Страница:
На террасе гасиенды белела фигурка. «Это Мария, — подумал Педро. — Ну и пусть. Теперь мне все равно. На сегодня рабочий день закончен…»
Он осторожно подвигал больным правым плечом и поспешно переложил бачок с рыбами в левую руку.
На берегу царила полная тишина. Штиль. Вдали над гладью маслянистой воды виднелась едва заметная дымка. Парило. Педро спрыгнул в моторку. «Быстрый» был одним из самых старых катеров доктора. Но Педро любил эту лодку за мощный мотор, с которым можно было выходить из лагуны в Карибское море. Он не раз плавал на «Быстром» в Сан-Хуан и постоянно сновал по лагуне, привозя больных из рыбацких деревушек и с плантаций.
Педро обратил внимание, что странно молчат птицы, не видно обычно многочисленных здесь стаек мелких рыбешек, а вот лягушки, громко квакая, тысячами выбираются на берег и исчезают в густой траве.
Педро снова посмотрел на вершину холма. Над главным корпусом госпиталя рядом с телевизионной антенной неподвижно висело огромное белое полотнище с красным крестом.
— Надо было бы взглянуть на барометр, — пробормотал он. — Но, дудки, обратно я не полезу!
Педро уселся в кресло и осмотрелся. Все было на месте. Он пристегнул ремень и завел мотор. Мгновенно застучали поршни. Вот это движок! Педро развернул лодку носом к выходу из лагуны и включил четвертую скорость.
Солнце стояло высоко. Заканчивался отлив. Вода из лагуны медленно уходила через узкий проход в море, но через полчаса все переменится. А прилив — самое подходящее время для рыбной ловли на затонах Барракуд, в полутора километрах за выходом из лагуны. Там ловили барракуд, крупных морских окуней, небольших акул, иногда попадались даже здоровые меч-рыбы.
Выйдя в море, Педро выключил мотор и перебрался на место для ловли. Справа по борту появилась небольшая стая дельфинов. Ныряя, кувыркаясь и посвистывая, они приблизились к моторке.
— Ти… ти… тааа-ти… ти… та… — начал отвечать Педро на издаваемые дельфинами звуки.
Это стало у них приветствием. В стае было не менее дюжины животных, но только с двумя из них удалось завязать дружбу. Два молодых тупорылых дельфина решались подплывать к лодке очень близко. Более крупного Педро прозвал Майком, а его подругу — Мэри… Он подружился с дельфинами традиционным для рыбаков способом: всегда после рыбалки бросал им остатки наживки.
Его любимцы и сейчас резвились рядом с лодкой. Он швырнул им несколько сельдей. Дельфины хватали рыбу прямо на лету и благодарили его веселыми кульбитами и залихватским свистом. Теперь они издавали только долгие звуки: «таа… таа… таа…»
Цвет воды под днищем лодки изменился: Педро находился в самой глубокой части затона. Он медленно двинулся по большой дуге к белому величиной с футбольный мяч бую и встал на якорь рядом с ним.
Вода по-прежнему была спокойной, дельфины скрылись. Они делали так не впервые, вероятно, чтобы не мешать лову, а к раздаче ужина появлялись снова. Но однажды был случай, когда он едва успевал снимать с крючков улов — дельфины гнали рыбу прямо на лодку.
— Могли бы мне и сегодня пригнать парочку крокодилих! — произнес Педро вслух, имея в виду барракуд.
Он вытащил из приделанного к стенке рубки шкафчика удилища, нацепил живцов — несколько жирных сельдей — и забросил удочки. Немного подождав, пока рыбы ушли на глубину, Педро, подергивая удилища, приступил к рыбалке.
Но клева не было. Напрасно снова и снова забрасывал он снасть, дергал за леску, ни одна рыбина так и не клюнула на приманку. Промучавшись с полчаса, Педро устало откинулся на спинку кресла. Да, став инвалидом, он даже не мог как следует рыбачить, а ведь прежде часами вертелся, забрасывая и свертывая снасти, и не чувствовал усталости.
Между тем как-то незаметно стемнело, солнце медленно садилось за гряду холмов у горизонта. Неожиданно короткий гудок и резкие вспышки света разорвали быстро сгущающийся полумрак. В море шел пограничный сторожевой корабль, он требовал сигнала «свой». Рыбак потянулся к сирене и ответил пятью короткими и двумя длинными гудками. На корабле тут же включили двигатели, и он мигом растворился в сгустившихся сумерках.
Педро снова взял в руку удилище, сменил уже не подававшего признаки жизни живца и тут обратил внимание на странное освещение вокруг. Непроизвольно взглянув в сторону берега, он не поверил глазам: исчезла узкая горловина входа в лагуну! Ее не было! Он видел только стремительно несущийся в его сторону гребень огромной волны. Гигантская водяная лавина стремительно приближалась, а вместе с нею нарастал и зловещий гул!
«Землетрясение! — молнией пронеслось в мозгу. — Как я раньше не догадался?! И птицы, и лягушки — как предупреждали!» Эта мысль заставила действовать еще более четко и решительно. Он мгновенно свернул снасть, задраил дверь рубки и включил мотор.
Несущаяся со страшным рокотом стена воды была уже совсем близко, но он надеялся на мощный двигатель, который не подводил его и при сильном шторме. Уверенным движением он двинул вперед ручку газа, но в этот миг край воронки, образованной приливной волной, достиг моторки и опрокинул ее. Педро только почувствовал, как лодка перевернулась и что-то тяжелое ударило его по голове.
Когда сознание вернулось к нему, вокруг была полная темнота. Моторка спокойно покачивалась на темном зеркале воды. Педро почувствовал соленый привкус во рту, распух и болел язык. Ныли левый висок и затылок. Мокрая шапка прилипла к голове, словно панцирь.
Педро осмотрел приборный щиток: освещение и радиопередатчик были в порядке. Только исчезла антенна — должно быть, ее унесло водой. Компас тоже оказался в исправности. Педро понял, что его отнесло к северу, почти к самой Кубе, в район островов Кайман…
«Не так уж страшно, — подумал он. — Надо держать курс на юг! Уж как-нибудь доберусь до дома!..»
Он стянул с головы шапку, отстегнулся от кресла и полез в моторный отсек. Там он воочию убедился в том, что так насторожило его при взгляде на приборный щиток, — в баке не было ни капли горючего! Видно, какой-то увесистый предмет продырявил бензобак.
Тут Педро охватила минутная слабость. С трудом он дополз до рубки, пристегнулся, достал из аптечки таблетки и, прильнув к крану бачка с водой, торопливо их проглотил (к счастью, бачок оказался цел). Педро сделал еще глоток, чтобы отбить горечь во рту.
«Сейчас надо выспаться. Ведь скоро рассвет! Утром постараюсь починить антенну и попрошу о помощи», — подумал он и, положив голову на штурвал, тут же заснул.
Рассвет разбудил его зарницами и странными хлопками. Он выглянул из рубки и, к радости, обнаружил поблизости стаю дельфинов. Они преследовали косяк сельдей и, оживленно пересвистываясь, успевали завтракать на ходу.
Педро тоже засвистел им:
— Ти… ти… таа… ти… ти… тааа…
Дельфины прореагировали несколько неожиданно — они ушли под воду, а через некоторое время вынырнули совсем рядом с лодкой и окружили ее.
Он не верил своим глазам…
Дельфины были горбатыми! Такие же тупорылые, как и его друзья из лагуны, может, чуть покрупнее, но явный горб тянулся у них вдоль спины!
И звуки дельфины тоже издавали другие…
Прежде, до ранения, Педро был морским офицером, и он понял, что их свист напоминает ему азбуку Морзе. Ему казалось, что дельфины спрашивали у него:
— Кто ты такой? Чем тебе помочь?
— Я — Пе-пе. Из лагуны Тарабаха… Оттащите меня поближе к берегу… — просвистел он в ответ и громко расхохотался, осознав всю нелепость собственного поведения.
А дельфины, собравшись вокруг лодки, высунули морды из воды и, казалось, весело скалились…
И все же он отстегнулся, вылез на нос моторки и вытащил цепь. Но она была короткой, он нарастил ее толстой веревкой с большой петлей на конце и бросил в воду. Дельфины быстро разобрались, что к чему, подхватили петлю, и лодка двинулась вслед за ними.
Во время буксировки у Педро было достаточно времени, чтобы поразмыслить над случившимся. Когда-то в академии он изучал биологию, как заядлый рыбак. Он прочитал множество книг о рыбах. Его всегда интересовали дельфины, но подобного он не мог и предположить.
Внезапно лодка задергалась, пошла рывками, движение ее замедлилось, а вскоре и вовсе прекратилось. Педро огляделся. Вдали, справа по борту, показалась узкая полоска берега. Море по-прежнему было спокойным. Кажется, он уже вблизи побережья Гондураса? Но куда делись горбатые «буксиры»?
И тут он заметил, что слева в пенистых бурунах к лодке несутся несколько огромных зеленовато-серебристых плавников.
«Да это меч-рыба, — со страхом подумал Педро. — Вот теперь конец! И мне, и дельфинам!..» Но не успел он вытащить из шкафчика ружье и обойму с разрывными патронами, как меч-рыба резко развернулась и ушла в глубину.
Сжимая ружье, он всматривался в морскую гладь. И вот слева от лодки из воды показалось огромное беловатое брюхо хищника. Вода вокруг него буквально кипела от ныряющих дельфинов. Теперь они не свистели, а издавали какие-то резкие шипящие звуки.
Педро почувствовал знакомый запах. «Да ведь так пахнет электрический разряд! — сообразил он. — Неужели электрические дельфины?! Как электрические скаты, угри! Даже электрических сомов он встречал в устье возле Сан-Хуана… Но электрические дельфины?!
Дельфины вернулись с поля битвы и снова впряглись в петлю.
Справа все четче проступали знакомые очертания берега. Только исчезла узкая горловина лагуны. «Видно, землетрясение превратило ее в залив…» — подумал Педро и заметил катер, который отделился от берега. Через несколько минут дельфины тоже увидели его — катер явно направлялся к «Быстрому».
Дельфины притормозили, а потом совсем остановились и, приветственно подпрыгнув, скрылись.
— Прощайте, мои хорошие. Спасибо! — крикнул им вслед Педро.
Он молча сидел в кресле, ожидая прибытия «Сильного», на котором к нему спешили Мария и доктор, и неотступно думал о своих спасителях. Что это? Новая порода дельфинов?! Откуда они взялись?! Может, это мутанты? И тут он вспомнил одну старую карту.
В академии они проходили подводную навигацию и географию Мирового океана. Было это на базе «Мариана»… Там он видел карту, на которой черными крестами были отмечены океанские ямы, превращенные в кладбища радиоактивных отбросов! Их помещали в специальные резервуары из железобетона… И теперь он вспомнил — именно такой черный крест был на желобе Кайман! Может, здесь произошла утечка радиоактивных веществ, и это привело к появлению дельфинов-мутантов?.. А может, дело совсем в другом?!
«Сильный» замедлил ход, подойдя к катеру почти вплотную.
— У тебя все в порядке, Пепе?
Педро кивнул, помахал рукой, всем своим видом давая понять, что чувствует себя хорошо. Потом крикнул доктору, чтобы тот бросил ему конец для буксировки. Короткая цепь для этого не годилась, а уздечку дельфины, видно, прихватили «на память»…
«Не иначе, они хотят сохранить все в тайне?» — мелькнула мысль. И Педро решил, что тоже пока никому ничего не расскажет. Ведь бензин у него кончился всего несколько минут назад…
Даина Чавиано
Вольфрам Кобер. НОВАЯ
[19]
Он осторожно подвигал больным правым плечом и поспешно переложил бачок с рыбами в левую руку.
На берегу царила полная тишина. Штиль. Вдали над гладью маслянистой воды виднелась едва заметная дымка. Парило. Педро спрыгнул в моторку. «Быстрый» был одним из самых старых катеров доктора. Но Педро любил эту лодку за мощный мотор, с которым можно было выходить из лагуны в Карибское море. Он не раз плавал на «Быстром» в Сан-Хуан и постоянно сновал по лагуне, привозя больных из рыбацких деревушек и с плантаций.
Педро обратил внимание, что странно молчат птицы, не видно обычно многочисленных здесь стаек мелких рыбешек, а вот лягушки, громко квакая, тысячами выбираются на берег и исчезают в густой траве.
Педро снова посмотрел на вершину холма. Над главным корпусом госпиталя рядом с телевизионной антенной неподвижно висело огромное белое полотнище с красным крестом.
— Надо было бы взглянуть на барометр, — пробормотал он. — Но, дудки, обратно я не полезу!
Педро уселся в кресло и осмотрелся. Все было на месте. Он пристегнул ремень и завел мотор. Мгновенно застучали поршни. Вот это движок! Педро развернул лодку носом к выходу из лагуны и включил четвертую скорость.
Солнце стояло высоко. Заканчивался отлив. Вода из лагуны медленно уходила через узкий проход в море, но через полчаса все переменится. А прилив — самое подходящее время для рыбной ловли на затонах Барракуд, в полутора километрах за выходом из лагуны. Там ловили барракуд, крупных морских окуней, небольших акул, иногда попадались даже здоровые меч-рыбы.
Выйдя в море, Педро выключил мотор и перебрался на место для ловли. Справа по борту появилась небольшая стая дельфинов. Ныряя, кувыркаясь и посвистывая, они приблизились к моторке.
— Ти… ти… тааа-ти… ти… та… — начал отвечать Педро на издаваемые дельфинами звуки.
Это стало у них приветствием. В стае было не менее дюжины животных, но только с двумя из них удалось завязать дружбу. Два молодых тупорылых дельфина решались подплывать к лодке очень близко. Более крупного Педро прозвал Майком, а его подругу — Мэри… Он подружился с дельфинами традиционным для рыбаков способом: всегда после рыбалки бросал им остатки наживки.
Его любимцы и сейчас резвились рядом с лодкой. Он швырнул им несколько сельдей. Дельфины хватали рыбу прямо на лету и благодарили его веселыми кульбитами и залихватским свистом. Теперь они издавали только долгие звуки: «таа… таа… таа…»
Цвет воды под днищем лодки изменился: Педро находился в самой глубокой части затона. Он медленно двинулся по большой дуге к белому величиной с футбольный мяч бую и встал на якорь рядом с ним.
Вода по-прежнему была спокойной, дельфины скрылись. Они делали так не впервые, вероятно, чтобы не мешать лову, а к раздаче ужина появлялись снова. Но однажды был случай, когда он едва успевал снимать с крючков улов — дельфины гнали рыбу прямо на лодку.
— Могли бы мне и сегодня пригнать парочку крокодилих! — произнес Педро вслух, имея в виду барракуд.
Он вытащил из приделанного к стенке рубки шкафчика удилища, нацепил живцов — несколько жирных сельдей — и забросил удочки. Немного подождав, пока рыбы ушли на глубину, Педро, подергивая удилища, приступил к рыбалке.
Но клева не было. Напрасно снова и снова забрасывал он снасть, дергал за леску, ни одна рыбина так и не клюнула на приманку. Промучавшись с полчаса, Педро устало откинулся на спинку кресла. Да, став инвалидом, он даже не мог как следует рыбачить, а ведь прежде часами вертелся, забрасывая и свертывая снасти, и не чувствовал усталости.
Между тем как-то незаметно стемнело, солнце медленно садилось за гряду холмов у горизонта. Неожиданно короткий гудок и резкие вспышки света разорвали быстро сгущающийся полумрак. В море шел пограничный сторожевой корабль, он требовал сигнала «свой». Рыбак потянулся к сирене и ответил пятью короткими и двумя длинными гудками. На корабле тут же включили двигатели, и он мигом растворился в сгустившихся сумерках.
Педро снова взял в руку удилище, сменил уже не подававшего признаки жизни живца и тут обратил внимание на странное освещение вокруг. Непроизвольно взглянув в сторону берега, он не поверил глазам: исчезла узкая горловина входа в лагуну! Ее не было! Он видел только стремительно несущийся в его сторону гребень огромной волны. Гигантская водяная лавина стремительно приближалась, а вместе с нею нарастал и зловещий гул!
«Землетрясение! — молнией пронеслось в мозгу. — Как я раньше не догадался?! И птицы, и лягушки — как предупреждали!» Эта мысль заставила действовать еще более четко и решительно. Он мгновенно свернул снасть, задраил дверь рубки и включил мотор.
Несущаяся со страшным рокотом стена воды была уже совсем близко, но он надеялся на мощный двигатель, который не подводил его и при сильном шторме. Уверенным движением он двинул вперед ручку газа, но в этот миг край воронки, образованной приливной волной, достиг моторки и опрокинул ее. Педро только почувствовал, как лодка перевернулась и что-то тяжелое ударило его по голове.
Когда сознание вернулось к нему, вокруг была полная темнота. Моторка спокойно покачивалась на темном зеркале воды. Педро почувствовал соленый привкус во рту, распух и болел язык. Ныли левый висок и затылок. Мокрая шапка прилипла к голове, словно панцирь.
Педро осмотрел приборный щиток: освещение и радиопередатчик были в порядке. Только исчезла антенна — должно быть, ее унесло водой. Компас тоже оказался в исправности. Педро понял, что его отнесло к северу, почти к самой Кубе, в район островов Кайман…
«Не так уж страшно, — подумал он. — Надо держать курс на юг! Уж как-нибудь доберусь до дома!..»
Он стянул с головы шапку, отстегнулся от кресла и полез в моторный отсек. Там он воочию убедился в том, что так насторожило его при взгляде на приборный щиток, — в баке не было ни капли горючего! Видно, какой-то увесистый предмет продырявил бензобак.
Тут Педро охватила минутная слабость. С трудом он дополз до рубки, пристегнулся, достал из аптечки таблетки и, прильнув к крану бачка с водой, торопливо их проглотил (к счастью, бачок оказался цел). Педро сделал еще глоток, чтобы отбить горечь во рту.
«Сейчас надо выспаться. Ведь скоро рассвет! Утром постараюсь починить антенну и попрошу о помощи», — подумал он и, положив голову на штурвал, тут же заснул.
Рассвет разбудил его зарницами и странными хлопками. Он выглянул из рубки и, к радости, обнаружил поблизости стаю дельфинов. Они преследовали косяк сельдей и, оживленно пересвистываясь, успевали завтракать на ходу.
Педро тоже засвистел им:
— Ти… ти… таа… ти… ти… тааа…
Дельфины прореагировали несколько неожиданно — они ушли под воду, а через некоторое время вынырнули совсем рядом с лодкой и окружили ее.
Он не верил своим глазам…
Дельфины были горбатыми! Такие же тупорылые, как и его друзья из лагуны, может, чуть покрупнее, но явный горб тянулся у них вдоль спины!
И звуки дельфины тоже издавали другие…
Прежде, до ранения, Педро был морским офицером, и он понял, что их свист напоминает ему азбуку Морзе. Ему казалось, что дельфины спрашивали у него:
— Кто ты такой? Чем тебе помочь?
— Я — Пе-пе. Из лагуны Тарабаха… Оттащите меня поближе к берегу… — просвистел он в ответ и громко расхохотался, осознав всю нелепость собственного поведения.
А дельфины, собравшись вокруг лодки, высунули морды из воды и, казалось, весело скалились…
И все же он отстегнулся, вылез на нос моторки и вытащил цепь. Но она была короткой, он нарастил ее толстой веревкой с большой петлей на конце и бросил в воду. Дельфины быстро разобрались, что к чему, подхватили петлю, и лодка двинулась вслед за ними.
Во время буксировки у Педро было достаточно времени, чтобы поразмыслить над случившимся. Когда-то в академии он изучал биологию, как заядлый рыбак. Он прочитал множество книг о рыбах. Его всегда интересовали дельфины, но подобного он не мог и предположить.
Внезапно лодка задергалась, пошла рывками, движение ее замедлилось, а вскоре и вовсе прекратилось. Педро огляделся. Вдали, справа по борту, показалась узкая полоска берега. Море по-прежнему было спокойным. Кажется, он уже вблизи побережья Гондураса? Но куда делись горбатые «буксиры»?
И тут он заметил, что слева в пенистых бурунах к лодке несутся несколько огромных зеленовато-серебристых плавников.
«Да это меч-рыба, — со страхом подумал Педро. — Вот теперь конец! И мне, и дельфинам!..» Но не успел он вытащить из шкафчика ружье и обойму с разрывными патронами, как меч-рыба резко развернулась и ушла в глубину.
Сжимая ружье, он всматривался в морскую гладь. И вот слева от лодки из воды показалось огромное беловатое брюхо хищника. Вода вокруг него буквально кипела от ныряющих дельфинов. Теперь они не свистели, а издавали какие-то резкие шипящие звуки.
Педро почувствовал знакомый запах. «Да ведь так пахнет электрический разряд! — сообразил он. — Неужели электрические дельфины?! Как электрические скаты, угри! Даже электрических сомов он встречал в устье возле Сан-Хуана… Но электрические дельфины?!
Дельфины вернулись с поля битвы и снова впряглись в петлю.
Справа все четче проступали знакомые очертания берега. Только исчезла узкая горловина лагуны. «Видно, землетрясение превратило ее в залив…» — подумал Педро и заметил катер, который отделился от берега. Через несколько минут дельфины тоже увидели его — катер явно направлялся к «Быстрому».
Дельфины притормозили, а потом совсем остановились и, приветственно подпрыгнув, скрылись.
— Прощайте, мои хорошие. Спасибо! — крикнул им вслед Педро.
Он молча сидел в кресле, ожидая прибытия «Сильного», на котором к нему спешили Мария и доктор, и неотступно думал о своих спасителях. Что это? Новая порода дельфинов?! Откуда они взялись?! Может, это мутанты? И тут он вспомнил одну старую карту.
В академии они проходили подводную навигацию и географию Мирового океана. Было это на базе «Мариана»… Там он видел карту, на которой черными крестами были отмечены океанские ямы, превращенные в кладбища радиоактивных отбросов! Их помещали в специальные резервуары из железобетона… И теперь он вспомнил — именно такой черный крест был на желобе Кайман! Может, здесь произошла утечка радиоактивных веществ, и это привело к появлению дельфинов-мутантов?.. А может, дело совсем в другом?!
«Сильный» замедлил ход, подойдя к катеру почти вплотную.
— У тебя все в порядке, Пепе?
Педро кивнул, помахал рукой, всем своим видом давая понять, что чувствует себя хорошо. Потом крикнул доктору, чтобы тот бросил ему конец для буксировки. Короткая цепь для этого не годилась, а уздечку дельфины, видно, прихватили «на память»…
«Не иначе, они хотят сохранить все в тайне?» — мелькнула мысль. И Педро решил, что тоже пока никому ничего не расскажет. Ведь бензин у него кончился всего несколько минут назад…
Даина Чавиано
ЭТО РОБИ ВИНОВАТ
[18]
Пер. Н. Лопатенко
Гавана, 19 февраля 2157 года
Дорогой Рени!
Пользуясь случаем, посылаю тебе эту весточку: Леда собралась слетать на Ганимед и зашла попрощаться. И, конечно, до слез довела расспросами о тебе… Узнав о нашей размолвке, она тут же предложила захватить это письмо. Очень кстати — ведь так оно дойдет до тебя куда быстрей! Правда, на Демосе Леда пробудет очень недолго, но, прежде чем отправиться дальше, она успеет оставить в космопорте конверт на твое имя.
Роби передал мне твою записку. Я зачитала ее до дыр. Ну вот, опять плачу, слезы так и льются…
Дорогой! Неужели ты и вправду думаешь, что мы можем расстаться из-за такой чепухи? Нет, право, ты слишком впечатлителен… А все из-за Роби; бедняжка, ведь он всегда поступал из самых лучших побуждений. Ах, если бы ты его сейчас видел — он такой грустный! Это очень эмоциональный робот, и теперь буквально все валится у него из рук. Я целыми днями слушаю его жалобные скрипучие причитания.
Но, положа руку на сердце, давай все же признаем, что и ты, моя радость, тоже кое в чем виноват… Может быть, даже больше, чем Роби. Не будь этих дурацких стеклянных конденсаторов, ровным счетом ничего бы не произошло. А ведь на обертке ясно было указано: «Хранить в недоступном для роботов месте». И о чем ты думал, когда оставил их на кухонном столе? Ясное дело — об этих ужасных круках с Сатурна. Решительно не понимаю, чем очаровали тебя эти мерзкие твари… Ладно, милый, не буду больше об этом.
Так вот, если бы ты хранил конденсаторы в каком-нибудь месте поукромней, Роби никогда не подменил бы их своими. Тебе ведь прекрасно известно, какое действие они производят на чуткий механизм робота. Вот почему, подзарядившись ими, Роби впал в такой транс, что, когда ты попросил «Лунный тоник» для волос, он выдал тебе пятновыводитель…
Повторяю, ты сам во всем виноват. Ну, кому в голову придет держать тоник рядом с шампунем?
Знаю-знаю, о чем ты сейчас подумал: дескать, если бы я внушила Роби, что нельзя без спроса брать чужие вещи, то он и пальцем не тронул бы эти конденсаторы. Что ж, ты прав, но только отчасти. Любимый, ведь Роби совсем малыш, и он не понимает, что такое «нельзя». Ведь роботы заводской марки всегда поступают в продажу с этикеткой «Все знает. Все умеет». Любому ребенку известно, как трудно бороться с самонадеянностью электронного происхождения…
Ты должен забыть тот случай, и пожалуйста, будь справедлив, нельзя же во всем винить Роби. Ты знаешь, в этом пятновыводителе что-то есть… Ну, походил ты с полгода лысым — зато потом как стали отрастать у тебя волосы!
Милый, я так легко читаю твои мысли — пожалуйста, сейчас же выбрось из головы это нелепое происшествие в лаборатории. Ах, уж эта мне лаборатория! Если бы ты знал, как я обрадовалась, когда Роби — пусть и не сразу — все же удалось покончить с твоими экспериментами.
«Это робот виноват!» — вот каким воплем ты встретил то прелестное утро, наступившее после, как ты тогда выразился, катастрофы. А ведь ты и думать забыл, что в тот момент рядом с тобой стоял Роби и твоя ругань могла пагубно отразиться на его психике.
Да мыслимое ли это дело, любовь моя, всерьез полагать, что такой малыш может запросто отличить обыкновенных ящериц от этих самых сатурнианских круков? Даже если глаза у тебя слипались в тот вечер, ты все равно не должен был поручать Роби уборку лаборатории, хоть он и предлагал услуги от всего, так сказать, сердца, и уж во всяком случае — просить его выкинуть дохлых ящериц в мусоропровод.
То, что Роби все перепутал и отправил туда живехоньких круков, не так уж, в конце концов, и важно. Но я никогда не позволю тебе обвинять его в том, что случилось после.
Если твоим обожаемым крукам удалось прямиком с городской свалки забраться опять в лабораторию, разбить там два флакона марсианских чернил, сожрать подопытных мышей и повсюду раскидать листки с твоими никому не понятными записями — все это никак не касается Роби. Он только выполнил твой приказ — ничего больше. А ты, вместо того, чтобы так распоясываться в присутствии ребенка, мог бы наконец и всерьез заняться этой сатурнианской шпаной.
Но нет, это значило бы просить у тебя слишком многого. Круки так вскружили тебе голову! Боже мой, как вспомню… Ведь ты их тогда взял на руки, приласкал — и в клетку, словно в колыбельку…
Стыд и срам, милый! Видели бы наши друзья, как ты стоишь перед этим их, с позволения сказать, домиком, ублажая взор свой созерцанием мерзких чудовищ, которые только и знают, что корчить жуткие рожи и показывать язык.
Нет, я решительно не понимаю тебя. И просто уверена, любовь моя, что ты должен показаться психиатру. Я всегда знала, что работа на Демосе пагубно отразится на твоем душевном здоровье.
Но оставим эту тему, милый. Давай поговорим о нас. Когда ты вернешься на Землю, мы сможем вместе славно провести внеочередной отпуск — на базе никто возражать не будет, я уже все устроила. И, кстати, присмотрела номер в отеле «Селена» — уютное гнездышно, где можно прекрасно устроиться. Говорят, там отличный космический бар — единственное пока на Кубе место, где можно послушать настоящую музыку Вселенной.
Все это время, пока я пишу тебе, Роби стоит рядом, то и дело заглядывая через плечо. Как радостно он замигал своими глазками-лампочками, когда я ему сказала, что ты скоро вернешься. Я уверена — так оно и будет. И не только потому, что ты меня любишь. Ведь больше никто, никогда, ни за что в жизни не возьмет на себя заботу об этих омерзительных круках. Нет второй такой женщины во всей Галактике.
Жду космограмму с датой твоего прибытия.
Любящая тебя Анна
Р. S. Роби просит — если можешь — привези ему чего-нибудь вкусненького. Хорошо бы стеклянных конденсаторов.
Дорогой Рени!
Пользуясь случаем, посылаю тебе эту весточку: Леда собралась слетать на Ганимед и зашла попрощаться. И, конечно, до слез довела расспросами о тебе… Узнав о нашей размолвке, она тут же предложила захватить это письмо. Очень кстати — ведь так оно дойдет до тебя куда быстрей! Правда, на Демосе Леда пробудет очень недолго, но, прежде чем отправиться дальше, она успеет оставить в космопорте конверт на твое имя.
Роби передал мне твою записку. Я зачитала ее до дыр. Ну вот, опять плачу, слезы так и льются…
Дорогой! Неужели ты и вправду думаешь, что мы можем расстаться из-за такой чепухи? Нет, право, ты слишком впечатлителен… А все из-за Роби; бедняжка, ведь он всегда поступал из самых лучших побуждений. Ах, если бы ты его сейчас видел — он такой грустный! Это очень эмоциональный робот, и теперь буквально все валится у него из рук. Я целыми днями слушаю его жалобные скрипучие причитания.
Но, положа руку на сердце, давай все же признаем, что и ты, моя радость, тоже кое в чем виноват… Может быть, даже больше, чем Роби. Не будь этих дурацких стеклянных конденсаторов, ровным счетом ничего бы не произошло. А ведь на обертке ясно было указано: «Хранить в недоступном для роботов месте». И о чем ты думал, когда оставил их на кухонном столе? Ясное дело — об этих ужасных круках с Сатурна. Решительно не понимаю, чем очаровали тебя эти мерзкие твари… Ладно, милый, не буду больше об этом.
Так вот, если бы ты хранил конденсаторы в каком-нибудь месте поукромней, Роби никогда не подменил бы их своими. Тебе ведь прекрасно известно, какое действие они производят на чуткий механизм робота. Вот почему, подзарядившись ими, Роби впал в такой транс, что, когда ты попросил «Лунный тоник» для волос, он выдал тебе пятновыводитель…
Повторяю, ты сам во всем виноват. Ну, кому в голову придет держать тоник рядом с шампунем?
Знаю-знаю, о чем ты сейчас подумал: дескать, если бы я внушила Роби, что нельзя без спроса брать чужие вещи, то он и пальцем не тронул бы эти конденсаторы. Что ж, ты прав, но только отчасти. Любимый, ведь Роби совсем малыш, и он не понимает, что такое «нельзя». Ведь роботы заводской марки всегда поступают в продажу с этикеткой «Все знает. Все умеет». Любому ребенку известно, как трудно бороться с самонадеянностью электронного происхождения…
Ты должен забыть тот случай, и пожалуйста, будь справедлив, нельзя же во всем винить Роби. Ты знаешь, в этом пятновыводителе что-то есть… Ну, походил ты с полгода лысым — зато потом как стали отрастать у тебя волосы!
Милый, я так легко читаю твои мысли — пожалуйста, сейчас же выбрось из головы это нелепое происшествие в лаборатории. Ах, уж эта мне лаборатория! Если бы ты знал, как я обрадовалась, когда Роби — пусть и не сразу — все же удалось покончить с твоими экспериментами.
«Это робот виноват!» — вот каким воплем ты встретил то прелестное утро, наступившее после, как ты тогда выразился, катастрофы. А ведь ты и думать забыл, что в тот момент рядом с тобой стоял Роби и твоя ругань могла пагубно отразиться на его психике.
Да мыслимое ли это дело, любовь моя, всерьез полагать, что такой малыш может запросто отличить обыкновенных ящериц от этих самых сатурнианских круков? Даже если глаза у тебя слипались в тот вечер, ты все равно не должен был поручать Роби уборку лаборатории, хоть он и предлагал услуги от всего, так сказать, сердца, и уж во всяком случае — просить его выкинуть дохлых ящериц в мусоропровод.
То, что Роби все перепутал и отправил туда живехоньких круков, не так уж, в конце концов, и важно. Но я никогда не позволю тебе обвинять его в том, что случилось после.
Если твоим обожаемым крукам удалось прямиком с городской свалки забраться опять в лабораторию, разбить там два флакона марсианских чернил, сожрать подопытных мышей и повсюду раскидать листки с твоими никому не понятными записями — все это никак не касается Роби. Он только выполнил твой приказ — ничего больше. А ты, вместо того, чтобы так распоясываться в присутствии ребенка, мог бы наконец и всерьез заняться этой сатурнианской шпаной.
Но нет, это значило бы просить у тебя слишком многого. Круки так вскружили тебе голову! Боже мой, как вспомню… Ведь ты их тогда взял на руки, приласкал — и в клетку, словно в колыбельку…
Стыд и срам, милый! Видели бы наши друзья, как ты стоишь перед этим их, с позволения сказать, домиком, ублажая взор свой созерцанием мерзких чудовищ, которые только и знают, что корчить жуткие рожи и показывать язык.
Нет, я решительно не понимаю тебя. И просто уверена, любовь моя, что ты должен показаться психиатру. Я всегда знала, что работа на Демосе пагубно отразится на твоем душевном здоровье.
Но оставим эту тему, милый. Давай поговорим о нас. Когда ты вернешься на Землю, мы сможем вместе славно провести внеочередной отпуск — на базе никто возражать не будет, я уже все устроила. И, кстати, присмотрела номер в отеле «Селена» — уютное гнездышно, где можно прекрасно устроиться. Говорят, там отличный космический бар — единственное пока на Кубе место, где можно послушать настоящую музыку Вселенной.
Все это время, пока я пишу тебе, Роби стоит рядом, то и дело заглядывая через плечо. Как радостно он замигал своими глазками-лампочками, когда я ему сказала, что ты скоро вернешься. Я уверена — так оно и будет. И не только потому, что ты меня любишь. Ведь больше никто, никогда, ни за что в жизни не возьмет на себя заботу об этих омерзительных круках. Нет второй такой женщины во всей Галактике.
Жду космограмму с датой твоего прибытия.
Любящая тебя Анна
Р. S. Роби просит — если можешь — привези ему чего-нибудь вкусненького. Хорошо бы стеклянных конденсаторов.
Вольфрам Кобер. НОВАЯ
[19]
Пер. Е. Факторовича
Дангисвейо долго стоял на зеленой лужайке между двумя полосами автострады. Этот предназначенный для парковки машин островок был тенистым, и дышалось здесь легко.
Но не только поэтому он остановился будто вкопанный, вместо того чтобы пройти еще несколько шагов и сесть на одну из коричневых обитых искусственной кожей скамеек.
Погруженный в свои мысли, он все же слышал, как щебечут птицы и тихо шепчется листва подрагивающих на ветру крон. Он наслаждался покоем.
Вокруг ни души. В это раскаленное добела утро окрестные жители словно вымерли. Да и на самой автостраде магнетогляйтеров — раз-два и обчелся.
Он с радостью остался бы здесь если не навсегда, то очень надолго, лишь бы не переходить на другую сторону автострады. До жилой башни, куда он хотел, а вернее, обязан был зайти, каких-то пятьсот метров, но этот путь стоит для него не меньших усилий, чем сверхдальний космический полет.
Мысленно он не раз уже открывал входную дверь, но так и не решил, воспользуется ли лифтом или поднимется на двадцать первый этаж пешком — только бы хоть немного отдалить встречу с Веленой. Чем она ближе, тем меньше его уверенность в себе.
Еще немного он простоял в нерешительности. А потом подумал: «Что изменится, даже если я здесь останусь до завтра? Все равно придется идти. Она ждет меня, потому что хочет узнать все о Нормене… И я ей обещал рассказать…»
Он проклинал себя за то, что согласился.
Дангисвейо ступил на пешеходную дорожку. Первые шаги были вялыми, неверными. Но потом он овладел собой, и походка стала привычной, пружинистой. Поднимаясь по лестнице, он умерил шаг. Нет, не от усталости: для его сильного, тренированного тела такая нагрузка нипочем. Наоборот, прыгая по бесчисленным ступенькам, он испытывал незнакомое ему до сих пор мучительное удовольствие — и наслаждался им. От движения выветрились всякие мысли, и он успокоился.
Наконец дверь Ведены. Он немного помедлил, а потом решительно нажал на пластинку вызова и попытался изобразить на лице улыбку.
Дверь открыла сама Ведена.
— Входи, я ждала тебя, — проговорила она, и ему почудилось в ее голосе оживление, а может быть, даже радость. Но нет, скорее всего он ошибся… — Я давно тебя жду…
Задержавшись у автомата для чистки обуви, он двинулся вслед за хозяйкой дома по длинному коридору, покрытому ворсистой ковровой дорожкой.
От бархатного платья Ведены исходило мягкое фиолетовое мерцание, оно подчеркивало мягкие линии ее тела. Длинные, по пояс, волосы, движения сдержанные, но исполненные внутренней энергии.
Он тщетно силился вспомнить название ее любимых духов.
— Садись, я приготовлю чай, или ты предпочитаешь кофе?
— Честно говоря, сейчас мне не повредил бы стаканчик виски. Каплю виски и побольше льда.
— Я же не пью спиртного и даже в доме не держу. Разве ты уже забыл, Гирл? — проговорила она с явно вымученной улыбкой. Сейчас он это не только почувствовал, но и увидел.
— Извини, я действительно забыл. Мы так давно не виделись.
Улыбка с ее улица не исчезла, только углубились складки у рта.
Дангисвейо знал, о чем она сейчас думала. Он никогда не был особенно внимателен к ней, никогда не старался понять, что ее занимает и тревожит, — вот и вышло, что он упустил в их совместной жизни главное. Словно не заметил расставленных на дороге огромных предупредительных щитов, которые другим видны уже издалека. Поверхностный, нечуткий — вот в чем упрекала его Велена, когда ушла к Нормену Лармонту. Она искала глубоких чувств, нежности и понимания — он, Дангисвейо, этого дать ей не мог.
Но теперь все в прошлом…
Обжигающе горячий чай они пили молча. Откинувшись на спинку кресла, он делал вид, будто его занимают два пряных лепестка фиалки, которые плавали в стакане.
— Не тяни, Гирл. Говори. Ну, пожалуйста, — вдруг очень тихо сказала она.
Дангвисвейо даже вздрогнул.
— Да, хорошо, — согласился он и снова умолк. Он не знал, с чего начать. С их разлуки, с его ненависти к Лармонту? Или с полета «Ромула»? А может, сначала рассказать об арайцах? И какие найти слова, чтобы она увидела происходившее его глазами? Чтобы не обидеть, а утешить ее… Он мысленно не раз и не два выстраивал свой рассказ. А теперь все мысли выветрились…
— О ходе вашей экспедиции я знаю почти все. Из официального бюллетеня. Расскажи мне о нем.
«О нем!», — подумал он с горечью, хотя вполне ее понимал. Нормен Лармонт не вернулся. Он погиб. И Ведена, любившая Лармонта, имела право узнать все.
«Но почему она просит об этом меня? — спрашивал он себя. — Почему не кого-нибудь другого? Ведь она знает, что Лармонт стоял между нами всегда, еще до того, как она ушла к нему, и как меня это уязвило. И почему я не отказался прийти к ней?..»
— Поверь, Ведена, мне горько и больно, что все так произошло. Все мы переживаем потерю Нормена и остальных. А я…
— Нет, — резко оборвала его женщина и так решительно поставила чашку, что звякнула ложечка на блюдце. — Не верю! Ты никогда ни за кого не переживал. А если и переживал, то только из-за уязвленного собственного самолюбия. Ты всегда и во всем видел только себя и свое отражение. А что происходило с другими — тебя не волновало.
Он хотел было возмутиться, но в глубине души признал, что она права. Конечно, о гибели Нормена он не горюет. Это всего-навсего маска… Он всегда недолюбливал его.
Несколько лет назад специальный комплексный зонд установил наличие на планете растительности. Для научных сотрудников с базы «Волк-424Б» это было необъяснимой загадкой, ибо небольшая планета находилась в четырех АЕ от расчетной экосферы карликового солнца Чирны. Вдобавок Чирна была окружена сферой, содержащей частицы алюминия и магния, которые отражали ее излучение.
Представить, что на одной из двух планет этого солнца есть растительный мир, было просто немыслимо! И тем не менее… По данным спускаемых капсул на дневной стороне планеты средняя температура составляла плюс девять градусов по Цельсию, а на ночной — минус двадцать семь. Ара, ротационный некроид, больше не вращалась. Но обладала огромным запасом накопленного тепла.
Вот почему и была создана экспедиция для обследования планет Чирны. Уже пролетая по ее орбите, космонавты получили подтверждение данных, переданных с зондов. Командир корабля Гарпойе принял решение о посадке на Ару. Первые дни после приземления прошли весьма обыденно: подготовка к выходу на планету, затем тщательнейший осмотр и изучение района приземления. Приказы командира не обсуждались, не принимались во внимание никакие возражения. Безопасность участников экспедиции — вот первейшая заповедь для командира корабля!
— А чем занимался в это время Нормен? — спросила Ведена, терпеливо слушавшая это пространное вступление Дангисвейо.
— Будничной работой, как и все. А потом он отправился в местную экспедицию. Вместе с Клудером, ты его знаешь. И еще… с Ани. Мы с ним редко встречались, и я мало что о нем слышал. Сама понимаешь, каждый был занят своим делом. На первых порах очень трудно привыкали к темноте.
Его так и подмывало сразу выложить ей, что на самом деле он пристально следил за тем, как шли работы у биологов, а особенно за теми отношениями, которые возникли между Норменом и Ани, но в последний момент все-таки прикусил язык.
— Я ждала от вас вестей, — сказала она, подливая чай.
Дангисвейо понял, кого Ведена подразумевает, говоря от вас.
— Передать что-либо на Землю мы не могли. Слишком много помех из-за сферического кольца Чирны.
— А через релейные спутники?
— Они отключились. Мы не могли пробиться даже до базы «Волк».
Дангисвейо потянулся за печеньем и быстро сунул его в рот, чтобы не продолжать. То, что он сейчас сказал, было полуправдой. В бюллетенях не сообщалось, что радиосвязь все же осуществлялась — после того как удалось образовать вторую цепочку спутников. Просто во время драматических событий на Аре никаких передач не велось. Сам же Лармонт и не просил сеанса для личной связи. Он, Дангисвейо, это проверил. Нормен не пожелал говорить с Веленой — ему дороже был покой Ани. С его, Дангисвейо, точки зрения.
Ему не терпелось сказать об этом Велене, открыть ей глаза, но он опасался, что она сразу догадается, что им движут не самые благородные намерения.
Но не только поэтому он остановился будто вкопанный, вместо того чтобы пройти еще несколько шагов и сесть на одну из коричневых обитых искусственной кожей скамеек.
Погруженный в свои мысли, он все же слышал, как щебечут птицы и тихо шепчется листва подрагивающих на ветру крон. Он наслаждался покоем.
Вокруг ни души. В это раскаленное добела утро окрестные жители словно вымерли. Да и на самой автостраде магнетогляйтеров — раз-два и обчелся.
Он с радостью остался бы здесь если не навсегда, то очень надолго, лишь бы не переходить на другую сторону автострады. До жилой башни, куда он хотел, а вернее, обязан был зайти, каких-то пятьсот метров, но этот путь стоит для него не меньших усилий, чем сверхдальний космический полет.
Мысленно он не раз уже открывал входную дверь, но так и не решил, воспользуется ли лифтом или поднимется на двадцать первый этаж пешком — только бы хоть немного отдалить встречу с Веленой. Чем она ближе, тем меньше его уверенность в себе.
Еще немного он простоял в нерешительности. А потом подумал: «Что изменится, даже если я здесь останусь до завтра? Все равно придется идти. Она ждет меня, потому что хочет узнать все о Нормене… И я ей обещал рассказать…»
Он проклинал себя за то, что согласился.
Дангисвейо ступил на пешеходную дорожку. Первые шаги были вялыми, неверными. Но потом он овладел собой, и походка стала привычной, пружинистой. Поднимаясь по лестнице, он умерил шаг. Нет, не от усталости: для его сильного, тренированного тела такая нагрузка нипочем. Наоборот, прыгая по бесчисленным ступенькам, он испытывал незнакомое ему до сих пор мучительное удовольствие — и наслаждался им. От движения выветрились всякие мысли, и он успокоился.
Наконец дверь Ведены. Он немного помедлил, а потом решительно нажал на пластинку вызова и попытался изобразить на лице улыбку.
Дверь открыла сама Ведена.
— Входи, я ждала тебя, — проговорила она, и ему почудилось в ее голосе оживление, а может быть, даже радость. Но нет, скорее всего он ошибся… — Я давно тебя жду…
Задержавшись у автомата для чистки обуви, он двинулся вслед за хозяйкой дома по длинному коридору, покрытому ворсистой ковровой дорожкой.
От бархатного платья Ведены исходило мягкое фиолетовое мерцание, оно подчеркивало мягкие линии ее тела. Длинные, по пояс, волосы, движения сдержанные, но исполненные внутренней энергии.
Он тщетно силился вспомнить название ее любимых духов.
— Садись, я приготовлю чай, или ты предпочитаешь кофе?
— Честно говоря, сейчас мне не повредил бы стаканчик виски. Каплю виски и побольше льда.
— Я же не пью спиртного и даже в доме не держу. Разве ты уже забыл, Гирл? — проговорила она с явно вымученной улыбкой. Сейчас он это не только почувствовал, но и увидел.
— Извини, я действительно забыл. Мы так давно не виделись.
Улыбка с ее улица не исчезла, только углубились складки у рта.
Дангисвейо знал, о чем она сейчас думала. Он никогда не был особенно внимателен к ней, никогда не старался понять, что ее занимает и тревожит, — вот и вышло, что он упустил в их совместной жизни главное. Словно не заметил расставленных на дороге огромных предупредительных щитов, которые другим видны уже издалека. Поверхностный, нечуткий — вот в чем упрекала его Велена, когда ушла к Нормену Лармонту. Она искала глубоких чувств, нежности и понимания — он, Дангисвейо, этого дать ей не мог.
Но теперь все в прошлом…
Обжигающе горячий чай они пили молча. Откинувшись на спинку кресла, он делал вид, будто его занимают два пряных лепестка фиалки, которые плавали в стакане.
— Не тяни, Гирл. Говори. Ну, пожалуйста, — вдруг очень тихо сказала она.
Дангвисвейо даже вздрогнул.
— Да, хорошо, — согласился он и снова умолк. Он не знал, с чего начать. С их разлуки, с его ненависти к Лармонту? Или с полета «Ромула»? А может, сначала рассказать об арайцах? И какие найти слова, чтобы она увидела происходившее его глазами? Чтобы не обидеть, а утешить ее… Он мысленно не раз и не два выстраивал свой рассказ. А теперь все мысли выветрились…
— О ходе вашей экспедиции я знаю почти все. Из официального бюллетеня. Расскажи мне о нем.
«О нем!», — подумал он с горечью, хотя вполне ее понимал. Нормен Лармонт не вернулся. Он погиб. И Ведена, любившая Лармонта, имела право узнать все.
«Но почему она просит об этом меня? — спрашивал он себя. — Почему не кого-нибудь другого? Ведь она знает, что Лармонт стоял между нами всегда, еще до того, как она ушла к нему, и как меня это уязвило. И почему я не отказался прийти к ней?..»
— Поверь, Ведена, мне горько и больно, что все так произошло. Все мы переживаем потерю Нормена и остальных. А я…
— Нет, — резко оборвала его женщина и так решительно поставила чашку, что звякнула ложечка на блюдце. — Не верю! Ты никогда ни за кого не переживал. А если и переживал, то только из-за уязвленного собственного самолюбия. Ты всегда и во всем видел только себя и свое отражение. А что происходило с другими — тебя не волновало.
Он хотел было возмутиться, но в глубине души признал, что она права. Конечно, о гибели Нормена он не горюет. Это всего-навсего маска… Он всегда недолюбливал его.
1
Когда межпланетный корабль «Ромул» опустился на планету Ара, все в экспедиции знали, что здесь есть жизнь.Несколько лет назад специальный комплексный зонд установил наличие на планете растительности. Для научных сотрудников с базы «Волк-424Б» это было необъяснимой загадкой, ибо небольшая планета находилась в четырех АЕ от расчетной экосферы карликового солнца Чирны. Вдобавок Чирна была окружена сферой, содержащей частицы алюминия и магния, которые отражали ее излучение.
Представить, что на одной из двух планет этого солнца есть растительный мир, было просто немыслимо! И тем не менее… По данным спускаемых капсул на дневной стороне планеты средняя температура составляла плюс девять градусов по Цельсию, а на ночной — минус двадцать семь. Ара, ротационный некроид, больше не вращалась. Но обладала огромным запасом накопленного тепла.
Вот почему и была создана экспедиция для обследования планет Чирны. Уже пролетая по ее орбите, космонавты получили подтверждение данных, переданных с зондов. Командир корабля Гарпойе принял решение о посадке на Ару. Первые дни после приземления прошли весьма обыденно: подготовка к выходу на планету, затем тщательнейший осмотр и изучение района приземления. Приказы командира не обсуждались, не принимались во внимание никакие возражения. Безопасность участников экспедиции — вот первейшая заповедь для командира корабля!
— А чем занимался в это время Нормен? — спросила Ведена, терпеливо слушавшая это пространное вступление Дангисвейо.
— Будничной работой, как и все. А потом он отправился в местную экспедицию. Вместе с Клудером, ты его знаешь. И еще… с Ани. Мы с ним редко встречались, и я мало что о нем слышал. Сама понимаешь, каждый был занят своим делом. На первых порах очень трудно привыкали к темноте.
Его так и подмывало сразу выложить ей, что на самом деле он пристально следил за тем, как шли работы у биологов, а особенно за теми отношениями, которые возникли между Норменом и Ани, но в последний момент все-таки прикусил язык.
— Я ждала от вас вестей, — сказала она, подливая чай.
Дангисвейо понял, кого Ведена подразумевает, говоря от вас.
— Передать что-либо на Землю мы не могли. Слишком много помех из-за сферического кольца Чирны.
— А через релейные спутники?
— Они отключились. Мы не могли пробиться даже до базы «Волк».
Дангисвейо потянулся за печеньем и быстро сунул его в рот, чтобы не продолжать. То, что он сейчас сказал, было полуправдой. В бюллетенях не сообщалось, что радиосвязь все же осуществлялась — после того как удалось образовать вторую цепочку спутников. Просто во время драматических событий на Аре никаких передач не велось. Сам же Лармонт и не просил сеанса для личной связи. Он, Дангисвейо, это проверил. Нормен не пожелал говорить с Веленой — ему дороже был покой Ани. С его, Дангисвейо, точки зрения.
Ему не терпелось сказать об этом Велене, открыть ей глаза, но он опасался, что она сразу догадается, что им движут не самые благородные намерения.