поел. Может, позвонить доктору Платтену? -- В три часа ночи? Нет уж, давай
как-нибудь его до утра успокоим, а утром отвезу его к доктору -- пусть
посмотрит. -- А в школу? -- А что в школу? Ничего, пропустит денек. Напишу
записку.
Артиллеристов? Точно. Правильно. Если вон туда поставить сорокапятку,
она сможет в пару выстрелов там хотя бы кирпичом все завалить. Нет, о
"кукушках" постараемся позаботиться -- прикроем, чем сможем. -- Здорово,
боги войны! Давай-давай... стала. Что? Да, я. А откуда... Женька?!Женька,
братан! Я и не знал, что ты поблизости. Слушай, вырос... Лейтенант! Старшего
брата козырять заставишь, а? -- Виноват, товарищ старший лейтенант.
Брательник это мой, младшенький. Я-то думал, его еще в сорок втором...
Извините. Ну, Женюра, покажи, чего твоя бухалка умеет! Не боись, прикроем.
Уж я прикрою, не сомневайся...
-- Schlaf, Kindchen, schlaf... Dein
Vater...*** -- Гунде, что ты делаешь? -- А на что это, по-твоему, похоже?
Успокаиваю его. Укачиваю. -- Мальчишке скоро тринадцать, что ж ты его
укачиваешь? -- Бла-бла-бла, тринадцать. А вот укачиваю -- видишь, помогает.
Улыбается. -- Так все равно же что-то бормочет. -- Зато хоть улыбается. Ты
иди, ложись. -- А ты? -- Я тут еще немножко посижу, мало ли что.
--Смотри-ка, вроде успокоился немного. -- Не нравится мне, как он
успокоился. -- Ну, знаешь -- на тебя не угодишь. Кричит -- плохо, молчит --
опять не слава Богу... -- Да-а, ты посмотри, какой он. Насупился, лицо
какое-то застывшее... Не нравится мне это. Не нравится. Может, неотложку
вызвать? -- И что мы им скажем? У сына кошмары, дайте таблетку? Вчера
праздник был, он, наверное, перевозбудился, да так и спать лег. -- Может, он
простудился? Вчера с ребятами на речку бегал -- может, они купаться лазили?
Я запретила. -- Запретишь ему, как же...
Хайнц! Хаааайнц! О, Господи, Хайнц! Хайнц, ты что? Ну погоди чуток, я
сейчас тебя перевяжу... Да какого дьявола?! Что Вы говорите, Herr
Oberleutenant, какой там "мертв"! Да я с ним с польской! Хайнц! Скажи
что-нибудь! Убит. Господи, ну что же это... Есть прекратить панику. Уходить?
Куда уходить? Вы же сами говорите -- Рейхстаг уже там, за спиной. И Иваны --
тоже, наверное, уже там. Некуда. Иваны атакуют! Да бросьте Ваш пистолетик,
что Вы им там навоюете! Подавайте ленту! Ленту, я сказал,
Himmelherrgottnochmal****!!!
Женька, что же это ты... Женька... Братишка...
Ребята, ну как же так? Он же не высовывался. Я ведь этого кукушонка снял,
кто же... Жееенькаааа! Есть отставить панику. Есть. Да, сейчас уже можем --
там после двух снарядов, наверное, всех поубивало к матушке. Женя всегда так
основательно работал... Что ж я маме-то теперь скажу... Готовы? Да, готовы.
Давайте, ребята. Зинченко и Берштейн -- прикрывайте. Посматривайте на крышу,
если что. Остальные... приготовились...За Родину, за Сталина! К Рейхстагу!
Урааааааааааа!!!

-- Мама! Мамочка! -- Тшшш, маленький, тише, тише... Все хорошо,
сыночка, все в порядке. Мама здесь. Мама рядом. -- Мама, меня убило! Меня...
там... -- Ну-ну-ну, тише-тише. Ты просто видел плохой сон. Видишь, все
хорошо, все спокойно. Скоро утро. Спи, мой маленький, спи. Мама здесь. Все
хорошо...
За окнами занималось утро второго мая 2045 года.
* Хайнц, дружище, дай мне фляжку. (нем) **Господин оберлейтенант, можно
мне воды набрать? (нем.) ***Иносказательно: дорогой. (нем.) ****Немецкая
детская колыбельная. *****Немецкое грубое ругательство.

Примечание: Эта вещь -- явно не для печати, как Вы, несомненно,
поймете. Так, маленький бред...

    Борис Немировский.


ОБЫКНОВЕННЫЙ ВЕЧЕР ДОКТОРА ДЖОКЕРА.

"Как уютно, как спокойно посидеть у камина в такой отвратительный день,
как этот" -- лениво думал доктор Джокер, раскачиваясь в кресле и задумчиво
посасывая трубку... Кресло было вообще-то не качалка, а просто колченогое и
разболтанное старье, но доктору оно нравилось, так как своей разболтанностью
с успехом заменяло ему дорогой предмет обстановки. До той поры, конечно,
пока не развалится. Но доктора такая перспектива трогала мало -- он не очень
любил заглядывать в будущее. Хотя и умел. В последний раз он предсказал
своей горничной Марте, что ее богатый дядюшка скоропостижно выздоровеет, да
так и случилось. С тех пор Марта затаила злобу и делала док- тору всякие
пакости при каждом удобном случае. Впрочем, дядюшка ее тоже остался на
доктора в обиде, так как не только благодаря ему поправился, но в то же
время и разорился. Благодаря доктору же -- тот его лечил и счет оказался для
старика губительным. К счастью, пакостей добрый дядюшка творить не мог --
богадельня, где он нынче обретался, была далеко, и вся его нерастраченная
изобретательность уходила на бесславную борьбу с ненавистными врачами и
крысами. Что же думали по этому поводу последние -- доктор Джокер не знал и
знать не хотел. Он мирно сидел в раздолбанном кресле, размышляя о камине,
которого у него не было, и посасывая, как было уже выше сказано, телефонную
трубку... За окном вечерело. Лил промозглый осенний дождь, еще более
отвратительный оттого, что вечер был июльским. Сквозь щели в оконной раме в
комнату пробивался туман мерзкого желтоватого оттенка, обильно сдобренный
различными кетонами и альдегидами фабричного производства. Вместо уютных
отблесков каминного огня на задумчивое лицо доктора падали уютные отблески
ближайшего горящего дома, что было с точки зрения освещения в общем-то, одно
и то же. Доктор уронил на пол трубку и взялся за газету. Он очень любил
такие вот одинокие, спокойные вечера, полные уюта и сибаритства, когда
ровным счетом ничего не случалось. Мир был особенно прекрасен в эти минуты,
обещая долгие часы упоительного безделья и тупого глазенья в перевернутую
вниз заголовком газету... К химическому запаху тумана вдруг примешалась
новая струя, явно биологического происхождения. Доктор Джокер с
беспокойством повел носом, пытаясь определить таким образом источник этой,
прямо скажем, навозной вони, в глубине души надеясь, что нечто, испускающее
ее, находится на улице. Но увы, надеждам его не суждено было исполниться --
тянуло из-за приоткрытой двери в коридор. "Не иначе, посетитель", --
тоскливо подумал доктор, поворачиваясь в сторону запаха. Кресло жалобно
взвизгнуло, однако нашло в себе силы продолжать свою безрадостную жизнь.
Дверь приоткрылась еще и впустило в комнату странное существо густого
коричневого цвета, наводящего беспристрастного наблюдателя, каковым доктор
себя полагал, на мысль опять же о навозе. Близко посаженные глаза посетителя
сверкали густым желтым цветом и он скалил в отвратительной ухмылке
грязно-бурые клыки. Излишне будет упоминать, что зловоние исходило именно от
этого существа. Запахнув на себе такой же, как оно само, коричневый плащ,
создание скорчило мистически-высокомерную, по его представлениям, гримасу и
вперило в доктора глазищи. На самом же деле гримаса лишь создала у доктора
впечатление, что гость страдает глубочайшим расстройством желудка. Впрочем,
хозяин, как и подобает хорошему тера- певту, с диагнозом не торопился. --
Хмм...-- задумчиво протянул доктор, придерживаясь старого принципа мистера
Доджсона "Когда не знаешь, что сказать, говори по-французски". В качестве
ответного приветствия существо издало звук, похожий на отрыжку. -- Смотри-и
на меня-а-у ! -- завопило оно с подвывом. Зенки его завращались в разные
стороны, как у хамелеона, и в конце концов сползли к переносице. Монстр
попытался по-мефистофелевски взмахнуть плащом, запутался в нем и с грохотом
упал под стол. -- Смотрю, -- меланхолично ответил доктор Джокер, -- Что,
Барнум приехал ? -- Чего ? -- прохрипело чудище, безуспешно пытаясь
выбраться из дебрей плаща. -- Я имею в виду, -- пояснил доктор, -- что для
цирка Дю Соле вы староваты немного. Впрочем, если вы -- пациент, то вы не по
адресу. Я не психиатр. -- Молчи, смертный, -- послышалось с пола, -- иначе
не миновать тебе моих клыков ! Хотя, -- добавило существо тоном ниже, --
тебе их и так не миновать. Оно наконец-то встало и продолжило с прежними
завывающими интонациями : -- Ибо я -- погибель рода Адамова ! ( У него вышло
-- погиииибеллль) -- Ибо я -- ночной кошшшмааарррр... -- Очень интересно, --
заметил доктор, -- а скажите, у вас бывают боли в области желудка ? -- Я
изведу всееех, -- не обращая ни на что внимания, как тетерев, токовало
чудище, -- Я обращу всех в дерьмооо ! Ибо я -- говномпир`, и имя мне -- граф
Сракулаааа ! От одного касания моих клыков все превращается в экскременты, а
дыхание мое смеррртеееелльноооуууу !!! -- Охотно верю, -- поморщился доктор
Джокер, стараясь дышать ртом, -- И откуда же ты такое на мою голову
свалилось ? -- О-о-о !, -- снова завелся говномпир, -- Меня породили жуткие,
нечестивые заклинания, меня извергла отвратительная бездна... -- Все ясно,
можешь не продолжать, -- со вздохом оборвал его доктор, но тут же ему
пришлось задержать дыхание, так как вонял монстр немилосердно. -- Эта
чертова неряха Марта опять не вымыла унитаз. -- Нуу...в общем-то да, --
смущенно сознался говномпир и потупился. -- Тебе совершенно нечего
стыдиться,-- покровительственно заметил доктор. -- Во-первых, я врач, а
во-вторых, знавал я парней, которые воняли куда хуже, и ничего, жили и даже
размножа... -- Хуже ?! Ты посмел сравнить меня с какими-то вонючими
смертными ? -- Но ведь и ты тоже...э-э...пахнешь ? -- Запомни, человек, я
ВОНЯЮ ! Причем куда гадостнее, чем все, что ты в своей жалкой жизни нюхал до
сих пор, вместе взятое ! Понятно ? -- Гмм, -- с сомнением протянул доктор,
-- Попробуй-ка высунуться из окна на минутку... Монстр строевым шагом
подошел к окну и шумно втянул в себя воздух. Цвет его резко изменился в
сторону позеленения и он поспешно закрыл окно. -- Ладно-ладно, -- пробулькал
он, -- я вовсе не имел в виду вашу чертову химическую промышленность... --
Тогда почитай газету. Сейчас как раз предвыборное ралли и кандидаты так
развонялись, что куда там тебе. -- Газету ?! -- обрадованно завопил Сракула,
-- Сейчас ты увидишь, что я из твоей газеты сотворю ! Он метнулся к столу и
прокусил газетный лист клыками. Ничего не произошло. Говномпир отчаянно
впился в бумагу, изжевал ее всю, однако лишь добился полной непригодности ее
к дальнейшему прочтению. В конце концов он поперхнулся и, закашлявшись,
выплюнул остатки многострадального периодического издания на пол. После чего
горестно уставился в пол и зас- тыл. -- А что, собственно должно было
произойти ? -- осторожно поинтересовался доктор. -- Как это -- что ? --
истеричесни вопросил говномпир, -- она должна была в дерьмо превратиться,
вот что ! -- А-а...Ну, так не волнуйся, пожалуйста, она и так уже была
дерьмом. А вещи в самое себя не превращаются. Взбешенный монстр резво
запрыгал по комнате, кусая все подряд. Доктор заинтересованно следил за ним,
с грустью отмечая, что никаких изменений не происходит. "И куда только
деньги деваются" -- с грустью подумал он. В конце концов чудище запыхалось и
остановилось перевести дух. Доктор решил, что и ему пришла пора вставить
слово: -- Я бы не советовал тебе пробовать на зуб все подряд. Страшилище
тупо оглядывалось по сторонам, тяжело дыша и горестно время от времени
подвывая. Плащ обвис на нем и ста- ло заметно, какое оно худое. А доктор
продолжал: -- Не советую также кусать политиков, поп-музыкантов и фанатиков,
как религиозных, так и националистических. Если хотите самоутверждения,
кусайте специалистов любого профиля, хотя некоторые могут Вам
просто-напросто клыки выломать. Что же касается запаха изо рта, то я бы
посоветовал... Монстр поднял голову. Глаза его засветились, как два
бордельных фонаря. -- Специалистов, -- медленно повторил он, -- вот я с тебя
и начну... Он стал медленно приближаться к креслу. Доктор разочарованно
вздохнул и вытащил из-под себя резиновый вамп, каким пробивают засорившиеся
унитазы. При виде ненавистного инструмента говномпир зашипел и опасливо
попятился. -- Прием окончен, -- обьявил доктор, -- счет получите завтра по
почте. Я тебе, щенок, покажу, что такое настоящий вампир! -- и доктор гнусно
расхохотался, обнажая остро отточенные резцы... С приглушенным стоном граф
Сракула метнулся за дверь, втянулся в туалет и доктор услыхал, как зашумела
спускаемая за посетителем вода... В дверь позвонили. Шаркая шлепанцами,
доктор подошел ко входной двери и открыл. На пороге стоял человек в кепке и
с чемоданчиком. -- Сантехник, дохтур, -- прохрипел он, обильно дыша
перегаром. Доктор победно ухмыльнулся: -- Спасибо, голубчик, не требуется,
-- он помахал в воздухе вампом. Пришли сюда лучше экзорциста...
___________
* 'Говномпир -- рус.Усырь или Вурдасрак. (Прим.автора)

    Борис Немировский. ПАРОДИИ



    СМУР-1. (Фантастические стружки)



Собрались как-то на совет герои всяческой фантастики. Сидят,
пригорюнившись, жалуются на свое житье-бытье. Встает, к примеру, огромный,
лохматый и расхристанный дядька в ядовито-зеленом камзоле, дурацких
малиновых штанах с бубенчиками и с обручем на голове. Может, кто над ним и
посмеялся бы, кабы не руки по локоть в земляничном соке да не два меча. Тоже
в земляничном соке. Встает, значит, пошатываясь, и говорит: -- Я, говорит,
блаародный дон Румаатаа Эстоонский-ик ! Веселый я человек получился, только
вот пьян вечно-ик !, как дон Тамэо. И постоянно-ик ! лупаю глазами. Вот
добраться бы мне до авторов моих, уж я бы-ик ! лупанул... Он потащил из
ножен меч, но поскользнулся и упал под стол. Так и остался, бедняга, лежать,
лупая глазами. А с мест поднялись трое -- высокий тощий старик с печальным
лицом, которого с двух сторон поддерживали собака с огромной головой и
жуткого вида ракопаук, изредка подвывающий от страха перед самим собой.
Старик скорбно пожевал губами и тихо произнес: -- Вы вот что, товарищи...
Можно, я лягу ? Все переполошились, а голован успокоил: -- Не беспокойтесь,
он всегда так. Это Глеб... э-э... Леонид Ильич... э-э... Андреевич
Горбовский. Старик задумчиво наступил головану на хвост. Тот замолчал, а
ракопаук коротко взвыл и пояснил публике: -- Это вой меня, приветствующего
всех. Все успокоились, хотя не понятно, почему. Горбовского положили под
стол, рядом с несчастным доном Руматой, глаза которого лупали с
методичностью земснаряда. Горбовский повозился, устраиваясь, и сонно
пробормотал: -- Валькенштейн, дайте мне эльфу... То есть, арфу. И еще дайте
помереть спокойно. Саенара, товарищи... Ракопаук безутешно взвыл. Голован
пояснил: -- Это вой ракопаука, ищущего своих создателей. Кто-то бородатый из
угла осведомился: -- А ежели, скажем, шерсть на носу, найдет, то что будет,
шерсть на носу ? Голован секунду подумал и, пренебрежительно подняв заднюю
лапу, ответил: -- Моему народу это не интересно. Тут с жутким грохотом и
дымом, потеснив голована с ракопауком, из воздуха вывалились двое бородачей.
Один стал левитировать, как Зекс, у него по спине бегал маленький зеленый
попугайчик, гадил на собравшихся и выпрашивал сахарок и рубидий. Другой
держал на поводке рыжего бородатого комара, который урчал и пытался вставить
хобот во все, что попадалось ему на глаза. В конце концов он добрался до
розетки и запустил хобот в нее. -- Мы эта, -- заговорил тот, что с комаром,
-- писателей ищем. Чаво эта удумали-та ? Потребители всякие, значить,
дерьмом набитые, да... Кес ке ву фет, значить, а ? Другой заметил сверху: --
А я так вовсе теперь хаммункулус. В меня начальство не верит. Вот в таком
аксепте. Тут забегалло Выбегалло, увидало комара и убегалло обратно. Комар
живо всосал поводок и с лаем кинулся вслед. За ним, нецензурно телепатируя,
улетел Привалов. Почкин грустно продекламировал: -- Вот по дороге едет
"ЗИМ", и им я буду задавим... Поэты... Задавить из жалостию И тоже исчез.
Попугай высунулся из подпространства и прокаркал: -- Боррис, ты не пррав !
Арркадий, ты не лев. Веррнее, не тигрр. К психиатрру, к психиатрру ! Затем
исчез и он -- сперва лапы, потом хвост, потом улыбка. Откуда-то послышалось:
"Пятнадцать человек на сундук Погибшего Альпиниста" и все стихло. За окном
на пышной красотке гарцевал мерзостного вида старикашка и время от времени
не без удовольствия стегал ее плетью по пластиковым ягодицам. В небе с
грохотом промчался "Тахмасиб", из него торчал хвост Варечки,
замимикрированный под отражатель. Из маневровой дюзы высунулся Моллар и
восторженно завопил: -- Как жизьнь, как дедУшки, хорошео ?!! Крепкая рука
капитана втащила француза обратно, "Тахмасиб" улетел, оставив за собою крик
Быкова:"Будет порядок в этой повести ?!" и запах мидий со специями. Сидевший
в углу Изя Кацман хотел пофилософствовать на эту тему, но в дверном проеме
появилось типично арийское лицо и произнесло: -- Ну что ж, пойдем, мой
еврей. Пойдем, мой славный... Кацман ушел, на ходу поясняя, чей он еврей. А
в комнату вбежал Марек Парасюхин по прозвищу Сючка, выстрелил в воздух из
"вальтера", потом из него же полил себе ноги, пустил корни и зацвел,
обьявив: -- Жиды города... Тут врастаю ! Побеги дасьта... Однако за ним
следом притащился Матвей Матвеевич Гершкович (Мордехай Мордехаевич
Гершензон) и стал с жаром доказывать цветущему Сючке: -- Вы еще молодой
человек, вы не понимаете, что значит хорошо устроиться с автора-ми! Я тут
уже совсем почти договорился с двумя братьями, так они мне устроят свежие
яички и другие молочные продукты вдохновения... Сючка горько возрыдал: -- Да
Госсссподиии !!! Ну везде же они, ну вездееее... Плюнул, с треском выдрал
корни и убежал. Привратник подал ему шляпу и подстриг веточки. Плевок попал
в лупающие глаза Руматы, тот подпрыгнул и стал рубить ме-бель. Было в нем
что-то от вертолета в тесной комнате. Все повскакивали, а Рыжий Рэд Шухарт с
криком:"А вот, счастье для всех, даром !" швырнул в комнату "зуду" и оторвал
всем когти. Тут-то все и началось. Но это уже совсем другая история...

    Смур 2. (Головачевая боль)



Писатель-фантаст В. Головачев проснулся оттого, что кто-то прямо над
ухом глухо каркнул. Продрав глаза, он первым делом попытался вспомнить, что
же было вчера. Не вышло. Голова Головачева болела. "Хмурое утро" -- подумал
В., но вспомнил, что это не его, и продолжать не стал. Он повел глазами по
комнате и вздрогнул от удивления: на спинке стула сидел Страж и, склонив
голову, одним глазом укоризненно поглядывал в сторону писателя. На стуле в
уютном гнезде мирно покоилось гигантское яйцо Сверхоборотня. "Ах, орлуша,
орлуша, большая ты..." -- подумал Головачев, но Страж каркнул и писатель
спохватился, что это тоже не его. Тут входная дверь с треском рухнула и из
прихожей показался танк-лаборатория "Мастифф". Он коротко взлаял мотором и
застыл. Люк откинулся и из танка вылез Диего Вирт.
-- Что, тошно? -- спросил Диего Вирт.
-- А вы как узнали?
-- Обостренная экстрасенсорная перцепция. Виртосязание, если угодно.
Головачев подумал: "И скушно, и грустно, и некому..."
Из танка он ухватил телепатему Лена Неверова:
-- Это не ваше. Так что не продолжайте.
А события развивались стремительно. В окне вдребезги разлетелось
стекло. Это неуловимый Зо Ли разбушевался и палил по окнам родного автора.
Из воздуха появился "серый призрак" в сопровождении Габриэля Грехова.
-- Эль! -- воскликнул Диего Вирт, а Сверхоборотень приветственно
заиграл что-то из "Битлз". Грехов вынул из кармана фляжку и бросил ее Вирту.
Вирт скрутил колпачок и отхлебнул.
-- Эль! -- еще раз торжественно провозгласил он. И был прав.
Головачев с трудом заглянул призраку в... наверное, в глаза, решил он.
-- Вы Сеятель?
-- Да, это примерно отражает род моей деятельности.
-- Скажите, а что вы сеете? Я как-то не успел придумать...
-- Я сею разумное, доброе.
-- Вечное, -- иронически добавил Грехов.
-- Не перебивай, Габриэль. Вечное противоречит второму закону
термодинамики и права на существование не имеет. Но существует.
В окно заглянул глаз Спящего Джина, который только притворялся спящим.
Глаз ехидно подмигнул и Головачев подумал: "Саурон!" Но кто это, В.
Головачев не помнил. Но явно не его.
Разозленный Зо Ли выстрелил по глазу. Из глаза посыпалась всякая дрянь
-- иглоколы, ДМ-модули, крейсеры "Ильмус" и "Риман". Послышались далекие
взрывы. Толпа народа повалила в ту сторону. Зо Ли обрадованно перенес на нее
огонь. Сеятель завопил:
-- Остановитесь, разумные!
Разумные остановились. Остальные побежали дальше. Зо Ли расстрелял
остановившихся, приговаривая:
-- Остановка в пути -- смерть!
Сеятель превратился в быстролет и улетел, рассыпая на ходу что-то
разумное, доброе и немножко вечное. Оно стукнуло Зо Ли по макушке и он
замолчал.
-- Вот видите, чего спьяну померещиться может. Похмелитесь, что ли...
-- заметил ворчливо Вирт.
-- Не-ечем, -- простонал Головачев и уронил голову на подушку. --
Изыди!
-- Ну, эт'мы мигом, -- промолвил Вирт, вынул ПГД-пистолет и выстрелил в
Сверхоборотня. Тот с глухим хлопком превратился в запотевшую с холода
бутылку "Жигулевского". Головачев, взвыв, потянулся к ней, зубами сорвал
крышечку и стал, захлебываясь и рыча, пить.
Постепенно исчезли Грехов и Вирт, "Мастифф" и Сверхоборотень, Зо Ли со
своим карабином... Каркнув укоризненно напоследок, пропал Страж. Головачев
оторвался, глянул на бутылку, и, подумав: "Это-то мое!", продолжил.

    Смур 3. (Тягломотина)


В лучах закатного солнца по дороге среди крапивы шли двое -- Магистр и
мальчишка. Вообще, крапивы было полно -- в поле, в лабиринте, но особенно в
сюжете. Но видать, автор крапивы не боялся. А напрасно...
Когда солнце село, Магистр сказал:
-- Все, проводил. Беги домой.
Из темноты на дорогу выступило нечто огромное и сопящее.
-- Не бойся, это страж границы.
Пацан подумал, что никто и не боится, но промолчал. Страж тоже.
-- Ну что, -- спросил Магистр, -- пропустишь? Сколько всякой дряни
через границу шастает, а ты со мной возишься.
Страж обиженно засопел, но снова сдержался.
-- Ну так как, пропускаешь? Мне некогда.
Страж подумал, посопел и ответил:
-- Му-у-у!
-- Вот и отлично! -- обрадовался Магистр и быстренько исчез.
А Страж ушел пастись.