Неизвестен Автор. Убийство в 'Долине царей'

   Она засмеялась:
   - Не поверишь: я - с мужем.
   - А Шекельграббер?
   - С Размахаевой.
   - И Терентьевич там был?
   - Не знаю, - ответила она. - Значит, не поведешь меня в ресторан?
   - Мы же не договаривались. Откуда я знал, что ты сегодня забежишь на холостяцкий огонек.
   - Ну и подлец же ты! - сказала она. - Только пользуешься мной как женщиной и как информатором.
   - А как еще тобой пользоваться? Хочешь, постирай мои носки.
   - Сволочь! - сказала она, встала, оделась и ушла.
   Я не препятствовал. Все-таки хорошая девчонка, эта Кувыркалкина! И детдом не сильно испохабил. Но огреть ее было просто необходимо. Чтоб не прыгала в постель ко всем подряд. Пошлю ей завтра букет роз... Опять бессмысленные траты! Да еще на чужое половое воспитание.
   Я же оделся, во что Бог послал из гардероба, и пошел в Армянский переулок. Заклепкина не пришлось даже ждать, он прилежно гулял с пуделем. Сразу видно, человек на пенсии: дома - скука, на улице - тоже скука, но хоть ноги двигаются и за собакой следить надо.
   - Не помните, - спросил я, - стоял в то утро в переулке красный "форд"?
   - Что-то красное стояло, а что - не обратил внимания, ответил он.
   - Перестаньте, вы знаете каждую машину в этом переулке и каждого владельца.
   - Еще темно было, - сказал он, - а фонари через один светят. Это при социализме они работали... Не поручусь, что действительно была красная машина. Но и отрицать не буду: вдруг и впрямь стояла.
   - Хорошо, поставим вопрос по-другому. Какие машины проезжали мимо с того момента, как вы обнаружили труп и до приезда милиции?
   - Я как раз пошел звонить в милицию.
   - Кстати, как вас зовут?
   - Степан Николаевич, могли бы в протоколе посмотреть.
   - У меня к вам просьба, Степан Николаевич, как к человеку, у которого много свободного времени и доброе сердце. Я сегодня поссорился с девушкой, но уже жажду помириться - так бывает в любви. Не могли бы вы от моего имени преподнести ей букет роз. Само собой, я заплачу. И за букет, и за труд.
   - Это можно, - сказал он и подмигнул, - я тоже когда-то любил с девушками ссориться.
   - Зовут ее Оля, - сказал я, доставая деньги из бумажника. - Она работает секретаршей в похоронной фирме "Долина царей". Сейчас я напишу адрес...
   - Это где покойник из машины? - удивленно спросил Заклепкин.
   - Да, но к нему это не имеет отношения. Просто я немного влюбился по ходу служебного расследования. Наверное, читали в книжках, до чего мы, детективы, народ влюбчивый.
   - Не пойду, - сказал он. - И не просите.
   - Почему? Я хорошо заплачу: и как посыльному, и как человеку с добрым сердцем.
   И тут мимо нас проехал Опрелин на своем "УАЗе".
   - Кстати, эта машина вам не знакома, не попадалась на глаза в то утро? - спросил я на всякий случай.
   - Молодой человек, - сказал Заклепкин, - перестаньте меня пугать вопросами. Не таких видели, - повернулся и ушел.
   Я понял, что разговаривать со мной без санкции прокурора он больше не станет, позвонил Горчицыну из ближайшего автомата и велел ждать меня.
   Горчицын приоткрыл дверь, троекратно переспросив "кто", и выглядел более испуганным, нежели Заклепкин. Впрочем, пугливость его нашла объяснение, едва он зажег свет в прихожей: под правым глазом Горчицына темнел синяк - родной брат моему.
   - Когда вас приложили? - спросил я.
   - Вчера вечером.
   - Подробнее.
   - Трое поймали в подъезде. Я их запомнил, у одного кличка "Квелый".
   - Хорошая кличка для мордобойцы, - сказал я. - Давайте пройдем в комнату, и вы на листе бумаги напишите приметы и вообще весь ход событий с диалогами.
   Он послушно сел за стол и взял ручку, а я терпеливо подождал.
   - А хуже не будет? - спросил Горчицын, передавая листок.
   - Вы забыли указать мотивы избиения.
   - Ума не приложу.
   - Все-таки напрягитесь и приложите, - велел я и взялся подсказывать, - месть, деньги, ревность, дурная болезнь...
   Он замахал руками:
   - СПИДом только на уколах заражаются. Я думаю, может быть, Терентьевич. Только ему не говорите.
   - А почему не ваши коллеги по сауне?
   - Но вы-то что им сделали?
   - Согласен. Но почему Терентьевич? Что я ему сделал? В глаза не видел!
   - А мне он угрожал: если ты, извращенец, коснешься моей женщины, - сильно пожалеешь.
   - И какая женщина его?
   - Марина Размахаева.
   - Вот как? - удивился я. - И когда же она стала его: до смерти Шекельграббера или после?
   - Я им свечку не держал.
   - Жалко. А как вы касались Размахаевой?
   - Она приезжала на массаж.
   - Почему же Терентьевич просто не велел наложнице поменять сауну?
   - Я ее тоже просил, но она упрямая. Она всегда делает наперекор.
   - А за что, по-вашему, напали на меня? Я Размахаеву даже не гладил.
   Он ухмыльнулся:
   - Вам лучше знать.
   - Хорошо, - согласился я, - к ней еще ездит Поглощаев, но у него-то нет фингала под правым глазом.
   - Может, сегодня появится, - философски заметил Горчицын.
   - Кстати, что общего у Поглощаева с Размахаевой?
   - Спросите у них.
   - А вы не знаете?
   - Нет и не хочу. Так проще жить.
   - Мне казалось, что вы близкий друг Поглощаева. Вместе в Сандуны ходите.
   - Если вы думаете, что это я украл в бане его документы, то заблуждаетесь. Мне только в тюрьму угодить не хватало.
   - По-моему, там бы вы с лихвой решили свои сексуальные проблемы.
   - Не надо, - попросил он слезно, - не издевайтесь надо мной.
   Я пожалел о сказанном.
   - Вспомните, кто делил с вами кабинку в Сандунах.
   - В бане все одинаковые.
   Может быть, Поглощаев сам спрятал документы? - подумал я. - А какие у него основания? Во-первых, те, о которых я не подозреваю. Во-вторых, попугать самого себя до смерти. В-третьих, потратиться на частного сыщика. В-четвертых, заподозрить Горчицына. Ну и темная лошадка, этот Поглощаев. Сразу видно советского буржуя. Капиталист исподтишка.
   - Мог ли Терентьевич из ревности убить Шекельграббера? спросил я.
   - Ну что вы меня все время спрашиваете? - устало сказал Горчицын. - Сами сообразите. Убить, наверное, не мог: нас же не убили. Но его ребята могли перестараться.
   - Тем более мы с Размахаевой не жили.
   - Вот именно, только гладили.
   - Куда вы из сауны поехали с Размахаевой позавчера?
   - Ей надо было кое-что купить у моих знакомых.
   - Ну что? Говорите. Или мне клещи взять и заставить вас язык высунуть.
   - Они хотели построить дачу под Москвой, но потом пришел вызов из Израиля. Вот этот кирпичный полуфабрикат и торговали.
   - Уверен, сошлись на миллионе деревянных.
   - Да, где-то так.
   - А вам не кажется странным, что за похищенные документы с Шекельграббера потребовали ту же сумму?
   - А вам не кажется странным, что с Шекельграббера за документы потребовали такую несуразную сумму? Хлопоты с оформлением новых стоят гораздо дешевле. Если, конечно, ты чист перед законом и паспорт у тебя не поддельный.
   - Как вы относились к Шекельграбберу?
   - Ну какое это теперь имеет значение, - устало ответил он.
   - Ладно, пойду, - сказал я и поднялся. - А Квелого я вам через пару дней связанным предоставлю. Но услуга за услугу. Вы в понедельник будете в "Долине царей"?
   - Да, - ответил он, - привезут клиента. Придется повозиться.
   - Вот деньги. Купите, пожалуйста, букет роз и подарите от моего имени Кувыркалкиной.
   - С удовольствием, но вряд ли она возьмет цветы из моих рук. Я для нее парасхит.
   - Кто-кто?
   - Так в древнем Египте назывались те, кто чистил трупы перед бальзамированием.
   Уже стоя в проеме дверей, он вдруг сказал:
   - Был там один дед...
   - Где? - не сообразил я.
   - В Сандунах, - сказал Горчицын. - Я его случайно запомнил. Никогда не видел, чтобы в баню с собакой приходили.
   - То есть?
   - Пришел с собакой. Его не пустили. Тогда он привязал ее у входа в мужское отделение, и она скулила, пока банщик не заехал ей по морде мокрой тряпкой. Дед его чуть не убил.
   - Какой породы была собака?
   - Белый пудель...
   - Вы эти выходные лучше посидите дома от греха.
   Оставшись на лестничной клетке, я вскрыл распределительный щит и вырвал провода телефона, которые вели в квартиру Горчицына...
   Лучшие страны гибнут от демократии. Тут даже спорить не о чем. Возьми любой крупный европейский город, там давно негры, арабы и турки численностью забили коренное население. И так повсеместно, разве что Япония еще держится, но только за счет неповторимой работоспособности граждан: любой пришелец там выглядит бездельником. А Москве капут по общему шаблону, думал я, шагая к Заклепкину. - Москва упорно превращается из третьего Рима во второй Вавилон. Вот в Лос-Анджелесе вся территория поделена на кварталы и зоны влияния, которые чужак обойдет стороной. Лос-Анджелес или Нью-Йорк какой-нибудь загаженный устроены вроде зоопарка, где у каждого народа или группы людей, объединенных по интересам, - своя клетка, вылезать из которой не рекомендуется, несмотря на свободу. А в Москве как будто вавилонская башня Nо2 рухнула только вчера и народы еще объясняются знаками в поисках соплеменников. Прямо стыдно за банду каких-нибудь чучмеков, что их московский авангард не в состоянии выселить жителей пяти - десяти близкостоящих домов, занять их и спокойно терроризировать население в радиусе трех километров. Но скоро они сообразят и опомнятся. Держитесь, тогда, москвичи! Не спасет вас ни лимитированная прописка, ни родная лимитная милиция. Выкурят чучмеки всех, как миленьких, для начала дверь подожгут, потом стекла выбьют, потом дочку изнасилуют, потом - жену, а не поможет - и на вас польстятся. Разбежитесь вы тогда по тверям и рязаням, опять броситесь искать Минина с Пожарским и, проиграв десять битв подряд на кольцевой автодороге, победите в одиннадцатой, потому что вас, как всегда, будет больше, а чучмекам без вас станет скучно: грабить-то некого...
   Заклепкина в переулке не было, но я знал адрес из протокола Квочкина. Когда я поднимался по лестнице, дверь квартиры открылась и выпустила девушку.
   - Извините, - остановил я ее, - вы дочь Степана Николаевича?
   - Нет, - ответила она, - присматриваю за домом и за ним.
   Я дал девушке хлопнуть парадной дверью, на всякий случай устроил газовый пистолет поудобней в кармане и позвонил в квартиру Заклепкина. Меня долго разглядывали в "глазок", потом долго возились с замками. Наконец, продолжая держать себя на цепочке, как заскучавший дворовый пес, дверь приоткрылась и в щель вылез нос пенсионера.
   - Что еще? - спросил Заклепкин недружелюбно.
   - Говорить с вами желаю.
   Он не ответил и скрылся.
   - Придется, Степан Николаевич, - закричал я через дверь. - Иначе через час я приду с участковым.
   Заклепкин опять высунул нос:
   - Что вам надо? Я уже все сказал. Добавить нечего.
   - А про то, как ходили в Сандуны и зачем-то спрятали документы Поглощаева за скамью?
   - Ни в какие Сандуны я не ходил.
   - У меня есть свидетель и ваши отпечатки на бумажнике Поглощаева, - сообщил я. - Ну как? Впустите меня?
   - Нет, - сказал он. - Подождите на улице.
   Ждать его пришлось минут двадцать. Я даже испугался: уж не повесился ли Заклепкин, поняв, что проиграл? Но наконец он вышел живой и здоровый с пуделем у левой ноги, как всегда.
   - Долго же вы одевались! - попенял я. - Наташа Ростова быстрее бы обернулась.
   - Одевался быстро, - ответил он, - вы пришли во время обеда, а я не ем холодные котлеты.
   Вот это выдержка! - подумал я. - Человека того и гляди в кутузку уведут, а он обедать садится!
   - Что вы от меня еще хотите? - спросил Заклепкин.
   - Правды, Степан Николаевич, - сказал я. - Остап Бендер хотел от Корейко любви, а я всего лишь правды. Лучше немногословной и с чистосердечным признанием в письменном виде.
   - Но вы же и сами знаете, - ответил он.
   - Кое-что, но не во всех подробностях. Если б я знал все, вы бы сейчас в "воронке" ехали в следственный изолятор, а ваш милый пуделек бежал б следом и скулил от горя.
   Упоминание о собаке его покоробило.
   - Я вашего Шекельграббера не убивал, - заявил он. Охота была руки марать.
   - Ну конечно! Вас подставили, как в американском боевике. А документы Поглощаева вы украли шутки ради, пытаясь развеять пенсионную скуку. Или вы клептоман?
   - Да, - сказал он. - Могу достать справку.
   - И где же, позвольте спросить, вы познакомились с объектом шутки и клептомании? Встретили в милиции на допросе?
   - Как вам будет угодно.
   - Вы сами-то верите в эту чушь?
   - Нет, - ответил он, - это вы верите.
   - Смотрите, - сказал я, - опять Опрелин мимо едет. Что это он каждый час дефилирует по переулку? Стоит вам из дома с собачкой выйти, и он тут как тут. Может, он за мной следит? А может, это он убил Шекельграббера и теперь на мою и вашу жизнь зарится?
   - Не знаю я никакого Опрелина!
   - Все, - сказал я, - мне надоело. Не хотите по-хорошему, будем врагами. Посидите, пожалуйста, дома или на лавочке, за вами скоро приедут.
   - Ладно, - смирился он. - Если я скажу вам правду, вы от меня отстанете?
   - Скорее всего, - предположил я. - Впрочем, зависит от правды.
   Мы сели на лавку, ножки которой пудель тотчас опрыскал. Я незаметно дал ему пинка, опасаясь, как бы он и под меня не сходил.
   - В ноябре прошлого года меня положили в клиническую больницу, Я подозревал рак почек, готовился к смерти. Денег не было. Вернее, я откладывал на похороны, но инфляция их уничтожила. И таких, как я, была почти вся палата. Мы сидели у окна и смотрели на больничный морг. Однажды умер мой сосед, но повезли его не в наш морг, а в другую больницу. От сестер выяснилось, что морг под окном куплен какой-то фирмой и туда кладут трупы только за деньги, но и хоронят соответственно, а тех, кого демократы разорили на старости лет, сразу утаскивают чуть ли не на свалку и бросают в братские могилы, как бродяг, даже без гробов. Вернее, гробы в ту же ночь выкапывают и продают по второму разу. У них это называется "похороны за государственный счет". За счет того, чего нет, чего они, сволочи, собственными руками разрушили и продали!.. Вы только поймите меня правильно, - попросил он, - я всю жизнь работал, как проклятый, себя не жалел, у меня медали и нагрудный знак "Пятьдесят лет в КПСС", работал не для себя - для страны. И вот за отданную жизнь на свалку с бомжами! Заслужил я отдельные два на два или нет?
   - Всякий заслужил, - ответил я.
   - В общем, собрался я с духом и пошел в эту "Долину царей". Принял меня тот самый Шекельграббер - других не было. Я ему рассказал, что и вам, и услышал в ответ: "Тут не благотворительная организация. Самые дешевые похороны стоят пятьсот тысяч, и те уже надо индексировать". Я сказал, что таких денег у меня нет и просто быть не может, я не вор, я трудящийся. Он развел руками, дескать, разговор окончен. "Впрочем, - говорит, - переоформите квартиру на меня после вашей смерти, тогда я похороню вас, как отца родного". Ах ты, недоносок, думаю. Я для того двадцать лет по углам да коммуналкам мыкался, чтоб ты, дерьмо иностранное!... В общем, встал и хлопнул дверью. На улице подошел ко мне этот самый Опрелин. Оказывается, он с секретаршей весь разговор подслушал. "Я тому стервецу тоже насолить хочу, - говорит, - он у меня жену увел, купил ее на иностранные шмотки". - "А как?" спрашиваю: уж больно злой я в тот момент был. "У меня, говорит, - есть дубликат ключа от его машины. Там, в бардачке документы и чековая книжка. Заберите и сожгите, пусть он тоже ходит голый". И я, можно сказать, в состоянии аффекта, взял ключ и украл. Сейчас, конечно, жалею, но тогда был уверен, что прав. Через две недели меня выписали частично здоровым, и чуть ли не на следующий день, а может, попозже, я вышел гулять с собакой, она остановилась у машины помочиться (у нее очень слабый мочевой пузырь, потому и гуляю так часто), я случайно поднял глаза и вижу этого самого Шекельграббера. Сначала испугался, подумал, рассказал ему все Опрелин, вот он и приехал поквитаться. А потом пригляделся, а он мертвый. Я закричал с испугу, прибежал прохожий...
   - Значит, откупных за документы вы с Шекельграббера не требовали? - спросил я.
   - Нет, конечно.
   - И Опрелин не требовал?
   - Думаю, нет. Он перепугался еще больше, когда узнал о случившемся. Да и не такой он человек, не самостоятельный, поверьте моему слову. Он чужими руками привык работать или на вторых ролях.
   - Кто же, по-вашему, требовал миллион за документы?
   - Может быть, секретарша? - спросил он. - Она ведь слышала разговор, но не знала, что документы я бросил в почтовый ящик.
   - Разве она присутствовала, когда Опрелин предлагал вам украсть документы?
   - Нет, - согласился он. - Но Опрелин ей мог сказать, все-таки муж. Вы мне верите?
   - Как я могу вам верить?! Столько времени утекло. Вы сто раз могли прорепетировать с Опрелиным все ответы и согласовать детали. Недаром он шныряет тут с утра до вечера.
   - Я никого не убивал, - сказал он.
   - А билет? - спросил я.
   - Какой билет?
   - Билет до Нью-Йорка на имя Шекельграббера, позднее изъятый в Шереметьево, - объяснил я.
   - Да, такое было, - сознался Заклепкин. Он улетел с ветром за забор больницы. Я его не нашел.
   - Этот билет разве что ураган унес бы. Он размером с брошюру.
   - Вы мне не верите? - спросил он опять.
   - Зачем вы украли документы Поглощаева?
   - Знать не знаю никакого Поглощаева! И в Сандунах сроду не был. Что там делать? Вшей собирать?
   - А отпечатки ваших пальцев на его бумажнике? - спросил я.
   - Не может там быть моих отпечатков, - довольно честно ответил Заклепкин.
   Я промолчал. Он тоже стих, потом опять спросил:
   - Вы мне верите?
   - Вот вы утверждаете, что на похороны денег не было, а на какие же шиши вы держите домработницу?
   - Она не домработница, а просто очень хорошая и добрая девушка. Ей я и хочу оставить жилплощадь.
   - Ну а ваша дочь? Неужели бы она не похоронила вас?
   - Я с дочерью не знаюсь.
   - По идейным расхождениям? - спросил я.
   - Нет, по нравственным, - ответил он.
   - А почему вас, ветерана КПСС, положили в районную больницу, а не в Кремлевку?
   - В Кремлевку теперь шекельграбберов кладут, - сказал он. - Вы отстали от жизни.
   - Вам не жалко убитого?
   - Совершенно, - сказал он. - Сидел бы в своей вонючей Америке, пил бы кока-колу, жевал бы жвачку, как корова, был бы жив. Вы мне верите?
   - Сейчас верю, - ответил я и встал. - Мне надо подумать... Вы в ближайшие дни никуда не уедете?
   - Не собираюсь. Да и куда мне ехать!
   - Тогда до свидания, - я зачем-то пожал ему руку и пошел домой, думая: а ведь прав пенсионер!
   Эх, Шекельграббер, Шекельграббер, и зачем ты пожаловал в далекую Русь? Болтался бы сейчас в баре на Пятой авеню и запивал пивом очередной бейсбольный матч. И кой черт дернул тебя жениться на русской стерве, да еще послушаться ее и уехать в разведку? Неужели ты думал, что порядочная русская девушка добровольно поедет на вашу пестро выкрашенную человеческую свалку? Неужели - сам из эмигрантов - ты не знал, что все эмигранты - проходимцы с комплексом неполноценности? Что сплавляя вам блядей, мы защищаем себя от их переизбытка и оздоравливаем нацию. Хотя такое место пусто не бывает, к сожалению...
   Утром я позвонил банщику и попросил вспомнить, приходил ли париться дед с белым пуделем. Леша не вспомнил, а он не из тех, кто быстро забывает. Выходило, что в какой-то мере Заклепкину стоит верить, всех грехов он не совершал. Круг упорно пытался замкнуться на Размахаевой и Терентьевиче. Да еще поклеп Горчицына на пенсионера был неясен. Но этот извращенец подождет: он сидит запуганный, без связи.
   На всякий случай я заехал к Леше и показал фотографию Заклепкина, ничего нового не выяснил. Хотел от него навестить Опрелина, чтобы расставить все точки и запятые в истории с кражей документов, но пришлось бы лицезреть Кувыркалкину до того, как Горчицын подарит ей розы от моего имени, и я решил отложить Опрелина на понедельник и вплотную заняться Размахаевой и Терентьевичем.
   Я набрал номер зиц-вдовы, предварительно подготовившись выслушать в свой адрес десятка два оскорблений, но получил другой ответ.
   - Куда вы запропастились? - спросила Размахаева. - Я уже начала беспокоиться.
   - Что-то на вас непохоже, но беспокоились не зря.
   - А что стряслось? Вам погрозили пальцем? В вас стреляли из рогатки? Вы переходили улицу на зеленый свет и на вас набросился шальной автомобиль из-за угла?
   - Мне поставили синяк на правый глаз.
   - Всего-то? - удивилась она. - Но вы хоть дали сдачи?
   - Некогда было, - ответил я. - Но дело не в этом, еще успею. Вашему массажисту поставили синяк-близнец.
   - Внешне все синяки похожи друг на друга, как негры, ответила она.
   - Скажите, не попадались ли среди ваших знакомых другие мужчины с синяками под правым глазом?
   - Ну! Я всех не упомню, - развязно ответила она.
   - У меня есть и другие вопросы. Можно вас навестить с тортом?
   - Не думаю. Вы приятней по телефону, да и гости у меня.
   - Я видел, как к вам приезжал Поглощаев. Зачем?
   - Вы шпион!
   - И все-таки?
   - Хотел тортом накормить, как вы. Но я и ему отказала.
   - Что у вас общего с Горчицыным, кроме массажа?
   Мы иногда ходим в читальный зал публичной библиотеки.
   - А вам не противно общество педераста?
   - Это вам должно быть противно.
   - Зря вы так со мной разговариваете, Марина Степановна. Добром для вас это не кончится.
   Она бросила трубку, а мне захотелось есть. Я пересчитал остатки денег в кармане и понял: по ступенькам ближайшего кафе мне придется взойти, как на эшафот, ибо на выходе я уже никак не буду связан с внешним миром финансово.
   Закусывая, я размышлял, что предпринять дальше. В голове все время складывались преступные парочки, причем из одних и тех же персонажей. Скажем, Терентьевич и Размахаева. Мотив у одного - ревность, у другой - деньги и опостылевший любовник. Если опостылевший. Или: Заклепкин и Опрелин. Оба хотели отомстить и поживиться. Если на самом деле хотели. Или: Кашлин и Размахаева. Друзья юности, патриоты. Если не понарошку. Хороша также парочка Поглощаев с Горчицыным, но какая-то она сбоку-припеку. Убей Бог - не вижу мотива, и все-таки что-то тут нечисто. Горчицына, скорее, надо рассматривать в связке с кем-то другим. Но с кем? Со мной? По родственности фингалов? Или с ним самим? Или с каким-то инкогнито "голубым" из "Долины царей"? А может быть, во всем виновата Кувыркалкина, и хвост тянется за ней, как шлейф за Размахаевой? Не слишком ли я приблизился к этой девушке? Пригрел змеюку, а она и рада морочить мне голову...
   Одна лишь мысль угнетала меня: а вдруг все эти люди не при чем и существует какая-то другая, "правильная" причина смерти Шекельграббера? Мало ли с кем он общался, кроме моих подозреваемых. Вот, например, вечеринка, о которой упоминал Кашлин. Кто туда привел Шекельграббера? Условный дед Пехто?..
   Мимо прошла стайка юнцов в умышленно драных джинсах. Зачем теперь такая мода? Чтобы чесать задницу, не снимая штанов?
   пыжился. Вот так и с делом Шекельграббера. Хватаюсь за ту версию, которая укладывается в голове и соответствует моему циничному и испорченному взгляду на мир. Чем я лучше Горчицына? Он извращенец тела, я - извращенец духа. Встретив человека, первым делом ищу в нем какую-нибудь гадость-мерзость-скотство, щупаю, с какой стороны он сподличает, чтобы себя уверенней чувствовать, возвыситься в собственных глазах... Но это уже философия. Какой вырос - таким и помирать. А вопрос вопросов: что делать дальше? Деньги кончились, Размахаева со мной торт есть не желает при гостях. Но надо, надо подежурить у ее подъезда на всякий случай. А завтра к Квочкину, выложу ему все, как на духу. Пусть подскажет, что дальше придумать...
   В часы пик на городском транспорте можно ездить без билета. Зажатые друг другом, висящие на подножке и злые, точно собаки, пассажиры просто выкинули бы контролера, как мусор и бесполезную, занимающую место вещь, и еще долго дивились бы его наглости и безделью. Но по воскресеньям в троллейбусах более-менее свободно и злого упрека никто контролеру не кинет. А в моем возрасте ездить "зайцем" уже несолидно, вернее, совестно должно быть. Поэтому я пошел к дому Размахаевой пешком.
   Нет ничего удивительного в том, что у подъезда стоял красный "форд". Правда, мало ли в Москве этих подержанных машин, которых теперь через таможню проходит больше, чем через все конвейеры страны. Но я чутьем угадал "форд" Терентьевича. Оставалось ждать и попутно наблюдать жизнь вокруг. Я почему-то был уверен, что сейчас застукаю Квелого или кого-нибудь из этой шушеры. В прошлый раз, когда я шел за Размахаевой, она знала об этом. Значит, кто-то следил за мной и потом "настучал" зиц-вдове. Но от кого ее охраняют? От всех мужиков подряд, что ли? Проще ходить по улицам, спрашивать, есть ли деньги? - и в случае утвердительного ответа сразу бить морду за умозрительную возможность полового контакта с Размахаевой.
   Правота моя довольно быстро подтвердилась. Наблюдая жизнь вокруг, я заметил, что за мной исподтишка наблюдает гробокопатель Навыдов. Это было неожиданно. Ну ему-то на кой черт было ввязываться? Прекрасная, хорошо оплачиваемая работа на свежем воздухе, дармовая выпивка, нетребовательные клиенты, затихшие или в слезах, и вдруг - филерство по совместительству. Я решил ускорить развязку и пошел к Навыдову. Он отвернулся и сделал вид, будто играет с малышом в песочнице, но бдительная бабушка, видимо, начитавшись газетных статей о насильниках, прогнала его.
   - Не ожидал вас здесь встретить, - сказал я. - Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?
   - Иди своей дорогой, - пробурчал он.
   - Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.
   Он отвернулся.
   - Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас "проколол" и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.