Наталья Александрова. Клинок князя Дракулы

   Он тогда ужасно обиделся. Он назвал жену предательницей, подколодной змеей и подлой тварью. Он упрекал ее в том, что она нарочно выбрала такой момент, когда у него трудный период, чтобы окончательно его добить.
   Жена и бровью не повела, и даже не ответила на его оскорбления. «Ничего страшного, – сказала она, – с тобой не случилось. Уволили с работы по сокращению штатов в связи с кризисом? Да такое теперь на каждом шагу! Ищи другую работу, даже полезно – покрутишься, узнаешь, что почем, проверишь свои силы, возможно, сменишь профиль…»
   В голосе ее он услышал легкую насмешку. И завелся по-настоящему. Если бы она кричала и упрекала его за бесцельно прожитые годы, если бы устраивала сцены ревности, он мог бы ответить ей, завязался бы какой-никакой диалог, а в таких случаях он всегда выходил победителем. Но жена не стала отвечать на его оскорбления, она просто смотрела на него с презрением. Тогда он наорал на нее, заявил, что ноги его не будет больше в этом доме, хлопнул дверью и плюнул на порог.
   На работе выдали при увольнении какие-то деньги, он решил снять квартиру, но тут приятель предложил вариант. Его знакомые купили этот дом и искали кого-то, чтобы пожил там некоторое время. Он согласился – ему виделось в мыслях, как он, одинокий и не понятый всеми, сидит у камина и думает. А может быть, он что-то создаст – настоящий шедевр. И жена возьмет все свои слова назад, и его тоже возьмет. И попросит прощения. А он еще подумает, но потом простит.
   Но жена даже не позвонила ни разу, чтобы узнать, как он там. А ведь прожили вместе десять лет! И вообще никто не звонил, как будто он исчез, будто его и не было никогда.
   Правда, несколько раз приезжала Бета, но и она держалась отчужденно, неодобрительно и торопилась скорее уехать. Ее угнетала и мучила мрачная атмосфера этого дома.
   Ему самому тоже было здесь неуютно, но Никита никому в этом не признавался, он делал хорошую мину при плохой игре.
   По крайней мере, пытался…
   Снизу снова донесся хриплый скрежет.
   Никита торопливо оделся, схватил дубинку, которую он смастерил из ножки от старого стула, мощный электрический фонарь и вышел из своей комнаты.
   Включил свет, огляделся по сторонам.
   Пыль, запустение, холод. Хорошо, хоть электричество есть, хотя бы в некоторых комнатах, иначе он бы просто не выжил.
   У него в спальне было тепло, Никита держал постоянно включенным масляный радиатор, но во всех остальных комнатах стоял арктический холод. Чтобы протопить весь этот огромный дом, нужно было расставить всюду не меньше сотни радиаторов или сжечь целый грузовик дров. В сарае имелись нераспиленные дрова и какие-то обломки мебели, можно было бы хоть изредка топить камин, но Никита боялся, что трубы забились сажей и возникнет пожар. Черт дернул его связаться с этим домом! Он сделал это назло жене, а она только обрадовалась. Он не сдержал вырвавшееся бранное слово.
   Никита обмотал шею шарфом и прислушался, чтобы понять, откуда доносятся звуки.
   Как назло, наступила тишина.
   Наверное, воры услышали его шаги и затаились.
   Он тоже замер, вслушиваясь в тишину большого старого дома.
   Где-то чуть слышно поскрипывали рассохшиеся половицы, где-то подвывал ветер. Вдруг сквозь все эти мирные, привычные звуки снова раздался хриплый скрежет.
   Он явно доносился снизу, с первого этажа.
   Стараясь ступать бесшумно, Никита спустился по лестнице. В холле первого этажа электричества не было, большое помещение едва освещалось тусклым светом, проникающим из окон. Никита включил фонарь, посветил перед собой, затем пересек холл, подкрался к входной двери, замер, прислушиваясь.
   Дверь была заперта, за ней царила тишина – точнее, обычные звуки осенней ночи: шум ветра, скрип деревьев. От сердца немного отлегло. Никита перевел дух и прислонился к шершавой стене.
   И тут он снова услышал тот же страшный скрежет.
   Теперь он был гораздо громче и доносился не с улицы, а сзади, из глубины дома.
   Никита повернулся и пошел в направлении звука.
   Скрежет доносился из-за двери, ведущей в подвал.
   Все понятно – воры пролезли в дом через подвальное окно… Кажется, вчера он видел, что стекло разбито…
   Но что они там пилят?
   Никита толкнул подвальную дверь. Она была не заперта.
   Он открыл ее, сделал несколько неуверенных шагов по лестнице, освещая перед собой ступени. В подвале стояла кромешная тьма, если и был сюда проведен свет, то лампочка давно перегорела.
   За дверью было еще холоднее, чем в доме. Гораздо холоднее. Оттуда тянуло могильным холодом.
   А еще… еще из подвала потянуло зловонием. Запах был такой отвратительный, что Никиту замутило.
   Никита направил вниз луч фонаря и крикнул:
   – Кто здесь?
   Никто ему, разумеется, не ответил, но скрежет на какое-то время прекратился.
   – Убирайтесь прочь! Я уже вызвал полицию!
   Никита действительно достал мобильный телефон, взглянул на погасший дисплей…
   Он, как обычно, забыл поставить телефон на зарядку, и теперь от него не было никакого толку. Но нельзя показать свою растерянность тем, кто хозяйничает в подвале!
   Никита сделал еще два шага по лестнице, шаря по подвалу лучом фонаря.
   На первый взгляд там никого не было. Только груды мусора, обломки старой мебели, покрытые густым слоем пыли.
   И тут Никита снова услышал тот же самый скрежет.
   На этот раз он раздавался совсем близко, его источник находился рядом с лестницей, ведущей в подвал. Никита направил туда луч фонаря и увидел огромный ящик. Ящик из темных досок, обитых заржавленными железными полосами.
   Крышка ящика была заперта на висячий замок, а еще на ней виднелась темно-красная сургучная печать. Но боковая стенка ящика оказалась проломленной, там виднелась большая неровная дыра, сквозь которую ничего не было видно. Точнее – сквозь эту дыру было видно ничто – черная пустота, тьма, густой мрак.
   И еще… хотя Никита стоял довольно далеко от ящика, ему отчего-то показалось, что именно оттуда, из этого темного пролома, сочится, расползаясь по подвалу и медленно проникая в дом, то самое невыносимое зловоние.
   – Кто… кто здесь? – повторил Никита без прежней уверенности в голосе. Он взвесил в руке свою дубинку… и понял, что она совершенно бесполезна, что она не поможет ему, не защитит от того зла, которое таится за проломленной стенкой ящика.
   И тут снова раздался душераздирающий скрежет.
   Но теперь, когда Никита был совсем близко к его источнику, ему не казалось больше, что что-то пилят. Теперь ему казалось, что кто-то грызет деревянную стенку ящика.
   Несмотря на царящий в подвале могильный холод, Никита покрылся липким потом.
   – Черт знает что такое… – пробормотал он, попятившись. – Развели тут какую-то пакость…
   Ему больше не хотелось доискиваться причин странного скрежета. Ему хотелось бежать отсюда прочь, бежать как можно скорее и как можно дальше. В город, скорее вернуться в город, к людям, к теплу и свету, к пустым разговорам, к жизни… Хватит уже, насиделся тут сычом, уже мерещится черт знает что…
   А для начала – хотя бы выбраться из подвала и запереть дверь, отгородиться этой дверью от тьмы, холода и ужаса, таящегося в подвале.
   Правда, возникала одна неприятная проблема.
   Чтобы выбраться из подвала, нужно было повернуться спиной к этому жуткому скрежету, повернуться спиной к ящику, к сочащемуся из него мраку и зловонию – а это оказалось выше его сил. Глаза его против воли устремлялись к ящику, рассматривали замок и странную сургучную печать, в сильном свете фонаря Никита видел на ней необычного вида крест.
   Никита попытался подняться по лестнице пятясь, спиной вперед, но зацепился ногой за ступеньку и едва не свалился. Он остановился, перевел дыхание, постарался взять себя в руки, постарался справиться с нарастающим в душе ужасом.
   И в это время из ящика донесся тяжелый, хриплый вздох.
   В этом вздохе была такая древняя, такая глубокая и черная злоба, что Никита не выдержал, развернулся и бросился вверх по лестнице.
   Ему нужно было преодолеть всего несколько ступенек, всего две… одну… он уже схватился за дверную ручку…
   И в этот момент на его плечо легла тяжелая холодная рука.
   Тяжелая и холодная, как могильная плита.
   Тяжелая и холодная, как сама смерть.
 
   Лиза свернула с проселка на подъездную дорогу. Из-под колес полетели комья грязи. Машина забуксовала, мотор взвыл, пытаясь справиться с непосильной задачей.
   «Ну вот, еще и машину угроблю, – подумала она с тоской. – И какого черта я сюда поехала? Тоже мне, благотворительница нашлась! Жалко тебе его? Да не нужна ему твоя жалость! Он сам себя не жалеет, своими руками разрушает собственную жизнь…»
   Под колесо попал клочок твердого грунта, и машина справилась, выехала на дорогу, подкатила к воротам.
   – Умница! – проговорила вслух Лиза и погладила панель управления.
   Она считала, что нужно время от времени хвалить машину, компьютер, прочую технику, тогда все эти полезные вещи будут служить ей верой и правдой. А свой «Пежо» она просто обожала и наделяла его человеческими чертами.
   Затормозив перед воротами, Лиза дважды надавила на клаксон.
   Резкий, требовательный сигнал показался ей оглушительным, однако никто на него не вышел. Дом за воротами стоял мрачный и нежилой. Не шел дым из трубы, не горел свет в окне, не висели на перилах крыльца яркие половички, доски крыльца были мокрые, на них валялись опавшие листья и комья грязи.
   – Что он, спит до обеда? – проговорила Лиза с раздражением, впрочем, сердиться в данном случае можно было только на себя.
   Делать нечего, пришлось выбраться из машины, прошлепать по грязи к воротам и самой распахнуть их.
   Она тут же заляпала сапоги и лишний раз удивилась собственной глупости – не хватило ума сообразить, что дождем размоет дорогу в полное безобразие. Это тебе не в городе добежать десять метров от подъезда до машины!
   Ругаясь сквозь зубы, она вернулась в машину, въехала на участок, подкатила к крыльцу и заглушила мотор.
   Вот теперь на нее обрушилась тишина, нарушаемая только унылым завыванием ветра и шорохом последних осенних листьев.
   Лиза вышла из машины, запрокинула голову, оглядела дом.
   Как и в первый раз, он произвел на нее странное впечатление мрачного благородства. Мощные валуны, из которых был сложен первый этаж, дышали какой-то первобытной силой, потемневшие от времени и непогоды оконные переплеты сохранили строгое изящество, крутая крыша напоминала средневековый рыцарский шлем. Приходилось признать, что этот дом удивительно подходит к скудной северной природе и сегодняшнему мрачному дню.
   Лиза поднялась на крыльцо, громко постучала в дверь, окликнула Никиту.
   Но он по-прежнему не отзывался.
   – Да что же это такое! – пробормотала она сердито и взялась за ручку двери, решив, что это переходит всякие границы и что терпение ее лопнуло.
   Но в конце концов, все к лучшему в этом лучшем из миров, как говорит Капа. Теперь у нее развязаны руки, она спокойно скажет Никите, что между ними все кончено, и больше она в эту глушь не приедет никогда. Осознав сей факт, Лиза приободрилась и дернула дверь.
   Дверь была не заперта.
   Она вошла в дом, огляделась по сторонам.
   В холле, как и прежде, царили холод и запустение. Казалось, что в доме никто не живет, но точно так же здесь было и раньше, когда ее встречал Никита.
   Ей показалось, что внутри еще холоднее, чем на улице. Но хуже, чем холод, было навалившееся на нее ощущение присутствующего в доме зла. Зла и страха. Лиза с трудом преодолела этот страх, откашлялась и снова позвала:
   – Никитушка, где ты? Я приехала!
   Да где же он? Почему не выходит к ней, почему не отвечает?
   Лиза начала беспокоиться. Она позвала еще и замолчала на полуслове, почувствовав, что голос ее дрожит.
   Может быть, он заболел, лежит с высокой температурой, не в силах подняться? В таком холоде это неудивительно…
   Лиза торопливо поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в комнату, которую он выбрал для себя.
   Здесь чувствовалось присутствие человека, самое главное, здесь было тепло, вовсю работал масляный радиатор. Кровать разобрана и еще хранила отпечаток тела, но Никиты здесь не было.
   Может, он понял, что сделал глупость, поселившись в этом доме, и уехал в город?
   Подумав так, Лиза разозлилась: уехал, ничего ей не сказав, не позвонив, и она впустую проделала такую дорогу, потеряла целый день, чуть не угробила машину…
   Но тут до нее дошло, что, если бы Никита уехал, он бы запер входную дверь и, уж во всяком случае, выключил бы радиатор…
   Нет, конечно, он где-то здесь, в доме.
   Лиза снова вышла из теплой комнаты в арктический холод, в растерянности остановилась на пороге, громко позвала Никиту, не дождалась ответа и спустилась в холл.
   Чувство тоски и неясного страха, разлитое в доме, тут казалось особенно густым и концентрированным. Лиза зябко передернула плечами, огляделась.
   Тусклый свет пасмурного дня с трудом проникал сквозь пыльные окна и едва освещал холл.
   По углам стояли разрозненные остатки старой мебели – покрытый серой слежавшейся пылью ломберный столик с гнутыми ножками, венский стул, кресло с продранной обивкой.
   В глубине, возле давно не топленного камина, виднелась полуоткрытая дверь.
   Лиза не помнила, куда ведет эта дверь, но какое-то неосознанное чувство тянуло ее к ней и в то же время отталкивало, предупреждало о таящейся за дверью опасности.
   Она все же преодолела страх, подошла к двери, открыла ее.
   За дверью была крутая лестница, ведущая в подвал.
   Оттуда тянуло еще большим холодом. И еще… еще из подвала сочился какой-то ужасный запах. Ее затошнило, сердце поднялось выше и забилось где-то у горла.
   – Никита! – крикнула она.
   Точнее, только хотела крикнуть, голос сорвался, горло сжал спазм.
   Лиза пошире открыла дверь, вгляделась в темноту подвала… и увидела внизу, на лестнице, вытянувшееся безжизненное тело.
   Это был Никита.
   Он словно пытался выползти из подвала – но не смог и застыл, вцепившись в ступени.
   – Никита! – вскрикнула Лиза с испуганной, запоздалой жалостью. – Никитушка…
   Она спустилась к нему, боязливо схватила за плечи, встряхнула. Он не подавал признаков жизни. Тогда Лиза перевернула его, увидела лицо – и поняла, что уже ничем не может ему помочь.
   Он был мертв. Это стало понятно и по его абсолютной, окончательной неподвижности, и по тому, каким он был холодным, но в первую очередь – по выражению его лица. На его лицо смерть уже наложила свою неизгладимую печать.
   И еще… еще это лицо было искажено диким, невыносимым, первобытным страхом.
   Лиза подумала, что сам этот страх вполне мог убить его.
   Хотя она не сомневалась, что Никита мертв, она все же проверила пульс. На запястье не нашла, но на всякий случай дотронулась до шеи. Пульса не было, но она заметила чуть ниже уха две небольшие ссадины.
   Еще недавно она думала о нем с тоской и раздражением, но теперь вдруг ее сердце пронзила жалость. Жалость и нежность.
   Лиза прижала к себе его все еще красивую голову и заплакала.
   Она сама не понимала, о чем плачет – об умершем любовнике или о своем потраченном впустую времени и о том, что впереди ее ждет такое привычное, такое ненавидимое ею одиночество…
   Тело Никиты было невыносимо холодным – и она отстранилась от него.
   И вдруг боковым зрением заметила внизу, в глубине подвала, какое-то движение.
   Лиза вздрогнула, повернулась…
   Ей показалось, что в темноте мелькнули два огонька.
   Она оттолкнула мертвое тело Никиты, вскочила…
   Огоньки стали ярче, они приблизились. И вместе с ними приблизился тот ужасный запах, который Лиза почувствовала, открыв дверь подвала. Лиза шагнула вверх по лестнице…
   В это время осеннее солнце пробилось из-за туч. Его лучи проникли сквозь пыльные окна, озарили холл тусклым сиянием старого золота и просочились даже в подвал, залив своими слабыми отблесками стоящую на лестнице девушку. Из темноты подвала донеслось раздраженное шипение, какое издает потревоженная змея, и огоньки погасли.
   Лиза перевела дыхание, поднялась по лестнице и закрыла за собой подвальную дверь.
   Первым ее побуждением было как можно скорее уехать из этого страшного дома, вернуться в город, к своей тусклой, но нормальной и безопасной жизни.
   Но потом она спохватилась, мысленно одернула себя. Она представила, как она уедет, а Никита так и будет лежать там, в подвале. Никто не придет, сюда приезжала только Лиза, никто не вспомнит о нем больше…
   Нельзя бросить Никиту там, в подвале, оставить его одного навсегда… нужно что-то сделать… «Скорая помощь» уже не требуется, но милицию, то есть полицию, надо вызвать.
   Значит, придется еще на какое-то время остаться в этом доме…
   Лиза вспомнила огоньки, глядевшие на нее из темноты, и вздрогнула.
   Что это было?
   «Да ничего, – попыталась она успокоить себя, – может быть, это мне просто померещилось… ну, не померещилось, значит, это бездомная кошка поселилась в подвале…»
   Лиза взяла себя в руки, достала телефон, долго соображала, куда звонить, долго тыкала в кнопки непослушными от холода пальцами.
   Наконец она дозвонилась куда нужно, сумела внятно объяснить, что нашла в доме мертвого человека, и даже смогла объяснить, что это за дом и где он находится.
   Некоторое время она провела в спальне Никиты, находиться в холле не было сил. Лиза обхватила голову руками и отдалась своему горю. Ей было плохо, плохо и стыдно за свое раздражение, за свои злые мысли, за свое решение больше не приезжать. Она ехала сюда и ругала его, а Никита был уже мертв. Есть от чего впасть в тоску!
 
   Как ни странно, полиция приехала очень скоро. Как объяснил молодой разговорчивый парень, они были поблизости, разбирались с дракой в соседней деревне.
   – Ну, что тут у вас? – проворчал второй полицейский, молчаливый коренастый дядька лет пятидесяти.
   Лиза с опаской открыла дверь подвала, показала лежащий возле лестницы труп. Полицейский спустился, осмотрел труп, пробормотал что-то неразборчивое, потом повернулся к Лизе:
   – Вы потерпевшему кем приходитесь?
   – Я? Ну… как вам сказать… – Лиза растерянно замолчала.
   – Ясно. Любовница. – Полицейский, кряхтя, выбрался из подвала, вытер руки платком.
   Его молодой напарник подскочил, как на пружине, и торопливо, возбужденно заговорил:
   – Ну, значит, Михалыч, как мне это представляется… Она вот с ним, с потерпевшим, поссорилась, толкнула его, он упал с лестницы и сломал шею… причинение смерти по неосторожности, за это много не дают. Но чистосердечное признание смягчает вину…
   – Да что вы такое говорите! – вспыхнула Лиза. – Когда я приехала, он уже был мертв!
   – Документы у вас есть? – спросил, не глядя на нее, старший.
   – Есть, в машине… – Лиза повернулась, собираясь принести, но молодой схватил ее за локоть.
   – Я сам принесу!
   – Отчего он умер? – нервно заговорила Лиза, когда он ушел.
   – Медицина разберется. – Старший вернулся в холл, достал какие-то бумажки и огляделся, куда бы присесть. – Плохо живете… – осуждающе сказал он, – грязь кругом, пыль, стул хоть есть неломаный?
   – Я не знаю, – Лиза отвела глаза, – говорю же вам, я тут не живу, приехала его навестить. Там наверху есть жилая комната.
   Все переместились наверх.
   – Вот, значит, где вы с покойничком… – хмыкнул молодой парень, и от его нагловатого взгляда Лизе стало так муторно, хоть вешайся.
   – Виталик, – предостерегающе сказал старший, – ты на месте преступления находишься, веди себя соответственно.
   – А с чего ты, Михалыч, решил, что это преступление? – тут же завелся Виталик. – Может, это несчастный случай, и он сам упал, по собственной неосторожности…
   Как видно, ему было все равно, что говорить, лишь бы поспорить.
   – Возможно… – протянул Михалыч, – только что ему в том подвале понадобилось? Не знаете? – он внимательно поглядел на Лизу из-под лохматых бровей.
   – Понятия не имею! – занервничала она. – Говорю же вам, когда я приехала, он уже мертвый был!
   Снова никто не обратил внимания на ее слова. Михалыч углубился в бумаги, Виталик походил по комнате, потрогал вещи Никиты, включил компьютер. Михалыч сосредоточенно писал, потом остановился и удовлетворенно поглядел на заполненные листы.
   – Так… – сказал он, – тело найдено в подвале… угу… видимых повреждений не обнаружено…
   – Да вы же его даже не осматривали! – закричала Лиза.
   – Зачем? – удивился Михалыч. – Это уж врач точно скажет, от чего он помер. А мое дело – улики собрать. А вы, женщина, не кричите, а отвечайте на вопросы.
   Лиза с большим трудом подавила стоявшее в горле возмущение и покорно сообщила, кто такой Никита, его фамилию, домашний адрес и телефон.
   – А как же он здесь оказался? – Михалыч отложил ручку.
   – Он с женой поссорился… – выдавила из себя Лиза, – ну и ушел… его друг пустил пожить.
   – С женой поссорился, значит… – протянул Михалыч, – а ты, значит, уже тут как тут…
   – Что вы имеете в виду? – Лиза рассердилась. Какое право они имеют так с ней разговаривать?
   – А то, что нечего соваться между мужем и женой! – Михалыч, похоже, тоже вышел из себя. – Если бы ты здесь не вертелась, они бы, может, помирились, он вернулся бы к жене и не помер так глупо! Молодой ведь мужик, сорока нету!
   – Какой вы, однако, моралист, – прищурилась Лиза, – человеческую природу знаете почище Зигмунда Фрейда. Вам бы психоаналитиком работать, большие деньги бы получали!
   – Михалыч… – обрадованно завопил Виталик и оторвался наконец от компьютера, – а чего она обзывается? Счас мы ее оформим и в отделение свезем! Посидишь двое суток, забудешь все слова умные!
   – Да я же уже все рассказала, – Лиза пошла на попятный, – больше ничего не знаю…
   – Порядок такой, – твердо сказал Михалыч, укладывая в папку свои бумаги и ее документы. – Поедете с нами, в отделении разберемся, все как положено.
   – Слушайте, но соседи ведь могут подтвердить, что я только что приехала! – взмолилась Лиза. – Кто-нибудь видел машину…
   – Какие соседи! – отмахнулся Виталик. – Тут рядом никого нету, да и при такой погоде людям только в окно смотреть…
   Посовещавшись, эти двое решили дверь не запирать, потому что санитары приедут за трупом.
   Виталик скрылся на минуту и вышел, держа под мышкой сверток в цветастой наволочке, по его довольному виду Лиза поняла, что там Никитин компьютер.
   Дорогу Лиза проехала на автопилоте, не смотря по сторонам. Она была в шоке. Неужели они и правда задержат ее на двое суток, как обещали? Что делать? Как выбраться?
   Она уже не горевала о Никите, теперь ее охватил и страх, и злость. Ведь не хотела ехать сегодня никуда! Так и нужно было прислушаться к себе и остаться дома. Или уж потом, когда обнаружила тело Никиты, надо было бежать оттуда на предельной скорости. Этот Виталик прав, кто ее там видел… А потом позвонить в полицию из автомата. Или вообще не звонить. Господи, как плохо все…
   Они приехали в поселок Лиственное, где находилось отделение полиции. Против ожидания, аккуратный двухэтажный домик выглядел вполне приветливо, и внутри было чисто, и стены выкрашены веселенькой желтой краской.
   Ни в какую камеру Лизу, конечно, не посадили, а велели ждать в общей комнате, где за высокой загородкой сидел дежурный. Ее спутники удалились. Лиза просидела почти час в полусне, в отделении было тепло, и ее развезло. Она очнулась от зычного голоса дежурного:
   – Которая Скворцова? Проходи в кабинет!
   В кабинете кто-то грозный и усатый в форме смотрел на нее сердито. Рядом со столом примостился Михалыч на шаткой табуретке.
   – Ну что? – спросил усатый. – Как же вы, гражданка Скворцова, дошли до жизни такой?
   Лиза угрюмо молчала. У нее болела голова, хотелось есть, пить, в туалет и еще оказаться как можно дальше от этого усатого типа, от которого явственно пахло чесночной колбасой. Она до того устала и измучилась, что не было сил пошевелить языком. Да и что бы это дало? Все равно они ей не поверят, да и слушать никто не станет.
   – Что произошло? Вы можете внятно объяснить? – усатый повысил голос.
   – Не могу, – Лиза пожала плечами, – когда я приехала, то нашла его мертвым. Сразу вас вызвала…
   Она сказала это с такой горечью, что те двое переглянулись.
   – Михалыч, что скажешь? – на этот раз в голосе усатого появились человеческие нотки.
   – Да что скажу… – пробурчал Михалыч, – он и правда холодный был, окоченел уже. Я так думаю, рано утром он помер.
   – Но-но, – усатый нахмурился, – ты у нас не врач. Это он однозначно скажет…
   – Что я – покойников не видел, что ли? – Михалыч обиженно отвернулся.
   – Ну вот… – Лиза обрадованно посмотрела на давно не стриженный затылок Михалыча.
   – Что – вот? – рассердился усатый. – Ни о чем это не говорит! Вы могли приехать рано утром, а когда он упал, не сразу полицию вызвали. Плакали-рыдали, думали, может, он очухается… Вот если бы кто-то вас видел… С соседями не знакомы?