с партийным билетом в кармане, что и детей крестят, и покойников отпевают, и
куличи святят, а схваченные за руку, трусливо брусят, что в бога на иконах
не верят, но допускают что-то такое-- высшее. Демин не успел поверить в бога
в раннем детстве, а вся последующая жизнь с войной, голодом, разрухой,
трудом и усталостью, личными неудачами не могла убедить его в противном.
Демин был знаком с батюшкой, недавно заменившим совсем одряхлевшего
благочинного.
Он наивно спрашивал у Демина разрешение на заказ Федосеичу какой-нибудь
вьюшки или дверного засова. Опираясь внутренне на свое знакомство с попом,
Демин счел удобным зайти в церковь погреться.
Шла служба. Демин следил за уверенными и хоть неторопливыми, но слишком
деловыми движениями батюшки, человека лет сорока, с худым скуластым лицом,
слушал его теноровый, жестковатый голос и удивлялся: нормальный мужик,
небось, в армии отслужил, почему же выбрал окольную тропу, идущую мимо
всего, чем дышит страна, а ведь мог бы и в сельском хозяйстве работать, и в
школе преподавать. У него семья есть, дочка с сыном -- школьники, еще не
успел их с прежнего места перевезти, поди, ребятишкам не больно ловко, что
их отец -- долгогривый.
Подсобляли священнику две черные легконогие старухи из церковной
десятки. Еще шесть-семь старух истово молились и клали поклоны. Не густо. Да
кто потащится по такой погоде в церковь? Мать, впрочем, говорила, что и в
любое время тут пустовато. Как только держится приход при такой слабой
посещаемости храма?.. Набрав в грудь медово-восковистого духа, Демин
двинулся в глубь храма, где было теплее, но тут окончилась служба.
Разоблачившийся в ризнице, стройный и тонкий в черном стихаре,
священник подошел к Демину поздороваться. Не желая быть заподозренным в
религиозном усердии, Демин поспешил сообщить, что пробирается в Усково, а в
храме укрылся от ливня.
Чуть приметная улыбка тронула бледные губы.
-- Лишь важная цель может погнать человека за порог в такую непогодь.
-- Куда уж важнее!..-- пробормотал Демин, которому показалось, что поп
видит его насквозь.
-- Вы не обижены за вашего постояльца? -- голос звучал вкрадчиво. Демин
не понял.
-- Явился некий муж, видом странен и непригляден, взором непокоен и
быстр,-- деланно-шутливый тон прикрывал тревогу.-- Сообщил о гостеприимстве,
оказанном ему вами, и поинтересовался иконами.
-- Вон-на!.. --только и сказал Демин.
-- По его мнению, в домах у местных жителей завалялись черные доски, и
он просил меня стать его эмиссаром по спасению еще не расхищенных
художественных ценностей.
Надо же, никак не угомонятся, разбойники! Все лезут, лезут, и грязь, и
бездорожье им нипочем... Сколько же скопила русская деревня, если до сих пор
к ней тянутся жадные, загребущие лапы?..
-- Он полагал,-- все неуверенней продолжал поп,-- что в церковных
запасниках есть лишние, по его выражению, предметы.
-- Вы хорошо турнули его, батюшка? -- с надеждой спросил Демин.
Улыбка облегчения тронула тонкие бледные губы.
-- Памятуя, что Христос изгнал мытарей из храма, я вежливо, но
решительно указал ему на дверь.
-- Вот и славно! -- Демин понял, наконец, что беспокоило
священника.--Обогрелся. Спасибо. Мне пора.
-- Возьмите фонарик,--и -- предупреждая отказ: -- У меня этого добра,
как в магазине.
Демин сунул фонарик в карман и протянул руку.
-- Семью привезешь -- транспорт завсегда. Только скажи загодя,--
доверчивым "ты" Демин как бы скрепил временный союз светской и церковной
власти против шустрого браконьера...
Фонарик был с динамкой, давно уже такие не попадались Демину; он нажал
на рычажок и выдавил бледное пятно света. В церковном дворе было темно от
деревьев и высокой каменной ограды, а небо еще не налилось ночью ---
дымно-палевое от закатившегося, но еще творящего свет солнца.
Ливень кончился. Изредка по лопухам гулкали полнослитые капли, то ли
стряхивались с деревьев, то ли опроставшиеся тучи, уходя, отжимали остатнюю
влагу. От земли тянуло легким куром. Надгробия призрачно выступали из
замешанного туманом сумрака. Фонарик света не прибавлял, ему нужна чистая
ночная темнота. Демин шел осторожно: опробовать землю впереди себя было
нечем -- кол где-то потерялся. Тепло, которым он не успел как следует
пропитаться, покидало его знобкой дрожью. Выйдя за ограду, он не столько
увидел с бугра, сколько почувствовал большое неприютное пространство,
отделявшее его от Лизы. Он как будто сначала начинал свой путь...

...Время приближалось к полуночи, когда задремавшая в кухне Лиза
услышала скрип нарочно не запертой входной двери и шаркающие шаги в
темных сенях. Спросонок она не сразу сообразила, кто это может быть.
Потом
к ней вернулась память: она ждала Демина, обещавшего прийти, но
дождалась сына -- пэтэушника, учившегося в райцентре. Он предупреждал, что
может явиться в субботу, если у них отменят вечер самодеятельности. Она
сказала Демину, но тот не поверил, настоял на своем. Жизнь, как всегда,
распорядилась по-дурному. Если б Демин не собирался к ней, сын приехал бы в
воскресенье, если б вообще приехал,-- путь из райцентра в плохую погоду не
больно заманчив. Но все же куда лучше, чем из Дубасова, особенно с того края
деревни, где живет Демин. Каково ему тащиться сюда по грязи и дождю и
получить от ворот поворот! Мужик замотан хуже некуда, как еще хватает сил
думать о любви. Всю жизнь один, вот и не успел истратиться... Но Демина все
не было. Они поужинали, сын куда-то выходил и скоро вернулся, молчаливый,
злой, выпил бутылку воды "Байкал", лег спать. Она осталась в кухне. Лиза
знала обязательный характер Демина и не сомневалась, что он придет. Она
вздрагивала при каждом хлесте дождя в оконное стекло, представляя, каково
сейчас путнику на дороге. Потом разразилась гроза с обломным ливнем и
молниями, вблескивающими одна
в другую, и Лиза взмолилась, чтобы Демин не шел к ней, чтобы он загодя
раздумал идти. Она почти убедила себя в том, что он оказался человеком
предусмотрительным и не высунулся из дома. Но все-таки осталась в кухне и
задремала, положив руки на кухонный стол, а голову -- на руки. Она не
заметила, как уснула, и не знала, что спит, потому что ей ничего не снилось.
А потом -- скрип двери, тяжелые шаги, и вот он стоит перед ней, слышно дыша,
мокрый, грязный, заляпанный с ног до головы глиной, с рассеченной губой и
подбитым глазом.
-- Миня!.. Да что же это с тобой?..
-- С мостков свалился,-- хрипло ответил Демин. Он прочистил горло и,
отвернувшись, сплюнул за порог. Затем вынул что-то из-под болоньи. -- Держи.
Она не любила подарков, но сейчас взяла не споря и положила на
подоконник.
-- Жалкий ты мой,--сказала женщина.--Нельзя ко мне. Сын приехал.
-- Давно? -- бессмысленно спросил Демин.
Странно, но в глубине души он знал, что так и не достигнет Лизы. Он все
время ждал той последней помехи, которая оборвет ему путь. Выбор был
большой: неудачное падение, удар копытом в лоб, молния, гнилые мостки.
Последние едва не сработали, бросив его лицом на комель вставшего торчком
бревна, но судьба рассудила иначе -- разминуться с Лизой у самого ее сердца.
Быстро перекатился через память весь проделанный путь, он поймал готовый
сорваться взвой и словно проглотил его. Больно оцарапало гортань.
-- Какая теперь разница? -- услышал он и догадался, что спрашивал о
чем-то сто лет назад.-- Завтра к вечеру уедет.
Понятно, речь шла о сыне, Демин не хотел, чтобы Лиза переживала.
Никакой вины на ней нет. Это жизнь всех виноватит без смысла и разбора.
-- Путем. Тогда и забегу,-- сказал он, зная, что завтрашний день не
оставит ему ни времени, ни сил.
Она тоже это знала и не хотела, чтобы Демин выглядел обманщиком:
-- Чего загадывать? Там видно будет.
-- Ну, я пошел,-- сказал Демин.
-- Погоди.
Лиза намочила полотенце под рукомойником и протерла ему лицо.
-- Йодом прижечь?
-- Не люблю -- щиплет. На мне, как на собаке, заживает. Бывай.
-- Постой! -- она сунулась к буфету, достала коробку, завернутую в
целлофан, протянула Демину.--Сегодня завезли.
Он взял коробку и рукой мгновенно угадал подарочный набор: духи, пудра,
шоколад, баночка икры, копченая сосиска и гаванская сигара.
Все правильно, за этим он и шел. Он хотел коснуться Лизы -- благодарно,
прощально, печально, но побоялся испачкать ее. Ладно, обойдемся.
Зажужжал в руке фонарик с динамкой. Он шел, ступая в бледное пятно
света. Все сущее вмещалось в этот маленький круг: он сам, клочок грязной
земли и влажная яркая мурава, больше не было ничего: тьма. Пойдет ли он
еще
к Лизе? Не в том дело, что сын приехал. Сегодня сын, завтра племянница,
послезавтра бывшая свекровь, а там постирушка затеется или еще чего. Он не
вмещается в Лизино время, он -- посторонний. И она не хочет, чтобы он стал
ей другим. Нет у нее для него душевного места, оно занято сыном,
родней, памятью о прежней жизни, разными заботами, и ничего менять она не
хочет.
А места в ее постели, когда она удосужится пустить, теперь ему
почему-то мало. Демин еще не знал, больно ли это открытие -- не беден на них
оказался сегодняшний день! -- хочет ли быть всегда с Лизой?.. Ответа он не
знал. Знал только, что нельзя больше одному...