Мясников Виктор
Месть черного паука
Виктор Мясников
МЕСТЬ ЧЕРНОГО ПАУКА
Дом предназначался к сносу, жильцов давно отселили, а над зданием успели основательно потрудиться мародеры. Или просто хозяйственные граждане, которые не могли спокойно глядеть, как пропадают вполне ещё пригодные дверные ручки, оконные шпингалеты и прочие скобяные и столярные изделия. Так что граждане выломали рамы и двери прямо с косяками, поотвинчивали сантехнику и всякие электросчетчики-выключатели, а в довершение разгрома разобрали по досочкам полы. Поэтому на первом этаже на месте пола остались только толстые темные балки с торчащими ржавыми гвоздями, висящие в метре над сухой землей и всяким мусором подполья.
На одной из балок повесился человек. Он лежал на земле, только голова задрана кверху. Руки сложены под грудью, словно покойник собирался приподняться на локтях. Петля из старой, позеленевшей медной проволоки не затянулась до конца, но для того, чтобы пережать трахею и сонную артерию, этого хватило. Хороший серый костюм со спины был совершенно чист, резко контрастируя с окружающей грязью.
Туго набитый портфель висел рядом на ржавом гвозде, а оставленная на балке недокуренная сигарета сгорела, превратившись в цилиндрик плотного пепла с прикушенным фильтром на конце. Еще на один кривой гвоздь была наколота бумажка, испещренная торопливым почерком. В общем, типичная картина интеллигентского самоубийства. У погибшего из нагрудного кармана пиджака торчали сложенные очки и картонная карточка с круглой государственной печатью, сообщавшая, что её владелец гр. Сузиков В. Я. является доверенным лицом кандидата в депутаты Государственной Думы Ляпунова Н. И.
Осень в этом году выдалась затяжная. Середина ноября, а снега до сих пор не выпадало, но по ночам подмораживало. И хотя на улице уже пригрело утреннее солнышко, здесь, под сумрачными сводами разрушающегося дома, сохранялся ночной холод, и изо ртов членов опергруппы клубился парок.
- Единственный вопрос, - произнес капитан Ямщиков, - где его пальто? Уже месяц по крайней мере никто налегке из дому не выходит.
- Почему именно пальто? - задала контрвопрос следователь Водянкина. Может, кожаная куртка, и он её снял перед самоубийством? А какой-нибудь бомж наткнулся да и спер.
- Вы, Виолетта Сергеевна, молодой следственный работник, потому не навострились пока с первого взгляда определять, что такие люди ходят в пальто, с шарфом и при шляпе. Они играют в шахматы, читают стихи наизусть и щепетильны в вопросах чести. Наверняка в предсмертной записке какой-нибудь афоризм и просьба никого не винить. - Капитан хитро прищурился сообщил: Кожаные куртки обычно коротковаты, пиджак из-под неё торчать будет. Поэтому уважающие себя мужчины носят более длинную верхнюю одежду. Для плаща уже холодновато, а вот пальто в самый раз будет.
- Ну, мужские вкусы и привычки вам лучше знать. И насчет афоризма вы, пожалуй, тоже правы, - Виолетта сняла с гвоздя бумажку. - Тут буквально следующее: "Политическая смерть - это тоже смерть, но все-таки не тюрьма и не публичный позор!" Почерк несколько тороплив, как в студенческом конспекте, с пропусками букв и сокращениями. Тут дальше идут рассуждения по поводу позора. Видимо, покойный любил пофилософствовать.
Листок в клеточку, неровно вырванный из блокнота, оказался исписан с обеих сторон. Но блокнот, из которого он был вырван, ни в портфеле, ни в карманах пиджака обнаружен не был.
- Это убийство, - подвел итог Ямщиков, - умело спланированное, срежиссированное и выполненное заказное убийство. Работали професионалы, так что никаких следов мы не обнаружим. Они, правда, перемудрили слегка с запиской и верхнюю одежду где-то потеряли, но в возбуждении уголовного дела тебе наверняка откажут. В лучшем случае - дело о краже пальто. Ну, нет признаков насильственной смерти! Разве только судмедэкспертиза обнаружит в крови снотворное, яд или наркотики. Хотя и это... - оперативник безнадежно махнул рукой.
- А это ещё что такое? - Виолетта осторожно подхватила пинцетом маленького игрушечного паука из мягкого черного пластика. - Как это понимать?
Паучок лежал кверху лапками на земле, под подбородком погибшего. Водянкина аккуратно переправила его в полиэтиленовый пакет и неодобрительно покачала головой.
- Думаешь, хотят направить по ложному следу? - спросил Ямщиков. Валят на мифического Черного Паука?
- Ну, не такой уж он и мифический, - возразила Виолетта, - но ты, пожалуй, прав - это не соседские ребятишки потеряли. Это намек или прямой вызов. Кому-то Черный Паук встал поперек горла.
- Виола, - Ямщиков поглядел испытующе, - когда следователь сомнительную версию воспринимает как доказанный факт, это знаешь чем чревато?
- Знаю, - кивнула девушка, - служебным несоответствием и так далее вплоть. А если опер информацию не ловит, это чем-нибудь чревато?
- Для опера? - усмехнулся капитан. - Ничем. Либо информацию добудет другой, либо никто. Но если Черный Паук существует помимо бабьих сплетен и слухов, могла бы и поделиться со старшим товарищем. - В голосе его прозвучала наигранная обида. - А, впрочем, такая кличка в уголовных делах не фигурирует, так что можешь и дальше придерживать информацию, когда понадобится, я тебя и так расколю.
Опытный Ямщиков неназойливо шефствовал над молодым следователем. Он чувствовал в Виолетте будущего профессионала высокого класса. Данные у девушки были вполне подходящие: аналитический склад ума, цепкая память, внимательный взгляд, фиксирующий любую мелочь, быстрое соображение, спокойствие, усидчивость, способность сосредоточиться на главном. Особенно нравилась готовность учиться. Некоторые следователи, из молодых да ранние, наделенные непомерным самолюбием и амбициями, даже простой совет воспринимали, как попытку уличить их в некомпетентности, щетинились и огрызались. Допустив следственную ошибку, они зачастую продолжали гнуть эту ошибочную линию, пытаясь доказать свою правоту, заводя следствие в тупик, держа под арестом невиновных и упуская настоящего преступника.
К сожалению, таких было слишком много. Они любили порассуждать о маленькой зарплате, дескать, как тут не начнешь брать взятки, о том, что не дают квартиры, не ценят, не берегут, не уважают, не отмечают. Получалось, что все вокруг им должны, а с них самих и спроса нет, поскольку не обеспечены надлежащие условия. Но, несмотря на постоянные жалобы, жили они вполне прилично, покупали автомашины, широкоэкранные телевизоры и дачи. А получив квартиру, как правило, тут же увольнялись, чтобы перейти в адвокаты, юрисконсульты солидных дельцов, в банковскую "безопасность" или малопонятный бизнес.
Те же, что оставались в органах, лезли из шкуры, делая карьеру, угождали начальству, подсиживали друг друга, закладывали и подставляли своих, радуясь чужим провалам и неудачам. Они стряпали заказные дела, фабриковали доказательства, запугивали свидетелей и втихую истязали подследственных, и меньше всего их интересовала борьба с преступностью. Просто они оказались на этой работе. Занимайся они чем-то иным, все равно точно так же ломились бы вверх по служебной лестнице, ставя подножки тем, кто рядом, и гадя на головы тем, кто ниже.
Виолетта никогда не говорила о деньгах, словно считала эту тему неприличной. И то сказать, эксперты получают ещё меньше, взяток им никто не предлагает, работа их вообще не видна, а ответственности не меньше, чем у следователя. Но ведь трудятся, не сбегают. Потому что любят свое дело, борются с преступностью в меру сил и возможностей, а карьерных возможностей у них вообще никаких нет.
Один единственный раз Виолетта пошла на сделку с совестью, ради того, чтобы из дознавателей перейти в следователи. Она тогда добилась от избитого парня показаний, дескать, того сбила неизвестная машина. Но Ямщиков видел, как Виолетта переживала это свое грязное дело. Было совершенно очевидно, что больше подобное не повторится. В ней была этакая провинциальная порядочность, почти забытая в больших городах. А ещё - надежность, ей можно было доверять.
И в то же время она не относилась к категории борцов за правду, готовых биться за свои принципы не взирая на лица и обстоятельства. Таких борцов обычно просто выбрасывают за ворота, и на этом их обличительная деятельность и прочее диссидентство заканчиваются. У Виолетты хватало ума гнуть свою линию не подставляясь самой и не подставляя других. Она прекрасно понимала, что подлость гораздо сильней порядочности именно потому, что не брезгует подлыми приемами.
Ямщиков и сам не лез на рожон, начальству не перечил, предпочитая влиять на ситуацию таким образом, чтоб все равно получалось, как он того желал. Он любил свою работу и не хотел её терять, потому и вынужден был поднатореть в интригах. Но поскольку карьера, деньги, награды и тому подобная мишура его абсолютно не волновали, ему легко было переносить нелюбовь вышестоящих. Но все равно требовались единомышленники, собратья по духу. Виолетта вполне подходила, но требовалось её слегка поднатаскать в профессиональном плане.
Сегодня Ямщиков оказался в дежурной группе неслучайно, специально так подгадал. Наблюдая за Виолеттой, он с удовольствием отмечал, как она последовательно и четко фиксирует ситуацию во всех подробностях.
- Ну, что, Петрович, - повернулась к нему следователь Водянкина, будем закругляться? Вся мелочь карманная на местах, в том числе бумажник, и двадцать тысяч денег, и кольцо обручальное. Я только не пойму, из какого блокнота он листок вырвал, чтоб на гвоздь нацепить. В портфеле ничего такого нет. Ладно, будем выяснять, кто его видел последним и при каких обстоятельствах.
* * *
- Нет, не могу поверить, - кандидат в депутаты Ляпунов горестно покачал головой, - волевой человек, бывший офицер. Нет, Володя Сузиков не мог покончить с собой, это был настоящий боец. Как хотите, но что-то здесь нечисто.
- Мы тоже так думаем, Николай Игнатьевич, - Виолетта подняла глаза от протокола, - но хотелось бы понять, на чем основываются ваши подозрения.
- Володя был кристально честным человеком, поэтому распоряжался всеми финансами моего предвыборного штаба. Вчера он должен был уплатить типографии шестьдесят тысяч наличными за изготовление листовок. Перед этим зашел в Дом печати, пробежался по редакциям, и больше его никто не видел. Он оставил пальто в кабинете ответcтвенного секретаря газеты "Вечерний Екатеринбург", тот позвонил в мой штаб около пяти вечера, сильно сердитый, и сказал, что перенес одежду к дежурному по редакции, выпускающему номер. Тут мы встревожились и начали обзванивать все места, где Сузиков мог появляться. Кстати, за листовки он так и не расплатился. Шестьдесят тысяч рублей вы при нем не нашли?
- Нет, - Виолетта покачала головой, - только двадцать тысяч в бумажнике купюрами по тысяче рублей. Вам следует написать заявление о пропаже денег. Это очень важное обстоятельство, и будет лучше, если мы не ограничимся простой записью в протоколе. А что вы можете сказать о блокноте? У Сузикова имелся какой-нибудь блокнот?
- В этом отношении Володя был педант, записывал все. Это здорово потом помогало. Стандартный блокнот он заполнял от корки до корки дня за четыре. Во-первых, конспектировал все разговоры, встречи, всю информацию. Потом анализировал и фиксировал выводы. А во-вторых, на ходу набрасывал тезисы к своим статьям и моим выступлениям. Всегда таскал в портфеле три-четыре исписанных блокнота и парочку чистых.
- А враги у него были?
- Конечно! - утвердительно кивнул кандидат в депутаты. - Это же был честный, порядочный человек, так что врагов у него имелось в избытке. Он один из лидеров движения ограбленных вкладчиков, организатор общественной следственной комиссии по поиску пропавших капиталов. Вы же не занимаетесь прогоревшими финансовыми компаниями.
- Мы занимаемся преступлениями, предусмотренными уголовным кодексом, поморщилась Виолетта, - не наша вина, что Госдума воюет с журналистами и президентом вместо того, чтобы принимать законы.
- Вот поэтому я и баллотируюсь в Думу, - Ляпунов многозначительно поднял палец, - чтобы хоть чуть двинуть вперед эту колымагу.
Он начал развивать свои предвыборные идеи, словно оказался не на допросе у следователя, а на предвыборном собрании.
- Хорошо, вернемся к существу вопроса, - Виолетта прервала его излияния. - Кто, по вашему мнению, мог организовать покушение?
- Финансовые фирмы в первую очередь: "Деловой мир", местный филиал "МММ", "Ринг-инвест" - этих он сильнее всех зацепил. Но последние два месяца Володя занимался исключительно моей избирательной кампанией и никаких угроз не получал. И весь его актив занимался тем же, - Ляпунов задумался, развел руками. - Не знаю, что и предположить.
Резко зазвонил телефон, окончательно сбивая с мысли. Виолетта с раздражением подняла трубку.
- Водянкина? - она узнала голос начальника следственного отдела. Все, сворачивай это дело. Обычное самоубийство. Экспертиза даже капли алкоголя в крови не нашла, никаких внешних повреждений, ничего, что можно квалифицировать как насильственные действия в отношении потерпевшего. Смерть наступила от асфиксии. Так что пиши постановление о прекращении уголовного дела.
Виолетта не успела ни возразить, ни просто рта раскрыть, - начальник положил трубку. С несчастным видом девушка повернулась к свидетелю и пододвинула к нему протокол.
- Прочтите и подпишите. Дело закрывается, асфиксия. - Встретив непонимающий взгляд, пояснила: - Смерть от удушения. Экспертиза подтверждает самоубийство.
Она не стала вслушиваться в возмущенные возражения кандидата, хоть и глядела ему в глаза, и кивала понимающе. Мозг её работал в ином направлении. Продолжая кивать, Виолетта подняла трубку и набрала номер судмедморга. Ляпунов, поняв, что она занялась делом, тут же уставился в протокол и принялся внимательно читать, словно этот документ имел решающее значение для его избирательной кампании. В морге наконец ответили, и Виолетта пригласила патологоанатома, делавшего вскрытие.
- Знаешь, никаких сомнений, - отозвался на её вопрос "последний доктор", как частенько называют морговских хирургов, - даже обед в желудке сохранился. Чистый суицид. Единственное, что может вызвать вопросы кусочек черной пластмассы, застрявший между передними зубами. Я там записал, как положено, и приложил. Приходи за бумажками и сама смотри.
- Спасибо, через часок загляну, - Виолетта положила трубку.
Ляпунов продолжал сосредоточенно изучать свои ответы, зафиксированные в протоколе крупным понятным почерком. Виолетта открыла ящик стола и выложила черного игрушечного паука в полиэтиленовом пакете с привязанной картонной биркой. Как она раньше не обратила внимания? Одна из пластмассовых лапок на полсантиметра короче других. Надо было очень грубо затолкать в раскрытый рот задушенного Сузикова эту игрушку, чтобы одна из лапок отломилась. Кто-то хотел, чтобы у мертвеца в зубах нашли пластикового паука, но тот, очевидно, вывалился.
- Вы когда-нибудь видели такую игрушку? - Виолетта задала последний вопрос.
Но Ляпунов только пожал плечами. Он торопился. Выборы - горячее время.
Через час в кабинет заглянул капитан Ямщиков. Виолетта оторвалась от работы над постановлением и коротко обрисовала ситуацию, изложив версию с пауком.
- Напоминает омерту, - Ямщиков присел к столу на свидетельское место.
- Объясни, - Виолетта положила авторучку, подперла подбородок кулаками.
- Итальянское кино надо иногда смотреть, особенно про сицилийскую мафию, - назидательно сказал капитан.
- От своей блевать тянет, - Виолетта скорчила презрительную мину.
- Фи, мадмуазель, можно подумать, вас воспитывали в школе сержантов Советской Армии, - неодобрительно покачал головой капитан.
- С кем поведешься... - меланхолично заметила девушка.
- Ну да, - кивнул Ямщиков, - с тем и наберешься. Так вот, был даже такой фильм "Омерта - закон молчания". На Сицилии слишком разговорчивых находят с камнем во рту, чтоб другие поняли и придержали языки. Может, и этот паук имеет какое-то символическое значение?
- Может, - Виолетта пожала плечами. - Тут вот ещё какой момент. Сузиков имел при шестьдесят тысяч рублей для расчета с типографией. Деньги пропали, хоть и не все. Это раз. И ещё - Сузиков всегда, я подчеркиваю, всегда таскал с собой несколько блокнотов с записями по предвыборной кампании.
- Вот как, даже несколько? - удивился Ямщиков. - Хотел бы я заглянуть хотя бы в один из них.
- Пропавшие блокноты - это два, - завершила свою мысль Виолетта. - Как думаешь, этого достаточно, чтобы продолжать расследование?
- Ох-хо-хо, - тяжко вздохнул капитан, - беда с этими молодыми. Ты ещё не поняла, что наше начальство не любит глухих дел? Не порти с ним отношения, после не восстановишь. Ты в записку предсмертную глянь, там же между строк читается: деньги, мол, схлыздил куда-то и не перенесу позора. Вот тебе и причина для самоубийства. Если ты этого не заметила, другой следователь сразу разберется и дело закроет.
- Но ведь это не записка вовсе, а кусок текста, вырванный из блокнота. Те, кто имитировал самоубийство, специально так сделали и блокноты унесли, чтобы мы этого не поняли.
- Молодец, девочка, - кивком поощрил её Ямщиков, - ещё одно усилие и ты поймешь причину убийства.
- Да я уже поняла, - безнадежно махнула рукой Виолетта, - политика. Надо разбираться, кому Сузиков дорогу перешел и что писал в своих блокнотах.
- Правильно, - согласился оперативник, - а это в течение пяти минут можно выяснить в штабе Ляпунова. И если выскочат ещё какие-то обстоятельства, как то: угрозы, нападения, провокации и так далее, можно будет снова поднять из архива эту папочку и возбудить хорошенькое уголовное дельце. Поняла? А сейчас не терзай начальство, заканчивай постановление и завязывай тесемочки на папке.
* * *
Безразличие и вялость владели Славкой. Он часами неподвижно лежал на кровати, сонно глядел в потолок и даже не прислушивался к бормотанию бабы Веры, переживавшей судьбы телевизионных персонажей. Такое его состояние опытный врач назвал бы посттравматическим синдромом. Психологический шок, вызванный нервным напряжением боя и ранением, помноженный на эмоциональный срыв, ввергли его в апатию, сделали практически недееспособным.
Ему требовалась помощь психотерапевта и поддержка близких. Но где их взять? Славка не мог рассказать правду даже соседкам, которые ухаживали за ним и бабой Верой. Наплел, что ночью избили на улице хулиганы. Всякий резкий звук бросал его в пот, напоминая выстрелы и щелканье рикошетирующих пуль. Яркий свет обжигал глаза пожаром, а запах пригоревшего маргарина с кухни вызывал приступ рвоты.
Иногда ему казалось, что все это лишь сон. Глупый, неимоверно затянувшийся сон. Что на самом деле он все тот же самый Славка Пермяков, мастер спорта по альпинизму, маляр-верхолаз, что ему надо проснуться, сесть на велосипед и ехать на работу, за город на радиостанцию, где осталась недокрашенная вышка. Покраску позарез надо закончить до морозов, иначе работу не примут и денег не выплатят. А без денег какие могут быть Гималаи?
Но он тут же с ужасом и содроганием вспоминал каменный стол судебно-медицинского морга, куда его вызвали для опознания останков, и обугленное тело матери, лежащее на боку. Скрюченное, с полусогнутыми руками, поднятыми к лицу. Судебный медик проговорился: "поза боксера". От высокой температуры сгибательные мышцы сокращаются...
Сны не имеют запахов. Это точно. Что угодно, только не запах. А там, в морге... Какой-то болван, не бывавший дальше собственной кухни, сочинил: "сладковатый запах горелого мяса". Подвести бы его к этому столу, чтоб вывернуло наизнанку от такой "сладости".
Мать торговала вечерами на уличном рынке, и её заживо сожгли рэкетиры. Просто для острастки, чтоб другие боялись. Облили бензином и подожгли. И никакая милиция не стала этим делом заниматься. Несчастный случай - никаких проблем. Тогда Славка сам пошел на уличный рынок, чтоб понять, как такое могло произойти в самом центре города на глазах у многих свидетелей.
Он тогда слишком прямо начал выяснять, слишком глупо повел себя, привлек внимание уличной банды. И что он мог один против нескольких? Очнулся в больнице с переломанными ребрами. И ещё раз убедился, что органы правопорядка либо бессильны, либо просто не хотят наказывать преступников. А пока лежал в больнице, лишился работы. Условия контракта не предусматривают перерывы в сезонной работе. Не можешь ты, радиовышку другие будут красить.
Так и получилось, что лишился не только матери, единственного близкого человека, но и заработка. А нет денег, нет и поездки в горы, а горы для Славки - смысл существования, истинная жизнь. Но самая горечь - чувствовать свою униженность перед разной мразью. Невозможно в таком состоянии жить, легче умереть. Он бы мог махнуть рукой, если б дело касалось только его лично, как-нибудь уж пережил. Но Славка должен был отомстить за жестокое убийство матери, чтобы снова почувствовать себя человеком.
Перестрелять бы всех тех подонков, да не из чего. Единственное оружие - нож для резки веревок. Ни литых бицепсов, ни сокрушительных кулаков, ничего такого. Только умение лазать по скальным стенам, управляться с альпинистским снаряжением и полное отсутствие страха высоты. Вот нападения сверху эти уличные отморозки ожидать никак не могли.
Он выслеживал их поздними вечерами, подстерегал, словно паук, хватал и уносил вверх по веревке, висящей вдоль стены высотного дома. Он проникал в окна и так же уходил. Его черный комбинезон растворялся в ночном мраке, а старухи шепотом пересказывали друг другу жуткие истории про Черного Паука, охотника на людей.
Славка знал, как зовут убийцу его матери, того подонка, что плескал бензин и чиркал спичкой, - Белый. Крепкий малый с тупой рожей полудебила и нагло-угрожающим взглядом. Неестественно белые, словно синтетические, волосы стояли на голове густым ежиком. Но добраться до этого гада оказалось непросто.
Когда Славка влез в окно его квартиры, Белому удалось уйти. Но осталась девушка, случайная гостья, и так уж получилось, что пришлось проводить её домой. А потом несколько дней нежданного счастья, нежности, любви. И снова проклятый Белый со своими бандитами прошелся грязными ногами, растоптал все и испакостил. И та девушка, Татьяна, снова оказалась у него в лапах. Он принудил рассказать её о Славкином жилье. Тот едва успел спуститься из окна по веревке, а квартиру разгромили до основания. И все местные уголовники принялись его искать.
Тут, правда, имелось ещё одно обстоятельство, имя которому - Серафим Будякин. Предвыборными плакатами с его физиономией все заборы оклеены. Угораздило же Славку сунуться в окно бандитской хаты как раз в тот момент, когда внутри этот самый Серафим Будякин прижимал к ногтю местного криминального босса. Чего только не случается в современной российской жизни! Знать, силен Серафим.
Сила его особенно ясно проявилась в том, какая охота сразу началась на Черного Паука. Но Славка нашел прибежище на чердаке педагогического колледжа и совершал оттуда дерзкие вылазки. А проклятый Белый никак не давался. Один раз Славка его уже на мушке держал, только курок спустить осталось, да Танька, предательница, закрыла собой. Это его буквально оглушило, раздавило. Понять мог: почему она вдруг оказалась с этим бандитом, ради чего так защищает?
Но не ушел Белый от возмездия. Сошлись-таки, можно сказать, лицом к лицу. Жаль только, что не один на один, а семеро на одного. Это был настоящий бой. Не с пустыми руками Славка тогда явился на лесобазу, где Белый распоряжался подпольным цехом по разливу поддельной водки. У Славки было ружье, но и у бандитов оказались пистолеты. Пороховой дым стлался до потолка, пули рикошетили от стен, звенели стреляные гильзы по бетонному полу, и хлестали струи спирта из продырявленных бочек.
У него первого кончились патроны. Только чудо и собственная решительность помогли вырваться из настоящего ада. Выбросился в окно. Порезанный, подстреленный отплевывался из почти игрушечной ракетницы. А потом спирт вспыхнул. И Славка своими глазами увидел, как выполз из огня обгорелый Белый, ставший совершенно черным, и как он издох. И тошнотворно смердело спаленным волосом, обугленной кожей и горелым мясом...
Но эти воспоминания не доставляли радости или удовлетворения, скорее, вызывали рвотный рефлекс. Просыпался страх, вгонявший в холодный пот. Славке мерещилось, что за ним пришли какие-то люди, не то бандиты, не то милиция, и сейчас придется держать ответ за содеянное, а потом отправляться на расправу. И вообще он нарушитель всех законов. Даже в чужую квартиру вселился совершенно незаконно. Убедил выжившую из ума старуху, что он ей какой-то родственник, да и валяется тут на кровати.
Преступник, со всех сторон преступник. Черный Паук. Убийца и вор. Деньги ещё украл, здоровенную коробку. Правда у тех же бандитов украл, но, если разбираться, то деньги эти жуликами сперва у нормальных людей изъяты...
Мысли путались, голова болела, ей откликалась раненая нога, ныла спина, начинало тошнить, и вообще жить не хотелось. Славка весь словно каменел, замирал неподвижно и старался ни о чем не думать. Когда всякие мысли и воспоминания прекращались, он чувствовал только опустошенность и безмерную усталость. Не хотелось шевелиться, только лежать неподвижно, с пустой безмысленной головой, лелея ноющую боль в зарастающем пулевом канале.
Раны и порезы на удивление быстро зажили, но к перемене погоды простреленная нога начинала ныть. И почти каждую ночь Славка просыпался от собственного крика, заново пережив во сне смертельный ужас последней схватки. Он тогда мысленно уже расстался с жизнью, это отложилось в подсознании и теперь всплывало по ночам, лишая покоя и сна. Славка лежал в темноте с открытыми глазами, раз за разом против собственной воли прокручивая в памяти страшные события, со временем совершенно не утратившие яркости, и чувствовал, что потихоньку сходит с ума. Он вставал, одевался, осторожно выходил из квартиры и отправлялся на ближайший перекресток.
МЕСТЬ ЧЕРНОГО ПАУКА
Дом предназначался к сносу, жильцов давно отселили, а над зданием успели основательно потрудиться мародеры. Или просто хозяйственные граждане, которые не могли спокойно глядеть, как пропадают вполне ещё пригодные дверные ручки, оконные шпингалеты и прочие скобяные и столярные изделия. Так что граждане выломали рамы и двери прямо с косяками, поотвинчивали сантехнику и всякие электросчетчики-выключатели, а в довершение разгрома разобрали по досочкам полы. Поэтому на первом этаже на месте пола остались только толстые темные балки с торчащими ржавыми гвоздями, висящие в метре над сухой землей и всяким мусором подполья.
На одной из балок повесился человек. Он лежал на земле, только голова задрана кверху. Руки сложены под грудью, словно покойник собирался приподняться на локтях. Петля из старой, позеленевшей медной проволоки не затянулась до конца, но для того, чтобы пережать трахею и сонную артерию, этого хватило. Хороший серый костюм со спины был совершенно чист, резко контрастируя с окружающей грязью.
Туго набитый портфель висел рядом на ржавом гвозде, а оставленная на балке недокуренная сигарета сгорела, превратившись в цилиндрик плотного пепла с прикушенным фильтром на конце. Еще на один кривой гвоздь была наколота бумажка, испещренная торопливым почерком. В общем, типичная картина интеллигентского самоубийства. У погибшего из нагрудного кармана пиджака торчали сложенные очки и картонная карточка с круглой государственной печатью, сообщавшая, что её владелец гр. Сузиков В. Я. является доверенным лицом кандидата в депутаты Государственной Думы Ляпунова Н. И.
Осень в этом году выдалась затяжная. Середина ноября, а снега до сих пор не выпадало, но по ночам подмораживало. И хотя на улице уже пригрело утреннее солнышко, здесь, под сумрачными сводами разрушающегося дома, сохранялся ночной холод, и изо ртов членов опергруппы клубился парок.
- Единственный вопрос, - произнес капитан Ямщиков, - где его пальто? Уже месяц по крайней мере никто налегке из дому не выходит.
- Почему именно пальто? - задала контрвопрос следователь Водянкина. Может, кожаная куртка, и он её снял перед самоубийством? А какой-нибудь бомж наткнулся да и спер.
- Вы, Виолетта Сергеевна, молодой следственный работник, потому не навострились пока с первого взгляда определять, что такие люди ходят в пальто, с шарфом и при шляпе. Они играют в шахматы, читают стихи наизусть и щепетильны в вопросах чести. Наверняка в предсмертной записке какой-нибудь афоризм и просьба никого не винить. - Капитан хитро прищурился сообщил: Кожаные куртки обычно коротковаты, пиджак из-под неё торчать будет. Поэтому уважающие себя мужчины носят более длинную верхнюю одежду. Для плаща уже холодновато, а вот пальто в самый раз будет.
- Ну, мужские вкусы и привычки вам лучше знать. И насчет афоризма вы, пожалуй, тоже правы, - Виолетта сняла с гвоздя бумажку. - Тут буквально следующее: "Политическая смерть - это тоже смерть, но все-таки не тюрьма и не публичный позор!" Почерк несколько тороплив, как в студенческом конспекте, с пропусками букв и сокращениями. Тут дальше идут рассуждения по поводу позора. Видимо, покойный любил пофилософствовать.
Листок в клеточку, неровно вырванный из блокнота, оказался исписан с обеих сторон. Но блокнот, из которого он был вырван, ни в портфеле, ни в карманах пиджака обнаружен не был.
- Это убийство, - подвел итог Ямщиков, - умело спланированное, срежиссированное и выполненное заказное убийство. Работали професионалы, так что никаких следов мы не обнаружим. Они, правда, перемудрили слегка с запиской и верхнюю одежду где-то потеряли, но в возбуждении уголовного дела тебе наверняка откажут. В лучшем случае - дело о краже пальто. Ну, нет признаков насильственной смерти! Разве только судмедэкспертиза обнаружит в крови снотворное, яд или наркотики. Хотя и это... - оперативник безнадежно махнул рукой.
- А это ещё что такое? - Виолетта осторожно подхватила пинцетом маленького игрушечного паука из мягкого черного пластика. - Как это понимать?
Паучок лежал кверху лапками на земле, под подбородком погибшего. Водянкина аккуратно переправила его в полиэтиленовый пакет и неодобрительно покачала головой.
- Думаешь, хотят направить по ложному следу? - спросил Ямщиков. Валят на мифического Черного Паука?
- Ну, не такой уж он и мифический, - возразила Виолетта, - но ты, пожалуй, прав - это не соседские ребятишки потеряли. Это намек или прямой вызов. Кому-то Черный Паук встал поперек горла.
- Виола, - Ямщиков поглядел испытующе, - когда следователь сомнительную версию воспринимает как доказанный факт, это знаешь чем чревато?
- Знаю, - кивнула девушка, - служебным несоответствием и так далее вплоть. А если опер информацию не ловит, это чем-нибудь чревато?
- Для опера? - усмехнулся капитан. - Ничем. Либо информацию добудет другой, либо никто. Но если Черный Паук существует помимо бабьих сплетен и слухов, могла бы и поделиться со старшим товарищем. - В голосе его прозвучала наигранная обида. - А, впрочем, такая кличка в уголовных делах не фигурирует, так что можешь и дальше придерживать информацию, когда понадобится, я тебя и так расколю.
Опытный Ямщиков неназойливо шефствовал над молодым следователем. Он чувствовал в Виолетте будущего профессионала высокого класса. Данные у девушки были вполне подходящие: аналитический склад ума, цепкая память, внимательный взгляд, фиксирующий любую мелочь, быстрое соображение, спокойствие, усидчивость, способность сосредоточиться на главном. Особенно нравилась готовность учиться. Некоторые следователи, из молодых да ранние, наделенные непомерным самолюбием и амбициями, даже простой совет воспринимали, как попытку уличить их в некомпетентности, щетинились и огрызались. Допустив следственную ошибку, они зачастую продолжали гнуть эту ошибочную линию, пытаясь доказать свою правоту, заводя следствие в тупик, держа под арестом невиновных и упуская настоящего преступника.
К сожалению, таких было слишком много. Они любили порассуждать о маленькой зарплате, дескать, как тут не начнешь брать взятки, о том, что не дают квартиры, не ценят, не берегут, не уважают, не отмечают. Получалось, что все вокруг им должны, а с них самих и спроса нет, поскольку не обеспечены надлежащие условия. Но, несмотря на постоянные жалобы, жили они вполне прилично, покупали автомашины, широкоэкранные телевизоры и дачи. А получив квартиру, как правило, тут же увольнялись, чтобы перейти в адвокаты, юрисконсульты солидных дельцов, в банковскую "безопасность" или малопонятный бизнес.
Те же, что оставались в органах, лезли из шкуры, делая карьеру, угождали начальству, подсиживали друг друга, закладывали и подставляли своих, радуясь чужим провалам и неудачам. Они стряпали заказные дела, фабриковали доказательства, запугивали свидетелей и втихую истязали подследственных, и меньше всего их интересовала борьба с преступностью. Просто они оказались на этой работе. Занимайся они чем-то иным, все равно точно так же ломились бы вверх по служебной лестнице, ставя подножки тем, кто рядом, и гадя на головы тем, кто ниже.
Виолетта никогда не говорила о деньгах, словно считала эту тему неприличной. И то сказать, эксперты получают ещё меньше, взяток им никто не предлагает, работа их вообще не видна, а ответственности не меньше, чем у следователя. Но ведь трудятся, не сбегают. Потому что любят свое дело, борются с преступностью в меру сил и возможностей, а карьерных возможностей у них вообще никаких нет.
Один единственный раз Виолетта пошла на сделку с совестью, ради того, чтобы из дознавателей перейти в следователи. Она тогда добилась от избитого парня показаний, дескать, того сбила неизвестная машина. Но Ямщиков видел, как Виолетта переживала это свое грязное дело. Было совершенно очевидно, что больше подобное не повторится. В ней была этакая провинциальная порядочность, почти забытая в больших городах. А ещё - надежность, ей можно было доверять.
И в то же время она не относилась к категории борцов за правду, готовых биться за свои принципы не взирая на лица и обстоятельства. Таких борцов обычно просто выбрасывают за ворота, и на этом их обличительная деятельность и прочее диссидентство заканчиваются. У Виолетты хватало ума гнуть свою линию не подставляясь самой и не подставляя других. Она прекрасно понимала, что подлость гораздо сильней порядочности именно потому, что не брезгует подлыми приемами.
Ямщиков и сам не лез на рожон, начальству не перечил, предпочитая влиять на ситуацию таким образом, чтоб все равно получалось, как он того желал. Он любил свою работу и не хотел её терять, потому и вынужден был поднатореть в интригах. Но поскольку карьера, деньги, награды и тому подобная мишура его абсолютно не волновали, ему легко было переносить нелюбовь вышестоящих. Но все равно требовались единомышленники, собратья по духу. Виолетта вполне подходила, но требовалось её слегка поднатаскать в профессиональном плане.
Сегодня Ямщиков оказался в дежурной группе неслучайно, специально так подгадал. Наблюдая за Виолеттой, он с удовольствием отмечал, как она последовательно и четко фиксирует ситуацию во всех подробностях.
- Ну, что, Петрович, - повернулась к нему следователь Водянкина, будем закругляться? Вся мелочь карманная на местах, в том числе бумажник, и двадцать тысяч денег, и кольцо обручальное. Я только не пойму, из какого блокнота он листок вырвал, чтоб на гвоздь нацепить. В портфеле ничего такого нет. Ладно, будем выяснять, кто его видел последним и при каких обстоятельствах.
* * *
- Нет, не могу поверить, - кандидат в депутаты Ляпунов горестно покачал головой, - волевой человек, бывший офицер. Нет, Володя Сузиков не мог покончить с собой, это был настоящий боец. Как хотите, но что-то здесь нечисто.
- Мы тоже так думаем, Николай Игнатьевич, - Виолетта подняла глаза от протокола, - но хотелось бы понять, на чем основываются ваши подозрения.
- Володя был кристально честным человеком, поэтому распоряжался всеми финансами моего предвыборного штаба. Вчера он должен был уплатить типографии шестьдесят тысяч наличными за изготовление листовок. Перед этим зашел в Дом печати, пробежался по редакциям, и больше его никто не видел. Он оставил пальто в кабинете ответcтвенного секретаря газеты "Вечерний Екатеринбург", тот позвонил в мой штаб около пяти вечера, сильно сердитый, и сказал, что перенес одежду к дежурному по редакции, выпускающему номер. Тут мы встревожились и начали обзванивать все места, где Сузиков мог появляться. Кстати, за листовки он так и не расплатился. Шестьдесят тысяч рублей вы при нем не нашли?
- Нет, - Виолетта покачала головой, - только двадцать тысяч в бумажнике купюрами по тысяче рублей. Вам следует написать заявление о пропаже денег. Это очень важное обстоятельство, и будет лучше, если мы не ограничимся простой записью в протоколе. А что вы можете сказать о блокноте? У Сузикова имелся какой-нибудь блокнот?
- В этом отношении Володя был педант, записывал все. Это здорово потом помогало. Стандартный блокнот он заполнял от корки до корки дня за четыре. Во-первых, конспектировал все разговоры, встречи, всю информацию. Потом анализировал и фиксировал выводы. А во-вторых, на ходу набрасывал тезисы к своим статьям и моим выступлениям. Всегда таскал в портфеле три-четыре исписанных блокнота и парочку чистых.
- А враги у него были?
- Конечно! - утвердительно кивнул кандидат в депутаты. - Это же был честный, порядочный человек, так что врагов у него имелось в избытке. Он один из лидеров движения ограбленных вкладчиков, организатор общественной следственной комиссии по поиску пропавших капиталов. Вы же не занимаетесь прогоревшими финансовыми компаниями.
- Мы занимаемся преступлениями, предусмотренными уголовным кодексом, поморщилась Виолетта, - не наша вина, что Госдума воюет с журналистами и президентом вместо того, чтобы принимать законы.
- Вот поэтому я и баллотируюсь в Думу, - Ляпунов многозначительно поднял палец, - чтобы хоть чуть двинуть вперед эту колымагу.
Он начал развивать свои предвыборные идеи, словно оказался не на допросе у следователя, а на предвыборном собрании.
- Хорошо, вернемся к существу вопроса, - Виолетта прервала его излияния. - Кто, по вашему мнению, мог организовать покушение?
- Финансовые фирмы в первую очередь: "Деловой мир", местный филиал "МММ", "Ринг-инвест" - этих он сильнее всех зацепил. Но последние два месяца Володя занимался исключительно моей избирательной кампанией и никаких угроз не получал. И весь его актив занимался тем же, - Ляпунов задумался, развел руками. - Не знаю, что и предположить.
Резко зазвонил телефон, окончательно сбивая с мысли. Виолетта с раздражением подняла трубку.
- Водянкина? - она узнала голос начальника следственного отдела. Все, сворачивай это дело. Обычное самоубийство. Экспертиза даже капли алкоголя в крови не нашла, никаких внешних повреждений, ничего, что можно квалифицировать как насильственные действия в отношении потерпевшего. Смерть наступила от асфиксии. Так что пиши постановление о прекращении уголовного дела.
Виолетта не успела ни возразить, ни просто рта раскрыть, - начальник положил трубку. С несчастным видом девушка повернулась к свидетелю и пододвинула к нему протокол.
- Прочтите и подпишите. Дело закрывается, асфиксия. - Встретив непонимающий взгляд, пояснила: - Смерть от удушения. Экспертиза подтверждает самоубийство.
Она не стала вслушиваться в возмущенные возражения кандидата, хоть и глядела ему в глаза, и кивала понимающе. Мозг её работал в ином направлении. Продолжая кивать, Виолетта подняла трубку и набрала номер судмедморга. Ляпунов, поняв, что она занялась делом, тут же уставился в протокол и принялся внимательно читать, словно этот документ имел решающее значение для его избирательной кампании. В морге наконец ответили, и Виолетта пригласила патологоанатома, делавшего вскрытие.
- Знаешь, никаких сомнений, - отозвался на её вопрос "последний доктор", как частенько называют морговских хирургов, - даже обед в желудке сохранился. Чистый суицид. Единственное, что может вызвать вопросы кусочек черной пластмассы, застрявший между передними зубами. Я там записал, как положено, и приложил. Приходи за бумажками и сама смотри.
- Спасибо, через часок загляну, - Виолетта положила трубку.
Ляпунов продолжал сосредоточенно изучать свои ответы, зафиксированные в протоколе крупным понятным почерком. Виолетта открыла ящик стола и выложила черного игрушечного паука в полиэтиленовом пакете с привязанной картонной биркой. Как она раньше не обратила внимания? Одна из пластмассовых лапок на полсантиметра короче других. Надо было очень грубо затолкать в раскрытый рот задушенного Сузикова эту игрушку, чтобы одна из лапок отломилась. Кто-то хотел, чтобы у мертвеца в зубах нашли пластикового паука, но тот, очевидно, вывалился.
- Вы когда-нибудь видели такую игрушку? - Виолетта задала последний вопрос.
Но Ляпунов только пожал плечами. Он торопился. Выборы - горячее время.
Через час в кабинет заглянул капитан Ямщиков. Виолетта оторвалась от работы над постановлением и коротко обрисовала ситуацию, изложив версию с пауком.
- Напоминает омерту, - Ямщиков присел к столу на свидетельское место.
- Объясни, - Виолетта положила авторучку, подперла подбородок кулаками.
- Итальянское кино надо иногда смотреть, особенно про сицилийскую мафию, - назидательно сказал капитан.
- От своей блевать тянет, - Виолетта скорчила презрительную мину.
- Фи, мадмуазель, можно подумать, вас воспитывали в школе сержантов Советской Армии, - неодобрительно покачал головой капитан.
- С кем поведешься... - меланхолично заметила девушка.
- Ну да, - кивнул Ямщиков, - с тем и наберешься. Так вот, был даже такой фильм "Омерта - закон молчания". На Сицилии слишком разговорчивых находят с камнем во рту, чтоб другие поняли и придержали языки. Может, и этот паук имеет какое-то символическое значение?
- Может, - Виолетта пожала плечами. - Тут вот ещё какой момент. Сузиков имел при шестьдесят тысяч рублей для расчета с типографией. Деньги пропали, хоть и не все. Это раз. И ещё - Сузиков всегда, я подчеркиваю, всегда таскал с собой несколько блокнотов с записями по предвыборной кампании.
- Вот как, даже несколько? - удивился Ямщиков. - Хотел бы я заглянуть хотя бы в один из них.
- Пропавшие блокноты - это два, - завершила свою мысль Виолетта. - Как думаешь, этого достаточно, чтобы продолжать расследование?
- Ох-хо-хо, - тяжко вздохнул капитан, - беда с этими молодыми. Ты ещё не поняла, что наше начальство не любит глухих дел? Не порти с ним отношения, после не восстановишь. Ты в записку предсмертную глянь, там же между строк читается: деньги, мол, схлыздил куда-то и не перенесу позора. Вот тебе и причина для самоубийства. Если ты этого не заметила, другой следователь сразу разберется и дело закроет.
- Но ведь это не записка вовсе, а кусок текста, вырванный из блокнота. Те, кто имитировал самоубийство, специально так сделали и блокноты унесли, чтобы мы этого не поняли.
- Молодец, девочка, - кивком поощрил её Ямщиков, - ещё одно усилие и ты поймешь причину убийства.
- Да я уже поняла, - безнадежно махнула рукой Виолетта, - политика. Надо разбираться, кому Сузиков дорогу перешел и что писал в своих блокнотах.
- Правильно, - согласился оперативник, - а это в течение пяти минут можно выяснить в штабе Ляпунова. И если выскочат ещё какие-то обстоятельства, как то: угрозы, нападения, провокации и так далее, можно будет снова поднять из архива эту папочку и возбудить хорошенькое уголовное дельце. Поняла? А сейчас не терзай начальство, заканчивай постановление и завязывай тесемочки на папке.
* * *
Безразличие и вялость владели Славкой. Он часами неподвижно лежал на кровати, сонно глядел в потолок и даже не прислушивался к бормотанию бабы Веры, переживавшей судьбы телевизионных персонажей. Такое его состояние опытный врач назвал бы посттравматическим синдромом. Психологический шок, вызванный нервным напряжением боя и ранением, помноженный на эмоциональный срыв, ввергли его в апатию, сделали практически недееспособным.
Ему требовалась помощь психотерапевта и поддержка близких. Но где их взять? Славка не мог рассказать правду даже соседкам, которые ухаживали за ним и бабой Верой. Наплел, что ночью избили на улице хулиганы. Всякий резкий звук бросал его в пот, напоминая выстрелы и щелканье рикошетирующих пуль. Яркий свет обжигал глаза пожаром, а запах пригоревшего маргарина с кухни вызывал приступ рвоты.
Иногда ему казалось, что все это лишь сон. Глупый, неимоверно затянувшийся сон. Что на самом деле он все тот же самый Славка Пермяков, мастер спорта по альпинизму, маляр-верхолаз, что ему надо проснуться, сесть на велосипед и ехать на работу, за город на радиостанцию, где осталась недокрашенная вышка. Покраску позарез надо закончить до морозов, иначе работу не примут и денег не выплатят. А без денег какие могут быть Гималаи?
Но он тут же с ужасом и содроганием вспоминал каменный стол судебно-медицинского морга, куда его вызвали для опознания останков, и обугленное тело матери, лежащее на боку. Скрюченное, с полусогнутыми руками, поднятыми к лицу. Судебный медик проговорился: "поза боксера". От высокой температуры сгибательные мышцы сокращаются...
Сны не имеют запахов. Это точно. Что угодно, только не запах. А там, в морге... Какой-то болван, не бывавший дальше собственной кухни, сочинил: "сладковатый запах горелого мяса". Подвести бы его к этому столу, чтоб вывернуло наизнанку от такой "сладости".
Мать торговала вечерами на уличном рынке, и её заживо сожгли рэкетиры. Просто для острастки, чтоб другие боялись. Облили бензином и подожгли. И никакая милиция не стала этим делом заниматься. Несчастный случай - никаких проблем. Тогда Славка сам пошел на уличный рынок, чтоб понять, как такое могло произойти в самом центре города на глазах у многих свидетелей.
Он тогда слишком прямо начал выяснять, слишком глупо повел себя, привлек внимание уличной банды. И что он мог один против нескольких? Очнулся в больнице с переломанными ребрами. И ещё раз убедился, что органы правопорядка либо бессильны, либо просто не хотят наказывать преступников. А пока лежал в больнице, лишился работы. Условия контракта не предусматривают перерывы в сезонной работе. Не можешь ты, радиовышку другие будут красить.
Так и получилось, что лишился не только матери, единственного близкого человека, но и заработка. А нет денег, нет и поездки в горы, а горы для Славки - смысл существования, истинная жизнь. Но самая горечь - чувствовать свою униженность перед разной мразью. Невозможно в таком состоянии жить, легче умереть. Он бы мог махнуть рукой, если б дело касалось только его лично, как-нибудь уж пережил. Но Славка должен был отомстить за жестокое убийство матери, чтобы снова почувствовать себя человеком.
Перестрелять бы всех тех подонков, да не из чего. Единственное оружие - нож для резки веревок. Ни литых бицепсов, ни сокрушительных кулаков, ничего такого. Только умение лазать по скальным стенам, управляться с альпинистским снаряжением и полное отсутствие страха высоты. Вот нападения сверху эти уличные отморозки ожидать никак не могли.
Он выслеживал их поздними вечерами, подстерегал, словно паук, хватал и уносил вверх по веревке, висящей вдоль стены высотного дома. Он проникал в окна и так же уходил. Его черный комбинезон растворялся в ночном мраке, а старухи шепотом пересказывали друг другу жуткие истории про Черного Паука, охотника на людей.
Славка знал, как зовут убийцу его матери, того подонка, что плескал бензин и чиркал спичкой, - Белый. Крепкий малый с тупой рожей полудебила и нагло-угрожающим взглядом. Неестественно белые, словно синтетические, волосы стояли на голове густым ежиком. Но добраться до этого гада оказалось непросто.
Когда Славка влез в окно его квартиры, Белому удалось уйти. Но осталась девушка, случайная гостья, и так уж получилось, что пришлось проводить её домой. А потом несколько дней нежданного счастья, нежности, любви. И снова проклятый Белый со своими бандитами прошелся грязными ногами, растоптал все и испакостил. И та девушка, Татьяна, снова оказалась у него в лапах. Он принудил рассказать её о Славкином жилье. Тот едва успел спуститься из окна по веревке, а квартиру разгромили до основания. И все местные уголовники принялись его искать.
Тут, правда, имелось ещё одно обстоятельство, имя которому - Серафим Будякин. Предвыборными плакатами с его физиономией все заборы оклеены. Угораздило же Славку сунуться в окно бандитской хаты как раз в тот момент, когда внутри этот самый Серафим Будякин прижимал к ногтю местного криминального босса. Чего только не случается в современной российской жизни! Знать, силен Серафим.
Сила его особенно ясно проявилась в том, какая охота сразу началась на Черного Паука. Но Славка нашел прибежище на чердаке педагогического колледжа и совершал оттуда дерзкие вылазки. А проклятый Белый никак не давался. Один раз Славка его уже на мушке держал, только курок спустить осталось, да Танька, предательница, закрыла собой. Это его буквально оглушило, раздавило. Понять мог: почему она вдруг оказалась с этим бандитом, ради чего так защищает?
Но не ушел Белый от возмездия. Сошлись-таки, можно сказать, лицом к лицу. Жаль только, что не один на один, а семеро на одного. Это был настоящий бой. Не с пустыми руками Славка тогда явился на лесобазу, где Белый распоряжался подпольным цехом по разливу поддельной водки. У Славки было ружье, но и у бандитов оказались пистолеты. Пороховой дым стлался до потолка, пули рикошетили от стен, звенели стреляные гильзы по бетонному полу, и хлестали струи спирта из продырявленных бочек.
У него первого кончились патроны. Только чудо и собственная решительность помогли вырваться из настоящего ада. Выбросился в окно. Порезанный, подстреленный отплевывался из почти игрушечной ракетницы. А потом спирт вспыхнул. И Славка своими глазами увидел, как выполз из огня обгорелый Белый, ставший совершенно черным, и как он издох. И тошнотворно смердело спаленным волосом, обугленной кожей и горелым мясом...
Но эти воспоминания не доставляли радости или удовлетворения, скорее, вызывали рвотный рефлекс. Просыпался страх, вгонявший в холодный пот. Славке мерещилось, что за ним пришли какие-то люди, не то бандиты, не то милиция, и сейчас придется держать ответ за содеянное, а потом отправляться на расправу. И вообще он нарушитель всех законов. Даже в чужую квартиру вселился совершенно незаконно. Убедил выжившую из ума старуху, что он ей какой-то родственник, да и валяется тут на кровати.
Преступник, со всех сторон преступник. Черный Паук. Убийца и вор. Деньги ещё украл, здоровенную коробку. Правда у тех же бандитов украл, но, если разбираться, то деньги эти жуликами сперва у нормальных людей изъяты...
Мысли путались, голова болела, ей откликалась раненая нога, ныла спина, начинало тошнить, и вообще жить не хотелось. Славка весь словно каменел, замирал неподвижно и старался ни о чем не думать. Когда всякие мысли и воспоминания прекращались, он чувствовал только опустошенность и безмерную усталость. Не хотелось шевелиться, только лежать неподвижно, с пустой безмысленной головой, лелея ноющую боль в зарастающем пулевом канале.
Раны и порезы на удивление быстро зажили, но к перемене погоды простреленная нога начинала ныть. И почти каждую ночь Славка просыпался от собственного крика, заново пережив во сне смертельный ужас последней схватки. Он тогда мысленно уже расстался с жизнью, это отложилось в подсознании и теперь всплывало по ночам, лишая покоя и сна. Славка лежал в темноте с открытыми глазами, раз за разом против собственной воли прокручивая в памяти страшные события, со временем совершенно не утратившие яркости, и чувствовал, что потихоньку сходит с ума. Он вставал, одевался, осторожно выходил из квартиры и отправлялся на ближайший перекресток.