Ставка Верховного Главнокомандования, имея в виду исключительную важность поставленной задачи по освобождению Тихвина, все же передала в распоряжение Мерецкова минимально необходимые для успешного проведения операции силы и средства из своего резерва. С их прибытием генерал Мерецков реорганизовал созданные прежде отряды в оперативные группы.
   К началу наступления северная оперативная группа (она именовалась иногда центральной) под командованием генерала П. А. Иванова обложила Тихвин с северо-запада. Левее ее была развернута прибывшая из резерва Ставки 65-я стрелковая дивизия, которой командовал полковник П. К. Кошевой (впоследствии Маршал Советского Союза). Этой дивизии Кирилл Афанасьевич поставил главную задачу - овладеть городом. Южнее дивизии Кошевого действовала группа под командованием генерала А. А. Павловича. Наконец, на самом левом фланге армии расположилась южная оперативная группа под командованием бывшего командарма-4, а теперь заместителя командующего 4-й армией генерала В. Ф. Яковлева.
   Помимо дивизии полковника Кошевого, армия пополнилась и двумя танковыми батальонами. В итоге на нашей стороне был создан некоторый перевес над противником в пехоте, артиллерии и минометах. Однако противник значительно превосходил 4-ю армию в танках. Кроме того, сопоставляя силы сторон, надо иметь в виду отсутствие устоявшейся организационной структуры наших войск (только две стрелковые дивизии и одна танковая бригада сохраняли свою обычную организацию) и острую нехватку боеприпасов. Настойчивые требования Ставки как можно скорее освободить Тихвин подталкивали командование армии к тому, чтобы приступить к операции, не ожидая получения материальных средств и пополнения.
   Наступление началось 19 ноября. В основе его лежала идея окружения и уничтожения немецко-фашистских войск в районе Тихвина. Само начертание линии фронта подсказывало ее: город был обложен нашими войсками с трех сторон. Удары основных сил были направлены на то, чтобы перехватить дороги, идущие из Тихвина на запад, и тем самым прервать связь противника, засевшего в городе, со своим тылом. Фронтальные атаки на Тихвин вела только дивизия П. К. Кошевого.
   Первые дни наступления были характерны тем, что почти на всем фронте боевые действия приобрели форму встречных боев: противник не просто с необычайным упорством и ожесточением оборонялся, но сам повсюду переходил в контратаки. Нашим войскам с боем приходилось отвоевывать каждый метр. На левом фланге армии наступление развивалось вначале успешно. Но и там вскоре сопротивление врага возросло.
   Анализируя ход операции, генерал Мерецков по характеру действий противника понял, что он сильно встревожен выходом советских войск на свои коммуникации. К концу ноября в его распоряжении осталась только одна грунтовая дорога Тихвин - Будогощь. Производя частичную перегруппировку своих сил, пополнив войска боеприпасами, командующий снова двинул их на врага. "Первый этап борьбы за Тихвин, - говорилось в приказе Военного совета 4-й армии от 25 ноября, - закончен успешно. Значительные силы противника окружены в районе Тихвина, но еще продолжают упорно оборонять подступы к городу и самый город...
   Приказываю:
   Штурмовать город Тихвин и уничтожить засевшего там противника".
   Однако потребовалось еще более двух недель ожесточенных боев, прежде чем Тихвин был освобожден. Враг сопротивлялся отчаянно. Недаром в военном дневнике начальника германского генерального штаба во второй половине ноября появилась запись: "Учитывая интересы ОКХ (верховного командования вооруженных сил Германии. - А. Л.), следует во что бы то ни стало удерживать Тихвин".
   И тем не менее в том же дневнике 7 декабря появилась и другая запись: "У Тихвина обстановка очень напряженная. Командование группы армий считает, что войска не смогут удержать город".
   Утром 9 декабря 1941 года генерал армии Мерецков докладывал Верховному Главнокомандующему, что после ночного штурма в 5 часов утра войска 4-й армии освободили от немецко-фашистских захватчиков город Тихвин. Вырвавшиеся из города гитлеровские части и подразделения поспешно отступают на юго-запад, на Будогощь, и частично на запад, в сторону Волхова, бросая обозы, технику, сжигая склады с продовольствием, боеприпасами и горючим. Соединения армии немедленно приступают к преследованию, чтобы добить уходящего из окружения врага...
   27 декабря войска, руководимые генералом армии Мерецковым, вышли к реке Волхов на участке Кириши - Грузино, полностью освободив от захватчиков всю территорию восточнее этого рубежа.
   "Тихвин отныне неотделим от славы советского оружия", - писала в те дни газета "Красная звезда". Победа под Тихвином, освобождение Ростова-на-Дону, сообщения Совинформбюро о развернувшемся грандиозном контрнаступлении советских войск под Москвой - эти известия на исходе тяжкого для нашей Родины 1941 года, как яркая вспышка маяка в бушующем океане, обозначали путь советского народа к Великой Победе.
   Год прошел со времени Тихвинской операции, целый год войны, неразрывно связавший полководческую судьбу Мерецкова с военной судьбой великого города на Неве. В самом начале нового, 1943 года он отправился в осажденный Ленинград для встречи с генералом Говоровым. Командующим Ленинградским и Волховским фронтами предстояло согласовать план операции "Искра".
   На всю жизнь врезался в память Кирилла Афанасьевича день, когда он впервые получил от Сталина задачу на разработку этой операции. Было это в самом начале октября 1942 года. Мерецков докладывал Верховному Главнокомандующему результаты только что закончившейся Синявинской операции...
   Трудный это был доклад: на протяжении 30 суток войска Волховского фронта вели упорные, кровопролитные бои, но в конечном счете откатились на тот же рубеж, который занимали до начала наступления. Петля блокады, наброшенная врагом на город Ленина, осталась неразорванной.
   А начиналась Синявинская операция неплохо. Он, командующий, вовремя заметил беспокойство в стане врага: 25 августа гитлеровское командование начало усиленную разведку с воздуха района сосредоточения войск фронта. "Значит, что-то почуяли насчет наших приготовлений к наступлению", - пришел к заключению Кирилл Афанасьевич. На другой же день пригласил к себе командиров соединений, заслушал их доклады о подготовке к наступлению. Как выяснилось, хотя развертывание ударной группировки проводилось в исключительно сжатые сроки, полное сосредоточение дивизий второго эшелона могло осуществиться через 2-3 дня, а третьего - только через 10-12 дней. Что же делать? Ждать, пока подойдут все войска? Было бы идеально иметь такую возможность! Но на войне - это давно и очень хорошо усвоил Кирилл Афанасьевич - рассчитывать на идеальные условия не приходится. Вооруженная борьба - процесс двухсторонний. Мы подождем подхода и сосредоточения всех сил. Противник тем временем вскроет ударную группировку фронта - какие-то сведения о наших приготовлениях до него уже дошли. Он подтянет резервы, дополнительные артиллерийские средства, авиацию. И что тогда? Внезапность первоначального удара будет утрачена. А ведь при тех силах и средствах, которыми располагали вверенные ему войска для наступления, они вопреки установившимся в военной теории канонам не имели сколько-нибудь значительного превосходства над противником. Превосходство на направлении главного удара обеспечивалось за счет ослабления остальных участков в полосе фронта. Да и какое это было превосходство! В подобных условиях гитлеровское командование, - Мерецков был убежден в этом, - посчитало бы невозможным для себя предпринимать наступление. Но именно поэтому оно вряд ли сможет допустить подобную дерзость и в наших действиях...
   Примерно так объяснял командующий фронтом командирам и политработникам на совещании 26 августа 1942 года складывавшуюся ситуацию и смысл принятого им решения: начать операцию, не ожидая полного сосредоточения всех трех эшелонов создаваемой ударной группировки.
   Утром следующего дня она была начата двухчасовой артиллерийской подготовкой. Немецко-фашистское командование не ожидало нашего наступления. Генералу Мерецкову удалось достичь внезапности удара. Это позволило нашим соединениям в первый день наступления углубиться в оборону противника на 7 километров и подойти к Синявину! Все радовались такому началу. Но уже назавтра темп наступления заметно снизился, затем и совсем замедлился.
   Вражеское командование, перебрасывая к месту прорыва части и подразделения с других участков фронта, подтягивая артиллерию, перенацеливая авиацию, расположенную на аэродромах под Ленинградом, резко повысило силу сопротивления своих войск. Активность противника возрастала по мере того, как он вводил в бой все новые части и соединения. Контратаки следовали одна из другой, яростные схватки закипали в оплывших от болотной воды траншеях, окопах, ходах сообщения. Самые незначительные господствующие над местностью высотки по нескольку раз переходили из рук в руки. Воины Волховского фронта сделали все, что было в человеческих силах, даже больше того. А итог? Незавершенный прорыв, а затем и вынужденный отход части главных сил в район исходных позиций!
   ...Перед тем памятным докладом Верховному Мерецков снова и снова анализировал ход операции от первого дня до последнего, пытаясь спокойно осмыслить каждое свое решение, действия подчиненных командиров, уяснить для самого себя, где и что было сделано не так. Напряженное до предела сознание обостряло чувства, заставляло по-новому взглянуть на то, что делал лично он и все его ближайшие помощники. Что-то теперь, задним числом, он хотел бы пересмотреть, виднее стали собственные промахи, отыскались упущения и у других. Да, они были! Но все же положа руку на сердце он с чистой совестью мог сказать, что не они обусловили такой итог Синявинской операции. К тому же и его добиться в тех неимоверно тяжелых боях значило тогда немало. Так оценивал командующий фронтом Синявинские сражения.
   Так и доложил он Верховному Главнокомандующему. Активные боевые действия войск Волховского и Ленинградского фронтов надолго приковали внимание немецко-фашистского командования к северо-западному направлению. Оно, как выяснилось в ходе операции, перебросило сюда из Крыма дивизии 11-й немецкой армии генерал-фельдмаршала Манштейна. Противник понес огромные потери, в том числе около 60 тысяч человек только убитыми и пленными. По показаниям пленных, в ротах большинства дивизий осталось по 18-20 человек.
   Все это, конечно, так. Однако когда докладывал, кошки скребли на сердце: намеченный прорыв не состоялся. Вопреки ожиданиям Сталин спокойно воспринял доклад командующего Волховским фронтом. Объяснить это следует не только тем, что тот был самокритичен и объективен в оценках, которые в целом совпадали с мнением Генштаба и Ставки. Верховный Главнокомандующий уже тогда знал гораздо больше, чем командующий фронтом, о намерениях и планах противника.
   После войны исследователям стала известна исчерпывающая информация по этому вопросу. Она позволяет в полной мере оценить значение Синявинских боев для судьбы Ленинграда. Из опубликованных секретных документов следует, что гитлеровское командование, не ожидая исхода Сталинградской битвы, в июле 1942 года приступило к подготовке генерального штурма Ленинграда. Покончить с Ленинградом и его защитниками Гитлер поручил "специалисту" по штурмам Э. Манштейну. Поэтому он отменил переброску освободившейся в Крыму 11-й немецкой армии на Кубань и переадресовал ее на север, "чтобы занять Ленинград". Операция получила кодовое наименование "Нордлихт" ("Северное сияние").
   В воспоминаниях Манштейна сказано, что план захвата Ленинграда "заключался в том, чтобы, используя вначале сильнейшее артиллерийское и авиационное воздействие на противника, прорвать силами трех корпусов его фронт южнее Ленинграда, продвинувшись при этом только до южной окраины самого города. После этого два корпуса должны были повернуть на восток, чтобы с ходу внезапно форсировать Неву юго-восточнее города. Они должны были уничтожить противника между рекой и Ладожским озером, перерезать путь подвоза через Ладожское озеро и вплотную охватить город кольцом также и с востока. В таком случае захвата города можно было бы добиться и без тяжелых уличных боев..."
   23 августа 1942 года план штурма Ленинграда обсуждался в гитлеровской ставке. На нем Гитлер высказал предположение о том, что реальной мерой противодействия со стороны советского командования может быть "яростное наступление на Волховском фронте в районе Погостья и узкой горловины у Мги". И потребовал удержания занимаемых здесь позиций при любых обстоятельствах.
   "Яростное наступление Волховского фронта", как мы теперь знаем, было предпринято Мерецковым гораздо раньше, чем предполагал Гитлер, - через три дня после упомянутого выше совещания.
   Уже 27 августа Манштейн, по собственному признанию, вынужден был повернуть часть сил свой 11-й армии против Волховского фронта, а 4 сентября, когда войска Мерецкова расширили полосу наступления до 15-20 километров, разъяренный Гитлер потребовал от Манштейна без промедления бросить в сражение все, что имеется, и любой ценой предотвратить развал фронта 18-й армии генерала Линдемана...
   Наш радиоперехват в те дни засек радиопереговоры, из которых следовало, что Манштейн прямо из своей автомашины по рации подвижного командного пункта приказывал командирам дивизий с ходу развертывать и вводить в бой подчиненные части, не допустить дальнейшего расширения прорыва советских войск.
   В район Синявина был направлен огонь сверхтяжелых артиллерийских орудий, перенацелена авиация воздушного флота, которому по ранее принятому плану отводилась особая роль в штурме Ленинграда: в течение шести дней, предшествующих самому штурму, они должны были нанести удары по городским районам и объектам, чтобы "нарушить всю организацию обороны города и парализовать массы рабочих и гражданского населения".
   Замыслам этим не суждено было сбыться. Не суждено прежде всего потому, что Волховский фронт проводил эту страшно тяжелую, кровопролитную операцию. После нее - об этом также поведал в своих мемуарах "Утерянные победы" Манштейн - "о наступлении на Ленинград не могло быть и речи". Таков истинный ее итог!
   Надо полагать, что Верховный Главнокомандующий положительно оценивал личную деятельность генерала Мерецкова в этой операции по руководству подчиненными войсками. Только этим можно объяснить, что он, как ни хотелось ему побыстрее снять блокаду Ленинграда, выслушал доклад Мерецкова спокойно, не высказав упреков в адрес командования фронтом. Но вот тогда-то он и закончил разговор с командующим Волховским фронтом словами:
   - Ваши соображения по прорыву блокады Ленинграда, товарищ Мерецков, Ставка рассмотрит.
   Вопрос этот Ставкой Верховного Главнокомандования не снимался со времени тихвинских событий осенью 1941 года. Именно в те далекие уже, наполненные радостью первой его серьезной победы над врагом, декабрьские дни 1941 года, когда был освобожден Тихвин и руководимые генералом Мерецковым войска перешли к преследованию отходящего противника, его и комбрига Стельмаха вызвали в Ставку. "Зачем?" - всю дорогу мучительно раздумывал Мерецков, ибо считал, что время для вызова неподходящее.
   В Москве заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант А. М. Василевский прояснил обстановку: речь будет идти об образовании нового фронтового объединения - Волховского фронта. На совещании в Ставке, которое открыл 12 декабря 1941 года Верховный Главнокомандующий, присутствовали начальник Генерального штаба маршал Б. М. Шапошников, командование Ленинградского фронта - генерал М. С. Хозин и А. А. Жданов, командующий 26-й армией (в конце декабря ее переименовали во 2-ю ударную) генерал Г. Г. Соколов и командующий 59-й армией генерал И. В. Галанин.
   - Начинайте, Борис Михайлович, - предложил Сталин Шапошникову.
   Взяв в руки карандаш и очертив им на карте с обстановкой на северо-западном направлении, лежащей на столе, территорию, которая примыкает к реке Волхов, Шапошников сказал:
   - В целях объединения армий, действующих к востоку от реки Волхов, Ставка Верховного Главнокомандования решила образовать Волховский фронт... Командующим фронтом назначается генерал армии Мерецков, членом Военного совета - армейский комиссар 1-го ранга Запорожец, начальником штаба фронта - комбриг Стельмах...
   Генеральная задача нового фронта сформулирована предельно ясно: объединение армий, действующих к востоку от реки Волхов, в первое время содействовать срыву вражеского наступления на Ленинград, затем совместно с Ленинградским фронтом разгромить противостоящую здесь группировку противника и освободить Ленинград от блокады.
   Кроме 4-й и 52-й армий, которые к моменту организации фронта преследовали немецко-фашистские войска, потерпевшие поражение под Тихвином и Малой Вишерой, в его состав из резерва Ставки передавались 59-я и 2-я ударная армии. Правый фланг фронта граничил с 54-й армией Ленинградского фронта в районе Кириши, левый в 150 километрах южнее упирался в озеро Ильмень, за которым вела бои 11-я армия Северо-Западного фронта.
   Из-за этой армии возникло на том совещании разногласие Мерецкова с Хозиным. Кирилл Афанасьевич поставил вопрос о целесообразности включения в состав Волховского фронта 54-й армии, поскольку она действовала в отрыве от Ленинградского фронта. Такое положение казалось ему нелогичным, ибо пребывание армии в составе Ленинградского фронта создавало значительные неудобства в управлении ею. Однако генерал Хозин настаивал на том, чтобы эта армия оставалась в его подчинении. Член Военного совета Ленинградского фронта Жданов поддержал мнение генерала Хозина. Хотя эта армия, говорили они, и расположена за внешним кольцом блокады, ее войска, нанося удары с тыла, окажут ленинградцам наибольшую помощь в прорыве блокады. Контрдоводы Мерецкова звучали вроде бы убедительно: задача прорыва блокады ставится перед Волховским фронтом, и, значит, кому бы 54-я армия ни подчинялась, она будет действовать в том же направлении; отрыв ее от Волховского фронта затруднит планирование ударов во врагу и боевое взаимодействие войск. К сожалению, его слова действия тогда не возымели. Решение Ставки положило конец дебатам: если для Ленинграда лучше сохранить за собой 54-ю армию, пусть буд1вт так. Через полгода, правда, поправка в то решение была внесена: 54-я армия передавалась Волховскому фронту, а вместе с нею и образованная в январе 1942 года 8-я армия, находившаяся южнее Ладожского озера.
   Мерецков не раз с горечью думал о том, что случилось это не сразу, а только через полгода, как и о том, что в апреле 1942 года, когда в тяжелом положении в ходе Любанской операции оказалась 2-я ударная армия, Волховский фронт решением Ставки был реорганизован в оперативную группу войск. Эту новую группу также подчинили Ленинградскому фронту.
   В той конкретной ситуации вырисовывались три возможных решения: во-первых, усилить Волховский фронт хотя бы одной армией и тогда продолжать намеченное наступление на Любань, подкрепив этой армией обессиленную в предыдущих боях 2-ю ударную; во-вторых, если такой возможности нет, отвести 2-ю ударную армию из занятого ею района, чтобы избежать угрозы удара противника по узкой горловине нашего прорыва; в-третьих, 2-й ударной перейти к жесткой обороне на достигнутых рубежах и, накопив силы, возобновить затем наступление.
   Третий вариант, как считал Кирилл Афанасьевич, отвергался сразу же и безоговорочно, так как оставление армии, которая, в сущности, лишь по названию оставалась ударной, в лесисто-болотистом районе, при легкоуязвимых коммуникациях означало бы совершенно неоправданный риск.
   Командование Волховского фронта придерживалось первого варианта. Не возражало оно и против второго, имея в виду, что у Ставки может не оказаться требуемых для продолжения наступления резервов. Однако в этой ситуации командующий Ленинградским фронтом генерал Хозин высказал мнение, что 2-я ударная армия может продолжать наступление и своими силами, без дополнительных подкреплений. На войне, как известно, всегда возникает нужда в резервах. Ставка сберегала накопленные резервы для летней кампании 1942 года. Поэтому она приняла предложение генерала М. С. Хозина и положилась на данное ей обещание, что задача по деблокированию будет решена. Понятно, что ее решение присоединить реорганизованный в оперативную группу Волховский фронт к Ленинградскому было продиктовано горячим желанием поскорее снять блокаду осажденного города, облегчить участь ленинградцев. Но снова желанная цель достигнута не была.
   Шесть недель спустя Мерецков, назначенный после реорганизации Волховского фронта сначала заместителем к Г. К. Жукову - главнокомандующему войск Западного направления, а затем, по собственной его просьбе, командующим 33-й армией вместо погибшего М. Г. Ефремова, срочно был вызван в Ставку. Верховный Главнокомандующий, приняв Мерецкова, расспросил о делах в 33-й армии, затем сказал о цели вызова, не умолчав о том, что принятое в апреле решение оказалось далеко не лучшим. "Мы допустили большую ошибку, объединив Волховский фронт с Ленинградским, - сказал Верховный. - Генерал Хозин, хотя и сидел на Волховском направлении, дело вел плохо. Он не выполнил директивы об отводе 2-й ударной армии. В результате немцам удалось перехватить коммуникации армии и окружить ее. Вы, товарищ Мерецков, продолжал Сталин, обращаясь ко мне, - хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому мы поручаем вам вместе с товарищем Василевским выехать туда и во что бы то ни стало вызволить 2-ю ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжелого оружия и техники. Директиву о восстановлении Волховского фронта получите у товарища Шапошникова. Вам же надлежит по прибытии на место немедленно вступить в командование Волховским фронтом".
   В тот же день Василевский и Мерецков выехали из Москвы и к вечеру были в Малой Вишере. Положение 2-й ударной армии оказалась хуже, чем можно было ожидать. Отрезанная от баз снабжения, окруженная, она испытывала острую нужду, в боеприпасах и продовольствии. Арьергардные ее соединения медленно пятились под нажимом наседавшего противника на восток, а авангард пытался пробить у Мясного Бора коридор для выхода из окружения. Но тщетно. У нее самой сил для этого не хватало. А наши 59-я и 52-я армии, растянутые на широком фронте, не только не оказывали ей помощи извне, но еле сдерживали противника, непрерывно пытавшегося расширить разрыв, который образовался между окруженными и основными силами Волховской группы. Резервов не было никаких.
   Вместе с Василевским Мерецков принял самые решительные меры, чтобы пробить коридор к отрезанным войскам 2-й ударной армии. Противник, в свою очередь, наращивал усилия, чтобы не допустить этого и не выпустить из окружения войска 2-й ударной армии. В районе Спасской Полисти и Мясного Бора завязалась борьба, приобретавшая все более ожесточенный характер. В конце концов 19 июня удалось пробить брешь. Через небольшой коридор шириной в 300-400 метров, простреливаемый с двух сторон перекрестным огнем, периодически закрываемый противником и вновь восстанавливаемый нашими войсками, группами стали выходить из окружения бойцы и командиры 2-й ударной. Многие из них шатались от изнеможения. И без того крайне трудное положение усугубилось изменой командарма Власова, который позорно сдался в плен, дезорганизовав управление 2-й ударной армией. Утром 25 июня противнику вновь удалось захлопнуть коридор, по которому выходили из окружения бойцы и командиры 1-й ударной. Всего вышло 16 тысяч человек личного состава, почти столько же не вернулись - погибли в боях или пропали без вести.
   Тяжким, полным драматических событий для нашей Родины был 1942 год в ходе Великой Отечественной войны, однако конец его озарился яркими зарницами немеркнущей победы Советской Армии в Сталинградской битве. Самым, пожалуй, сложным и нелегким оказался этот год в личной судьбе генерала армии Мерецкова, в его полководческой биографии. Через серию сложнейших испытаний довелось пройти ему вместе с руководимыми войсками после победоносной операции под Тихвином. Начало 1943 года застало его в осажденном Ленинграде: подготовка новой операции "Искра", которую предстояло провести войскам Ленинградского и Волховского фронтов, близилась к завершению.
   Оба командующих - Говоров и Мерецков, проведя день в напряженной работе, обстоятельно обсудили интересовавшие их вопросы взаимодействия двух фронтов в предстоящем наступлении.
   Работа шла споро. Они понимали друг друга, казалось, с полуслова несколько замкнутый, хмурый с виду, ушедший в себя Леонид Александрович Говоров и живой, открытый Кирилл Афанасьевич Мерецков. Договорились о рубежах встречи наступающих войск. Решили: если у кого-то застопорится где-либо, другой прикажет своим войскам идти дальше вперед. Пробиваться дальше и дальше до самого того момента, пока не состоится встреча войск двух фронтов! Договорились о серии условных сигналов, чтобы не ошибиться в опознании войск и не принять своих за чужих или наоборот. Уточнили, как после встречи наступающие дивизии будут поворачивать на юг, чтобы выполнить предначертание директивы Ставки - подготовить удар через Синявино, в сторону среднего течения Мойки...