Страница:
Если с явными врагами бороться было сравнительно просто, то с тайными дело обстояло по-иному. Они тщательно маскировались, принимали личину друзей, так что распознать и обезвредить их было не так-то просто. Уже на третий день прибытия Бирюзова в Софию ему позвонил главнокомандующий болгарской армии И. Маринов. Генерал срочно просил совета, как ему поступить. Дело состояло в том, что в этот день к Маринову явилась группа английских и американских офицеров и потребовала выделить в распоряжение союзников аэродром, показать планы минных полей на Черноморском побережье и предоставить им порт на Черном море, на юге страны, куда в ближайшее время должны прибыть английские корабли. Для подготовки к приему кораблей, сообщили незваные визитеры, в Болгарию уже высланы офицер и инженер. Они предложили также военную помощь союзников Болгарии, хотя ни болгарское правительство, ни советское командование не просили их об этом.
Маринов уклонился от ответа и теперь, взволнованный, опасаясь обострения обстановки, звонил Бирюзову. Тот успокоил его и заверил, что ничего особенного произойти не может, поскольку в Болгарии стоят войска целого советского фронта, но посоветовал при следующей встрече, назначенной на другой день, сообщить союзникам, что без согласования с советским командованием болгары не смогут выполнить какие-либо требования. При следующей встрече присутствовали и советские представители. Они заявили, что "надобности в союзниках не имеется".
Казалось бы (с точки зрения Бирюзова, человека военного), ответ был дан четкий и ясный, однако неопытность в дипломатических делах стоила генерал-полковнику неприятностей. Когда ответ советских представителей союзникам был доложен в Москву министру иностранных дел В. М. Молотову, тот на углу телеграммы написал: "Не следует говорить, что в союзниках "надобности не имеется". Надо сказать, чтобы союзники предварительно согласовывали такие вопросы в Москве, а в Болгарии не вступать с ними в переговоры, а вежливо указывать - договоритесь с Москвой".
Бирюзову сообщили об этом, и он понял: надо учиться дипломатии. Теперь, когда 3-й Украинский фронт перешагнул границы СССР, видимо, не раз придется участвовать в решении дипломатических вопросов. Но и на этом происшествие не закончилось. Молотов рассказал об этом И. В. Сталину, а тот при очередном докладе заместителя начальника Генштаба генерала А. И. Антонова заметил ему, что военные должны знать основы международного права, а затем, подумав, добавил: "Речь идет о военных, которые сами ведут переговоры с иностранцами или участвуют в переговорах, разрабатывают важные военно-дипломатические документы. Вот они-то и должны знать, как это нужно правильно делать, чтобы достойно представлять нашу страну". Упрек был справедлив, и советские военачальники в последние месяцы войны много и плодотворно учились у дипломатов. Бирюзов, как и другие, учился военно-дипломатическому искусству настойчиво и успешно.
В дальнейшем английские и американские представители не раз еще пытались оказать влияние на болгарские дела. Некоторые из них прямо вели разведку советских войск в Болгарии. Таких пришлось вежливо (сказались уроки дипломатии) выдворить из страны. Тогда началась разведка болгарских войск в Греции, попытки поставить под англо-американский контроль освобожденные греческие территории. Выяснилось, что военный министр Велчев, а также высший чиновничий аппарат Болгарии поддерживают англо-американские домогательства. При встречах же с советскими представителями Велчев возражал против отправки болгарских войск на фронт, ссылаясь на их небоеспособность. Бирюзов сумел быстро разглядеть истинную позицию болгарского военного министра. Он так повел дело, что болгарская армия с помощью болгарских патриотов в кратчайший срок была очищена от контрреволюционных и профашистских элементов и плечом к плечу с войсками 3-го Украинского фронта мужественно сражалась против гитлеровского вермахта, чем внесла свой вклад в общую победу над врагом.
При всех своих новых ответственных военно-дипломатических обязанностях Бирюзов оставался и начальником штаба фронта. А перед его войсками встала важная задача - 3-й Украинский фронт готовился к освобождению Югославии, и прежде всего ее столицы Белграда. Надо было спланировать эту крупную операцию, делать массу дел, но сроки подготовки по ее обеспечению, как всегда, были жесткими. Директиву Ставки о подготовке Белградской операции получили 20 сентября, а уже через неделю предписывалось начать наступление. Но чтобы сосредоточить войска на болгаро-югославской границе для нового удара, надо было собрать воедино разбросанные на большом пространстве соединения, некоторым из них предстоял марш по 600 километров в условиях горных дорог, что уже само по себе непросто. Цель операции состояла в том, чтобы совместными усилиями советских, югославских и болгарских войск разгромить вражескую армейскую группу "Сербия", оборонявшуюся в восточной части Югославии, освободить Сербию и Белград и выйти на коммуникации группы армий "Е", находившейся в Греции, и отрезать ей отход на юг Балканского полуострова. Новым моментом было то, что в отличие от всех прошлых операций в этой вместе с 3-м Украинским фронтом действовали шесть югославских корпусов и три болгарские армии, с которыми надо было установить взаимодействие и поставить задачи, способствовавшие достижению общей цели.
Дело осложнялось тем, что в недалеком прошлом монархо-фашистское правительство Болгарии предоставило в распоряжение германского командования экспедиционный корпус, который выполнял в Югославии жандармские функции. Поэтому теперь, когда югославским и болгарским войскам предстояло действовать в едином строю, требовалась огромная разъяснительная работа среди югославских войск и населения, чтобы правильно было понято участие болгар в Белградской операции. Ставка Верховного Главнокомандования, очевидно, высоко оценивая военно-дипломатическую деятельность Бирюзова в Болгарии, поручила ему встретиться с главнокомандующим Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) маршалом Иосипом Броз Тито, а также организовать переговоры югославских представителей с болгарами и решить все вопросы взаимодействия трех братских армий в предстоящем наступлении в Сербии.
Бирюзов прибыл в румынский город Крайову, где была назначена встреча, 5 октября и в тот же день встретился с Тито. Туда же прибыла и болгарская делегация. Маршал одобрил доложенный Бирюзовым план операции. С большим пониманием отнеслись югославы к участию войск новой, демократической Болгарии в освобождении Югославии. Все присутствующие сошлись на том, что, как писал Бирюзов, "болгарский народ не может носить на себе клеймо Каина за преступные действия бывшего царского правительства". В ходе дальнейших переговоров, состоявшихся в тот же день, югославские и болгарские представители решили весь круг вопросов, связанных с взаимодействием их вооруженных сил. К вечеру уже было подписано соглашение о военном сотрудничестве в борьбе против общего врага, а затем состоялся товарищеский ужин, где царил дух братской дружбы.
Во время проведения Белградской операции Бирюзов, как обычно, находился большей частью в гуще наступавших на Белград войск. Тринадцатого октября советские танкисты 4-го гвардейского мехкорпуса вместе с югославскими частями овладели горой Авала, господствующей высотой в 15 километрах от Белграда. Захват этой горы, кроме ее тактического значения, имел для югославов значение символическое. Она была овеяна легендами о славных подвигах лучших сынов Сербии, здесь находилась могила Неизвестного солдата, всегда украшенная цветами. Бирюзов с пониманием и сочувствием смотрел на югославских воинов, ликовавших в связи с освобождением национальной святыни.
Часто бывал Бирюзов в те дни и в болгарских войсках. Несмотря на трудные условия боев в лесистых горах, болгары воевали хорошо. Однажды он наблюдал штыковую атаку болгарской пехоты. В темных шинелях и лихо смятых фуражках, напоминавших форму русской царской армии, болгарские воины безудержным рывком заставили замолчать пулеметы противника, ворвались в его окопы. "По-русски дерутся!" - сказал кто-то из спутников Бирюзова. И Бирюзову было это приятно. Как-никак он после своей совместной работы в Болгарии чувствовал моральную ответственность за ее армию. И практическое подтверждение того, что болгары молодцы, что воевать умеют, что горят желанием бить врага, приносило чувство удовлетворения".
Штурм Белграда был назначен на 14 октября. По поручению Толбухина Бирюзов накануне выехал в войска, чтобы на месте проконтролировать готовность частей и внести необходимые коррективы в их действия.
Взятие югославской столицы проводилось без мощных авиационных и артиллерийских ударов: наступавшие стремились сохранить город от разрушений и нанести возможно меньший ущерб населению. "Русские герои, - писал в 1946 году журнал "Югославия - СССР" (No 4), - проливали свою кровь и за то, чтобы в борьбе при освобождении города как можно меньше погибло детей и женщин. Жители Белграда все это понимали и просто боготворили своих освободителей".
Но это понимал и враг. И защищался ожесточенно, заминировав весь город. Семь дней советские и югославские воины штурмовали город, 20 октября он был полностью освобожден. На следующий день, проезжая по ликующему Белграду, Бирюзов уже думал о новых предстоящих операциях, о неотложных задачах штаба фронта. Но дальше воевать ему не пришлось. Судьба уготовила для него неожиданное. 31 октября Ф. И. Толбухин, возвратившийся из кратковременной поездки в Москву, после первых приветствий сказал встречавшему его Бирюзову: "Назначаетесь командующим 37-й армией, но..." И замолк, нарочито затягивая паузу и испытующе глядя на своего начштаба, "Не томите душу, Федор Иванович!" - взмолился Бирюзов. "На вас возлагается еще одна весьма ответственная обязанность, - продолжал маршал, - вы должны возглавить Союзную контрольную комиссию в Болгарии, Правда, официально председателем СКК назначен я. Однако в Кремле прямо сказали: Бирюзов - ваш заместитель, и все руководство союзническим органом должно находиться в его руках".
С двойственным чувством воспринял Бирюзов эту весть. С одной стороны, он всегда рвался на командную должность и, хотя был прекрасным знатоком штабного дела, мечтал командовать армией. Об этом знал Толбухин, знали и в Москве. Теперь его мечта сбывалась, это было радостно. Но, с другой стороны, 37-я армия стояла в Болгарии, уже ставшей глубоким тылом, и главную его обязанность - он четко понимал - будет составлять военно-дипломатическая деятельность, а к ней душа у него не лежала. Вспомнил, как еще в 1938 году категорически отказался от предложения перейти на военно-дипломатическую работу, как в июне 1941 года, за несколько дней до войны, был вызван к наркому обороны С. К. Тимошенко, вновь предлагавшему ему военно-дипломатический пост, и вызвал неудовольствие маршала своим отказом. И вот теперь все-таки придется встать на военно-дипломатическую стезю. "Жаль расставаться, дорогой Сергей Семенович, - вздохнул Толбухин. - Больше двух лет - и каких! - проработали вместе. От Волги до Венгрии дошли. А вот теперь пути разминулись... Но что же поделаешь!" Через несколько дней Бирюзов уехал в Москву: его вызвал И. В. Сталин.
Бирюзов волновался, и это понятно. Хотя он не впервые вызывался в Ставку, но тогда это было связано с привычными военными делами. Теперь же предстояло докладывать о совершенно иной сфере деятельности, в которую он только что окунулся с головой и не имел еще достаточного опыта. Надо было тщательно продумать свой доклад Верховному Главнокомандующему. Прием проходил в присутствии Молотова. Сталин расспрашивал о Болгарии, состоянии болгарской армии, ее руководителях. Бирюзов докладывал кратко и ясно, на вопросы отвечал четко и исчерпывающе. Аудиенция закончилась получением указаний общего характера. В тот же день Бирюзов встретился с Георгием Димитровым. "Лишь только переступил я порог его кабинета, - писал впоследствии Бирюзов, - Димитров, улыбаясь, вышел из-за стола и шагнул мне навстречу. "Вот вы какой бравый да юный, генерал Бирюзов!" - пошутил Георгий Михайлович, крепко пожимая мне руку. И у меня тотчас же пропала обычная в подобных случаях скованность. Почувствовал себя так, словно мы были давние и добрые знакомые".
В Софию Бирюзов вернулся вместе с только что созданным аппаратом председателя Союзной контрольной комиссии (СКК) по Болгарии. Комиссия эта была создана из представителей СССР, США и Англии на период действия соглашения о перемирии союзных держав с Болгарией. Обязанности СКК и ее председателя Маршала Советского Союза Толбухина, которого представлял в стране его заместитель по СКК Бирюзов, были сложны и многообразны. Они охватывали административную, военную и военно-морскую, а также экономическую области, каждая из которых требовала решения десятков проблем.
Бирюзов хорошо знал, что во всем этом клубке больших и малых проблем надо выбрать главное звено, главное направление, достижение успеха на котором предрешит победу в целом. Такое направление он видел в создании условий для укрепления народной власти, поддержке Отечественного фронта, в его борьбе с реакционно-буржуазными группировками внутри страны и их зарубежными вдохновителями как из не добитого еще фашистского блока, так и с англо-американской стороны.
Бирюзов и вся советская часть СКК в своей деятельности руководствовались ленинскими принципами советской внешней политики. Поэтому они не позволяли себе вмешиваться во внутренние дела Болгарии и тем более оказывать какое-либо давление на ее правительство. Но когда действия внутренней реакции носили враждебный характер по отношению к законной власти, грозили нарушением соглашения о перемирии, советские представители СКК, строго соблюдая условия соглашения, оказывали всемерную помощь народной Болгарии.
А контрреволюция не дремала. Профашистские группы в Болгарии, часть местной буржуазии, подстрекаемые агентами иностранных разведок, плели заговоры, чинили всевозможные препятствия участию болгарских войск в войне против Германии, вынашивали планы свержения народной власти. Уже в конце ноября 1944 года, вскоре после того как Бирюзов приступил к исполнению своих новых обязанностей, болгарская реакция во главе с военным министром Д. Велчевым попыталась сорвать суд над фашистскими преступниками в Болгарии. Болгарский народ дал отпор этим проискам реакции. Однако Велчев продолжал свою подрывную деятельность, всячески сопротивляясь оздоровлению болгарской армии. Работая рука об руку с болгарскими коммунистами и патриотами, Бирюзов внес большой вклад в дело укрепления болгарской армии и повышение ее боеспособности. Были укреплены и руководящие кадры вооруженных сил Болгарии. В результате болгарские войска приняли активное участие в боях против вермахта, храбро сражались с врагом в ходе Белградской, Балатонской, Венской операций вместе с Советской Армией и НОАЮ.
Почти три года пробыл Бирюзов в Болгарии. Здесь он встретил День Победы, стал свидетелем ликования болгарского народа, жителей Софии в связи с безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Под его руководством СКК по Болгарии провела огромную работу. Большую помощь болгарскому народу оказывали и воины 37-й армии, которой он командовал. Советские люди помогали болгарам восстанавливать народное хозяйство, разминировать минные поля, оставленные фашистами, налаживать работу транспорта, убирать урожай. Немало сил и времени отнимала у Бирюзова борьба с попытками американских и английских представителей СКК нарушить условия перемирия, вмешаться во внутренние дела Болгарии. Например, в 1946 году, когда Болгария готовилась к выборам, генерал Робертсон, американский представитель в СКК, требовал, чтобы Бирюзов собрал специально заседание СКК для обсуждения мер, гарантирующих избирателям свободное волеизъявление. "Мы не вправе вмешиваться, - ответил Бирюзов, - Болгария имеет свое правительство, и обеспечение свободных выборов его дело".
Зато отношения генерал-полковника Бирюзова с руководителями народной Болгарии, особенно с Георгием Димитровым, отличались большой теплотой и сердечностью. Они видели в Бирюзове своего друга, высоко ценили его как представителя великого Советского Союза, всемерно помогавшего становлению народной Болгарии на социалистические рельсы. И когда пришло время покидать Болгарию, грудь Бирюзова украшали два высших болгарских ордена, он был удостоен звания Почетного гражданина Софии. "Его имя будет сиять в неувядающем венке болгаро-советской дружбы" - так оценила деятельность Бирюзова в Болгарии Цола Драгойчева, председатель Всенародного комитета болгаро-советской дружбы.
Болгарский период на всю жизнь оставил след в сердце Бирюзова. "Болгария - любовь моя" - так назвал он последнюю главу своей книги воспоминаний "Советский солдат на Балканах". "Крепкая любовь к ней, - писал он о Болгарии, - к ее чудесному народу сохранилась в моем сердце навсегда. Меня и ныне глубоко волнует любой успех, любое достижение Болгарии, каждый ее новый шаг вперед".
Бирюзов служил в Советской Армии до конца своей жизни. По прибытии из Болгарии командовал Приморским военным округом, затем был заместителем главнокомандующего Сухопутных войск, возглавлял Центральную группу войск. Как всегда, он отдавал службе весь свой опыт, несгибаемую волю, огромную энергию, обширные знания.
Капитан 1-го ранга В. Макеев
Адмирал Владимир Трибуц
В береговом флагманском командном пункте Краснознаменного Балтийского флота, оборудованном неподалеку от Таллина в бетонном каземате батареи, сохранившейся со времен первой мировой войны, не умолкая, звенели телефоны. Одна за другой поступали телеграммы.
"Атакован торпедными катерами, тону", - радировал шедший с грузом леса транспорт "Гайсма".
"Бомбы упали на военный городок и в районе аэродрома", - сообщал из Либавы командир военно-морской базы капитан 1-го ранга М. С. Клевенский.
"Сброшено шестнадцать немецких мин при входе на Кронштадтский рейд. Фарватер остался чистым", - доложил начальник штаба Кронштадтской базы капитан 2-го ранга Ф. В. Зозуля.
Таких сообщений становилось все больше, и командующий флотом Трибуц приказал немедленно соединить его по телефону с Москвой.
Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов, выслушав доклад Трибуца, ответил: "Началась война. Германские войска атакуют все наши западные границы".
Получив от наркома необходимые указания, Владимир Филиппович Трибуц, высокий, сухощавый вице-адмирал, подошел к большому столу с картой и, хмурясь, стал ее рассматривать. Теперь все прояснилось: немецкие силы начали боевые действия - телеграммы и пометки на картах свидетельствовали об их широких масштабах. "Срочно подготовить телеграмму по флоту!" приказал он начальнику штаба контр-адмиралу Ю. А. Пантелееву и через несколько минут подписал ее текст: "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать противника". Трибуц взглянул на часы. Начинался шестой час новых суток - 22 июня 1941 года.
Томившая в последние месяцы неясность в обстановке, ожидание грозных событий остались позади. А томиться было отчего. Трибуц знал о сосредоточении фашистских войск Германии у советских границ, о маневрах вблизи от балтийских баз немецких военных кораблей. Знал о зачастивших на Моонзундские острова "гостях" из Германии. Выдавали они себя за родственников погибших здесь когда-то солдат и офицеров, искали будто бы останки родственников, а сами стремились узнать побольше об укреплениях, держались поближе к военным объектам. В финские порты перебазировались немецкие корабли. А фашистские самолеты стали летать в устье Финского залива и к Либаве.
Начало военных действий Балтийский флот встретил в определенной готовности. Командование, штаб и политуправление флота успели немало сделать: освоены новые места базирования, проведены учения, тщательно разработаны оперативные документы. Первоначальный ход войны подтвердил правильность принятого Трибуцем решения, согласно которому в конце мая крейсеры, эсминцы и большинство подводных лодок были переведены из передовой базы Либавы в более отдаленную и лучше оснащенную средствами противовоздушной обороны Ригу, а из Таллина в тыловой Кронштадт - линкор "Марат" и минный заградитель "Ока".
С 19 июня руководящие работники флота и соединений разместились на командных пунктах, корабли получили все необходимое для боя. 21 июня в 20 часов позвонил Кузнецов. "Не исключено, что ночью Германия нападет на нас, - сказал нарком. - Приказываю привести флот в боевую готовность". К исходу дня все части флота - корабли, авиация, береговая оборона - изготовились к отпору противнику.
Теперь флот пришел в движение: подводные лодки вышли на позиции, бомбардировщики вылетели для минных постановок, усилился дозор надводных кораблей.
В шесть утра из Главного штаба ВМФ поступил приказ поставить мины в устье Финского залива и начать развертывание кораблей для действий на коммуникациях противника. Отдав необходимые распоряжения, Трибуц направился на корабли, чтобы встретиться с командирами, политработниками, краснофлотцами.
Настроение моряков, доложили командующему на кораблях, боевое, особенно на тех, что должны были уходить в море. Из гавани он заехал на КП флота и вернулся в Таллин, чтобы быть на заседании ЦК Компартии и Совета Народных Комиссаров Эстонии.
Вечером - снова телеграммы, указания, звонки. Один из них, наверное, в другое время заставил бы порадоваться. Из Ленинграда сообщили, что у него родилась дочь. Он отреагировал на этот звонок, как на другие, обычные, не требующие его вмешательства, коротким "хорошо". Личное уходило на второй план. С женой он встретился только в 1942 году - она прилетела к нему в блокированный Ленинград. Дочку впервые увидел, когда ей исполнилось два годика...
Многое из того, что намечалось в мирное время по развертыванию флота на случай войны, теперь оказалось неосуществимым: военные действия приняли совсем иной ход, чем предполагалось. Балтийцы готовились к наступательным действиям в устье Финского залива, а вместо этого с первых дней войны кораблям пришлось участвовать в защите побережья и военно-морских баз. И все же флот не только оборонялся, но и наступал. 23 июня балтийские летчики нанесли мощный удар по немецкому порту Мемель, 25-го совершили налеты на 19 аэродромов на территории Финляндии и Норвегии, на которых базировался 5-й воздушный флот Германии. Подводные лодки ставили мины на коммуникациях врага. С-11 потопила вражеский надводный корабль, Щ-307 - подводную лодку, С-4 - военный транспорт. Флотская авиация нанесла ряд мощных ударов по вражеским военно-морским базам.
Враг, имевший значительное превосходство в силах, наступал. В конце июня позвонил Кузнецов и приказал: "Таллин, Ханко, острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности". Трибуц принял решительные меры по усилению этой возможности: спешно достраивались батареи, оборудовалась противодесантная оборона и позиции для сухопутных частей. Первые попытки противника захватить некоторые острова были успешно отражены.
Командующий флотом много времени проводил в соединениях, особенно там, где усложнялась обстановка. Таким местом в начале июля стал полуостров Ханко (Гангут). Днем и ночью здесь гремела артиллерийская перестрелка, настойчивее становились атаки противника на всем 22-километровом участке перешейка полуострова.
Вечером 10 июля Трибуц вместе с начальником тыла флота генерал-майором М. И. Москаленко на торпедных катерах прибыли на полуостров. Ознакомившись с обстановкой, Трибуц поставил гарнизону задачу, которая на первый взгляд казалась, пожалуй, необычной - развернуть наступательные действия. (Ото в условиях полуокружения и при ограниченных силах и средствах!)
- Противник наступает на Карельском перешейке, создает угрозу Ленинграду, - говорил Трибуц командующему обороной Ханко генералу С. И. Кабанову. - Ваша задача: оттянуть на себя как можно больше войск противника. Своей активностью заставьте врага усилить противостоящую Ханко группировку.
Конечно, такую задачу можно было решить только наступательными действиями. Встречи и беседы с защитниками полуострова убедили Трибуца, что он прав. Гангутцам по плечу более активная борьба. Но нужна была и помощь им. По указанию Трибуца на Ханко доставили боеприпасы, артиллерийскую батарею, продовольствие. Пришли туда и некоторые корабли. Это намного усилило гангутцев - теперь они могли не ждать ударов, а наносить их. Десанты с Ханко захватили свыше десятка островов. Находясь западнее всех фронтов, далеко в тылу врага, герои Ханко наступали.
Маринов уклонился от ответа и теперь, взволнованный, опасаясь обострения обстановки, звонил Бирюзову. Тот успокоил его и заверил, что ничего особенного произойти не может, поскольку в Болгарии стоят войска целого советского фронта, но посоветовал при следующей встрече, назначенной на другой день, сообщить союзникам, что без согласования с советским командованием болгары не смогут выполнить какие-либо требования. При следующей встрече присутствовали и советские представители. Они заявили, что "надобности в союзниках не имеется".
Казалось бы (с точки зрения Бирюзова, человека военного), ответ был дан четкий и ясный, однако неопытность в дипломатических делах стоила генерал-полковнику неприятностей. Когда ответ советских представителей союзникам был доложен в Москву министру иностранных дел В. М. Молотову, тот на углу телеграммы написал: "Не следует говорить, что в союзниках "надобности не имеется". Надо сказать, чтобы союзники предварительно согласовывали такие вопросы в Москве, а в Болгарии не вступать с ними в переговоры, а вежливо указывать - договоритесь с Москвой".
Бирюзову сообщили об этом, и он понял: надо учиться дипломатии. Теперь, когда 3-й Украинский фронт перешагнул границы СССР, видимо, не раз придется участвовать в решении дипломатических вопросов. Но и на этом происшествие не закончилось. Молотов рассказал об этом И. В. Сталину, а тот при очередном докладе заместителя начальника Генштаба генерала А. И. Антонова заметил ему, что военные должны знать основы международного права, а затем, подумав, добавил: "Речь идет о военных, которые сами ведут переговоры с иностранцами или участвуют в переговорах, разрабатывают важные военно-дипломатические документы. Вот они-то и должны знать, как это нужно правильно делать, чтобы достойно представлять нашу страну". Упрек был справедлив, и советские военачальники в последние месяцы войны много и плодотворно учились у дипломатов. Бирюзов, как и другие, учился военно-дипломатическому искусству настойчиво и успешно.
В дальнейшем английские и американские представители не раз еще пытались оказать влияние на болгарские дела. Некоторые из них прямо вели разведку советских войск в Болгарии. Таких пришлось вежливо (сказались уроки дипломатии) выдворить из страны. Тогда началась разведка болгарских войск в Греции, попытки поставить под англо-американский контроль освобожденные греческие территории. Выяснилось, что военный министр Велчев, а также высший чиновничий аппарат Болгарии поддерживают англо-американские домогательства. При встречах же с советскими представителями Велчев возражал против отправки болгарских войск на фронт, ссылаясь на их небоеспособность. Бирюзов сумел быстро разглядеть истинную позицию болгарского военного министра. Он так повел дело, что болгарская армия с помощью болгарских патриотов в кратчайший срок была очищена от контрреволюционных и профашистских элементов и плечом к плечу с войсками 3-го Украинского фронта мужественно сражалась против гитлеровского вермахта, чем внесла свой вклад в общую победу над врагом.
При всех своих новых ответственных военно-дипломатических обязанностях Бирюзов оставался и начальником штаба фронта. А перед его войсками встала важная задача - 3-й Украинский фронт готовился к освобождению Югославии, и прежде всего ее столицы Белграда. Надо было спланировать эту крупную операцию, делать массу дел, но сроки подготовки по ее обеспечению, как всегда, были жесткими. Директиву Ставки о подготовке Белградской операции получили 20 сентября, а уже через неделю предписывалось начать наступление. Но чтобы сосредоточить войска на болгаро-югославской границе для нового удара, надо было собрать воедино разбросанные на большом пространстве соединения, некоторым из них предстоял марш по 600 километров в условиях горных дорог, что уже само по себе непросто. Цель операции состояла в том, чтобы совместными усилиями советских, югославских и болгарских войск разгромить вражескую армейскую группу "Сербия", оборонявшуюся в восточной части Югославии, освободить Сербию и Белград и выйти на коммуникации группы армий "Е", находившейся в Греции, и отрезать ей отход на юг Балканского полуострова. Новым моментом было то, что в отличие от всех прошлых операций в этой вместе с 3-м Украинским фронтом действовали шесть югославских корпусов и три болгарские армии, с которыми надо было установить взаимодействие и поставить задачи, способствовавшие достижению общей цели.
Дело осложнялось тем, что в недалеком прошлом монархо-фашистское правительство Болгарии предоставило в распоряжение германского командования экспедиционный корпус, который выполнял в Югославии жандармские функции. Поэтому теперь, когда югославским и болгарским войскам предстояло действовать в едином строю, требовалась огромная разъяснительная работа среди югославских войск и населения, чтобы правильно было понято участие болгар в Белградской операции. Ставка Верховного Главнокомандования, очевидно, высоко оценивая военно-дипломатическую деятельность Бирюзова в Болгарии, поручила ему встретиться с главнокомандующим Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) маршалом Иосипом Броз Тито, а также организовать переговоры югославских представителей с болгарами и решить все вопросы взаимодействия трех братских армий в предстоящем наступлении в Сербии.
Бирюзов прибыл в румынский город Крайову, где была назначена встреча, 5 октября и в тот же день встретился с Тито. Туда же прибыла и болгарская делегация. Маршал одобрил доложенный Бирюзовым план операции. С большим пониманием отнеслись югославы к участию войск новой, демократической Болгарии в освобождении Югославии. Все присутствующие сошлись на том, что, как писал Бирюзов, "болгарский народ не может носить на себе клеймо Каина за преступные действия бывшего царского правительства". В ходе дальнейших переговоров, состоявшихся в тот же день, югославские и болгарские представители решили весь круг вопросов, связанных с взаимодействием их вооруженных сил. К вечеру уже было подписано соглашение о военном сотрудничестве в борьбе против общего врага, а затем состоялся товарищеский ужин, где царил дух братской дружбы.
Во время проведения Белградской операции Бирюзов, как обычно, находился большей частью в гуще наступавших на Белград войск. Тринадцатого октября советские танкисты 4-го гвардейского мехкорпуса вместе с югославскими частями овладели горой Авала, господствующей высотой в 15 километрах от Белграда. Захват этой горы, кроме ее тактического значения, имел для югославов значение символическое. Она была овеяна легендами о славных подвигах лучших сынов Сербии, здесь находилась могила Неизвестного солдата, всегда украшенная цветами. Бирюзов с пониманием и сочувствием смотрел на югославских воинов, ликовавших в связи с освобождением национальной святыни.
Часто бывал Бирюзов в те дни и в болгарских войсках. Несмотря на трудные условия боев в лесистых горах, болгары воевали хорошо. Однажды он наблюдал штыковую атаку болгарской пехоты. В темных шинелях и лихо смятых фуражках, напоминавших форму русской царской армии, болгарские воины безудержным рывком заставили замолчать пулеметы противника, ворвались в его окопы. "По-русски дерутся!" - сказал кто-то из спутников Бирюзова. И Бирюзову было это приятно. Как-никак он после своей совместной работы в Болгарии чувствовал моральную ответственность за ее армию. И практическое подтверждение того, что болгары молодцы, что воевать умеют, что горят желанием бить врага, приносило чувство удовлетворения".
Штурм Белграда был назначен на 14 октября. По поручению Толбухина Бирюзов накануне выехал в войска, чтобы на месте проконтролировать готовность частей и внести необходимые коррективы в их действия.
Взятие югославской столицы проводилось без мощных авиационных и артиллерийских ударов: наступавшие стремились сохранить город от разрушений и нанести возможно меньший ущерб населению. "Русские герои, - писал в 1946 году журнал "Югославия - СССР" (No 4), - проливали свою кровь и за то, чтобы в борьбе при освобождении города как можно меньше погибло детей и женщин. Жители Белграда все это понимали и просто боготворили своих освободителей".
Но это понимал и враг. И защищался ожесточенно, заминировав весь город. Семь дней советские и югославские воины штурмовали город, 20 октября он был полностью освобожден. На следующий день, проезжая по ликующему Белграду, Бирюзов уже думал о новых предстоящих операциях, о неотложных задачах штаба фронта. Но дальше воевать ему не пришлось. Судьба уготовила для него неожиданное. 31 октября Ф. И. Толбухин, возвратившийся из кратковременной поездки в Москву, после первых приветствий сказал встречавшему его Бирюзову: "Назначаетесь командующим 37-й армией, но..." И замолк, нарочито затягивая паузу и испытующе глядя на своего начштаба, "Не томите душу, Федор Иванович!" - взмолился Бирюзов. "На вас возлагается еще одна весьма ответственная обязанность, - продолжал маршал, - вы должны возглавить Союзную контрольную комиссию в Болгарии, Правда, официально председателем СКК назначен я. Однако в Кремле прямо сказали: Бирюзов - ваш заместитель, и все руководство союзническим органом должно находиться в его руках".
С двойственным чувством воспринял Бирюзов эту весть. С одной стороны, он всегда рвался на командную должность и, хотя был прекрасным знатоком штабного дела, мечтал командовать армией. Об этом знал Толбухин, знали и в Москве. Теперь его мечта сбывалась, это было радостно. Но, с другой стороны, 37-я армия стояла в Болгарии, уже ставшей глубоким тылом, и главную его обязанность - он четко понимал - будет составлять военно-дипломатическая деятельность, а к ней душа у него не лежала. Вспомнил, как еще в 1938 году категорически отказался от предложения перейти на военно-дипломатическую работу, как в июне 1941 года, за несколько дней до войны, был вызван к наркому обороны С. К. Тимошенко, вновь предлагавшему ему военно-дипломатический пост, и вызвал неудовольствие маршала своим отказом. И вот теперь все-таки придется встать на военно-дипломатическую стезю. "Жаль расставаться, дорогой Сергей Семенович, - вздохнул Толбухин. - Больше двух лет - и каких! - проработали вместе. От Волги до Венгрии дошли. А вот теперь пути разминулись... Но что же поделаешь!" Через несколько дней Бирюзов уехал в Москву: его вызвал И. В. Сталин.
Бирюзов волновался, и это понятно. Хотя он не впервые вызывался в Ставку, но тогда это было связано с привычными военными делами. Теперь же предстояло докладывать о совершенно иной сфере деятельности, в которую он только что окунулся с головой и не имел еще достаточного опыта. Надо было тщательно продумать свой доклад Верховному Главнокомандующему. Прием проходил в присутствии Молотова. Сталин расспрашивал о Болгарии, состоянии болгарской армии, ее руководителях. Бирюзов докладывал кратко и ясно, на вопросы отвечал четко и исчерпывающе. Аудиенция закончилась получением указаний общего характера. В тот же день Бирюзов встретился с Георгием Димитровым. "Лишь только переступил я порог его кабинета, - писал впоследствии Бирюзов, - Димитров, улыбаясь, вышел из-за стола и шагнул мне навстречу. "Вот вы какой бравый да юный, генерал Бирюзов!" - пошутил Георгий Михайлович, крепко пожимая мне руку. И у меня тотчас же пропала обычная в подобных случаях скованность. Почувствовал себя так, словно мы были давние и добрые знакомые".
В Софию Бирюзов вернулся вместе с только что созданным аппаратом председателя Союзной контрольной комиссии (СКК) по Болгарии. Комиссия эта была создана из представителей СССР, США и Англии на период действия соглашения о перемирии союзных держав с Болгарией. Обязанности СКК и ее председателя Маршала Советского Союза Толбухина, которого представлял в стране его заместитель по СКК Бирюзов, были сложны и многообразны. Они охватывали административную, военную и военно-морскую, а также экономическую области, каждая из которых требовала решения десятков проблем.
Бирюзов хорошо знал, что во всем этом клубке больших и малых проблем надо выбрать главное звено, главное направление, достижение успеха на котором предрешит победу в целом. Такое направление он видел в создании условий для укрепления народной власти, поддержке Отечественного фронта, в его борьбе с реакционно-буржуазными группировками внутри страны и их зарубежными вдохновителями как из не добитого еще фашистского блока, так и с англо-американской стороны.
Бирюзов и вся советская часть СКК в своей деятельности руководствовались ленинскими принципами советской внешней политики. Поэтому они не позволяли себе вмешиваться во внутренние дела Болгарии и тем более оказывать какое-либо давление на ее правительство. Но когда действия внутренней реакции носили враждебный характер по отношению к законной власти, грозили нарушением соглашения о перемирии, советские представители СКК, строго соблюдая условия соглашения, оказывали всемерную помощь народной Болгарии.
А контрреволюция не дремала. Профашистские группы в Болгарии, часть местной буржуазии, подстрекаемые агентами иностранных разведок, плели заговоры, чинили всевозможные препятствия участию болгарских войск в войне против Германии, вынашивали планы свержения народной власти. Уже в конце ноября 1944 года, вскоре после того как Бирюзов приступил к исполнению своих новых обязанностей, болгарская реакция во главе с военным министром Д. Велчевым попыталась сорвать суд над фашистскими преступниками в Болгарии. Болгарский народ дал отпор этим проискам реакции. Однако Велчев продолжал свою подрывную деятельность, всячески сопротивляясь оздоровлению болгарской армии. Работая рука об руку с болгарскими коммунистами и патриотами, Бирюзов внес большой вклад в дело укрепления болгарской армии и повышение ее боеспособности. Были укреплены и руководящие кадры вооруженных сил Болгарии. В результате болгарские войска приняли активное участие в боях против вермахта, храбро сражались с врагом в ходе Белградской, Балатонской, Венской операций вместе с Советской Армией и НОАЮ.
Почти три года пробыл Бирюзов в Болгарии. Здесь он встретил День Победы, стал свидетелем ликования болгарского народа, жителей Софии в связи с безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Под его руководством СКК по Болгарии провела огромную работу. Большую помощь болгарскому народу оказывали и воины 37-й армии, которой он командовал. Советские люди помогали болгарам восстанавливать народное хозяйство, разминировать минные поля, оставленные фашистами, налаживать работу транспорта, убирать урожай. Немало сил и времени отнимала у Бирюзова борьба с попытками американских и английских представителей СКК нарушить условия перемирия, вмешаться во внутренние дела Болгарии. Например, в 1946 году, когда Болгария готовилась к выборам, генерал Робертсон, американский представитель в СКК, требовал, чтобы Бирюзов собрал специально заседание СКК для обсуждения мер, гарантирующих избирателям свободное волеизъявление. "Мы не вправе вмешиваться, - ответил Бирюзов, - Болгария имеет свое правительство, и обеспечение свободных выборов его дело".
Зато отношения генерал-полковника Бирюзова с руководителями народной Болгарии, особенно с Георгием Димитровым, отличались большой теплотой и сердечностью. Они видели в Бирюзове своего друга, высоко ценили его как представителя великого Советского Союза, всемерно помогавшего становлению народной Болгарии на социалистические рельсы. И когда пришло время покидать Болгарию, грудь Бирюзова украшали два высших болгарских ордена, он был удостоен звания Почетного гражданина Софии. "Его имя будет сиять в неувядающем венке болгаро-советской дружбы" - так оценила деятельность Бирюзова в Болгарии Цола Драгойчева, председатель Всенародного комитета болгаро-советской дружбы.
Болгарский период на всю жизнь оставил след в сердце Бирюзова. "Болгария - любовь моя" - так назвал он последнюю главу своей книги воспоминаний "Советский солдат на Балканах". "Крепкая любовь к ней, - писал он о Болгарии, - к ее чудесному народу сохранилась в моем сердце навсегда. Меня и ныне глубоко волнует любой успех, любое достижение Болгарии, каждый ее новый шаг вперед".
Бирюзов служил в Советской Армии до конца своей жизни. По прибытии из Болгарии командовал Приморским военным округом, затем был заместителем главнокомандующего Сухопутных войск, возглавлял Центральную группу войск. Как всегда, он отдавал службе весь свой опыт, несгибаемую волю, огромную энергию, обширные знания.
Капитан 1-го ранга В. Макеев
Адмирал Владимир Трибуц
В береговом флагманском командном пункте Краснознаменного Балтийского флота, оборудованном неподалеку от Таллина в бетонном каземате батареи, сохранившейся со времен первой мировой войны, не умолкая, звенели телефоны. Одна за другой поступали телеграммы.
"Атакован торпедными катерами, тону", - радировал шедший с грузом леса транспорт "Гайсма".
"Бомбы упали на военный городок и в районе аэродрома", - сообщал из Либавы командир военно-морской базы капитан 1-го ранга М. С. Клевенский.
"Сброшено шестнадцать немецких мин при входе на Кронштадтский рейд. Фарватер остался чистым", - доложил начальник штаба Кронштадтской базы капитан 2-го ранга Ф. В. Зозуля.
Таких сообщений становилось все больше, и командующий флотом Трибуц приказал немедленно соединить его по телефону с Москвой.
Народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов, выслушав доклад Трибуца, ответил: "Началась война. Германские войска атакуют все наши западные границы".
Получив от наркома необходимые указания, Владимир Филиппович Трибуц, высокий, сухощавый вице-адмирал, подошел к большому столу с картой и, хмурясь, стал ее рассматривать. Теперь все прояснилось: немецкие силы начали боевые действия - телеграммы и пометки на картах свидетельствовали об их широких масштабах. "Срочно подготовить телеграмму по флоту!" приказал он начальнику штаба контр-адмиралу Ю. А. Пантелееву и через несколько минут подписал ее текст: "Германия начала нападение на наши базы и порты. Силой оружия отражать противника". Трибуц взглянул на часы. Начинался шестой час новых суток - 22 июня 1941 года.
Томившая в последние месяцы неясность в обстановке, ожидание грозных событий остались позади. А томиться было отчего. Трибуц знал о сосредоточении фашистских войск Германии у советских границ, о маневрах вблизи от балтийских баз немецких военных кораблей. Знал о зачастивших на Моонзундские острова "гостях" из Германии. Выдавали они себя за родственников погибших здесь когда-то солдат и офицеров, искали будто бы останки родственников, а сами стремились узнать побольше об укреплениях, держались поближе к военным объектам. В финские порты перебазировались немецкие корабли. А фашистские самолеты стали летать в устье Финского залива и к Либаве.
Начало военных действий Балтийский флот встретил в определенной готовности. Командование, штаб и политуправление флота успели немало сделать: освоены новые места базирования, проведены учения, тщательно разработаны оперативные документы. Первоначальный ход войны подтвердил правильность принятого Трибуцем решения, согласно которому в конце мая крейсеры, эсминцы и большинство подводных лодок были переведены из передовой базы Либавы в более отдаленную и лучше оснащенную средствами противовоздушной обороны Ригу, а из Таллина в тыловой Кронштадт - линкор "Марат" и минный заградитель "Ока".
С 19 июня руководящие работники флота и соединений разместились на командных пунктах, корабли получили все необходимое для боя. 21 июня в 20 часов позвонил Кузнецов. "Не исключено, что ночью Германия нападет на нас, - сказал нарком. - Приказываю привести флот в боевую готовность". К исходу дня все части флота - корабли, авиация, береговая оборона - изготовились к отпору противнику.
Теперь флот пришел в движение: подводные лодки вышли на позиции, бомбардировщики вылетели для минных постановок, усилился дозор надводных кораблей.
В шесть утра из Главного штаба ВМФ поступил приказ поставить мины в устье Финского залива и начать развертывание кораблей для действий на коммуникациях противника. Отдав необходимые распоряжения, Трибуц направился на корабли, чтобы встретиться с командирами, политработниками, краснофлотцами.
Настроение моряков, доложили командующему на кораблях, боевое, особенно на тех, что должны были уходить в море. Из гавани он заехал на КП флота и вернулся в Таллин, чтобы быть на заседании ЦК Компартии и Совета Народных Комиссаров Эстонии.
Вечером - снова телеграммы, указания, звонки. Один из них, наверное, в другое время заставил бы порадоваться. Из Ленинграда сообщили, что у него родилась дочь. Он отреагировал на этот звонок, как на другие, обычные, не требующие его вмешательства, коротким "хорошо". Личное уходило на второй план. С женой он встретился только в 1942 году - она прилетела к нему в блокированный Ленинград. Дочку впервые увидел, когда ей исполнилось два годика...
Многое из того, что намечалось в мирное время по развертыванию флота на случай войны, теперь оказалось неосуществимым: военные действия приняли совсем иной ход, чем предполагалось. Балтийцы готовились к наступательным действиям в устье Финского залива, а вместо этого с первых дней войны кораблям пришлось участвовать в защите побережья и военно-морских баз. И все же флот не только оборонялся, но и наступал. 23 июня балтийские летчики нанесли мощный удар по немецкому порту Мемель, 25-го совершили налеты на 19 аэродромов на территории Финляндии и Норвегии, на которых базировался 5-й воздушный флот Германии. Подводные лодки ставили мины на коммуникациях врага. С-11 потопила вражеский надводный корабль, Щ-307 - подводную лодку, С-4 - военный транспорт. Флотская авиация нанесла ряд мощных ударов по вражеским военно-морским базам.
Враг, имевший значительное превосходство в силах, наступал. В конце июня позвонил Кузнецов и приказал: "Таллин, Ханко, острова Эзель и Даго удерживать до последней возможности". Трибуц принял решительные меры по усилению этой возможности: спешно достраивались батареи, оборудовалась противодесантная оборона и позиции для сухопутных частей. Первые попытки противника захватить некоторые острова были успешно отражены.
Командующий флотом много времени проводил в соединениях, особенно там, где усложнялась обстановка. Таким местом в начале июля стал полуостров Ханко (Гангут). Днем и ночью здесь гремела артиллерийская перестрелка, настойчивее становились атаки противника на всем 22-километровом участке перешейка полуострова.
Вечером 10 июля Трибуц вместе с начальником тыла флота генерал-майором М. И. Москаленко на торпедных катерах прибыли на полуостров. Ознакомившись с обстановкой, Трибуц поставил гарнизону задачу, которая на первый взгляд казалась, пожалуй, необычной - развернуть наступательные действия. (Ото в условиях полуокружения и при ограниченных силах и средствах!)
- Противник наступает на Карельском перешейке, создает угрозу Ленинграду, - говорил Трибуц командующему обороной Ханко генералу С. И. Кабанову. - Ваша задача: оттянуть на себя как можно больше войск противника. Своей активностью заставьте врага усилить противостоящую Ханко группировку.
Конечно, такую задачу можно было решить только наступательными действиями. Встречи и беседы с защитниками полуострова убедили Трибуца, что он прав. Гангутцам по плечу более активная борьба. Но нужна была и помощь им. По указанию Трибуца на Ханко доставили боеприпасы, артиллерийскую батарею, продовольствие. Пришли туда и некоторые корабли. Это намного усилило гангутцев - теперь они могли не ждать ударов, а наносить их. Десанты с Ханко захватили свыше десятка островов. Находясь западнее всех фронтов, далеко в тылу врага, герои Ханко наступали.