Нагибин Юрий. В дождь

свята. Поэтому он и слова против не сказал, когда Пека Толкушин попросил
принять
на постой двух московских людей: журналиста и еще кого-то -- Демин не
понял. У них был свой интерес в здешних местах: то ли церкви осматривать, то
ли раков лучить-- замороченный сеном, Демин не стал вникать. Да и какая ему
разница, кто они, важно, что родственник просит. Хотя хуже времени трудно
было выбрать -- в доме полно народу, дел невпроворот, и, как ни крутись, не
окажешь гостям должного внимания. Москвичи прибыли пешим строем, машину
бросили на шоссе возле почты, и Демин отвел им боковушку, дал постельное
белье, одеяла, подушки, домашние туфли. Журналист был тучным, задышливым
стариком, с мешками под коричневыми усталыми глазами и белым пухом волос, он
знал, что отыгрался, но по инерции продолжал суету жизни. Таких Демин видел
немало.
А вот другой его заинтересовал. Был он без возраста: то ли под сорок,
то ли крепко за шестьдесят, поджарый, с обнажившимся костяным лбом, но без
седого волоса, гибкий, ловкий, с проворными руками. Он мгновенно разобрался,
что к чему и что где лежит, как будто домой вернулся, и через полчаса по
приезде уже варил на кухне соблазнительно пахнущую солянку. К удивлению
Демина, все острые приправы гость нашел в его доме. Назвался он Пал Палычем.
И странно, услышав нехитрое имя-отчество, Демин испытал легкий внутренний
толчок, готовый обернуться воспоминанием, но так и не ставший им.
Он готов был поклясться, что уже видел этого складного и чем-то
соблазнительного человека, но где, когда?.. Хотелось поговорить с приезжими,
особенно с Пал Палычем, может, тот подскажет, где могли они видеться, да не
выбрать минуты свободной. А сейчас он ощутил необходимость что-то сделать
для гостей. Надо украсить их быт. Забрав в гостинной три "полотна", копии
которых, как он понял, находились в Третьяковской галерее: "Аленушка",
"Неизвестная" и "Богатыри", а также вазу с бумажными цветами, он вдруг
задумался, с какой стороны приходится ему родственником Пека Толкушин.
Демины и Толкушины из разных мест и разного корня. Может, по женской
линии? Пекина двоюродная сестра замужем за ихним председателем, но Демины
с ним не родня. Старуха Толкушина в свойстве с тещей кузнеца, но кузнец
Деминым вовсе чужой. Жена Пеки вроде калужанка, тут искать нечего...
Внезапно он почувствовал усталость, стоит ли ломать над этим голову,
при случае он спросит Пеку, а сейчас надо создать людям культурный отдых.
Он вошел в комнату, пропитанную табачным дымом. Постояльцы в спортивных
костюмах и носках лежали на кроватях и читали. Пал Палыч нещадно дымил.
Журналист с набрякшими подглазьями отложил книгу и улыбнулся Демину.
-- Хозяин?.. Милости просим.
-- Извините, конечно,-- сказал Демин.-- Я тут кое-что принес... Чтобы
вам красиво отдыхалось.
-- Что, что?..-- вскинулся Пал Палыч и ловко сел на кровати, по-турецки
скрестив ноги.--Да бросьте! -- сказал брезгливо.-- Кому это надо?..
-- А что? -- смутился Демин.-- Хорошие картины.-- Он прищурился и
прочел: -- В. Васнецов, И. Крамской... обратно В. Васнецов.
-- К тому же подлинники! -- хохотнул Пал Палыч.
-- Заткнитесь,-- тихо сказал журналист. -- Человек от чистой души...
Спасибо большое,-- повернулся он к Демину.-- Вы не беспокойтесь, мы сами
повесим. Мой друг -- специалист по живописи.
-- Нешто мне трудно гвоздь прибить? -- обрадовался его интонации Демин.
Он поставил вазу с цветами на холодильник, вынул из кармана гвозди,
достал из тумбочки молоток и стал приноравливаться, как бы половчее повесить
картины.
-- Дивный букет,-- заметил Пал Палыч.-- Воду надо часто менять?
-- Они же бумажные,-- удивился его наивности Демин.
-- Заткнитесь! -- опять сказал журналист, пристально глядя на Пал
Палыча.
За долгие годы знакомства, хотя виделись они не часто, будучи людьми
разъезжей жизни, он так и не постиг до конца характера Пал Палыча. Тот был
крайне сентиментален, причем с возрастом эта черта все усиливалась; его
песочные ресницы частенько темнели от слез, исторгнуть которые могли --
стихотворная строка, страдания, болезнь и смерть литературного героя,
несчастливый конец фильма, вид старой почерневшей иконки, нежный изгиб
севрской статуэтки. Вся эта чувствительность проявлялась лишь в столкновении
с искусственным миром; жизнь в ее естественном образе не действовала на
слезные мешки Пал Палыча. Как замечательно разделились в нем поэзия и
правда. Беззащитность перед первым, ледяной холод -- второму. Его ничуть не
трогал доверчивый жест доброты этого постороннего человека, бескорыстно
пустившего в дом незнакомцев, давшего им постель и стол и еще заботившегося
о "культурном" оформлении их быта.
-- Чем картинки вешать,-- послышался высокий резкий голос Пал Палыча,--
лучше бы вонь ликвидировали!
-- Какую вонь? -- не понял Демин.
-- У двери. Как выходишь -- шибает, аж с ног валит. Что у вас там,
покойники .захоронены?
Демин повесил на стену "Богатырей", глянул -- ровно ли, и пошел к
двери. Нюхнув раз-другой, он ничего не почуял. А несло там нестерпимо,
каким-то
спертым, душным, ядовитым, опасным для жизни смрадом. Густой, как
патока,
он не распространялся по комнате, а стоял стенкой возле двери; таким
образом,
пронизав невеликую толщу, ты оказывался в обычном запахе избяной
боковухи: дерева, заоконной дождевой сырости и устоявшейся легкой прели.
Словом,
незачем было заводиться. Но Пал Палыча бес обуял.
Журналист сказал мягко:
-- Там, правда, пованивает. Ничего страшного нет. Может, крыса сдохла?
-- Нету у нас крыс,--еще более озадачился Демин и позвал мать. Старуха
быстро приковыляла -- любила быть полезной. Понюхав, где указали, она тоже
не расчуяла вони. Крестьянские носы, привыкшие к крепким запахам хлева,
свиного закута, насеста, навоза, не обладали городской
чувствительностью.
-- Да нюхните хорошенько! -- закричал Пал Палыч, вскочив с кровати.
Он подбежал к ним и со свистом втянул воздух своим хрящеватым носом.
-- О, ужас!.. О, смерть!..
-- Правда, Миш, вроде, несет маленько,---неуверенно сказала мать.
-- Маленько! -- передразнил Пал Палыч.--Ничего себе маленько!.. Конец
света!.. Гибель Помпеи!..
И странно: Демину казалось, что все это уже было когда-то -- и
возмущение Пал Палыча, и тяжелая растерянность окружающих, экое наваждение,
прости господи!.. Он открыл холодильник, заглянул в него, выдвинул нижний
ящик, откуда накануне взяли телячью голову и голяшки для холодца. Сегодня
этот холодец в тарелках, блюдах, тазах стоял по всему дому.
-- Надо так думать,-- глубокомысленно изрек Демин,-- что головка
протухла.
Журналист почувствовал позыв к рвоте, за завтраком он на пару с Пал
Палычем опустошил глубокую тарелку холодца.
-- Чепуха! -- авторитетно сказал Пал Палыч.--Зачем на теленка валить?
Студень свежий.
-- Свежий? -- обрадовался Демин, любивший холодец.-- Я еще не пробовал.
-- Свежайший! -- Пал Палыч нагнулся и стал хлопать дверцами старого
фанерного буфета. Мелькали пачки с печеньем, шоколадные наборы, банки с
вареньем и джемом, упаковки сыра "виола", банки маринованных огурцов.
-- Богато живете! -- вскользь одобрил Пал Палыч. Он открыл очередную
дверцу, и оттуда вырвался ликующе Великий Джинн смрада, некая правонь, от
которой пошло в мире всякое смердение и тухлота.
Пал Палыч держал на мочальной веревке связку вяленой рыбы, то ли
плотвиц, то ли красноперок.
-- Вот она, душечка!
Демин взяв связку, понюхал, небрезгливо помял рыбешку.
-- Она же вяленая...-- проговорил неуверенно.
-- Плохо провялил, брат! -- ликовал Пал Палыч.--Стухла твоя плотва.
-- Это не моя, Сенечка наловил,-- поправил Демин.
-- Выброси ее в сортир,-- распорядился Пал Палыч.
-- Нельзя,-- сказал Демин, наконец-то учуяв воньцу,--туда куры
подлазят.
-- Закопай в саду!
-- Собачонка может отрыть.
-- Скорми кошке,-- посоветовал журналист.
-- Нешто она ее возьмет? Балованная!..
-- Да выбросьте вы ее к черту! -- взревел Пал Палыч.--К чему столько
болтовни?
-- Как же так? -- скривился Демин.--Значит, пропали Сенечкины труды?
Журналист с любопытством посмотрел на Демина: сильное до грубости,
обветренное лицо, сталь зубов в улыбке, плечи гиревика, ручищи лопатами. И
надо же, какая деликатность, какая тонкая бережность к чужой душе!
-- Я их на терраске новой повешу,-- сообразил Демин.
-- Там Адольф трудится,-- напомнила мать.
-- А ему водкой и табаком все обаяние отшибло. Он намедни чуть ацетону
не хватил.
-- Ну и неси туда! -- распорядился Пал Палыч. -- Хватит тут вонять.
Пристроив связку рыбок так, чтобы Сенечка мог увидеть и сам
распорядиться ее дальнейшей участью, Демин отправился за грузовиком. До реки
он дошел по обкошенной луговине. Завяз лишь возле ключа, там и в сушь было
потное место, на которое каждую весну прилетала пара чибисов. Провалился
глубоко,-- хорошо сообразил натянуть до отказа болотные сапоги, а вот
выдернуть кол из тына забыл, за что и поплатился-- насилу вылез, извалявшись
в грязи. К реке по скосу он съехал на подошвах, растопырив для равновесия
руки. Здесь помылся и проверил вершу, затопленную на излуке под старыми
ветлами. Верша оказалась пустой -- отчего-то сорвало клеенчатую завязку на
горловине.
Он пристроил завязку на место и утопил вершу. Потом отломил сухой
толстый сук березы и по скользким мосткам, помогая себе суком-шестом,
перебрался на другую сторону. Мимо молокозавода, кисло воняющего
выплеснутыми в грязь пробами, он поднялся к деревенской площади, где
располагались клуб и магазин.
Оба здания были отрезаны от большой земли огромными лужами в
грязевых топких берегах. Но к магазину был сделан подход из кирпичей и
досок, нечто вроде лавы, клуб же напрасно соблазнял дубасовцев
объявлениями
о новом художественном фильме и вечере танцев под фонограмму "Голубых
гитар" -- к нему можно было пробраться разве что на ходулях. Демин двинулся
по окружности площади, прижимаясь к плетням, под ними земля была прочной.
При этом он не упускал из вида магазин, куда то и дело заходили люди, но
назад почему-то не выходили, словно поселялись там. В витринах за рекламными
пирамидами "завтрака туриста" и новой рыбки "минтай" творилось шевеление
цветных пятен, но игра красок не обернулась чертами продавщицы Лизы, с
которой Демин дружил. А хотелось хоть в промельке увидеть ее горячие
крепкие скулы.
Самая грязная грязь начиналась за околицей, и, хотя до машинного двора
было рукой подать, Демин потратил немало времени на одоление последних
метров. Это ж надо, чтобы главная опора сегодняшней деревни-- трактор стал
ее злейшим врагом. Лошадь так не умучивали в старое время, как сейчас
трактор. На нем не только пашут, боронуют, убирают, возят грузы, навоз,
силос, сенаж, доставляют людей в поле и с поля, но ездят на рыбалку, в гости
к знакомым, на любовное свидание, на прогулку. Трактором изжеваны все
деревенские дороги, улицы и площади. Исчезла прелесть тихой зеленой сельской
улицы с телком или козленком на привязи, разморенными жарой добродушными
псами, с курами, гусями и пушистыми их выводками -- от плетня до плетня во
всю ширину -- непросыхающая, непролазная грязь, чудовищные колдобины,
рытвины
с водой, одно слово -- мерзость. Попробуй пройтись с гармошкой на
вечерке, попробуй найти сухую, твердую площадку для пляски, даже на лавочке
у плетня посидеть да на людей поглядеть, лузгая семечки,-- несбыточное дело:
куда ноги девать?
-- Но трактор не виноват, машина не бывает виноватой,-- думал Демин. --
Люди придумывают технику, а справиться с ней не могут. Отжили век проселки,
большаки и немощеные сельские улицы. Или -- асфальт под колеса, или вертайся
к лошади. Иначе жизни не будет...
Смятенный вид родной земли... И как же хорошо на гиблом фоне гляделась
асфальтовая площадка машинного двора, на которой прочно стояли комбайны,
сеялки, жатки, косилки, бульдозеры, траншеекопатели... Эти готовые к бою
машины казались вознесенными над всем остальным собранным для ремонта,
восстановления и разбора железом, которое медленно погружалось в предвечную
хлябь, поскольку не хватило асфальта для всего нужного технике пространства.
Пробираясь к гаражу, Демин услышал, что в кузне ухает молот. Вот те
раз! -- выходной день, а кузнец трудится. Неужто этого поддавалу и склочника
прошибла тревога за сеноуборочную? Горячий цех был в долгу перед
ремонтниками, вот Федосеич и решил пожертвовать отдыхом для общего дела.
Отъявленный хабарщик, Федосеич был на хорошем счету у "руководителя", потому
что всегда брал самые высокие обязательства, не затрудняя себя мыслью об их
выполнении. Но проняла и его общая забота. Демин довольно улыбнулся и потер
щетинистый подбородок, а, черт -- опять забыл побриться. Он без обычного
раздражения глядел на водочные и винные бутылки, заполнявшие все емкости
перед кузней. То была странная привычка Федосеича: ему в голову не приходило
унести пустые бутылки с собой и сдать их на пункт приема вторичного сырья
или просто выбросить.
Демин толкнул дверцу и вошел в жаркое нутро кузни. Полыхал горн;
Федосеич и его подручный с раскаленными от огня и опохмелки лицами
трудились с тем стараньем, красивой ловкостью и серьезностью, что достаются
лишь левой работе. В грохоте двух молотов не слышен был взвыв душевной боли
и разочарования вошедшего человека. Демин ничего не мог сделать Федосеичу, о
чем они знали оба,-- попробуй найти другого кузнеца. Но и Федосеич нуждался
в кузне, поэтому, ничуть не боясь инженера колхоза, все же старался не
доводить его до остервенения, когда человек перестает думать о последствиях
своих поступков.
Демин понимал всю тщетность слов, если они обращены к такому дремучему
сердцу, как у дубасовского кузнеца, к тому же с завтрашнего дня начинался
аврал и опасно раздражать нравного, нетрезвого старца. Но что-то сказать
было необходимо для собственного спасения, а то не ровен час сосуд лопнет, и
так вечно молчишь перед глупостью, наглостью и чтущим лишь собственную
выгоду напором.
-- Hеужто для бутылок другого места нету? -- произнес он шатким от
изворота голосом.
Кузнец оглянулся, будто знать не знал о его присутствии. Медвежьи
глазки как лезвием чиркнули.
-- У меня нету; Не нравится -- возьми да убери.
-- Я тебе не уборщица. Свое свинство сам затирай. Или катись от-сюдова
к чертовой матери!..
Вот бы такие слова да по главному поводу: мол, кузня не частная
лавочка, халтурщик ты и ханыга! А это выстрел, хоть и в упор, да холостой --
кузнеца пустыми бутылками не убьешь. Так оно и было: Федосеич презрительно
усмехнулся и гаркнул помощнику: "Ровнее держи, безрукий черт!"
"МАЗ" был старый, битый, из капиталки, но крепко, надежно залатанный, с
форсированным двигателем -- над чем потрудился, по обыкновению с успехом,
изобретательский гений Демина. Машина -- на редкость мощная, и если не
бояться выжимать из нее эту мощь под угрозой сломать шею, то она способна
одолеть любое бездорожье, благо обута в железные сапоги.
Демин уже взобрался на сиденье, когда подбежала Васена, колхозная
делопроизводительница, и протянула телефонограмму из рйцентра. Отправил ее
предколхоза, с утра уехавший в Глотов на совещание: в близости сеноуборочной
дергалось районное начальство и само дергало руководителей хозяйств, мешая
им заниматься прямым делом. Предколхоза извещал, что ему удалось вырвать
новый мотор для "уазика", который необходимо срочно забрать, сам он без
машины. Это было слишком серьезно, чтобы кому-то передоверять,-- перховское
сено подождет.
И Демин погнал грузовик в сторону, прямо противоположную той, куда
собирался. Тактика езды на "гончем" "МАЗе" была проста, но требовала крепких
нервов. Надо ломить на третьей скорости, выбирая по возможности места более
проходимые, пренебрегая тем, что машина кренится на бок, вот-вот
перевернется,
что ее заносит и норовит сбросить с дороги, что нос клюет в полные воды
рытвины и лобовое стекло ослеплено рыжими заплесками, что глаза залиты
потом, а весь ты через полчаса такой езды -- как отсиженная нога. Но если
хватит выдержки не притрагиваться к сцеплению и тормозам и знать лишь
одно -- вперед, то ты доедешь, наверняка доедешь.
И Демин ехал. Оглушенный, ослепший от пота, разбив в первые же минуты
колено о щиток, он гнал и гнал машину по лужам и вязкой грязи к грейдеру,
изжеванному, разбитому, в рытвинах и ухабах, но все же более надежному, чем
этот большак. У перекрестка к машине сунулась старуха с рюкзаком на длинных
лямках. В поднятой руке она сжимала рублевку. Обычно Демин подбирал на
дорогах всех "голосующих" и сроду не брал ни с кого денег, но, остановись
сейчас, на том бы и кончилась его поездка. Здесь было самое гиблое место,
которое надо проскочить с разгона. Он резко вывернул руль, чтобы объехать
старуху, успел заметить, что она долговязая, худая, с темным недобрым лицом;
пробуксовывая, вполз на грейдер, рухнул в рыжее озерцо, вслепую, не давая
затащить себя в кювет, проехал с полкилометра и, наконец, почувствовал под
колесами упор. Демин снял с баранки левую руку, утер пот, смахнул грязные
капли со лба и надбровий, поерзав, сменил положение затекшего тела,
определился в пространстве и вдруг издал тоскливый волчий вой.
Он не понимал, откуда приступ звериной тоски, ведь худшее осталось
позади, теперь он знал, что доедет, встретится с председателем и получит
долгожданный мотор. Долговязая фигура на перекрестке?.. Старуха, которую он
не подобрал... Да что ему эта старуха? Сколько их мается по обочинам жизни,
на всех души не хватит. Но эту старуху надо было взять. Почему?.. Он даже не
успел задуматься, ответ возник липким потом, выступившим под рубашкой.
Старуха это была Т а л я...
Старуха... Они не виделись каких-нибудь три-четыре месяца. Нельзя
состариться за такой короткий срок. Нельзя. Конечно, перемена совершалась
исподволь, но он ничего не замечал, завороженный ее прежним образом. И когда
они встречались, он успевал наделить сегодняшнюю, уже другую Талю ее
минувшей, юной прелестью. А сейчас просто не успел, слишком неожиданной
оказалась встреча, он был занят борьбой с дорогой и пропустил тот миг, когда
свершалось вселение Тали в прежнюю оболочку, он увидел ее такой, какая она
есть на самом деле. Господи боже мой, да в ней не осталось ничего,
ровнешенько ничего от той далекой Тали, которую он любил в молодости и не
переставал любить. А может он любить эту долговязую, худую, темнолицую
старуху, что махала рукой с зажатой в крючковатых пальцах рублевкой? Ответа
не было, в душе пустота...
А Таля узнала его?.. Скорее всего узнала, хотя он проскочил быстро и
боковые стекла залеплены грязью. Что она подумала о его поступке? Какая
теперь разница,-- устало сказалось в нем...
...Председатель встретил Демина, как родного. Поехал с ним на склад и
даже помог перетащить двигатель в кузов грузовика. С некоторым удивлением
Демин обнаружил, что "руководитель" рассчитывает на угощение, будто старался
не для своего колхоза, а для чужого дяди. Да нешто жалко, коли человек
хороший?.. Но после истории с Жоркой Демин сильно сомневался, можно ли
считать председателя хорошим человеком. Все-таки он повел его в ресторан
"Лебедь", который в дневные часы превращался в простую столовку, поэтому
водку здесь не подавали, ее приносили с собой и держали под столиками. Но
коньяк имелся, и Демин взял бутылку, а в глубокую тарелку набрал некорыстной
закуски: сало, колбасу, помидоры, пирожки с мясом. Он налил председателю
полный граненый стакан, а себе плеснул на донышко, чтобы чокнуться, за рулем
не пил, хотя гаишного надзора в райцентре не было. Председатель знал его
правило и не настаивал на равенстве. "Будь здоров, не кашляй!" --
пробормотал он, цокнул донышком своего стакана по деминскому и жадно, духом,
выпил.
Демин чувствовал, что председатель чем-то озабочен, но спрашивать не
стал: захочет -- сам скажет.
-- Хорош моторчик я тебе выцарапал? -- спросил председатель.
-- Хорош! Недельки на две хватит.
-- Болтай! Обязан тридцать две накатать.
-- А восемь не хочешь?.. Нет, Афанасьич, пока дорог не будет, на
технику не надейся.
-- Опять за свое? Еще не надоело?
-- Надоело. Потому и говорю.
-- Ты же сам знаешь, дороги нам не приказаны. Мы должны дома дояркам
строить.
-- Зачем?
-- Чтобы привязать их к этому благородному труду,-- скучным голосом
сказал председатель и наполнил стакан.
-- Придуряешься, Афанасьич. Неужели наши старухи перестанут за дойки
дергать, если ты их в хоромы не переселишь?
-- Не о них речь. Прицел на молодежь. Будь!..
-- Молодые в доярки не пойдут, хотя ты дворцы построй. Им маникюр
жалко.
-- Что правда, то правда, молодых доить не заставишь,-- закусывая
салом, согласился председатель.
-- А Жорку ты зря обидел.
-- Не зря. Пора уже понять, что дороги не наша забота...-- и со вздохом
добавил: -- От них я не чешусь.
-- От чего же ты чешешься?
Председатель внимательно посмотрел на Демина, навалился грудью на
столешницу и заговорил торопливо, хриплым шепотом, глотая слова:
-- Нюрка... бухгалтерша грозится уйти. Неохота ей под суд... И очень
даже свободно, если ревизия... Никто не защитит. Я не я, и хата не моя --
закон игры...
Демин не понимал его возбуждения и тревоги. Напился он, что ли? Не
такой мужик Афанасьич, чтобы окосеть с двух стаканов. Но не могла же его
взволновать угроза Нюрки оставить свой пост. А председатель, дергая головой,
словно вокруг вилась оса, сообщил, что Боголепов с автобазы, известный
"доставала", собрался в Сочи лечить грязью радикулит.
Не понимая, почему председатель съехал на болезнь Боголепова, Демин
счел нужным выразить одобрение услышанному.
-- Пусть подлечится. Мужик хороший.
-- Очень замечательный... Двигатель вот устроил. И задний мост для
"ЗИЛа" обещал. Но как ты четыреста рублев спишешь, если Нюрка уйдет?.. Не
знаешь, и я не знаю.
-- Какие четыреста рублев?
-- На культурный отдых. На юг с пустым карманом не ездят.
-- Вон-на!..-- дошло наконец до тугодумного Демина.--Понятно... А ты
погляди, Афанасьич, с другой стороны. У него же хозяйства нету. У нас-то и
коровка, и овцы, и боровок на откорме, и огород. У тебя вовсе вишневый сад,
как у Чехова.
-- А чего я с него имею? На рынок не вожу.
-- Твоя Марья варенье тазами варит. Настойки сколько четвертей
закладываете. А он, сердешный, никаким баловством не пользуется.
-- Слушай, пойдешь в бухгалтера? -- ошарашил вопросом Афанасьич.-- Или
в председатели?... Завтра же соберу перевыборное. Мне ничего не сделают --
ветеран войны и печень больная. Лечиться поеду. На свои.
-- Не дури.-- Демину впервые вспало, что не так-то просто будет найти
охотника на место, занимаемое этим недалеким, бесполетным человеком,
которого все заглазно костят и вроде бы справедливо. --Давай скинемся. Не
обедняем.
Председатель глянул насмешливо.
-- Колхозный карман трещит. А наш вовсе лопнет.
-- Вон-на!.. Это, значит, завсегда?..
-- А ты думал!.. За красивые глаза?.. Нам же вечно больше других
надо,-- со злостью, метящей в Демина, сипел председатель. --Моторы, кузова,
задние мосты, хедеры, захеры...
-- Да ведь план!..
-- Вот где у меня этот план!.. По мне лучше лечь на дно. С отстающих
какой спрос?..--Афанасьич налил коньяка, выпил, кинул в рот кружок колбасы,
сжевал и малость успокоился.-- За коровий десант слышал?
-- Какой еще десант?
-- Конечно, об этом в газетах не пишут. И в телевизоре не показывают.
Совхоз "Заря", знаешь, вечно в хвосте плетется, так их чуть не из соски
поят. Коров французских выдали как отстающим по животноводству. Породы
шароле. А у них силос подобрали, сенажа -- ноль целых, хрен десятых,
комбикормов и в помине нету. А трава и кормовая рожь полегши от дождей --
машиной не возьмешь, косарей -- днем с огнем...
-- Выгнать на пастбище?..
-- Ага. Там такие же умные. Попробовали выгнать. У двух коров передние
ножки сразу -- чик, напополам, пришлось стрелить. Вес-то агромадный, а ноги
тоненькие, не по нашим почвам. И вот кто-то за десант сообразил. Нагнали
технику военную: платформы, на которых пушки возят, погрузили коров и --в
поле, в зеленую рожь. Все начальство туда съехалось, газетчики -- большой
антракцион.
-- И чего дальше? -- заинтересованно спросил Демин.
-- Дальше?.. Скотина ревет, корма чует, а взять не может. Там все, кто
был, прямо с мозгов долой. Рвали рожь и в пасть коровам пихали.
-- Не пойму... Чего яке они не паслись?
Председатель не спеша налил, выпил, закусил пирожком.
-- Французенки. Не умеют. К стойловому содержанию приучены. Понимаешь,
которое уже поколение из кормушек жрет.
-- Мать честная! -- ахнул Демин.--Это как же они скотину испортили!
-- Чего с них взять! Они лягушек едят.
-- Не лепи горбатого, Афанасьич!
-- Честное партийное слово,--серьезно и грустно сказал председатель.--
Я сам не верил. А намедни своими ушами слышал: вывозим мы во Францию
лягушек, зеленых, прудовых. А еще улиток и муравейники. Очень оживленная
торговля.
-- Постой, не части. Зачем же они лягушек едят?
-- А чего им еще есть? Все подчистую подобрали. Они червей едят,
улиток, рачков всяких. И лягушек. Это у них первый деликатес, как у нас
вареная колбаса.
-- А муравейники?.. Неужто их тоже жрут?
-- За муравейники точно не скажу. Может, кислота нужна. Может,
ревматизм лечат. Или леса поддерживают. Я лично не интересовался. Не знал,
что ты спросишь.
-- Как они только живут? -- задумчиво, презрительно-жалеючи произнес
Демин.-- Ни лягушек, ни муравейников. Почему в России всегда, все есть, а
кругом пусто?
Председатель не ответил. Коньяк был допит, и председатель потерял