Наталья Павлищева. Против «псов-рыцарей»

   Насытившись, Тишаня вытер рот рукавом и солидно пробасил:
   – Благодарствуйте.
   Вятич кивнул:
   – Там во дворе кобыла покрепче, это для тебя. Зовут вроде Звездочкой. Иди посмотри, чтобы потом времени не терять.
   – Ага…
   Когда мы немного погодя вышли из избы, Тишаня уже обихаживал свою новую лошадь, уговаривая ее, точно ребенка. Что уж он там внушал, не слышала, но Звездочка кивала, видно, была с новым хозяином согласна. Я критически прикидывала, выдержит ли такого ездока бедная лошадка, но другой все равно не было, пусть терпит.
   – Вот, на человека стал похож, – похвалил Вятич. – Шапка-то твоя где?
   У Тишани и впрямь борода была приведена в порядок, кудри тоже, а вот шапки на голове не имелось. Парень сокрушенно развел руками:
   – Нема…
   К нам подскочил хозяин избы:
   – Шапку надоть?
   – Давай.
   Для большущей головы Тишани хозяйская шапчонка оказалась маловата, он был бы согласен и на такую, но Вятич отрицательно покачал головой:
   – Давай хорошую.
   – Ага, ага…
   Еще через минуту Тишаня восседал на своей гнедой, словно боярин в приличной шапке.
   – Добро. – Кинув хозяину монету, Вятич взлетел в седло, я последовала его примеру, и кони понесли нас ближе к Ловати, чтобы там отправиться по реке к озеру Ильмень, где стоял славный город Новгород и где князем Александр Ярославич, будущий Невский. А еще Анея с Лушкой и… кто там у нее родился? Я уже знала, что Андрей погиб довольно нелепо, спасая кого-то из дружинников. Получалось, что моя сестрица – молодая вдова. Бедная Лушка…
 
   Стоило въехать в лес, как Вятич скомандовал:
   – Едем быстро, очень быстро, как только сможете!
   Мне не привыкать, все же боевое прошлое так быстро не забывается, а вот как Тишаня с его Звездочкой? Беспокоилась зря, Звездочка хотя и не дружинная лошадь, но не подкачала, ее хозяин тоже.
   Впереди был поворот, перед ним Вятич поднял руку, делая знак, что надо остановиться. Действительно, сразу за поворотом мы спешно свернули в лес. Тишаня вопросов не задавал, его лошадь, подражая хозяину, промолчала. И я не спрашивала, слишком уж заинтересованно блестели глаза у хозяина избы, где мы ели. Упустить таких постояльцев он не мог, недаром уговаривал заночевать… Эти тати, посерьезней Тишани с его товарищами, вооружены не дубинами.
   Спрятались за кустами вовремя, почти сразу со стороны деревни послышался конский топот, нас догоняли деревенские. Вятич показал мне на лук, похлопал по шее свою лошадь и… шагнул на дорогу. Я осторожно вытянула две стрелы из тула, положила на налучье, взялась за тетиву, выбирая щель между кустами так, чтобы стрелять было удобней. Тишаня таращил глаза, словно увидел привидение с мотором, но стойко молчал.
   Всадники выскочили из-за поворота и встали, как вкопанные, потому что посреди дороги их ждал Вятич. Стоял один, без лошади и даже без оружия в руках, спокойно глядя на преследователей.
   – Кого догоняете, не меня ли?
   Старший явно растерялся, но он не Тишаня, потому долго сомневаться не стал:
   – Тебя… Недоплатил ты, мил человек.
   – Ну, иди сюда, доплачу…
   Мужик тихонько тронул свою лошадь, с усмешкой доставая из-за пояса топор.
   – Какую ж ты плату с меня захотел?
   Голос Вятича спокоен, словно это не на него наезжал с топором ражий детинушка. Может, детина и хотел что-то ответить, да не смог, потому что в следующее мгновение в его топор с силой ударилась стрела, заставив самого хозяина чуть не кувыркнуться с лошади. Еще через мгновение вторая стрела просвистела мимо головы другого догонявшего, совсем рядом с носом. Не зря я столько времени тренировала руки и глаз у эрзя, и скорострельность, и точность были выше всяких похвал! Я не собиралась никого убивать, а вот попугать – пожалуйста.
   Удалось, ошалев, наши преследователи рванули обратно, только снежные комья полетели из-под копыт.
   – Эй, а попрощаться?!
   Нападавшим было не до вежливости. Что за народ в этих местах, ограбить и то толком не умеют.
   Вятич сделал знак, чтобы выезжали, кивнул:
   – Молодец, не разучилась.
   Тишаня смотрел на меня действительно, как на привидение с мотором. На всякий случай я объяснила обалдевшему парню:
   – Мне приходилось и Рязань защищать, и в дружине биться.
   Несостоявшийся разбойник помотал головой:
   – Вот мне бы так…
   – Научу.
   Мужика вдруг прорвало:
   – Да я вам… да я за вас…
   – Чего?
   – Да я за вас жизнь отдам!
   – Не надо! – взвыли мы с Вятичем в один голос.
   – Ты лучше и впрямь научись и иди в дружину, твоими кулаками и без меча можно лошадей валить, а уж с мечом цены не будет.
   – Ага. – Рот Тишани разъехался, показав щербину между зубов сбоку.
   – Выбили, что ли?
   – Не… вырвал. Болел, зараза, сильно. Чуть не всей деревней дергали, – засмеялся, видно вспоминая сие событие, Тишаня.
   Я представила, как деревенские, уцепившись за канат, привязанный к Тишаниному зубу, тянут-потянут его, словно сказочные герои репку. Стало смешно.
   Так у нас появился неожиданный, пока еще неумелый, но очень сильный помощник.
 
   Дальше ехали уже без приключений, даже Тишаня быстро привык к двум удивительным для него вещам: к тому, что я опытный воин, а еще к нормальной еде. В его взгляде быстро появилась этакая сытость, он вставал из-за стола с довольным и умиротворенным видом. Его Звездочка тоже являла собой уже совсем не ту тощую клячу, которую Вятич приобрел недавно, она не только довольно резво передвигалась, она еще и быстро превращалась в красавицу, на которую, кажется, положил глаз конь Вятича. Однажды, заметив этакие конские амуры Быстрого по отношению к Звездочке (Слава-то его отшила давно), я выразительно сунула ему под нос кулак. Пусть только попробует Звездочку обрюхатить! Производство жеребят в наши планы не входило. Успокаивало разве то, что стояла зима, значит, не время миловаться лошадям, но кто ж его знает, вдруг он «неправильный»?
   Увидев, как я грожу Быстрому плеткой, сотник поинтересовался:
   – Ты чего?
   – Есть угроза платить алименты за твоего Быстрого в пользу Звездочки.
   Вятич расхохотался, а Тишаня весь напрягся, готовый встать на защиту своей любимицы.
   – Не бойся, если такое случится, мы Звездочку на другую кобылу поменяем, с жеребенком ее возьмут с удовольствием.
   Для Тишани, который успел привязаться к Звездочке всем сердцем (больше он ценил только Вятича), это был удар. Парень попытался заслонить собой кобылу:
   – Чего это? Не-е… Я ему не дам.
   – Ну, так береги ее сам.
   Теперь, стоило нам остановиться, Тишаня непременно оказывался между Звездочкой и Быстрым, всем своим видом демонстрируя, что в обиду кобылу не даст. Смешно, потому что по ночам лошади все равно были рядом, конечно, привязанные, но все же.
   Наконец мы прибыли на берег Ильменя. Там, на другом берегу, уже Новгород…
   Но ехать дальше не получилось, все последние дни шел обильный снег, заносивший не только звериные следы, но и санный путь тоже.

Новгород

   Перед нами лежала снежная равнина, кажется, скачи и скачи, но бывалые люди посоветовали ехать осторожно, уж очень норовистое озеро Ильмень, а еще лучше подождать, потому как назавтра непременно пурга будет. А уж если пурга, то и вовсе направление потерять можно и кружить, пока не погибнешь, на одном месте.
   Гибнуть вовсе не хотелось, мы не настолько спешили, чтобы рисковать, а потому устроились на постоялом дворе и принялись отдыхать, то есть попросту бездельничать. Вятич честно признался, что я его жена, просто из необходимости одета в мужскую одежду, и нам отвели крохотную каморку под самой крышей.
   Уже к вечеру и правда пошел снег. Меня всегда удивляло, что если посмотреть вверх на падающий снег, то он кажется серым, а сев, снежинка становится совсем белой.
   К утру сугробами было укрыто все, снег спрятал и следы на льду тоже. Но теперь он не просто тихо падал с небес, ветер гнал его куда-то, забрасывал за шиворот, в рукава, швырял горстями в лицо и переметал, переметал, выравнивая, сглаживая все вокруг.
   Какое же это мучение, когда тебе нечего делать! Дома я бы книгу почитала, телевизор посмотрела, куда-то сходила, кому-то позвонила, кто-то позвонил мне… Да нет, у меня и не было такого времени, чтобы я бездельничала, а тут одна маета.
   Хотела отправиться на кухню помогать хозяйке, но выяснилось, что хозяйки нет, а есть суровый, раздражительный хозяин и несколько холопок, весьма неопрятных и дурно пахнущих. С ужасом подумав, что после такого приступа альтруизма с неделю не смогу вообще брать в рот пищу, я поспешила проветриться на улице.
   Скорей бы уж метель прекратилась!
   На постоялом дворе за столами с раннего утра до позднего вечера ели и пили, пили и ели. Там собралось уже немало народа, которому позарез нужно в Новгород, и народ этот весьма занятный, потому настоящим развлечением могли быть наблюдения за подвыпившими мужиками. Проблема одна – подвыпившими они оказывались исключительно с утра и в состоянии прямо-таки ломки с похмелья, а потому злые до озверения, и наблюдать за ними опасно. Да и неинтересно. В остальное время напивались до поросячьего визга. Странно, я всегда считала, что медами до крутого похмелья напиться невозможно, но Вятич хмуро объяснил:
   – Да пьют что попало. В пиво вон дурман-корня добавляют, чтоб дурели.
   Вот так, получалось, что и в древние времена Обществу потребителей работа нашлась бы. Только где оно, ау? Что в двадцать первом веке, что в тринадцатом торговцы ловчат, а управы на них никакой.
   Я поняла, почему столы в общем зале, если можно так назвать большой сарай, изображавший из себя обеденное помещение, не просто дубовые, а безмерно прочные и тяжелые. Хозяин хорошо знал нравы мужиков, так же, как и я, маявшихся от безделья. Видно, непогода задерживала здесь многих и часто.
   Столы на толстенных ножках со столешницами толщиной с мою ногу, лавки приколочены к полу, столбы, на которых держался потолок, тоже из целых деревьев. Я вдруг почему-то подумала, сколько же голов разбито об эту мебель.
   Поболтавшись по дому, я все же выползла на улицу. Вятича нашла на берегу, тот разговаривал с каким-то купцом. Немного постояли, глядя в мутную серую пелену, за которой не то что самого озера, скоро и берегов не будет видно.
   – Вятич, а почему это озеро считается опасным? Берега низкие, ни скал, ни подводных камней…
   – Потому и опасное. Ильмень – озеро мелкое с низкими берегами, но проточное. В теплое время малейший ветерок поднимает нешуточные волны, которым просто негде останавливаться, плещутся от края до края. Местные говорят, что Озерный шутит. Хуже только Нево.
   Да уж, про крутой нрав Нево, то есть Ладожского озера, мне можно не объяснять, единожды испытала на себе, два дня маялась после небольшого шторма.
   – Скучно, скорей бы уж снег прекратился.
   Я вдруг загадала: если завтра погода улучшится, значит, Озерному наши патриотические порывы по душе. А если нет? Если нет – он не прав.
 
   Озерный положение осознал, с утра светило солнце. Выползавший из своих комнатух народ спешно опохмелялся и торопился отбыть. Постоялый двор стремительно пустел. Но я понимала, что уже к вечеру он снова будет полон тех, кто пересиживал непогоду по ту сторону озера и торопился в обратном направлении.
   Мы тоже двинулись в путь. Отоспавшийся и отъевшийся Тишаня, кажется, заметно прибавил в габаритах, хотя куда уж больше. За три дня нормальной кормежки залоснилась и Звездочка. Вот что с людьми и животными сытость делает!
   Но ни лошадь, ни хозяин не ленились, Тишаня по собственному почину вычистил наших коней и перегрузил большую часть поклажи на спину Звездочки, та ничего не проржала в ответ, видно, была согласна. Парень и его коняка честно отрабатывали достойную кормежку, ой, наверняка Тишаня приклеился к нам надолго, его теперь от Вятича не оторвешь и клещами и ни в какую дружину не переманишь.
   Так и есть, парень поминутно заглядывал в лицо сотнику, словно интересуясь, не надо ли чего. Вятичу такое раболепное внимание надоело, и он рявкнул:
   – Да перестань ты на меня таращиться, я же не девка!
   Теперь Тишаня смотрел только искоса.
 
   Сначала мы ехали в составе обоза, но потом поняли, что это слишком медленно, все же верхом можно быстрее, чем в санях, даже если запряжена птица-тройка, а здесь таких не заметно, все сани груженные с верхом. Когда стали обгонять, и Тишаня, и его кобыла смотрели на бедолаг-лошадей, тащивших эти горы товаров, с жалостью, кажется, даже Звездочка прониклась элитностью своего нынешнего положения.
   Наконец вдали показались стены Новгорода. Я прикидывала: мы ехали от Ильменя, значит, справа Торговая сторона, слева – Софийская с детинцем. Интересно, как мы узнаем, где Анея с Лушкой?
   Вятич хмыкнул:
   – На Софийской. Анея с епископом Спиридоном в дружбе, она небось в епископских палатах.
   Да, на тетку это похоже, где же жить «Ее Величеству» Анее Евсеевне, как не в царских хоромах? Я вспомнила Рязань и то, как тетке кланялись все, вплоть до князей, и согласно кивнула:
   – Не иначе.
 
   Вятич оказался прав, Анея с Лушкой жили пусть и в небольших хоромах, но на епископском дворе.
   Я откровенно волновалась, ведь мы расстались два года назад в Козельске. Сколько всего произошло за это время!
   На крыльцо метнулась рослая красивая девушка, вернее, молодая женщина, и застыла, вытаращив глаза:
   – Нас… тя… Настя?! Настя!
   Двор огласил откровенный визг, Лушка вмиг слетела с крыльца и вцепилась в меня.
   – Лушка… какая ты стала… красавица.
   Сестра махнула рукой:
   – А, ерунда. А мы в Козельске когда были, я тебе там бересту оставила. Настя, столько рассказать надо, столько…
   – Я знаю, читала бересту. Луша, Андрей погиб?
   Глаза сестрицы остановились, улыбка стерлась с лица:
   – Не только Андрей. Илларион с ним вместе, он нас догнал после Козельска. А еще мой сыночек тоже, всего денек и прожил.
   – Ты моя бедненькая. – Я прижала Лушку к груди, и мы с ней попросту разревелись в два ручья.
   От крыльца послышался голос тетки:
   – Шли бы слезы лить в дом, застудитесь.
   Я сообразила, что Лушка и впрямь раздета, укрыла ее распахнутым кафтаном и повела на крыльцо.
   – Ну, здравствуй.
   – Анея…
   Как же я была рада видеть строгую тетку!
   – Ишь, какая стала… И шрама нет…
   Мы пошли в дом, обниматься там.
   Немного погодя Тишаня сидел, тараща глаза, и слушал наши рассказы о событиях после Козельска. Кажется, больше всего в жизни он теперь жалел, что посмел даже подумать о том, чтобы ограбить столь заслуженную боевую подругу, как я, но этому же и был больше всего рад. Не вытерпев, он осторожно поинтересовался:
   – А ты эта… Настя, и впрямь вот так мечом билась?
   – Эта… и впрямь. Побывай в моей шкуре и не то делать научишься.
   Одно осталось невыясненным: чем же закончился бой под Сырней и куда девались мы с Вятичем. Кажется, все поняла только Анея, они с Вятичем просто переглянулись, тот кивнул, и все. Но Лушке было все равно, она сидела, прижавшись ко мне, и только вздыхала.
   – Вы вместе? – глаза Анеи перекинулись с меня на Вятича и обратно.
   Я кивнула:
   – Конечно, я без Вятича давно пропала бы.
   Тетка рассмеялась, поднявшись с места, чтобы позвать слуг:
   – Без него жила бы и жила себе спокойно…
   – Ну нет! Я еще должна Батыя убить!
   Тетка только знак сделала холопкам, те засуетились сами, а мне ответила с усмешкой:
   – Батый в степи, а вы в Новгороде. Что еще удумали?
   Вот проницательность, ничего от Анеи Евсеевны не скроешь. Вятич усмехнулся:
   – Есть мысль одна…
   – Ладно, потом поговорим.
   На столе перед потрясенным Тишаней разворачивалась скатерть-самобранка, роль которой выполняли быстрые слуги. Он только успевал переводить взгляд с одного блюда на другое, не веря своим глазам. Мне стало смешно: так-то, дорогой, это тебе не постоялый двор на берегу Ильмень-озера, это застолье с дорогими гостями у боярыни Анеи Евсеевны. Тут было все: большущий поросенок, почти кабан, обложенный яблоками, рыбина, судя по морде – осетр, нарезанная тонкими пластами, видимо, дичина, и птица, и капустка, и грибочки, и каша, от блюда с которой шел пар, и пузатый сосуд, явно не с колодезной водицей…
   Две бадейки с икрой… Я не удержалась:
   – Икра черная… икра красная… икра заморская баклажанная…
   Лушка тут же влезла:
   – А что такое баклажан?
   Меня понесло:
   – Рыба такая. Икру мечет раз в три года, потому икра дорогая.
   Вятич только головой покачал, стараясь сдержать улыбку.
   – А ты пробовала?
   – А как же! Каждый день по банке.
   – По чему?
   Вот блин, она же понятия не имеет про то, что такое банка.
   – Ну, по вот такой бадейке.
   – Вкусная?
   – Кто?
   – Икра вкусная?
   Я поморщилась:
   – Да так себе.
   Лушка со мной категорически не согласилась:
   – Ежели такая редкая, значит, вкусная. Ты просто не распробовала.
   Под насмешливым взглядом Вятича я была вынуждена согласиться:
   – Наверное.
   – А где водится эта рыба баклажан?
   Не знаю с чего я вдруг ляпнула:
   – В Швеции.
   Сказала и забыла, а вот Лушка нет. В ее памяти отложилось, что в Швеции водится такая странная рыба – баклажан, которая мечет икру всего раз в три года и, следовательно, является дорогой и малодоступной.
   Теперь Тишаня и вовсе не знал, как себя вести, никогда в жизни не едал за таким столом. Вятич прикрикнул на нашего «защитника»:
   – А ну садись и ешь, как все! С нами, значит, с нами. Других разносолов не будет, ешь эти.
   – Дык… какие ж еще разносолы? – Глаза бедолаги разбегались от выставленного на стол.
   – Тишаня, у Анеи Евсеевны всегда так, она у нас боярыня щедрая.
   Лучше бы я про боярыню не говорила, потому что парень, кажется, вознамерился и вовсе бухнуться на колени. Остановили только два бешеных взгляда – Вятича и самой Анеи.
   – Это что вы за детинушку робкого десятка привезли с собой? Меня, бабу, испугался.
   – Да не робкого он, Анея, просто с боярами за столом небось никогда не сиживал. Да, Тишаня?
   Тот быстро закивал своей большущей головой.
   – Ты привыкай, теперь здесь жить будем, если Анея Евсеевна не погонит. А ты с нами.
   Анея усмехнулась:
   – А вы Батыя за собой не тащите?
   – Нет, мы теперь кое-кем другим займемся. Садись, Тишаня, и ешь, не заставляй меня сердиться.
   Конечно, парень привыкал с трудом, но было видно, что такая жизнь ему очень нравится. Не разбаловался бы.
   Позже вечером, отправившись посмотреть, как там моя собственная лошадка, я нечаянно услышала, как Тишаня рассказывал Звездочке, что у него нынче не жизнь, а сказка, в которую и поверить трудно. А еще обещал:
   – Ежели надо, дак я за них и впрямь жизнь свою отдам или кому горло перегрызу.
   Очень хотелось сказать, что не кому, а лучше сразу Батыю, но, не желая выдавать себя, я осторожно скользнула прочь, потому ответа Звездочки не слышала. Наверняка кобыла была с хозяином согласна, потому как раньше овса попросту не видела, в лучшем случае сено, а теперь вон как раздалась на вольных кормах.
 
   Моего спокойствия хватило на два дня. Ровно столько мы с Лушкой рассказывали друг дружке о произошедших за два года событиях. Дольше душа не вынесла, и так бездельничала столько времени, уже руки чесались с кем-нибудь повоевать. Я принялась сначала намекать, а потом и просто требовать от Вятича встретиться с князем Александром.
   – Ты всерьез считаешь, что без нас со шведами не справятся?
   – Конечно!
   Как он может сомневаться, иначе для чего мы здесь?
   – Откуда такая уверенность?
   – Невский даже не знает пока, что они приплывут.
   – Кто не знает?
   Я сообразила, что поскольку битвы еще не было, то и прозвища у Невского тоже нет.
   – Князь Александр.
   – Ярославич. Учись называть князя, как все зовут. Александр Ярославич. А теперь задачка для второго класса: если новгородские купцы уже второй год видят сборы шведов, датчан, норвежцев и еще много кого, слышат разговоры о крестовом походе на язычников и помогающих им русских, то как могут не знать об этом в Новгороде?
   Почему-то стало просто обидно, героизма и спасения Руси снова не получалось. В Рязани я чуть не на площади орала, что вот-вот придет Батый, а они не слушали и оказались почти не готовы. Неужели и здесь так же?
   – Если знает, значит, готов?
   – В какой-то степени да, у него дружина и ополчение тренированы хорошо, лучше козельских. Но если скандинавы соберутся все вместе, то даже такой дружине будет не устоять, слишком неравны силы. Надо другое придумать, загородить невский фарватер, что ли?
   И снова: «Думай, Чапай, думай!» А пока не придумали, к Невскому нечего и ходить.
 
   Самого князя мы увидели на Софийской площади, видно, зачем-то приезжал к епископу, а может, и в собор. Высокий, стройный, голубоглазый…
   Какой же он красивый! И молодой. Совсем мальчишка, у которого недавно небось голос ломаться закончил. Теперь басовитый, богатырский.
   Я глазела на Невского не хуже, чем когда-то на князя Романа Ингваревича, с той только разницей, что в Романа тогда влюбилась, а теперь у меня был Вятич и другого не нужно. А князя Александра невольно сравнивала с его киношными образами.
   Черкасов в старом фильме, по сути, был похож, только староват, а те мальцы, что играли в постсоветских подделках, просто мелюзга по сравнению с настоящим князем. Вот черт его знает, не в одежде дело, не в людях вокруг, но почему-то сразу видно, что это князь, молодой, неопытный, горячий, но князь. И так хотелось ему помочь, что даже зубы заболели.
   Вятич удивленно покосился на меня:
   – Ты чего?
   – Его в обиду дать нельзя!
   – А кто собирается-то?
   – Я Биргеру башку снесу раньше, чем он к Неве приплывет.
   – О, еще одна жертва Настиной ненависти. Бедный Биргер, живет себе и не подозревает.
   – Посмейся, посмейся. Если бы вы меня не остановили, Батый был бы давным-давно придушен.
   – Ну, встал бы на его место Гуюк, а он куда жестче и хуже.
   У меня даже дыхание перехватило от возмущения:
   – А Батый, значит, лапочка, белый и пушистый?!
   – Тихо-тихо.
   Такие разговоры посреди улицы вести опасно, на нас стали поглядывать, это совсем ни к чему. Я благоразумно замолчала, правда ненадолго. То ли Настя (то есть я) все же похожа на Лушку характером, то ли я просто много набралась у сестрицы за время общения, но я тоже не могла молча переваривать какие-то вопросы.
   – Вятич, но время-то идет. Может, просто предупредить князя, что летом приплывут шведы, чтобы уже готовился, а? И нам самим надо что-то придумать. Я хорошо помню, что даже в самые теплые годы Ладожское озеро подо льдом почти до конца марта, мы однажды в апреле дрожали от холода, когда по Неве из Ладоги лед шел. А корабли плавать начнут и того позже. Сколько нам времени останется? Пока доберемся до Швеции, пока поймем что к чему…
   – Я и сам об этом думал, но как иначе? Нам придется добираться через Висбю. Но в одном ты права, надо на всякий случай осторожно предупредить князя Александра. Только вот как это сделать, вокруг него и вообще в Новгороде трется столько странного люда…
 
   И все-таки мы нашли способ пообщаться с будущим Невским. Вернее, нашла Анея. Выслушав наши страдания по поводу невозможности нормально, без любопытных ушей поговорить с князем, она лишь коротко кивнула, чуть приоделась и отправилась к своему приятелю архиепископу Новгородскому Спиридону. О чем говорила, нам не рассказала, но объявила, чтобы были готовы назавтра поговорить.
   – С кем, с епископом или с князем?
   – Зачем тебе епископ? С князем, конечно.
   – Что ты ему сказала?
   – Что есть люди, которым стоит доверять и которых стоит послушать. Не обманите ожиданий.
   – Ты только молчи, – наставлял Вятич, – я сам скажу все, что нужно.
   – Не доверяешь?
   – Нет, просто ты у нас девушка увлекающаяся.
   Пришлось согласиться, есть такое.
   Вятич действительно говорил сам. Он спокойно объяснил, что, вообще-то, мы из Козельска, того, который уничтожил Батый. Князь вздохнул:
   – Да он много что уничтожил.
   Из этого заявления я поняла, что не одна я понятия не имела, где находился, например, Вщиж, князь Александр, кажется, и Козельск плохо себе представлял. Ошиблась, оказалось, что даже бывал, и не единожды.
   Вятич стал говорить о том, что крестовый поход на Русь может начаться совсем скоро.
   – Да знаю, который год собираются.
   – А в этом году придут. В середине лета в Неву, потом на Псков.
   – Откуда знаешь?
   Вятич уклончиво объяснил, что знаний много и получены они праведным путем. Внимательно приглядевшись к сотнику, князь, видно, что-то для себя понял, потому что махнул рукой:
   – А, какая разница. Говори.
   Объяснения про летний морской ледунг шведов, датчан, норвежцев и остальных слушал внимательно, покусывая небольшие пока усики. Голубые глаза чуть прищурились, видно, Вятич задевал больные струны.
   – Уже который год торговать не дают, не все, конечно, но многие. И чем мы им помешали? Если морской поход объявили, значит, на Ладогу пойдут, а если всей армадой, то Ладогу не удержать. Возьмут Ладогу, Новгород будет отрезан от моря. И биться нашими ладьями против них тоже никак. У нас больше торговые, а у них боевые. Нет у нас столько ладей, чтоб против всех сканов биться!