Монахи-католики прижились среди кипчаков-тенгриан и, как плесень, разлагали их. «Бог-отец и бог-сын – одна семья», говорили они. И им верили, потому что первым поверил предводитель лангобардов – хан, женатый на католичке.
Точно так же, без крови и войн, «католическое войско» оккупировало Бургундию, там оно орудовало через племянницу хана… Постепенно вся Западная Европа стала католической. Это придало вес Церкви и римским папам. И они к IX веку заявили о себе. За их спиной стояла сила.
Политика Константинополя была иной – не столь свободной и хитрой, благополучие Византии целиком зависело от Дешт-и-Кипчака, от торговли с ним. И не считаться с этим было нельзя.
Греки не могли позволить себе следовать примеру Рима. Не могли «завоевывать», вернее, разлагать веру и дух кипчаков Восточной Европы. Это восприняли бы в Степи как вызов. Правда, и они не сидели без дела, действуя исподтишка. События в каганате Великая Булгария – дело их рук. Христианизация. Запись кипчаков в славянство… Конечно, все это было не столь масштабным, как на Западе, но было!
Константинополь вынужденно до поры сохранял у себя традиции тюркской веры, не менял их, проявляя сдержанность, похвальный консерватизм; он-то в конце концов и привел к разделению в Европе единой христианской Церкви на Восточную и Западную.
Случилось это 16 июля 1054 года. В Константинополе, в храме Святой Софии, подписали акт взаимного отлучения Церквей. Этим актом новые Церкви объявили миру, что они отличаются друг от друга мировоззрением.
Событие увенчало политику, которую вели обе страны начиная с IV века.
…Случился новый конфликт внутри Церкви. Он был далеко не единственным: церковно-политические разногласия в Европе всегда создавали некий дипломатический фон, насыщенный взаимными упреками в ереси. Борьбой с ересью оправдывались войны, тайные убийства, публичные казни. Борьбой с ересью оправдывались новые догматы и постулаты.
Политика велась грязная и отнюдь не церковная! Слишком далекая от духовных исканий.
Более шестидесяти (!) изменений в тенгрианский канон в угоду этой политике внесли западные христиане. Некоторые не сразу и приняли. Например, филиокве – исхождение Святого Духа. Догмат, появившийся в VI веке, его внесли испанцы, а в XI веке с ним согласились в Риме.
Этот и другие примеры показывают, что согласия у христиан не было никогда: правила и обычаи им придумывали и отвергали политики, которые делали людей пешками в своей игре. На потребу дня выставляли их. Божественная суть руками неуемных людей капля за каплей вымывалась из религии. Каждым своим нововведением политика подрубала корни, связывающие Церковь с горой Кайласа и божественной благодатью.
Грешники взялись за то, что положено избранникам Божьим.
Даже называясь христианами, европейцы искали внутри себя различия. И находили их! (Не удивительно, что сегодня в христианском мире уже 97 Церквей, значит, 97 «истин», потому что каждая Церковь имеет в чем-то свой взгляд на религию, отличный от остальных.)
Разделение Церкви – это в конечном счете деление сфер в политике. Ничего иного здесь нет. Оно началось с XI–XII веков, потому что не сразу кипчаки позволили ему свершиться: они отчаянно сопротивлялись Судьбе и сами ускоряли неминуемый конец.
Честолюбивые тюрки, как дети, всегда стремились кому-то что-то доказать. Это у нас в крови. А великодушие в мире взрослых губительно.
Так в VI веке Дешт-и-Кипчак бросил вызов остальной Европе. Тогда религиозные фанатики устроили избиение евреев и изгнание иудеев из Палестины: Церковь стремилась утвердить свою власть через очищение ее от иудаизма… Было такое.
Несомненно, это – политика и только политика, которая для маскировки носила религиозный характер (не о вере же в ней шла речь?). А в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Византия глубокомысленно промолчала.
Ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику всем дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Продемонстрировали, что заповедь «Блаженны милостивые» в Степи соблюдают не на словах.
В степных станицах с VI века едва ли не обязательными стали еврейские кварталы с синагогами – джугут-аулы. Евреям на правах граждан (а не рабов!) разрешили участвовать в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они не выдерживали. Ни один народ не имел столько прав и свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, они вели торговлю, политическую переписку. Общались с собратьями, укрывшимися в Испании. Словом, степняки полностью доверяли им, за что и поплатились.
Это их покровительство дало недругам повод говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, следовательно, об изоляции Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы.
К слову, как показали археологические раскопки, в древних хазарских городищах никаких иудейских предметов религиозного культа нет. Джугут-аул был вне стен города… Упоминания Моисеем Каганкатваци и Моисеем Хоренским об интересе хазарского кагана к иудейской вере надо читать только в контексте с принятием изгнанных евреев. И все.
А рассказ о выборе каганом веры – не более чем очередная фальшивка, автор которой известен. Не случайно легенда точно такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для Киева… В Москве всегда знали, как побольнее уколоть тюрков.
И никто не объяснял, зачем кагану испытывать веру, если он исповедовал Тенгри? Но этой фальшивкой демонстрировали ненавязчиво, что тюрки якобы были язычниками и безбожниками. Словом, «погаными татарами»…
Конечно, соседство двух народов – кипчаков и евреев – приносило обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки охраняли джугут-аулы, как свои. Без преувеличения, именно кипчаки спасли еврейский народ от неминуемой гибели, на которую его обрекли европейцы.
К сожалению, и это забылось. Даже евреи не вспоминают, тоже рисуют нас злодеями.
Историкам не одного поколения придется вырывать из цепких лап забвения Великую Степь и всю тюркскую культуру, распутывать хитросплетения интриг и злых умыслов… Трудно быть сильным в мире, где правят бал ложь и предательство. Судьба Степи тому лучшее подтверждение.
Византийские, римские и русские историографы не просто чернили степняков. Деля их наследство, они не оставили места Дешт-и-Кипчаку на исторической карте. Повернули так, будто и не было степной страны с ее неуемным народом, принесшим Европе веру.
Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Они мастерски повели политику, тонко играя на благородстве, честности и доверчивости алтайского народа… Попали в самую точку.
Китайцы стали стравливать тюркских правителей. Они первыми додумались воевать с сильным врагом руками самого же врага. Им удалась дьявольски хитрая игра!
Микроб раздора, как ржа, проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери: так ненавидеть друг друга, так завидовать друг другу умеют только тюрки, у которых родной брат порой страшнее лютого врага. Верят всем, только не своим. Своих они ненавидят. Так и живут со злобой в душе. Со злобой и завистью.
Вот почему немало восточных земель Дешт-и-Кипчака в середине VII века вошло провинциями в Китайскую империю. Там, на этих землях, тоже жили тюрки, но обманутые: пожелавшие иметь над собой власть китайского императора, но только не своего кагана… Поразительная картина, мир словно перевернулся. Если во времена строительства Китайской стены китайцы бежали к тюркам на Алтай (помните, «там жить веселее»), то теперь стало все с точностью до наоборот.
Правда, каган восточных тюрков хан Кутлуг отбил у китайцев дерзко присвоенные земли. Было даже время, когда его воинов (печенегов) признали другие каганы. На несколько лет после его добрых дел восстановился хрупкий мир в Дешт-и-Кипчаке. Но после смерти хана, которого степняки назвали Эльтериш-каган (Каган-Собиратель), междоусобицы вернулись в Степь.
Второго Кутлуга не нашлось… И уже забыто, что земли к северу от Китайской стены были тюркскими, что люди, жившие там, – тюрки.
Надо ли удивляться, что в VIII веке и Византия начала отходить от своего слабеющего союзника: Константинополь захотел сам вести политику, без тюрков. Но… знать тут же свергла самонадеянного императора. К власти пришла новая, Исаврийская династия.
25 мая 717 года Лев III Исавр сел на трон Византии. Выдающийся был человек. В жилах нового императора текла благородная тюркская кровь: он отлично владел оружием, страстно любил верховую езду, передав эту страсть сыну. (За что греки назвали его и его окружение «каваллинами», то есть «лошадниками».) Он родился в Сирии, в семье кипчаков, которые жили на Ближнем Востоке с IV века. Был христианином.
Едва он сел на престол, как ему выпало первое испытание: началось нашествие мусульман. Они вплотную подошли к Константинополю, их флот из 1800 судов занял бухту Золотой Рог. Свободной воды не было видно! Силы сошлись явно не равные. Штурм был неизбежен, угроза городу была явной.
Все думали, что конец неминуем, но только не Лев Исавр. Он один не испугался. Умело построил защиту, провел несколько боевых вылазок. А главное – применил новое оружие, которого мир еще не знал. Видимо, из Дербента, с берегов Каспия, ему привезли «адскую» смесь, приготовленную из нефти. Больше добыть такую было негде, только тюрки знали рецепт.
Бакинская нефть и решила исход битвы. Хотя оружие это почему-то назвали «греческим огнем». Лев Исавр выжег корабли неприятеля, как сухую траву в поле.
Мир еще не видел такой пылающей войны. Море горело. Это восприняли как чудо… Так «состоялся» новый император. Он умело повел и государственные дела, наладил торговлю. Вернул в страну золотое время. Назначил новые суды, введя законы, удивительно похожие на «Судебники», что были в Дешт-и-Кипчаке и у лангобардов.
«Мы поставили впереди земную справедливость – посредницу с небесным, она острее всякого меча в борьбе с врагами…» С этих слов начинался суд в Византии. С этих слов всегда начинался он в Великой Степи, у тюрков, верящих в справедливость только Небесного суда.
Нового императора отличал особый интерес к Дешт-и-Кипчаку. Он чувствовал в нем братское тепло. Византийцы-тюрки умно и легко повели здесь политику. Их принимали как родных. С ними дружили, с ними роднились. Складывался союз на века. Ради него Лев Исавр женил своего сына Константина на дочери хазарского кагана, ее звали Чичак (Цветок); она, приняв греческое крещение, взяла имя Ирина и с ним вошла в историю Византии. Выдающаяся женщина.
Лев Исавр, этот отчаянный кипчак, внес много «очень кипчакского» в культуру Византии. И вместе с тем сам же всю жизнь боролся с тюркским миром.
Это он велел уродовать иконы с изображением Тенгри в ответ на упрек за их «варварское» происхождение. То был поступок! Тогда, после Трулльского собора 695 года, в Церкви появились первые иконы с изображением Христа, до этого лик Христа не рисовали, вернее, рисовали его агнцем, то есть овцой… И надо было иметь большую смелость, чтобы не побояться ради нового поднять руку на старое.
По той же причине Лев Исавр нанес удар по монастырям Византии, которые только-только набирали силу. Он так и не дал им подняться до уровня католических.
Вместе с тем он старательно брал все лучшее, что было у тюрков в Исламе, за это современники называли его «сочувствующим мусульманам». И осуждали…
Хотя, может быть, все это тоже была политика?
Ведь Византия, объявив об «иконоборчестве», решила начать перемены в Восточной церкви. Успехи католиков не давали ей покоя. Она видела стремительное восхождение Рима. Новые власти своей новой восточной политикой желали не разрыва, а изменения отношений с Дешт-и-Кипчаком: в IX веке греки продиктовали условия. И у них получилось.
Тень Константинополя тучей легла на Великую Степь. Греки своей тонкой политикой медленно истощали родники, питавшие Церковь духом и силой, отчего та начала потихоньку дряхлеть. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке усиливало политическое напряжение: изоляция Степи продолжалась. Церковь хирела.
Попытки вернуть упущенное влияние (мятежи Варды Склира и Варды Фоки) больше походили на вспышку отчаяния, чем на борьбу. Тюрки, вовлеченные китайцами в междоусобицу, оказались в безвыходном положении.
Они должны были проиграть. У них больше не было сил ни духовных, ни физических.
Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в боях «русские» низвергли правителей обескровленной Хазарии.
«Нет уз святее братства» – об этом забыли степняки.
К сожалению, многие страницы истории Великой Степи навсегда останутся пустыми: не восстановить тех событий. Как будто дьявол теперь водил кипчаков по жизни, мстя им, принесшим миру божественную благодать веры. Это он вычеркнул тюрков из их собственной истории, это он пустил их по свету беспамятными.
А Тенгри не вступился за избранный Им, но предавший Его народ.
Европа и Ближний Восток вошли в их храм. Нерукотворный храм, построенный задолго до новой эры, на Алтае… (Хотя, конечно, не все степняки и тогда были примерными прихожанами.) Забыт Тенгри: в христианской Церкви, принявшей кипчаков, нет праздника, посвященного Богу-отцу. Не нужен!
Крещение водой (не помазание, как у евреев, а полное погружение), религиозная трапеза, елеосвящение – это обряды из тенгрианства. Церковь не создала их заново, а лишь умыкнула. Причем умыкнула руками самих тюрков. И ей сошло.
Так же тихо взяла праздник Тенгри, отмечаемый на Древнем Алтае 25 декабря с обязательной елкой. Тюркский праздник Богоявления! Тенгри-хан (Человек-солнце) выходил в мир, значит, кончалось царство тьмы. Начиналась новая жизнь, вернее, новый виток ее бесконечной спирали…
Воистину от беспамятства наши беды.
В точку легло высказывание Геббельса, выразившее суть политики врага: отними у народа историю – через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение им можно управлять, как стадом… Слишком знакомая ситуация, не правда ли?
Мы превратились в батраков.
Как бы ни старались московские «летописцы», что бы ни придумывали, но выше головы им не прыгнуть – на Руси не было своей Церкви. Значит, не было власти, культуры… ничего. Увы. Поэтому-то не было и «крещения». Русь разучивала молитвы на тюркском языке. И писала их тоже по-тюркски! А сейчас скрывает это.
От нас, от кипчаков, она приняла свою веру! А с ней силу и власть.
Разве не показательно, что старинные церковные книги написаны глаголицей. Разве не показательно, что даже в изданиях Афанасия Никитина, тверского купца, побывавшего с 1468 по 1472 год за тремя морями, текст молитвы приводится именно на тюркском языке. Вот он:
Лишь в 1589 году при слабоумном царе Федоре стараниями Бориса Годунова была учреждена Московская патриархия, или Русская церковь. В сан первого патриарха возвели Иова, который, как и следующий патриарх, Ермоген, происходил из степняков-тюрков, он был кипчак, на Дону его корни. Вот когда русским разрешили читать молитвы по-русски.
Обращаясь к царю Федору, константинопольский патриарх произнес тогда слова, которые передавали потом в Кремле по наследству. В воспроизведении В. О. Ключевского они звучали так: «Ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом – Константинополем – завладели агарянские внуки, турки; твое же великое Российское царство – третий Рим – все превзошло благочестием».
Но константинопольский патриарх бесстыдно лукавил. Это не его идея!
Идея «третьего Рима» зародилась в Риме. После того как католическая церковь проиграла тюркам-мусульманам «второй Рим» – Константинополь. И тогда католики принялись готовить новое вторжение на восток Европы, а через псковского монаха Филофея в начале XVI века озвучили свои намерения.
Их идея стала частью политики Московской Руси. С ней связали убеждение, что Русь – безупречнейшее христианское царство на свете, а Москва – святее Рима… Ни больше ни меньше. Так Москва вышла на международную арену. Запад, его политика, помог создать Русскую церковь. И об этом известно: греческие патриархи, которые целиком зависели от Рима, за взятку оформили все документы, даже не читая их. (Документы не успели перевести.)
Греки отчаянно нищенствовали после потери Константинополя и были готовы на что угодно. Не брезговали ничем. Как могли, угождали Риму и любому, кто платил.
А новоиспеченному «третьему Риму», чтобы превзойти всех благочестием, требовалось… само благочестие. Его-то и не было. Тогда греки подтолкнули Москву к откровенной подлости: надоумили переписать страницы истории. Даже Аттилу предлагали сделать «русским»!
Русские присваивали себе все тюркское, и колобок в том числе.
Откровенный обман прочитывается в теме церковного раскола, он завершился в 1666 году. Это – венец лжи!
В тот год колокольные звоны в Москве переменились. «Звонят к церковному пению дрянью, аки на пожар гонят или врасплох бьют», – отмечали очевидцы. Что же произошло в Москве? К чему это колокола изменили себе?
Тогда, 1 декабря, собрался Собор, утвердивший образование новой Церкви. Событие из ряда вон выходящее! Однако о нем в российской историографии написано немного, тема раскола старой Церкви и образования новой всегда была как бы второстепенной, случайной.
Бросается в глаза: ни в одной из известных работ даже не говорится, что «раскололось» и почему. Дело сводится к церковной реформе патриарха Никона.
Но никто не замечает главного – изменения идеологии Церкви и кровавого разделения общества по критерию веры. На Руси с той поры появились «свои» и «чужие» христиане. Причем «чужих» записали в людей десятого сорта, на которых охотились, как на волков.
Все представлено так, что вроде бы ничего событийного: ну реформа и реформа, исправили ошибки в текстах, по-другому стали складывать пальцы при молении. О чем еще говорить?
Хотя, может быть, причина – жесточайшая цензура, правившая русскую историографию со времен Владимира Мономаха? Может быть, темная политика, без которой мечты о «третьем Риме» остались бы утренними грезами? Не исключено и другое – правду о расколе все прекрасно знают или догадываются о ней. Но молчат. Это больше всего похоже на правду.
Так что же «раскололось»? Слово «раскол» предусматривает что-то целое, которое в силу обстоятельств поделилось на части. Где же это «целое»?
Не ясны и причины раскола. Взяли да раскололи Церковь, будто орех? Нет же. Что или кто подтолкнул патриарха Никона к реформе, к созданию новой Церкви?.. Ничего этого, к моему удивлению, в литературе даже не просматривается. Упустили.
Известно, что Русь крестилась едва ли не последней в Европе. Но у нее не было самостоятельной епархии, это русским было не по силам: ведь венеды (основное население Руси) неохотно принимали чуждую им по духу веру в Бога Небесного. Варягов же, правителей Киевской Руси, в новой вере привлекала та часть, которая звала народ к смирению, к покорности. Это было на руку варягам.
Больше того, они через веру как бы заручались миром с другой частью населения Киевской Руси – кипчаками. В этом шаге была политическая мудрость варягов. Этим они решали сложнейшие проблемы своего государства: устанавливали мир между разноязыкими народами Руси.
Но сути новой религии русские, конечно, не понимали. Не случайно же первыми канонизированными их святыми стали Борис и Глеб, вся святость поступка которых состояла в том, что они безропотно дали себя убить.
Смирение – важнейший тенгрианский постулат – русские сразу довели до абсурда.
Впрочем, самые набожные помыслы на Руси и позже прекрасно уживались с весьма приземленным поведением. Русь и Степь имели общую епархию, и внутри нее с приходом русских сразу же начались несогласия. Сказалось различие культур. Как отмечают историки, обращение населения Руси в веру в Бога Небесного проходило медленно и нередко из-под палки. Много столетий русские сохраняли языческие обычаи. Не забылись они и сейчас.
Венеды и варяги, назвавшись «русскими», остались по духу, по корням своим западными народами. А если к этому добавить, что после крещения Руси Византия пришла в упадок, Рим же возвысился, то становится понятной неестественность положения, которое сложилось внутри степной епархии, названной на Вселенском соборе 449 года Скифской.
Там Запад и Восток как бы сошлись лицом к лицу. Прийти к компромиссу они не могли, их раскол был делом времени… Лед и пламень не уживаются.
Самая восточная в Европе (восточная не только географически, но и по духу) Скифская епархия и к XIII веку оставалась в изоляции от остальной Европы, где христианство полностью вытеснило Тенгри. Вернее, почти полностью.
Понимая всю тяжесть чужого обряда (значит, чужого образа жизни!), русские тем не менее не могли и не взять его. В противном случае им грозили монахи и рыцари папы римского, готовые показать свое искусство. Положение варягов было не из лучших.
Центральная и Северная Европа уже очутились во власти папы. Теперь на очереди стояла их Русь.
Из двух зол они избрали меньшее.
Тенгрианство привлекало русских и своей свободой (сильная и одновременно слабая сторона религии кипчаков). Мощной администрации, как папство, в Степи не было. Важнейшие вопросы веры «степняки» решали на Соборах, которые созывались по мере надобности.
В отличие от Западной церкви, где богослужение велось на латыни, кипчаки пользовались местными языками. Хорошо это или плохо? Как посмотреть. С одной стороны, народ понимал службу, а с другой – вносился разброд, который вел к разобщению тюркского мира, дробил его на отчужденные по языку области и страны.
Тюркам, столь дорожившим свободой, не хватало единства. Даже в вере.
Они всегда были слабее католиков. Потуги греческих патриархов сплотить под своим крылом Восточную Европу остались пустыми усилиями: их лидерство не признали. Разве что болгары да македонцы, которым уже нечего было терять.
Стараниями греков идеи тенгрианства уже в IV веке понесли урон. Европа никогда не понимала и не принимала восточную свободу духа, она не потерпела ее в своем духовенстве – там иные взгляды на культуру и ценности. Там властвует политика. Вернее, «слово», которое записано в Евангелии, а не дух!
Впрочем, неизвестно, что лучше: иметь ли над собой строгую власть и быть под защитой духовного института или иметь полную свободу и прозябать в чистом поле? Это вопрос философский. В Византии главой Церкви себя назначал император. В Риме зависимое положение Церкви продолжалось лишь до IX века. А в Дешт-и-Кипчаке его не было – никогда!
Степняки никогда не помышляли о власти над верой, которая понималась как власть над Богом. Правителей Дешт-и-Кипчака просто не допускали к делам духовенства.
Поначалу так было и на Руси.
Русь и Степь уживались под сводами одного храма. Хотя, конечно, между ними случались ссоры и раздоры, мир и пир. Первым, кому вдруг стало тесно под общей крышей, был русский князь Андрей Боголюбский, он раньше других увидел в вере не силу духа, а силу власти. (Вот оно, варяжество, вот западное миропонимание!)
С той минуты желание подчинить себе мир или хотя бы часть его не оставляло русского князя. Но ни строительством пышного храма во Владимире, ни даже похищением драгоценной киевской иконы Андрей Боголюбский не доказал свою роль «божьего избранника». И хотя на миниатюрах велел изображать себя с нимбом над головой, святее он не становился. Вмешиваться в церковные дела и ему возбранялось.
Повторюсь: конфликт веры и власти был заложен в недрах Руси, и он созрел к середине XII века… В нем и есть особенность России, которую вполне можно понять умом, вопреки мнению поэта.
Суздальский епископ Феодор осадил зарвавшегося князя Андрея: он запер во Владимире храмы и отлучил город от веры. На этом князь «боголюбский» и кончился… Не вдаваясь в детали, лишь отмечу – за дерзость он поплатился. Бог покарал: его задушили в ночь на 30 июня 1174 года. «Хотя самовластьцем быти» сказали современники.
…Бог сберег веру и во времена монгольского правления в Дешт-и-Кипчаке, названном Ордой. Правда, монголы и не стремились что-то подчинить или разрушить – тенгрианство было близко им по духу. Хан Батый, придя к власти, строил храмы, он пожелал принять христианство, его сын Сартах стал священнослужителем, дослужился до дьякона.
Монголы сделали много полезного для Руси. Они освободили русское духовенство от дани и податей. Взяли храмы и монастыри под свою защиту от русских князей, которые запускали руки в казну, как в свои карманы. «Золотой Век православия в России совпал с монгольским владычеством, – отмечает профессор Ричард Пайпс. – “Яса Чингисхана” предоставляла Православной церкви защиту и освобождение от дани и податей в обмен на обещание молиться за хана и его семейство… Больше всего выиграли от монгольских милостей монастыри».
Точно так же, без крови и войн, «католическое войско» оккупировало Бургундию, там оно орудовало через племянницу хана… Постепенно вся Западная Европа стала католической. Это придало вес Церкви и римским папам. И они к IX веку заявили о себе. За их спиной стояла сила.
Политика Константинополя была иной – не столь свободной и хитрой, благополучие Византии целиком зависело от Дешт-и-Кипчака, от торговли с ним. И не считаться с этим было нельзя.
Греки не могли позволить себе следовать примеру Рима. Не могли «завоевывать», вернее, разлагать веру и дух кипчаков Восточной Европы. Это восприняли бы в Степи как вызов. Правда, и они не сидели без дела, действуя исподтишка. События в каганате Великая Булгария – дело их рук. Христианизация. Запись кипчаков в славянство… Конечно, все это было не столь масштабным, как на Западе, но было!
Константинополь вынужденно до поры сохранял у себя традиции тюркской веры, не менял их, проявляя сдержанность, похвальный консерватизм; он-то в конце концов и привел к разделению в Европе единой христианской Церкви на Восточную и Западную.
Случилось это 16 июля 1054 года. В Константинополе, в храме Святой Софии, подписали акт взаимного отлучения Церквей. Этим актом новые Церкви объявили миру, что они отличаются друг от друга мировоззрением.
Событие увенчало политику, которую вели обе страны начиная с IV века.
…Случился новый конфликт внутри Церкви. Он был далеко не единственным: церковно-политические разногласия в Европе всегда создавали некий дипломатический фон, насыщенный взаимными упреками в ереси. Борьбой с ересью оправдывались войны, тайные убийства, публичные казни. Борьбой с ересью оправдывались новые догматы и постулаты.
Политика велась грязная и отнюдь не церковная! Слишком далекая от духовных исканий.
Более шестидесяти (!) изменений в тенгрианский канон в угоду этой политике внесли западные христиане. Некоторые не сразу и приняли. Например, филиокве – исхождение Святого Духа. Догмат, появившийся в VI веке, его внесли испанцы, а в XI веке с ним согласились в Риме.
Этот и другие примеры показывают, что согласия у христиан не было никогда: правила и обычаи им придумывали и отвергали политики, которые делали людей пешками в своей игре. На потребу дня выставляли их. Божественная суть руками неуемных людей капля за каплей вымывалась из религии. Каждым своим нововведением политика подрубала корни, связывающие Церковь с горой Кайласа и божественной благодатью.
Грешники взялись за то, что положено избранникам Божьим.
Даже называясь христианами, европейцы искали внутри себя различия. И находили их! (Не удивительно, что сегодня в христианском мире уже 97 Церквей, значит, 97 «истин», потому что каждая Церковь имеет в чем-то свой взгляд на религию, отличный от остальных.)
Разделение Церкви – это в конечном счете деление сфер в политике. Ничего иного здесь нет. Оно началось с XI–XII веков, потому что не сразу кипчаки позволили ему свершиться: они отчаянно сопротивлялись Судьбе и сами ускоряли неминуемый конец.
Честолюбивые тюрки, как дети, всегда стремились кому-то что-то доказать. Это у нас в крови. А великодушие в мире взрослых губительно.
Так в VI веке Дешт-и-Кипчак бросил вызов остальной Европе. Тогда религиозные фанатики устроили избиение евреев и изгнание иудеев из Палестины: Церковь стремилась утвердить свою власть через очищение ее от иудаизма… Было такое.
Несомненно, это – политика и только политика, которая для маскировки носила религиозный характер (не о вере же в ней шла речь?). А в политике, как и в шахматах, на ход противника полагается отвечать. Византия глубокомысленно промолчала.
Ответили кипчаки: они себе в ущерб, но в пику всем дали приют пострадавшему без вины еврейскому народу. Продемонстрировали, что заповедь «Блаженны милостивые» в Степи соблюдают не на словах.
В степных станицах с VI века едва ли не обязательными стали еврейские кварталы с синагогами – джугут-аулы. Евреям на правах граждан (а не рабов!) разрешили участвовать в жизни Дешт-и-Кипчака, исключая службу в армии, которой они не выдерживали. Ни один народ не имел столько прав и свобод у тюрков, как еврейский. В Хазарии, например, они вели торговлю, политическую переписку. Общались с собратьями, укрывшимися в Испании. Словом, степняки полностью доверяли им, за что и поплатились.
Это их покровительство дало недругам повод говорить об «иудаизации» Хазарского каганата, следовательно, об изоляции Дешт-и-Кипчака как разносчика «еврейской» заразы.
К слову, как показали археологические раскопки, в древних хазарских городищах никаких иудейских предметов религиозного культа нет. Джугут-аул был вне стен города… Упоминания Моисеем Каганкатваци и Моисеем Хоренским об интересе хазарского кагана к иудейской вере надо читать только в контексте с принятием изгнанных евреев. И все.
А рассказ о выборе каганом веры – не более чем очередная фальшивка, автор которой известен. Не случайно легенда точно такого же содержания, но с «положительным» исходом написана той же рукой для Киева… В Москве всегда знали, как побольнее уколоть тюрков.
И никто не объяснял, зачем кагану испытывать веру, если он исповедовал Тенгри? Но этой фальшивкой демонстрировали ненавязчиво, что тюрки якобы были язычниками и безбожниками. Словом, «погаными татарами»…
Конечно, соседство двух народов – кипчаков и евреев – приносило обоюдную выгоду. Евреи показали себя неплохими ремесленниками, торговцами. Кипчаки охраняли джугут-аулы, как свои. Без преувеличения, именно кипчаки спасли еврейский народ от неминуемой гибели, на которую его обрекли европейцы.
К сожалению, и это забылось. Даже евреи не вспоминают, тоже рисуют нас злодеями.
Историкам не одного поколения придется вырывать из цепких лап забвения Великую Степь и всю тюркскую культуру, распутывать хитросплетения интриг и злых умыслов… Трудно быть сильным в мире, где правят бал ложь и предательство. Судьба Степи тому лучшее подтверждение.
Византийские, римские и русские историографы не просто чернили степняков. Деля их наследство, они не оставили места Дешт-и-Кипчаку на исторической карте. Повернули так, будто и не было степной страны с ее неуемным народом, принесшим Европе веру.
Впрочем, грешили тем же и китайцы, которых тюрки покорили раньше, чем европейцев. Они мастерски повели политику, тонко играя на благородстве, честности и доверчивости алтайского народа… Попали в самую точку.
Китайцы стали стравливать тюркских правителей. Они первыми додумались воевать с сильным врагом руками самого же врага. Им удалась дьявольски хитрая игра!
Микроб раздора, как ржа, проник в тюркское общество, он передавался с молоком матери: так ненавидеть друг друга, так завидовать друг другу умеют только тюрки, у которых родной брат порой страшнее лютого врага. Верят всем, только не своим. Своих они ненавидят. Так и живут со злобой в душе. Со злобой и завистью.
Вот почему немало восточных земель Дешт-и-Кипчака в середине VII века вошло провинциями в Китайскую империю. Там, на этих землях, тоже жили тюрки, но обманутые: пожелавшие иметь над собой власть китайского императора, но только не своего кагана… Поразительная картина, мир словно перевернулся. Если во времена строительства Китайской стены китайцы бежали к тюркам на Алтай (помните, «там жить веселее»), то теперь стало все с точностью до наоборот.
Правда, каган восточных тюрков хан Кутлуг отбил у китайцев дерзко присвоенные земли. Было даже время, когда его воинов (печенегов) признали другие каганы. На несколько лет после его добрых дел восстановился хрупкий мир в Дешт-и-Кипчаке. Но после смерти хана, которого степняки назвали Эльтериш-каган (Каган-Собиратель), междоусобицы вернулись в Степь.
Второго Кутлуга не нашлось… И уже забыто, что земли к северу от Китайской стены были тюркскими, что люди, жившие там, – тюрки.
Надо ли удивляться, что в VIII веке и Византия начала отходить от своего слабеющего союзника: Константинополь захотел сам вести политику, без тюрков. Но… знать тут же свергла самонадеянного императора. К власти пришла новая, Исаврийская династия.
25 мая 717 года Лев III Исавр сел на трон Византии. Выдающийся был человек. В жилах нового императора текла благородная тюркская кровь: он отлично владел оружием, страстно любил верховую езду, передав эту страсть сыну. (За что греки назвали его и его окружение «каваллинами», то есть «лошадниками».) Он родился в Сирии, в семье кипчаков, которые жили на Ближнем Востоке с IV века. Был христианином.
Едва он сел на престол, как ему выпало первое испытание: началось нашествие мусульман. Они вплотную подошли к Константинополю, их флот из 1800 судов занял бухту Золотой Рог. Свободной воды не было видно! Силы сошлись явно не равные. Штурм был неизбежен, угроза городу была явной.
Все думали, что конец неминуем, но только не Лев Исавр. Он один не испугался. Умело построил защиту, провел несколько боевых вылазок. А главное – применил новое оружие, которого мир еще не знал. Видимо, из Дербента, с берегов Каспия, ему привезли «адскую» смесь, приготовленную из нефти. Больше добыть такую было негде, только тюрки знали рецепт.
Бакинская нефть и решила исход битвы. Хотя оружие это почему-то назвали «греческим огнем». Лев Исавр выжег корабли неприятеля, как сухую траву в поле.
Мир еще не видел такой пылающей войны. Море горело. Это восприняли как чудо… Так «состоялся» новый император. Он умело повел и государственные дела, наладил торговлю. Вернул в страну золотое время. Назначил новые суды, введя законы, удивительно похожие на «Судебники», что были в Дешт-и-Кипчаке и у лангобардов.
«Мы поставили впереди земную справедливость – посредницу с небесным, она острее всякого меча в борьбе с врагами…» С этих слов начинался суд в Византии. С этих слов всегда начинался он в Великой Степи, у тюрков, верящих в справедливость только Небесного суда.
Нового императора отличал особый интерес к Дешт-и-Кипчаку. Он чувствовал в нем братское тепло. Византийцы-тюрки умно и легко повели здесь политику. Их принимали как родных. С ними дружили, с ними роднились. Складывался союз на века. Ради него Лев Исавр женил своего сына Константина на дочери хазарского кагана, ее звали Чичак (Цветок); она, приняв греческое крещение, взяла имя Ирина и с ним вошла в историю Византии. Выдающаяся женщина.
Лев Исавр, этот отчаянный кипчак, внес много «очень кипчакского» в культуру Византии. И вместе с тем сам же всю жизнь боролся с тюркским миром.
Это он велел уродовать иконы с изображением Тенгри в ответ на упрек за их «варварское» происхождение. То был поступок! Тогда, после Трулльского собора 695 года, в Церкви появились первые иконы с изображением Христа, до этого лик Христа не рисовали, вернее, рисовали его агнцем, то есть овцой… И надо было иметь большую смелость, чтобы не побояться ради нового поднять руку на старое.
По той же причине Лев Исавр нанес удар по монастырям Византии, которые только-только набирали силу. Он так и не дал им подняться до уровня католических.
Вместе с тем он старательно брал все лучшее, что было у тюрков в Исламе, за это современники называли его «сочувствующим мусульманам». И осуждали…
Хотя, может быть, все это тоже была политика?
Ведь Византия, объявив об «иконоборчестве», решила начать перемены в Восточной церкви. Успехи католиков не давали ей покоя. Она видела стремительное восхождение Рима. Новые власти своей новой восточной политикой желали не разрыва, а изменения отношений с Дешт-и-Кипчаком: в IX веке греки продиктовали условия. И у них получилось.
Тень Константинополя тучей легла на Великую Степь. Греки своей тонкой политикой медленно истощали родники, питавшие Церковь духом и силой, отчего та начала потихоньку дряхлеть. Присутствие евреев в Дешт-и-Кипчаке усиливало политическое напряжение: изоляция Степи продолжалась. Церковь хирела.
Попытки вернуть упущенное влияние (мятежи Варды Склира и Варды Фоки) больше походили на вспышку отчаяния, чем на борьбу. Тюрки, вовлеченные китайцами в междоусобицу, оказались в безвыходном положении.
Они должны были проиграть. У них больше не было сил ни духовных, ни физических.
Вот почему, выждав момент, варяги легко отбили у Дешт-и-Кипчака каганат Украину. Вот почему неопытные в боях «русские» низвергли правителей обескровленной Хазарии.
«Нет уз святее братства» – об этом забыли степняки.
К сожалению, многие страницы истории Великой Степи навсегда останутся пустыми: не восстановить тех событий. Как будто дьявол теперь водил кипчаков по жизни, мстя им, принесшим миру божественную благодать веры. Это он вычеркнул тюрков из их собственной истории, это он пустил их по свету беспамятными.
А Тенгри не вступился за избранный Им, но предавший Его народ.
Европа и Ближний Восток вошли в их храм. Нерукотворный храм, построенный задолго до новой эры, на Алтае… (Хотя, конечно, не все степняки и тогда были примерными прихожанами.) Забыт Тенгри: в христианской Церкви, принявшей кипчаков, нет праздника, посвященного Богу-отцу. Не нужен!
Крещение водой (не помазание, как у евреев, а полное погружение), религиозная трапеза, елеосвящение – это обряды из тенгрианства. Церковь не создала их заново, а лишь умыкнула. Причем умыкнула руками самих тюрков. И ей сошло.
Так же тихо взяла праздник Тенгри, отмечаемый на Древнем Алтае 25 декабря с обязательной елкой. Тюркский праздник Богоявления! Тенгри-хан (Человек-солнце) выходил в мир, значит, кончалось царство тьмы. Начиналась новая жизнь, вернее, новый виток ее бесконечной спирали…
Воистину от беспамятства наши беды.
В точку легло высказывание Геббельса, выразившее суть политики врага: отними у народа историю – через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение им можно управлять, как стадом… Слишком знакомая ситуация, не правда ли?
Мы превратились в батраков.
Как бы ни старались московские «летописцы», что бы ни придумывали, но выше головы им не прыгнуть – на Руси не было своей Церкви. Значит, не было власти, культуры… ничего. Увы. Поэтому-то не было и «крещения». Русь разучивала молитвы на тюркском языке. И писала их тоже по-тюркски! А сейчас скрывает это.
От нас, от кипчаков, она приняла свою веру! А с ней силу и власть.
Разве не показательно, что старинные церковные книги написаны глаголицей. Разве не показательно, что даже в изданиях Афанасия Никитина, тверского купца, побывавшего с 1468 по 1472 год за тремя морями, текст молитвы приводится именно на тюркском языке. Вот он:
А вот смысловой перевод:
А Русь еръ Тангрыд сакласын,
Олло сакла, бу даниада муну, кибит еръ акьтур,
нечикь Урус ери бегляри акой тугиль;
урус еръ абодан болсын; растъ кам даретъ.
Олло, Худо, Бог. Данъиры!
Заканчивалась «русская» молитва, как положено тенгрианским молитвам, словом Бог: Алла, Ходай, Бог, Тенгри… Кипчакские же клирики сидели на Руси!
А Русская земля – да сохрани ее Бог.
Боже, сохрани ее!
В этом мире нет такой прекрасной страны,
хотя беки Русской земли несправедливы.
Да устроится Русская земля
И да будет в ней справедливость!
Лишь в 1589 году при слабоумном царе Федоре стараниями Бориса Годунова была учреждена Московская патриархия, или Русская церковь. В сан первого патриарха возвели Иова, который, как и следующий патриарх, Ермоген, происходил из степняков-тюрков, он был кипчак, на Дону его корни. Вот когда русским разрешили читать молитвы по-русски.
Обращаясь к царю Федору, константинопольский патриарх произнес тогда слова, которые передавали потом в Кремле по наследству. В воспроизведении В. О. Ключевского они звучали так: «Ветхий Рим пал от ересей, вторым Римом – Константинополем – завладели агарянские внуки, турки; твое же великое Российское царство – третий Рим – все превзошло благочестием».
Но константинопольский патриарх бесстыдно лукавил. Это не его идея!
Идея «третьего Рима» зародилась в Риме. После того как католическая церковь проиграла тюркам-мусульманам «второй Рим» – Константинополь. И тогда католики принялись готовить новое вторжение на восток Европы, а через псковского монаха Филофея в начале XVI века озвучили свои намерения.
Их идея стала частью политики Московской Руси. С ней связали убеждение, что Русь – безупречнейшее христианское царство на свете, а Москва – святее Рима… Ни больше ни меньше. Так Москва вышла на международную арену. Запад, его политика, помог создать Русскую церковь. И об этом известно: греческие патриархи, которые целиком зависели от Рима, за взятку оформили все документы, даже не читая их. (Документы не успели перевести.)
Греки отчаянно нищенствовали после потери Константинополя и были готовы на что угодно. Не брезговали ничем. Как могли, угождали Риму и любому, кто платил.
А новоиспеченному «третьему Риму», чтобы превзойти всех благочестием, требовалось… само благочестие. Его-то и не было. Тогда греки подтолкнули Москву к откровенной подлости: надоумили переписать страницы истории. Даже Аттилу предлагали сделать «русским»!
Русские присваивали себе все тюркское, и колобок в том числе.
Откровенный обман прочитывается в теме церковного раскола, он завершился в 1666 году. Это – венец лжи!
В тот год колокольные звоны в Москве переменились. «Звонят к церковному пению дрянью, аки на пожар гонят или врасплох бьют», – отмечали очевидцы. Что же произошло в Москве? К чему это колокола изменили себе?
Тогда, 1 декабря, собрался Собор, утвердивший образование новой Церкви. Событие из ряда вон выходящее! Однако о нем в российской историографии написано немного, тема раскола старой Церкви и образования новой всегда была как бы второстепенной, случайной.
Бросается в глаза: ни в одной из известных работ даже не говорится, что «раскололось» и почему. Дело сводится к церковной реформе патриарха Никона.
Но никто не замечает главного – изменения идеологии Церкви и кровавого разделения общества по критерию веры. На Руси с той поры появились «свои» и «чужие» христиане. Причем «чужих» записали в людей десятого сорта, на которых охотились, как на волков.
Все представлено так, что вроде бы ничего событийного: ну реформа и реформа, исправили ошибки в текстах, по-другому стали складывать пальцы при молении. О чем еще говорить?
Хотя, может быть, причина – жесточайшая цензура, правившая русскую историографию со времен Владимира Мономаха? Может быть, темная политика, без которой мечты о «третьем Риме» остались бы утренними грезами? Не исключено и другое – правду о расколе все прекрасно знают или догадываются о ней. Но молчат. Это больше всего похоже на правду.
Так что же «раскололось»? Слово «раскол» предусматривает что-то целое, которое в силу обстоятельств поделилось на части. Где же это «целое»?
Не ясны и причины раскола. Взяли да раскололи Церковь, будто орех? Нет же. Что или кто подтолкнул патриарха Никона к реформе, к созданию новой Церкви?.. Ничего этого, к моему удивлению, в литературе даже не просматривается. Упустили.
Известно, что Русь крестилась едва ли не последней в Европе. Но у нее не было самостоятельной епархии, это русским было не по силам: ведь венеды (основное население Руси) неохотно принимали чуждую им по духу веру в Бога Небесного. Варягов же, правителей Киевской Руси, в новой вере привлекала та часть, которая звала народ к смирению, к покорности. Это было на руку варягам.
Больше того, они через веру как бы заручались миром с другой частью населения Киевской Руси – кипчаками. В этом шаге была политическая мудрость варягов. Этим они решали сложнейшие проблемы своего государства: устанавливали мир между разноязыкими народами Руси.
Но сути новой религии русские, конечно, не понимали. Не случайно же первыми канонизированными их святыми стали Борис и Глеб, вся святость поступка которых состояла в том, что они безропотно дали себя убить.
Смирение – важнейший тенгрианский постулат – русские сразу довели до абсурда.
Впрочем, самые набожные помыслы на Руси и позже прекрасно уживались с весьма приземленным поведением. Русь и Степь имели общую епархию, и внутри нее с приходом русских сразу же начались несогласия. Сказалось различие культур. Как отмечают историки, обращение населения Руси в веру в Бога Небесного проходило медленно и нередко из-под палки. Много столетий русские сохраняли языческие обычаи. Не забылись они и сейчас.
Венеды и варяги, назвавшись «русскими», остались по духу, по корням своим западными народами. А если к этому добавить, что после крещения Руси Византия пришла в упадок, Рим же возвысился, то становится понятной неестественность положения, которое сложилось внутри степной епархии, названной на Вселенском соборе 449 года Скифской.
Там Запад и Восток как бы сошлись лицом к лицу. Прийти к компромиссу они не могли, их раскол был делом времени… Лед и пламень не уживаются.
Самая восточная в Европе (восточная не только географически, но и по духу) Скифская епархия и к XIII веку оставалась в изоляции от остальной Европы, где христианство полностью вытеснило Тенгри. Вернее, почти полностью.
Понимая всю тяжесть чужого обряда (значит, чужого образа жизни!), русские тем не менее не могли и не взять его. В противном случае им грозили монахи и рыцари папы римского, готовые показать свое искусство. Положение варягов было не из лучших.
Центральная и Северная Европа уже очутились во власти папы. Теперь на очереди стояла их Русь.
Из двух зол они избрали меньшее.
Тенгрианство привлекало русских и своей свободой (сильная и одновременно слабая сторона религии кипчаков). Мощной администрации, как папство, в Степи не было. Важнейшие вопросы веры «степняки» решали на Соборах, которые созывались по мере надобности.
В отличие от Западной церкви, где богослужение велось на латыни, кипчаки пользовались местными языками. Хорошо это или плохо? Как посмотреть. С одной стороны, народ понимал службу, а с другой – вносился разброд, который вел к разобщению тюркского мира, дробил его на отчужденные по языку области и страны.
Тюркам, столь дорожившим свободой, не хватало единства. Даже в вере.
Они всегда были слабее католиков. Потуги греческих патриархов сплотить под своим крылом Восточную Европу остались пустыми усилиями: их лидерство не признали. Разве что болгары да македонцы, которым уже нечего было терять.
Стараниями греков идеи тенгрианства уже в IV веке понесли урон. Европа никогда не понимала и не принимала восточную свободу духа, она не потерпела ее в своем духовенстве – там иные взгляды на культуру и ценности. Там властвует политика. Вернее, «слово», которое записано в Евангелии, а не дух!
Впрочем, неизвестно, что лучше: иметь ли над собой строгую власть и быть под защитой духовного института или иметь полную свободу и прозябать в чистом поле? Это вопрос философский. В Византии главой Церкви себя назначал император. В Риме зависимое положение Церкви продолжалось лишь до IX века. А в Дешт-и-Кипчаке его не было – никогда!
Степняки никогда не помышляли о власти над верой, которая понималась как власть над Богом. Правителей Дешт-и-Кипчака просто не допускали к делам духовенства.
Поначалу так было и на Руси.
Русь и Степь уживались под сводами одного храма. Хотя, конечно, между ними случались ссоры и раздоры, мир и пир. Первым, кому вдруг стало тесно под общей крышей, был русский князь Андрей Боголюбский, он раньше других увидел в вере не силу духа, а силу власти. (Вот оно, варяжество, вот западное миропонимание!)
С той минуты желание подчинить себе мир или хотя бы часть его не оставляло русского князя. Но ни строительством пышного храма во Владимире, ни даже похищением драгоценной киевской иконы Андрей Боголюбский не доказал свою роль «божьего избранника». И хотя на миниатюрах велел изображать себя с нимбом над головой, святее он не становился. Вмешиваться в церковные дела и ему возбранялось.
Повторюсь: конфликт веры и власти был заложен в недрах Руси, и он созрел к середине XII века… В нем и есть особенность России, которую вполне можно понять умом, вопреки мнению поэта.
Суздальский епископ Феодор осадил зарвавшегося князя Андрея: он запер во Владимире храмы и отлучил город от веры. На этом князь «боголюбский» и кончился… Не вдаваясь в детали, лишь отмечу – за дерзость он поплатился. Бог покарал: его задушили в ночь на 30 июня 1174 года. «Хотя самовластьцем быти» сказали современники.
…Бог сберег веру и во времена монгольского правления в Дешт-и-Кипчаке, названном Ордой. Правда, монголы и не стремились что-то подчинить или разрушить – тенгрианство было близко им по духу. Хан Батый, придя к власти, строил храмы, он пожелал принять христианство, его сын Сартах стал священнослужителем, дослужился до дьякона.
Монголы сделали много полезного для Руси. Они освободили русское духовенство от дани и податей. Взяли храмы и монастыри под свою защиту от русских князей, которые запускали руки в казну, как в свои карманы. «Золотой Век православия в России совпал с монгольским владычеством, – отмечает профессор Ричард Пайпс. – “Яса Чингисхана” предоставляла Православной церкви защиту и освобождение от дани и податей в обмен на обещание молиться за хана и его семейство… Больше всего выиграли от монгольских милостей монастыри».