Надежда Веселовская. Три кольца, или Тест на устойчивость

Надежда Веселовская
Три кольца,
или
Тест на устойчивость

1

   Рабочий день отдела технической документации подходил к концу. Несколько немолодых женщин продолжали просматривать на столах бумаги, но в их утомленных движениях уже сквозила готовность отложить все на завтра и собираться домой. Электрический свет, сам как будто уставший за день, принялся негромко жужжать. Вдруг из-за двери, ведущей в кабинет начальника, прозвучал требовательный зов:
   – Маргарита!
   Одна из женщин тут же встала и торопливо направилась в кабинет. Остальные проводили ее сочувственными взглядами:
   – Что это еще, вызывать так поздно, – понизив голос, ворчливо произнесла толстуха в вязаной кофте. – До конца работы десять минут, а там, гляди, разговору на час с лишком…
   – Не трать нервы, Маша. Понадобится начальству, и на ночь останешься, – откликнулась ее соседка, седая и легонькая, словно готовый облететь одуванчик.
   – Так это где в фирмах, там и зарплата большая. А мы за свои семь тысяч должны вовремя уходить. Небось не молоденькие, устаем за день…
   – Вот в том-то и дело! – В разговор включилась последняя из сотрудниц, солидного вида женщина в модных тонированных очках. – Были б мы молоденькие, был бы у нас выбор, где работать. Здесь не понравилось, нашли другое место. А сейчас выгонят нас отсюда, куда пойдем?
   Возразить на это было нечего – женщины, вздохнув, покивали друг другу и вновь занялись бумагами. В наступившей тишине из-за двери стал слышен неразборчивый мужской голос, быстрый и словно рассерженный. Чуть заметный гортанный акцент еще усиливал недовольные интонации.
   – Ну вот, распекает Маргариту… – вздохнула толстуха Маша.
   – Не пропадет, – усмехнулась солидная в очках. – Впервой ей, что ли? Начальство ее распекает, а она глазки в пол, губки бантиком: да, Руслан Маратович, хорошо, Руслан Маратович…
 
   – Да пошел ты, козел клонированный! – вдруг явственно донеслось из кабинета. Это был голос Маргариты.
   Женщины так и застыли на месте, не веря своим ушам. Чтобы Маргарита на такое решилась… Это была совсем не ее тактика! Руслан Маратович в кабинете тоже, вероятно, застыл, ибо его ответной реплики не последовало. Зато Маргаритин голос отчетливо продолжал:
   – Ну чего уставился? Надоел до трясучки, чурка с глазами! Сам делай свои отчеты, а то только штаны на работе просиживаешь!
 
   – Она… она уходить отсюда решила, – первой опомнившись от потрясения, зашептала толстуха. – У ней, значит, другое место есть на примете… А мы-то не знали ничего…
   В эту минуту дверь распахнулась, и вышла Маргарита с непривычными красными пятнами на щеках. Вообще она была особой пастельных тонов, не яркой, но стильной. Одевалась неброско, но продуманно, в косметике употребляла бледную гамму, двигалась плавно, говорила, не повышая голоса. Держалась обычно вкрадчиво и чуть жеманно, словно она неразгаданная герцогиня. Некоторым мужикам такие женщины очень нравятся, однако Маргарита была не замужем. Об ее личной жизни никто ничего конкретного не знал. В коллективе Маргарита ни с кем открыто не ссорилась, если что не так, пакостила исподтишка. А уж перед начальством вообще ходила на цыпочках: как скажете, давайте я помогу, большое вам спасибо… Просто невероятно, что все сказанное минуту назад произнесла именно она!
   – Уходишь, Рит? – наперебой заговорили товарки, когда к ним вернулся дар слова. – Как ты его – козел клонированный… вот это да! Хоть один раз правду про себя послушал… А куда уходишь?
   – Никуда я не ухожу, – вдруг огорошила всех Маргарита.
   – Как не уходишь?!
   – Да вот так…
   Маргарита села к столу, опустила голову на руки и через секунду ее плечи, обтянутые песочного цвета водолазкой, затряслись в беззвучном рыдании. Женщины столпились вокруг, снова онемев от столь неожиданной развязки.
   – Так значит, это был срыв? – прервала паузу Инна – та, что носила тонированные очки. – Просто нервы сдали? И другого места у тебя на примете нет?
   Маргарита продолжала беззвучно рыдать, что само по себе являлось ответом.
   – Выходит, ты хочешь остаться? Доработать до пенсии, да? – Похожая на одуванчик Света задумалась и вздохнула. – Вряд ли Руслан поймет…
   Женщины хотели сказать Маргарите что-нибудь утешительное, но не могли идти против очевидной правды – начальник, скорее всего, не поймет. Он всегда хорошо относился к Маргарите, вследствие того, что любил, когда ему льстили. Но после таких слов…
   – Как же так… Неужели выгонит… Сам-то он нам хамит, когда хочет, – все-таки сказала толстуха, сильно понизив голос.
   – Самому ему можно… – Одуванчик-Света с легкой горечью усмехнулась.
   – Действительно, что ты сравниваешь? – поддержала Инна.
   Потом они вновь сосредоточили внимание на пострадавшей.
   – Выпей водички, Рита. Хочешь, я тебе успокоительных капель накапаю?
   – Чего там капель, возьми вот бутерброд с колбасой, поешь и успокоишься!
   – На тебе салфеточку, вытри глазки. А то что ты зареванная сидишь… – наперебой предлагали женщины. Вдруг Маргарита подняла голову и посмотрела на них таким злобным взглядом, что у каждой пробежала дрожь по спине.
   – Что пристали?! – В голосе Маргариты слышалась какая-то уничижающая сила, целенаправленный напор – обидеть, сокрушить, уколоть в самое больное место. – Оставь себе свое успокоительное, Иннуся – пригодится, когда мужик будет по квартире гонять! У тебя вон голова седая, очки модные, а все дерут тебя, бедную, как Сидорову козу!
   – Да что ж ты такое говоришь… – пискнула похожая на одуванчик.
   – А ты, Светка, побереги салфеточку – свои глазки вытирать! Ты ведь ночами рыдаешь, что тебя и такого мужика нет – вообще никакого! И никогда в жизни не было!
   – Да что ж ты как с цепи нынче сорвалась… – начала было толстуха, но Маргарита срезала ее своим злобным порывом, набравшим новую силу:
   – А ничего! Жрите сами свою колбасу, вы ведь жрать здоровы… Ты, Манька, скоро полтонны будет весить, а вдвоем с дочкой так и всю тонну!
 
   Женщины вновь онемели – третий раз за сегодняшний вечер. Да, они знали кое-что о жизни друг друга, но никогда не пользовались этим с такой прямолинейной, к тому же абсолютно бессмысленной жестокостью. Ну, случалось иногда кольнуть подругу подлым словцом, когда отстаивали какую-то свою правоту, свою какую-то выгоду… Однако обидчица вскоре чувствовала угрызения совести и начинала заглаживать вину. Согреть тебе чайку, да чего в магазине взять, да ладно уж, не дуйся… И задевали они друг друга не всерьез, щадя самые больные места. А чтобы вот так со злостью, да еще ни с того ни с сего, когда все выражали Маргарите сочувствие… Нет, это просто уму непостижимо!
   – Что с ней такое? – обращаясь к подругам, спросила Света.
   – А ничего. – Голос Марьи прозвучал с нарочитым спокойствием, за которым крылось глубокая обида. – У нас своих дел хватает. Я вот тонну вешу, так с какой радости мне о других беспокоиться…
   – Все-таки человек не в себе, это ясно!
   – Мы все будем не в себе, если перестанем держать себя в руках, – пожала плечами Инна, от полученных оскорблений покрывшаяся крапивницей.
   – А вы и без того полоумные! – в голос заорала Маргарита. – Сопливые медузы, живете все в своих конурах, одеваетесь как бомжихи!
   – Ты-то у нас в бриллиантах, – не глядя, буркнула Марья. – Кофточка с прошвочкой, брючки-дрючки, колечко из собачьей кости…
   – Не из собачьей, а из моржовой, дура! А потом, с моей фигурой любые брючки смотрятся, а вот на твою задницу скоро никакой юбки не купишь, на заказ шить придется!
   – Ну хватит, – поморщилась Инна. – Маша, Света, рабочий день закончен. Чего нам тут ждать? Убирайте бумаги и идем прощаться с начальством.
   Но им никуда не пришлось идти, ибо в следующую минуту Руслан Маратович сам нарисовался на пороге своего кабинете. Очевидно, он услышал крик Маргариты. Молодой смуглолицый начальник, устроенный на это не вполне подходящее ему место по родственным связям, ради жилья, молча стоял в своем длинном черном пальто, с большим шарфом, небрежно переброшенным за шею. Выражение его было не только разгневанным, как следовало ожидать, но и растерянным. Он тоже не понимал, что происходит. Повернувшись в сторону Маргариты, Руслан Маратович хотел что-то сказать, но не нашел слов, и только с присвистом втянул в себя воздух. Потом, не обращая внимания на остальных, прошел через комнату и захлопнул за собой дверь с таким внутренним потенциалом, что вслед ему посыпалась штукатурка.
   – Вот и мы пойдем, – поднялась нарочито спокойная Инна, вся в розовой крапивнице, а за ней испуганная Светка и тяжело пыхтящая Марья. Через минуту все они молча протопали к выходу, и дверь захлопнулась еще раз.
 
   Оставшись одна, Маргарита словно очнулась. Что она наделала, зачем обложила Руслана, от которого зависит, и ни в чем не повинных товарок, почти подруг, с которыми проработала много лет? Теперь наладить отношения будет ох как непросто, если, конечно, вообще потребуется их налаживать. Скорее всего, не потребуется. Руслан просто выгонит ее под зад коленкой, а ведь ей еще надо доработать до пенсии. Куда она пойдет в свои пятьдесят с хвостиком, с устаревшим образованием и без особых талантов? Самое интересное, что полчаса назад Маргарита вовсе не собиралась ничего в жизни менять – ни привычную работу, ни манеру общения с людьми. И что только на нее нашло? Это был какой-то странный порыв, помутившее разум злобное безумие…
   По привычке последних дней Маргарита закрутила на пальце свое новое резное колечко, привезенное летом с русского севера. Это не собачья кость, как сказала невежа Манька, а, скорее всего, оленья или даже моржовая. Но где этой деревенщине понять своеобразную ценность изящного украшения, если она с детства видела вокруг себя только собак да коров, да еще свиней… А это кольцо Маргарита приобрела в пансионате «Белые ночи», куда ездила летом отдыхать. Местный умелец продавал поделки: кольца, кулоны, брошки. Поморы всегда резали из кости, это их древний промысел…
   Но отвлечь себя на посторонние мысли Маргарите так и не удалось. В каком бы состоянии она не была сегодня, завтра Руслан ее выгонит, а прежние подруги даже не пожалеют… И вдруг Маргарита снова почувствовала неудержимый прилив злобы, заставивший ее оглянуться на соседние столы: не осталась ли там чья-нибудь забытая вещь или неоконченная работа. Если бы так было, она бы все это порвала, сломала, выкинула в помойку. Господи, да уж не сходит ли она с ума? Может быть, ей надо обратиться за помощью к психиатру?

2

   – Мне, пожалуйста, вон тот кусочек сыру, пачку масла «Анкор» и ветчины грамм четыреста… А куриные окорочки у вас свежие? – спрашивала покупательница и, не дождавшись ответа, заказала еще три окорочка. – Ну вот, теперь все. Сколько я вам должна?
   Даша пробила все цены по одной, потом нажала кнопку сложения – в окошечке кассового аппарата выскочила зеленые цифры общей суммы. Надо было назвать ее покупательнице, получить с нее деньги и дать сдачу. Все это Даша делала тысячи и тысячи раз с тех пор, как стала работать продавщицей, но тут вдруг возникло какое-то необычное препятствие. Сперва она сама не могла понять, в чем дело, что же это такое. Потом оказалось: нет голоса, в горле словно застрял комок размокшей ваты, который ни проглотить ни выплюнуть. Приготовившая деньги покупательница смотрела на Дашу с недоуменьем, сзади уже слепилась небольшая очередь – к вечеру гастрономический прилавок начинал пользоваться спросом…
   – Так сколько я вам должна?
   Даша сделала над собой отчаянное усилие, чтобы протолкнуть вату внутрь, и вдруг почувствовала: по ее щекам наперегонки текут слезы. Теперь ей удалось сделать глубокий вдох, но выдох прозвучал на весь магазин громким надрывным всхлипом. Получилось, она ревет на глазах у всех. Люди стали оборачиваться, пробираться ближе, чтобы посмотреть на нее, маленькую и невидную издали, впервые привлекающую к себе общее внимание.
   – Девушка… – взволновалась Дашина очередь. – Что с вами?.. Что с продавщицей?.. Ей плохо?.. Принесите воды!
   К Даше уже бежала молдаванка Инесса, торговавшая за соседним прилавком. В силу обстоятельств они были подругами: во-первых, работа плечом к плечу, во-вторых, общий возраст, общие интересы. Обе пока дожили до двадцати семи, однако личная жизнь у той и другой оставалась неустроенной. Обе были худенькие, мелкие фигурой, а лицом не то чтоб писаные красавицы, но, как говорится, вполне ничего. Обе интересовались модой, хотели больше зарабатывать и каждую минуту дня и ночи думали о том, что есть на свете такой зверь – мужчина, и охота на него – главное дело в жизни. Для Даши это был конкретный индивидуум, от которого ей крепко доставалось, но по большой любви она все терпела. У Инессы объекты менялись в зависимости от обстоятельств.
   При таком многообразном сходстве между ними было два важных отличия, внешнее и внутреннее. Внешнее заключалось в том, что Даша родилась в Москве и, соответственно, имела свою жилплощадь, хотя и не ахти какую завидную. А молдаванке приходилось снимать угол за тридевять земель от магазина, потому что именно там она нашла самый дешевый вариант. Если бы не личная жизнь подруги, можно было бы поселиться вместе с ней – лучшего для Инессы не придумаешь! Но Дашина любовь, тягостная и непреодолимая, ставила заслон перед этой радужной перспективой.
   Внутреннее различие заключалось в том, что девушки по-разному воспринимали жизнь. Для Инессы не существовало понятия «хорошо» или «плохо», только «смогу» или «не смогу». Даша и сама не шла по жизни наивной дурочкой, однако до претензий подруги ей было далеко. Если все сокровища мира еще не принадлежали Инессе, а все без исключения мужики еще не пресмыкались у ее ног, то это исключительно потому, что она не сумела этого добиться. Если б сумела, все бы и было так – хотя зачем человеку столько денег и столько мужиков?.. Даша старалась завладеть тем, что ей было нужно – тогда как Инессе нужно было все.
   В общем же они ладили, потому что обе были притертые к жизни: понимали, что ладить для них лучше, чем не ладить. Раз работают вместе, значит, надо дружить. Вот и сейчас Инесса стремглав кинулась к Дашиному прилавку, ловко пропетляв сквозь растерявшуюся очередь и подтягивающихся со всех сторон любопытных.
   – Дашенька, птенчик, что с тобой? – лепетала она, приблизив к подруге свое смуглое личико с выпуклым птичьим носом и большими черешневыми глазами. – Золотая ты моя, ну скажи – что?
   А Даша и сама не знала, что с ней случилось. Ничего определенного – просто в какой-то момент сделалось так горько и безотрадно на душе, что она совсем не могла говорить. А потом разрыдалась и все еще не могла успокоиться, хотя ей было стыдно рыдать на людях. Инесса обняла ее за плечи и потащила в складское помещение, где громоздились пустые ящики и сладковато пахло гнилью.
   – Так в чем дело, солнышко? Что-нибудь с Олегом?..
   Даша простонала нечто невнятное. С Олегом у нее всегда было «что-нибудь», причем серьезное, ранившее ее до глубокой крови. Со временем раны становились все глубже: этим летом они даже отдыхали порознь, первый раз за пять лет. Даша собрала все свои внутренние силы и уехала по путевке одна, а после весь срок боялась, что, вернувшись, уже не найдет Олега в своей квартире… Если бы были деньги на обратный билет, ее отдых скорее всего закончился бы на следующий же день, в крайнем случае через два дня. Но еще в дороге она обнаружила, что все денежные бумажки из кошелька куда-то исчезли. Впрочем, нетрудно было догадаться, куда – на параллельный отдых Олежки. Тогда Даше пришлось телеграфировать Инессе, чтобы выслала ей денег в долг, на обратный билет. А Инесса выслала только к концу срока: может быть, специально, чтобы подруга, едва приехав, не сорвалась с места. Дашиного преклонения перед любимым она никак не одобряла, кроме того, у нее был на Олега зуб за невозможность проживания в Дашиной квартире.
   За время своего «отдыха» Даша извелась и похудела, что при ее природном небольшом весе не добавило ей привлекательности. Однако Олежка, встретивший ее как ни в чем не бывало, ничего по данному поводу не сказал. Что ж, и на том спасибо.
   Все эти события произошли недавно, и, вероятно, легли в основу внезапной Дашиной немоты и неудержимых слез. Прежде такого с ней не случилась: она привыкла справляться со своими внутренними переживаниями, не выставляя их напоказ. Мерзости жизни не должны делать человека занудой или злюкой по отношению к окружающим, это Даша крепко себе заметила. И старалась, чтобы ее личные проблемы никоим образом не отражалась на знакомых, покупателях и соседях. Ведь все люди вокруг тоже по-своему страдают: англичане не зря придумали про скелет, который спрятан в шкафу, у каждого свой. Поэтому за прилавком Даша старалась улыбаться, обслуживала людей быстро, доброжелательно, и только столкнувшись с хамством, могла ответить адекватно. Но это в особых случаях, а сегодня ей никто не хамил. Что же такое могло случиться…
   – Говори, Дашуленька! – тормошила ее Инесса. – Что уж ты так расклеилась, никогда себя не распускала… Да у тебя все было б о кей, если б ты не сдвинулась на своем Олеге!
   Даша слабо махнула рукой – что, мол, об этом говорить…
   – Между прочим, сущая правда… Ну вот давай посмотрим: ты человек хороший, и зарабатываешь порядком, и девушка хоть куда… – Инесса загибала пальчики с лиловым маникюром, перечисляя Дашины достоинства. – Еще одеться умеешь, вещички у тебя стильные… Я вот такую сумку-черепашку, чтоб ножки из-под панциря болтались, нигде достать не могу! А колечко, которое ты привезла с курорта, – как говорится, простенько, но со вкусом!
   – Тоже мне курорт – одни болота кругом… – слабо улыбнулась Даша. Оказалось, она опять могла говорить.
   – Ну и что, что болота? Во-первых, не болота, а озера, во-вторых, море близко… Очень даже многие любят на Белом море отдыхать. К нам на Черное так не ездят! – обрадовано зачастила Инесса. Уходящий в сторону разговор свидетельствовал о том, что Дашка отошла: вон она уже улыбается, хоть и через силу. Вообще пора заканчивать этот эпизод, на прилавках товар остался без присмотра…
   Даша тоже чувствовала: пора входить в обычную колею. Возвращаться к своим обязанностям и не обращать внимания на то, что внутри нее как будто готовится новый всплеск истерики, новый поднимающийся из глубины приступ немоты и рыданий.
   – Что случилось? Что с ней такое? – В дверях склада показался массивный как шкаф заведующий, гортанно выговаривающий слова Шота Георгиевич с синевой на щеках – разливами отросшей за день щетины.
   – Она, знаете… просто нарочно не придумаешь, – начала Инесса, спешно соображая, как бы посолидней объяснить состояние подруги. Следовало отыскать весомую причину, чтобы заведующий не заподозрил их в срыве торгового процесса без достаточных на то оснований. Но выбитая из колеи Даша не просекла ситуации и раскололась начистоту:
   – Ничего не случилось, Шота Георгиевич. Просто тоска напала, не смогла себя в руки взять…
   – Нет, вы подумайте! – Инесса сделала вид, будто задыхается от возмущения: дескать, как это ничего, когда очень даже чего. – Вы только подумайте, для нее это «ничего»! А на самом деле …
   Но заведующий махнул рукой в сторону Инессы:
   – Ты молчи! Я сейчас не с тобой разговариваю… Значит, просто взгрустнулось и сразу в рев? – обратился он к Даше. – Да еще головой о прилавок, люди видели… Как же это все называется?
   Даша виновато пожала плечами: ей бы следовало продолжить начатое Инессой, придумать какое-нибудь подходящее объяснение. Но вновь поднимающееся из глубины рыдание не давало такой возможности – стоит сейчас Даше раскрыть рот, и все повторится. Наверное, у нее был выразительный вид, потому что в глазах Шоты промелькнула жалость. Он вообще относился к Даше неплохо; кроме того, ему нравилось, когда за прилавком стоят не старые бабы, а такие вот птички. Но с другой стороны, как заведующий он не может давать им волю устраивать истерики на глазах покупателей. Если каждый раз, как станет грустно, задавать подобный концерт, то какой порядок может быть в магазине? Хотя прежде за ней такого не замечалось…
   – Слушай, Дарья, а у тебя с психикой порядок?
   Даша вновь пожала плечами: теперь она не могла ответить на этот вопрос утвердительно. Сама не знала, что с ней делается, а на вранье абсолютно не осталось сил. Чувствуя приближение нового приступа, Даша думала сейчас только о том, чтобы через пять минут снова не разрыдаться.
   – Так ты вот что… давай сходи в поликлинику. А там, если надо, дальше тебя пошлют. В этот, как его… диспансер. Ведь ты москвичка, у тебя должен быть медицинский полис.
   – Есть, – беззвучно кивнула Даша.
   – Вот видишь, есть! Все у них есть, а они не пользуются, – повернулся заведующий к Инессе, показав блеснувшие в улыбке золотые зубы. Теперь он хотел придать своему предложению статус шутки. Инесса вместе с ним составляла клан жителей СНГ, не имеющих московского медицинского полиса, – тот клан, который в данном случае можно было противопоставить Даше. – Все у них есть, понимаешь, а они не ценят… лечиться не хотят… психику свою запускают… Может, ты буйная сумасшедшая, на покупателей скоро будешь бросаться!
   Инесса усердно кивала, хихикала, подделываясь к настроению начальника. Но Шота, уже вновь серьезный, подвел под разговором черту:
   – Значит, девушка, сходишь завтра к доктору и мне справку принесешь – какой у тебя диагноз… А сейчас чтобы через секунду обе за прилавком стояли!
   – Доигралась? – шепнула Инесса после того, как за Шотой захлопнулась дверь. – «Просто тоска напала!» Сказала бы, что у тебя проблемы по женской части, мужики от этого смягчаются. А то, подумаешь, тоска! Теперь вот неси справку, доказывай ему, что ты не верблюд – точнее, что ты не псих!
   Обернувшись, Инесса увидела – ее наставлений никто не слушает. Даша смотрела перед собой широко раскрытыми глазами и словно давилась застрявшим в горле комком. По ее щекам обильно текли слезы.

3

   Когда работаешь в школе, не можешь воспринимать время отвлеченным понятием. Для тебя несколько лет как будто ничего не меняют (только приближают к старости, но об этом лучше не думать), а вчерашние пятиклассники, глядишь, уже справляют свой выпускной бал. Взрослые девушки, взрослые молодые люди. Но это только цветочки, а еще удивительнее будет, когда они приведут в первый класс собственных детей. Такое на памяти Марины Кирилловны уже однажды произошло – нечто возможное только теоретически, и однако абсолютно реальное через интервал в десять—пятнадцать лет. Ибо время похоже на гигантское колесо обозрения: нижние кабинки медленно, но верно ползут в высоту, а уже достигшие пика потихоньку спускаются вниз. И одно связано с другим, одно уступает другому место.
   Положим, это закон природы, но ведь есть еще и психология: если ты не работаешь в школе, можно не фокусировать сознания на том, что твоя кабинка давно уже на спуске… Нет, Марина Кирилловна не завидовала своим ученикам, она искренне желала им счастья. Но равнодушна к возрастным коллизиям не была, со щемящей грустью наблюдая вокруг себя постоянное обновление жизни.
   Сегодня первый урок был в седьмом классе. Между двенадцатью и тринадцатью годами школьники переступают некую внутреннюю черту и качественно меняются – уже не дети, а молодняк. Поскольку это происходит не вполне синхронно, седьмой класс представляет собой интересное поле для наблюдения. Даже странно, что перед тобой одноклассники. Вот дружки-приятели Дима с Васей еще по эту сторону черты; их кругленькие, похожие на булочки лица отражают те же желания, что и в прошлом, и в позапрошлом году: досидеть до конца урока, подурачиться на перемене, купить мороженое. А за следующим столом сидят Денис с Алешей, не знающие, куда деть свои ставшие чересчур длинными ноги, выпирающие в проход. Вот у них в глазах уже затаенный блеск, говорящий о неотступных мыслях на одну тему: что человечество состоит из мужского пола и женского. А уж на девочек лучше не смотреть, слишком живо в памяти собственные тринадцать лет – далекое и, как ни странно, близкое время, именно из-за живости ощущений.
   Марина Кирилловна старалась предупредить учеников о будущем: ведь они пребывали в неведении относительно того, что новое упоительное бытие пришло к ним не навсегда. Время, когда бежишь сломя голову и хохочешь, сам не зная чему, природа дает в кредит, с выплатой на будущее. Поэтому нельзя безоглядно тратить бьющие ключом силы, думая, что дальше может быть только лучше. Надо делать запасы, вот как зверюшки запасаются летом на зиму. После все пригодится: и полученная в молодости профессия, и своевременно созданная семья (сама Марина Кирилловна это упустила), и те остатки здоровья, которые удастся сохранить. Не успеешь оглянуться, как все на тебя посыплется: морщинки, сединки, усталости, разочарования. И ничего не поделаешь − пришло время оплачивать кредит…
   Втолковать все это семиклассникам было задачей весьма сложной. Однако тут у Марины Кирилловны нашлась союзница – история, которую она им преподавала. В период кризиса страна тоже пользуется сделанными прежде запасами, что и позволяет ей дожить до нового расцвета. Не добейся в свое время Россия выхода к Балтийскому и Черному морям, каково было бы сейчас наше геополитическое положение?
   – Видите, ребята, что сделали для нас наши предки еще при Петре Первом! Это помогает нам сейчас сохранять статус могущественной державы… По лесу бегают зайцы, а над озером комары – туча комаров. Не говоря уже о болотах…