Маша чуть помолчала, собираясь с мыслями:
   – Общее в нас то, что передается по наследству.
   – Что же именно передается?
   – Ну то, чем определяется один народ…
   – Менталитет, – помогла Марина ученице найти определение. – То есть мировоззрение. Получается, в нашем восприятии жизни есть нечто от восприятия наших предков?
   – Но ведь на самом деле этого нет! – простонала не терпящая подтасовок Ленка.
   – Давайте разберемся, подхватила Марина. − С виду вы действительно совсем не такие, по образу жизни – тоже. Но это все внешние отличия. А вот внутренние черты…
   – И внутренних нет! – крикнул с передней парты замкнутый очкастый Андрей, хороший ученик, но не любитель философских прений. Для него главной была программа, а не рассуждения «за жизнь».
   – Может быть, действительно нет. А может быть, мы просто о них не знаем…
   – Мы сами не знаем, чего у нас внутри?!
   – Разве такое невозможно? – возразила Марина. – Допустим, эти черты живут в нас незаметно для нас самих. Как, например, лейкоциты и эритроциты в крови. Есть люди, которые про них не знают…
   – Лейкоциты-эритроциты показывает анализ крови, – возразила Ленка, которая, кстати сказать, была дочерью врача.
   – Гены мировоззрения тоже проявляют себя. Ярче всего – в экстремальных ситуациях!
   – Каких это? – подозрительно спросил Алеша.
   – Любых, когда речь идет о жизни и смерти. Вы знаете, что наши спасатели и наша группа Альфа, к примеру, самые лучшие службы в мире?
   – Наконец-то у нас нашлось что-то самое лучшее, – с долей высокомерия заметил Дима. – А то мы всегда во всем отстаем…
   – Вот и это тоже. Другой пример общности поколений: склонность прислушиваться к чужому мнению, отнюдь не всегда доброжелательному и справедливому. Наши предки тоже позволяли себя ругать и сникали от всякой критики, без достаточных оснований принимая ее за правду.
   – Как же сникали, когда выстояли под Москвой? – кинулась Ленка спасать справедливость, теперь уже с позиций, отстаиваемых учительницей. – И вообще во всей войне?
   – В войне – да. Когда дело доходит до войны, включается другой внутренний механизм нашего веками сформировавшегося характера. Не приведи вам Бог воевать, но думаю, что тогда и вы бы его ощутили…
   – Ничего себе, – протянул Алеша. – Какой-такой механизм?
   – Полное напряжение сил для одной цели и достижение таковой, хотя бы она представлялась невозможной!
   – Так, что ли, из-за этого их прогнали – ну, гитлеровских фашистов? – не очень складно сформулировал вопрос Дима.
   – В общем, да. Однако подключились еще и обстоятельства, находящиеся вне границ человеческой воли, − сомневаясь, поймут ли ее, заметила Марина.
   – Какие? – спросило сразу несколько голосов. Марина с безмолвным удовлетворением увидела, что глаза большей части учеников обращены к ней, а не опущены вниз, как это бывает во время мероприятий для галочки. – Какие обстоятельства? – заинтересованно вопрошали в разных местах класса.
   – Генерал Мороз… – подсказал начитанный Андрей.
   – Да, генерал Мороз. С нашей стороны под Москвой стояли сибирские дивизии. Понятное дело, сибиряки с детства привыкли к самым низким температурам, – объяснила Марина. – Они еще мальчишками при такой погоде в снежки играли и, наверное, полушубки, запарившись, расстегивали, – с улыбкой добавила она. – Но для врагов, выросших в мягким германском климате, мороз стал настоящей проблемой…
   – А почему наше командование вызвало дивизии из Сибири? Оно что, заранее знало про мороз? – следуя своей по-детски четкой логике, уточнил Дима.
   – Нет, заранее на мороз не рассчитывали…
   Марина слегка запнулась: не далее как вчера ее муж, которого она называла просто Григорьич, рассказал ей на этот счет нечто удивительное. Правда, сведения не были рассчитаны на школьников и не упоминались ни в каких учебниках, ни в каких методических пособиях. Но если молодежь хочет знать о Московской битве со всех сторон…
   Класс хорошо изучил оттенки пауз, которые выдерживала учительница, – в каждом отдельном случае у них было свое значение. Сейчас имела место пауза раздумья. После нее должен был последовать какой-нибудь особый рассказ, что называется, сверх программы. И класс в своих предчувствиях не обманулся.
   – Видите ли, есть данные, что Гитлер занимался магией, как и его ближайшее окружение. Поэтому при ведении боевых действий, в частности в нашей стране, использовались оккультные методы.
   – А что такое «оккультные»? – тут же спросили в классе.
   – Магические, то есть с применением колдовства. Нечто вроде массового гипноза, который можно наслать на большое количество людей, – пояснила Марина.
   – Ничего себе! – присвистнул белобрысый Алеша.
   – Наши солдаты старались преодолеть свое странное состояние, даже не догадываясь о его причинах. Но безрезультатно! Видите ли, есть мнение, что один на один человек не может бороться с колдовством…
   – Почему «один на один»? Их же было много, наших солдат? – спросила дотошная Ленка.
   – Конечно, много – но перед магическим воздействием большинство из них оказался незащищенным и одиноким. А потом под Москву перебросили сибирские дивизии…
   – Ну а сибиряки? – Ленка продолжала доискиваться до сути. – Допустим, они привыкли к морозу – но как же магия? Почему на них не подействовал гипноз?
   – А сибиряки были призваны из тех мест, где еще сохранялись православные общины. На них были крестики, и они знали молитвы… Когда я говорила «один на один с колдовством», я имела в виду – без обращения к Богу…
   – И колдовство на них не подействовало? – серьезно спросил Алеша.
   – Как видите: после перемены дивизий в битве под Москвой произошел перелом военных действий. А в конечном счете она завершилась победой!
   В классе зашевелились, кто-то уже готов был крикнуть вместо привычного Марине «Ура!» тоже уже привычное «Вау!», когда зарождающийся шумок перечеркнул скептический возглас Андрея:
   – Да ведь так не бывает.
   – Чего не бывает?
   – Ничего, о чем вы сейчас рассказывали. Колдовство какое-то, молитвы от колдовства. Это ведь все сказки. А мы люди двадцать первого века.
   «Вот и дошли до субъективного восприятия, − подумала Марина.
   – Как говорится, против лома нет приема. Если человек чего-то не приемлет, ему нельзя привести убедительных доказательств. Потому что для него, лично для него, все они будут пустым звуком».
   – На этот счет каждый вправе иметь собственную точку зрения, − сказала она вслух. − Однако большинство людей разных веков признают, что есть понятия, существующие вне времени: добро и зло, например. Попробуем их персонифицировать, получается – Бог и дьявол.
   – Что ж, и дьявол, по-вашему, существует?
   – Между прочим, дьявол очень хочет, чтобы мы думали, что его нет! – выкрикнула со своего места Маша. – Потому что тогда можно его не бояться!
   – А почему я должен его бояться? – усмехнулся Андрей.
   – Потому что он может тебя погубить! Если ты этого не боишься, ты и не защищаешься, а если боишься, принимаешь меры…
   – Маша логически исходит от изречения «Предупрежден – значит, вооружен», – подсказала Марина.
   – А если я не хочу вооружаться против того, что не существует… как этот… Дон Кихот… ему тоже казалось, что ветряные мельницы – это какие-то страшные существа!
   – Наука отрицает существование дьявола, – солидно добавил круглолицый Дима.
   Марина взглянула на мобильный: сколько времени до конца урока. Ей захотелось рассказать классу о зафиксированных наукой эфирных формах, называемых минус-фемтообъектами. Это объекты сверхтонкого, невидимого простым глазом мира, имеющие отрицательный заряд. Знак заряда определялся в связи с тем, как объект воздействует на человека: проведенные опыты показывали, что этот минус вызывает в человеческом организме негативные процессы. Одним словом, приносит вред. Некоторые ученые определили такой заряд как «тяготеющий к полюсу зла». А потом удалось сделать фотографии в излучении, обычно не свойственном человеческому глазу…
   – И что же?.. – затаив дыхание, спросили в классе.
   – На снимках запечатлены существа, напоминающие змей, амеб, циклопов. Размеры их различны: от гигантских до карликовых. Иначе говоря, эти описания очень подходят к тому, как верующие люди представляют себе нечистую силу. А коль скоро она существует, то существует и колдовство – процесс общения человека с этой силой.
   – Вы говорили, как его… оккультизм, – вспомнил Дима.
   Марина махнула рукой:
   – Оккультизм, колдовство, магия, – это все синонимы. Еще эзотерика и экстрасенсорика и то, что обычно называют даром: «дар всеведения», «дар исцеления»… Это дары темных сил, точнее, не дары, а предмет сделки: человек получает не свойственные ему способности, за которые потом тяжело расплачивается… К тому же в этот процесс оказываются включены все, кто пользовался или любовался плодами такого «дара»…
   – Д-да, вот так живешь и не знаешь, что вокруг тебя полно колдунов, – дурашливо протянул белобрысый Алешка.
   Марина вздохнула: эти сказанные для смеха слова, к сожалению, звучали вполне правдоподобно. Уже дважды за свою жизнь она имела возможность в этом убедиться.
 
   Несколько лет назад у нее появилось кольцо, странным образом действовавшее на психику: она перестала контролировать собственную речь, а для учителя это катастрофа. Разве можно работать в школе, если несешь на уроках чушь, которой сама потом не помнишь? Спасибо, врачом, к которому обратилась Марина, оказался не кто иной, как Григорьич, с которым они потом поженились. Но сперва ее милый показал себя как гениальный психиатр: он заподозрил связь между внезапным психозом учительницы и ее новым кольцом. Проведенное им расследование показало, что кольцо выточено из человеческой кости. Много лет в северном лесу скрывалась одинокая могила старухи, которую односельчане считали ведьмой; вот даже не похоронили на кладбище. Потом могилу задел прокладывающий трассу бульдозер – косточки оказались сверху, и один мастер-косторез взял их из ямы на поделки…
 
   Это был первый случай, когда Марина столкнулась с такими явлениями, в которые никогда прежде не верила. Но они сами нашли Марину, сами пересекли ее жизненный путь, не спрашивая, признает ли она их право на существование. А она оставалась в полном неведение, что к чему и откуда берет исток ее внезапное умственное расстройство. Спасибо, на помощь пришел Григорьич, самоотверженно прояснявший ситуацию. Без него бы она, наверное, до сих пор носила это магическое кольцо, только уже не в школе, а в сумасшедшем доме, – потому что близость талисмана со временем должна была разрушить всю ее умственно-психическую сферу.
   После первой встречи с тайными силами Марине пришлось пережить вторую. В нынешний десятый класс, бывший тогда восьмым, пришел новый историк, Александр Львович Долмат. Нет, он не вел уроков, а только основал исторический кружок, в который попали семь восьмиклассниц. Больше ему, как оказалось впоследствии, и не нужно было. Из области истории Долмата интересовало только то, что на территории Крыма древние греки когда-то заложили ценнейший клад. А дальше начиналась сплошная эзотерика: этот клад можно найти не методом исследований, а куда более эффективным способом чутья на золото. Для этого надо превратить своих семерых учениц в медиумов – существа, которые добровольно утрачивают собственную волю, доверив ее на время гипнотизеру. А уж тот передаст дальше, в распоряжение этих самых минус-фемтообъектов, о которых сегодня рассказывала классу Марина.
   Девчонки соблазнились возможностью завладеть огромным богатством – Долмат постарался красочно расписать им содержание древнего клада. Правда, он не сказал, какова должна быть расплата… В конечном счете Марине с Григорьичем пришлось ехать на юг вслед за историческим кружком, чтобы охранять жизнь всех семи девчонок. Три из них сейчас сидят перед Мариной: Маша, Ленка да еще Рита, которая с недавнего времени предпочитает в классе молчать, а после уроков проповедует на улицах конец света. Это следствие психической травмы, которую получили девчонки в результате своего изыскательского предприятия. Они действительно нашли горсточку клада, которую вынесло морской волной в подземную пещерку, – но на украинской таможне все было отнято пограничниками. С тех пор горе-кладоискательницы впали в депрессию, каждая на свой лад. Двоих увезли за границу: одну путешествовать, другую – лечить абсолютно разладившуюся психику. Еще одна из девчонок, вынужденная жить с пьющей матерью, чуть не втянулась в наркомафию. Маша и Ленка со временем выправились сами, а вот Рита ждет со дня на день мировой катастрофы. Не просто ждет, но желает ее наступления. Последняя из семи, Катерина, в знак протеста подсела на таможне в машину к незнакомому человеку, обольстившему, как говорили в старину, ее невинность. Теперь она встречает подруг после уроков, гуляя в школьном дворе с коляской. Еще хорошо, что оставила ребеночка, – это теперь единственная ее радость и оправдание… А Долмат, руководивший поездкой, после всех событий стал постоянным обитателем психиатрической клиники. Григорьич на основе своего врачебного опыта уверяет, что это самый прогнозируемый исход для человека, занимающегося магий.
   Таким образом, найденный клад никому не пошел на пользу. Да и как иначе, если в дело замешано колдовство? Ведь приобретенное посредством злых сил никогда не приносит человеку счастья – начиная с Фауста, или, точней, с Адама и Евы, которые съели в раю подсунутое змеем яблоко.
 
   – Того, что я вам рассказала, нет в учебнике, – в заключение повторила Марина. – Но многие знают, что, к сожалению, это есть в жизни. А теперь давайте сделаем запись…
   Ученики послушно взялись за ручки. Сколько раз Марина наблюдала эту картину: в затихшем классе – согнутые спины и плечи, склоненные над тетрадками головы. Правда, к ее удовлетворению ходом урока примешивался вздох в адрес осанки ребят: некоторые только что не лежат на столах, как будто писать им надо языком… И все-таки учительское сердце радовалось тишине, чуть слышному шелесту тетрадей – атмосферой усердия к мудрости, незримо витающей в такие минуты над классными столами…
   – «Оборонительный период Московской битвы – с тридцатого сентября по четвертое декабря 1941-го года, наступательный период – с пятого декабря по двадцатое февраля 1042-го… – четко диктовала она. – Наиболее интенсивные бои и значительные победы наших сил – седьмого-восьмого января 1942-го…»
   – Так это же даты православных праздников, – сказала вдруг Маша Рыбакова. – Смотрите, четвертое декабря – праздник Божией Матери, а седьмое января – Рождество Христово!
   – Действительно, Рождество, – взглянув на доску, подтвердила Марина.
   – А Куликовская битва была в день Рождества Пресвятой Богородицы, и Ледовое побоище – тоже в Богородичный праздник!
   – Что-то уж слишком много совпадений, – недоверчиво фыркнул в Машину сторону Андрей. – Почему я должен этому верить?
   – Не веришь, проверь! Православный календарь продается в любой церковной лавке!
   – А на кой хрен мне сдался твой православный календарь?
   – На тот, чтобы сверить, – не отступала Маша. – Дни сражений известны, а в календаре даны даты праздников – вот и посмотришь сам, много ли таких «совпадений»! То есть совпадение это или закономерность! – возбужденно закончила она.
   – Правда, Марина Кирилловна? – послышалось в разных углах класса. – Действительно, это можно проверить?
   – Ну попробуйте, если хочется… – развела руками Марина. – Честно говоря, сама я такой проверки не проводила. Однако, как говорится, попытка не пытка… Только учтите, что даты праздников могут быть даны по старому стилю: для того, чтобы перевести его в новый, надо прибавить к числу тринадцать дней.
   – Что ж тогда получается? – с удивлением спросил Алеша. – Если действительно есть такая закономерность, выходит, нам с неба помогали – так, что ли?
   – Это вопрос личной веры, – повторила Марина. – Кстати, я сейчас вспомнила, что Куликовская битва действительно была в день Рождества Богоматери.
   По классу прошло некое шевеление: всколыхнулась часть учеников, до сего момента не заинтересованных разговором. Их внимание зацепил необычный факт – гляди-ка ты, основные русские победы приходятся на дни Богородичных праздников! В таких очевидных случаях следует отнестись к вопросу серьезно. Домыслы, чувства, даже логические выводы не столь важны для нынешней прагматично настроенной молодежи, как его величество факт.
   – А чего вы так удивляетесь? – крикнула одноклассникам Маша, едва ли не единственная здесь личность, ориентированная на восприятие души. – Наши предки всегда обращались к Богу и к Божией Матери! На поле боя брали с собой хоругви и Нерукотворного Спаса!
   – Кого брали? – переспросило несколько голосов. – У тебя какие-то слова странные, эти, как их… хоругви! И дальше тоже… нам непонятно!
   – Подожди, Маша, я сама объясню, – Марина кивнула девочке, чтобы села на место. – Это же наш уже пройденный материал, ребята, по истории Отечества. Хоругви – значит иконы на высоком древке, забыли? А стяг древнерусского воинства представляет из себя изображение Иисуса Христа, называемое Нерукотворным Спасом…
   – Ага, вспомнил! – закричал Алеша. – Мы еще смотреть на него ходили, в какой-то музей! Скажи, Димыч? – толкнул он в бок Диму, бывшего колобка с лицом, напоминавшим булочку.
   – Не в музей, а в метро, – обстоятельно уточнил бывший колобок.
   – Действительно, мы ходили тогда в метро, – подтвердила Марина. – На станцию Комсомольская кольцевая, что выводит к Площади трех вокзалов. Эта станция оформлена знаменитым художником прошлого века Павлом Кориным. На ее потолке выложена мозаика цветного стекла: сцены знаменитых в истории русских битв, начиная с Куликовской… и вот там-то на знамени хорошо виден Нерукотворный Спас …
   – А еще на войне присутствовали иконы Божьей Матери, – снова заговорила Маша. – Прямо на поле боя стояли: под Полтавой – Казанская, на Бородинском поле – Смоленская… И еще при какой-то битве – Иверская. Во всех сражениях, даже в Великой Отечественной войне…
   Это и Марина слышала от Григорьича: оказывается, маршал Жуков привозил образ Казанской Богоматери в самые ответственные места фронта – например, такие, как Малая Земля. Пока там находилась икона, гитлеровцы не могли захватить этот являющийся стратегически важным плацдармом островок свободы, со всех сторон окруженный немецкими войсками…
   – Как Жуков мог возить икону, – возразил Андрей. – Ведь тогда же время было атеистическое!
   – Вот потому тогда эти факты и замалчивались. Но теперь, я думаю, пришло время о них говорить. Я слышала, в архивах есть воспоминания очевидцев о том, как икону возили на фронт и даже ходили с ней в атаку. Впрочем, это остается правом каждого – верить или не верить…
 
   Под этим заключением поставил точку звонок.
3
   История была предпоследним уроком, а с последнего Маша отпросилась. У нее вдруг разболелась голова – точнее, побаливала еще с тех пор, как они с Мариной Кирилловной встретилась утром в школьном дворе. И, как это иногда бывает, с ощущением нытья в затылке сплавилась какая-то ни в чем неповинная тетка, случайно попавшая на тот момент в поле зрения. На истории Маша отвлеклась и вроде забыла про боль, а если можно забыть, значит, у тебя уже все в порядке. Но после звонка Машу послали за мелом в учительскую, на нижний этаж, где занималась начальная школа. Спускаясь по лестнице, она еще издали услышала такой надрывный рев, что от шума снова заныл затылок. В коридоре нижнего этажа орала первоклашка с большим ранцем за плечами: у малышей уже кончилось уроки, и она, очевидно, должна была идти домой, да вот вместо этого стояла на месте и ревела. Вокруг в ту минуту никого не было – наверное, все учительницы повели свои класс вниз, в вестибюль. Морщась от крика, Маше подошла к девчушке и обняла ее за плечи:
   – Ну, не реви, малыш. Что у тебя случилось?
   – А-а-а!.. – с новой силой зашлась в ответ первоклашка.
   – Так у нас с тобой ничего не выйдет. Ты лучше скажи, в чем дело – тебя кто-нибудь обидел?
   Малышка отрицательно потрясла головой, а ее крупные слезы горохом посыпались на Машины руки.
   – Ох какие горячие! Не зря говорят – «плакала горючими слезами», – пошутила Маша. – Может быть, ты сегодня получила двойку?
   – Не-ет, – навзрыд отвечала девчушка.
   – За тобой никто не пришел, тебя некому отвести домой?
   – Я одна… о-одна всегда хожу!
   – Так почему же ты плачешь?
   Вместо ответа первоклашка разразилась новым потоком слез, причины которых сама, похоже, не понимала. В утешение Маша стала гладить девчушку по голове и вдруг заметила, какой у нее горячий лоб – он просто обжигал руку.
   – Да ты заболела! Пойдем, я отведу тебя к медсестре…
   Медицинский кабинет находился на этом же этаже, рядом с учительской. Пробыв там с девчушкой до тех пор, пока медсестра не дозвонилась ее бабушке и не сообщила, что у внучки температура под сорок, Маша отправилась наконец за мелом. Но от этого приключения ее собственная голова разболелась хуже некуда. Да что в школе, эпидемия, что ли, какая началась?
   Машу отпустили с последнего урока. Когда она спустилась со школьного крыльца, во дворе под опавшими ясенями уже прогуливалась с коляской Катерина. Она часто приходила сюда, совмещая приятное с полезным – прогулку для ребенка и собственную встречу с подругами.
   По всем девичьим законам, Катерина должна была пользоваться среди одноклассниц уважением, граничащим с притягательным ужасом. Ведь она еще в восьмом классе забеременела, в девятом родила, и вот наконец в десятом ходит с коляской! Она уже человек иного социального уровня, иной физиологической формации – не девчонка, а женщина, молодая мать. Но сама Катерина отнюдь не смотрелась вылупившейся из гусеницы бабочкой. Она похудела, осунулась, была нервной и озабоченной: маленький Данилка часто болел. Причем с виду Катерина продолжала оставаться хиппи, по-прежнему носила рваные джинсы и распущенные длинные волосы, нечесаные да плачущие по шампуню.
   Однако причина такой небрежности теперь заключалась в другом: если прежде Катерина стремилась выделиться, заявить кому-то какой-то протест, то в данном случае ей просто не было дела до собственной внешности. С недавнего времени Данилка занимал все ее мысли. Несмотря на свою кажущуюся беспечность, Катерина очень переживала за сына, который действительно подавал повод тревожиться. То у него кожное раздражение, похожее на лишай, то зубы долго не режутся, то подозревают искривление позвоночника… А вот теперь еще прибавился нервный тик – навязчивые движения, как будто ребенок нарочно гримасничает. Пришибленность несчастной от всего этого Катерины лишала ее в глазах подруг романтического очарования героини, дерзко поправшей своим ранним материнством общепризнанные правила. Ей сочувствовали, но не уважали. Маленького Данилку жалели, вызывались с ним погулять, пока Катерина сходит в аптеку или еще куда. Ленка Малютина все время консультировалась со своей матерью-врачом, передавала ей Катеринины вопросы и в следующий раз излагала в школьном дворе полученные рекомендации.
   Но сейчас Ленка еще оставалась в классе, вышла только Маша. Обрадованная ее ранним появлением, Катерина развернула коляску и покатила ее навстречу подруге.
   – Марусь! Чего это ты, типа, раньше времени?
   – Отпустили, – выдавила из себя Маша. – Голова что-то болит.
   – Ах вон чего! То-то я, блин, вижу, что ты какая-то смурная. Я ведь, типа того, привыкла, что ты всегда улыбаешься!
   – Ну и не отвыкай… Пройдет голова, я опять буду улыбаться!
   – Знаешь, а у Данилки снова проблемы, – горестно сообщила Катерина. – Какая-то, типа, аномалия.
   – Что еще за аномалия? – удивилась Маша – частично ее удивление относилось к тому, что подруге известно это ученое слово.
   – Короче, там, где лопатки, образовались какие-то наросты: вроде как крылья растут…
   – Ну, это ты просто выдумала. Как у человека могут расти крылья? Кто тебе вообще такое сказал?
   – Врачи, – горестно вздохнула подруга. – Мы же теперь в поликлинике, типа того, прописаны. С утра – на осмотр, потом массаж, уколы; потом – сюда, погулять и с вами повидаться… А вечером, короче, опять в поликлинику – снова процедуры!
   Маленький Данилка пискляво заплакал, и Катерина склонилась над коляской, что-то в ней поправляя. Полоса ее густых непромытых волос свесилась на обшитую кружевом подушечку.
   – Ты так микробов ему натрясешь. Почему, в самом деле, ты не моешь голову?!
   – Да это, блин, ерунда! – махнула рукой Катерина. – Если хочешь знать, я перед ним вдрызг виновата, перед Данилкой. Мне, типа, не мыть голову надо, а отпилить тупой финкой!
   – Намылить – это уж точно, – проворчала Маша. – А вообще чем уж ты так виновата? Тем, что Данилка родился без отца?
   Подруга вторично махнула рукой – еще небрежнее, чем на предложение мыть голову.
   – При чем тут его отец… Если хочешь, я тебе, в общем, расскажу. Только ты, типа, обещай до конца дослушать…
   Пересилив желание пойти скорее домой и принять таблетку от головной боли, Маша кивнула. Что поделаешь, если на Катерину все время падают различные материнские огорчения. Вот теперь еще крылья какие-то у ребенка растут… Ну просто нарочно не выдумаешь!