Страница:
- Выходит, эти гитлеровцы, которых мы захватили, не враги?
- Сегодня враги. А завтра... А завтра могут стать и друзьями. Среди немцев немало обманутых.
- Ну уж...
Не знаю, насколько удалось мне убедить лейтенанта, но это нерешительное "ну уж..." давало повод думать, что беседа наша не пройдет бесследно. Да и мне она дала повод для размышлений. И прежде всего о том, что есть необходимость побеседовать с политработниками о том, как эффективнее, целеустремленнее воспитывать личный состав в духе ненависти к врагу, к фашизму, подчеркивая при этом, что в традиции советских людей было и остается проявлять гуманность к тем, кто нами обезоружен или сложил оружие сам.
Рано утром 9 сентября на рубеже Песчанка, Стародубовка после сильной артподготовки и бомбардировки с воздуха противник перешел в атаку. Его танки вклинились в наши боевые порядки, отрезали от них наблюдательные пункты, окружили их и штаб полка. Разведчики, связисты и командный состав штаба полка бились с врагом до последнего вздоха.
Танки подошли к 6-й батарее, пытаясь раздавить ее. Командир орудия С. Т. Мурзин уничтожил один из них. Старший на батарее лейтенант В. С. Захаров противотанковой гранатой подбил второй танк. Потерпев неудачу, противник временно прекратил атаки. Но и полк имел большие потери. Погибли командиры двух батарей, все командование полка вместе со штабом и штабной батареей. Тяжело было сознавать, что перестало биться сердце комиссара полка В. М. Сысоева.
В эти дни на весь Советский Союз, на всю Красную Армию прозвучали суровые слова мужественной клятвы бойцов, командиров и политработников Юго-Восточного фронта - защитников Сталинграда: "Перед лицом наших отцов поседевших героев царицынской обороны, перед полками товарищей других фронтов, перед нашими боевыми знаменами, перед всей Советской страной мы клянемся, что не посрамим славы русского оружия, будем биться до последней возможности!"
Эту клятву бойцы и командиры 204-й дивизии свято выполняли. Трое суток - с 9 по 12 сентября они вели тяжелейшие, ожесточенные бои с врагом за каждую пядь сталинградской земли. Гитлеровцы непрерывно бомбили их боевые порядки, вели массированный артиллерийский и минометный огонь. Атака следовала за атакой, надвигалось до ста танков. Поле боя скрылось в пыли, едком дыме. Стоял сплошной грохот от разрывов бомб и снарядов.
Но когда я прибыл на батарею 120-миллиметровых минометов, здесь наступило кратковременное затишье. Политрук беседовал с бойцами.
- Мы находимся в окопах, вырытых двадцать четыре года назад нашими отцами, рабочими Царицына, - говорил он. - Земля эта обагрена их кровью. Эту землю нам доверено защищать. Это высокая честь. Надо быть достойными ее...
Его речь прервала команда "К минометам!".
Противник предпринял новую атаку. Бойцы открыли ураганный огонь. Оставив десятки трупов на поле боя, гитлеровцы отступили. Но вскоре повторили атаку. На этот раз впереди шли танки, а за ними пехота. Прикрываясь броней, фашисты вели бесприцельный автоматный огонь.
"Задержать продвижение гитлеровцев" - такую задачу получили минометчики. Словно слаженный часовой механизм заработали они. Старший на батарее лейтенант С. К. Бондарчук четко руководил огнем. Без промаха били по врагу расчеты. Гитлеровцы заметались, стали отходить, оставив на поле боя более сорока трупов и несколько танков.
Сильнейший натиск фашистов выдержал огневой взвод 9-й батареи 657-го артполка под командованием И. Н. Лаврика. Эта батарея огнем уничтожала танки и артиллерию врага, преграждала путь к городу. Бойцы не имели ни минуты для отдыха. Земля вздрагивала и стонала от разрывов снарядов и бомб. Только за один день боя 9 сентября батарея подбила четыре танка, три орудия, пять пулеметов и уничтожила до сорока фашистов. Особо отличился расчет сержанта Н. С. Белозерова, уничтоживший два танка, одно орудие, два пулемета и машину с боеприпасами.
Три дня и три ночи шли кровавые бои. Часть подразделений, рот и батальонов оказалась отрезанной от своих войск, но продолжала драться. И все-таки противнику удалось захватить Воропаново. Отсюда он нанес удар по 730-му полку дивизии, оборонявшему северную окраину Песчанки. Атакуя полк значительно превосходящими силами авиации,
танков и пехоты, фашисты окружили его с целью полностью уничтожить. К середине дня 9 сентября в полку осталось лишь одно противотанковое ружье, два ротных миномета, один станковый пулемет и сто человек бойцов и командиров. Но воины продолжали вести бой в окружении до позднего вечера. Израсходовав все боеприпасы, они решили пробиться к своим. Подготовив оставшиеся ручные гранаты и личное оружие, бойцы во главе с опытным и мужественным командиром полка подполковником Г. Т. Митиным ночью пошли в атаку. Не ожидавшие таких дерзких и решительных действий, гитлеровцы растерялись. Смельчаки, воспользовавшись нерешительностью противника, вышли из окружения.
Врагу удалось потеснить дивизию. Личный состав изрядно потрепанного 730-го полка занял оборону у балки Купоросная, непосредственно у Волги.
В то же время сильным атакам врага подвергся 700-й стрелковый полк, которым командовал майор В. К. Некрасов. Пехота противника под прикрытием 16 танков двинулась на его командный пункт. Более двух часов длился неравный бой комендантского взвода и охраны штаба с танками и пехотой противника. И все же атака была отбита. Умело громила врага батарея 120-миллиметровых минометов этого полка. В одном из боев она уничтожила пять автомашин с пехотой противника, шесть раз огнем преграждала путь наступающей пехоте врага. Но силы были неравными. Шесть вражеских танков ворвались на огневые позиции батареи. Геройски сражаясь, погибли все командиры взводов и комбат. В самый критический момент командир расчета сержант П. А. Алиткин и наводчик И. Т. Авдеев связками гранат подбили два танка, затем бутылками с зажигательной смесью подожгли еще два. Увидев горящие танки, батарейцы усилили огонь из винтовок и автоматов по пехоте и заставили ее поспешно отступить. Оставшиеся две машины попятились и скрылись за бугром.
...Пусть читателю не покажется странным, что я веду речь прежде всего о боях. В этот период мне действительно редко доводилось бывать в штабе и политотделе армии - разве только когда это было крайне необходимо. В основном же находился в окопах, блиндажах, на батареях, вместе с воинами дивизии участвовал в боях, используя каждую минуту передышки для бесед, в которых разъяснял обстановку в армии, дивизии, ободрял людей, вселял в них уверенность в победе. Тогда я был убежден, что именно на передовых рубежах мое место, что именно там я принесу больше пользы.
Но однажды член Военного совета мягко напомнил, что у меня немало дел и в штабе армии, что даже в тяжелой обстановке, в которой находится армия, о них забывать не следует. Это надо было понимать как приказание. Разговор состоялся после того, как члену Военного совета стало известно об одном из боев, в котором я чудом остался жив.
На исходе дня танки противника прорвались к нашим траншеям, стали давить людей гусеницами, а пехотинцы-десантники в упор, с остервенением расстреливали раненых бойцов и командиров. Осколком снаряда был ранен и я. Когда пришел в себя, увидел над собой политрука минометной роты С. Т. Макарова.
- Жив! Пошли, - сказал он.
Макаров провел меня и еще несколько бойцов по балке в обход танков в расположение своей части. По дороге он рассказал, что жив я остался только потому, что был засыпан землей и немецкие автоматчики не заметили меня.
Дивизия несла тяжелые потери, но выполняла приказ стоять насмерть. Каждый ее солдат и командир бился с врагом самоотверженно, храбро. Примеров тому не счесть.
Группа воинов во главе с политруком К. М. Левишановым, оказавшись в окружении, не оставила позицию. Она вела упорный бой, отбила несколько атак танков и пехоты противника, сожгла тринадцать танков и уничтожила несколько десятков фашистов. Им удалось захватить позицию, когда там уже никого не осталось в живых.
В те дни ко мне попало представление к награде первого номера станкового пулемета сержанта Алексея Павловича Харитонова. На счету бойца было более 100 уничтоженных врагов. Харитонов - участник боев с фашистами под станцией Тидгута, селами Ягодное, Песчанка, балкой Купоросная. Во всех случаях боя показал себя как стойкий боец-комсомолец, готовый пожертвовать всем ради выполнения задачи, поставленной перед его расчетом. Под станцией Тингута, когда многочисленная колонна танков противника атаковала наши позиции, он с расчетом станкового пулемета стойко отражал продвижение автоматчиков, идущих за танками. Когда весь его расчет был выведен из строя, он продолжал вести отсечный огонь по фашистам до тех пор, пока атака не была отражена. После чего он вынес с поля боя раненого красноармейца и выкатил свой пулемет на новую огневую позицию.
В итоге затяжных боев противник хотя и несколько потеснил части дивизии, но прорвать ее оборону и ворваться в Сталинград не смог. Только 13 сентября армия Паулюса начала штурм города. Главный удар она наносила против войск 62-й армии в направлении Мамаева кургана. Второй - в стык между 62-й и 64-й армиями, где противнику удалось потеснить значительно ослабленные в прошедших боях части 42-й и 92-й стрелковых бригад 62-й армии и 204-й стрелковой дивизии 64-й армии, захватить балку Купоросная и выйти и более.
После ожесточенных боев 15 сентября 204-я стрелковая дивизия по приказу командующего армией была выведена во второй эшелон и заняла оборону в районе высоты 115,9.
С выходом гитлеровцев непосредственно к Сталинграду начался самый тяжелый этап оборонительных боев наших войск.
Глава вторая
...От меча и погибнет
В середине сентября бои развернулись уже в самом городе. Переправы через Вешу оказались под постоянным огнем противника. Обстреливался и штаб 64-й армии. Каждый день мы недосчитывались товарищей.
В те дни мне как комиссару штаба армии почти ежедневно доводилось встречаться с ее командующим - генералом Михаилом Степановичем Шумиловым. К нему я испытывал особо теплые чувства, он нравился мне не только как грамотный, волевой военачальник, но и как обаятельный, чуткий человек, умеющий найти подход к подчиненному, повлиять на него.
Участник гражданской войны Шумилов рано проявил свои способности организатора, умелого командира. В боях против Колчака, Врангеля, Махно он командовал ротой, затем полком, в предвоенные годы стоял во главе дивизии, корпуса. В нашу армию Михаил Степанович прибыл в тяжелый период сталинградских боев, сразу же познакомился со всеми работниками штаба. Он глубоко вникал в деятельность каждого отделения, отдела штаба.
Однажды после партийного собрания, на котором обсуждалось письмо Военного совета и политуправления фронта ко всем коммунистам, М. С. Шумилов пригласил меня в свой блиндаж. Я подумал, что командующий хочет обсудить некоторые вопросы в спокойной "домашней" обстановке и мысленно стал готовиться ответить на многие вопросы. Но Михаил Степанович, когда мы сели за стол и нам подали чай, спросил только об одном: кто из коммунистов работников штаба имеет опыт боев. Я постарался дать подробную характеристику каждому. Шумилов молча слушал.
- Хорошо, - сказал он, когда я закончил говорить.
И было не ясно, что означает это "хорошо" - или одобрение моего доклада, или удовлетворение подготовкой работников штаба.
- Пойдемте на воздух, - предложил вдруг Шумилов. - Подышим немного...
Мы вышли на крутой берег Волги. Внизу в сполохах пламени - там, юго-западнее Бекетовки, грохотали взрывы, свинцом отливали воды могучей реки. Изредка недалеко от штаба армии падали бомбы, и тогда поверхность воды моментально становилась как будто в оспинках - тысячи осколков, камней, комьев земли сыпались вокруг.
- Вот она, Волга, - задумчиво сказал командующий. - За ней для нас земли нет. Будем стоять насмерть. - И повернувшись ко мне, спросил: - Не начали ли в войсках забывать понемногу приказ наркома?
- Нет, товарищ командующий... Мало того что он зачитывался перед строем и на всех партийных собраниях, приняты решения: "Ни шагу назад". Пропагандисты, агитаторы активно разъясняют требования приказа по сей день.
Я не удивился тому, что командующий спросил о том, как в войсках изучается приказ Народного комиссара обороны СССР № 227. В этом приказе указывалось, что немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду и Волге, хотят любой ценой захватить Северный Кавказ с его нефтью и другими богатствами, что отступать дальше - значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину, что немцы не так сильны, как это кажется некоторым. Поэтому, требовал приказ, надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр Советской земли. Ни шагу назад!
В связи с этим приказом сразу же развернулась широчайшая партийно-политическая работа. Цель ее: каждый боец и командир должны были проникнуться глубоким пониманием сложившейся обстановки, сознанием личной ответственности за судьбу Родины.
- Хорошо. Коммунисты несут особую ответственность за его выполнение. Их личный пример - огромная сила, - напомнил Шумилов.
Долго молчали. Недалеко снова раздался взрыв. Командующий не пошевельнулся. Я мучительно искал предлог, чтобы увести его в блиндаж.
- Здесь небезопасно, товарищ командующий, - не найдя ничего лучшего, сказал я.
Шумилов не ответил. Через минуту он заговорил совсем о другом:
- Надо очистить весь правый берег Волги в районе штаба армии и войск от переправочных средств через Волгу. Пусть никто не сомневается в том, что драться будем до конца. Нелишне усилить охрану штаба армии, подготовить его к круговой обороне. Ее разбить на сектора, назначить командиров каждого сектора и немедленно провести тренировки. Необходимо установить строжайший порядок на КП армии. Чтобы не было ни одного болтающегося без дела человека. Все должны быть в укрытиях. Весь транспорт убрать с территории. Позаботьтесь об этом...
Командующий будто бы размышлял вслух, и было совершенно ясно, что все сказанное им - программа на самое ближайшее время для всех в штабе.
- Как вы относитесь к начальнику штаба? - без всякого логического перехода спросил Михаил Степанович и медленно пошел к блиндажу. Почувствовав мое замешательство, он поправился. - Я хотел сказать, как оцениваете его работу?
- Полковник Новиков, на мой взгляд, добросовестный работник, - ответил я, мысленно отметив, что судьба начальника штаба решена.
Я не раз был свидетелем бесед командующего с Н. М. Новиковым. Шумилов часто высказывал ему неудовлетворение качеством подготовки штабных документов. Делал это сдержанно, тактично, чувствовалось, что это дается ему самому нелегко.
- Быть может, ему не хватает опыта, - сказал я. - Не мешало бы поддержать его, помочь ему.
Генерал ничего не ответил. У блиндажа он остановился, повернулся ко мне, холодно бросил:
- С полковником Новиковым нам придется расстаться. Вы свободны...
Вместо полковника Н. М. Новикова начальником штаба армии был назначен полковник Иван Андреевич Ласкин, несколько позже получивший звание генерал-майора. Уже вскоре всем стало ясно, что это грамотный, умелый штабной работник, имеющий огромный боевой опыт. Он командовал дивизией в период всей обороны Севастополя. Но по сложившейся привычке, Михаил Степанович продолжал на доклад чаще вызывать начальника оперативного отдела полковника Лукина, а не Ласкина. Иван Андреевич был явно расстроен. По этому поводу у меня состоялся разговор с М. С. Шумиловым. Тот, выслушав, сказал:
- Вы правы. Допущена ошибка. Обещаю - исправим ее.
Позже довольно продолжительное время Иван Андреевич Ласкин работал с Михаилом Степановичем, и всегда они действовали согласованно, с большим уважением относились друг к другу...
Разговор с Шумиловым настроил на размышления. Думалось не только о настоящем, но и о прошлом. Жизнь не баловала меня. Все было: и голод, и непосильный труд.
Детство мое прошло в глухой сибирской деревушке Денисово Южно-Енисейского района Красноярского края в семье моего деда, крестьянина-бедняка. Отец мой был ссыльным и по царским законам не имел права на официальный брак с моей матерью. Когда мне было одиннадцать месяцев, он бежал из ссылки. Я был усыновлен дедом и записан на его фамилию. В 1918 году дед умер. Мать, Ксения Ильинична, до революции находилась в прислугах, а в годы гражданской войны партизанила.
В 1924 году я вступил в комсомол. Вскоре вместе со своим другом детства Сергеем Медовым ушел в мехмастерские золотых приисков.
В конце 1927 года мы организовали в селе Рыбное коммуну "Верный путь". В нее вошло двенадцать коммунистов и комсомольцев. Когда же в 30-х годах началась сплошная коллективизация, коммуна стала ядром большого и довольно богатого колхоза. Я же был избран председателем соседнего колхоза в деревне Зайцево. А весной 1930 года меня направили в двухгодичную совпартшколу. В том году я вступил в партию.
После досрочного окончания совпартшколы не довелось мне попасть в родные места. Семь лет проработал секретарем райкома, затем горкома комсомола, в политотделе совхоза, а с 1937 по сентябрь 1939 года был секретарем горкома партии города Миллеровск
Все эти годы рядом со мной были настоящие друзья, опытные партийные работники. Это Иван Симонов - секретарь Красноярского горкома комсомола, в прошлом рабочий-литейщик, Александр Каштымов - заведующий отделом пропаганды и агитации Бодайбинского райкома партии, Александр Шибаев, с которым вместе работал в Миллеровском горкоме ВКП (б). Чувство благодарности пронес я через все годы и к Михаилу Андреевичу Суслову. Он был в то время секретарем Северо-Кавказского крайкома партии я всегда помогал нам в решении любых вопросов.
Затем служба в армии, в Северо-Кавказском военном округе. Был секретарем парткомиссии, членом окружной парткомиссии, заместителем начальника политотдела дивизии и затем начальником политотдела 147-го отдельного танкового полка этой же дивизии. Накануне войны с фашистской Германией наш 26-й танковый корпус, в том числе и 103-я мотострелковая дивизия, были направлены в Смоленскую область. Там и застала нас война.
В июле - августе 1941 года противник сосредоточил мощную группировку на ельнинском направлении. Он захватил город Ельню и деревню Ушакове. Отсюда, именно с этого направления, противник готовился нанести главный и решающий удар по .Москве. Но на пути врага наряду с другими войсками встали воины 24-й армии, в составе которой была и 103-я дивизия.
Жаркий июльский день. Получаем приказ командующего 24-й армией генерала К. И. Ракутина с ходу атаковать противника и выбить его из села Ушакове. Первым вышел в исходное положение и атаковал врага 688-й мотострелковый полк. Я прибыл на наблюдательный пункт командира полка подполковника С. Г. Голикова, чтобы помочь обеспечить ввод танкового батальона в бой. Здесь находились командующий 24-й армией генерал К. И. Ракутин и начальник политотдела армии дивизионный комиссар К. К. Абрамов.
Враг открыл ураганный огонь из всех видов оружия.
Батальоны, неся потери, пошли вперед. Местами начался рукопашный бой в первой траншее противника. Но в это время в небе появились вражеские самолеты. Началась бомбежка и обстрел из пулеметов наших позиций.
Через несколько минут до двадцати танков противника вышли из укрытий, открыли огонь по нашим танкам и боевым порядкам атакующих батальонов. Бойцы залегли. Продвижение остановилось. Настала критическая минута. Командир полка подполковник Голиков, увлекая бойцов личным примером, снова поднял их в атаку. Начался штурм Ушакове. И вдруг Голиков упал. Полк остался без командира. Я получил у комдива разрешение взять командование полком на себя, сел в танк, и мы на полном ходу "вписались" в боевые порядки атакующих. Выскочив из танка, я оказался в первой цепи бойцов. Воины бросились вперед, овладели селом и закрепились. Враг вынужден был отступить.
В бою он потерял восемь подбитых и сожженных танков, шесть орудий, десять пулеметов.
Но фашисты не могли смириться с потерей господствующей высоты в Ушаково. Больше месяца шли бои за это село. Оно не раз переходило из рук в руки.
Будучи командиром, а затем комиссаром полка, я тринадцать раз водил отважных воинов на штурм Ушаково. Но 14 августа 1941 года был ранен. В Можайском эвакогоспитале пробыл недолго. 31 августа 1941 года с забинтованной головой и ногой вернулся в 24-ю армию и был назначен начальником политотдела в свою 103-ю мотострелковую дивизию. Здесь узнал радостную весть: представлен к ордену Красного Знамени и к присвоению звания "батальонный комиссар".
Больше месяца длились здесь бои. В первых числах сентября 1941 года они закончились сокрушительным разгромом армейской группировки противника, освобождением Ельни, многих других населенных пунктов.
Мощный удар по немецко-фашистским захватчикам, нанесенный нашими войсками севернее и южнее Ельни, застал их врасплох, поставил в невыгодное положение. Враг оказался в полукольце. В узкую горловину панически бросились остатки разбитых дивизий противника. Враг потерял тысячи своих солдат и офицеров.
Дивизия заняла оборону на главном направлении предполагаемых контратак противника юго-западнее Ельни, перерезала участок железной дороги Смоленск Ельня и шоссейные дороги, идущие с обеих сторон железнодорожного полотна. Справа оборонялась 303-я, а слева 19-я стрелковые дивизии. Двенадцать последних дней сентября противник непрерывно вел атаки против 24-й армии, в том числе и в полосе обороны нашей 103-й, но прорвать ее так и не смог. Тогда, сосредоточив основные силы против левофланговой 43-й армии на рославльском направлении, 2 октября 1941 года немецко-фашистские войска прорвали ее оборону, и 5 октября их танковые части захватили город Вязьму. В этот день дивизия получила приказ командующего 24-й армией генерала Н. И. Ракутина прикрыть отход армии в направлении Дорогобуж, Вязьма.
Выполняя приказ, дивизия вела непрерывные арьергардные бои с противником. В одном из этих боев был тяжело ранен комиссар дивизии старший батальонный комиссар А. Малинин. Случилось это так. Вместе с ним мы попали под обстрел немецких танков. Упали в неглубокий ровик, и я, оказавшись сверху, как бы невольно прикрыл комиссара телом. И все-таки пуля по какой-то случайности задела не меня, а его.
К утру 7 октября дивизия сосредоточилась в 10-12 километрах западнее Вязьмы. "В этот период передовые соединения армии пытались освободить город. Получила приказ командующего армией прорвать оборону противника южнее Вязьмы и наша дивизия.
Командир дивизии генерал И. И. Биричев приказал оборудовать наблюдательный пункт в деревне Подрезово, куда сразу же выехал вместе со штабом. Мне и командующему артиллерией дивизии подполковнику С. К. Граннику было приказано собрать командиров и комиссаров и прибыть в Подрезово для обсуждения дальнейших действий.
Мы ехали на нескольких машинах. В первой кроме меня и подполковника Гранника были командир артиллерийского полка майор С. К. Грачев и командир 583-го мотострелкового полка капитан И. В. Лукин. Пересекли лес и стали подъезжать к деревне. Вдруг по машине ударили автоматные очереди. Водитель замертво упал на сиденье. Машина остановилась. Мы выскочили из нее и увидели неподалеку фашистских солдат. Они снова открыли огонь. Майор Грачев был убит. Пуля попала и в подполковника Гранника. Лежа, он начал стрелять по врагам из пистолета. Капитан Лукин тоже был легко ранен. Машины, шедшие за нами, повернули назад. За ними мы велели идти и Лукину.
Положение создалось критическое. Я понял, что штаб дивизии подвергся нападению и вынужден был передислоцироваться в другое место. Подрезово было занято гитлеровцами.
Несколько фашистов сгруппировались рядом у небольшого сарайчика. Надо было что-то предпринимать, иначе - плен. Вынув из кармана гранату, вложил запал и швырнул ее в фашистов. Раздался взрыв. Затем я бросил другую гранату. Снова взрыв. В этот момент со стороны ударила автоматная очередь. Я почувствовал, что ранен. Слышу голос Гранника: "Ложись! Ползем!" Упал рядом с ним. Поползли. Но через несколько метров Гранник выдохнул: "Больше не могу". Это были его последние слова. Склонившись над товарищем, я понял, что он мертв. "Пока не потерял сознание, - подумал я о себе, - надо уходить". Встал и в открытую пошел. Фашисты, опомнившись, открыли по мне огонь. Еще несколько пуль попало в меня. К счастью, ни одно из ранений не оказалось смертельным. Гитлеровцы не стали преследовать меня, считая, видимо, что со мной все кончено. Вскоре я оказался в руках наших санитаров.
До 12 октября части дивизии вели бои, будучи в полном окружении. Кончились боеприпасы, продовольствие. Автомашины, артиллерийские тягачи и бронемашины остались без горючего. Более пятисот человек тяжело ранены. Предложение комдива прорваться севернее Вязьмы командующий армией генерал К. И. Ракутин не поддержал. Южнее же Вязьмы оказались сплошные ельники и болота, не проходимые для техники. Выход один: привести все транспортные средства и боевую технику в негодность, а личному составу частей и подразделений организованно выйти из окружения.
Все тяжело раненные бойцы и командиры, в том числе и я, были оставлены в глухой лесной деревушке Михайловке. Рядом со мной был и редактор дивизионной газеты старший политрук Николай Виссарионович Фастов. У него было тяжелое пулевое ранение, но он еще мог передвигаться. Он-то и поставил меня, как говорится, на ноги.
- Сегодня враги. А завтра... А завтра могут стать и друзьями. Среди немцев немало обманутых.
- Ну уж...
Не знаю, насколько удалось мне убедить лейтенанта, но это нерешительное "ну уж..." давало повод думать, что беседа наша не пройдет бесследно. Да и мне она дала повод для размышлений. И прежде всего о том, что есть необходимость побеседовать с политработниками о том, как эффективнее, целеустремленнее воспитывать личный состав в духе ненависти к врагу, к фашизму, подчеркивая при этом, что в традиции советских людей было и остается проявлять гуманность к тем, кто нами обезоружен или сложил оружие сам.
Рано утром 9 сентября на рубеже Песчанка, Стародубовка после сильной артподготовки и бомбардировки с воздуха противник перешел в атаку. Его танки вклинились в наши боевые порядки, отрезали от них наблюдательные пункты, окружили их и штаб полка. Разведчики, связисты и командный состав штаба полка бились с врагом до последнего вздоха.
Танки подошли к 6-й батарее, пытаясь раздавить ее. Командир орудия С. Т. Мурзин уничтожил один из них. Старший на батарее лейтенант В. С. Захаров противотанковой гранатой подбил второй танк. Потерпев неудачу, противник временно прекратил атаки. Но и полк имел большие потери. Погибли командиры двух батарей, все командование полка вместе со штабом и штабной батареей. Тяжело было сознавать, что перестало биться сердце комиссара полка В. М. Сысоева.
В эти дни на весь Советский Союз, на всю Красную Армию прозвучали суровые слова мужественной клятвы бойцов, командиров и политработников Юго-Восточного фронта - защитников Сталинграда: "Перед лицом наших отцов поседевших героев царицынской обороны, перед полками товарищей других фронтов, перед нашими боевыми знаменами, перед всей Советской страной мы клянемся, что не посрамим славы русского оружия, будем биться до последней возможности!"
Эту клятву бойцы и командиры 204-й дивизии свято выполняли. Трое суток - с 9 по 12 сентября они вели тяжелейшие, ожесточенные бои с врагом за каждую пядь сталинградской земли. Гитлеровцы непрерывно бомбили их боевые порядки, вели массированный артиллерийский и минометный огонь. Атака следовала за атакой, надвигалось до ста танков. Поле боя скрылось в пыли, едком дыме. Стоял сплошной грохот от разрывов бомб и снарядов.
Но когда я прибыл на батарею 120-миллиметровых минометов, здесь наступило кратковременное затишье. Политрук беседовал с бойцами.
- Мы находимся в окопах, вырытых двадцать четыре года назад нашими отцами, рабочими Царицына, - говорил он. - Земля эта обагрена их кровью. Эту землю нам доверено защищать. Это высокая честь. Надо быть достойными ее...
Его речь прервала команда "К минометам!".
Противник предпринял новую атаку. Бойцы открыли ураганный огонь. Оставив десятки трупов на поле боя, гитлеровцы отступили. Но вскоре повторили атаку. На этот раз впереди шли танки, а за ними пехота. Прикрываясь броней, фашисты вели бесприцельный автоматный огонь.
"Задержать продвижение гитлеровцев" - такую задачу получили минометчики. Словно слаженный часовой механизм заработали они. Старший на батарее лейтенант С. К. Бондарчук четко руководил огнем. Без промаха били по врагу расчеты. Гитлеровцы заметались, стали отходить, оставив на поле боя более сорока трупов и несколько танков.
Сильнейший натиск фашистов выдержал огневой взвод 9-й батареи 657-го артполка под командованием И. Н. Лаврика. Эта батарея огнем уничтожала танки и артиллерию врага, преграждала путь к городу. Бойцы не имели ни минуты для отдыха. Земля вздрагивала и стонала от разрывов снарядов и бомб. Только за один день боя 9 сентября батарея подбила четыре танка, три орудия, пять пулеметов и уничтожила до сорока фашистов. Особо отличился расчет сержанта Н. С. Белозерова, уничтоживший два танка, одно орудие, два пулемета и машину с боеприпасами.
Три дня и три ночи шли кровавые бои. Часть подразделений, рот и батальонов оказалась отрезанной от своих войск, но продолжала драться. И все-таки противнику удалось захватить Воропаново. Отсюда он нанес удар по 730-му полку дивизии, оборонявшему северную окраину Песчанки. Атакуя полк значительно превосходящими силами авиации,
танков и пехоты, фашисты окружили его с целью полностью уничтожить. К середине дня 9 сентября в полку осталось лишь одно противотанковое ружье, два ротных миномета, один станковый пулемет и сто человек бойцов и командиров. Но воины продолжали вести бой в окружении до позднего вечера. Израсходовав все боеприпасы, они решили пробиться к своим. Подготовив оставшиеся ручные гранаты и личное оружие, бойцы во главе с опытным и мужественным командиром полка подполковником Г. Т. Митиным ночью пошли в атаку. Не ожидавшие таких дерзких и решительных действий, гитлеровцы растерялись. Смельчаки, воспользовавшись нерешительностью противника, вышли из окружения.
Врагу удалось потеснить дивизию. Личный состав изрядно потрепанного 730-го полка занял оборону у балки Купоросная, непосредственно у Волги.
В то же время сильным атакам врага подвергся 700-й стрелковый полк, которым командовал майор В. К. Некрасов. Пехота противника под прикрытием 16 танков двинулась на его командный пункт. Более двух часов длился неравный бой комендантского взвода и охраны штаба с танками и пехотой противника. И все же атака была отбита. Умело громила врага батарея 120-миллиметровых минометов этого полка. В одном из боев она уничтожила пять автомашин с пехотой противника, шесть раз огнем преграждала путь наступающей пехоте врага. Но силы были неравными. Шесть вражеских танков ворвались на огневые позиции батареи. Геройски сражаясь, погибли все командиры взводов и комбат. В самый критический момент командир расчета сержант П. А. Алиткин и наводчик И. Т. Авдеев связками гранат подбили два танка, затем бутылками с зажигательной смесью подожгли еще два. Увидев горящие танки, батарейцы усилили огонь из винтовок и автоматов по пехоте и заставили ее поспешно отступить. Оставшиеся две машины попятились и скрылись за бугром.
...Пусть читателю не покажется странным, что я веду речь прежде всего о боях. В этот период мне действительно редко доводилось бывать в штабе и политотделе армии - разве только когда это было крайне необходимо. В основном же находился в окопах, блиндажах, на батареях, вместе с воинами дивизии участвовал в боях, используя каждую минуту передышки для бесед, в которых разъяснял обстановку в армии, дивизии, ободрял людей, вселял в них уверенность в победе. Тогда я был убежден, что именно на передовых рубежах мое место, что именно там я принесу больше пользы.
Но однажды член Военного совета мягко напомнил, что у меня немало дел и в штабе армии, что даже в тяжелой обстановке, в которой находится армия, о них забывать не следует. Это надо было понимать как приказание. Разговор состоялся после того, как члену Военного совета стало известно об одном из боев, в котором я чудом остался жив.
На исходе дня танки противника прорвались к нашим траншеям, стали давить людей гусеницами, а пехотинцы-десантники в упор, с остервенением расстреливали раненых бойцов и командиров. Осколком снаряда был ранен и я. Когда пришел в себя, увидел над собой политрука минометной роты С. Т. Макарова.
- Жив! Пошли, - сказал он.
Макаров провел меня и еще несколько бойцов по балке в обход танков в расположение своей части. По дороге он рассказал, что жив я остался только потому, что был засыпан землей и немецкие автоматчики не заметили меня.
Дивизия несла тяжелые потери, но выполняла приказ стоять насмерть. Каждый ее солдат и командир бился с врагом самоотверженно, храбро. Примеров тому не счесть.
Группа воинов во главе с политруком К. М. Левишановым, оказавшись в окружении, не оставила позицию. Она вела упорный бой, отбила несколько атак танков и пехоты противника, сожгла тринадцать танков и уничтожила несколько десятков фашистов. Им удалось захватить позицию, когда там уже никого не осталось в живых.
В те дни ко мне попало представление к награде первого номера станкового пулемета сержанта Алексея Павловича Харитонова. На счету бойца было более 100 уничтоженных врагов. Харитонов - участник боев с фашистами под станцией Тидгута, селами Ягодное, Песчанка, балкой Купоросная. Во всех случаях боя показал себя как стойкий боец-комсомолец, готовый пожертвовать всем ради выполнения задачи, поставленной перед его расчетом. Под станцией Тингута, когда многочисленная колонна танков противника атаковала наши позиции, он с расчетом станкового пулемета стойко отражал продвижение автоматчиков, идущих за танками. Когда весь его расчет был выведен из строя, он продолжал вести отсечный огонь по фашистам до тех пор, пока атака не была отражена. После чего он вынес с поля боя раненого красноармейца и выкатил свой пулемет на новую огневую позицию.
В итоге затяжных боев противник хотя и несколько потеснил части дивизии, но прорвать ее оборону и ворваться в Сталинград не смог. Только 13 сентября армия Паулюса начала штурм города. Главный удар она наносила против войск 62-й армии в направлении Мамаева кургана. Второй - в стык между 62-й и 64-й армиями, где противнику удалось потеснить значительно ослабленные в прошедших боях части 42-й и 92-й стрелковых бригад 62-й армии и 204-й стрелковой дивизии 64-й армии, захватить балку Купоросная и выйти и более.
После ожесточенных боев 15 сентября 204-я стрелковая дивизия по приказу командующего армией была выведена во второй эшелон и заняла оборону в районе высоты 115,9.
С выходом гитлеровцев непосредственно к Сталинграду начался самый тяжелый этап оборонительных боев наших войск.
Глава вторая
...От меча и погибнет
В середине сентября бои развернулись уже в самом городе. Переправы через Вешу оказались под постоянным огнем противника. Обстреливался и штаб 64-й армии. Каждый день мы недосчитывались товарищей.
В те дни мне как комиссару штаба армии почти ежедневно доводилось встречаться с ее командующим - генералом Михаилом Степановичем Шумиловым. К нему я испытывал особо теплые чувства, он нравился мне не только как грамотный, волевой военачальник, но и как обаятельный, чуткий человек, умеющий найти подход к подчиненному, повлиять на него.
Участник гражданской войны Шумилов рано проявил свои способности организатора, умелого командира. В боях против Колчака, Врангеля, Махно он командовал ротой, затем полком, в предвоенные годы стоял во главе дивизии, корпуса. В нашу армию Михаил Степанович прибыл в тяжелый период сталинградских боев, сразу же познакомился со всеми работниками штаба. Он глубоко вникал в деятельность каждого отделения, отдела штаба.
Однажды после партийного собрания, на котором обсуждалось письмо Военного совета и политуправления фронта ко всем коммунистам, М. С. Шумилов пригласил меня в свой блиндаж. Я подумал, что командующий хочет обсудить некоторые вопросы в спокойной "домашней" обстановке и мысленно стал готовиться ответить на многие вопросы. Но Михаил Степанович, когда мы сели за стол и нам подали чай, спросил только об одном: кто из коммунистов работников штаба имеет опыт боев. Я постарался дать подробную характеристику каждому. Шумилов молча слушал.
- Хорошо, - сказал он, когда я закончил говорить.
И было не ясно, что означает это "хорошо" - или одобрение моего доклада, или удовлетворение подготовкой работников штаба.
- Пойдемте на воздух, - предложил вдруг Шумилов. - Подышим немного...
Мы вышли на крутой берег Волги. Внизу в сполохах пламени - там, юго-западнее Бекетовки, грохотали взрывы, свинцом отливали воды могучей реки. Изредка недалеко от штаба армии падали бомбы, и тогда поверхность воды моментально становилась как будто в оспинках - тысячи осколков, камней, комьев земли сыпались вокруг.
- Вот она, Волга, - задумчиво сказал командующий. - За ней для нас земли нет. Будем стоять насмерть. - И повернувшись ко мне, спросил: - Не начали ли в войсках забывать понемногу приказ наркома?
- Нет, товарищ командующий... Мало того что он зачитывался перед строем и на всех партийных собраниях, приняты решения: "Ни шагу назад". Пропагандисты, агитаторы активно разъясняют требования приказа по сей день.
Я не удивился тому, что командующий спросил о том, как в войсках изучается приказ Народного комиссара обороны СССР № 227. В этом приказе указывалось, что немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду и Волге, хотят любой ценой захватить Северный Кавказ с его нефтью и другими богатствами, что отступать дальше - значит загубить себя и вместе с тем нашу Родину, что немцы не так сильны, как это кажется некоторым. Поэтому, требовал приказ, надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр Советской земли. Ни шагу назад!
В связи с этим приказом сразу же развернулась широчайшая партийно-политическая работа. Цель ее: каждый боец и командир должны были проникнуться глубоким пониманием сложившейся обстановки, сознанием личной ответственности за судьбу Родины.
- Хорошо. Коммунисты несут особую ответственность за его выполнение. Их личный пример - огромная сила, - напомнил Шумилов.
Долго молчали. Недалеко снова раздался взрыв. Командующий не пошевельнулся. Я мучительно искал предлог, чтобы увести его в блиндаж.
- Здесь небезопасно, товарищ командующий, - не найдя ничего лучшего, сказал я.
Шумилов не ответил. Через минуту он заговорил совсем о другом:
- Надо очистить весь правый берег Волги в районе штаба армии и войск от переправочных средств через Волгу. Пусть никто не сомневается в том, что драться будем до конца. Нелишне усилить охрану штаба армии, подготовить его к круговой обороне. Ее разбить на сектора, назначить командиров каждого сектора и немедленно провести тренировки. Необходимо установить строжайший порядок на КП армии. Чтобы не было ни одного болтающегося без дела человека. Все должны быть в укрытиях. Весь транспорт убрать с территории. Позаботьтесь об этом...
Командующий будто бы размышлял вслух, и было совершенно ясно, что все сказанное им - программа на самое ближайшее время для всех в штабе.
- Как вы относитесь к начальнику штаба? - без всякого логического перехода спросил Михаил Степанович и медленно пошел к блиндажу. Почувствовав мое замешательство, он поправился. - Я хотел сказать, как оцениваете его работу?
- Полковник Новиков, на мой взгляд, добросовестный работник, - ответил я, мысленно отметив, что судьба начальника штаба решена.
Я не раз был свидетелем бесед командующего с Н. М. Новиковым. Шумилов часто высказывал ему неудовлетворение качеством подготовки штабных документов. Делал это сдержанно, тактично, чувствовалось, что это дается ему самому нелегко.
- Быть может, ему не хватает опыта, - сказал я. - Не мешало бы поддержать его, помочь ему.
Генерал ничего не ответил. У блиндажа он остановился, повернулся ко мне, холодно бросил:
- С полковником Новиковым нам придется расстаться. Вы свободны...
Вместо полковника Н. М. Новикова начальником штаба армии был назначен полковник Иван Андреевич Ласкин, несколько позже получивший звание генерал-майора. Уже вскоре всем стало ясно, что это грамотный, умелый штабной работник, имеющий огромный боевой опыт. Он командовал дивизией в период всей обороны Севастополя. Но по сложившейся привычке, Михаил Степанович продолжал на доклад чаще вызывать начальника оперативного отдела полковника Лукина, а не Ласкина. Иван Андреевич был явно расстроен. По этому поводу у меня состоялся разговор с М. С. Шумиловым. Тот, выслушав, сказал:
- Вы правы. Допущена ошибка. Обещаю - исправим ее.
Позже довольно продолжительное время Иван Андреевич Ласкин работал с Михаилом Степановичем, и всегда они действовали согласованно, с большим уважением относились друг к другу...
Разговор с Шумиловым настроил на размышления. Думалось не только о настоящем, но и о прошлом. Жизнь не баловала меня. Все было: и голод, и непосильный труд.
Детство мое прошло в глухой сибирской деревушке Денисово Южно-Енисейского района Красноярского края в семье моего деда, крестьянина-бедняка. Отец мой был ссыльным и по царским законам не имел права на официальный брак с моей матерью. Когда мне было одиннадцать месяцев, он бежал из ссылки. Я был усыновлен дедом и записан на его фамилию. В 1918 году дед умер. Мать, Ксения Ильинична, до революции находилась в прислугах, а в годы гражданской войны партизанила.
В 1924 году я вступил в комсомол. Вскоре вместе со своим другом детства Сергеем Медовым ушел в мехмастерские золотых приисков.
В конце 1927 года мы организовали в селе Рыбное коммуну "Верный путь". В нее вошло двенадцать коммунистов и комсомольцев. Когда же в 30-х годах началась сплошная коллективизация, коммуна стала ядром большого и довольно богатого колхоза. Я же был избран председателем соседнего колхоза в деревне Зайцево. А весной 1930 года меня направили в двухгодичную совпартшколу. В том году я вступил в партию.
После досрочного окончания совпартшколы не довелось мне попасть в родные места. Семь лет проработал секретарем райкома, затем горкома комсомола, в политотделе совхоза, а с 1937 по сентябрь 1939 года был секретарем горкома партии города Миллеровск
Все эти годы рядом со мной были настоящие друзья, опытные партийные работники. Это Иван Симонов - секретарь Красноярского горкома комсомола, в прошлом рабочий-литейщик, Александр Каштымов - заведующий отделом пропаганды и агитации Бодайбинского райкома партии, Александр Шибаев, с которым вместе работал в Миллеровском горкоме ВКП (б). Чувство благодарности пронес я через все годы и к Михаилу Андреевичу Суслову. Он был в то время секретарем Северо-Кавказского крайкома партии я всегда помогал нам в решении любых вопросов.
Затем служба в армии, в Северо-Кавказском военном округе. Был секретарем парткомиссии, членом окружной парткомиссии, заместителем начальника политотдела дивизии и затем начальником политотдела 147-го отдельного танкового полка этой же дивизии. Накануне войны с фашистской Германией наш 26-й танковый корпус, в том числе и 103-я мотострелковая дивизия, были направлены в Смоленскую область. Там и застала нас война.
В июле - августе 1941 года противник сосредоточил мощную группировку на ельнинском направлении. Он захватил город Ельню и деревню Ушакове. Отсюда, именно с этого направления, противник готовился нанести главный и решающий удар по .Москве. Но на пути врага наряду с другими войсками встали воины 24-й армии, в составе которой была и 103-я дивизия.
Жаркий июльский день. Получаем приказ командующего 24-й армией генерала К. И. Ракутина с ходу атаковать противника и выбить его из села Ушакове. Первым вышел в исходное положение и атаковал врага 688-й мотострелковый полк. Я прибыл на наблюдательный пункт командира полка подполковника С. Г. Голикова, чтобы помочь обеспечить ввод танкового батальона в бой. Здесь находились командующий 24-й армией генерал К. И. Ракутин и начальник политотдела армии дивизионный комиссар К. К. Абрамов.
Враг открыл ураганный огонь из всех видов оружия.
Батальоны, неся потери, пошли вперед. Местами начался рукопашный бой в первой траншее противника. Но в это время в небе появились вражеские самолеты. Началась бомбежка и обстрел из пулеметов наших позиций.
Через несколько минут до двадцати танков противника вышли из укрытий, открыли огонь по нашим танкам и боевым порядкам атакующих батальонов. Бойцы залегли. Продвижение остановилось. Настала критическая минута. Командир полка подполковник Голиков, увлекая бойцов личным примером, снова поднял их в атаку. Начался штурм Ушакове. И вдруг Голиков упал. Полк остался без командира. Я получил у комдива разрешение взять командование полком на себя, сел в танк, и мы на полном ходу "вписались" в боевые порядки атакующих. Выскочив из танка, я оказался в первой цепи бойцов. Воины бросились вперед, овладели селом и закрепились. Враг вынужден был отступить.
В бою он потерял восемь подбитых и сожженных танков, шесть орудий, десять пулеметов.
Но фашисты не могли смириться с потерей господствующей высоты в Ушаково. Больше месяца шли бои за это село. Оно не раз переходило из рук в руки.
Будучи командиром, а затем комиссаром полка, я тринадцать раз водил отважных воинов на штурм Ушаково. Но 14 августа 1941 года был ранен. В Можайском эвакогоспитале пробыл недолго. 31 августа 1941 года с забинтованной головой и ногой вернулся в 24-ю армию и был назначен начальником политотдела в свою 103-ю мотострелковую дивизию. Здесь узнал радостную весть: представлен к ордену Красного Знамени и к присвоению звания "батальонный комиссар".
Больше месяца длились здесь бои. В первых числах сентября 1941 года они закончились сокрушительным разгромом армейской группировки противника, освобождением Ельни, многих других населенных пунктов.
Мощный удар по немецко-фашистским захватчикам, нанесенный нашими войсками севернее и южнее Ельни, застал их врасплох, поставил в невыгодное положение. Враг оказался в полукольце. В узкую горловину панически бросились остатки разбитых дивизий противника. Враг потерял тысячи своих солдат и офицеров.
Дивизия заняла оборону на главном направлении предполагаемых контратак противника юго-западнее Ельни, перерезала участок железной дороги Смоленск Ельня и шоссейные дороги, идущие с обеих сторон железнодорожного полотна. Справа оборонялась 303-я, а слева 19-я стрелковые дивизии. Двенадцать последних дней сентября противник непрерывно вел атаки против 24-й армии, в том числе и в полосе обороны нашей 103-й, но прорвать ее так и не смог. Тогда, сосредоточив основные силы против левофланговой 43-й армии на рославльском направлении, 2 октября 1941 года немецко-фашистские войска прорвали ее оборону, и 5 октября их танковые части захватили город Вязьму. В этот день дивизия получила приказ командующего 24-й армией генерала Н. И. Ракутина прикрыть отход армии в направлении Дорогобуж, Вязьма.
Выполняя приказ, дивизия вела непрерывные арьергардные бои с противником. В одном из этих боев был тяжело ранен комиссар дивизии старший батальонный комиссар А. Малинин. Случилось это так. Вместе с ним мы попали под обстрел немецких танков. Упали в неглубокий ровик, и я, оказавшись сверху, как бы невольно прикрыл комиссара телом. И все-таки пуля по какой-то случайности задела не меня, а его.
К утру 7 октября дивизия сосредоточилась в 10-12 километрах западнее Вязьмы. "В этот период передовые соединения армии пытались освободить город. Получила приказ командующего армией прорвать оборону противника южнее Вязьмы и наша дивизия.
Командир дивизии генерал И. И. Биричев приказал оборудовать наблюдательный пункт в деревне Подрезово, куда сразу же выехал вместе со штабом. Мне и командующему артиллерией дивизии подполковнику С. К. Граннику было приказано собрать командиров и комиссаров и прибыть в Подрезово для обсуждения дальнейших действий.
Мы ехали на нескольких машинах. В первой кроме меня и подполковника Гранника были командир артиллерийского полка майор С. К. Грачев и командир 583-го мотострелкового полка капитан И. В. Лукин. Пересекли лес и стали подъезжать к деревне. Вдруг по машине ударили автоматные очереди. Водитель замертво упал на сиденье. Машина остановилась. Мы выскочили из нее и увидели неподалеку фашистских солдат. Они снова открыли огонь. Майор Грачев был убит. Пуля попала и в подполковника Гранника. Лежа, он начал стрелять по врагам из пистолета. Капитан Лукин тоже был легко ранен. Машины, шедшие за нами, повернули назад. За ними мы велели идти и Лукину.
Положение создалось критическое. Я понял, что штаб дивизии подвергся нападению и вынужден был передислоцироваться в другое место. Подрезово было занято гитлеровцами.
Несколько фашистов сгруппировались рядом у небольшого сарайчика. Надо было что-то предпринимать, иначе - плен. Вынув из кармана гранату, вложил запал и швырнул ее в фашистов. Раздался взрыв. Затем я бросил другую гранату. Снова взрыв. В этот момент со стороны ударила автоматная очередь. Я почувствовал, что ранен. Слышу голос Гранника: "Ложись! Ползем!" Упал рядом с ним. Поползли. Но через несколько метров Гранник выдохнул: "Больше не могу". Это были его последние слова. Склонившись над товарищем, я понял, что он мертв. "Пока не потерял сознание, - подумал я о себе, - надо уходить". Встал и в открытую пошел. Фашисты, опомнившись, открыли по мне огонь. Еще несколько пуль попало в меня. К счастью, ни одно из ранений не оказалось смертельным. Гитлеровцы не стали преследовать меня, считая, видимо, что со мной все кончено. Вскоре я оказался в руках наших санитаров.
До 12 октября части дивизии вели бои, будучи в полном окружении. Кончились боеприпасы, продовольствие. Автомашины, артиллерийские тягачи и бронемашины остались без горючего. Более пятисот человек тяжело ранены. Предложение комдива прорваться севернее Вязьмы командующий армией генерал К. И. Ракутин не поддержал. Южнее же Вязьмы оказались сплошные ельники и болота, не проходимые для техники. Выход один: привести все транспортные средства и боевую технику в негодность, а личному составу частей и подразделений организованно выйти из окружения.
Все тяжело раненные бойцы и командиры, в том числе и я, были оставлены в глухой лесной деревушке Михайловке. Рядом со мной был и редактор дивизионной газеты старший политрук Николай Виссарионович Фастов. У него было тяжелое пулевое ранение, но он еще мог передвигаться. Он-то и поставил меня, как говорится, на ноги.