обвинялся в преступном сговоре.
   Четверо обвиняемых предстали перед уголовным судом графства Кингс и все дружно отказались признать себя виновными в хранении или сговоре с целью распространения одиннадцати килограммов контрабандных наркотиков. Кроме того, упоминались два отсутствующих обвиняемых, официально названные, как "неустановленные": исчезнувшие французы Жан Жеан и Жан Морен.
   Тони Фуке, естественно, содержался в тюрьме Бронкса и должен был предстать перед местным судом по обвинению в хранении других сорока килограммах героина.
   Ники Травато тем временем уже обвинили в хранении небольшого количества наркотиков и должны были судить отдельно от других в Бруклине. Относительно беременной Барбары Фуке, которую освободили под залог ещё в январе, вердикт гласил "отсрочить рассмотрение обвинения" – признак того, что государство вообще могло отказаться от наказания.
   В течение недели после вынесения вердикта Большого жюри поручитель добился освобождения Пэтси Фуке под залог в 100 000 долларов. Пэтси пробыл на свободе меньше месяца. Очевидно, он имел несколько серьезных и неприятных бесед со своим дядей Анджело Туминаро и другими членами "семьи", поэтому в начале мая Пэтси связался с поручителем и, попросив аннулировать залог, вернулся в относительно безопасное место – городскую тюрьму дожидаться суда.
   Примерно в то же время, сам Малыш Энджи, на ком лежала основная ответственность за неудачу племянника, неожиданно объявился во Флориде. Там он сдался новичку-полицейскому, всего несколько недель работавшему в полиции, и заявил, что больше двух лет назад скрылся из Нью-Йорка, будучи выпущен из тюрьмы под залог. Арестованного выдали властям Нью-Йорка. Очевидно, Малыш Энджи из двух зол выбрал меньшее и предпочел провести в безопасности пару лет в тюрьме, ожидая лучшего будущего.
   Подготовка к судебному процессу заняла все лето и осень 1962 года, однако дата начала суда так и не была названа. Тем временем три адвоката, осуществлявших защиту подсудимых: Роберт Казаноф – защитник Анжельвена, Морис Эделбаум – отца и сына Фуке, и Генри Лоуэнберг – Скалия, предприняли серию юридических маневров, пытаясь опротестовать вердикт Большого жюри по формальным признакам.
   Сначала Казаноф подал протест, ссылаясь, что вердикт ошибочен, так как не привел конкретных доказательств связи машины Анжельвена с героином, найденным в подвале Джо Фуке. Ели бы этот протест был принят, пришлось бы снять все обвинения с Анжельвена, а заодно освободить и Скалию, так как состав обвинения корсиканца был тесно связан с Анжельвеном и его "бьюиком".