* * *
   – Дети, просыпайтесь, зима наступила! – разбудила нас с утра Ба.
   Мы выскочили из-под одеял и кинулись к окну. Двор завалило кипенно-белыми сугробами. Словно кто-то распорол над городом большую пуховую перину и засыпал дома и дороги воздушными белыми перьями.
   – Ура! – закричали мы. – Зима наступила! Будем лепить снеговика! Будем играть в снежки!!!
   За считанные минуты мы навели порядок в комнате, умылись, а потом притопали на кухню и безропотно съели геркулес и запили его сладким чаем с бутербродом.
   Ба нарадоваться на нас не могла.
   – Ну надо же, – приговаривала она, – чтобы дети стали как люди, нужно, чтобы просто наступила зима!
   Потом мы радостно натянули варежки и шапки и выбежали во двор.
 
   Наступила самая настоящая южная зима – кругом раскинулись высокие и рыхлые сугробы, машины недовольно фырчат и буксуют, скользя летними шинами по размокшей колее, с серого неба косо валят большущие, величиной с бабочку-капустницу, снежинки.
   – Ураааа! – заорали мы. – Ураааа!
   – Нельзя терять ни минуты, а то к вечеру небось снег уже растает. Прямо сразу начинаем веселиться! – скомандовала Манька.
   Два раза повторять ей не пришлось. Мы с Каринкой дружно повалили ее в сугроб и закидали снегом так, что наружу торчала только голова.
   – Я самый большой червяк на свете, – довольно запела Манька. Щечки ее зарумянились, глаза блестели, как две звездочки.
   Но тут из дома выбежала Ба, вытащила Маню за шиворот и хорошенечко отряхнула.
   – Ты же можешь заболеть!
   – Ба, у меня же непромокаемый комбинезон, – ныла Манька, – что со мной может случиться?
   – Так под снегом же холодно! Простыть можно.
   – Ничего не холодно, ты же сама рассказывала, что в джунглях люди закапываются в снег, чтобы от холода спастись.
   – Во-первых, не в джунглях, а в тундре, а во-вторых, если я еще раз увижу такое безобразие, то собственноручно закопаю вас в снег, ясно? Всех одним пучком. И грейтесь там до весны!
   – Ба, а можно тогда в тебя хотя бы снежком кинуть? – спросила Каринка и, не дожидаясь ответа, запустила в Ба снежком.
   Ба отвесила сестре подзатыльник.
   – А можно тебе подзатыльник отвесить? – спросила она.
   – Га-га-гаааа, – загоготали мы, – Каринке достался подзатыльник!
   Ба огрела и нас.
   – А это вам, чтобы обидно не было. Я сейчас к соседке тете Вале на часик зайду, а потом вернусь обратно. Буду из окна за вами наблюдать. Вы же знаете, что из Валиных окон наш двор хорошо просматривается?
   – Знаем, – хором ответили мы.
   – Вот и попробуйте вести себя плохо. Ясно?
   – Ясно!
   – Или, может, мне вас домой отправить?
   – Не надо, – испугались мы.
   – Буду через шестьдесят минут! Хоть одна выходка, и вам несдобровать. Понятно?
   – Поняяяятно!
   Ба смерила каждую из нас долгим недоверчивым взглядом, потом кивнула.
   – Я вас предупредила, вы меня услышали!
   Как только она вышла за калитку, мы тут же принялись остервенело кидаться друг в дружку снежками.
   – Я все вижу! – пророкотала Ба из-за Тетивалиного забора.
   – А мы чего, мы ничего!
   – Смотрите у меня!
   – Давайте лепить снеговика, а то она нам нормально поиграть не даст, – вздохнула Манька.
   – А давайте лучше к нам во двор пойдем, – сказала Каринка, – можно вдоволь поваляться в снегу, опять же Маринка из тридцать восьмой жаловалась, что ей Гарик прохода не дает. Надо его проучить.
   – Де-ти! – выглянула из Тетивалиного окна Ба. – Я вас вижу!
   – Ба, а можно мы к Нарке пойдем? – крикнула Манька.
   – Нет, оставайтесь у нас во дворе. Ясно?
   – Ясно!
   Делать было нечего, пришлось довольствоваться периметром Маниного двора.
   Мы принялись лепить снеговика. Снег был пушистый, рыхлый, легко скатывался в комья и приятно поскрипывал под ногами.
   Лепить было не так интересно, как закапывать Манюню в снег. Поэтому мы чуть-чуть повозились со снеговиком, а потом развалили его и воровато съели по снежку.
   – Чем бы нам еще заняться? – протянула я.
   – Я придумала, – вдруг вскочила Каринка, – нужно сделать сюрприз Ба.
   – Какой сюрприз? – недоверчиво покосилась я на Каринку. По горькому опыту знала – все сюрпризы, которые приходили сестре в голову, рано или поздно заканчивались поркой.
   – Нужно соорудить настоящего снеговика, а не снежного!
   – То есть как это настоящего?
   – Чтобы двигался. Представляете: Ба заходит во двор, а тут снеговик начинает шевелить руками и разговаривать.
   – Ты с ума сошла? Где мы найдем такого снеговика?
   – Слепим! – У сестры разгорелись глаза. – Из тебя!
   – Де-ти!!! – высунулась в окно Ба. – Что это вы топчетесь на одном месте? Замышляете чего?
   – Нет, – испугались мы, – ничего мы не замышляем. Сейчас будем снеговика лепить.
   – Возьмите морковку в погребе, а глаза можете из угольков сделать, там, в ведре возле печки, достаточно угля.
   – Лааадно!
   – И смотрите у меня!
   – Роза, ну не разрушат же они дом за полчаса, иди уже, кофе стынет, – раздался голос тети Вали.
   – Да они и за десять минут могут дом по кирпичику разобрать, – проворчала Ба и захлопнула окно.
   Она еще с минуту гипнотизировала нас взглядом из-за стекол, а потом ушла в дом.
   Времени оставалось в обрез.
   Мы быстренько слепили несколько больших снежных комьев.
   – Теперь надо соорудить из Нарки снеговика, – скомандовала Каринка.
   – А как вы себе это представляете? – испугалась я. – Вы меня будете снегом закидывать? Я же простужусь и заболею.
   – Так это же недолго! Ба вернется, и ты вылезешь!
   – А Ба не испугается?
   – Что, Ба снеговиков не видела? – вылупилась Манька.
   – Снеговиков видела, а вот живых – вряд ли.
   – Вот и будет ей приятный сюрприз. Мы же не поджигаем тебя, а статую лепим! Вот если бы мы тебя подожгли – тогда другое дело. А статуя – это красиво.
   – И неопасно! – добавила Каринка.
   – Это да, – протянула я.
   – Ну так стой и не двигайся, – приказала сестра и стала быстро-быстро заваливать мои ноги снегом.
   В скором времени стало ясно, что никакого снеговика из меня не получится, ведь, чтобы покрыть меня с ног до головы, снега нужно больше, чем мы успеем собрать.
   – Ничего, – нашла выход Манька, – мы ее завалили до попы – и нормально. Я сейчас принесу скатерть с кухонного стола, она беленькая. Накинем ее Нарке на плечи. Будет красиво.
   – Какая же ты находчивая! – выдохнули мы с Каринкой.
   Манька зарделась.
   – Да-да-да, я иногда бываю находчивой. Когда хочу! – И она побежала в дом.
   Пока Манька бегала за скатертью, Каринка принесла из погреба морковку.
   – Зачем морковь? – испугалась я. – Как ты ее приклеишь к моему носу?
   – А ты ее будешь во рту держать.
   – Не хочу, – обиделась я, – она грязная!
   – Я ее снегом протерла, – успокоила меня Каринка.
   – И вообще, – ныла я, – ногам холодно.
   – Ну потерпи чуток, скоро Ба вернется. – И сестра забила мне рот грязной морковкой.
   Я вонзилась зубами в морковь и встала, как вкопанная. Манька выскочила из дома со скатертью и на миг замерла на месте.
   – Красотааа!!! – выдохнула она.
   – М-м-м, – пожаловалась я.
   Но Маня не стала обращать внимания на мое скорбное мычание, накинула мне на плечи скатерть и пришпилила ее сзади бельевой прищепкой. Расправила края так, чтобы скатерть прикрывала пальто. Потом водрузила мне на голову красную эмалированную кастрюлю.
   Они с сестрой придирчиво оглядели меня.
   – Не очень, – покачали они головами, – лицо у нее синее, а надо, чтобы белое, как у настоящего снеговика.
   – Снегом залепить? – предложила Манька.
   – Нет! – выплюнула я морковь. – А как я дышать буду? А лицо синее, потому что мне холодно! И вообще, давайте морковку в самом конце приладим, а то мне челюсти сводит.
   – Ладно, – смилостивились девочки.
   – Я придумала! – запрыгала Манька. – Нужно Наркино лицо присыпкой обсыпать!
   Сказано-сделано. Девочки притащили тальк, густо обсыпали мне лицо, водрузили на голову кастрюлю и всучили в руки метлу, которой Ба подметала двор. Чуть подумали, сбегали к печке и приволокли кочергу.
   – Девочки, – высунулась в окно Ба, – а что это вы делаете?
   – Снеговика лепим, – заслонили меня спинами девочки.
   – А где Нарка?
   – В туалет пошла.
   – Смотрите у меня, я через пять минут буду!
   – Хорошо, – пискнули девочки и, дождавшись, когда Ба закроет окно, быстро стали меня инструктировать.
   – Нарка, смотри сюда, стоишь молча, не двигаешься. Как только Ба заходит во двор, ты начинаешь медленно поднимать и опускать метлу с кочергой и петь песню.
   – Какую песню? И как мне петь, если морковь во рту?
   – Промычи, ничего страшного. Новогоднюю песенку, про «в лесу родилась елочка».
   – А как руки поднимать: так или так? – показала я.
   – Вот так! И старайся не шевелить головой, а то кастрюля упадет.
   – Ладно.
   Девочки забили мне рот морковкой и спрятались за тутовым деревом.
   Я стояла, засыпанная снегом по пояс, с кастрюлей на голове и с морковкой во рту, и молилась только об одном – чтобы Ба наконец пришла, потому что ног своих я уже практически не чувствовала. Ветер легонько колыхал скатерть на моих плечах, метла с кочергой зловеще трепыхались в растопыренных руках. Сюрприз обещал произвести фурор!
 
   Когда Ба зашла во двор и уставилась на меня, я повела руками вверх и вниз, как показывали мне Манька с Каринкой, и промычала: «М-м-м-м-м-ммм, м-мм-м-м-м!» Ба замерла на месте, потом побледнела и прислонилась к забору. Мне было не совсем ясно, нравится ей наш сюрприз или нет, поэтому я замолчала.
   – Пой, – прошипела сзади Каринка.
   Я выплюнула морковку и тоненьким голосом завела:
   – В лесу родилась елочка, в лесу она рос-ла!!!!
   – Кочерга! – зашипела сзади Манька.
   – Зимой и летом стройная, зеленая бы-ла! – повела я кочергой вверх-вниз.
   – Господибожетымой, – выдохнула Ба.
   Если бы у меня была такая возможность, я бы мигом закопалась в снег и переждала бы там приступ ее немилосердного гнева. Но возможности такой не было, поэтому мне ничего не оставалось, как в ужасе наблюдать приближение урагана по имени Ба.
   В последний момент я зажмурилась и втянула голову в плечи, и очень даже вовремя, потому что в следующий миг она вырвала у меня из рук кочергу и заехала ею по кастрюле.
   – Дзынннннь, – прогудела кастрюля и отлетела в сугроб.
   Ба мигом раскидала снег, схватила меня за шиворот и поволокла в дом.
   – Раздевайся быстро, – проорала она мне в густо напудренное лицо. – Ноги озябли?
   – Озябли, – заныла я.
   – Снимай сапоги и марш к батарее отопления! Обними ее и жди меня, поняла?
   – Поняла!
   Ба ураганом полетела в ванную, выдрала из стиральной машинки шланг для сливания воды и кинулась во двор.
   – Убью, – выдохнула.
   Каринка с Манькой допустили досадный стратегический просчет. Нужно было, пока Ба волокла меня в дом, бежать в отделение милиции и проситься под арест. Тогда им удалось бы миновать кару.
   А они почему-то решили, что, раз Ба поволокла меня в дом, а им ничего не сказала, значит, все в порядке, и сюрприз ей таки понравился. И, сияя довольными лицами, пошли домой. И столкнулись с Ба прямо на пороге.
   Вот.
   – Аааааааааааа, – орали потом они в унисон.
   – Ыхть, – приговаривала Ба, – сколько можно! Ыхть! Я вам что сказала! Ыхть! А если она заболеет? Ыхть!
   Далее Ба затащила поскуливающих девочек домой, выпила стакан валерьянки, отодрала меня от батареи отопления и поволокла в ванную. Кипятила меня минут двадцать в воде, потом долго растирала полотенцем.
   Но я оказалась неблагодарным созданием, умудрилась к вечеру слечь с высокой температурой, и Каринке с Манькой досталось по второму кругу.
   Но обиды на меня они не держали. Наоборот, дежурили рядом, пока я отлеживалась в постели, и читали мне вслух книжки. И вели себя тише воды ниже травы.
   – Нужно Нарку поднять, – приговаривали они шепотом, – а то вдруг она умрет? Тогда Ба нас точно со свету сживет!!!

Глава 6
Манюня пишет письмо Деду Морозу, или Как Каринка целый день была примерной девочкой

   Мы с Манькой очень уважали Генсека Леонида Ильича Брежнева.
   – А Генсек – это имя или фамилия? – спросили мы как-то у Ба.
   – Генсек – это заболевание мозга, – хмыкнула она. – Притом неизлечимое.
   – Охохо, – пригорюнились мы, – ну надо же, как человеку не повезло!
   И если меня насторожил скептический тон Ба, то Маньку он совершенно не тронул. Она свято верила, что, не будь Брежнева и его друзей из местности с таинственным названием Ципкакапээсэс, нас бы давно уничтожили злобные капиталисты.
   В один из предновогодних дней мы с моей подругой, взобравшись в широкое кресло с ногами и уютно накрывшись клетчатым пледом, листали журнал «Крокодил». И долго разглядывали карикатуру, на которой какой-то бессовестный трехголовый капиталист ходил по глобусу и раскидывал кругом ракеты.
   – Им-пе-ри-а-лис-ти-чес-ка-я гидра. Во! – прочла по слогам Манька. – Смотри, какая бессовестная гидра! Она мне уже давно покоя не дает. Как вспомню, что такая гидра ходит по земле туда-сюда и разбрасывает гранаты, так спать не могу. Или это не гранаты? – Манюня повела пальцем по остроконечным ракетам, которые гидра сжимала в своих толстых пальцах. – «Катюши», что ль?
   – Конечно, «Катюши», – важно кивнула я, – они стреляют здорово. Пиу-пиу-пиу!
   – Чего это пиу-пиу-пиу? – раздался из розетки громкий шепот Каринки.
   Мы обернулись.
   – Говорю – это наши «Катюши»! – повторила я.
   Розетка находилась на стене, отделявшей детскую спальню от кабинета, и держалась на честном слове. Я аккуратно вытянула ее и увидела сквозь провода кусочек заплаканного Каринкиного глаза.
   – В туалет не хочешь?
   – Не хочу. А чего это пиу-пиу-пиу? Вы что, совсем ничего не понимаете? Пиу-пиу может делать любое ружье! А «Катюша» делает бабах! – оживилась сестра. – Покажите мне рисунок, и я скажу, какие там ракеты.
   Мы с Манькой хотели показать ей карикатуру, но тут в кабинет вошла мама, и мы отпрянули от розетки.
   Сестра была сильно наказана. Час назад мама заперла ее в детской и строго-настрого запретила выходить из комнаты.
   – Будешь сидеть там до скончания веков. Ясно?
   – А в туалет?
   – А в туалет под себя ходи! И не забывай при этом думать о своем безобразном поведении!
   – Мам, я уже подумала, я виноватая, как настоящий преступник! – вцепилась в дверную ручку Каринка. – Клянусь, я больше не буду.
   – Вот и сиди как преступник взаперти, – отрезала мама и закрыла дверь.
   По правде говоря, мы с Манькой понимали маму. Потому что ей было за что сердиться на сестру. Через три дня наступал Новый год, и кругом полным ходом шла генеральная уборка. И если в нашей квартире еще можно было хоть как-то ее пережить, то в Манькином доме это было нереально. Ведь Ба, в угаре ритуальной уборки, могла ненароком прикончить подвернувшегося под руку шкодливого ребятенка.
   Все наши дети помнили, что в столь тяжелые для взрослых времена нужно вести себя как можно тише. И даже Каринка об этом помнила. Но что-то в сестре изначально было сконструировано не так. Может селезенка, а может еще какой важный орган. Поэтому помнить она помнила, а вот вести себя как нормальный человек не умела.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента