Страница:
Сухие пункты учетных документов показывали боевой путь командира боевой машины, взвода и полуроты, тренинг на курсах офицерской переподготовки, присвоение очередных воинских званий, пребывание в госпиталях, награждение орденами и медалями. В представлениях вышестоящих командиров скупо упоминались умелые действия храброго добровольца, но доклады тайной полевой жандармерии фиксировали предосудительные беседы с младшими по званию.
В перерывах между боями Кордо продолжал разоблачать войну как схватку олигархов за богатую добычу. Агенты записали его слова: «Нам, простым тарогам, людям и ломам, эта война не нужна. Ценой наших смертей богатые станут еще богаче». Уличенный в недозволенных высказываниях, Кордо был переведен в подразделение «нирендуф» – что-то вроде штрафного батальона. После трех сражений, едва не увенчавших войну победой Кьелтарогга, горстка выживших получила высокие награды и отправлена в тыловой учебный центр, где из ветеранов формировались отборные соединения. Вот уж всем новостям новость: до сих пор Андрей ничего не слышал про такой эпизод жизни Кордо.
Агентурные сводки оккупантов были богато проиллюстрированы видеоклипами с митингов набиравшего популярность партийного вожака. Референт республиканской контрразведки отмечал, что Ваглайч нередко возвращается к своим предвоенным лозунгам о необходимости союза тарогов и людей. Он также выступал против популярного шовинистского концепта, полагавшего тарогов высшей расой, а всех остальных – низшими существами, которые пытаются уничтожить Кьелтарогга из простой биологической ненависти.
Составители информационного материала не упустили возможности поиронизировать над ограниченными полицейскими чиновниками, записавшими в досье идиотский вывод: «Интернационализм Ваглайча лишает его политическую карьеру перспективы. Безобидный болтун не представляет интереса». К числу самых опасных тарогских политиков оккупанты причислили молодого Ладуги Радвайла, который в те времена был мэром средних размеров мегаполиса, позже участвовал в заговоре против режима Кордо, загремел в концлагерь, а после 9-й Галвойны стал яростным коллаборационистом и первым президентом Конфедерации.
Само собой, Андрей скопировал этот материал в директорию, где хранились все сведения о Ваглайче. Он был готов немедленно вставить новые подробности в свою старую рукопись, однако сдержался, потому что понимал: вскоре в Сети появится полное досье – вот с ним-то и нужно будет работать. Пока же ему достались информационные обрывки в интерпретации малограмотных журналистов.
Вернувшаяся из-под душа «златоискательница» завтракать не пожелала и потребовала вызвать такси. Андрей охотно выполнил ее желание в надежде никогда больше с этой особой не встречаться. К сожалению, пришлось заплатить за отправку ненужного груза, но душевное спокойствие того стоит. Он без сожаления закрыл дверь за нечаянной гостьей: интересны лишь те женщины, которых приходится завоевывать.
Часы показывали 13:28 – скоро поезд. Андрей выкинул в мусоропровод одноразовые тарелку и вилку, затем отправил туда же пластиковый стакан, из которого выпил минеральной водички. По случаю официального приема пришлось побриться и надеть костюм с галстуком. Такси уже дожидалось у балкона. Перемахнув на заднее сиденье, он велел киберводиле гнать на вокзал.
Когда-то в древности земной континент нарекли по имени мореплавателя Америго Веспуччи. Топонимику планеты Калиюга начал формировать экипаж одноименного звездолета, прибывшего в систему Дзеты Геркулеса (она же Августа, спектральный класс G0 IV, 32 световых года от Солнца) чуть больше двух веков назад. Материк, на котором обосновался консультант Машукевич, был назван Фрейя в честь подружки командира корабля Августа Понге, место посадки на плоскогорье в центре континента получило имя штурмана Эвридики Карлиан, а поселок на берегу громадной бухты на западном побережье второй пилот нарек Кракенбургом. Потом они придумали названия для других материков, океанов и главных горных вершин, проявив не слишком богатую фантазию, но после пятимесячного межзвездного путешествия можно простить многое.
Так, по воле первооткрывателей в предпоследний день весны монорельсовый экспресс, разогнавшись до половины скорости звука, уносил Андрея из Кракенбурга в столицу континента город Эвридика. Во избежание пьянки с попутчиком или занудного флирта с попутчицей он купил билет в одноместное купе и провел почти двухчасовое путешествие за просмотром творчества профессора Фролова.
Судя по монографиям и статьям, Максим Анисимович относился к ученому племени добросовестных компиляторов. Собственных концепций не генерировал, усердно подбирая факты, не противоречащие устоявшимся догмам. Такая позиция, весьма полезная для карьеры, могла стать опасной при внезапном изменении официальных установок. Поэтому профессор не брался за глобальные проблемы. Все работы Фролова были посвящены уточнению деталей в хорошо исследованных областях. Осторожный человек этот Фролов, даже удивительно, что с благосклонностью ответил на письмо Андрея.
Маршрутный аэробус, отловленный на привокзальной площади, за считаные минуты привез кандидата в аспиранты на станцию посреди университетского кампуса. Выстроенное в стиле средневековых замков здание истфака соседствовало с ультрамодерновым небоскребом административного корпуса. Замок оказался малонаселенным – вероятно, семестр уже закончился, студенты сдали зачеты и теперь готовились к экзаменам.
Схема размещения кафедр и аудиторий была высечена на плите темного мрамора в глубине вестибюля напротив входа. С легкой ностальгией Андрей читал полузабытые, а то и малопонятные названия вроде кафедры искусства внеземных цивилизаций, центра изучения древних языков или лаборатории архивной эвристики и математического моделирования. Нужная ему кафедра находилась на восьмом этаже.
До назначенного времени оставалось минут двадцать, поэтому Андрей, поднявшись на лифте, побродил по лабиринту коридоров, читая названия. Когда-то он с нетерпением ждал, когда же кончится надоевшее время ученичества, но сейчас было приятно вернуться в атмосферу лекций, семинаров, аудиторий, конференц-залов. Здесь бурлила совсем другая жизнь, во многом непохожая на ту, к которой приучил его шоу-бизнес… Лаборатория прикладной этнологии, кафедра истории Калиюги, музей космической археологии, лаборатория истории Ломандара при кафедре истории Галактики… Ну вот и добрался: на обитой искусственной кожей двери красовалась табличка:
Максим Анисимович радушно поздоровался, усадил гостя в мягкое кресло, даже кофе предложил. Андрей вежливо отказался – кто знает, какой кофе варят в этом доме, а пить бурду он отвык.
Пробежав пальцами по сенсорам клавиатуры, профессор открыл какой-то файл, бегло проглядел и начал:
– Меня заинтересовало ваше предложение, подобными темами кафедра до сих пор не занималась, но можно попробовать. Только, простите великодушно, хотел бы уточнить некоторые моменты, которые не отражены в вашем резюме. Как я понимаю, вы родились на Калиюге, большую часть из своих тридцати двух лет учились, причем университет заканчивали весьма престижный. Почему же, если не секрет, выбрали нашу провинциальную аспирантуру?
– Я на Добраве случайно оказался. В год, когда заканчивал школу, отца туда командировали. Он инженер-строитель, конструировал орбитальные комплексы, потом руководил монтажными работами и вводом в эксплуатацию. Так я получил аттестат в Порфире, там же в универ поступил.
– Факультет истории материальной культуры Эйнштейновского университета в городе Порфир, – прочитал профессор. – Да уж, столица Добравы… Какая специализация?
– Историко-технологическая. Наука и техника прошлого, методы датировки событий, считывание мыслей, – Андрей вернулся к прежнему вопросу. – Когда я был на четвертом курсе, родители улетели домой на Калиюгу, а я остался. Закончил основной курс, потом три года в магистратуре, еще три – в армии. Последние четыре года – инженер-консультант при видеокомпании.
Смысла его работы Фролов не понял, и Андрей объяснил, что «25-й век – Спрут» наладил поточное производство мыльных опер на исторические темы, но режиссеры и сценаристы ни черта в истории не понимают. Поэтому нужен консультант, который будет объяснять, чем одежда или оружие двадцать второго века отличается от тех же аксессуаров шестнадцатого. Профессор захохотал и подтвердил, что бывает смешно, если на экранах появляется персонаж в одежде совсем другой эпохи. Андрей подавил ухмылку: проблема была не только в одежде. Дай волю видеоневеждам, так Пушкин ехал бы на дуэль в автомобиле Форда и дрался с Дантесом на рыцарских мечах…
– Значит, выбрали наш университет из соображений планетного патриотизма, – резюмировал Фролов.
– Ну, вообще-то я разослал сотню резюме, – признался Андрей. – Получил положительные ответы из Эйнштейновского, даже из Военно-космической академии. Но мне, конечно, удобнее на своей планете, чтобы не прерывать работы.
– Похвально… – Кажется, ответ произвел впечатление на завкафедрой. – Тема диплома на степень бакалавра – «Кордо Ваглайч и поражение Федерации Кьелтарогга» – ну, заезженная колея… А вот диплом магистра – «Развитие бронетехники в период Девятой Галактической войны». Согласен, тут уж чисто военная история. И какую же тему вы бы хотели выбрать для диссертации?
– Что-нибудь вроде «Влияние оружейно-технического прогресса на эволюцию военного искусства в период между Седьмой и Девятой Галактическими войнами». У меня есть несколько публикаций по этой проблеме.
– Вижу, – проворчал Фролов. – Недлинный список, но издания авторитетные. Только некорректно вы, голубчик, сформулировали, путаете причины и следствия. Общеизвестно, что оружие развивается под влиянием опыта войн, а никак не наоборот. Желаете поспорить?
Профессор выжидательно посмотрел на посетителя. «Раз предлагают, можно поспорить», – решил Андрей и сказал:
– Согласен, оружие рождается из опыта войн. Однако новое оружие изменяет формы боевых действий: огнестрельное оружие, танки, авиация, космические боевые комплексы.
Он напомнил, что вскоре после 7-й Галактической появились портативные антигравы, а веком позже создание компактных межзвездных двигателей привело к рождению нового класса машин – пехотных гиперлетов типа «Носорог». Отпала нужда ради высадки тактического десанта посылать большие войсковые транспорты или перебрасывать астропехоту на крейсерах и эсминцах. «Носорог» вмещал батальон со всей штатной техникой, перевозил это подразделение на десятки световых лет и поддерживал действия пехоты сильным огнем бортового оружия. Разумеется, такие гиперлеты не могли сравниться по мощности залпа с боевыми кораблями даже третьего ранга, но были вполне пригодны при решении тактических задач. Астропехота стала намного мобильнее, а боевые корабли освободились от несвойственных им функций…
– Вы считаете это столь важным? – удивился заметно растерявшийся профессор.
– А как же! – вскричал Андрей, запрыгивая на любимого конька. – На смену громадным танкам типа «гекатонхейр», для переброски которых требовались мегатоннажные транспорты, пришли машины нового поколения…
Замахав руками, Максим Анисимович сказал, что верит. Затем продолжил задумчиво:
– Порой может оказаться полезным, если историк разбирается в технике. Много лет назад я работал над диссертацией по событиям Четвертой мировой войны и был потрясен: по всем параметрам боевая техника Южного Альянса не уступала, а то и превосходила оружие северян. Орбитальные крепости Халифата были больше размерами и лучше вооружены, южане построили огромный флот орбитальных и трансорбитальных космолетов. Я уже не говорю о громадной наземной армии, которую составляли миллионы отлично вымуштрованных солдат-фанатиков, готовых на самопожертвование. И тем не менее Объединенные Силы Северной Евразии всего за неделю завоевали полное господство в околоземном пространстве, после чего начали разрушать вражескую инфраструктуру и развернули штурм лунных крепостей, в то время как американская армия подавила путч «черных шахидов», ну и так далее.
– Да, без глубокого знания технологических нюансов сложно понять эти события, – усмехнулся Андрей. – И как же вы смогли выкрутиться?
– Отделался общими словами о качественном превосходстве американо-евразийского блока, вставил немного цитат из военно-технических журналов и монографий, хотя смысл этих заумностей до меня совершенно не доходил… – Профессор отмахнулся, смущенно гримасничая. – Ну, само собой, сделал упор на политкорректные рассуждения: дескать, война против кровожадных фундаменталистов, стремившихся вернуть человечество в средневековое мракобесие, носила заведомо прогрессивный характер, а потому большинство не поддержало ваххабитов.
– Ну, не совсем так… – Машукевич замялся, с трудом пытаясь сформулировать замечания таким образом, чтобы потенциальный научный руководитель не слишком обиделся. – Известно высказывание президента Виктории Базальт, что большинство было как раз-таки неправо… Кажется, лет через сто после той войны вышла превосходная книга Вернера фон Нахтигаля «История, выкованная оружием», там целая глава посвящена Четвертой мировой…
– Не осилил, – с виноватым видом признался Фролов. – А монография Денизы О'Корнер была слишком резкой, в духе признанных ошибочными оценок леди Базальт. Мне и поручили эту тему, чтобы развеять концепцию «победы продвинутого меньшинства».
Андрей смекнул, что не стоит продолжать спор, и закивал, сделав сосредоточенное лицо. Официальная версия 4-й Мировой войны давно устоялась и выглядела незыблемой. Считалось дурным тоном упоминать, что китайцам пришлось попросту вырезать миллионы уйгурских повстанцев-сепаратистов, или что за исламистами пошли толпы люмпенов, которые не приняли прогресса. В действительности Халифат проиграл, поскольку фанатики истребили свою научно-техническую элиту.
Исламисты пользовались оружием и амуницией устаревшего образца, их техника производилась на предприятиях Европы и Америки, но то были изделия прошлого и позапрошлого поколений. Причем вожди-богословы, в силу своей гуманитарной ущербности, просто не понимали преимуществ новейших технологий, а соплеменников-интеллектуалов ненавидели по причине граничившей с атеизмом оппозиционности последних. Согласно достоверным источникам почти всех умных людей власти Южного Альянса частично перебили, а остальные эмигрировали. Мышление военных лидеров Халифата оставалось на уровне двадцатого века, они искренне полагали, что большая пушка лучше маленькой, поэтому строили громадные орбитальные мониторы. И некому было подсказать безумным имамам, что важен не размер оружия, а его начинка…
Только считается неприличным упоминать эти факты – потомки проигравших обвинят в расизме. Для гуманитарных наук вообще характерно изобилие запретных идей, доводов и суждений. Любое объективное и правдивое исследование неминуемо кого-нибудь обидит. Историки вынуждены заботиться, чтобы обиженных было как можно меньше, так что приходится писать не правду, а приятные для большинства сусальные сказочки.
Торопливо сменив тему, Андрей признался:
– У меня пробелы по вспомогательным дисциплинам. Я увлекался историей войн и военной техники, но не любил источниковедение, а также…
– Ваши университетские оценки не имеют значения, – пренебрежительно произнес Максим Анисимович. – Для нашей работы нужен исследователь, а не ходячий компьютер, умеющий запоминать имена и даты. Погрузившись в тему, вы станете единственным специалистом в этой области.
– Значит, я смогу работать над военной историей?
– Безусловно. Предлагаю вам тему кандидатской диссертации «Эволюция оперативного искусства и военной техники под влиянием боевых действий в системе Альганга». Тема кажется банальной, но после тех сражений военное дело сильно изменилось.
– Наши генералы правильно поняли опыт предыдущей войны, когда Кьелтарогга наказал публов.
– Такова общепринятая концепция, но те события плохо изучены. Попытайтесь выявить новые факты, связь событий на этом участке с общим ходом событий на всем фронте, проанализируйте замыслы и последующие решения командования сторон на всех уровнях. Только помните: вы пишете не сценарий авантюрного боевика, не скандальную статью для бульварной прессы, но серьезное научное исследование. Вам придется тщательно думать над каждой формулировкой, над каждым утверждением, над каждым выводом. Вы обязаны скрупулезно отбирать лишь самые надежные факты, достоверность которых подтверждается разными источниками.
Поняв, что время дискуссий закончилось, Андрей послушно кивал, внимая ценным директивным указаниям. Дождавшись паузы, он осторожно поинтересовался:
– Мы ограничимся системой Альганга? Насколько я помню, обычно говорят о сражении за целое звездное скопление.
Критику профессор воспринял без обид и согласился:
– Возможно, вы правы. Через некоторое время, когда погрузитесь в материал, мы с вами уточним границы работы. – Он продолжил задумчиво: – С этим сражением связана какая-то загадка. Я пытался разобраться, но встретил не меньше десятка оценок, противоречащих одна другой.
– Довольно странно для ситуации, когда сражение закончилось без явной победы одной из сторон.
– В том-то и дело, голубчик… – Фролов вздохнул. – Должен признаться, тут замешан личный интерес. Ведь генерал Теодор Лестер, командир Сто четырнадцатого корпуса, доводится мне двоюродным дедом. Он унес тайну в могилу, но тайна есть, у меня не осталось сомнений… – Разнервничавшись, профессор проглотил таблетку, запил газировкой. – Дед Тео был веселым жизнерадостным человеком, любил шумно погулять и выпить, даже в преклонные годы ухаживал за хорошенькими женщинами. И этот жизнелюб становился мрачным и неразговорчивым всякий раз, когда его спрашивали о том сражении. Однажды – ему было под девяносто, а я окончил университет и готовился к аспирантуре – он вдруг сказал мне: «Никто никогда не узнает правду про Альганг». Я удивился и спросил: «Правда слишком ужасна?» Он нахмурился, резко бросил: «Правды вообще нет на этом свете!» Вдруг у старика потекли слезы, и он сказал: «Меня, победителя, отблагодарили по всем правилам – выгнали, словно собаку». Конечно, я попытался успокоить деда, а сам тем временем вспоминал, что же мне известно об этом периоде Девятой Галактической. Наконец я спросил в лоб: мол, в чем проблема, если ты одержал победу? Он всхлипнул и сказал странную вещь: «Нашлись умники, которые объявили, что я вовсе не победил. Начальников было слишком много. До того дошло, что мне какие-то майоры из штаба фронта приказы отдавали. Сначала говорили – держи оборону, потом – отступай, потом – отбивай оставленные позиции… Я даже перестал понимать, чьи приказы должен выполнять и что считать победой…» Больше мы к этой теме не возвращались. А через месяц дед отправился на лодке рыбачить и не вернулся. Нашли на следующий день на берегу – инфаркт, а личного сигнализатора дед не признавал, так что… сами понимаете.
Судьба старика тронула Андрея, и он осведомился:
– Никаких намеков, что он имел в виду?
– Никаких, – подтвердил Максим Анисимович. – Сразу после завершения боев за то скопление генерал Лестер был неожиданно отстранен от командования корпусом и отправлен в тыл с понижением – заместителем командира центра обучения и переформирования пехотных подразделений. Его сын, двоюродный брат моей матери, рассказывал, что старик сильно переживал эту несправедливость и, скажем прямо, немного запил. А в нетрезвом виде, сами понимаете, язык развязывается, так что он мог сболтнуть лишнего. Короче, как только война закончилась, центр подготовки был закрыт, для заслуженного боевого генерала не нашлось вакансии, поэтому деда просто уволили на пенсию.
Излом генеральской судьбы показался знакомым. Тогдашний президент Союза Солнечных Миров не страдал излишками гуманизма и был скор на расправу. Возможно, генерал Лестер не слишком любезно принял избрание нового главы государства, к тому же мог не скрывать симпатий к либеральному довоенному руководству. В таком случае просто чудо, как легко отделался профессорский дедушка.
Впрочем, выслушав соображения свежеиспеченного соискателя, Фролов решительно возразил: дескать, Лестер голосовал за Енисейского еще на предыдущих выборах, был горячим сторонником жесткого курса и просто боготворил нового президента, за что имел неприятности от прежнего руководства военного ведомства. По словам Максима Анисимовича, Лестер даже участвовал в генеральской фронде, лидером которой считался будущий министр обороны маршал Ханг.
Оставив до лучших времен неразрешимые загадки прошлого, они быстро покончили формальности с анкетами. Фролов заверил, что на ближайшем заседании ученый совет утвердит тему диссертации. Подмигнув, профессор поделился планами создать при кафедре лабораторию истории технологий, для которой понадобится толковый руководитель с подходящей научной степенью.
Идея возглавить лабораторию показалась Андрею приятной, но не слишком лестной. В чем-то маэстро Паккарди прав: заработки в шоу-бизнесе не сравнить с мизерным профессорским жалованьем. Отказываться он, конечно, не стал: кто знает, как улягутся карты судьбы. Всегда полезно иметь запасной антиграв для экстренного приземления.
Внезапно реле памяти громко щелкнуло, и Андрей растерянно проговорил:
– Как же я мог забыть… Мой дед в системе Альганга воевал. Сержант астропехоты. Надо будет расспросить его с пристрастием.
– Замечательно! – обрадовался профессор. – Всякий раз, когда не хватает материалов, начинайте описывать героический подвиг какого-нибудь солдата или сержанта, который один сдерживал наступление целого космического флота в течение суток!
Фролов хохотнул, но был ошеломлен ответной репликой Андрея:
– Не сутки, а два часа. Максимум – три.
– Почему так недолго? – не понял Максим Анисимович.
– Эти подразделения назывались «двухчасовые патрули», – объяснил Андрей. – Им ставилась задача продержаться до прихода подкрепления. Обычно большие корабли и бронелеты с пехотой прибывали в течение двух часов или не прибывали вообще.
Ошеломленный профессор потребовал, чтобы соискатель Машукевич обязательно написал об этом хотя бы небольшую – на полторы-две тысячи слов – статью для тематического сборника. Фролов был абсолютно прав: ни в одном историческом труде сей факт не упоминался. История – наука, построенная на умолчании неэстетичных фактов.
Глава 3
В перерывах между боями Кордо продолжал разоблачать войну как схватку олигархов за богатую добычу. Агенты записали его слова: «Нам, простым тарогам, людям и ломам, эта война не нужна. Ценой наших смертей богатые станут еще богаче». Уличенный в недозволенных высказываниях, Кордо был переведен в подразделение «нирендуф» – что-то вроде штрафного батальона. После трех сражений, едва не увенчавших войну победой Кьелтарогга, горстка выживших получила высокие награды и отправлена в тыловой учебный центр, где из ветеранов формировались отборные соединения. Вот уж всем новостям новость: до сих пор Андрей ничего не слышал про такой эпизод жизни Кордо.
Агентурные сводки оккупантов были богато проиллюстрированы видеоклипами с митингов набиравшего популярность партийного вожака. Референт республиканской контрразведки отмечал, что Ваглайч нередко возвращается к своим предвоенным лозунгам о необходимости союза тарогов и людей. Он также выступал против популярного шовинистского концепта, полагавшего тарогов высшей расой, а всех остальных – низшими существами, которые пытаются уничтожить Кьелтарогга из простой биологической ненависти.
Составители информационного материала не упустили возможности поиронизировать над ограниченными полицейскими чиновниками, записавшими в досье идиотский вывод: «Интернационализм Ваглайча лишает его политическую карьеру перспективы. Безобидный болтун не представляет интереса». К числу самых опасных тарогских политиков оккупанты причислили молодого Ладуги Радвайла, который в те времена был мэром средних размеров мегаполиса, позже участвовал в заговоре против режима Кордо, загремел в концлагерь, а после 9-й Галвойны стал яростным коллаборационистом и первым президентом Конфедерации.
Само собой, Андрей скопировал этот материал в директорию, где хранились все сведения о Ваглайче. Он был готов немедленно вставить новые подробности в свою старую рукопись, однако сдержался, потому что понимал: вскоре в Сети появится полное досье – вот с ним-то и нужно будет работать. Пока же ему достались информационные обрывки в интерпретации малограмотных журналистов.
Вернувшаяся из-под душа «златоискательница» завтракать не пожелала и потребовала вызвать такси. Андрей охотно выполнил ее желание в надежде никогда больше с этой особой не встречаться. К сожалению, пришлось заплатить за отправку ненужного груза, но душевное спокойствие того стоит. Он без сожаления закрыл дверь за нечаянной гостьей: интересны лишь те женщины, которых приходится завоевывать.
Часы показывали 13:28 – скоро поезд. Андрей выкинул в мусоропровод одноразовые тарелку и вилку, затем отправил туда же пластиковый стакан, из которого выпил минеральной водички. По случаю официального приема пришлось побриться и надеть костюм с галстуком. Такси уже дожидалось у балкона. Перемахнув на заднее сиденье, он велел киберводиле гнать на вокзал.
Когда-то в древности земной континент нарекли по имени мореплавателя Америго Веспуччи. Топонимику планеты Калиюга начал формировать экипаж одноименного звездолета, прибывшего в систему Дзеты Геркулеса (она же Августа, спектральный класс G0 IV, 32 световых года от Солнца) чуть больше двух веков назад. Материк, на котором обосновался консультант Машукевич, был назван Фрейя в честь подружки командира корабля Августа Понге, место посадки на плоскогорье в центре континента получило имя штурмана Эвридики Карлиан, а поселок на берегу громадной бухты на западном побережье второй пилот нарек Кракенбургом. Потом они придумали названия для других материков, океанов и главных горных вершин, проявив не слишком богатую фантазию, но после пятимесячного межзвездного путешествия можно простить многое.
Так, по воле первооткрывателей в предпоследний день весны монорельсовый экспресс, разогнавшись до половины скорости звука, уносил Андрея из Кракенбурга в столицу континента город Эвридика. Во избежание пьянки с попутчиком или занудного флирта с попутчицей он купил билет в одноместное купе и провел почти двухчасовое путешествие за просмотром творчества профессора Фролова.
Судя по монографиям и статьям, Максим Анисимович относился к ученому племени добросовестных компиляторов. Собственных концепций не генерировал, усердно подбирая факты, не противоречащие устоявшимся догмам. Такая позиция, весьма полезная для карьеры, могла стать опасной при внезапном изменении официальных установок. Поэтому профессор не брался за глобальные проблемы. Все работы Фролова были посвящены уточнению деталей в хорошо исследованных областях. Осторожный человек этот Фролов, даже удивительно, что с благосклонностью ответил на письмо Андрея.
Маршрутный аэробус, отловленный на привокзальной площади, за считаные минуты привез кандидата в аспиранты на станцию посреди университетского кампуса. Выстроенное в стиле средневековых замков здание истфака соседствовало с ультрамодерновым небоскребом административного корпуса. Замок оказался малонаселенным – вероятно, семестр уже закончился, студенты сдали зачеты и теперь готовились к экзаменам.
Схема размещения кафедр и аудиторий была высечена на плите темного мрамора в глубине вестибюля напротив входа. С легкой ностальгией Андрей читал полузабытые, а то и малопонятные названия вроде кафедры искусства внеземных цивилизаций, центра изучения древних языков или лаборатории архивной эвристики и математического моделирования. Нужная ему кафедра находилась на восьмом этаже.
До назначенного времени оставалось минут двадцать, поэтому Андрей, поднявшись на лифте, побродил по лабиринту коридоров, читая названия. Когда-то он с нетерпением ждал, когда же кончится надоевшее время ученичества, но сейчас было приятно вернуться в атмосферу лекций, семинаров, аудиторий, конференц-залов. Здесь бурлила совсем другая жизнь, во многом непохожая на ту, к которой приучил его шоу-бизнес… Лаборатория прикладной этнологии, кафедра истории Калиюги, музей космической археологии, лаборатория истории Ломандара при кафедре истории Галактики… Ну вот и добрался: на обитой искусственной кожей двери красовалась табличка:
В предбаннике немолодой дяденька в лабораторной робе степенно беседовал с немолодой же теткой, сидевшей за секретарским монитором. Кажется, они обсуждали, как проведут отпуск, но с появлением посетителя разговор прервался. Узнав о цели его визита, тетка, приветливо улыбнувшись, показала на дверь в кабинет шефа. На мгновение Андрей почувствовал неловкость, потому как очень не любил резко менять неплохо налаженную жизнь. Однако замешательство быстро прошло, и он решительно постучал.Кафедра истории новейшего времени
заведующий кафедрой проф. М. А. Фролов
Максим Анисимович радушно поздоровался, усадил гостя в мягкое кресло, даже кофе предложил. Андрей вежливо отказался – кто знает, какой кофе варят в этом доме, а пить бурду он отвык.
Пробежав пальцами по сенсорам клавиатуры, профессор открыл какой-то файл, бегло проглядел и начал:
– Меня заинтересовало ваше предложение, подобными темами кафедра до сих пор не занималась, но можно попробовать. Только, простите великодушно, хотел бы уточнить некоторые моменты, которые не отражены в вашем резюме. Как я понимаю, вы родились на Калиюге, большую часть из своих тридцати двух лет учились, причем университет заканчивали весьма престижный. Почему же, если не секрет, выбрали нашу провинциальную аспирантуру?
– Я на Добраве случайно оказался. В год, когда заканчивал школу, отца туда командировали. Он инженер-строитель, конструировал орбитальные комплексы, потом руководил монтажными работами и вводом в эксплуатацию. Так я получил аттестат в Порфире, там же в универ поступил.
– Факультет истории материальной культуры Эйнштейновского университета в городе Порфир, – прочитал профессор. – Да уж, столица Добравы… Какая специализация?
– Историко-технологическая. Наука и техника прошлого, методы датировки событий, считывание мыслей, – Андрей вернулся к прежнему вопросу. – Когда я был на четвертом курсе, родители улетели домой на Калиюгу, а я остался. Закончил основной курс, потом три года в магистратуре, еще три – в армии. Последние четыре года – инженер-консультант при видеокомпании.
Смысла его работы Фролов не понял, и Андрей объяснил, что «25-й век – Спрут» наладил поточное производство мыльных опер на исторические темы, но режиссеры и сценаристы ни черта в истории не понимают. Поэтому нужен консультант, который будет объяснять, чем одежда или оружие двадцать второго века отличается от тех же аксессуаров шестнадцатого. Профессор захохотал и подтвердил, что бывает смешно, если на экранах появляется персонаж в одежде совсем другой эпохи. Андрей подавил ухмылку: проблема была не только в одежде. Дай волю видеоневеждам, так Пушкин ехал бы на дуэль в автомобиле Форда и дрался с Дантесом на рыцарских мечах…
– Значит, выбрали наш университет из соображений планетного патриотизма, – резюмировал Фролов.
– Ну, вообще-то я разослал сотню резюме, – признался Андрей. – Получил положительные ответы из Эйнштейновского, даже из Военно-космической академии. Но мне, конечно, удобнее на своей планете, чтобы не прерывать работы.
– Похвально… – Кажется, ответ произвел впечатление на завкафедрой. – Тема диплома на степень бакалавра – «Кордо Ваглайч и поражение Федерации Кьелтарогга» – ну, заезженная колея… А вот диплом магистра – «Развитие бронетехники в период Девятой Галактической войны». Согласен, тут уж чисто военная история. И какую же тему вы бы хотели выбрать для диссертации?
– Что-нибудь вроде «Влияние оружейно-технического прогресса на эволюцию военного искусства в период между Седьмой и Девятой Галактическими войнами». У меня есть несколько публикаций по этой проблеме.
– Вижу, – проворчал Фролов. – Недлинный список, но издания авторитетные. Только некорректно вы, голубчик, сформулировали, путаете причины и следствия. Общеизвестно, что оружие развивается под влиянием опыта войн, а никак не наоборот. Желаете поспорить?
Профессор выжидательно посмотрел на посетителя. «Раз предлагают, можно поспорить», – решил Андрей и сказал:
– Согласен, оружие рождается из опыта войн. Однако новое оружие изменяет формы боевых действий: огнестрельное оружие, танки, авиация, космические боевые комплексы.
Он напомнил, что вскоре после 7-й Галактической появились портативные антигравы, а веком позже создание компактных межзвездных двигателей привело к рождению нового класса машин – пехотных гиперлетов типа «Носорог». Отпала нужда ради высадки тактического десанта посылать большие войсковые транспорты или перебрасывать астропехоту на крейсерах и эсминцах. «Носорог» вмещал батальон со всей штатной техникой, перевозил это подразделение на десятки световых лет и поддерживал действия пехоты сильным огнем бортового оружия. Разумеется, такие гиперлеты не могли сравниться по мощности залпа с боевыми кораблями даже третьего ранга, но были вполне пригодны при решении тактических задач. Астропехота стала намного мобильнее, а боевые корабли освободились от несвойственных им функций…
– Вы считаете это столь важным? – удивился заметно растерявшийся профессор.
– А как же! – вскричал Андрей, запрыгивая на любимого конька. – На смену громадным танкам типа «гекатонхейр», для переброски которых требовались мегатоннажные транспорты, пришли машины нового поколения…
Замахав руками, Максим Анисимович сказал, что верит. Затем продолжил задумчиво:
– Порой может оказаться полезным, если историк разбирается в технике. Много лет назад я работал над диссертацией по событиям Четвертой мировой войны и был потрясен: по всем параметрам боевая техника Южного Альянса не уступала, а то и превосходила оружие северян. Орбитальные крепости Халифата были больше размерами и лучше вооружены, южане построили огромный флот орбитальных и трансорбитальных космолетов. Я уже не говорю о громадной наземной армии, которую составляли миллионы отлично вымуштрованных солдат-фанатиков, готовых на самопожертвование. И тем не менее Объединенные Силы Северной Евразии всего за неделю завоевали полное господство в околоземном пространстве, после чего начали разрушать вражескую инфраструктуру и развернули штурм лунных крепостей, в то время как американская армия подавила путч «черных шахидов», ну и так далее.
– Да, без глубокого знания технологических нюансов сложно понять эти события, – усмехнулся Андрей. – И как же вы смогли выкрутиться?
– Отделался общими словами о качественном превосходстве американо-евразийского блока, вставил немного цитат из военно-технических журналов и монографий, хотя смысл этих заумностей до меня совершенно не доходил… – Профессор отмахнулся, смущенно гримасничая. – Ну, само собой, сделал упор на политкорректные рассуждения: дескать, война против кровожадных фундаменталистов, стремившихся вернуть человечество в средневековое мракобесие, носила заведомо прогрессивный характер, а потому большинство не поддержало ваххабитов.
– Ну, не совсем так… – Машукевич замялся, с трудом пытаясь сформулировать замечания таким образом, чтобы потенциальный научный руководитель не слишком обиделся. – Известно высказывание президента Виктории Базальт, что большинство было как раз-таки неправо… Кажется, лет через сто после той войны вышла превосходная книга Вернера фон Нахтигаля «История, выкованная оружием», там целая глава посвящена Четвертой мировой…
– Не осилил, – с виноватым видом признался Фролов. – А монография Денизы О'Корнер была слишком резкой, в духе признанных ошибочными оценок леди Базальт. Мне и поручили эту тему, чтобы развеять концепцию «победы продвинутого меньшинства».
Андрей смекнул, что не стоит продолжать спор, и закивал, сделав сосредоточенное лицо. Официальная версия 4-й Мировой войны давно устоялась и выглядела незыблемой. Считалось дурным тоном упоминать, что китайцам пришлось попросту вырезать миллионы уйгурских повстанцев-сепаратистов, или что за исламистами пошли толпы люмпенов, которые не приняли прогресса. В действительности Халифат проиграл, поскольку фанатики истребили свою научно-техническую элиту.
Исламисты пользовались оружием и амуницией устаревшего образца, их техника производилась на предприятиях Европы и Америки, но то были изделия прошлого и позапрошлого поколений. Причем вожди-богословы, в силу своей гуманитарной ущербности, просто не понимали преимуществ новейших технологий, а соплеменников-интеллектуалов ненавидели по причине граничившей с атеизмом оппозиционности последних. Согласно достоверным источникам почти всех умных людей власти Южного Альянса частично перебили, а остальные эмигрировали. Мышление военных лидеров Халифата оставалось на уровне двадцатого века, они искренне полагали, что большая пушка лучше маленькой, поэтому строили громадные орбитальные мониторы. И некому было подсказать безумным имамам, что важен не размер оружия, а его начинка…
Только считается неприличным упоминать эти факты – потомки проигравших обвинят в расизме. Для гуманитарных наук вообще характерно изобилие запретных идей, доводов и суждений. Любое объективное и правдивое исследование неминуемо кого-нибудь обидит. Историки вынуждены заботиться, чтобы обиженных было как можно меньше, так что приходится писать не правду, а приятные для большинства сусальные сказочки.
Торопливо сменив тему, Андрей признался:
– У меня пробелы по вспомогательным дисциплинам. Я увлекался историей войн и военной техники, но не любил источниковедение, а также…
– Ваши университетские оценки не имеют значения, – пренебрежительно произнес Максим Анисимович. – Для нашей работы нужен исследователь, а не ходячий компьютер, умеющий запоминать имена и даты. Погрузившись в тему, вы станете единственным специалистом в этой области.
– Значит, я смогу работать над военной историей?
– Безусловно. Предлагаю вам тему кандидатской диссертации «Эволюция оперативного искусства и военной техники под влиянием боевых действий в системе Альганга». Тема кажется банальной, но после тех сражений военное дело сильно изменилось.
– Наши генералы правильно поняли опыт предыдущей войны, когда Кьелтарогга наказал публов.
– Такова общепринятая концепция, но те события плохо изучены. Попытайтесь выявить новые факты, связь событий на этом участке с общим ходом событий на всем фронте, проанализируйте замыслы и последующие решения командования сторон на всех уровнях. Только помните: вы пишете не сценарий авантюрного боевика, не скандальную статью для бульварной прессы, но серьезное научное исследование. Вам придется тщательно думать над каждой формулировкой, над каждым утверждением, над каждым выводом. Вы обязаны скрупулезно отбирать лишь самые надежные факты, достоверность которых подтверждается разными источниками.
Поняв, что время дискуссий закончилось, Андрей послушно кивал, внимая ценным директивным указаниям. Дождавшись паузы, он осторожно поинтересовался:
– Мы ограничимся системой Альганга? Насколько я помню, обычно говорят о сражении за целое звездное скопление.
Критику профессор воспринял без обид и согласился:
– Возможно, вы правы. Через некоторое время, когда погрузитесь в материал, мы с вами уточним границы работы. – Он продолжил задумчиво: – С этим сражением связана какая-то загадка. Я пытался разобраться, но встретил не меньше десятка оценок, противоречащих одна другой.
– Довольно странно для ситуации, когда сражение закончилось без явной победы одной из сторон.
– В том-то и дело, голубчик… – Фролов вздохнул. – Должен признаться, тут замешан личный интерес. Ведь генерал Теодор Лестер, командир Сто четырнадцатого корпуса, доводится мне двоюродным дедом. Он унес тайну в могилу, но тайна есть, у меня не осталось сомнений… – Разнервничавшись, профессор проглотил таблетку, запил газировкой. – Дед Тео был веселым жизнерадостным человеком, любил шумно погулять и выпить, даже в преклонные годы ухаживал за хорошенькими женщинами. И этот жизнелюб становился мрачным и неразговорчивым всякий раз, когда его спрашивали о том сражении. Однажды – ему было под девяносто, а я окончил университет и готовился к аспирантуре – он вдруг сказал мне: «Никто никогда не узнает правду про Альганг». Я удивился и спросил: «Правда слишком ужасна?» Он нахмурился, резко бросил: «Правды вообще нет на этом свете!» Вдруг у старика потекли слезы, и он сказал: «Меня, победителя, отблагодарили по всем правилам – выгнали, словно собаку». Конечно, я попытался успокоить деда, а сам тем временем вспоминал, что же мне известно об этом периоде Девятой Галактической. Наконец я спросил в лоб: мол, в чем проблема, если ты одержал победу? Он всхлипнул и сказал странную вещь: «Нашлись умники, которые объявили, что я вовсе не победил. Начальников было слишком много. До того дошло, что мне какие-то майоры из штаба фронта приказы отдавали. Сначала говорили – держи оборону, потом – отступай, потом – отбивай оставленные позиции… Я даже перестал понимать, чьи приказы должен выполнять и что считать победой…» Больше мы к этой теме не возвращались. А через месяц дед отправился на лодке рыбачить и не вернулся. Нашли на следующий день на берегу – инфаркт, а личного сигнализатора дед не признавал, так что… сами понимаете.
Судьба старика тронула Андрея, и он осведомился:
– Никаких намеков, что он имел в виду?
– Никаких, – подтвердил Максим Анисимович. – Сразу после завершения боев за то скопление генерал Лестер был неожиданно отстранен от командования корпусом и отправлен в тыл с понижением – заместителем командира центра обучения и переформирования пехотных подразделений. Его сын, двоюродный брат моей матери, рассказывал, что старик сильно переживал эту несправедливость и, скажем прямо, немного запил. А в нетрезвом виде, сами понимаете, язык развязывается, так что он мог сболтнуть лишнего. Короче, как только война закончилась, центр подготовки был закрыт, для заслуженного боевого генерала не нашлось вакансии, поэтому деда просто уволили на пенсию.
Излом генеральской судьбы показался знакомым. Тогдашний президент Союза Солнечных Миров не страдал излишками гуманизма и был скор на расправу. Возможно, генерал Лестер не слишком любезно принял избрание нового главы государства, к тому же мог не скрывать симпатий к либеральному довоенному руководству. В таком случае просто чудо, как легко отделался профессорский дедушка.
Впрочем, выслушав соображения свежеиспеченного соискателя, Фролов решительно возразил: дескать, Лестер голосовал за Енисейского еще на предыдущих выборах, был горячим сторонником жесткого курса и просто боготворил нового президента, за что имел неприятности от прежнего руководства военного ведомства. По словам Максима Анисимовича, Лестер даже участвовал в генеральской фронде, лидером которой считался будущий министр обороны маршал Ханг.
Оставив до лучших времен неразрешимые загадки прошлого, они быстро покончили формальности с анкетами. Фролов заверил, что на ближайшем заседании ученый совет утвердит тему диссертации. Подмигнув, профессор поделился планами создать при кафедре лабораторию истории технологий, для которой понадобится толковый руководитель с подходящей научной степенью.
Идея возглавить лабораторию показалась Андрею приятной, но не слишком лестной. В чем-то маэстро Паккарди прав: заработки в шоу-бизнесе не сравнить с мизерным профессорским жалованьем. Отказываться он, конечно, не стал: кто знает, как улягутся карты судьбы. Всегда полезно иметь запасной антиграв для экстренного приземления.
Внезапно реле памяти громко щелкнуло, и Андрей растерянно проговорил:
– Как же я мог забыть… Мой дед в системе Альганга воевал. Сержант астропехоты. Надо будет расспросить его с пристрастием.
– Замечательно! – обрадовался профессор. – Всякий раз, когда не хватает материалов, начинайте описывать героический подвиг какого-нибудь солдата или сержанта, который один сдерживал наступление целого космического флота в течение суток!
Фролов хохотнул, но был ошеломлен ответной репликой Андрея:
– Не сутки, а два часа. Максимум – три.
– Почему так недолго? – не понял Максим Анисимович.
– Эти подразделения назывались «двухчасовые патрули», – объяснил Андрей. – Им ставилась задача продержаться до прихода подкрепления. Обычно большие корабли и бронелеты с пехотой прибывали в течение двух часов или не прибывали вообще.
Ошеломленный профессор потребовал, чтобы соискатель Машукевич обязательно написал об этом хотя бы небольшую – на полторы-две тысячи слов – статью для тематического сборника. Фролов был абсолютно прав: ни в одном историческом труде сей факт не упоминался. История – наука, построенная на умолчании неэстетичных фактов.
Глава 3
Хорошо в деревне летом
В порту его встретил отец. Разменяв седьмой десяток, Виктор Афанасьевич погрузнел, редеющая шевелюра засеребрилась седыми ниточками. Они обнялись – считай, больше года не виделись. Обстановка не располагала к обстоятельному разговору – несмотря на все изолирующие ухищрения, по залам непрерывно катались волны перегрузок и невесомости. Двигатели непрерывно взлетавших и садившихся межконтинентальных лайнеров нарушали поле притяжения.
– Когда я строил этот комплекс, мы не рассчитывали на такую интенсивность полетов, – виноватым тоном объяснил отец в машине.
Да уж, четверть века назад Металлика считалась глухим бесперспективным захолустьем – кажется, миллиона три населения на весь континент. По тем временам такой аэровокзал был чрезмерной роскошью. Никто не предвидел бурного экономического скачка и последующих веселых событий…
– Построй новый, – легкомысленно предложил Андрей.
– Уже работаем, – сообщил отец. – На северной окраине. Такую махину отгрохаем – на Земле и Добраве будут завидовать!
Семейными новостями делиться не стали: Андрей чуть не каждый месяц подолгу общался с родителями по видеофону, поэтому знал, кто из кузин вышел замуж и у кого из племянников родилась двойня. Про поступление в аспирантуру он сообщил еще позавчера. Тогда же узнал, что сельская родня готовит большую стрельбу, и охотно вызвался помочь.
– Какая у нас программа? – осведомился городской гость. – Большая пьянка, потом берем ружья и топаем пить на природе?
– Сначала побродим по лесу, – сообщил Виктор Афанасьевич. – Народ уже собрался, тебя ждут.
Он добавил: двоюродные братья поспорили, что стреляют лучше Андрея, что Пашка Напыльников пообещал свернуть башку, если столичный гость попробует подкатываться к его Роксанке, что брательник Савва прилетел еще вчера, что сестренка Снежана собралась замуж за хорошего парня. Полдороги Андрей лыбился, слушая милые деревенские новости, но потом папаша испортил-таки настроение, поинтересовавшись, когда намерен жениться младший наследник. Лаконичный ответ отца не удовлетворил.
– Когда я строил этот комплекс, мы не рассчитывали на такую интенсивность полетов, – виноватым тоном объяснил отец в машине.
Да уж, четверть века назад Металлика считалась глухим бесперспективным захолустьем – кажется, миллиона три населения на весь континент. По тем временам такой аэровокзал был чрезмерной роскошью. Никто не предвидел бурного экономического скачка и последующих веселых событий…
– Построй новый, – легкомысленно предложил Андрей.
– Уже работаем, – сообщил отец. – На северной окраине. Такую махину отгрохаем – на Земле и Добраве будут завидовать!
Семейными новостями делиться не стали: Андрей чуть не каждый месяц подолгу общался с родителями по видеофону, поэтому знал, кто из кузин вышел замуж и у кого из племянников родилась двойня. Про поступление в аспирантуру он сообщил еще позавчера. Тогда же узнал, что сельская родня готовит большую стрельбу, и охотно вызвался помочь.
– Какая у нас программа? – осведомился городской гость. – Большая пьянка, потом берем ружья и топаем пить на природе?
– Сначала побродим по лесу, – сообщил Виктор Афанасьевич. – Народ уже собрался, тебя ждут.
Он добавил: двоюродные братья поспорили, что стреляют лучше Андрея, что Пашка Напыльников пообещал свернуть башку, если столичный гость попробует подкатываться к его Роксанке, что брательник Савва прилетел еще вчера, что сестренка Снежана собралась замуж за хорошего парня. Полдороги Андрей лыбился, слушая милые деревенские новости, но потом папаша испортил-таки настроение, поинтересовавшись, когда намерен жениться младший наследник. Лаконичный ответ отца не удовлетворил.