Страница:
А уже 26 апреля для групп СООНО стало возможно оценить реальное положение дел в Горажде, и стало ясно, что и Сараево, и западные СМИ безбожно фальсифицировали факты. Так, например, выяснилось, что называвшееся число тяжело раненых (1970) почти в 10 раз превышало их реальное количество (200), к тому же большинство их (70%) составляли солдаты-мусульмане, а не гражданские лица, как о том настойчиво кричала антисербская пропаганда. 28 апреля генерал Майкл Роуз лично инспектировал Горажде и окрестности, результатом чего явилась резкая критика им позиции боснийских мусульман; Роуз без обиняков заявил, что целью последних было подтолкнуть НАТО к военному вмешательству.
Сходную оценку дал и один из высокопоставленных военных функционеров ООН, посетивший город: "События в Горажде были намеренно драматизированы, чтобы мир устыдился и вынужден был что-либо предпринять. Сербские атаки вовсе не имели таких масштабов, как говорилось. У международного сообщества было создано ложное впечатление с тем, чтобы содействовать оформлению образа боснийских сербов как врага" ("New York Times", April 26, 1994).
Разумеется, невозможно поверить в эту (развиваемую также и Роузом) версию, согласно которой хитроумные мусульмане просто-напросто манипулировали пылающим благородным негодованием, но наивно-простодушным "международным сообществом", включая такого же простачка НАТО. Конечно же, и те, и другие на определенных уровнях параполитики действовали вполне сознательно-согласованно, отрабатывая модель, которая полномасштабно и в полевых условиях будет применена в Косово. И о чем шла речь в случае Горажде, на ситуации вокруг которого я намеренно остановилась столь подробно, точно обозначил тот же офицер ООН: "В столицах всего мира последовала очень опасная реакция. Разговоры о более широком использовании воздушной мощи НАТО, о бомбардировке складов боеприпасов и инфраструктуры перешли границу, за которой начинается превращение миротворческих сил ООН в боевые силы" (курсив мой - К.М.).
При этом, заметим, в боевые силы, распорядитель которых, посылая их на позиции, за их спиной ведет странные игры политической солидарности с теми, кто, не стесняясь, обстреливает именно ооновских солдат. Так, в 1997 году газета " Зюддойче цайтунг", ссылаясь на весьма авторитетный источник, сообщила, что около 80% убитых за время операции солдат ООН пали от выстрелов мусульманских снайперов. Теперь такое сообщничество выходило на качественно новый уровень, прежде всего политический, что связано, в первую очередь, с бесславным концом МКБЮ (Международной конференции по бывшей Югославии), в мае 1994 года по сути уступившей свое место сформированной в апреле того же года в Лондоне Контактной группе. В Контактной группе, в состав которой, кроме США, вошли также Германия, Англия и Россия, бесспорное лидерство сразу же перешло к американцам, а саму КГ Е.Ю. Гуськова точно определяет как "мост между ООН и НАТО". Именно с КГ связан переход к доктрине принуждения к миру, а первым опытом ее применения стал разработанный ею без участия сторон план урегулирования, который предлагался в форме ультиматума.
Суть плана сводилась к разделу территории Боснии и Герцеговины, согласно которому уже сформированной к этому времени Мусульманско-Хорватской федерации (МХГ) переходил 51% территории, а сербам, которые к этому времени контролировали 75% территории - всего 49%. Таким образом, им предлагалось отказаться от 26% удерживаемых ими земель, тогда как от хорватов не только не требовали отказа от приобретений военного времени, но даже еще награждали избытком территории сверх того. Кроме того, оставалось неясным, сохраняется ли за сербами право на самостоятельную республику, не говоря уже об их праве на создание федерации с Сербией что, казалось бы, было симметричным по отношению к МХГ.
Ультимативный тон не давал даже возможности задать эти вопросы. " Враждебность американцев по отношению к сербам нашла отражение в подходе "бери или уходи", выбранном в 1994 году ведомой США Контактной группой", так вынуждены комментировать ситуацию Барг и Шоуп. При том, что и они сами, как то свойственно вообще большинству западных исследователей темы, не говоря о журналистах, не слишком склонны сочувствовать сербам. Однако в данном случае пристрастность была уж слишком грубой и вопиющей.
Впрочем, о какой равноудаленности арбитра, роль которого присваивали себе США, оттесняя и ООН, и ЕС, могла идти речь после того, как на состоявшейся примерно в те же дни церемонии открытия посольства США в Сараево Мадлен Олбрайт заявила: "Я тоже из Сараево". ("I am Saravian")? Добавив, что еще важнее: "Ваше будущее и будущее Америки неразделимы". Заявления эти вызвали раздражение военных ООН, заметивших, что если что и поощряет мусульман продолжать войну, то это именно подобные декларации. Но такие сетования ооновских функционеров новыми хозяевами процесса воспринимались как что-то вроде бессильного старческого ворчания: ООН, в ее прежнем виде, уходила в прошлое вместе с ялтинско-потсдамским миропорядком, вместе с которым она родилась и органической частью которого являлась.
Впрочем, масштабы перемен с трудом воспринимались даже и самими боснийскими сербами, как с трудом воспринималась ими, казалось бы, уже самоочевидная поддержка боснийских мусульман Соединенными Штатами. Даже уже после предъявления ультиматума КГ многие боснийские (и не только) сербы отказывались поверить в солидарность Запада и мусульман, наивно и в ослеплении ущербной формулой некоего христианско-мусульманского противостояния полагая, что тут заложен какой-то хитроумный план уничтожения (желанного для Запада) мусульман руками сербов, которые, разумеется, ни за что не примут подобный ультиматум (Е.Ю. Гуськова, "От Бриони до Дейтона", соч. цит.).
Этот самообман - одна из причин, хотя и не главная, того, что боснийские сербы, действительно, ультиматум отвергли. Но отвергли именно и только они, Сербия же, входящая в СРЮ, план КГ поддержала, и это был удар. Разумеется, Скупщина Республики Сербской, отвергнув так называемые "конвертные карты" (карты раздела территории Боснии и Герцеговины, именовавшиеся так, ибо подразумевалось, что они скрыты от посторонних глаз) и лишь условно приняв план, не предполагала, что в ответ от Милошевича потребуют закрытия границы с боснийскими сербами под угрозой новых санкций. Одновременно в своем письме министрам иностранных дел стран-членов ЕС от 22 июля лорд Оуэн предложил снять эмбарго на поставки оружия для мусульман и бомбить боснийских сербов.
Особая роль принадлежит России, оказавшей прямо-таки непристойное давление на Белград с целью заставить его принять ультиматум Оуэна; 26 июля сюда, с тайным посланием Б.Н. Ельцина (согласно сербским комментаторам, убеждавшим югославское руководство уступить) прибыли министр обороны П. Грачев и замминистра иностранных дел В. Чуркин. По сведениям из информированных источников, действовали они чрезвычайно грубо, к тому же лгали, обещая Белграду, в случае уступки, ослабление санкций - последнее уже вообще не зависело от России, чей потенциал влияния на сербов теперь только использовался в интересах третьей стороны. Случайно или нет, но боснийские сербы создали соответствующий фон для этой встречи: 27 июля Младич вновь перекрыл дорогу на горе Игман, а 28 июля на экстренном заседании Скупщины РС была принята Декларация, еще раз заявлявшая о несогласии с планом КГ и предоставлявшая право окончательного решения народу, который должен был высказаться в конце августа на референдуме.
КГ отреагировала немедленно, потребовав усиления санкций для СРЮ, и 4 августа Белград закрыл свою границу с Республикой Сербской, дав также согласие на размещение вдоль нее международных наблюдателей. Психологический шок, испытанный при этом боснийскими сербами, был сродни тому, что пережили Абхазия и Приднестровье при введении Россией санкций против них, что не могло не восприниматься как предательство, как удар в спину. Однако положение боснийских сербов оказалось несравненно более трагическим: ровно год оставался до гибели Республики Сербская Краина, ликвидации которой придавалось ключевое значение в том общем плане "окончательного решения сербского вопроса", что вынашивался за кулисами.
* * *
В США сформировалась новая стратегия окончания войны, непременным условием своего успеха имевшая обеспечение прочного боснийско-хорватского альянса, чему ни в Сараево, ни в Вашингтоне не считали препятствием присутствие на территории Боснии и Герцеговины хорватских вооруженных сил (как военизированных группировок боснийских хорватов, так и частей регулярной армии Хорватии). На это в 1995 году, когда трагедия уже развернулась в полном масштабе, указал генерал Младич. Однако факт подобного присутствия не вызывал протестов международного сообщества, хотя сколько-нибудь сравнимых с жесткостью его действий в отношении сербов. И не случайно: как показал дальнейший ход событий, это присутствие, напротив, должно было послужить закулисным стратегическим целям, реализация которых обеспечивалась активностью, по меньшей мере, на двух уровнях.
Первый из них может быть назван политико-дипломатическим, и в этом "малом круге" дипломатии, встроенном в видимый всем "большой круг" действий МКБЮ и КГ, решался вопрос о создании мусульманско-хорватского альянса, который представал уменьшенной копией, частным вариантом глобального феномена моджахедизма. На этом направлении качественный прорыв был достигнут 23 февраля 1994 года, когда мусульмане и хорваты, при посредничестве США, подписали соглашение о прекращении огня и окончании мусульманско-хорватского конфликта. Оно и открыло путь к созданию (18 марта 1994 года в Вашингтоне, в присутствии Клинтона) Мусульманско-хорватской федерации и, соответственно, начертанию "конвертных карт" в том виде, в каком Контактная группа предъявила их сербам, заставив их выступить в качестве единственной упорствующей в продолжении огня и, стало быть, заслуживающей наказания стороны.
Однако успех всей операции не стал бы возможен и без предварительной работы на другом уровне, военно-политическом. Она интенсивно велась на протяжении всех лет видимого затишья в Сербской Краине и за фасадом этого затишья. Быть может, именно обманутый этим затишьем, Милан Мартич, ставший президентом РСК, отказывался от каких-либо переговоров с международными посредниками и хорватскими властями. Когда же он все-таки согласился на таковые с Ясуси Акиси, было слишком поздно. Хорватская армия, тайно подготовленная и вооруженная Соединенными Штатами, уже была готова захватить Краину силой. Об американском участии в подготовке к такому захвату осенью 1995 года в "Нью-Йорк Таймс" подробно писал Роджер Коэн. Он сообщает, в частности, что боеспособность хорватской армии повышалась под бдительным патронтажем некой компании из г. Александрия (штат Вирджиния), руководимой группой отставных офицеров. Известная под именем Military Professional Resources Ync, она имеет репутацию крупнейшего объединения военных экспертов в мире. Кроме того, США закрывали глаза на постоянные нарушения Хорватией оружейного эмбарго и закупки ею вооружений на 1 млрд долларов, включая танки и бронированные вертолеты МИ-24.
И уже через год после того, как Республика Сербская Краина перестала существовать, в августе 1996 года английская газета "Observer" опубликовала признания посла США в Хорватии Питера Гэлбрэйта о том, как он - в обход международного эмбарго - давал "зеленый свет" контрабандным поставкам оружия из Ирана и некоторых других стран для боснийской армии. И делал он это не по своей инициативе, а, по его словам, "в порядке реализации политики президента Соединенных Штатов". Инициатором же снабжения боснийских мусульман оружием был Франьо Туджман, поскольку примерно треть доставалась "за услуги" его стране.
Да и сама августовская операция 1995г. происходила по согласованию со США; и по горячим следам силового самопревращения Хорватии, по выражению Франьо Туджмана, в "региональную сверхдержаву", обозреватель газеты "Вашингтон пост" Джим Холэнд писал с подкупающей прямотой: " Нужда в войне (курсив мой - К.М.) не исчезла с ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки. Даже на пороге XXI века есть места и моменты, требующие (курсив мой - К.М.) развязывания сил разрушения (!). Правительство США негласно передало Хорватии сигнал, что именно такой момент наступил. На языке дорожных светофоров Вашингтон мигнул Загребу желтым светом, сигнализируя одобрение, а не зеленым, означающим команду начинать. Но истинный смысл сигнала не вызывал сомнений".
А директор Лондонского Института войны и мира Энтони Борден полагает, что соучастие США в действиях Хорватии вообще знаменует становление некоего нового качества в системе международных отношений - вернее, регрессию к квази-мафиозным отношениям "патронов" и "клиентов". "Заведомая поддержка Соединенными Штатами действий в Краине, - пишет он, - и открытое, хотя и дозированное последующее их оправдание, зримо знаменуют явный возврат к использованию клиентарных государств и силовой политики в региональных конфликтах" (Anthony Borden, "Zagreb Speaks", in: "Nation", 28 August - 2 Sept. 1995, p. 188).
Операция "Шторм" ("Storm") началась утром 4 августа 1995 года массированным наступлением хорватских сил на Книн. При этом размещенные в РСК силы ООН накануне операции таинственным образом исчезли. Краина была захвачена почти мгновенно, армия краинских сербов, состоявшая из 50 тысяч солдат с устаревшим вооружением, рассеяна. Никакой помощи от Белграда не было, и уже в полдень над Книном взвился 20-метровый шахматный флаг.
За военным разгромом начался крупнейший исход беженцев за всю войну около 200 тысяч человек, под палящим солнцем, без пищи и воды, двинулись по дорогам, ведущим к Баня-Луке и Сербии. При этом беспомощные люди - как оставшиеся в селах немощные старики, так и беженцы на дорогах подвергались расправам, о которых даже западная печать поместила несколько ледянящих кровь репортажей. 26 тысяч домов было сожжено. По данным загребской группы Хьюмен Райт Уотч, за время операции "Шторм" исчезло 6 тысяч человек и тысяча - после нее. И, вполне возможно, многие из них стали жертвами той охоты на людей, которая сопутствовала операции, придавая триумфу Pax Americana специфические черты кровавого римского цирка.
Речь идет именно об охоте без кавычек, о своего рода сафари, которое некое подпольное турагентство в Лондоне бралось организовать для европейцев, желающих пощекотать себе нервы убийством сербских беженцев. Недельные "каникулы" подобного свойства стоили всего 2700 долларов. Любители летели в Мюнхен, откуда их доставляли в Загреб, а оттуда - в "мягкую" зону военных действий, где они становились членами Хорватской интербригады (так!). Им выдавалось оружие, и по условиям договора они получали возможность участвовать в грабежах и насилиях над беззащитными людьми, а также фотографироваться рядом с трупами. Такие вкусы имеют свое объяснение: большинство снайперов-туристов составили английские уголовники и богатые немецкие бизнесмены, но, оказывается, как прокомментировала сообщившая эту информацию газета "iностранец", "по существующему в Британии законодательству, английская полиция не может ничего предпринять против своих граждан, совершающих преступления в Хорватии".
Очевидно, не могла и немецкая, так как нигде не случилось шумного общественного скандала, который подобал бы явлению столь чудовищному. И, разумеется, дело здесь вовсе не в каких-то особенностях уголовного кодекса, а в том, что, как справедливо отмечают Удовицка и Риджуэй, на Западе уже прочно укоренился дикий взгляд, согласно которому какие бы страдания ни выпадали на долю сербского гражданского населения, его отказывались воспринимать как нуждающуюся в защите жертву. "В западных столицах полагают, что если что-либо и случится с краинскими сербами, то они вполне заслуживают этого", - заявил в конфиденциальной беседе один из крупных американских военных, притом - примерно за неделю до операции "Шторм".
Отсюда и ошеломляющее цинизмом равнодушие к сотням тысяч беженцев, трагического исхода которых Запад, поднимающий крик, когда ему это выгодно, о нескольких десятках человек, просто-напросто "не заметил". По этому поводу ярче всех высказался один хорватский священник: "Изгнание двухсот тысяч птиц из привычного ареала их обитания наверняка запустило бы механизм бурных протестов со стороны экологических и других движений. Но когда двести тысяч краинских сербов были единым махом выметены из их домов в Хорватии, очень мало кто в Европе или где-либо еще хотя бы заметил это" (Milorad Pupovac, "Srbin njie ptica", NIN, 5 July 1996, p. 21).
А о том, как много зависело и здесь от России, говорит такой выразительный факт: даже и после операции "Шторм" хорватские войска не вошли в ту часть Краины, которую на Западе именуют "восточнославoнским карманом" (точнее же это Восточная Славония, Баранья и Западный Срем) и в которой стояли русские части миротворческих сил. Разумеется, преувеличивать значение этого факта не стоит: он лишь молчаливо свидетельствует о масштабе упущенных Россией возможностей активного, хотя и вполне мирного вмешательства в процесс. Но повлиять на всю динамику процесса подобной статикой локального молчаливого присутствия было невозможно, и операция "Шторм" естественно, как и было задумано, перетекла в жестокие военные действия по ликвидации очага сербского сопротивления также и в Боснии.
Последняя попытка ООН выступить в качестве арбитра пришлась на вторую половину 1994 года, когда сербы, 27 июля вновь перекрывшие дорогу на горе Игман, 14 сентября перекрыли также и поступление электроэнергии в Сараево. В ответ мусульмане 18-19 сентября атаковали сербские позиции вокруг города, на что сербы ответили сильнейшим за весь год обстрелом Сараево. Стычки прекратились лишь после того, как генерал Роуз пригрозил обеим сторонам воздушными ударами. Не любимый боснийцами за свои попытки сохранить хотя бы подобие объективности, генерал Роуз сохранял уверенность, что мусульмане, упорно отказывающиеся от заключения долгосрочного соглашения о прекращении огня, попросту выжидают, когда НАТО и США активно выступят на их стороне.
Создание Контактной группы и ее планы, ее ультимативный тон по отношению к сербам, а особенно развитие событий в августе 1995 года показали, сколь небезосновательны были эти надежды. Операция "Шторм" явилась пробным камнем: почти откровенно поддержанная США, она беспомощно критиковалась членами КГ, включая Россию, а это означало, что можно двигаться дальше. Теперь ключевые фигуры в клинтоновской администрации настаивали на аналогичных силовых действиях в отношении Республики Сербской, утверждая, что это будет способствовать окончанию войны, вошедшей, по оценке экспертов, в "патовое состояние".
8 августа соответствующее решение было принято на самых высоких властных уровнях США, а двадцать дней спустя прогремел второй взрыв на Маркале, ставший непосредственным поводом для воздушных атак НАТО на сербские позиции, сочетавшихся с массированным наступлением сил Мусульманско-Хорватской Федерации.
В отличие от взрыва 5 февраля 1994 года, когда соблюдалась хоть видимость расследования, этот новый взрыв, при котором погибли 37 человек, сразу был приписан сербам. Сообщение генерала Смита, отправленное по телексу в Главный штаб ООН, пишет Лиляна Булатович, уместилось на одной странице. И это при том, что по меньшей мере 4 специалиста - один канадец, один русский и два американца - поставили под сомнение заключение генерала Смита. А полковник Андрей Демуренко в интервью, данном корреспонденту ИТАР-ТАСС 30 августа - как раз в день начала натовских бомбардировок сербских позиций, - заявил, что практически невозможно поразить такую узкую, ограниченную цель, как улица шириной 10 метров, с расстояния 3,3 км, на которое были удалены от города сербские позиции. Вероятность попадания в данном случае, по мнению Демуренко, - "один к миллиону".
Аналогичные сомнения высказали пожелавшие остаться неназванными канадский и американский эксперты. Канадец обратил внимание на то, что запал снаряда, извлеченный из воронки, неопровержимо свидетельствовал: снаряд не мог быть выпущен из миномета, выстрел же скорее всего был произведен с крыши или из другого места в самом Сараево. Канадец заявил, что большинство его соотечественников-офицеров из сил ООН убеждено в мусульманском происхождении этого провокационного взрыва, как, впрочем, и взрыва 5 февраля 1994 года.
Американец подчеркнул, что "не было характерного свиста при падении снаряда. Значит, он не мог упасть с большой высоты". Его коллега в одном из своих интервью сказал, что, по крайней мере, 3 из 5 снарядов, упавших на Сараево утром 28 августа, были выпущены с сербской стороны. "Но четвертый, тот, который убил людей на рынке, выпущен с других позиций".
А через месяц, в начале октября, когда ситуация в Боснии уже была радикально изменена натовскими бомбардировками, Министерство обороны Великобритании обнародовало данные расследования британскими военными экспертами минометного обстрела в Сараево, согласно которым этот выстрел 120-миллиметровой миной был произведен с мусульманско-хорватских позиций. И, как заключили некоторые представители британского военного ведомства, именно эта провокация обеспечила успех наступательной операции боснийских мусульман при поддержке авиации НАТО.
Заслуживает внимания и предыстория взрыва. Примерно за неделю до него мусульмане начали интенсивный обстрел сербских позиций вокруг Горажде и Вогошча севернее Сараево, при этом мусульманское руководство требовало воздушных ударов по сербам, но командование СООНО отказало им в этом. ООН, хотя и значительно утратившая свою независимость, явно не "вытягивала" ту роль, которую США предназначали внешнему вмешательству в события на Балканах. И 27 августа помощник госсекретаря США Ричард Холбрук заявил об "активизации НАТО" - заявил, заметим, еще за сутки до взрыва. Это, как и то, что представитель госдепа Ник Бернс потребовал воздушных налетов еще до получения сообщения генерала Смита, говорит лишь об одном: о том, что план воздушных налетов был разработан загодя и что взрыв на Маркале стал лишь специально созданным поводом для них. Первые бомбы были сброшены на цели спустя всего лишь 37 часов после того, как прозвучал этот взрыв поразительная оперативность.
В довершение всего следует отметить, что 28 августа за первым взрывом, прозвучавшим в 11 часов утра и тотчас же приписанным сербам, в 16 часов раздался второй - в сербском пригороде Илидже. Это разорвался за аэродромом, в районе церкви, мусульманский артиллерийский снаряд. Пострадали 45 человек, 6 погибли. Но об этом промолчали все мировые СМИ.
Бомбардировки начались 30 августа в 2 часа пополуночи. Воздушной атаке сопутствовали артобстрелы сербских позиций вокруг Сараево силами быстрого реагирования Франции и Италии, расположившимися на горе Игман. Бомбежки продолжались и 1 сентября, а затем, после небольшого перерыва, возобновились 5-го - как стало известно, по настоянию Клинтона. 10 сентября ракетному обстрелу подверглись зенитные установки и другие сербские объекты в районе Баня-Луки. 12 сентября последовали новые массированные бомбежки. Говорить о локальной, тем более междоусобной войне теперь уже было просто фарсом. Подтверждалась правота слов Радована Караджича: "Мир в Боснии и на Балканах воцарится лишь тогда, когда этого захотят режиссеры войны американцы".
И, добавим, мир этот они готовы были утверждать на своих и только на своих условиях, окончательно отказавшись от роли хотя бы внешне беспристрастного арбитра. По сути, Республика Сербская оказалась вынуждена в полном одиночестве вести войну против коалиции НАТО и Мусульманско-Хорватской Федерации. Подобного послевоенная история (а может быть, и вообще история) еще не знала, и с этой точки зрения, в перспективе возможных очагов конфликта, которые в XXI веке смогут возникать там, где народы решат воспротивиться натиску глобализма, оснащенного самой мощной в мире военной машиной - НАТО, опыт Республики Сербской значим еще больше, нежели опыт Вьетнама и Ирака.
Война во Вьетнаме происходила в эпоху противостояния блоков, Вьетнам ощущал за своей спиной Советский Союз, присутствие которого вынуждены были учитывать американцы.
Что же до Ирака, первым столкнувшегося с мощной международной Коалицией в условиях исчезающего СССР, то он, по крайней мере, оказался избавлен от гражданской войны, всю жестокость которой познала Югославия.
Но ко времени войны в Боснии СССР прекратил существование, Россия же в форме РФ не только наследницей его традиционной, в своих геополитических параметрах преемственной к дореволюционной, внешней политики не стала, но заняла, особенно в бытность министром иностранных дел А. Козырева, прямо-таки сервильную прозападную позицию. Об этом неопровержимо свидетельствует секретный меморандум, подписанный 10 августа в аэропорту под Загребом командующим НАТО в Южной Европе адмиралом Лептоном Смитом и командующим миротворческими силами ООН на Балканах генерал-лейтенантом Бернаром Жанвье. Он фиксировал передачу полномочий принятия решения об использовании НАТО от генсека ООН командующему НАТО в Южной Европе и командующему силами ООН на Балканах, чего НАТО добивался уже с середины июля и, по сути, добился 21 июля в Лондоне на заседании Контактной группы с участием министров иностранных дел. "В соответствии с этим решением Сессии НАТО от 25 июля и 1 августа 1995 года и был разработан этот секретный меморандум о соглашении между НАТО и ООН на Балканах... Возражений против меморандума со стороны постоянных членов Совета Безопасности не последовало" ("Правда", 16 сентября 1996 года).
Сходную оценку дал и один из высокопоставленных военных функционеров ООН, посетивший город: "События в Горажде были намеренно драматизированы, чтобы мир устыдился и вынужден был что-либо предпринять. Сербские атаки вовсе не имели таких масштабов, как говорилось. У международного сообщества было создано ложное впечатление с тем, чтобы содействовать оформлению образа боснийских сербов как врага" ("New York Times", April 26, 1994).
Разумеется, невозможно поверить в эту (развиваемую также и Роузом) версию, согласно которой хитроумные мусульмане просто-напросто манипулировали пылающим благородным негодованием, но наивно-простодушным "международным сообществом", включая такого же простачка НАТО. Конечно же, и те, и другие на определенных уровнях параполитики действовали вполне сознательно-согласованно, отрабатывая модель, которая полномасштабно и в полевых условиях будет применена в Косово. И о чем шла речь в случае Горажде, на ситуации вокруг которого я намеренно остановилась столь подробно, точно обозначил тот же офицер ООН: "В столицах всего мира последовала очень опасная реакция. Разговоры о более широком использовании воздушной мощи НАТО, о бомбардировке складов боеприпасов и инфраструктуры перешли границу, за которой начинается превращение миротворческих сил ООН в боевые силы" (курсив мой - К.М.).
При этом, заметим, в боевые силы, распорядитель которых, посылая их на позиции, за их спиной ведет странные игры политической солидарности с теми, кто, не стесняясь, обстреливает именно ооновских солдат. Так, в 1997 году газета " Зюддойче цайтунг", ссылаясь на весьма авторитетный источник, сообщила, что около 80% убитых за время операции солдат ООН пали от выстрелов мусульманских снайперов. Теперь такое сообщничество выходило на качественно новый уровень, прежде всего политический, что связано, в первую очередь, с бесславным концом МКБЮ (Международной конференции по бывшей Югославии), в мае 1994 года по сути уступившей свое место сформированной в апреле того же года в Лондоне Контактной группе. В Контактной группе, в состав которой, кроме США, вошли также Германия, Англия и Россия, бесспорное лидерство сразу же перешло к американцам, а саму КГ Е.Ю. Гуськова точно определяет как "мост между ООН и НАТО". Именно с КГ связан переход к доктрине принуждения к миру, а первым опытом ее применения стал разработанный ею без участия сторон план урегулирования, который предлагался в форме ультиматума.
Суть плана сводилась к разделу территории Боснии и Герцеговины, согласно которому уже сформированной к этому времени Мусульманско-Хорватской федерации (МХГ) переходил 51% территории, а сербам, которые к этому времени контролировали 75% территории - всего 49%. Таким образом, им предлагалось отказаться от 26% удерживаемых ими земель, тогда как от хорватов не только не требовали отказа от приобретений военного времени, но даже еще награждали избытком территории сверх того. Кроме того, оставалось неясным, сохраняется ли за сербами право на самостоятельную республику, не говоря уже об их праве на создание федерации с Сербией что, казалось бы, было симметричным по отношению к МХГ.
Ультимативный тон не давал даже возможности задать эти вопросы. " Враждебность американцев по отношению к сербам нашла отражение в подходе "бери или уходи", выбранном в 1994 году ведомой США Контактной группой", так вынуждены комментировать ситуацию Барг и Шоуп. При том, что и они сами, как то свойственно вообще большинству западных исследователей темы, не говоря о журналистах, не слишком склонны сочувствовать сербам. Однако в данном случае пристрастность была уж слишком грубой и вопиющей.
Впрочем, о какой равноудаленности арбитра, роль которого присваивали себе США, оттесняя и ООН, и ЕС, могла идти речь после того, как на состоявшейся примерно в те же дни церемонии открытия посольства США в Сараево Мадлен Олбрайт заявила: "Я тоже из Сараево". ("I am Saravian")? Добавив, что еще важнее: "Ваше будущее и будущее Америки неразделимы". Заявления эти вызвали раздражение военных ООН, заметивших, что если что и поощряет мусульман продолжать войну, то это именно подобные декларации. Но такие сетования ооновских функционеров новыми хозяевами процесса воспринимались как что-то вроде бессильного старческого ворчания: ООН, в ее прежнем виде, уходила в прошлое вместе с ялтинско-потсдамским миропорядком, вместе с которым она родилась и органической частью которого являлась.
Впрочем, масштабы перемен с трудом воспринимались даже и самими боснийскими сербами, как с трудом воспринималась ими, казалось бы, уже самоочевидная поддержка боснийских мусульман Соединенными Штатами. Даже уже после предъявления ультиматума КГ многие боснийские (и не только) сербы отказывались поверить в солидарность Запада и мусульман, наивно и в ослеплении ущербной формулой некоего христианско-мусульманского противостояния полагая, что тут заложен какой-то хитроумный план уничтожения (желанного для Запада) мусульман руками сербов, которые, разумеется, ни за что не примут подобный ультиматум (Е.Ю. Гуськова, "От Бриони до Дейтона", соч. цит.).
Этот самообман - одна из причин, хотя и не главная, того, что боснийские сербы, действительно, ультиматум отвергли. Но отвергли именно и только они, Сербия же, входящая в СРЮ, план КГ поддержала, и это был удар. Разумеется, Скупщина Республики Сербской, отвергнув так называемые "конвертные карты" (карты раздела территории Боснии и Герцеговины, именовавшиеся так, ибо подразумевалось, что они скрыты от посторонних глаз) и лишь условно приняв план, не предполагала, что в ответ от Милошевича потребуют закрытия границы с боснийскими сербами под угрозой новых санкций. Одновременно в своем письме министрам иностранных дел стран-членов ЕС от 22 июля лорд Оуэн предложил снять эмбарго на поставки оружия для мусульман и бомбить боснийских сербов.
Особая роль принадлежит России, оказавшей прямо-таки непристойное давление на Белград с целью заставить его принять ультиматум Оуэна; 26 июля сюда, с тайным посланием Б.Н. Ельцина (согласно сербским комментаторам, убеждавшим югославское руководство уступить) прибыли министр обороны П. Грачев и замминистра иностранных дел В. Чуркин. По сведениям из информированных источников, действовали они чрезвычайно грубо, к тому же лгали, обещая Белграду, в случае уступки, ослабление санкций - последнее уже вообще не зависело от России, чей потенциал влияния на сербов теперь только использовался в интересах третьей стороны. Случайно или нет, но боснийские сербы создали соответствующий фон для этой встречи: 27 июля Младич вновь перекрыл дорогу на горе Игман, а 28 июля на экстренном заседании Скупщины РС была принята Декларация, еще раз заявлявшая о несогласии с планом КГ и предоставлявшая право окончательного решения народу, который должен был высказаться в конце августа на референдуме.
КГ отреагировала немедленно, потребовав усиления санкций для СРЮ, и 4 августа Белград закрыл свою границу с Республикой Сербской, дав также согласие на размещение вдоль нее международных наблюдателей. Психологический шок, испытанный при этом боснийскими сербами, был сродни тому, что пережили Абхазия и Приднестровье при введении Россией санкций против них, что не могло не восприниматься как предательство, как удар в спину. Однако положение боснийских сербов оказалось несравненно более трагическим: ровно год оставался до гибели Республики Сербская Краина, ликвидации которой придавалось ключевое значение в том общем плане "окончательного решения сербского вопроса", что вынашивался за кулисами.
* * *
В США сформировалась новая стратегия окончания войны, непременным условием своего успеха имевшая обеспечение прочного боснийско-хорватского альянса, чему ни в Сараево, ни в Вашингтоне не считали препятствием присутствие на территории Боснии и Герцеговины хорватских вооруженных сил (как военизированных группировок боснийских хорватов, так и частей регулярной армии Хорватии). На это в 1995 году, когда трагедия уже развернулась в полном масштабе, указал генерал Младич. Однако факт подобного присутствия не вызывал протестов международного сообщества, хотя сколько-нибудь сравнимых с жесткостью его действий в отношении сербов. И не случайно: как показал дальнейший ход событий, это присутствие, напротив, должно было послужить закулисным стратегическим целям, реализация которых обеспечивалась активностью, по меньшей мере, на двух уровнях.
Первый из них может быть назван политико-дипломатическим, и в этом "малом круге" дипломатии, встроенном в видимый всем "большой круг" действий МКБЮ и КГ, решался вопрос о создании мусульманско-хорватского альянса, который представал уменьшенной копией, частным вариантом глобального феномена моджахедизма. На этом направлении качественный прорыв был достигнут 23 февраля 1994 года, когда мусульмане и хорваты, при посредничестве США, подписали соглашение о прекращении огня и окончании мусульманско-хорватского конфликта. Оно и открыло путь к созданию (18 марта 1994 года в Вашингтоне, в присутствии Клинтона) Мусульманско-хорватской федерации и, соответственно, начертанию "конвертных карт" в том виде, в каком Контактная группа предъявила их сербам, заставив их выступить в качестве единственной упорствующей в продолжении огня и, стало быть, заслуживающей наказания стороны.
Однако успех всей операции не стал бы возможен и без предварительной работы на другом уровне, военно-политическом. Она интенсивно велась на протяжении всех лет видимого затишья в Сербской Краине и за фасадом этого затишья. Быть может, именно обманутый этим затишьем, Милан Мартич, ставший президентом РСК, отказывался от каких-либо переговоров с международными посредниками и хорватскими властями. Когда же он все-таки согласился на таковые с Ясуси Акиси, было слишком поздно. Хорватская армия, тайно подготовленная и вооруженная Соединенными Штатами, уже была готова захватить Краину силой. Об американском участии в подготовке к такому захвату осенью 1995 года в "Нью-Йорк Таймс" подробно писал Роджер Коэн. Он сообщает, в частности, что боеспособность хорватской армии повышалась под бдительным патронтажем некой компании из г. Александрия (штат Вирджиния), руководимой группой отставных офицеров. Известная под именем Military Professional Resources Ync, она имеет репутацию крупнейшего объединения военных экспертов в мире. Кроме того, США закрывали глаза на постоянные нарушения Хорватией оружейного эмбарго и закупки ею вооружений на 1 млрд долларов, включая танки и бронированные вертолеты МИ-24.
И уже через год после того, как Республика Сербская Краина перестала существовать, в августе 1996 года английская газета "Observer" опубликовала признания посла США в Хорватии Питера Гэлбрэйта о том, как он - в обход международного эмбарго - давал "зеленый свет" контрабандным поставкам оружия из Ирана и некоторых других стран для боснийской армии. И делал он это не по своей инициативе, а, по его словам, "в порядке реализации политики президента Соединенных Штатов". Инициатором же снабжения боснийских мусульман оружием был Франьо Туджман, поскольку примерно треть доставалась "за услуги" его стране.
Да и сама августовская операция 1995г. происходила по согласованию со США; и по горячим следам силового самопревращения Хорватии, по выражению Франьо Туджмана, в "региональную сверхдержаву", обозреватель газеты "Вашингтон пост" Джим Холэнд писал с подкупающей прямотой: " Нужда в войне (курсив мой - К.М.) не исчезла с ядерными взрывами в Хиросиме и Нагасаки. Даже на пороге XXI века есть места и моменты, требующие (курсив мой - К.М.) развязывания сил разрушения (!). Правительство США негласно передало Хорватии сигнал, что именно такой момент наступил. На языке дорожных светофоров Вашингтон мигнул Загребу желтым светом, сигнализируя одобрение, а не зеленым, означающим команду начинать. Но истинный смысл сигнала не вызывал сомнений".
А директор Лондонского Института войны и мира Энтони Борден полагает, что соучастие США в действиях Хорватии вообще знаменует становление некоего нового качества в системе международных отношений - вернее, регрессию к квази-мафиозным отношениям "патронов" и "клиентов". "Заведомая поддержка Соединенными Штатами действий в Краине, - пишет он, - и открытое, хотя и дозированное последующее их оправдание, зримо знаменуют явный возврат к использованию клиентарных государств и силовой политики в региональных конфликтах" (Anthony Borden, "Zagreb Speaks", in: "Nation", 28 August - 2 Sept. 1995, p. 188).
Операция "Шторм" ("Storm") началась утром 4 августа 1995 года массированным наступлением хорватских сил на Книн. При этом размещенные в РСК силы ООН накануне операции таинственным образом исчезли. Краина была захвачена почти мгновенно, армия краинских сербов, состоявшая из 50 тысяч солдат с устаревшим вооружением, рассеяна. Никакой помощи от Белграда не было, и уже в полдень над Книном взвился 20-метровый шахматный флаг.
За военным разгромом начался крупнейший исход беженцев за всю войну около 200 тысяч человек, под палящим солнцем, без пищи и воды, двинулись по дорогам, ведущим к Баня-Луке и Сербии. При этом беспомощные люди - как оставшиеся в селах немощные старики, так и беженцы на дорогах подвергались расправам, о которых даже западная печать поместила несколько ледянящих кровь репортажей. 26 тысяч домов было сожжено. По данным загребской группы Хьюмен Райт Уотч, за время операции "Шторм" исчезло 6 тысяч человек и тысяча - после нее. И, вполне возможно, многие из них стали жертвами той охоты на людей, которая сопутствовала операции, придавая триумфу Pax Americana специфические черты кровавого римского цирка.
Речь идет именно об охоте без кавычек, о своего рода сафари, которое некое подпольное турагентство в Лондоне бралось организовать для европейцев, желающих пощекотать себе нервы убийством сербских беженцев. Недельные "каникулы" подобного свойства стоили всего 2700 долларов. Любители летели в Мюнхен, откуда их доставляли в Загреб, а оттуда - в "мягкую" зону военных действий, где они становились членами Хорватской интербригады (так!). Им выдавалось оружие, и по условиям договора они получали возможность участвовать в грабежах и насилиях над беззащитными людьми, а также фотографироваться рядом с трупами. Такие вкусы имеют свое объяснение: большинство снайперов-туристов составили английские уголовники и богатые немецкие бизнесмены, но, оказывается, как прокомментировала сообщившая эту информацию газета "iностранец", "по существующему в Британии законодательству, английская полиция не может ничего предпринять против своих граждан, совершающих преступления в Хорватии".
Очевидно, не могла и немецкая, так как нигде не случилось шумного общественного скандала, который подобал бы явлению столь чудовищному. И, разумеется, дело здесь вовсе не в каких-то особенностях уголовного кодекса, а в том, что, как справедливо отмечают Удовицка и Риджуэй, на Западе уже прочно укоренился дикий взгляд, согласно которому какие бы страдания ни выпадали на долю сербского гражданского населения, его отказывались воспринимать как нуждающуюся в защите жертву. "В западных столицах полагают, что если что-либо и случится с краинскими сербами, то они вполне заслуживают этого", - заявил в конфиденциальной беседе один из крупных американских военных, притом - примерно за неделю до операции "Шторм".
Отсюда и ошеломляющее цинизмом равнодушие к сотням тысяч беженцев, трагического исхода которых Запад, поднимающий крик, когда ему это выгодно, о нескольких десятках человек, просто-напросто "не заметил". По этому поводу ярче всех высказался один хорватский священник: "Изгнание двухсот тысяч птиц из привычного ареала их обитания наверняка запустило бы механизм бурных протестов со стороны экологических и других движений. Но когда двести тысяч краинских сербов были единым махом выметены из их домов в Хорватии, очень мало кто в Европе или где-либо еще хотя бы заметил это" (Milorad Pupovac, "Srbin njie ptica", NIN, 5 July 1996, p. 21).
А о том, как много зависело и здесь от России, говорит такой выразительный факт: даже и после операции "Шторм" хорватские войска не вошли в ту часть Краины, которую на Западе именуют "восточнославoнским карманом" (точнее же это Восточная Славония, Баранья и Западный Срем) и в которой стояли русские части миротворческих сил. Разумеется, преувеличивать значение этого факта не стоит: он лишь молчаливо свидетельствует о масштабе упущенных Россией возможностей активного, хотя и вполне мирного вмешательства в процесс. Но повлиять на всю динамику процесса подобной статикой локального молчаливого присутствия было невозможно, и операция "Шторм" естественно, как и было задумано, перетекла в жестокие военные действия по ликвидации очага сербского сопротивления также и в Боснии.
Последняя попытка ООН выступить в качестве арбитра пришлась на вторую половину 1994 года, когда сербы, 27 июля вновь перекрывшие дорогу на горе Игман, 14 сентября перекрыли также и поступление электроэнергии в Сараево. В ответ мусульмане 18-19 сентября атаковали сербские позиции вокруг города, на что сербы ответили сильнейшим за весь год обстрелом Сараево. Стычки прекратились лишь после того, как генерал Роуз пригрозил обеим сторонам воздушными ударами. Не любимый боснийцами за свои попытки сохранить хотя бы подобие объективности, генерал Роуз сохранял уверенность, что мусульмане, упорно отказывающиеся от заключения долгосрочного соглашения о прекращении огня, попросту выжидают, когда НАТО и США активно выступят на их стороне.
Создание Контактной группы и ее планы, ее ультимативный тон по отношению к сербам, а особенно развитие событий в августе 1995 года показали, сколь небезосновательны были эти надежды. Операция "Шторм" явилась пробным камнем: почти откровенно поддержанная США, она беспомощно критиковалась членами КГ, включая Россию, а это означало, что можно двигаться дальше. Теперь ключевые фигуры в клинтоновской администрации настаивали на аналогичных силовых действиях в отношении Республики Сербской, утверждая, что это будет способствовать окончанию войны, вошедшей, по оценке экспертов, в "патовое состояние".
8 августа соответствующее решение было принято на самых высоких властных уровнях США, а двадцать дней спустя прогремел второй взрыв на Маркале, ставший непосредственным поводом для воздушных атак НАТО на сербские позиции, сочетавшихся с массированным наступлением сил Мусульманско-Хорватской Федерации.
В отличие от взрыва 5 февраля 1994 года, когда соблюдалась хоть видимость расследования, этот новый взрыв, при котором погибли 37 человек, сразу был приписан сербам. Сообщение генерала Смита, отправленное по телексу в Главный штаб ООН, пишет Лиляна Булатович, уместилось на одной странице. И это при том, что по меньшей мере 4 специалиста - один канадец, один русский и два американца - поставили под сомнение заключение генерала Смита. А полковник Андрей Демуренко в интервью, данном корреспонденту ИТАР-ТАСС 30 августа - как раз в день начала натовских бомбардировок сербских позиций, - заявил, что практически невозможно поразить такую узкую, ограниченную цель, как улица шириной 10 метров, с расстояния 3,3 км, на которое были удалены от города сербские позиции. Вероятность попадания в данном случае, по мнению Демуренко, - "один к миллиону".
Аналогичные сомнения высказали пожелавшие остаться неназванными канадский и американский эксперты. Канадец обратил внимание на то, что запал снаряда, извлеченный из воронки, неопровержимо свидетельствовал: снаряд не мог быть выпущен из миномета, выстрел же скорее всего был произведен с крыши или из другого места в самом Сараево. Канадец заявил, что большинство его соотечественников-офицеров из сил ООН убеждено в мусульманском происхождении этого провокационного взрыва, как, впрочем, и взрыва 5 февраля 1994 года.
Американец подчеркнул, что "не было характерного свиста при падении снаряда. Значит, он не мог упасть с большой высоты". Его коллега в одном из своих интервью сказал, что, по крайней мере, 3 из 5 снарядов, упавших на Сараево утром 28 августа, были выпущены с сербской стороны. "Но четвертый, тот, который убил людей на рынке, выпущен с других позиций".
А через месяц, в начале октября, когда ситуация в Боснии уже была радикально изменена натовскими бомбардировками, Министерство обороны Великобритании обнародовало данные расследования британскими военными экспертами минометного обстрела в Сараево, согласно которым этот выстрел 120-миллиметровой миной был произведен с мусульманско-хорватских позиций. И, как заключили некоторые представители британского военного ведомства, именно эта провокация обеспечила успех наступательной операции боснийских мусульман при поддержке авиации НАТО.
Заслуживает внимания и предыстория взрыва. Примерно за неделю до него мусульмане начали интенсивный обстрел сербских позиций вокруг Горажде и Вогошча севернее Сараево, при этом мусульманское руководство требовало воздушных ударов по сербам, но командование СООНО отказало им в этом. ООН, хотя и значительно утратившая свою независимость, явно не "вытягивала" ту роль, которую США предназначали внешнему вмешательству в события на Балканах. И 27 августа помощник госсекретаря США Ричард Холбрук заявил об "активизации НАТО" - заявил, заметим, еще за сутки до взрыва. Это, как и то, что представитель госдепа Ник Бернс потребовал воздушных налетов еще до получения сообщения генерала Смита, говорит лишь об одном: о том, что план воздушных налетов был разработан загодя и что взрыв на Маркале стал лишь специально созданным поводом для них. Первые бомбы были сброшены на цели спустя всего лишь 37 часов после того, как прозвучал этот взрыв поразительная оперативность.
В довершение всего следует отметить, что 28 августа за первым взрывом, прозвучавшим в 11 часов утра и тотчас же приписанным сербам, в 16 часов раздался второй - в сербском пригороде Илидже. Это разорвался за аэродромом, в районе церкви, мусульманский артиллерийский снаряд. Пострадали 45 человек, 6 погибли. Но об этом промолчали все мировые СМИ.
Бомбардировки начались 30 августа в 2 часа пополуночи. Воздушной атаке сопутствовали артобстрелы сербских позиций вокруг Сараево силами быстрого реагирования Франции и Италии, расположившимися на горе Игман. Бомбежки продолжались и 1 сентября, а затем, после небольшого перерыва, возобновились 5-го - как стало известно, по настоянию Клинтона. 10 сентября ракетному обстрелу подверглись зенитные установки и другие сербские объекты в районе Баня-Луки. 12 сентября последовали новые массированные бомбежки. Говорить о локальной, тем более междоусобной войне теперь уже было просто фарсом. Подтверждалась правота слов Радована Караджича: "Мир в Боснии и на Балканах воцарится лишь тогда, когда этого захотят режиссеры войны американцы".
И, добавим, мир этот они готовы были утверждать на своих и только на своих условиях, окончательно отказавшись от роли хотя бы внешне беспристрастного арбитра. По сути, Республика Сербская оказалась вынуждена в полном одиночестве вести войну против коалиции НАТО и Мусульманско-Хорватской Федерации. Подобного послевоенная история (а может быть, и вообще история) еще не знала, и с этой точки зрения, в перспективе возможных очагов конфликта, которые в XXI веке смогут возникать там, где народы решат воспротивиться натиску глобализма, оснащенного самой мощной в мире военной машиной - НАТО, опыт Республики Сербской значим еще больше, нежели опыт Вьетнама и Ирака.
Война во Вьетнаме происходила в эпоху противостояния блоков, Вьетнам ощущал за своей спиной Советский Союз, присутствие которого вынуждены были учитывать американцы.
Что же до Ирака, первым столкнувшегося с мощной международной Коалицией в условиях исчезающего СССР, то он, по крайней мере, оказался избавлен от гражданской войны, всю жестокость которой познала Югославия.
Но ко времени войны в Боснии СССР прекратил существование, Россия же в форме РФ не только наследницей его традиционной, в своих геополитических параметрах преемственной к дореволюционной, внешней политики не стала, но заняла, особенно в бытность министром иностранных дел А. Козырева, прямо-таки сервильную прозападную позицию. Об этом неопровержимо свидетельствует секретный меморандум, подписанный 10 августа в аэропорту под Загребом командующим НАТО в Южной Европе адмиралом Лептоном Смитом и командующим миротворческими силами ООН на Балканах генерал-лейтенантом Бернаром Жанвье. Он фиксировал передачу полномочий принятия решения об использовании НАТО от генсека ООН командующему НАТО в Южной Европе и командующему силами ООН на Балканах, чего НАТО добивался уже с середины июля и, по сути, добился 21 июля в Лондоне на заседании Контактной группы с участием министров иностранных дел. "В соответствии с этим решением Сессии НАТО от 25 июля и 1 августа 1995 года и был разработан этот секретный меморандум о соглашении между НАТО и ООН на Балканах... Возражений против меморандума со стороны постоянных членов Совета Безопасности не последовало" ("Правда", 16 сентября 1996 года).