Страница:
Наталья Павлищева
Невеста войны. Против «псов-рыцарей»
Снова в тринадцатом веке
Тихо… Даже часы не тикают… Неужели встали? Стариков терпеть не мог эти часы именно за их тиканье, все требовал, чтобы заменила на нормальные, а мне нравилось…
Я замерла. Нет, пожалуй, дело не в часах, а в…
– Вятич…
В том, что лежу в объятиях Вятича, не сомневалась, но что-то не так. Тревоги не было, однако пространство вокруг неуловимо изменилось. Я опытный «попаданец» и что означает шуршащее в тюфяке под боком сено уже знала.
– Вятич…
– У…
– Мы где?
Шепотом и на ухо, мало ли что.
– В Москве. Спи.
– В какой Москве?! – На всякий случай я еще раз потрогала то, на чем мы лежали. Нет, на мою московскую постель это не походило ни в малейшей степени. – Ты посмотри, на чем мы лежим.
– Мы в Москове, которая Кучково… Спи, Настя, до утра еще далеко.
Я с трудом сдержала визг восторга. Вятич забрал меня обратно в тринадцатый век!
Спать, конечно, не получалось. Почувствовав это, Вятич принялся объяснять:
– Ты же просила тебя вернуть? Теперь терпи.
– А… а я теперь кто?
Предыдущий раз долго осознавала, куда это попала, и привыкала к своему более молодому, чем в Москве XXI века, телу пятнадцатилетней боярышни, живущей в XIII веке. Мало ли что теперь, боярышня-то погибла в неравной схватке с Батыем.
– Старуха лет семидесяти…
– Чего?!
– Не бойся, как и была – Настя, дочь воеводы Федора из Козельска.
– Но я же погибла? – Кажется, я чуть не заорала.
Вятич усмехнулся, приоткрыв один глаз:
– Ты? Не может быть! По мне, так живее всех живых. Между прочим, для всех ты вышла за меня замуж. Тут не полагается мотаться по городам и весям с посторонним мужиком.
Настроение поднялось донельзя. Какой сон, когда тут открываются такие перспективы?!
– А почему мы в Москве… ну, Москове?
– Едем в Новгород.
– Там Лушка…
– Угу, и Анея тоже.
– Они не знают, что я погибла?
– Настя, никто не знает и еще много веков ничего не узнает о Золотаревке, и о тебе тем более. Пользуйся моментом. Это же особый кайф – восстать из погибших. Представляешь, какой шок будет у Батыя? Он-то видел, как тебя убили.
Теперь я уже не только спать не могла, но и лежать вообще.
– Мы снова поедем убивать Батыя?! А почему тогда в Новгород?
– Батый пока в степи и пойдет на Европу южным путем.
– Вот именно, там Киев, Чернигов, там вся Южная Русь.
– А с севера вот-вот нападут крестоносцы. Югу все равно не устоять, нам нужно помочь князю Александру.
Я живо прокрутила в голове все, что за время болезни вычитала в Интернете о тринадцатом веке на Руси и окрестностях. Да, с севера готовятся напасть шведы с датчанами, а там и крестоносцы Ливонского ордена, если уже не напали…
– Вятич, а сейчас какой год?
– Тот же, что и раньше – 1239-й, осень. На следующий год летом приплывет Биргер.
Вятич, видно, понял, что проще мне все объяснить, потому что все равно не отстану.
– Угу. Невская битва.
– Ну надо же, грамотная стала…
– Значит, нам надо предупредить князя Александра Невского? – Я не замечала сарказма, не до того. Как боевой конь, заслышав звук полковой трубы, была готова ринуться в атаку не на Батыя, так хоть на Биргера, главное за Русь!
– Никого мы ни о чем предупреждать не будем, не имеем права. Ты уже предупреждала рязанцев, ничего не изменилось.
– И что, сидеть и ждать, пока он сам побьет шведов?
– Сидеть и ждать тоже нельзя, а вот что делать, будем думать на месте. Против нашего князя собирается слишком грозная компания.
Если честно, то меня меньше озаботили слова о компании.
– Где это на месте?
– В Новгороде. Приедем и вместе подумаем.
– С кем? – Я просто не верила своим ушам.
– С Анеей, ну, и твоей Лушкой, куда ж без нее?
– Они знают, кто я?
– Анея да, а Лушке придется сказать, если сама еще не догадалась.
Какое-то время я пыталась придумать, что бы этакое сотворить с Биргером, который незваным притащится с армадой шнеков в устье Невы.
Вот почему дома в Москве не сказать, что забирает меня обратно в тринадцатый век воевать теперь со шведами?! Прихватила бы с собой несколько ящиков динамита, заминировали устье Невы, и все о’кей.
Я так и заявила. Вятич только хмыкнул:
– Не умней Лушки… Потому и не сказал, чтобы ты не тащила под мышкой ракетную установку или подводную лодку. Вот связался…
Я почти обиделась. Ладно, пусть не подводную лодку или динамит, но акваланг и мины-то можно было бы.
Вятич снова открыл один глаз:
– Ты к чему их цеплять собралась? Шнеки деревянные.
Я не сдавалась:
– А я бы плавучие или придонные. Или вообще коловорот какой-нибудь, чтобы дырки в драккарах сверлить под водой.
Мысль о коловороте мне очень понравилась. Сделать из пары их кораблей решето ниже ватерлинии, остальные сами разбегутся.
– Ну что говоришь-то?
– А как мы будем воевать против Биргера?
– Не знаю. Думай, у тебя вместо военного арсенала голова есть. В Козельске же справились.
Да уж, в Козельске мы справились так, что у Батыя были все основания назвать Козельск Злым городом.
Я притихла, вспоминая наше боевое прошлое. Кажется, это было так давно, а ведь прошло всего два года. Или семьсот семьдесят три? Нет, я в тринадцатом веке, значит, надо здесь и считать.
Два года назад (по местным меркам) после аварии я вдруг очнулась вместо своей московской квартиры в теле пятнадцатилетней боярышни в Козельске в самый канун Батыева нашествия. Осознав это, отчаянно пыталась добиться, чтобы немедленно вернули обратно, но потом наплевала на все и отправилась в Рязань предупреждать о предстоящем нападении Батыя.
Моим предупреждениям никто не внял (боюсь, что русский пофигизм родился вместе с русскими), и невольно пришлось стать героиней защиты Рязани. Все последующее время я старалась не вспоминать те трое суток, что провела под горой трупов в сожженном городе.
А потом были храбры Евпатия Коловрата и рейд по Батыевым тылам в дружине князя Романа с выманиванием ордынцев к Козельску к определенному сроку. У нас все получилось как надо, ордынцам пришлось почти два месяца в половодье сидеть у Козельска по колено в воде и есть собственных лошадей за неимением другой пищи.
Из Козельска удалось уйти почти всем – моя тетка Анея с двоюродной сестрицей Лушкой вывели женщин на ладьях, конная дружина во главе со мной (чем я обоснованно гордилась) прорвалась из города, а в самом городе сотник Вятич с оставшимися двумя десятками защитников просто поджег греческим огнем ворвавшихся внутрь стен ордынцев и сумел выбраться. Это был восторг! Мы спаслись, а ордынцы сгорели.
Батый прозвал Козельск Злым городом и ушел в степи.
А потом мы выманили его с небольшой частью войска в мордовские леса, даже изловили и… поставили на память тавро в одном неприличном месте. По мне, так лучше убить, но пришлось этого гада обменять на пленных женщин.
Зато потом он мне отомстил – я, то есть боярышня Настя, погибла в бою у Сырни (Золотаревки). В 2010 году в Пензе мне даже предлагали посмотреть на собственные останки, раскопанные через 770 лет. И Батый эту гибель видел. Да уж, хану будет не слишком приятно узнать, что я снова жива, ведь у нас с ним противостояние не на жизнь, а на смерть.
Я не вытерпела:
– Вятич, давай еще раз отправим Батыю стрелу с куском голубого плаща?
– Зачем, чтобы он снова пошел на Новгород? Самое время, если вспомнить о шведах.
Вятич прав, пусть лучше идет куда-нибудь подальше, нам сейчас не до Батыя.
Я обратила внимание, что сотник в полутьме внимательно вглядывается мне в лицо.
– Не надейся, я не успокоилась и не успокоюсь, пока не убью Батыя, как и обещала. Но сейчас не до него.
– Наконец-то разумные мысли.
Спать больше не получалось, руки чесались показать кузькину мать теперь уже Биргеру. Причем я совершенно не сомневалась, что мы устроим незваным гостям такой «радушный» прием, что благовест русских летописей о Невской битве покажется скромным упоминанием.
– Когда они там приплывут?
Вятич вздохнул:
– Летом.
– Так… сейчас у нас осень… Успеем что-нибудь придумать почище Козельска.
– Чапай думу думает? Ну-ну…
Я снова уселась.
– Вятич, вот скажи мне, пожалуйста, ты что, часто бываешь в моем мире?
Он, не отвечая, просто смотрел.
– Ну, ты легко говоришь понятными мне выражениями и понимаешь мои словесные выверты. Для этого надо хотя бы время от времени бывать среди тех, кто разговаривает так же.
Сотник кивнул:
– Если ты дашь поспать до утра, я тебе что-то покажу.
И все, я увидела его спину. Это говорило о том, что спрашивать больше не стоит. Пришлось вздохнуть и тоже улечься, уткнувшись в эту спину носом. Вятич непробиваем, если не захочет говорить – даже под пытками не заставишь. А у меня ни горячего утюга под рукой, ни клещей, чтобы ногти рвать, ни иголок под них загонять… Ладно, пусть спит, утро вечера мудренее, утром я его дожму.
Сама я уснуть не могла долго, все пыталась придумать козни против будущего нападения Биргера с компанией. Заодно вспомнила и все то, что о нем прочитала, хваля себя за такую предусмотрительность.
Мысленно снова перенеслась в 1237 год, когда в Козельске двоюродная сестра Лушка обучала премудростям жизни, считая, что мне отшибло память после падения с лошади. Как-то они встретят меня теперь? Лушка вышла замуж за моего несостоявшегося жениха Андрея и должна бы родить от него. Лушка-мама это что-то недоступное моему пониманию, потому что более беспокойной и непредсказуемой особы я в жизни не встречала. Оптимистка, пофигистка и электровеник в одном флаконе.
Как заснула, конечно, не заметила. Но, открыв глаза, с ужасом обнаружила, что Вятича рядом нет. Хорошо, что при попытке повернуться, сено в тюфяке снова зашуршало, иначе решила бы, что сотник и мое возвращение в тринадцатый век только сон.
Вятич нашелся во дворе. Сам двор был странным. Во-первых, оказалось, что мы ночевали в обыкновенной землянке. Во-вторых, с трудом выбравшись наверх, я обнаружила вокруг едва заселенное пожарище. Может, подальше и были дома или побольше землянок, но возле нас никого не видно.
Сотник плескался, обнаженный до пояса. Вообще-то на улице совсем не жарко, и при одном виде капель воды на его голых плечах мне стало зябко. И все же я невольно залюбовалась.
Видно почувствовав взгляд, Вятич обернулся:
– Проснулась, воительница? Умываться будешь?
Я тоже любила холодную воду, но не раздеваться же прилюдно (хотя вокруг никого и не видно) по пояс? Кивнула и принялась тоже плескаться в бадейке с ледяной водой, стараясь не облить одежду. Вода удивительно вкусно пахла и была такой приятной… Теперь, снова побывав в Москве двадцать первого века, я все чувствовала острее – и немыслимо свежий воздух, и воду, и одежду на себе… Но в отличие от предыдущего раза меня вовсе не тянуло обратно в загазованную Москву.
Вытирая лицо, невольно усмехнулась.
– Чему?
– Так ведь и привыкнуть можно.
– Привыкай.
– А потом?
– Ты уж реши, где тебе лучше. Когда попала сюда – всех замучила, чтоб вернули, вернулась туда – принялась лить слезы и спиваться, просясь обратно, а теперь снова в Москву на двенадцатый этаж захотелось?
– Здесь лучше. – Я твердо глянула в глаза Вятича. Вообще-то, хотелось сказать иначе: «Вместе с тобой», но уточнять не стала, он-то здесь, значит, и я тоже.
Сотник только кивнул, натягивая рубаху.
– Ты обещал кое-что объяснить.
– Сейчас поедим и пойдем.
Еда была более чем скромной, но вкусной – холодная запеченная рыба, видно вчерашняя, и большой ломоть хлеба. И то хорошо, но я невольно вздохнула:
– Картошечки бы…
– Вот этого дать не могу, не привезли еще из Америки, – развел руками Вятич. Я не успела спросить, откуда он знает про Америку, сотник встал, махнув рукой: – Ну, пойдем?
Любопытство просто распирало, но спрашивать ничего не стала. Негоже выглядеть глупой девчонкой, это с Лушкой можно было болтать о чем угодно, а рядом с Вятичем, тем более теперь, я чувствовала себя словно обязанной чему-то соответствовать. Чему, неужели вместе со мной на сей раз в тринадцатый век переполз и мой московский статус успешной бизнес-леди? Это плохо, потому что в этой Москове я глупый щенок, какой бы боевой опыт за плечами ни имела.
Я шла за сотником и размышляла, как вообще теперь себя вести. Дело в том, что предыдущий раз «провалилась» без моего на то ведома, а уж согласия тем более. Долго соображала и требовала вернуть себя обратно, постепенно поняла, что мало чего стою в этом суровом, но прекрасном мире, потом доказала себе и Вятичу, что все же стою, и была отправлена обратно. В этот раз меня «перетащили» уже по моему собственному горячему желанию, потому и спрос куда выше. Но чего во мне сейчас больше – московской леди или «тутошней» барышни? Или вообще девчонки с отрезанной косой и мечом в руке? Вопрос, между прочим, важный, потому что прохлаждаться никак нельзя.
Вятич несколько раз подозрительно косился, видно недоумевая из-за моей сдержанности, но я делала вид, что так и надо, и стойко молчала.
Спустились к реке. Москва, что ли?
– Смотри, это Неглинная, а там Москва-река, – словно почувствовав мои сомнения, кивнул Вятич. Я вспомнила, что он, вообще-то, умеет читать мысли.
На берегу сотник (или он теперь не сотник?) отвязал довольно утлую лодчонку и жестом предложил в нее сесть. Осторожно покосившись на этот челн, со вздохом полезла в него, отказываться глупо, сама напросилась.
К моему удивлению, лодочка оказалась весьма устойчивой на воде, она не качалась, как легкие дюралевые конструкции, но и усилий требовала немалых. Сил у Вятича хватало, греб он быстро, в то время как я глазела по сторонам.
Лодка довольно быстро выбралась к повороту на реку пошире. Ясно, из Неглинной в Москву. Это было очень интересно – смотреть на хорошо знакомые по будущему места. Выходит, позади справа осталась будущая Кремлевская набережная?
Откуда-то из-за реки поплыл колокольный звон, не слишком громкий и явно не в несколько колоколов.
– Данилов монастырь…
– А…
Чтоб мне это хоть о чем-то сказало! Про сам монастырь я помнила, но вот где он, сообразить не смогла.
Ордынцы, видно, здорово разорили округу, а прошло не так много времени – полтора года, люди пока еще не вернулись, да и возвращаться оказалось почти некому.
По берегам – лес, огороды и пашни, правда, заросшие…
Я так задумалась, что не заметила, как берег, где мы садились в лодку, скрылся за поворотом. Интересно, куда мы плывем? Но Вятич не объяснял, молчала и я, пытаясь сообразить сама. Из Неглинной повернули направо, значит, справа то, что потом будет Пречистенской набережной? Вятич с интересом наблюдал за моими размышлениями.
Лодка пересекла саму Москву-реку, но приставать не стала, просто мы держались ближе к правому берегу, идя против течения. Но вот впереди уже явно показался поворот. У меня снова заработала соображалка: Москва так поворачивает у Лужников.
Вятич кивнул по ходу лодки, словно одобряя мои мысли:
– Там Воробьевы горы.
Немного погодя мы все же пристали к берегу, сотник привязал лодку покрепче и подал мне руку:
– Вперед.
Еще с полкилометра пробирались через лес вверх. Вдруг Вятич остановился, показывая мне на небольшую поляну:
– Настя, вон там будет твой дом…
Я не успела отреагировать, как услышала:
– А вот тут мой…
В голове мгновенно все прояснилось, словно свет включили в темной комнате.
– Ты… это я тебя однажды чуть не сбила машиной?!
– Да, было такое. Самоуверенная девица в дорогом автомобиле с визжащими от жесткого старта колесами…
– И поэтому ты притащил меня сюда?
– Хочешь обратно?
– Нет! Нет, обратно не хочу.
– И домой тоже?
– Куда домой?
– Ну, туда, – Вятич кивнул в сторону, откуда мы приплыли.
– Туда можно.
Обратно плыть было легче – помогало течение.
– Так почему ты все-таки два года назад притащил меня в Козельск?
Он усмехнулся:
– Когда появилась возможность переправить еще кого-то, сразу вспомнил о тебе. Хотелось показать, что ни на что не способна. А ты оказалась ничего, особенно когда калечила монгольских лошадей в дружине Коловрата.
– А… ты давно здесь?
Он только кивнул, и снова было ясно, что расспрашивать больше не стоит. Может, пока не стоит?
– А Анея?
– Твоя тетка? Нет, она здешняя. Но в Москве бывала.
Глаза Вятича смеялись, и я вдруг поняла, что Анея явно знает обо мне что-то такое…
Но на этом все обсуждение переходов «туда-сюда» из тринадцатого века в двадцать первый было закончено. Видно, не дозрела еще, чтобы мне все объяснять. Ладно, сама разберусь! Ты еще не знаешь, какая я упрямая.
Временами я задавала немыслимо дурацкие вопросы:
– Вятич, а ты кто теперь? Ну, раньше в Козельске был сотником, а теперь?
Он вздохнул:
– А теперь вот твой охранник…
– А деньги у нас откуда?
– Настя, вот ты о чем спрашиваешь? Откуда здесь ты сама?
– Я-то из Москвы. А ты что, доллары поменял в местном обменнике?
– Нет, сразу со счета снял вот такими монетами. – Он выразительно тряхнул большим кожаным кошелем. – Там еще были монгольские тугрики, но это уже для тебя, когда снова за Батыя возьмешься.
Через два дня, выбравшись утром наверх, я ахнула – вокруг было белым-бело. Красиво…
На наше счастье, зима встала быстро, и реки подмерзли основательно, и снег лег ровно, без оттепелей и грязи. Ехали верхом, так быстрее, да и легче. Больше всего меня потрясло имя моей новой кобылы: Слава. Это, конечно, не моя прежняя Слава, на которой воевала еще у Евпатия Коловрата, но похожа очень. На глаза даже навернулись слезы:
– Спасибо, Вятич.
– Да ладно…
Дорога с давних лет накатана и набита, но в последние годы поток, видно, снизился, и пока не встал хороший санный путь, проезжавших было мало.
Вятич застрял на самом краю деревни с каким-то мужиком. Ну сколько можно? Я помаялась-помаялась и тронула Славу:
– Поехали, лошадка, пусть догоняет.
Дорога к следующей деревне, где мы намеревались обедать, вела через лес, но кого мне бояться? Ордынцев здесь нет, волкам после прошлогодних событий я почти родственница, а медведи залегли в берлоги. Иначе Вятич будет еще два часа выяснять какую-нибудь ерунду. Нет, я понимаю, что для него очень важно, когда собирать остролист, но и обо мне подумать не мешало, холодно же просто стоять.
Сотник просто посмотрел мне вслед, даже не окликнув. Ах, ты так?! Вот возьму и даже в следующей деревне останавливаться не буду, в конце концов, не слишком оголодала!
Вообще-то я без Вятича никуда, но иногда так хотелось повыделываться…
Я настолько задумалась, что от звука человеческого голоса остановила Славу, даже не успев понять, что произошло.
– А ну стой! – Из кустов прямо передо мной появились трое крепких мужиков откровенно разбойничьего вида.
Опля! Только вас мне не хватало. И чего я полезла одна, могла же подождать Вятича. Пришлось остановиться.
– Стою.
– Чего? – почему-то растерялся от такой покорности старший. Его явно удивило, что малец (а как иначе меня воспринимать?) не только не испугался, но и с откровенным интересом разглядывал нападавших. Здоровенный парень бестолково топтался на снегу, вместо того чтобы меня грабить. – Ты эта… чего эта?..
Да уж, особым изяществом речь разбойника не отличалась. Я оглядела его внимательней, нет, и на Соловья-разбойника, несмотря на немалые габариты, он не тянул, так себе, мелкая шпана. Конечно, ростом и силушкой матушка-природа не обидела, пожалуй, мог на загривке не только меня унести, но и мою Славу. Мне сразу вспомнился мультяшный Алеша Попович, у которого шея начиналась на уровне лопаток, а плечи не помещались в экран, неужели художники срисовывали вот с этого? И дубина в руках вполне основательная, даже жаль дерево, которое этот придурок загубил для своего немудреного оружия, но пока он с такой развернется, я успею до Новгорода добежать, не то что напасть в ответ. Только нападать почему-то не хотелось совсем.
– Чего «эта»?
– Ну, ты чего на помощь не зовешь?
– Кого? – окончательно удивилась я. Сила есть, ум необязателен? У него в башке вообще ничего не осталось, кроме опилок, или принципиально отказывается воевать с одним пацаном?
Не лучше вели себя и остальные: вместо того чтобы окружить меня, эти двое почему-то топтались прямо возле кустов, из которых выскочили, словно готовясь драпануть. Ага, разбойники начинающие, а потому, встретив малейший отпор, наверняка дадут стрекача. Но и предводитель тоже растерялся, не встретив должного сопротивления или испуга.
– Деньги, – наконец сообразил горе-атаман.
Где это Вятич запропастился? То тут как тут, а сейчас не слышно. Может, эти вот не одни, а еще пара десятков уже наседают на сотника? Ведя странную задушевную беседу с разбойником, я прислушалась: нет, боя сзади не слышно, но и Вятича тоже. Ничего, справлюсь сама.
Рука легка на рукоять меча, прятавшегося под плащом.
– Деньги? Да ладно, я вас и так отпущу, пожалею.
– Чего это? – Но вопрос относился уже не к моим словам, а к блеску стали, обнаруженной прямо перед носом.
Нет, он точно придурок, потому что перебить мечом толстенную дубину, бывшую в его руках, я не смогла бы при всем желании. Ему достаточно просто сделать движение, и полетела бы в сторону вместе со своим оружием, либо меч был в кустах сам по себе, а я валялась на земле с вывихнутой рукой. Но детинушка не сообразил от моего клинка даже отмахнуться.
Двое других оказались куда шустрее, они уже ломились сквозь кусты, как два мамонта, хотя вряд ли мамонты бегали с такой скоростью. Сзади раздался насмешливый голос Вятича:
– Ну а ты чего стоишь, догоняй. Или платить будешь?
– Не… чего платить?
– Беги, говорю, да побыстрее! – Я не выдержала уморительно глупого вида бедолаги.
Вслед ему так хотелось заулюлюкать, но совесть не позволила. Я же прекрасно понимала, какая нужда заставила вот этого сильного парня взяться за дубину, чтобы грабить проезжающих.
Видно, об этом же подумал и Вятич, потому что тишину леса прорезал его голос:
– Эй, работа нужна?
Я прислушалась, кажется, сотника все же расслышали, треск кустов неожиданно стих. Мы переглянулись, ожидая.
– Ну, выходи, выходи, не бойся, не обидим.
На дорогу снова выполз тот самый детина, но уже без дубины.
– А чего же дубину-то не взял?
– Дык… зачем?
– Нас грабить.
– Не-е, – замотал большущей башкой несостоявшийся разбойник.
– Первый раз, что ли? – поинтересовался Вятич, спешиваясь.
– Ага. – Разбойника явно обрадовала сообразительность Вятича.
– Семья есть?
– Не, мамку татары пожгли.
– А к нам пойдешь?
– Куда это к вам?
– Нас охранять.
Парень недоверчиво покосился на меня:
– Чего вас охранять, ежели вон мальчонка и тот с мечом?
– Это не мальчонка, это моя жена.
– Ну да?
Я, смеясь, сняла шапку, освобожденная от головного убора коса легко скользнула змеей по спине. Тут же последовал недоверчивый взгляд разбойника:
– Жена, говоришь?
Под укоризненным взглядом Вятича быстро спрятала косу: негоже замужней женщине ходить с непокрытой головой.
– Тебя как зовут-то?
– Тишаня…
Самое то для крепкого, словно дуб, и здоровенного парня, от одного голоса которого по осени могла бы осыпаться листва с деревьев. Кто ж его так назвал?
Вятич тоже крякнул, но даже следа улыбки невозможно было заметить на его лице.
– Ну, чего, Тишаня, согласен нас охранять до Новгорода?
– А там чево?
Ишь ты какой! Сказал бы спасибо, что сейчас не убили.
– А там к кому другому наймешься, с твоей силищей привычку к оружию бы…
– Это я не люблю, с детства не задирался, потому и прозвали так…
Честно говоря, вести разговоры посреди леса надоело, и я выразительно хмыкнула, Вятич тоже засобирался:
– Так идешь или нет?
– Иду, только я пеший.
– Деревня далеко?
– Не, тута рядом.
– Ты там не наследил?
Конечно, последовало очередное «чево?».
– Там тебе бока не намнут за грехи?
– Не.
– Мы в деревне встанем, догонишь.
Оглянувшись немного погодя, я увидела, что горе-грабитель так и стоит посреди лесной дороги с растерянным видом. Да, долго нам его ждать придется.
Деревня оказалась небольшой, но в ней удалось купить лошадь, вполне годную для нашего будущего помощника. Он появился через пару часов, весь мокрый от быстрого шага, встрепанный и все еще сомневающийся. Как-то бочком сунулся в избу, где мы встали на обед, бухнул дверью и, мотнув большущей башкой, почти застенчиво объявил:
– Я эта… пришел я…
Мы сидели за большим столом, заставленным снедью. Чуть покосившись на Тишаню, Вятич кивнул:
– Вижу. Ну, чего стоишь, садись ешь.
Тишаня все так же бочком примостился на лавке с краешка. Я вполне понимала парня: принимать еду из рук тех, кого совсем недавно пытался ограбить, как-то не сподручно. Он осторожно взял краюху хлеба, а глаза меж тем голодно блеснули на большущий кусок мяса на блюде.
Сотник спокойно поднял на Тишаню глаза:
– Я не красная девка и ты тоже. Бери и ешь нормально.
– Я отработаю…
– Угу. Обязательно.
Аппетит у Тишани оказался сродни кулакам – основательный и какой-то вкусный. Он ел истово, не чавкая, не торопясь, уважительно разглядывая каждый кусок. Даже если бы сама не была голодна, с таким соседом за компанию непременно наелась. Вятич словно невзначай подталкивал ему куски покрупней.
Я замерла. Нет, пожалуй, дело не в часах, а в…
– Вятич…
В том, что лежу в объятиях Вятича, не сомневалась, но что-то не так. Тревоги не было, однако пространство вокруг неуловимо изменилось. Я опытный «попаданец» и что означает шуршащее в тюфяке под боком сено уже знала.
– Вятич…
– У…
– Мы где?
Шепотом и на ухо, мало ли что.
– В Москве. Спи.
– В какой Москве?! – На всякий случай я еще раз потрогала то, на чем мы лежали. Нет, на мою московскую постель это не походило ни в малейшей степени. – Ты посмотри, на чем мы лежим.
– Мы в Москове, которая Кучково… Спи, Настя, до утра еще далеко.
Я с трудом сдержала визг восторга. Вятич забрал меня обратно в тринадцатый век!
Спать, конечно, не получалось. Почувствовав это, Вятич принялся объяснять:
– Ты же просила тебя вернуть? Теперь терпи.
– А… а я теперь кто?
Предыдущий раз долго осознавала, куда это попала, и привыкала к своему более молодому, чем в Москве XXI века, телу пятнадцатилетней боярышни, живущей в XIII веке. Мало ли что теперь, боярышня-то погибла в неравной схватке с Батыем.
– Старуха лет семидесяти…
– Чего?!
– Не бойся, как и была – Настя, дочь воеводы Федора из Козельска.
– Но я же погибла? – Кажется, я чуть не заорала.
Вятич усмехнулся, приоткрыв один глаз:
– Ты? Не может быть! По мне, так живее всех живых. Между прочим, для всех ты вышла за меня замуж. Тут не полагается мотаться по городам и весям с посторонним мужиком.
Настроение поднялось донельзя. Какой сон, когда тут открываются такие перспективы?!
– А почему мы в Москве… ну, Москове?
– Едем в Новгород.
– Там Лушка…
– Угу, и Анея тоже.
– Они не знают, что я погибла?
– Настя, никто не знает и еще много веков ничего не узнает о Золотаревке, и о тебе тем более. Пользуйся моментом. Это же особый кайф – восстать из погибших. Представляешь, какой шок будет у Батыя? Он-то видел, как тебя убили.
Теперь я уже не только спать не могла, но и лежать вообще.
– Мы снова поедем убивать Батыя?! А почему тогда в Новгород?
– Батый пока в степи и пойдет на Европу южным путем.
– Вот именно, там Киев, Чернигов, там вся Южная Русь.
– А с севера вот-вот нападут крестоносцы. Югу все равно не устоять, нам нужно помочь князю Александру.
Я живо прокрутила в голове все, что за время болезни вычитала в Интернете о тринадцатом веке на Руси и окрестностях. Да, с севера готовятся напасть шведы с датчанами, а там и крестоносцы Ливонского ордена, если уже не напали…
– Вятич, а сейчас какой год?
– Тот же, что и раньше – 1239-й, осень. На следующий год летом приплывет Биргер.
Вятич, видно, понял, что проще мне все объяснить, потому что все равно не отстану.
– Угу. Невская битва.
– Ну надо же, грамотная стала…
– Значит, нам надо предупредить князя Александра Невского? – Я не замечала сарказма, не до того. Как боевой конь, заслышав звук полковой трубы, была готова ринуться в атаку не на Батыя, так хоть на Биргера, главное за Русь!
– Никого мы ни о чем предупреждать не будем, не имеем права. Ты уже предупреждала рязанцев, ничего не изменилось.
– И что, сидеть и ждать, пока он сам побьет шведов?
– Сидеть и ждать тоже нельзя, а вот что делать, будем думать на месте. Против нашего князя собирается слишком грозная компания.
Если честно, то меня меньше озаботили слова о компании.
– Где это на месте?
– В Новгороде. Приедем и вместе подумаем.
– С кем? – Я просто не верила своим ушам.
– С Анеей, ну, и твоей Лушкой, куда ж без нее?
– Они знают, кто я?
– Анея да, а Лушке придется сказать, если сама еще не догадалась.
Какое-то время я пыталась придумать, что бы этакое сотворить с Биргером, который незваным притащится с армадой шнеков в устье Невы.
Вот почему дома в Москве не сказать, что забирает меня обратно в тринадцатый век воевать теперь со шведами?! Прихватила бы с собой несколько ящиков динамита, заминировали устье Невы, и все о’кей.
Я так и заявила. Вятич только хмыкнул:
– Не умней Лушки… Потому и не сказал, чтобы ты не тащила под мышкой ракетную установку или подводную лодку. Вот связался…
Я почти обиделась. Ладно, пусть не подводную лодку или динамит, но акваланг и мины-то можно было бы.
Вятич снова открыл один глаз:
– Ты к чему их цеплять собралась? Шнеки деревянные.
Я не сдавалась:
– А я бы плавучие или придонные. Или вообще коловорот какой-нибудь, чтобы дырки в драккарах сверлить под водой.
Мысль о коловороте мне очень понравилась. Сделать из пары их кораблей решето ниже ватерлинии, остальные сами разбегутся.
– Ну что говоришь-то?
– А как мы будем воевать против Биргера?
– Не знаю. Думай, у тебя вместо военного арсенала голова есть. В Козельске же справились.
Да уж, в Козельске мы справились так, что у Батыя были все основания назвать Козельск Злым городом.
Я притихла, вспоминая наше боевое прошлое. Кажется, это было так давно, а ведь прошло всего два года. Или семьсот семьдесят три? Нет, я в тринадцатом веке, значит, надо здесь и считать.
Два года назад (по местным меркам) после аварии я вдруг очнулась вместо своей московской квартиры в теле пятнадцатилетней боярышни в Козельске в самый канун Батыева нашествия. Осознав это, отчаянно пыталась добиться, чтобы немедленно вернули обратно, но потом наплевала на все и отправилась в Рязань предупреждать о предстоящем нападении Батыя.
Моим предупреждениям никто не внял (боюсь, что русский пофигизм родился вместе с русскими), и невольно пришлось стать героиней защиты Рязани. Все последующее время я старалась не вспоминать те трое суток, что провела под горой трупов в сожженном городе.
А потом были храбры Евпатия Коловрата и рейд по Батыевым тылам в дружине князя Романа с выманиванием ордынцев к Козельску к определенному сроку. У нас все получилось как надо, ордынцам пришлось почти два месяца в половодье сидеть у Козельска по колено в воде и есть собственных лошадей за неимением другой пищи.
Из Козельска удалось уйти почти всем – моя тетка Анея с двоюродной сестрицей Лушкой вывели женщин на ладьях, конная дружина во главе со мной (чем я обоснованно гордилась) прорвалась из города, а в самом городе сотник Вятич с оставшимися двумя десятками защитников просто поджег греческим огнем ворвавшихся внутрь стен ордынцев и сумел выбраться. Это был восторг! Мы спаслись, а ордынцы сгорели.
Батый прозвал Козельск Злым городом и ушел в степи.
А потом мы выманили его с небольшой частью войска в мордовские леса, даже изловили и… поставили на память тавро в одном неприличном месте. По мне, так лучше убить, но пришлось этого гада обменять на пленных женщин.
Зато потом он мне отомстил – я, то есть боярышня Настя, погибла в бою у Сырни (Золотаревки). В 2010 году в Пензе мне даже предлагали посмотреть на собственные останки, раскопанные через 770 лет. И Батый эту гибель видел. Да уж, хану будет не слишком приятно узнать, что я снова жива, ведь у нас с ним противостояние не на жизнь, а на смерть.
Я не вытерпела:
– Вятич, давай еще раз отправим Батыю стрелу с куском голубого плаща?
– Зачем, чтобы он снова пошел на Новгород? Самое время, если вспомнить о шведах.
Вятич прав, пусть лучше идет куда-нибудь подальше, нам сейчас не до Батыя.
Я обратила внимание, что сотник в полутьме внимательно вглядывается мне в лицо.
– Не надейся, я не успокоилась и не успокоюсь, пока не убью Батыя, как и обещала. Но сейчас не до него.
– Наконец-то разумные мысли.
Спать больше не получалось, руки чесались показать кузькину мать теперь уже Биргеру. Причем я совершенно не сомневалась, что мы устроим незваным гостям такой «радушный» прием, что благовест русских летописей о Невской битве покажется скромным упоминанием.
– Когда они там приплывут?
Вятич вздохнул:
– Летом.
– Так… сейчас у нас осень… Успеем что-нибудь придумать почище Козельска.
– Чапай думу думает? Ну-ну…
Я снова уселась.
– Вятич, вот скажи мне, пожалуйста, ты что, часто бываешь в моем мире?
Он, не отвечая, просто смотрел.
– Ну, ты легко говоришь понятными мне выражениями и понимаешь мои словесные выверты. Для этого надо хотя бы время от времени бывать среди тех, кто разговаривает так же.
Сотник кивнул:
– Если ты дашь поспать до утра, я тебе что-то покажу.
И все, я увидела его спину. Это говорило о том, что спрашивать больше не стоит. Пришлось вздохнуть и тоже улечься, уткнувшись в эту спину носом. Вятич непробиваем, если не захочет говорить – даже под пытками не заставишь. А у меня ни горячего утюга под рукой, ни клещей, чтобы ногти рвать, ни иголок под них загонять… Ладно, пусть спит, утро вечера мудренее, утром я его дожму.
Сама я уснуть не могла долго, все пыталась придумать козни против будущего нападения Биргера с компанией. Заодно вспомнила и все то, что о нем прочитала, хваля себя за такую предусмотрительность.
Мысленно снова перенеслась в 1237 год, когда в Козельске двоюродная сестра Лушка обучала премудростям жизни, считая, что мне отшибло память после падения с лошади. Как-то они встретят меня теперь? Лушка вышла замуж за моего несостоявшегося жениха Андрея и должна бы родить от него. Лушка-мама это что-то недоступное моему пониманию, потому что более беспокойной и непредсказуемой особы я в жизни не встречала. Оптимистка, пофигистка и электровеник в одном флаконе.
Как заснула, конечно, не заметила. Но, открыв глаза, с ужасом обнаружила, что Вятича рядом нет. Хорошо, что при попытке повернуться, сено в тюфяке снова зашуршало, иначе решила бы, что сотник и мое возвращение в тринадцатый век только сон.
Вятич нашелся во дворе. Сам двор был странным. Во-первых, оказалось, что мы ночевали в обыкновенной землянке. Во-вторых, с трудом выбравшись наверх, я обнаружила вокруг едва заселенное пожарище. Может, подальше и были дома или побольше землянок, но возле нас никого не видно.
Сотник плескался, обнаженный до пояса. Вообще-то на улице совсем не жарко, и при одном виде капель воды на его голых плечах мне стало зябко. И все же я невольно залюбовалась.
Видно почувствовав взгляд, Вятич обернулся:
– Проснулась, воительница? Умываться будешь?
Я тоже любила холодную воду, но не раздеваться же прилюдно (хотя вокруг никого и не видно) по пояс? Кивнула и принялась тоже плескаться в бадейке с ледяной водой, стараясь не облить одежду. Вода удивительно вкусно пахла и была такой приятной… Теперь, снова побывав в Москве двадцать первого века, я все чувствовала острее – и немыслимо свежий воздух, и воду, и одежду на себе… Но в отличие от предыдущего раза меня вовсе не тянуло обратно в загазованную Москву.
Вытирая лицо, невольно усмехнулась.
– Чему?
– Так ведь и привыкнуть можно.
– Привыкай.
– А потом?
– Ты уж реши, где тебе лучше. Когда попала сюда – всех замучила, чтоб вернули, вернулась туда – принялась лить слезы и спиваться, просясь обратно, а теперь снова в Москву на двенадцатый этаж захотелось?
– Здесь лучше. – Я твердо глянула в глаза Вятича. Вообще-то, хотелось сказать иначе: «Вместе с тобой», но уточнять не стала, он-то здесь, значит, и я тоже.
Сотник только кивнул, натягивая рубаху.
– Ты обещал кое-что объяснить.
– Сейчас поедим и пойдем.
Еда была более чем скромной, но вкусной – холодная запеченная рыба, видно вчерашняя, и большой ломоть хлеба. И то хорошо, но я невольно вздохнула:
– Картошечки бы…
– Вот этого дать не могу, не привезли еще из Америки, – развел руками Вятич. Я не успела спросить, откуда он знает про Америку, сотник встал, махнув рукой: – Ну, пойдем?
Любопытство просто распирало, но спрашивать ничего не стала. Негоже выглядеть глупой девчонкой, это с Лушкой можно было болтать о чем угодно, а рядом с Вятичем, тем более теперь, я чувствовала себя словно обязанной чему-то соответствовать. Чему, неужели вместе со мной на сей раз в тринадцатый век переполз и мой московский статус успешной бизнес-леди? Это плохо, потому что в этой Москове я глупый щенок, какой бы боевой опыт за плечами ни имела.
Я шла за сотником и размышляла, как вообще теперь себя вести. Дело в том, что предыдущий раз «провалилась» без моего на то ведома, а уж согласия тем более. Долго соображала и требовала вернуть себя обратно, постепенно поняла, что мало чего стою в этом суровом, но прекрасном мире, потом доказала себе и Вятичу, что все же стою, и была отправлена обратно. В этот раз меня «перетащили» уже по моему собственному горячему желанию, потому и спрос куда выше. Но чего во мне сейчас больше – московской леди или «тутошней» барышни? Или вообще девчонки с отрезанной косой и мечом в руке? Вопрос, между прочим, важный, потому что прохлаждаться никак нельзя.
Вятич несколько раз подозрительно косился, видно недоумевая из-за моей сдержанности, но я делала вид, что так и надо, и стойко молчала.
Спустились к реке. Москва, что ли?
– Смотри, это Неглинная, а там Москва-река, – словно почувствовав мои сомнения, кивнул Вятич. Я вспомнила, что он, вообще-то, умеет читать мысли.
На берегу сотник (или он теперь не сотник?) отвязал довольно утлую лодчонку и жестом предложил в нее сесть. Осторожно покосившись на этот челн, со вздохом полезла в него, отказываться глупо, сама напросилась.
К моему удивлению, лодочка оказалась весьма устойчивой на воде, она не качалась, как легкие дюралевые конструкции, но и усилий требовала немалых. Сил у Вятича хватало, греб он быстро, в то время как я глазела по сторонам.
Лодка довольно быстро выбралась к повороту на реку пошире. Ясно, из Неглинной в Москву. Это было очень интересно – смотреть на хорошо знакомые по будущему места. Выходит, позади справа осталась будущая Кремлевская набережная?
Откуда-то из-за реки поплыл колокольный звон, не слишком громкий и явно не в несколько колоколов.
– Данилов монастырь…
– А…
Чтоб мне это хоть о чем-то сказало! Про сам монастырь я помнила, но вот где он, сообразить не смогла.
Ордынцы, видно, здорово разорили округу, а прошло не так много времени – полтора года, люди пока еще не вернулись, да и возвращаться оказалось почти некому.
По берегам – лес, огороды и пашни, правда, заросшие…
Я так задумалась, что не заметила, как берег, где мы садились в лодку, скрылся за поворотом. Интересно, куда мы плывем? Но Вятич не объяснял, молчала и я, пытаясь сообразить сама. Из Неглинной повернули направо, значит, справа то, что потом будет Пречистенской набережной? Вятич с интересом наблюдал за моими размышлениями.
Лодка пересекла саму Москву-реку, но приставать не стала, просто мы держались ближе к правому берегу, идя против течения. Но вот впереди уже явно показался поворот. У меня снова заработала соображалка: Москва так поворачивает у Лужников.
Вятич кивнул по ходу лодки, словно одобряя мои мысли:
– Там Воробьевы горы.
Немного погодя мы все же пристали к берегу, сотник привязал лодку покрепче и подал мне руку:
– Вперед.
Еще с полкилометра пробирались через лес вверх. Вдруг Вятич остановился, показывая мне на небольшую поляну:
– Настя, вон там будет твой дом…
Я не успела отреагировать, как услышала:
– А вот тут мой…
В голове мгновенно все прояснилось, словно свет включили в темной комнате.
– Ты… это я тебя однажды чуть не сбила машиной?!
– Да, было такое. Самоуверенная девица в дорогом автомобиле с визжащими от жесткого старта колесами…
– И поэтому ты притащил меня сюда?
– Хочешь обратно?
– Нет! Нет, обратно не хочу.
– И домой тоже?
– Куда домой?
– Ну, туда, – Вятич кивнул в сторону, откуда мы приплыли.
– Туда можно.
Обратно плыть было легче – помогало течение.
– Так почему ты все-таки два года назад притащил меня в Козельск?
Он усмехнулся:
– Когда появилась возможность переправить еще кого-то, сразу вспомнил о тебе. Хотелось показать, что ни на что не способна. А ты оказалась ничего, особенно когда калечила монгольских лошадей в дружине Коловрата.
– А… ты давно здесь?
Он только кивнул, и снова было ясно, что расспрашивать больше не стоит. Может, пока не стоит?
– А Анея?
– Твоя тетка? Нет, она здешняя. Но в Москве бывала.
Глаза Вятича смеялись, и я вдруг поняла, что Анея явно знает обо мне что-то такое…
Но на этом все обсуждение переходов «туда-сюда» из тринадцатого века в двадцать первый было закончено. Видно, не дозрела еще, чтобы мне все объяснять. Ладно, сама разберусь! Ты еще не знаешь, какая я упрямая.
Временами я задавала немыслимо дурацкие вопросы:
– Вятич, а ты кто теперь? Ну, раньше в Козельске был сотником, а теперь?
Он вздохнул:
– А теперь вот твой охранник…
– А деньги у нас откуда?
– Настя, вот ты о чем спрашиваешь? Откуда здесь ты сама?
– Я-то из Москвы. А ты что, доллары поменял в местном обменнике?
– Нет, сразу со счета снял вот такими монетами. – Он выразительно тряхнул большим кожаным кошелем. – Там еще были монгольские тугрики, но это уже для тебя, когда снова за Батыя возьмешься.
Через два дня, выбравшись утром наверх, я ахнула – вокруг было белым-бело. Красиво…
На наше счастье, зима встала быстро, и реки подмерзли основательно, и снег лег ровно, без оттепелей и грязи. Ехали верхом, так быстрее, да и легче. Больше всего меня потрясло имя моей новой кобылы: Слава. Это, конечно, не моя прежняя Слава, на которой воевала еще у Евпатия Коловрата, но похожа очень. На глаза даже навернулись слезы:
– Спасибо, Вятич.
– Да ладно…
Дорога с давних лет накатана и набита, но в последние годы поток, видно, снизился, и пока не встал хороший санный путь, проезжавших было мало.
Вятич застрял на самом краю деревни с каким-то мужиком. Ну сколько можно? Я помаялась-помаялась и тронула Славу:
– Поехали, лошадка, пусть догоняет.
Дорога к следующей деревне, где мы намеревались обедать, вела через лес, но кого мне бояться? Ордынцев здесь нет, волкам после прошлогодних событий я почти родственница, а медведи залегли в берлоги. Иначе Вятич будет еще два часа выяснять какую-нибудь ерунду. Нет, я понимаю, что для него очень важно, когда собирать остролист, но и обо мне подумать не мешало, холодно же просто стоять.
Сотник просто посмотрел мне вслед, даже не окликнув. Ах, ты так?! Вот возьму и даже в следующей деревне останавливаться не буду, в конце концов, не слишком оголодала!
Вообще-то я без Вятича никуда, но иногда так хотелось повыделываться…
Я настолько задумалась, что от звука человеческого голоса остановила Славу, даже не успев понять, что произошло.
– А ну стой! – Из кустов прямо передо мной появились трое крепких мужиков откровенно разбойничьего вида.
Опля! Только вас мне не хватало. И чего я полезла одна, могла же подождать Вятича. Пришлось остановиться.
– Стою.
– Чего? – почему-то растерялся от такой покорности старший. Его явно удивило, что малец (а как иначе меня воспринимать?) не только не испугался, но и с откровенным интересом разглядывал нападавших. Здоровенный парень бестолково топтался на снегу, вместо того чтобы меня грабить. – Ты эта… чего эта?..
Да уж, особым изяществом речь разбойника не отличалась. Я оглядела его внимательней, нет, и на Соловья-разбойника, несмотря на немалые габариты, он не тянул, так себе, мелкая шпана. Конечно, ростом и силушкой матушка-природа не обидела, пожалуй, мог на загривке не только меня унести, но и мою Славу. Мне сразу вспомнился мультяшный Алеша Попович, у которого шея начиналась на уровне лопаток, а плечи не помещались в экран, неужели художники срисовывали вот с этого? И дубина в руках вполне основательная, даже жаль дерево, которое этот придурок загубил для своего немудреного оружия, но пока он с такой развернется, я успею до Новгорода добежать, не то что напасть в ответ. Только нападать почему-то не хотелось совсем.
– Чего «эта»?
– Ну, ты чего на помощь не зовешь?
– Кого? – окончательно удивилась я. Сила есть, ум необязателен? У него в башке вообще ничего не осталось, кроме опилок, или принципиально отказывается воевать с одним пацаном?
Не лучше вели себя и остальные: вместо того чтобы окружить меня, эти двое почему-то топтались прямо возле кустов, из которых выскочили, словно готовясь драпануть. Ага, разбойники начинающие, а потому, встретив малейший отпор, наверняка дадут стрекача. Но и предводитель тоже растерялся, не встретив должного сопротивления или испуга.
– Деньги, – наконец сообразил горе-атаман.
Где это Вятич запропастился? То тут как тут, а сейчас не слышно. Может, эти вот не одни, а еще пара десятков уже наседают на сотника? Ведя странную задушевную беседу с разбойником, я прислушалась: нет, боя сзади не слышно, но и Вятича тоже. Ничего, справлюсь сама.
Рука легка на рукоять меча, прятавшегося под плащом.
– Деньги? Да ладно, я вас и так отпущу, пожалею.
– Чего это? – Но вопрос относился уже не к моим словам, а к блеску стали, обнаруженной прямо перед носом.
Нет, он точно придурок, потому что перебить мечом толстенную дубину, бывшую в его руках, я не смогла бы при всем желании. Ему достаточно просто сделать движение, и полетела бы в сторону вместе со своим оружием, либо меч был в кустах сам по себе, а я валялась на земле с вывихнутой рукой. Но детинушка не сообразил от моего клинка даже отмахнуться.
Двое других оказались куда шустрее, они уже ломились сквозь кусты, как два мамонта, хотя вряд ли мамонты бегали с такой скоростью. Сзади раздался насмешливый голос Вятича:
– Ну а ты чего стоишь, догоняй. Или платить будешь?
– Не… чего платить?
– Беги, говорю, да побыстрее! – Я не выдержала уморительно глупого вида бедолаги.
Вслед ему так хотелось заулюлюкать, но совесть не позволила. Я же прекрасно понимала, какая нужда заставила вот этого сильного парня взяться за дубину, чтобы грабить проезжающих.
Видно, об этом же подумал и Вятич, потому что тишину леса прорезал его голос:
– Эй, работа нужна?
Я прислушалась, кажется, сотника все же расслышали, треск кустов неожиданно стих. Мы переглянулись, ожидая.
– Ну, выходи, выходи, не бойся, не обидим.
На дорогу снова выполз тот самый детина, но уже без дубины.
– А чего же дубину-то не взял?
– Дык… зачем?
– Нас грабить.
– Не-е, – замотал большущей башкой несостоявшийся разбойник.
– Первый раз, что ли? – поинтересовался Вятич, спешиваясь.
– Ага. – Разбойника явно обрадовала сообразительность Вятича.
– Семья есть?
– Не, мамку татары пожгли.
– А к нам пойдешь?
– Куда это к вам?
– Нас охранять.
Парень недоверчиво покосился на меня:
– Чего вас охранять, ежели вон мальчонка и тот с мечом?
– Это не мальчонка, это моя жена.
– Ну да?
Я, смеясь, сняла шапку, освобожденная от головного убора коса легко скользнула змеей по спине. Тут же последовал недоверчивый взгляд разбойника:
– Жена, говоришь?
Под укоризненным взглядом Вятича быстро спрятала косу: негоже замужней женщине ходить с непокрытой головой.
– Тебя как зовут-то?
– Тишаня…
Самое то для крепкого, словно дуб, и здоровенного парня, от одного голоса которого по осени могла бы осыпаться листва с деревьев. Кто ж его так назвал?
Вятич тоже крякнул, но даже следа улыбки невозможно было заметить на его лице.
– Ну, чего, Тишаня, согласен нас охранять до Новгорода?
– А там чево?
Ишь ты какой! Сказал бы спасибо, что сейчас не убили.
– А там к кому другому наймешься, с твоей силищей привычку к оружию бы…
– Это я не люблю, с детства не задирался, потому и прозвали так…
Честно говоря, вести разговоры посреди леса надоело, и я выразительно хмыкнула, Вятич тоже засобирался:
– Так идешь или нет?
– Иду, только я пеший.
– Деревня далеко?
– Не, тута рядом.
– Ты там не наследил?
Конечно, последовало очередное «чево?».
– Там тебе бока не намнут за грехи?
– Не.
– Мы в деревне встанем, догонишь.
Оглянувшись немного погодя, я увидела, что горе-грабитель так и стоит посреди лесной дороги с растерянным видом. Да, долго нам его ждать придется.
Деревня оказалась небольшой, но в ней удалось купить лошадь, вполне годную для нашего будущего помощника. Он появился через пару часов, весь мокрый от быстрого шага, встрепанный и все еще сомневающийся. Как-то бочком сунулся в избу, где мы встали на обед, бухнул дверью и, мотнув большущей башкой, почти застенчиво объявил:
– Я эта… пришел я…
Мы сидели за большим столом, заставленным снедью. Чуть покосившись на Тишаню, Вятич кивнул:
– Вижу. Ну, чего стоишь, садись ешь.
Тишаня все так же бочком примостился на лавке с краешка. Я вполне понимала парня: принимать еду из рук тех, кого совсем недавно пытался ограбить, как-то не сподручно. Он осторожно взял краюху хлеба, а глаза меж тем голодно блеснули на большущий кусок мяса на блюде.
Сотник спокойно поднял на Тишаню глаза:
– Я не красная девка и ты тоже. Бери и ешь нормально.
– Я отработаю…
– Угу. Обязательно.
Аппетит у Тишани оказался сродни кулакам – основательный и какой-то вкусный. Он ел истово, не чавкая, не торопясь, уважительно разглядывая каждый кусок. Даже если бы сама не была голодна, с таким соседом за компанию непременно наелась. Вятич словно невзначай подталкивал ему куски покрупней.