Автомобиль, владельцем которого стал Анжельвен, был подержаным "бьюиком инвикта" 1960 года. Потребовался целый месяц, чтобы агенство "Дженерал Моторс" нашло эту модель. Для подержаного автомобиля он выглядел удивительно прилично, на спидометре значилось всего 1669 километров пробега или в милях – 1043. До этого Анжельвен ездил на самых маленьких и дешевых машинах марки "рено". За "бьюик" ему пришлось заплатить шесть тысяч долларов, – всего на тысячу меньше его годового дохода. Распираемый гордостью и восхитительным ощущением роскоши, Анжельвен получил ключи от фактически новой машины и выехал из салона.
   Жак Анжельвен начинал в телешоу с должности ассистента по подбору исполнителей, имея дело с артистками ночных клубов. Хотя он был одним из трех ведущих в Пари-Клубе, по совместительству Анжльвен подрабатывал в такой же роли в различных заведениях Парижа.
   Роже Фераль, брат которого Пьер Лазароф редактировал влиятельную газету "Франс Суар", интервьюировал личностей, вызывающих всеобщее внимание. Жак Шабана, писатель, беседовал с литературными знаменитостями. А Жак Анжельвен представлял людей из шоу-бизнеса и ночных клубов. Поскольку он по своему желанию мог представить в телешоу любой ресторан или ночной клуб Парижа, Анжельвен никогда не платил за вечера, проведенные с красивыми женщинами, и старался не упускать такую возможность.
   На протяжение нескольких лет перед покупкой автомашины приятелем Анжельвена был тридцатичетырехлетний корсиканец по имени Франсуа Скалия, который иногда называл себя Франсуа Барьбье и Ивом Систерманом. Скалия получил известность в подпольном мире как палач, поскольку все его считали удачливым исполнителем смертельных приговоров, вынесенных в уголовной среде. Скалия был очень полезен Анжельвену, так как ему принадлежал ночной клуб, кроме того у него были интересы и в других ночных клубах.
   По данным французской Сюртэ этот Скалия был главным подозреваемым в трех случаях киднэпинга в период с 1959 по 1962 год. Каждый раз похищали состоятельного человека, прятали в укромном месте вблизи Парижа и пытали его до тех пор, пока он не уступал похитителям свои богатства: драгоценности, деньги и даже автомобили. Однако корсиканец ни разу не предстал перед судом.
   Полиция подозревала Скалия и в другом, возможно даже более зловещем преступлении: торговле белыми рабынями, и в этом ему помогал Анжельвен, возможно, не подозревая об этом. Юные провинциалки из Франции, Германии и других европейских стран стекались в Париж, надеясь проявить себя в кино и шоубизнесе. Анжельвен встречался с ними в ночных клубах, которые частенько посещал. Когда девушка – предпочтение отдавалось блондинкам – заявляла о своем намерении сделать карьеру на подмостках сцены, Анжельвен обычно предлагал ей испытать свои актерские способности где-нибудь за границей и потом, уже имея за плечами этот опыт, завоевывать Париж. Превосходным местом для этой цели был, например, Бейрут столица Ливана, а он как раз, знал одного человека, владеющего там ночным клубом.
   Тут появлялся Скалия. Хорошенькая блондинка в самом деле талантлива, приходил он к выводу после того, как она посещала его апартаменты. Затем Скалия давал ей билет на самолет до Бейрута, где его компаньон встречал её, поселял в гостиницу и устраивал на работу в клуб.
   Через неделю её контракт внезапно разрывался, и ей нечем было заплатить за отель и за обратный билет домой. Конечно, появлялся другой сообщник Скалии, продажный полицейский, сажающий её в тюрьму за неуплату счетов. После этого девушка была счастлива, когда ещё один сообщник корсиканца вызволял её из заключения. Но теперь она была в его власти. В награду за избавление от этих арабских кошмаров, девушка должна будет поработать несколько недель на богатого арабского торговца. И прежде чем она осознавала происходящее, её продавали за пятьдесят тысяч долларов нефтяному шейху в его гарем посреди пустыни, откуда ей, охраняемой бескрайними песками, никогда не выбраться.
   В основном благодаря Скалия Жак Анжельвен был в близких отношениях с большей частью парижского полусвета: знаменитыми гомосексуалистами, лесбиянками и представителями других экзотических сексуальных извращений. В его записной книжке кроме известнейших актерских имен присутствовал список полезных полицейских и правительственных чиновников, составлявших круг близких знакомых. Страдающий ипохондрией Анжельвен был пациентом шести докторов, специалистов по различным заболеваниям.
   Очень скоро Анжельвен стал знаменитостью, однако отчаянно страдал, что финансовый успех обходил его стороной. Он вырос избалованным в богатой интеллигентной семье на южном побережье Франции в Марселе. К двадцати годам молодой человек уже поучился в пятнадцати различных школах, так и не получив диплома. Когда ему исполнилось двадцать пять, началась вторая мировая война, но он избежал военной службы из-за "слабости здоровья". Позднее, чтобы защитить Жака от немцев, семья спрятала его на удаленной ферме.
   Война закончилась, и Анжельвен уехал в Париж, где встретил девушку по имени Мадо, они поженились. Вскоре у них родился сын Даниэль. В награду родители подарили им роскошные апартаменты на площади Инвалидов. Единственной обязанностью Жака оставалось подыскать себе работу.
   Он решил попробовать себя в журналистике, о которой Жак ничего не знал. Некоторое время он работал на газету "Войс Пари", поставляя заметки для колонки "Кабарэ". Оттуда Анжельвен перешел на радио ассистентом продюссера франко-американского вещания, где в качестве ведущего представлял будущих звезд.
   Потом он перебрался в более крупное шоу "Ночной Париж", которое зародилось в Клаб Ле Верн. Как раз в Ле Верн на него обратили внимание продюссеры имеющего высокий рейтинг телешоу "Пари Коктейль". Они почувствовали в нем искренность и естественную сексапильность, способную поддержать шоу, которое весь Париж смотрел как "дневник Парижа".
   Гонорары в Пари-Клаб, как стали называть шоу, были невысоки. Анжельвен зарабатывал меньше трехсот долларов в месяц, но научился превращать свою новую популярность в преимущество в других сферах. Он сам очень гордился, что может позвонить любому в Париже. Однако фортуна никак не давалась в руки. Два фильма потерпели фиаско. Жена ушла от него, забрав обоих детей, девочка Вероника родилась у них через два года после мальчика. На исходе пятого десятка у него не было ничего, кроме поверхностной известности, сувениров, писем зрителей и отчаянного одиночества.
   Танцовщица, однажды удостоенная титула "Королева стриптиза", с которой он встречался, предложила Анжельвену самому стать хозяином ночного клуба. Жаклин сказала, что у неё есть связи с людьми, способными профинансировать такое дело. И с помощью этого таинственного капитала, предоставленного Жаклин, Анжельвен стал владельцем гостиницы под названием "Остров любви". Он переделал гостиницу в кабаре с теннисом, плаванием и гольфом наряду с танцами и обедами.
   Однако всего за год характер заведения изменился. Оно постепенно превратилось в место встреч дорогих проституток и наркоманов с Пигаль, в результате чего приличные посетители кабаре посещать перестали. Когда Анжельвен принялся протестовать, Жаклин от него ушла. Как почти все, к чему он прикасался, "Остров любви" засыхал на корню.
   Когда его бывшая жена Мадо в 1961 году умерла, оставив сиротами сына Даниеля 16 лет и дочь Веронику 14 лет, Анжельвен отправил их на попечение родителей, а себе устроил каникулы. Он исчез из поля зрения на несколько недель. Одни говорили, что он уехал в Рим или в Бейрут, другие, – что он у родителей под Сан-Тропезом. Но куда бы он не уезжал в попытках наладить свою разрушенную жизнь, именно после возвращения в Париж и в его телешоу он начал регулярно встречаться с Франсуа Скалия.
   Скалия водил его в ночные клубы, знакомил с женщинами, в том числе и со своей сестрой. С ней у Анжельвена завязался роман. Скалия помог ему получить работу ведущего в нескольких шикарных клубах Парижа. Завявшее было эго Жака, снова взыграло. А после того, как во время беседы в своей телепрограмме с представителем американского бюро путешествий он получил от него лестное предложение посетить Америку и снять фильм для демонстрации на Пари-Клаб, подобно тому, как это сделал знаменитый Эд Салливан во Франции и других европейских странах, Жак и сам загорелся идеей поездки в Америку. Он начал подумывать и о посещении Канады, а, возможно и о трансляции нескольких французских программ в Монреале или Квебек Сити. Это могло бы открыть новую страницу в его жизни.
   Как-то в начале ноября Скалия смотрел Пари-Клаб, в то время как Анжельвен с увлечением рассказывал о своих блестящих планах, обещая новые успехи в связи с предполагаемой поездкой в Америку.
   И вдруг Скалия пришла в голову великолепная идея. Инстинктивно он всегда понимал, что Анжельвен может быть очень полезен для него, гораздо полезнее, чем просто поставщик белых тел для продажи на Средний Восток. Скалия был замешан в торговле героином как в Ливане, так и в Марселе. Он был регулярным посетителем "Пари бара", "Трой Канар", Рю дэ ла Рошфуко, известных в Сюртэ, как центры торговли наркотиками. Скалия был хорошо осведомлен о трудностях доставки героина, производимого в Марселе, на самый прибыльный рынок, в Нью-Йорк. Что может быть невиннее, чем французкая телезвезда, впервые посетившая Соединенные Штаты? В то же время Анжельвен кое-что знал о наркотиках. В 1958 году одна из его любовниц, богатая парижская матрона умерла от передозировки героина.
   Корсиканец немедленно начал готовить соглашение о транспортировке наркотиков с международным героиновым синдикатом, с которым был тесно связан. Прежде всего, Анжельвену нужен был подходящий автомобиль для тайной перевозки большой партии героина. В Нью-Йорке специалисты синдиката обнаружили, что в корпусе "бьюик инвикта" 1960 года есть конструктивная особенность, позволяющая создать тайник.
   Жак Анжельвен обновил паспорт и получил визу для въезда в Соединенные Штаты через день после подобных же действий самого Скалия, в середине ноября, как раз перед получением автомобиля.

Глава 6

   На следующий день после того как обнаружилось, что канадский "бьюик" исчез, Сонни Гроссо связался с приятелем из Федерального бюро расследований, обладавшим разветвленной сетью надежных осведомителей. ФБР, как правило, не занималось борьбой с наркотиками, однако придерживалось правила держать пальцы на пульсе большинства нелегальных операций, совершаемых в Соединенных Штатах. Сонни попросил агента выяснить, не появлялась ли за последние сутки в городе крупная партия героина. Тот позвонил ему ближе к вечеру, но не смог сообщить ничего определенного.
   На следующий день он снова связался с Сонни. На этот раз сведения появились – наркотики пошли в продажу.
   Канадская машина сделала свое дело.
   Однако к началу декабря Бюро по борьбе с наркотиками получило сведения о том, что ноябрьская партия лишь на короткое время удовлетворила спрос на героин. Очевидно источник иссяк, и полицейские осведомители намекнули, что городские подонки – наркоманы вновь начали скулить о тяжких временах. Отсюда неизбежно следовал вывод – следовало ожидать появления другой крупной партии наркотиков.
   Игэн и Гроссо вместе с Диком Олеттой и федеральным агентом Фрэнком Уотерсом продолжали пристальное наблюдение за Пэтси Фуке. Анджело Туминаро отошел на второй план, теперь они сконцентрировались на перехвате крупной партии наркотиков, не без основания полагая, что она должна будет пройти через руки Пэтси. На этот раз они подготовились лучше. И если удастся четко придерживаться плана, да ещё немного повезет, они вполне смогут набросить сеть на всю банду, включая, может быть, и самого Малыша Энджи.
   Пэтси редко исчезал из поля зрения, казалось, ничем не осложняя их задачу. Он казался спокойным, неторопливым, жил так, как подобает обыкновенному вполне предсказуемому мелкому бизнесмену. Как и раньше, большую часть рабочего времени он проводил в закусочной, иногда призывая на подмогу тестя, когда собирался куда-нибудь отправиться, или брата Тони – на уикэнды. Несколько раз по вечерам после закрытия он заезжал в Манхэттен поболтать со своей маленькой подружкой Инес в "Пайк Слип Инн". Но его больше не видели на улице, где он бросил канадский "бьюик". Временами он вновь пускался в привычные разъезды по городу вместе с Ники Травато, вероятно, собирая деньги или доставляя товар. Но, казалось, не был занят ничем необычным.
   Игэну, во всяком случае, запомнился только один эпизод. В декабре он последовал за Пэтси с Барбарой, поехавших за рождественскими покупками в деловую часть Бруклина. Игэн вслед за супружеской парой переходил из одного переполненного магазина в другой, стараясь не терять их из вида в огромной толпе и безумной предпраздничной суете. Через пару часов они выехали с Истерн Паркуэй на Кингз Хайуэй, где Барбара высадила мужа у банка, а сама отправилась дальше. Пэтси вошел в "Лафайет Нэйшнл Бэнк", покрутился там у стойки и вышел на улицу, где взял такси и вернулся к своему заведению в Вильямсбурге. В этом визите не было ничего необычного, разве что Игэну показалось, Пэтси слишком долго заполнял депозитные бланки, временами внимательно изучая зал. Так что Игэн с улыбкой подумал про себя: "Теперь он собирается ещё и банк ограбить."
   Через два дня, 15 декабря, два бандита с автоматами в самом деле ограбили "Лафайет Нэйшнл Бэнк" и скрылись с тридцатью пятью тысячами долларов, убив при этом охранника и серьезно ранив полицейского.
   Игэну поначалу даже не пришло в голову, что между Пэтси Фуке и этим налетом может быть какая-нибудь связь. Для этого потребовалось, несколько недель. А пока на следующий день после ограбления они с Сонни, надев белые халаты из больницы Святой Катерины, снова листали журналы и книжки в забегаловке Пэтси. Опрятный смуглый тип в костюме в тонкую полоску вошел в магазин и указал Пэтси на нишу в глубине помещения.
   – Обстановка накаляется, – пробормотал Сонни, когда пара скрылась за плотно задернутой шторой. Раньше они никогда не видели вновь прибывшего. Внешне равнодушные ко всему вокруг, устремив глаза на книги в руках, детективы незаметно приблизились к нише, стараясь уловить хоть обрывок разговора.
   – Дядя Гарри хочет, чтобы ты заказал сигары, как в прошлый раз, – прозвучал хриплый голос.
   Пэтси хрюкнул.
   – Когда они прибудут?
   – ... следующей неделе.
   – Хорошо. Скажи ему, я подготовлюсь, – промычал Пэтси.
   Через мгновение незнакомец вышел из ниши, едва не коснувшись плечом Игэна. У стойки он выбрал сигару, затем, кивнув Пэтси, медленно покинул закусочную.
   Эдди и Сонни переглянулись. Не слишком много, но возможно, вскоре что-то произойдет.
   В тот самый день 16 декабря морем из Франции в Монреаль прибыла партия практически чистого героина весом в 51 килограмм (более 112 фунтов.). Сильнодействующий белый порошок, превращающий человека в дрожащую слизь, расфасованный в маленькие пакетики, был спрятан в крыльях и шасси золотистого "бьюика инвикты".
   Героин достиг конечного пункта своего длинного пути, который начался в Турции, где выращивали мак и получали опиум. Затем, в Ливане маслянистая коричневая паста с мускусным запахом после химической обработки превратилась в белый порошок – морфий. Из десяти фунтов опиума получался один фунт морфия. Из Ливана морфий нелегально переправили на юг Франции в окрестности Марселя. Там путем сложного химического процесса очистки производится наркотик, известный как героин. Отсюда начинается его преступное шествие по всему миру и, прежде всего, – на его главнейший рынок в Соединенные Штаты.
   Когда наркотик поступает в страну-потребитель, сначала он попадает к заказчику, затем к оптовым продавцам или посредникам и далее по нисходящей вплоть до уличных "толкачей", продающих "попсы" – крошечные порции, завернутые в пергаминовые пакетики, по цене от трех до пяти долларов. Жадность посредников может приводить и к положительному результату. На пути к рядовому потребителю партия героина постепенно дробится, разбавляется безвредными примесями, вроде молочного сахара, и в "попсе" оказывается всего несколько крупинок настоящего наркотика. Тем самым уменьшается доза, а значит и наркотическое воздействие. Совсем другой эффект, когда человек имеет дело с "хорошим наркотиком", какой продавали в двадцатые и тридцатые годы. Можно было полагать, что партия, прибывшая в Монреаль, превратилась бы на улицах Нью-Йорка в 32 миллиона долларов. Теоретически, этого хватило бы для всех наркоманов Соединенных Штатов на целых восемь месяцев. Была сделана попытка переправить в Америку крупнейшую за все время партию наркотиков.
   Заказчиком в Монреале оказался некто Луи Мартин Морис, – импортер номер один для североамериканского континента. В Монреаль груз сопровождал французский директор крупнейшей в мире героиновой сети Жан Жеан, который был известен в англоговорящем преступном мире, как Джайнт ("Гигант"). Очевидно, уголовники дали ему эту кличку по созвучию с настоящей фамилией. По мнению тех немногих, кто видел и знал Жеана, его облик не соответствовал привычным представлениям о мафиози. Рослый элегантный француз в свои шестьдесят с лишним лет предпочитал перламутрово-серые гетры, брюки в полоску, как у дипломата, черный кашемировый блэйзер с атласными лацканами, лимонный жилет, перламутровый галстук и серую мягкую шляпу. Этот наряд дополняла коричневая трость, с которой он не расставался.
   В этом вояже Жеан выступал в роли заботливого наперсника, даже более заботливого, чем во время ноябрьской контрабанды, когда он сопровождал "бьюик", который Гроссо, Игэн и Уотерс видели в Нью-Йорке. Та операция оказалась успешной, но до того, как она достигла апогея, Жеан испытал несколько неприятных моментов из-за действий полиции. Может быть это была простая случайность, но его все больше терзали подозрения об утечке информации или некоем слабом звене в цепи их операций. Во всяком случае, с недавних пор он был недоволен работой в Нью-Йорке. Когда дела вел Туминаро, здесь гарантировались порядок и безопасность. Но вот к его племяннику Фуке Жеан доверия не питал. Фуке был необразован, лишен элегантности, что само по себе уже было плохо, но что совсем недопустимо в их бизнесе – ненадежен.
   Его опасения, казалось, оправдались, когда по прибытии в Монреаль полиция неожиданно арестовала судно и провела досмотр. Досмотр был слишком тщательным, чтобы выглядеть обычным, обыск продолжался два дня. Жеан и Морис, встретивший его в Монреале, предположили, что кто-то известил полицию о предстоящем прибытии партии наркотиков.
   И тем не менее, они не собирались отказываться от затеи, пока в Монреаль не пришла ещё одна тревожная весть. В нью-йоркском Рочестере застрелили американского гангстера, им помогавшего.
   В тот момент Жеан и Морис не знали, что их связник был убит в обыкновенной бандитской разборке, которая по времени совершенно случайно совпала с налетом канадской полиции на судно. Но для наркодельцов двух этих событий оказалось достаточно, чтобы решить – запахло жареным. Они пришли к выводу, что продолжать переправку наркотиков через канадско – американскую границу в "бьюике" слишком опасно. Оставалось только вернуть груз в Европу и искать маршрут напрямую в Нью-Йорк.
   Так что как только обыск закончился и золотистый "бьюик" был освобожден полицией и таможней, Жан Жеан улетел обратно в Париж. "Бьюик" вновь погрузили на судно и отправили во Францию. Его начинка так в нем и осталась.
   Между тем в Нью-Йорке наступила, а потом и прошла следующая неделя, объявленная Пэтси Фуке как время прибытия "сигар", а спрос на героиновый так и не был удовлетворен. Полиция терялась в догадках: то ли кризис был спровоцирован самой мафией, чтобы вздуть цены, как уде нередко бывало, то ли крупные импортеры испытывали проблемы с доставкой товара в страну.
   Детективы из Бюро по борьбе с наркотиками продолжали тщательную слежку за Пэтси Фуке, членами его семьи и сообщниками, и теперь проводили рядом с ним круглые сутки. Приближающиеся праздники вносили новые трудности, но, невзирая на Рождество, они понимали, что не могут ни на минуту оставить Пэтси без внимания, иначе столь долгожданное событие будет безвозвратно упущено.
   В добавок к этому у Эдди Игэна в эти предпраздничные дни возникли новые проблемы с Кэрол. Хорошенькая девушка тщетно пыталась уговорить его проводить с ней больше времени, и все настойчивее убеждала Эдди бросить эту неблагодарную работу и вместе заняться бизнесом. Игэна бесконечные споры на эту тему только раздражали, но он совсем расстроился, поняв, что за всем этим скрывается её желание любой ценой разбогатеть.
   Ее последнее предложение оказалось особенно неприятным. Все началось однажды вечером, когда Кэрол восторженно рассказывала, как пожилой клиент "Таверны Нассау", явный джентельмен, предложил купить ей ночной клуб в Нью-Джерси! Игэн отругал её за то, что она восхитилась такому предложению, хотя бы и от семидесятилетнего старика, и приказал забыть об этом. Но через несколько дней Кэрол снова выложила новость: старик прислал своего сорокалетнего сына с подарком – новой машиной "Тандерберд"! Она торжествовала: теперь Эдди может бросить свою работу и будет помогать ей в клубе. Что же касается престарелого поклонника, ей представлялось, что она время от времени выпьет с ним чашечку кофе, да, может быть, разрешит разочек себя поцеловать.
   Игэн, сначала потерявший дар речи, потом пришел в ярость. Они снова поругались и он, взбешенный, удалился. Но никак не мог заставить себя забыть, как хорошо им было вместе.
   Жан Жеан сразу после возвращения в Париж из Монреаля, не тратя даром времени, встретился с человеком, способным за хорошие деньги взять на себя самую трудную и грязную работу. Франсуа Скалия был очень доволен, что его прозорливость так скоро вознаградится. Он самодовольно ухмылялся, слушая, как Жеан излагал свою проблему – доставку очень ценного и крайне дефицитного героина непосредственно в Нью-Йорк, самый неприступный из портов Соединенных Штатов.
   Потребность в героине все росла, но полиция не дремала; кроме того, до Жеана дошли слухи, что крупнейшие американские заказчики жаловались на качество последней партии, героин оказался хуже, чем обещали. Им был нужен новый качественный товар, и побыстрее. В этот раз Жеан даже хотел послать в Нью-Йорк главного химика синдиката, чтобы удостоверить качество героина. Но сначала нужно было доставить туда груз. Есть у корсиканца идеи, как это сделать?
   Скалия пожелал Джайнту хорошего настроения и веселого Рождества.
   – Считайте, что пятьдесят один килограмм героина уже в Нью-Йорке, – заверил он.
   Во вторник 21 декабря Жак Анжельвен заявил в своей телепрограмме, что его планы посетить США, изучить Америку и её телевидение, близки к осуществлению. Он рассказал многочисленной и преданной аудитории, что возьмет в Америку свой новый роскошный автомобиль и увидит Соединенные Штаты как настоящий турист. Не сообщив, естественно, что сроки визита в Америку значительно ускорены по настоянию Скалия. Плата за перевозку машины в Америку должна была составить около 475 долларов, дороже чем его собственный проезд в туристском классе. Он знал, что берется за опасное дело, но когда поручение будет выполнено, в Нью-Йорке ему выплатят 10 000 долларов, больше его годового жалования.
   Скалия сказал Анжельвену, что до отъезда от него требуется всего лишь предоставить "бьюик" на пару дней. Анжельвен должен был оставить его открытым в условленном месте на Елисейских полях и забрать приблизительно в том же месте через сорок восемь часов. И ещё раз, уже в Нью-Йорке, ему придется поставить машину в гараж отеля "Уолдорф Астория" и не трогать её, пока не разрешат. Все очень просто. Он сам, сообщил по секрету Скалия, будет в Нью-Йорке примерно в то же время и обеспечит руководство операцией и моральную поддержку. За всю работу – пять миллионов франков или десять тысяч американских долларов, не облагаемых налогом.
   2 января 1962 года Анжельвен поставил "бьюик" на Елисейских полях и улетел на юг провести два дня с семьей. 4 января, вернувшись в Париж, он забрал машину, собрал вещи и поехал к северному побережью, где на следующий день из Гавра должен был отплыть океанский лайнер "Юнайтед стейс". На ночь он остановился в Руане в гостинице "Хотель де ля Пост", где его встретил Скалия, и за ужином они уточнили все детали.
   На следующее утро простодушного Анжельвена угораздило смертельно напугать корсиканца. Обнаружив накануне вечером неполадки в работе генератора своего "бьюика", рано утром он поехал в гараж "Дженерал Моторз" на другом конце Руана, дорогу к которому ему объяснил портье. Когда Скалия проснулся и обнаружил пропажу компаньона, он расспросил портье и, обливаясь потом, гнал такси две мили до гаража, спеша не допустить, чтобы ремонтники чего не обнаружили.
   В тот же вечер, 5 января, Жак Анжельвен отплыл из Гавра на борту океанского лайнера "Юнайтед Стейс" со своей драгоценной "инвиктой" на грузовой палубе. Франсуа Скалия поездом вернулся в Париж.