Страница:
Кто-то. Седьмой. Он посмотрел на свой букет, снова обвел взглядом присутствующих, будто соображая, кому подарить цветы. Он тоже пришел с букетом – мы все, как один, пришли с букетами, даже фотограф, хоть и утверждал, что уж он-то тут совсем ни при чем. Шесть букетов. Предназначенных живой виновнице торжества, мертвой матери пропавшего ребенка. Шесть букетов. И шесть приглашенных. Один из них лишний. Мне стало смешно, невыносимо смешно. Я прислонился к стене, чтобы сдержать дрожь распирающего меня неуместного смеха. И тут взгляд вновь прибывшего наконец натолкнулся на Ингу. Он не сразу ее увидел, потому что изголовье кровати загораживала Анна, оплакивающая свою мертвую сестру (Аня, Анечка, у тебя был такой детский голос!).
– Что происходит? Инга… – начал он довольно спокойно и не закончил фразу, быстрым шагом прошел к кровати.
Анна поднялась и почему-то загородила ему дорогу, не пуская к сестре.
– Ну да, она мертва, ее убили! – закричала Нина Витальевна, подскочив к Анне и обнимая ее, словно хотела защитить.
– Но мы ни при чем! – выступил фотограф.
– Когда мы пришли, она была уже мертва! – объяснил Станислав, не вдаваясь в подробности – получалось, что пришли мы все вместе, одновременно.
Станислав, фотограф, Нина Витальевна и даже Анна – все повернулись ко мне, требуя, чтобы и я высказался, подтвердил их слова. Словно понимали, что мы – единое целое, а он – совсем другое дело.
– Да, это так, – сказал я и закрепил наш союз: – А вы, собственно, кто такой?
– Вот-вот! – закивали остальные.
– Я? – Кажется, он удивился нашей сплоченности – неприятно удивился и, возможно, даже обиделся. – Один из гостей, – решил он примазаться к нашей компании. – Меня пригласила Инга Боброва на день рождения малыша. А… – Он остановился, словно что-то сообразив, пробежал взглядом по комнате. – А где ребенок?
Ну, наконец-то до него начал доходить весь кошмар ситуации.
– А ребенка нет! – почти злорадно проговорил Станислав. – И мы не знаем, где он в принципе может находиться. Не исключено, что его похитили, а для этого убили мать, – выдвинул он свою версию.
– Похитили? – тупо переспросил мужчина.
– Ребенка можно выгодно продать, – высказалась Нина Витальевна. – За границу.
Анна судорожно всхлипнула и разразилась рыданиями, но на нее не обратили внимания, все опять повернулись ко мне, требуя моего участия, и замолчали. Я кивнул – это все, что смог сделать. Я видел, как им всем страшно, но сам испугаться не мог, хотя мне должно было быть гораздо страшней. Но они удовлетворились и этим. Мужчина, этот лишний, седьмой, посторонний, видно, решил сам убедиться в том, что все так и есть, как ему рассказали, отстранил Анну, склонился над мертвой и что-то стал над ней проделывать. Все переместили свои взгляды на него, а я отвернулся. Потом подошел к окну и стал смотреть вниз – вид здесь был точно такой же, как из всех трех моих окон: полуразрушенная детская площадка, заброшенный грязный двор.
– Ну что, убедились? – услышал я голос Станислава, но уже сквозь туман. Потом туман сгустился, некоторое время я ничего не слышал, сосредоточившись только на том, что вижу. Не было больше никакой детской площадки, не было двора, я стоял у окна, позади подсматривающего, и точно так же, как он, всматривался в лицо моего «счастливца» в кресле. Что-то с ним случилось, он больше не был счастлив, черты его исказились страданием. Я долго удивленно смотрел, пока не понял, в чем дело. Моя главная ошибка состояла в том, что я неверно определил источник звука – плач в голове звучал не у подсматривающего, а у человека в кресле. Это он год назад потерял ребенка. А жена его умерла. Однажды он вернулся с работы и обнаружил, что у него больше нет ни жены, ни ребенка. Год назад или больше. Да, больше – была зима. Он возвращался по темной, пустынной улице поздним вечером, шел снег, но его шаги раздавались отчетливо, и вдруг услышал музыку: сначала совсем тихо, потом, с приближением к дому, все громче и громче. Звучала их любимая с женой вещь – Stabat mater Перголези. Он шел и предвкушал счастье. Окно светилось уютным домашним светом, он поднялся на крыльцо (квартира была с отдельным входом), легонько постучал по стеклу, предупреждая о своем появлении, открыл дверь своим ключом… Большая комната (именно она выходила окном на улицу, по которой он шел) оказалась пуста: жена укладывает ребенка в другой комнате – так он подумал, сел в кресло, сделал музыку чуть тише и стал дожидаться ее появления. Долго сидел: Перголези перетек в Вивальди, Вивальди в Глюка – он задремал, а она так и не появилась. Тогда он встал и пошел в ту, другую комнату. Жена лежала на кровати, укутанная двумя теплыми одеялами, потому что стояла зима, а ребенка нигде не было видно…
Как он жил эти полтора года? Никак не жил. И вот теперь он снова слушает Перголези, сидя в кресле в той же комнате, божественная музыка не может заглушить плач в его голове. Он слушает… Нет, он к чему-то готовится. Что он собирается сделать? Это хочет понять подсматривающий. Вот-вот он станет свидетелем… Свидетелем чего?
Я вздрогнул – кто-то положил руку мне на плечо. Подсматривающий? Резко обернулся, чтобы застать врасплох – уловить его естественное выражение лица, пока он не успел надеть маску, – и натолкнулся на последнего гостя, лишнего, несюжетно седьмого.
– Сейчас приедет милиция, – сказал он. – Думаю, вам следует подготовиться. Вы так ушли в себя.
– Милиция? – Я непонимающе уставился на него. – При чем здесь милиция?
– Когда происходит убийство, – он неприятно усмехнулся, – законопослушные граждане обязаны сообщить об этом в органы правопорядка.
– Ах да! Она умерла.
– Или ее убили.
– Я был против! – закричал фотограф.
– Мы все были против! – подтвердил Станислав. – Но он, – Станислав бесцеремонно ткнул пальцем в седьмого, – позвонил.
– Позвонил, – с важным видом кивнул тот. – Теперь остается надеяться, что убийца не среди нас.
Глава 2
Глава 3
– Что происходит? Инга… – начал он довольно спокойно и не закончил фразу, быстрым шагом прошел к кровати.
Анна поднялась и почему-то загородила ему дорогу, не пуская к сестре.
– Ну да, она мертва, ее убили! – закричала Нина Витальевна, подскочив к Анне и обнимая ее, словно хотела защитить.
– Но мы ни при чем! – выступил фотограф.
– Когда мы пришли, она была уже мертва! – объяснил Станислав, не вдаваясь в подробности – получалось, что пришли мы все вместе, одновременно.
Станислав, фотограф, Нина Витальевна и даже Анна – все повернулись ко мне, требуя, чтобы и я высказался, подтвердил их слова. Словно понимали, что мы – единое целое, а он – совсем другое дело.
– Да, это так, – сказал я и закрепил наш союз: – А вы, собственно, кто такой?
– Вот-вот! – закивали остальные.
– Я? – Кажется, он удивился нашей сплоченности – неприятно удивился и, возможно, даже обиделся. – Один из гостей, – решил он примазаться к нашей компании. – Меня пригласила Инга Боброва на день рождения малыша. А… – Он остановился, словно что-то сообразив, пробежал взглядом по комнате. – А где ребенок?
Ну, наконец-то до него начал доходить весь кошмар ситуации.
– А ребенка нет! – почти злорадно проговорил Станислав. – И мы не знаем, где он в принципе может находиться. Не исключено, что его похитили, а для этого убили мать, – выдвинул он свою версию.
– Похитили? – тупо переспросил мужчина.
– Ребенка можно выгодно продать, – высказалась Нина Витальевна. – За границу.
Анна судорожно всхлипнула и разразилась рыданиями, но на нее не обратили внимания, все опять повернулись ко мне, требуя моего участия, и замолчали. Я кивнул – это все, что смог сделать. Я видел, как им всем страшно, но сам испугаться не мог, хотя мне должно было быть гораздо страшней. Но они удовлетворились и этим. Мужчина, этот лишний, седьмой, посторонний, видно, решил сам убедиться в том, что все так и есть, как ему рассказали, отстранил Анну, склонился над мертвой и что-то стал над ней проделывать. Все переместили свои взгляды на него, а я отвернулся. Потом подошел к окну и стал смотреть вниз – вид здесь был точно такой же, как из всех трех моих окон: полуразрушенная детская площадка, заброшенный грязный двор.
– Ну что, убедились? – услышал я голос Станислава, но уже сквозь туман. Потом туман сгустился, некоторое время я ничего не слышал, сосредоточившись только на том, что вижу. Не было больше никакой детской площадки, не было двора, я стоял у окна, позади подсматривающего, и точно так же, как он, всматривался в лицо моего «счастливца» в кресле. Что-то с ним случилось, он больше не был счастлив, черты его исказились страданием. Я долго удивленно смотрел, пока не понял, в чем дело. Моя главная ошибка состояла в том, что я неверно определил источник звука – плач в голове звучал не у подсматривающего, а у человека в кресле. Это он год назад потерял ребенка. А жена его умерла. Однажды он вернулся с работы и обнаружил, что у него больше нет ни жены, ни ребенка. Год назад или больше. Да, больше – была зима. Он возвращался по темной, пустынной улице поздним вечером, шел снег, но его шаги раздавались отчетливо, и вдруг услышал музыку: сначала совсем тихо, потом, с приближением к дому, все громче и громче. Звучала их любимая с женой вещь – Stabat mater Перголези. Он шел и предвкушал счастье. Окно светилось уютным домашним светом, он поднялся на крыльцо (квартира была с отдельным входом), легонько постучал по стеклу, предупреждая о своем появлении, открыл дверь своим ключом… Большая комната (именно она выходила окном на улицу, по которой он шел) оказалась пуста: жена укладывает ребенка в другой комнате – так он подумал, сел в кресло, сделал музыку чуть тише и стал дожидаться ее появления. Долго сидел: Перголези перетек в Вивальди, Вивальди в Глюка – он задремал, а она так и не появилась. Тогда он встал и пошел в ту, другую комнату. Жена лежала на кровати, укутанная двумя теплыми одеялами, потому что стояла зима, а ребенка нигде не было видно…
Как он жил эти полтора года? Никак не жил. И вот теперь он снова слушает Перголези, сидя в кресле в той же комнате, божественная музыка не может заглушить плач в его голове. Он слушает… Нет, он к чему-то готовится. Что он собирается сделать? Это хочет понять подсматривающий. Вот-вот он станет свидетелем… Свидетелем чего?
Я вздрогнул – кто-то положил руку мне на плечо. Подсматривающий? Резко обернулся, чтобы застать врасплох – уловить его естественное выражение лица, пока он не успел надеть маску, – и натолкнулся на последнего гостя, лишнего, несюжетно седьмого.
– Сейчас приедет милиция, – сказал он. – Думаю, вам следует подготовиться. Вы так ушли в себя.
– Милиция? – Я непонимающе уставился на него. – При чем здесь милиция?
– Когда происходит убийство, – он неприятно усмехнулся, – законопослушные граждане обязаны сообщить об этом в органы правопорядка.
– Ах да! Она умерла.
– Или ее убили.
– Я был против! – закричал фотограф.
– Мы все были против! – подтвердил Станислав. – Но он, – Станислав бесцеремонно ткнул пальцем в седьмого, – позвонил.
– Позвонил, – с важным видом кивнул тот. – Теперь остается надеяться, что убийца не среди нас.
Глава 2
В ловушке
(Инга Боброва)
Денег было жалко до слез, но иного выхода Инга просто не видела. С Витьком она познакомилась года два назад, еще когда жила с родителями: убирала участок матери (та была в долгосрочном запое), сгребала первые желтые листья, а он как раз и подошел, помог подержать мешок, пока она запихивала туда мусор, пошутил насчет ее слишком юного для дворницкого дела возраста – в общем, разговорились. Витек ей понравился, но главное – она чувствовала, что очень нравится ему. Раньше на нее никто так не смотрел. А Витек не просто смотрел, но и говорил, говорил. Сказал, что она ничего, симпатичная, только прикид подкачал, но это дело поправимое, потому как теперь он при деньгах, что у него комната в коммуналке, что… Открывались прекрасные перспективы – еще какие! Но романа не получилось. Сходили пару раз в ночной клуб «Апельсин», и все. Она сама ему отказала и даже врезала по морде, хоть это было совсем не безопасно. А все из-за Зойки. Вернее, из-за того, что она ей рассказала. Оказалось, что Витек вернулся с зоны, куда его перевели с малолетки. В общей сложности восемь лет отсидел. За убийство. Тогда это казалось так страшно: господи! ее парень – убийца! Невыносима была мысль, что руки, которые ее обнимали, убили человека. Ей все представлялся окровавленный труп…
А теперь она сама к нему шла. Чтобы нанять в качестве киллера. И ужасно жалко было денег – рушилась мечта. Но другого выхода нет. Иначе ее саму убьют.
А все так хорошо начиналось! За работу не просто не пыльную, а прямо-таки детскую платили совсем не по-детски. Сто баксов в день! Семьсот в неделю! А ей всего-то нужно было насобирать штуку, чтобы осуществить мечту – поступить на курсы визажистов, вырваться наконец из этого замкнутого круга: ей приходилось работать дворником (уже не за мать, за себя, с матерью они, слава богу, расплевались), потому что снимать квартиру было не по силам, а, работая дворником, ничего другого невозможно было предпринять. С этими деньгами решались разом все проблемы, да и ничего криминального в своей новой работе она не усмотрела (да и кто бы на ее месте усмотрел?). И согласилась. И вот теперь приходилось расстаться и с мечтой, и с деньгами. Да к тому же… Ну могла ли она когда-нибудь подумать, что сама захочет стать убийцей – нанять киллера?!
Вернее, Витька. Потому что никаким киллером он все-таки не был. Просто убийцей. Инга даже не знала, кто его жертва: мужчина, женщина, старик, ребенок? Но все равно: раз убил один раз, значит, сможет сделать это еще – за деньги, так она считала. Вот только не переехал бы.
Витек не переехал, но взяться за работу сначала отказался наотрез. Бросал злые взгляды на коляску, тряс головой, слушая ее сбивчивый и не совсем правдивый рассказ, а под конец вернул ей ее оплеуху – у Инги чуть голова не оторвалась.
– Во что ты вляпалась, дура?! – закричал он на нее и снова замахнулся, но она увернулась.
Но все-таки телефон взял. А вечером позвонил. Они договорились встретиться на террасе кафе «Негритенок», завтра в половине девятого. Это Инга назначила такое время, потому что оно совпадало с прогулкой: коляска – отличное прикрытие. Витек уже вполне вошел в свою роль и не сказал по телефону ничего такого, что могло бы вызвать подозрения, в случае если ее прослушивают. Разговор строился вполне невинно: «Привет, Инга, сколько зим, сколько лет, как делишки, как детишки?» – и все в таком духе.
Оставалось только заказать фотографию, которую она умудрилась незаметно сделать мобильником, и купить конверт. Все это напоминало фильм и потому было почти не страшно. О жертве Инга старалась не думать. А вообще-то он такой гад, что и не жалко. И потом, выбор был небольшой: либо он, либо она.
Утром, ровно в восемь, как обычно, Инга выкатила коляску. Оглянулась на квартиру соседа и покатила по лестнице вниз, производя страшный грохот. Конверт с деньгами и фотографией лежал в кармашке коляски – немного кощунственно, зато надежно. Кафе «Негритенок» находилось в трех остановках от дома, поэтому она пошла очень быстро, чтобы оказаться на месте без опозданий: кто его знает, этого Витька, вдруг не дождется ее и уйдет? Или передумает. Или испугается. Или… мало ли что? Но как ни торопилась, все-таки опоздала – Витек уже расположился за столиком с бокалом пива. Для Инги он не догадался ничего заказать.
– Привет, старуха! – поздоровался он с ней и развязно закинул руки за спинку стула. – Ничего выглядишь. Будешь? – Витек кивнул ей на свой бокал.
Инга пристроила коляску рядом со столиком, незаметно вытащила конверт и спрятала в карман джинсовки (она специально для этого ее и надела, хотя было жарко).
– Так будешь? – Витек опять кивнул на бокал. – Хорошее пивко, холодненькое.
– Ты же знаешь, я пиво не пью, – сердито сказала она.
– Да? Забыл. И потом, столько времени прошло – привычки меняются.
Они словно продолжали заданную во вчерашнем телефонном разговоре роль: давние хорошие знакомые, между ними когда-то что-то было.
– А что тогда будешь? – не отставал Витек.
– Сок. Виноградный.
Витек пошел за соком, а она подумала, что совсем не волнуется и это неправильно. Тряхнула головой, поднялась, поправила на коляске накидку от солнца, снова села. Вернулся Витек со стаканом сока.
– Вот. Витаминизируйся. – Он поставил перед ней стакан.
Инга послушно глотнула – сок был очень холодным и резким. Все было как-то не так – слишком повседневно. «Я пришла нанимать киллера», – проговорила она про себя и ничего не ощутила. Потрогала конверт в кармане – ничего.
– Как она, жизнь, вообще? – спросил Витек.
– Да так, ничего. А ты как? – подхватила она роль.
– Нормально.
Пора было переходить к делу. Инга кивнула Витьку и передала ему конверт под столом.
– Фотография внутри, – шепнула она.
Вот тут он совершенно вышел из роли, забыл о всякой конспирации. Вместо того чтобы незаметно положить конверт в карман, открыл его, прямо так, на виду у всех, вытащил пачку денег и стал пересчитывать.
– Ты чего? – зашипела Инга на него. – С ума сошел? Спрячь!
Но он никак на это не отреагировал. Кончив считать, положил деньги на стол, вытащил фотографию, посмотрел с ленивым интересом, улыбнулся.
– Шикарный мужик! И не жалко такого в расход пускать?
– Убери! – взмолилась Инга. – Спрячь! Ну, пожалуйста.
– О! – Витек вдруг поднял голову, посмотрел куда-то мимо Инги, рассмеялся. – А вот и он сам! Здравствуйте, Петр Евгеньевич! – Он протянул руку через Ингину голову, другая рука протянулась ему навстречу.
– Здравствуй, Виктор! – весело проговорил знакомый голос.
Инга вскрикнула и повернулась. Да, это был он, ее работодатель, ее потенциальная жертва. Она в ужасе смотрела на него, а тот словно ее и не замечал. Сгреб фотографию со стола, посмотрел, усмехнулся.
– Весьма посредственный снимок. И ракурс выбран неверно. Чувствуется рука профана и отсутствие сколько-нибудь приличной техники.
– Да, – согласился Витек. – Но откуда же у бедной девушки возьмется приличная аппаратура?
– Не такая уж она и бедная. – Петр Евгеньевич взял со стола деньги, пересчитал. – Аванс? – посмотрел он на Витька.
– Ага. Остальные после дела, все как у взрослых.
– Не маловато?
– Маловато, но что же я со своих буду драть? – Он подмигнул Инге.
– Ну да, конечно, – согласился Петр Евгеньевич. – Только у меня есть предложение получше. И в смысле оплаты труда, и в смысле качества снимка. – Он достал из кармана фотографию и положил посредине стола.
Инга почувствовала, что вот-вот потеряет сознание: на фото была она.
– А ра счет полагаю произвести следующим образом: ее доля, – он кивнул на Ингу, – плюс удвоенная ставка с меня.
– Согласен! А как насчет сроков?
– Сколько она тебе еще должна?
– Семьсот.
– Значит, через неделю. Раньше у нее денег не будет, чтобы с тобой расплатиться.
– Ладно уж, – Витек пренебрежительно махнул рукой в сторону Инги, – недельку могу и подождать. – Способ?
– Это я тебе потом скажу, неудобно при ней. – Петр Евгеньевич понизил голос и сделал вид, что смущен.
Розыгрыш! Это просто розыгрыш! Сейчас они повернутся к ней, засмеются и, кривляясь, закричат: «Ну что, забоялась?» – как в детстве мальчишки у них во дворе. Ведь это не может быть правдой! Главное – не показать, что боится, тогда затравят, сделать вид, будто понимает: все это просто шутка, – подыграть…
Инга откинулась на стуле, улыбнулась, с прищуром посмотрела на них.
– Извини, Витек, ничего не получится, я передумала, денег не будет. Петр Евгеньевич, я увольняюсь…
– Э нет, дорогая! – возмутился Витек. – Как это передумала, как это денег не будет? Уговор есть уговор.
– Он не согласится, – проговорил Петр Евгеньевич с наигранным сочувствием. – И думать нечего. Витек – человек жадный, пардон, деловой, я хотел сказать. Так что придется тебе ему заплатить, значит, еще недельку на меня поработать.
– Чтобы оплатить свою смерть? Вы не офигели, мужики? – Инга рассмеялась – не очень-то весело это у нее получилось.
– Частично оплатить, – поправил ее Петр Евгеньевич. – Основные расходы я беру на себя.
– Спасибо.
– На здоровье.
– Смешная шутка.
– А мы вообще остроумные люди.
– Ну да, я заметила.
Розыгрыш, розыгрыш, розыгрыш! Нужно еще немного продержаться, не выбиться из роли, не закричать, не заплакать. Инга посмотрела на часы:
– О! Мне пора, время прогулки давно закончилось. – Поднялась, подошла к коляске.
Спокойно уйти, не подавая виду, что напугана, а ночью сбежать. Можно уехать к сестре в Лесозаводск, там они ее не найдут… Кровь в висках ужасно стучит, и голова раскалывается. Как давно у нее не болела голова и… ничего не болело! К сестре в Лесозаводск… а сейчас спокойно уйти.
Инга взялась за ручку коляски, аккуратно развернулась, чтобы не задеть столик.
– Один только момент! – весело прокричал Петр Евгеньевич. – Сядь.
Инга вернулась и послушно села.
– Послезавтра твоему малышу исполняется полгода. Первый юбилей, да? – Он засмеялся. – Это событие надо отметить. Музыка, гости, все такое. Вот, – он протянул ей какой-то листок, – список приглашенных и… ну, там все написано, дома посмотришь. Позвонишь сестре, она тоже в списке.
– Сестре? – В голове взорвалась бомба, Инга зажмурилась от невыносимой боли.
– Она переехала на другую квартиру, вот ее новый домашний телефон. Ты не знала? Ну да, конечно, вы ведь давно не созванивались. А вот новый адрес, так, на всякий случай, вдруг вздумаешь телеграмму дать или еще что. И последнее. – Петр Евгеньевич понизил голос, придвинулся к ней. – Одну глупость ты уже сделала – попыталась меня заказать, – и видишь, как все обернулось? Учись на ошибках и не пытайся переиграть меня еще раз. Киллеру нужно заплатить в любом случае, понимаешь? Анна…
– Я поняла!
– Конечно! Ты ведь не захочешь, чтобы твой долг отдавала сестра. Своей жизнью.
А теперь она сама к нему шла. Чтобы нанять в качестве киллера. И ужасно жалко было денег – рушилась мечта. Но другого выхода нет. Иначе ее саму убьют.
А все так хорошо начиналось! За работу не просто не пыльную, а прямо-таки детскую платили совсем не по-детски. Сто баксов в день! Семьсот в неделю! А ей всего-то нужно было насобирать штуку, чтобы осуществить мечту – поступить на курсы визажистов, вырваться наконец из этого замкнутого круга: ей приходилось работать дворником (уже не за мать, за себя, с матерью они, слава богу, расплевались), потому что снимать квартиру было не по силам, а, работая дворником, ничего другого невозможно было предпринять. С этими деньгами решались разом все проблемы, да и ничего криминального в своей новой работе она не усмотрела (да и кто бы на ее месте усмотрел?). И согласилась. И вот теперь приходилось расстаться и с мечтой, и с деньгами. Да к тому же… Ну могла ли она когда-нибудь подумать, что сама захочет стать убийцей – нанять киллера?!
Вернее, Витька. Потому что никаким киллером он все-таки не был. Просто убийцей. Инга даже не знала, кто его жертва: мужчина, женщина, старик, ребенок? Но все равно: раз убил один раз, значит, сможет сделать это еще – за деньги, так она считала. Вот только не переехал бы.
Витек не переехал, но взяться за работу сначала отказался наотрез. Бросал злые взгляды на коляску, тряс головой, слушая ее сбивчивый и не совсем правдивый рассказ, а под конец вернул ей ее оплеуху – у Инги чуть голова не оторвалась.
– Во что ты вляпалась, дура?! – закричал он на нее и снова замахнулся, но она увернулась.
Но все-таки телефон взял. А вечером позвонил. Они договорились встретиться на террасе кафе «Негритенок», завтра в половине девятого. Это Инга назначила такое время, потому что оно совпадало с прогулкой: коляска – отличное прикрытие. Витек уже вполне вошел в свою роль и не сказал по телефону ничего такого, что могло бы вызвать подозрения, в случае если ее прослушивают. Разговор строился вполне невинно: «Привет, Инга, сколько зим, сколько лет, как делишки, как детишки?» – и все в таком духе.
Оставалось только заказать фотографию, которую она умудрилась незаметно сделать мобильником, и купить конверт. Все это напоминало фильм и потому было почти не страшно. О жертве Инга старалась не думать. А вообще-то он такой гад, что и не жалко. И потом, выбор был небольшой: либо он, либо она.
Утром, ровно в восемь, как обычно, Инга выкатила коляску. Оглянулась на квартиру соседа и покатила по лестнице вниз, производя страшный грохот. Конверт с деньгами и фотографией лежал в кармашке коляски – немного кощунственно, зато надежно. Кафе «Негритенок» находилось в трех остановках от дома, поэтому она пошла очень быстро, чтобы оказаться на месте без опозданий: кто его знает, этого Витька, вдруг не дождется ее и уйдет? Или передумает. Или испугается. Или… мало ли что? Но как ни торопилась, все-таки опоздала – Витек уже расположился за столиком с бокалом пива. Для Инги он не догадался ничего заказать.
– Привет, старуха! – поздоровался он с ней и развязно закинул руки за спинку стула. – Ничего выглядишь. Будешь? – Витек кивнул ей на свой бокал.
Инга пристроила коляску рядом со столиком, незаметно вытащила конверт и спрятала в карман джинсовки (она специально для этого ее и надела, хотя было жарко).
– Так будешь? – Витек опять кивнул на бокал. – Хорошее пивко, холодненькое.
– Ты же знаешь, я пиво не пью, – сердито сказала она.
– Да? Забыл. И потом, столько времени прошло – привычки меняются.
Они словно продолжали заданную во вчерашнем телефонном разговоре роль: давние хорошие знакомые, между ними когда-то что-то было.
– А что тогда будешь? – не отставал Витек.
– Сок. Виноградный.
Витек пошел за соком, а она подумала, что совсем не волнуется и это неправильно. Тряхнула головой, поднялась, поправила на коляске накидку от солнца, снова села. Вернулся Витек со стаканом сока.
– Вот. Витаминизируйся. – Он поставил перед ней стакан.
Инга послушно глотнула – сок был очень холодным и резким. Все было как-то не так – слишком повседневно. «Я пришла нанимать киллера», – проговорила она про себя и ничего не ощутила. Потрогала конверт в кармане – ничего.
– Как она, жизнь, вообще? – спросил Витек.
– Да так, ничего. А ты как? – подхватила она роль.
– Нормально.
Пора было переходить к делу. Инга кивнула Витьку и передала ему конверт под столом.
– Фотография внутри, – шепнула она.
Вот тут он совершенно вышел из роли, забыл о всякой конспирации. Вместо того чтобы незаметно положить конверт в карман, открыл его, прямо так, на виду у всех, вытащил пачку денег и стал пересчитывать.
– Ты чего? – зашипела Инга на него. – С ума сошел? Спрячь!
Но он никак на это не отреагировал. Кончив считать, положил деньги на стол, вытащил фотографию, посмотрел с ленивым интересом, улыбнулся.
– Шикарный мужик! И не жалко такого в расход пускать?
– Убери! – взмолилась Инга. – Спрячь! Ну, пожалуйста.
– О! – Витек вдруг поднял голову, посмотрел куда-то мимо Инги, рассмеялся. – А вот и он сам! Здравствуйте, Петр Евгеньевич! – Он протянул руку через Ингину голову, другая рука протянулась ему навстречу.
– Здравствуй, Виктор! – весело проговорил знакомый голос.
Инга вскрикнула и повернулась. Да, это был он, ее работодатель, ее потенциальная жертва. Она в ужасе смотрела на него, а тот словно ее и не замечал. Сгреб фотографию со стола, посмотрел, усмехнулся.
– Весьма посредственный снимок. И ракурс выбран неверно. Чувствуется рука профана и отсутствие сколько-нибудь приличной техники.
– Да, – согласился Витек. – Но откуда же у бедной девушки возьмется приличная аппаратура?
– Не такая уж она и бедная. – Петр Евгеньевич взял со стола деньги, пересчитал. – Аванс? – посмотрел он на Витька.
– Ага. Остальные после дела, все как у взрослых.
– Не маловато?
– Маловато, но что же я со своих буду драть? – Он подмигнул Инге.
– Ну да, конечно, – согласился Петр Евгеньевич. – Только у меня есть предложение получше. И в смысле оплаты труда, и в смысле качества снимка. – Он достал из кармана фотографию и положил посредине стола.
Инга почувствовала, что вот-вот потеряет сознание: на фото была она.
– А ра счет полагаю произвести следующим образом: ее доля, – он кивнул на Ингу, – плюс удвоенная ставка с меня.
– Согласен! А как насчет сроков?
– Сколько она тебе еще должна?
– Семьсот.
– Значит, через неделю. Раньше у нее денег не будет, чтобы с тобой расплатиться.
– Ладно уж, – Витек пренебрежительно махнул рукой в сторону Инги, – недельку могу и подождать. – Способ?
– Это я тебе потом скажу, неудобно при ней. – Петр Евгеньевич понизил голос и сделал вид, что смущен.
Розыгрыш! Это просто розыгрыш! Сейчас они повернутся к ней, засмеются и, кривляясь, закричат: «Ну что, забоялась?» – как в детстве мальчишки у них во дворе. Ведь это не может быть правдой! Главное – не показать, что боится, тогда затравят, сделать вид, будто понимает: все это просто шутка, – подыграть…
Инга откинулась на стуле, улыбнулась, с прищуром посмотрела на них.
– Извини, Витек, ничего не получится, я передумала, денег не будет. Петр Евгеньевич, я увольняюсь…
– Э нет, дорогая! – возмутился Витек. – Как это передумала, как это денег не будет? Уговор есть уговор.
– Он не согласится, – проговорил Петр Евгеньевич с наигранным сочувствием. – И думать нечего. Витек – человек жадный, пардон, деловой, я хотел сказать. Так что придется тебе ему заплатить, значит, еще недельку на меня поработать.
– Чтобы оплатить свою смерть? Вы не офигели, мужики? – Инга рассмеялась – не очень-то весело это у нее получилось.
– Частично оплатить, – поправил ее Петр Евгеньевич. – Основные расходы я беру на себя.
– Спасибо.
– На здоровье.
– Смешная шутка.
– А мы вообще остроумные люди.
– Ну да, я заметила.
Розыгрыш, розыгрыш, розыгрыш! Нужно еще немного продержаться, не выбиться из роли, не закричать, не заплакать. Инга посмотрела на часы:
– О! Мне пора, время прогулки давно закончилось. – Поднялась, подошла к коляске.
Спокойно уйти, не подавая виду, что напугана, а ночью сбежать. Можно уехать к сестре в Лесозаводск, там они ее не найдут… Кровь в висках ужасно стучит, и голова раскалывается. Как давно у нее не болела голова и… ничего не болело! К сестре в Лесозаводск… а сейчас спокойно уйти.
Инга взялась за ручку коляски, аккуратно развернулась, чтобы не задеть столик.
– Один только момент! – весело прокричал Петр Евгеньевич. – Сядь.
Инга вернулась и послушно села.
– Послезавтра твоему малышу исполняется полгода. Первый юбилей, да? – Он засмеялся. – Это событие надо отметить. Музыка, гости, все такое. Вот, – он протянул ей какой-то листок, – список приглашенных и… ну, там все написано, дома посмотришь. Позвонишь сестре, она тоже в списке.
– Сестре? – В голове взорвалась бомба, Инга зажмурилась от невыносимой боли.
– Она переехала на другую квартиру, вот ее новый домашний телефон. Ты не знала? Ну да, конечно, вы ведь давно не созванивались. А вот новый адрес, так, на всякий случай, вдруг вздумаешь телеграмму дать или еще что. И последнее. – Петр Евгеньевич понизил голос, придвинулся к ней. – Одну глупость ты уже сделала – попыталась меня заказать, – и видишь, как все обернулось? Учись на ошибках и не пытайся переиграть меня еще раз. Киллеру нужно заплатить в любом случае, понимаешь? Анна…
– Я поняла!
– Конечно! Ты ведь не захочешь, чтобы твой долг отдавала сестра. Своей жизнью.
Глава 3
Призрачная улица
(Филипп Сосновский)
Звонок звенел и звенел, а я не хотел просыпаться. Слушал эти назойливые переливы (они совпадали с сюжетом сна) и думал: я мертвый художник, я не могу открыть дверь. Но звонок не умолкал – добил, разбудил. Я приподнялся на локте, послушал – звенит. И будет звенеть, пока не открою. Это милиция. Снова пойдут вопросы, вопросы. Мало им вчерашнего? Вернулись, чтобы начать все сначала: имя, фамилия, год рождения… в каких отношениях вы состояли с погибшей?
В каких отношениях? Я просто художник. Обычный художник. Вернее, был когда-то обычным. Но вот однажды я сел в такси… А потом возникла картина «Шесть мертвецов». Инга была на ней в числе прочих – в числе тех, кто вчера явился на день рождения пропавшего ребенка. Как назвать такие отношения? Не знаю. О картине, конечно, я им не рассказал. И сегодня не расскажу, зря пришли.
Но открыть дверь все же придется.
На пороге стояла Анна, сестра Инги, а никакая не милиция. Видимо, ей разрешили остаться в квартире. У меня появилась новая соседка. К счастью, без ребенка. Интересно, а ей нравится Перголези?
– Простите, Филипп, – слабым и каким-то простуженным голосом проговорила она. – У меня страшно болит голова, нет ли у вас чего-нибудь обезболивающего?
– Обезболивающего? – переспросил я и присмотрелся к ней внимательней. Да, вид у нее действительно больной: покрасневшие веки, мутный взгляд и на ногах, похоже, еле держится.
– Какой-нибудь таблетки.
– Проходите.
Анна качнулась, ухватилась за стену, сделала неуверенный шаг и чуть не упала. Я подхватил ее, провел в мастерскую, усадил на стул и тут сообразил, что у меня не только нет никаких лекарств, даже простого градусника не найдется. Я так давно ничем не болел…
– Сто лет не болела, – хрипло сказала Анна и кашлянула. – Кажется, у меня жуткая температура.
Я дотронулся до ее лба.
– Точно! Вам нужно срочно в постель.
– Да. Только немного посижу. Очень холодно. – Девушка зябко повела плечами. – Мне бы таблетку.
– Сделаем так: я вас отведу домой и сбегаю в аптеку. Лучше бы вызвать скорую, но не знаю, приедут ли они сюда. Можем только время потерять. Пойдемте.
С большим трудом я ее увел и уложил в постель – в ту самую, на которой вчера лежала Инга! – укрыл двумя теплыми одеялами – теми самыми! – и помчался в аптеку. Но когда выскочил на улицу, понял, что понятия не имею, где здесь аптека. Спросить было не у кого – этот район почти безлюдный: несколько домов, стоящих на отшибе, и те выселены, до ближайшей остановки не меньше пятнадцати минут ходу, а нужно спешить. И тут мне на глаза попалось стоящее на обочине дороги такси. Дверца была распахнута, водитель курил рядом. При других обстоятельствах я бы ни за что к нему не подошел: однажды я уже сел в такси… Но сейчас делать было нечего.
– Простите, пожалуйста, – обратился я к водителю, он посмотрел на меня вполне нормальным человеческим взглядом – обычный таксист, а не перевозчик в царство мертвых. – Вы не подскажете, где здесь аптека?
– Аптека? – Водитель задумался. – Поблизости нет. Это в центр надо ехать.
– Черт! Мне срочно. Как же быть?
– Садись, я свободен. Все равно еду в центр.
Спасибо, не надо, хотел отказаться я, но не нашел достаточных аргументов: не рассказывать же ему о том, как однажды я сел в такси и оказался в кошмаре?
Не рассказывать. Я сел в такси, сделал вид, что совершенно спокоен: он – обычный водитель, я – простой пассажир, мы друг другу вполне доверяем, и даже больше: нам и в голову не может прийти не доверять. За окном белый день, мы едем по городу, мелькают дома и деревья – знакомым маршрутом едем. Можно расслабиться. Нужно расслабиться. Улица Лермонтова. А дальше, на Гоголя, я знаю, прекрасная аптека. Вероятно, туда он меня и везет. Так и есть.
– Приехали!
Ну вот, обошлось – мы действительно просто приехали, я могу выйти, никто меня не удерживает.
– Спасибо, командир! – нервно-развязно сказал я и еле удержался, чтобы не хлопнуть его по плечу, невольно подражая манере Станислава. Вытащил деньги, заплатил за счастливо-безопасную поездку. Мне стало весело и захотелось общаться, что-нибудь невинное ему рассказать, но он отвернулся, готовясь уехать. – Постой! – Я схватился за дверцу машины. – Ты не мог бы меня подождать?
– Без проблем! – Таксист пожал плечами.
– Видишь ли, мне нужно скорее вернуться, – зачем-то принялся ему объяснять, хоть он и без того согласился подождать. – Одна девушка, моя соседка, заболела и…
– Да все нормально, иди. Только быстро.
Я опять разнервничался: а вдруг там очередь и он уедет? Взбежал на крыльцо аптеки (крутое и неудобное, обитое скользким псевдомрамором). Слава богу, напрасная тревога – было почти пусто: какая-то пожилая дама в соломенной шляпе сидела в кресле у фикуса, и другая, моложе, может быть, ее дочь, стояла у одного из окошек. Я подошел к соседнему.
– Самое эффективное средство от гриппа, – словно скандируя рекламный слоган, проговорил я.
– Афлубин? – вопросила девушка в окошке, засмеялась и указала куда-то глазами вверх.
Я проследовал за ее взглядом и уткнулся в плакат: негр, монголоид и парочка белых (брюнет и блондинка), взявшись за руки, весело бегут по голубому земному шару и напевают жизнерадостную песенку (слова вылетают из их широко раскрытых ртов, как лепестки роз в известной немецкой сказке): «Новый грипп чумой мир не сразит – афлубин спасет и защитит!» А сбоку карикатурное изображение свиньи, которая держит в зубах упаковку этого самого, спасительного для всего человечества, афлубина.
– Давайте, – согласился я – не то что реклама меня убедила, просто не знал, какое другое лекарство назвать.
– Только он дорогой, – предупредила девушка.
– Не важно.
Афлубин и в самом деле оказался дорогим. Старушка в кресле осуждающе покачала головой, ее дочь тоже посмотрела на меня с укором. Ощущая себя зажравшимся буржуем, я стремительно покинул аптеку.
Мой самый обыкновенный таксист, скучая, курил у своей машины. Я так обрадовался, что он не уехал! Перепрыгивая через две ступеньки, рискуя сломать себе шею на неудобном, скользком покрытии лестницы, ринулся к нему. Он мне кивнул, улыбнулся, как старому знакомому (как обычный таксист обычному пассажиру, который попросил его подождать и вот вернулся). Пакет болтался у меня на запястье – рука непринужденно помахивала в такт моим быстрым, слегка подпрыгивающим шагам – все как у людей: я просто выполнил просьбу своей заболевшей соседки (самой обычной соседки, не из кошмарных снов), сгонял на такси в аптеку, купил самое эффективное лекарство от гриппа. Обычный человек в обычном мире. Если так пойдет дальше, возможно, скоро я опять начну сочинять простые сюжеты для своих до заурядности простых картин.
– Не долго? – чуть задыхаясь от быстрого спуска с крутой лестницы, спросил у таксиста.
– Да нормально все. – Он щелчком отправил окурок в давно пересохший фонтанчик и сел в машину. – Ну, куда дальше?
– Домой, – немного удивившись, ответил я – это ведь было так очевидно. – Королева, тридцать семь, второй подъезд… – И осекся, сообразив, что называю свой прежний, настоящий, адрес, а не тот, по которому сейчас живу. – Нет, простите! Окружная, шестнадцать. Это дом… в общем, там почти никто не живет. Все выехали, я один остался, все никак не соберусь переехать, уже и квартира новая готова, в смысле, ремонт сделан, да для меня, как для Обломова, переезд – целая катастрофа, – понес я, смутившись, какой-то пространный бред.
– Короче, мужик! Куда тебе надо? – оборвал он меня и посмотрел с подозрением.
Я очень расстроился: только-только начал налаживаться контакт с нормальными, простыми людьми, и вот…
– На Окружную, шестнадцать. Но там дом нежилой. Вы подвезете?
– Дом нежилой? Да мне по фигу! – Он раздраженно захлопнул дверцу, и мы поехали.
Я смотрел в окно и радовался: мой самый обыкновенный маршрут потек в обратном направлении: Гоголя, Лермонтова… Я чуть было все не испортил – раздражил водителя своим неуместным бредом, – но он не обиделся, не стал мстить – не повез в потустороннюю кошмарность. Мы ехали по обычным улицам – возвращались домой…
В каких отношениях? Я просто художник. Обычный художник. Вернее, был когда-то обычным. Но вот однажды я сел в такси… А потом возникла картина «Шесть мертвецов». Инга была на ней в числе прочих – в числе тех, кто вчера явился на день рождения пропавшего ребенка. Как назвать такие отношения? Не знаю. О картине, конечно, я им не рассказал. И сегодня не расскажу, зря пришли.
Но открыть дверь все же придется.
На пороге стояла Анна, сестра Инги, а никакая не милиция. Видимо, ей разрешили остаться в квартире. У меня появилась новая соседка. К счастью, без ребенка. Интересно, а ей нравится Перголези?
– Простите, Филипп, – слабым и каким-то простуженным голосом проговорила она. – У меня страшно болит голова, нет ли у вас чего-нибудь обезболивающего?
– Обезболивающего? – переспросил я и присмотрелся к ней внимательней. Да, вид у нее действительно больной: покрасневшие веки, мутный взгляд и на ногах, похоже, еле держится.
– Какой-нибудь таблетки.
– Проходите.
Анна качнулась, ухватилась за стену, сделала неуверенный шаг и чуть не упала. Я подхватил ее, провел в мастерскую, усадил на стул и тут сообразил, что у меня не только нет никаких лекарств, даже простого градусника не найдется. Я так давно ничем не болел…
– Сто лет не болела, – хрипло сказала Анна и кашлянула. – Кажется, у меня жуткая температура.
Я дотронулся до ее лба.
– Точно! Вам нужно срочно в постель.
– Да. Только немного посижу. Очень холодно. – Девушка зябко повела плечами. – Мне бы таблетку.
– Сделаем так: я вас отведу домой и сбегаю в аптеку. Лучше бы вызвать скорую, но не знаю, приедут ли они сюда. Можем только время потерять. Пойдемте.
С большим трудом я ее увел и уложил в постель – в ту самую, на которой вчера лежала Инга! – укрыл двумя теплыми одеялами – теми самыми! – и помчался в аптеку. Но когда выскочил на улицу, понял, что понятия не имею, где здесь аптека. Спросить было не у кого – этот район почти безлюдный: несколько домов, стоящих на отшибе, и те выселены, до ближайшей остановки не меньше пятнадцати минут ходу, а нужно спешить. И тут мне на глаза попалось стоящее на обочине дороги такси. Дверца была распахнута, водитель курил рядом. При других обстоятельствах я бы ни за что к нему не подошел: однажды я уже сел в такси… Но сейчас делать было нечего.
– Простите, пожалуйста, – обратился я к водителю, он посмотрел на меня вполне нормальным человеческим взглядом – обычный таксист, а не перевозчик в царство мертвых. – Вы не подскажете, где здесь аптека?
– Аптека? – Водитель задумался. – Поблизости нет. Это в центр надо ехать.
– Черт! Мне срочно. Как же быть?
– Садись, я свободен. Все равно еду в центр.
Спасибо, не надо, хотел отказаться я, но не нашел достаточных аргументов: не рассказывать же ему о том, как однажды я сел в такси и оказался в кошмаре?
Не рассказывать. Я сел в такси, сделал вид, что совершенно спокоен: он – обычный водитель, я – простой пассажир, мы друг другу вполне доверяем, и даже больше: нам и в голову не может прийти не доверять. За окном белый день, мы едем по городу, мелькают дома и деревья – знакомым маршрутом едем. Можно расслабиться. Нужно расслабиться. Улица Лермонтова. А дальше, на Гоголя, я знаю, прекрасная аптека. Вероятно, туда он меня и везет. Так и есть.
– Приехали!
Ну вот, обошлось – мы действительно просто приехали, я могу выйти, никто меня не удерживает.
– Спасибо, командир! – нервно-развязно сказал я и еле удержался, чтобы не хлопнуть его по плечу, невольно подражая манере Станислава. Вытащил деньги, заплатил за счастливо-безопасную поездку. Мне стало весело и захотелось общаться, что-нибудь невинное ему рассказать, но он отвернулся, готовясь уехать. – Постой! – Я схватился за дверцу машины. – Ты не мог бы меня подождать?
– Без проблем! – Таксист пожал плечами.
– Видишь ли, мне нужно скорее вернуться, – зачем-то принялся ему объяснять, хоть он и без того согласился подождать. – Одна девушка, моя соседка, заболела и…
– Да все нормально, иди. Только быстро.
Я опять разнервничался: а вдруг там очередь и он уедет? Взбежал на крыльцо аптеки (крутое и неудобное, обитое скользким псевдомрамором). Слава богу, напрасная тревога – было почти пусто: какая-то пожилая дама в соломенной шляпе сидела в кресле у фикуса, и другая, моложе, может быть, ее дочь, стояла у одного из окошек. Я подошел к соседнему.
– Самое эффективное средство от гриппа, – словно скандируя рекламный слоган, проговорил я.
– Афлубин? – вопросила девушка в окошке, засмеялась и указала куда-то глазами вверх.
Я проследовал за ее взглядом и уткнулся в плакат: негр, монголоид и парочка белых (брюнет и блондинка), взявшись за руки, весело бегут по голубому земному шару и напевают жизнерадостную песенку (слова вылетают из их широко раскрытых ртов, как лепестки роз в известной немецкой сказке): «Новый грипп чумой мир не сразит – афлубин спасет и защитит!» А сбоку карикатурное изображение свиньи, которая держит в зубах упаковку этого самого, спасительного для всего человечества, афлубина.
– Давайте, – согласился я – не то что реклама меня убедила, просто не знал, какое другое лекарство назвать.
– Только он дорогой, – предупредила девушка.
– Не важно.
Афлубин и в самом деле оказался дорогим. Старушка в кресле осуждающе покачала головой, ее дочь тоже посмотрела на меня с укором. Ощущая себя зажравшимся буржуем, я стремительно покинул аптеку.
Мой самый обыкновенный таксист, скучая, курил у своей машины. Я так обрадовался, что он не уехал! Перепрыгивая через две ступеньки, рискуя сломать себе шею на неудобном, скользком покрытии лестницы, ринулся к нему. Он мне кивнул, улыбнулся, как старому знакомому (как обычный таксист обычному пассажиру, который попросил его подождать и вот вернулся). Пакет болтался у меня на запястье – рука непринужденно помахивала в такт моим быстрым, слегка подпрыгивающим шагам – все как у людей: я просто выполнил просьбу своей заболевшей соседки (самой обычной соседки, не из кошмарных снов), сгонял на такси в аптеку, купил самое эффективное лекарство от гриппа. Обычный человек в обычном мире. Если так пойдет дальше, возможно, скоро я опять начну сочинять простые сюжеты для своих до заурядности простых картин.
– Не долго? – чуть задыхаясь от быстрого спуска с крутой лестницы, спросил у таксиста.
– Да нормально все. – Он щелчком отправил окурок в давно пересохший фонтанчик и сел в машину. – Ну, куда дальше?
– Домой, – немного удивившись, ответил я – это ведь было так очевидно. – Королева, тридцать семь, второй подъезд… – И осекся, сообразив, что называю свой прежний, настоящий, адрес, а не тот, по которому сейчас живу. – Нет, простите! Окружная, шестнадцать. Это дом… в общем, там почти никто не живет. Все выехали, я один остался, все никак не соберусь переехать, уже и квартира новая готова, в смысле, ремонт сделан, да для меня, как для Обломова, переезд – целая катастрофа, – понес я, смутившись, какой-то пространный бред.
– Короче, мужик! Куда тебе надо? – оборвал он меня и посмотрел с подозрением.
Я очень расстроился: только-только начал налаживаться контакт с нормальными, простыми людьми, и вот…
– На Окружную, шестнадцать. Но там дом нежилой. Вы подвезете?
– Дом нежилой? Да мне по фигу! – Он раздраженно захлопнул дверцу, и мы поехали.
Я смотрел в окно и радовался: мой самый обыкновенный маршрут потек в обратном направлении: Гоголя, Лермонтова… Я чуть было все не испортил – раздражил водителя своим неуместным бредом, – но он не обиделся, не стал мстить – не повез в потустороннюю кошмарность. Мы ехали по обычным улицам – возвращались домой…