Сьюзен Нэпьер
Защита от шантажа
ГЛАВА ПЕРВАЯ
– Извините, мистер Риордан…
Темноволосый мужчина резко вскинул голову и нетерпеливо нахмурился: в дверях его офиса стояла женщина средних лет.
– Извините, – повторила она, увидев гримасу на узком длинном лице, и двинулась к столу, протягивая длинный желтоватый конверт. – Я знаю, вы просили, чтобы я сама занималась личной корреспонденцией вашего отца, пока он не сможет вернуться в офис, но… я подумала, что это вы, вероятно, захотите изучить сами.
Тонкие брови Мэттью Риордана поднялись: несгибаемая секретарша его отца выглядела неуверенной и расстроенной. Неужели на этих высеченных из камня щеках бывает краска? Карие глаза за круглыми очками внимательно рассматривали женщину.
Более трех десятилетий она хранила оклендскую контору его отца, став живым бастионом для подозрительных посетителей. Бывший мусорщик, превратившийся в крупнейшего магната по переработке мусора в Новой, Зеландии, полностью доверял ей, изредка ворча и ругая всех и вся, но только не свою секретаршу Мари.
Это доверие она еще раз оправдала два дня назад, когда, открыв утечку информации из конторы, пришла доложить боссу о результатах расследования и увидела, что ее начальник лежит с сердечным приступом. Немедленно взяв себя в руки, она позвонила в больницу и сама делала искусственное дыхание, пока не прибыла медицинская помощь. Затем она сообщила о случившемся его жене и сыну, послала факс помощнику, который был в командировке в Токио, и железно пресекла все слухи, дипломатично перенеся встречи и договоренности.
И вот теперь она со странной нерешительностью приближается к столу, осторожно кладет конверт на край и отходит.
– Что это – бомба? – с любопытством спросил Мэттью, отложил ручку и снял очки. От усталости он чувствовал резь в глазах. Прочитав напечатанный на конверте адрес с пометкой «Сугубо лично», Мэтт заглянул в конверт. Оттуда выпали три небольшие фотографии. Он посмотрел на одну, и бровь у него взлетела вверх от удивления.
Черно-белый снимок был сделан на приеме две недели назад и изображал Мэтта, склонившегося к руке великолепной женщины в весьма эффектном белом мерцающем платье без плечиков. Оба держали бокалы с шампанским и широко улыбались. Однако на фотографии не было видно, как длинные накрашенные ногти женщины впились ему в ладонь. Не было видно и того, что Мэтт опасно пьян и не владеет собой.
Мэттью не видел, чтобы кто-нибудь их фотографировал. Вряд ли Меррилин Фриман, их сверхзаботливая хозяйка, рискнула бы успехом приема, приглашая фотографа. Резкие контрасты и зернистая структура свидетельствовали, что отпечаток был сделан с очень маленького негатива. Он выглядел абсолютно невинным, непонятно было, почему Мари Маркус рассматривала этот конверт как неразорвавшуюся бомбу, – Мэтта часто фотографировали в подобных позах со множеством знакомых женщин.
Он перевернул остальные снимки, и кровь бросилась ему в лицо. Не поднимая головы, он чувствовал укоризненный взгляд Мари. Затем дверь за ней захлопнулась, словно отрезая Мэтта от его прошлой жизни и оставляя его среди дымящихся руин его чести и репутации джентльмена.
Слава богу, она будет держать рот на замке!
Мэтт пристально вгляделся в свидетельства своего падения.
На первой фотографии он сидел без рубашки на смятой кровати, глядя прямо в камеру. Женщина в сильно открытом платье стояла на коленях между его расставленных ног, ее склоненная голова была зажата в его ладонях. Его пальцы явно играли с легкими, красиво уложенными волосами, а ее рук было не видно… однако их положение не оставляло никаких сомнений…
– О боже!
Мэтт покраснел еще сильнее, когда перевел ошеломленный взгляд на вторую фотографию. Он лежал на спине, мускулы на груди сильно напряжены, руки закинуты за голову и привязаны к изголовью его собственным галстуком. На бедрах восседает великолепная валькирия с обнаженной грудью, ее кожа покрыта ровным загаром, а колени плотно сжимают его тело. Она проверяет прочность привязи. Дополнительным «украшением» картины служил тонкий черный кожаный ремень, свернутый и брошенный на кровать возле них.
Мэтт выругался, вспоминая затуманенные алкоголем эротические картины. Его гордость была уязвлена, его частная жизнь выставлена на обозрение, и он намеревался узнать, кто это сделал!
Мэтт догадался, какую форму примет шантаж и что от него хотят.
Эта стерва подловила его!
Подумать только, а он прислал ей цветы в благодарность за то, что она спасла его на приеме от репутации горького пьяницы…
Мэтт потер переносицу, проклиная себя за легковерность. Ведь он не доверял ей с первой встречи и на приеме чувствовал холодную антипатию, исходившую от нее. Он пытался пробиться сквозь это ледяное презрение…
И в результате стал объектом мести. Ну что ж, в пьяном виде он мог легко стать доступной мишенью, но теперь он ей покажет.
Мэтт взглянул на смазанную дату на конверте и нахмурился, когда понял, что это может означать. Он наклонился над столом и резко вдавил кнопку связи с Мари.
– Офис мистера Риордана…
– Мари, когда прибыл этот конверт?
– Позавчера утром, – ответила Мари после легкой заминки. – Я всегда вскрываю личную почту мистера Риордана, как только она прибывает, и складываю ему на стол… но я никогда не просматриваю содержимое, если только он специально не просит меня это делать…
– Так он просто пролежал там – вскрытый – два дня? – прервал ее Мэтт, покрываясь каплями пота.
– Э-э, да… но мистер Стиллер не вернется из Токио до конца этой недели, а в кабинет мистера Риордана имеют доступ только уборщики и я.
Мэтт перевел дух, вспомнив об отсутствии кузена. Они с Невиллом Стаплером в детстве проводили много времени друг с другом, но теперь их отношения были далеки от сердечности.
Невилл работал в «КР индастриз» с тех пор, как окончил колледж, и пять лет назад занял место старшего распорядителя. Ожидалось, что ему предложат место генерального менеджера, когда его дядя решит уйти на отдых. Мэтт в свою очередь совершенно не стремился двигаться по стопам отца, он был председателем совета директоров семейной холдинговой компании, которая контролировала многомиллионные инвестиции как на местных, так и на международных рынках акций.
Мэтт давно понял, что для него нет места в процветающем отцовском деле, однако Невилл надеялся закрепить за собой теплое местечко и любой совет или проявление интереса к этой фирме рассматривал как попытку очернить его в качестве предполагаемого преемника Кевина Риордана.
Если бы не срочные дела, требовавшие личного присутствия Невилла в Токио, Мэтт не сомневался, что Невилл сразу же сунул бы нос в личную корреспонденцию Кевина Риордана и, увидев снимки, был бы счастлив узнать, что его кузена поймали в прямом смысле без штанов.
Внезапно Мэтту пришла в голову еще одна мысль.
– А вы не знаете, отец успел просмотреть личную почту до сердечного приступа?
Мари резко втянула воздух.
– Он мог ее пролистать, – признала она медленно. – Мы вначале обрабатывали деловые бумаги, он продиктовал несколько неотложных писем, но… да, есть вероятность, что он мог просмотреть ее, пока я печатала. Но так как этот конверт был самым большим, я положила его в самый низ стопки…
Оба понимали, что утешение слабое. Кевин Риордан вынес из своего бедного детства убежденность, что большой размер является неоспоримым признаком важности. Если бы он начал читать личную почту, большой конверт только утвердил бы его в мысли, что там что-то очень интересное.
Глаза у Мэтта сузились до сверкающих черных полосок, а на левом виске запульсировала вена. Его рука сжалась в кулак.
– Мари, принесите мне простой непрозрачный конверт! – велел он и отключил связь, потом схватил листок бумаги с логотипом компании и быстро нацарапал ручкой краткое послание. Когда Мари появилась в дверях, он засунул фотографии и сложенное письмо в новый конверт и надписал на нем адрес.
– Это должно быть отправлено немедленно, – сказал он, отталкивая конверт.
– Курьером или почтой?
– Курьером.
Он хотел, чтобы шантажист увидел его гнев и непреклонность как можно скорее.
Мари взглянула на адрес, и ее непроницаемое лицо дрогнуло.
– Не кажется ли вам, что следует…
– Сделайте как можно быстрее!
Ее рот плотно сжался в безмолвном осуждении. Мэтт вспомнил, что ее безграничная преданность отцу всегда распространялась и на него.
– Извините, Мари, – быстро проговорил он, в голосе звучало искреннее огорчение. – Я не должен был кричать. Я сержусь не на вас. Я много работал и не спал уже две ночи. Извините за несдержанность. Но, как вы уже сказали, это дело, которое я должен рассмотреть лично.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – прошептала она.
– Я абсолютно точно знаю, что делаю, – ответил он с жесткой улыбкой. – Я меняю тактику. У меня такое чувство, что я мог бы оказаться весьма удачливым шантажистом!
Темноволосый мужчина резко вскинул голову и нетерпеливо нахмурился: в дверях его офиса стояла женщина средних лет.
– Извините, – повторила она, увидев гримасу на узком длинном лице, и двинулась к столу, протягивая длинный желтоватый конверт. – Я знаю, вы просили, чтобы я сама занималась личной корреспонденцией вашего отца, пока он не сможет вернуться в офис, но… я подумала, что это вы, вероятно, захотите изучить сами.
Тонкие брови Мэттью Риордана поднялись: несгибаемая секретарша его отца выглядела неуверенной и расстроенной. Неужели на этих высеченных из камня щеках бывает краска? Карие глаза за круглыми очками внимательно рассматривали женщину.
Более трех десятилетий она хранила оклендскую контору его отца, став живым бастионом для подозрительных посетителей. Бывший мусорщик, превратившийся в крупнейшего магната по переработке мусора в Новой, Зеландии, полностью доверял ей, изредка ворча и ругая всех и вся, но только не свою секретаршу Мари.
Это доверие она еще раз оправдала два дня назад, когда, открыв утечку информации из конторы, пришла доложить боссу о результатах расследования и увидела, что ее начальник лежит с сердечным приступом. Немедленно взяв себя в руки, она позвонила в больницу и сама делала искусственное дыхание, пока не прибыла медицинская помощь. Затем она сообщила о случившемся его жене и сыну, послала факс помощнику, который был в командировке в Токио, и железно пресекла все слухи, дипломатично перенеся встречи и договоренности.
И вот теперь она со странной нерешительностью приближается к столу, осторожно кладет конверт на край и отходит.
– Что это – бомба? – с любопытством спросил Мэттью, отложил ручку и снял очки. От усталости он чувствовал резь в глазах. Прочитав напечатанный на конверте адрес с пометкой «Сугубо лично», Мэтт заглянул в конверт. Оттуда выпали три небольшие фотографии. Он посмотрел на одну, и бровь у него взлетела вверх от удивления.
Черно-белый снимок был сделан на приеме две недели назад и изображал Мэтта, склонившегося к руке великолепной женщины в весьма эффектном белом мерцающем платье без плечиков. Оба держали бокалы с шампанским и широко улыбались. Однако на фотографии не было видно, как длинные накрашенные ногти женщины впились ему в ладонь. Не было видно и того, что Мэтт опасно пьян и не владеет собой.
Мэттью не видел, чтобы кто-нибудь их фотографировал. Вряд ли Меррилин Фриман, их сверхзаботливая хозяйка, рискнула бы успехом приема, приглашая фотографа. Резкие контрасты и зернистая структура свидетельствовали, что отпечаток был сделан с очень маленького негатива. Он выглядел абсолютно невинным, непонятно было, почему Мари Маркус рассматривала этот конверт как неразорвавшуюся бомбу, – Мэтта часто фотографировали в подобных позах со множеством знакомых женщин.
Он перевернул остальные снимки, и кровь бросилась ему в лицо. Не поднимая головы, он чувствовал укоризненный взгляд Мари. Затем дверь за ней захлопнулась, словно отрезая Мэтта от его прошлой жизни и оставляя его среди дымящихся руин его чести и репутации джентльмена.
Слава богу, она будет держать рот на замке!
Мэтт пристально вгляделся в свидетельства своего падения.
На первой фотографии он сидел без рубашки на смятой кровати, глядя прямо в камеру. Женщина в сильно открытом платье стояла на коленях между его расставленных ног, ее склоненная голова была зажата в его ладонях. Его пальцы явно играли с легкими, красиво уложенными волосами, а ее рук было не видно… однако их положение не оставляло никаких сомнений…
– О боже!
Мэтт покраснел еще сильнее, когда перевел ошеломленный взгляд на вторую фотографию. Он лежал на спине, мускулы на груди сильно напряжены, руки закинуты за голову и привязаны к изголовью его собственным галстуком. На бедрах восседает великолепная валькирия с обнаженной грудью, ее кожа покрыта ровным загаром, а колени плотно сжимают его тело. Она проверяет прочность привязи. Дополнительным «украшением» картины служил тонкий черный кожаный ремень, свернутый и брошенный на кровать возле них.
Мэтт выругался, вспоминая затуманенные алкоголем эротические картины. Его гордость была уязвлена, его частная жизнь выставлена на обозрение, и он намеревался узнать, кто это сделал!
Мэтт догадался, какую форму примет шантаж и что от него хотят.
Эта стерва подловила его!
Подумать только, а он прислал ей цветы в благодарность за то, что она спасла его на приеме от репутации горького пьяницы…
Мэтт потер переносицу, проклиная себя за легковерность. Ведь он не доверял ей с первой встречи и на приеме чувствовал холодную антипатию, исходившую от нее. Он пытался пробиться сквозь это ледяное презрение…
И в результате стал объектом мести. Ну что ж, в пьяном виде он мог легко стать доступной мишенью, но теперь он ей покажет.
Мэтт взглянул на смазанную дату на конверте и нахмурился, когда понял, что это может означать. Он наклонился над столом и резко вдавил кнопку связи с Мари.
– Офис мистера Риордана…
– Мари, когда прибыл этот конверт?
– Позавчера утром, – ответила Мари после легкой заминки. – Я всегда вскрываю личную почту мистера Риордана, как только она прибывает, и складываю ему на стол… но я никогда не просматриваю содержимое, если только он специально не просит меня это делать…
– Так он просто пролежал там – вскрытый – два дня? – прервал ее Мэтт, покрываясь каплями пота.
– Э-э, да… но мистер Стиллер не вернется из Токио до конца этой недели, а в кабинет мистера Риордана имеют доступ только уборщики и я.
Мэтт перевел дух, вспомнив об отсутствии кузена. Они с Невиллом Стаплером в детстве проводили много времени друг с другом, но теперь их отношения были далеки от сердечности.
Невилл работал в «КР индастриз» с тех пор, как окончил колледж, и пять лет назад занял место старшего распорядителя. Ожидалось, что ему предложат место генерального менеджера, когда его дядя решит уйти на отдых. Мэтт в свою очередь совершенно не стремился двигаться по стопам отца, он был председателем совета директоров семейной холдинговой компании, которая контролировала многомиллионные инвестиции как на местных, так и на международных рынках акций.
Мэтт давно понял, что для него нет места в процветающем отцовском деле, однако Невилл надеялся закрепить за собой теплое местечко и любой совет или проявление интереса к этой фирме рассматривал как попытку очернить его в качестве предполагаемого преемника Кевина Риордана.
Если бы не срочные дела, требовавшие личного присутствия Невилла в Токио, Мэтт не сомневался, что Невилл сразу же сунул бы нос в личную корреспонденцию Кевина Риордана и, увидев снимки, был бы счастлив узнать, что его кузена поймали в прямом смысле без штанов.
Внезапно Мэтту пришла в голову еще одна мысль.
– А вы не знаете, отец успел просмотреть личную почту до сердечного приступа?
Мари резко втянула воздух.
– Он мог ее пролистать, – признала она медленно. – Мы вначале обрабатывали деловые бумаги, он продиктовал несколько неотложных писем, но… да, есть вероятность, что он мог просмотреть ее, пока я печатала. Но так как этот конверт был самым большим, я положила его в самый низ стопки…
Оба понимали, что утешение слабое. Кевин Риордан вынес из своего бедного детства убежденность, что большой размер является неоспоримым признаком важности. Если бы он начал читать личную почту, большой конверт только утвердил бы его в мысли, что там что-то очень интересное.
Глаза у Мэтта сузились до сверкающих черных полосок, а на левом виске запульсировала вена. Его рука сжалась в кулак.
– Мари, принесите мне простой непрозрачный конверт! – велел он и отключил связь, потом схватил листок бумаги с логотипом компании и быстро нацарапал ручкой краткое послание. Когда Мари появилась в дверях, он засунул фотографии и сложенное письмо в новый конверт и надписал на нем адрес.
– Это должно быть отправлено немедленно, – сказал он, отталкивая конверт.
– Курьером или почтой?
– Курьером.
Он хотел, чтобы шантажист увидел его гнев и непреклонность как можно скорее.
Мари взглянула на адрес, и ее непроницаемое лицо дрогнуло.
– Не кажется ли вам, что следует…
– Сделайте как можно быстрее!
Ее рот плотно сжался в безмолвном осуждении. Мэтт вспомнил, что ее безграничная преданность отцу всегда распространялась и на него.
– Извините, Мари, – быстро проговорил он, в голосе звучало искреннее огорчение. – Я не должен был кричать. Я сержусь не на вас. Я много работал и не спал уже две ночи. Извините за несдержанность. Но, как вы уже сказали, это дело, которое я должен рассмотреть лично.
– Надеюсь, вы знаете, что делаете, – прошептала она.
– Я абсолютно точно знаю, что делаю, – ответил он с жесткой улыбкой. – Я меняю тактику. У меня такое чувство, что я мог бы оказаться весьма удачливым шантажистом!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Рэйчел Блэр сидела на кухне с утренним кофе в руках и мрачно глядела на письмо.
– Привет! Что ты здесь делаешь так рано? – Ее старшая сестра появилась в дверях в униформе медсестры с кучей смятых простыней и полотенец. – Я думала, ты отдохнешь еще денек, прежде чем вернуться к работе. – Она исчезла в просторной прачечной, и Рэйчел услышала ворчание старой, капризной стиральной машины.
– Я почувствовала себя прекрасно, когда проснулась, и изменила решение, – крикнула Рэйчел. Головную боль она отнесла на счет письма в ее руке.
– Хм. – Робин снова появилась в дверях и окинула ее профессиональным взглядом. – Только не переутомляйся, ты еще не вполне оправилась.
– Это просто вирус, – отозвалась Рэйчел. – Я закончила пить антибиотики, и простуда уже прошла – видишь? – Она шмыгнула носом в подтверждение.
Робин с сомнением покачала головой.
– И как ты только ухитрилась подхватить грипп в середине самого жаркого лета? Никто, насколько я знаю, не заболел…
Рэйчел заставила себя не краснеть.
– Просто я всех опередила. Врач сказал, что этой зимой они будут предлагать всем сделать прививку.
– Может, они еще назовут этот вирус твоим именем? – хихикнула Робин.
– Грипп Рэйчел? Думаешь, я могу надеяться на такие королевские почести? – Рэйчел ухмыльнулась, и между сестрами внезапно проявилось сходство, хотя обычно они выглядели по-разному.
Невысокая Робин в свои сорок была все еще стройной, как подросток. Ее пепельные волосы и большие голубые глаза придавали ей вид хрупкой фарфоровой куклы, что абсолютно не соответствовало ее характеру.
Рэйчел была моложе ее на десять лет и возвышалась не только над сестрой, но и над большинством знакомых женщин, как башня. Широкие плечи и крупная грудь делали бы ее тяжеловатой, если бы не тонкая талия, переходившая в пышные бедра, и длинные, стройные ноги. Лицо обрамляли прямые пряди цвета жженой карамели, а опушенные густыми ресницами ореховые глаза и тонкие губы твердого рта показывали скорее силу характера, чем красоту. Но на людей в первую очередь производило впечатление ее тело.
Она знала, что ее фигура, напоминавшая песочные часы, похожа на фигуры мультипликационных соблазнительниц. Когда она была совсем юной, справляться с нежелательным мужским вниманием было нелегко. Но она запретила своему чрезмерно сексуальному телу диктовать ей путь в жизни. Она хотела быть личностью и с годами выработала тонкую стратегию поведения и стиля в одежде. Теперь она предпочитала носить многослойные и свободные вещи, а с людьми общалась с насмешливым, далеким от сексуальности добродушием.
– Сомневаюсь. Однако у тебя могли бы быть толпы поклонников, желающих быть инфицированными персонально, – снова хихикнула Робин. Благодаря большой разнице в возрасте и счастливому замужеству, длившемуся уже более двадцати лет, она никогда не завидовала способности сестры действовать на мужчин.
Захлебывающееся бульканье стиральной машины отвлекло ее, а Рэйчел вернулась к размышлениям о неприятном письме. Она так разозлилась, что даже зарычала от злости.
– В чем дело? – спросила Робин, услышав звук, не похожий на шум воды в трубе.
Совет получил сообщение, что я веду незаконные дела, – пересказала Рэйчел письмо. – Они предупреждают, что проведут расследование и накажут меня за несоответствующую деятельность.
– Это, должно быть, какая-то ошибка, – предположила Робин.
– Думаешь? А попытка компании повысить арендную плату? А решение налогового департамента провести инспекцию, потому что кто-то позвонил им и сообщил, что я имею недекларированный дополнительный доход? Или то, что я не получала почту две недели и лишь случайно узнала, что в почтовой службе лежит чье-то заявление о переводе моей корреспонденции в здание, которое оказалось логовом байкеров?
Робин прижала руку ко рту.
– О! Кстати, о почте! Бетани сказала, что вчера тебе прислали что-то с курьером. Ты была в ванной, а она уходила на тренировку по баскетболу, так что просто расписалась и положила бумаги в сумку. И не вспомнила о них до сегодняшнего утра. – Она подошла к телефону, извлекла из-под бумажек, скопившихся около него, пластиковую курьерскую сумку и передала сестре. Затем бросила взгляд на часы, приколотые к платью, и вздохнула. – Надеюсь, Бетани уже вышла из ванной. Наверное, когда ты предложила нам поселиться у тебя на несколько недель, ты не предполагала, что придется уживаться с подростком, который торчит по полчаса в душе дважды в день.
Рэйчел на секунду оторвалась от процесса вскрытия посылки.
– Не говори ерунды и радуйся, что Бетани зациклилась на чистоте, а не на косметике или тряпках. Для меня счастье, что вы живете здесь. – В ее ореховых глазах отражалась легкая печаль. С тех пор как два года назад умер Дэвид, жизнь ее стала унылой и беспросветной. – Мне бы хотелось, чтобы Саймон еще долго не возвращался. Он приедет и тут же умыкнет вас обеих.
– Мы переезжаем всего лишь в Бангкок, а не на луну. – Робин слегка напряглась.
Саймон работал в международной химической компании, и его перевели в Таиланд, где строился новый завод. Пока он знакомился со своим новым боссом, подбирал квартиру и устраивал Бетани в новую школу, его жена и дочь занимались упаковкой и отправлением багажа, продажей дома в Окленде и прочими делами, связанными с переездом.
– Я надеюсь, что ты приедешь к нам во время отпуска.
Рэйчел печально рассмеялась. Ее работа массажиста и тренера по фитнесу проходила либо рано утром, либо в конце дня и по вечерам. Это позволяло ей посвящать дневные часы охранной компании, унаследованной от Дэвида. Рэйчел была ошарашена, когда узнала, что за шесть месяцев их помолвки ее жених успел изменить свое завещание и оставил ей не только городской дом, но и пятьдесят один процент акций своей компании, которую он купил вместе с братом Фрэнком, бывшим полицейским.
Хотя ко времени его смерти служба безопасности «Уэстон» – «Уэстон секьюрити» – имела круг постоянных клиентов, она не била свободна от долгов. Вначале Рэйчел, понимая, что ничего не смыслит в делах такого рода, собиралась оставаться просто партнером, но, когда компания начала гибнуть, она поняла, что предает Дэвида, безучастно наблюдая, как его драгоценная мечта рушится.
В результате она использовала свое лидирующее положение в компании и стала активно участвовать в бизнесе. Она отказалась от зарплаты, предпочитая вкладывать деньги в новое оборудование и разработки, а жила на доходы от ее двух городских спортзалов и физиотерапевтической практики.
В последние несколько месяцев дела компании улучшались, однако раздувавшиеся, как шар, выплаты по долгам грозили уничтожить их благосостояние и подрывали надежды на крупный контракт с корпорацией, который, как считал Фрэнк, уже был у них в кармане. Рэйчел не разделяла его оптимизма.
– Боюсь, все это будет не скоро, – вздохнула она. – Фрэнк говорит, что доверие и уважение к службе безопасности приобретаются медленно, а женщине среди преимущественно мужского окружения пробиться еще сложнее…
Она не договорила – сестра взглянула на часы и сердито вылетела из комнаты.
Рэйчел вернулась к вскрытию конверта. День ее рождения был близко, и она гадала, мог ли ей кто-нибудь прислать ранний подарок для поднятия духа.
Но ее радость исчезла, когда она извлекла несколько фотографий, приколотых к записке:
– О боже! – Она в ужасе выронила снимки, словно раскаленные угли. – Боже мой! – Ужас перешел в мучительное чувство унижения, все оскорбления в записке внезапно приобрели отвратительный смысл. В ней не было подписи, но она немедленно поняла, кто прислал это послание.
Рэйчел вздрогнула, прижимая руки к горящим щекам, и снова взглянула на позорные фотографии. Да, она стояла у него между ног, расстегивая брюки… однако снимок создавал впечатление, что она доставляла ему удовольствие…
А на другой… Господи, там не было ничего, похожего на реальную ситуацию. Кошмар… Снимки давали понять, что она была участницей сексуального извращения, а вовсе не доброй самаритянкой, спасающей страждущего.
Добрые самаритянки не катаются по кровати вместе с теми, кому хотят помочь.
Рэйчел затрясла головой, не в силах оторвать взгляда от своего изображения в роли охотницы за мужчиной. Это было настолько не в ее характере, что она сочла бы это смешным, если бы все не выглядело так унизительно. Фотографии не имели ничего общего с истиной, ведь вся ситуация была совершенно невинной.
Ну хорошо, возможно, не совсем невинной. Но все происшедшее было исключительно делом рук Мэттью Риордана!
Да как он осмелился? Как посмел угрожать ей? Она никому ничего не сказала – ни Фрэнку, ни Меррилин – о том, что случилось тем вечером, когда они покинули прием. Хотя ей так хотелось посплетничать! Нет, она промолчала. Исключительно ради него.
И вот как он отплатил ей за молчание. Один жалкий пучок цветов… и это, это… хамство! Как он ее назвал? Переросток? Переросток! Орехово-карие глаза позеленели от злости. Что-то он не возражал против размера некоторых частей ее тела, когда умолял заняться с ним любовью!
Рэйчел тогда рассердилась на свое тело, которое немедленно отреагировало на его слова, в которых он откровенно выразил свое желание. Она думала, что в таком состоянии Риордан не сможет возбудиться, но разве он не получил огромное удовольствие, доказав, что она не права? А может, он не был так пьян, как изображал? Может, все это было представлением, чтобы заманить ее в компрометирующую ситуацию и подставить под объектив фотографа, прятавшегося где-нибудь в шкафу!
Ее глаза непроизвольно вернулись к наиболее отвратительной фотографии. Центральное место снимка занимала она сама, но никто не осмелился бы отрицать, что Мэттью Риордан выполняет роль поддержки. Он не был особенно высоким, уж точно не выше Рэйчел, но без одежды выглядел крупнее, чем она предполагала… во всех отношениях. Отличной формы стройное тело, мускулистое, без капли лишнего жира. Сила, сквозившая в мускулах рук и бедер, привела ее в восхищение. В «Уэстон секьюрити» Рэйчел привыкла видеть мужчин, сложенных как штангисты, но гладкое, изящное тело Мэттью Риордана только намекало на мощь, скрытую под кожей.
Грязная крыса! Каким же он оказался лицемером – этот холодный, воспитанный, высокоуважаемый Мэттью Риордан, отпрыск богатой семьи и человек, контролирующий значительную часть новозеландской экономики… Эта самонадеянная свинья думает, что сможет и ее контролировать? Рэйчел упрямо вздернула голову. Пусть все узнают, что в действительности Мэттью Риордан – скользкий, грязный манипулятор, у которого нет ни морали, ни человеческого достоинства!
Рэйчел взглянула на фото, где они лежали на постели, и простонала, закрыв пылающее лицо руками. Он не мог бы состряпать эту сцену и позу лучше, даже если бы нанял голливудского режиссера порнофильмов. Положение, в котором она находилась, демонстрировало большую часть ее груди, и соски почти касались его приоткрытых губ, когда она вытянула руку, чтобы привязать его запястье к спинке кровати.
О нет!.. Она с усилием перевела размышления на содержимое записки. Самым угрожающим в ней был намек на существование более предосудительных снимков. Ее глаза остановились на изображении ремня, и она почти впала в легкую истерику. Все показывало, что она собиралась использовать его по назначению. О если бы Мэттью Риордан и ремень оказались перед ней сейчас, она с радостью использовала бы его, чтобы стереть эту мерзкую ухмылку! Он думает, что выиграл, грязный гад? Посмотрим, кто окажется сверху в конце игры!
Рэйчел негромко вскрикнула, когда Бетани сломя голову влетела в кухню. Маленькое веснушчатое личико было оттерто до сверкающей чистоты, а наливающаяся грудь почти вырвалась из темно-зеленой школьной туники, когда она наклонилась над столом.
– Мама сказала, что ты открыла конверт, который принес курьер. Что там было? Фотографии? Я могу посмотреть?
Рэйчел судорожно попыталась засунуть снимки обратно в пакет, но Бетани выдернула один прямо из ее рук. К счастью, это оказался невинный снимок, сделанный в самом начале вечеринки.
– Ух ты! – Зелено-золотые глаза Бетани округлились в восхищении. – Вот так душка! Кто он? – Рэйчел попыталась забрать снимок, но Бетани отпрыгнула за пределы досягаемости и захихикала. – Ты тоже шикарно выглядишь! Ничего похожего на твой обычный прикид. Похоже, ты вот-вот разорвешь это платье. Ты пыталась проглотить этого парня? На мой взгляд, он выглядит весьма аппетитным.
– Бетани! – Отчаянный протест Рэйчел только подзадорил ее мучительницу.
– Так кто он? – продолжала допрос Бетани. Ее лицо расплылось в ухмылке, длинный светлый хвостик скользнул по тонким плечам, когда она склонила голову набок. – Он выглядит немного младше тебя.
Рэйчел собрала все свое достоинство, соответствующее тридцатилетней женщине.
– Думаю, ему двадцать шесть.
– Хм. Жаль, что он носит очки. Но это неважно, он симпатично скроен. И имеет такую… «сейчас я тебя съем» улыбку. В любом случае в постели очков не носят. Или вы еще не дошли до этой стадии?
Рэйчел раскипятилась окончательно.
– Бе-та-ни!
Слава богу, остальные фотографии уже убраны.
– Да-да, я забыла: личность важнее внешности. – Девочка хмыкнула. – Ты и мама всегда так говорите. Ну и что он за личность?
– Хуже слизняка, – прошипела Рэйчел сквозь стиснутые зубы.
Бетани недоверчиво расхохоталась.
– В самом деле? Почему же ты смотришь на него так, будто собираешься откусить кусочек?
– Внешность бывает обманчивой. Например, ты выглядишь как невинная пятнадцатилетняя школьница, хотя на самом деле ты новозеландский дьявол в юбке.
Бетани приподняла и опустила брови.
– Звучит классно. Так ты расскажешь мне о твоем симпатичном мальчике? – Бетани отдала ей снимок и забегала между шкафом и холодильником, готовя себе завтрак – хлопья с молоком.
Рэйчел мрачно засунула тщательно закрытый пакет в сумку.
– Это скользкая, проклятая, вонючая свинья, у которой мозги размером с кварк и «эго» размером с Эверест!
Рот у Бетани приоткрылся, и Рэйчел вспыхнула, поняв, что случайно выплеснула наружу накопившуюся ярость. Боже, но до чего хорошо высказать все это вслух! Она торопливо нацепила на лицо слабую ухмылку, чтобы показать, что шутит.
– Разумеется, все вышеперечисленное относится к нему только в его хорошие дни.
Бетани мудро решила не дразнить тетку. Она занялась своим завтраком, искоса глядя, как Рэйчел с отсутствующим видом мыла чашку из-под кофе.
– Слушай, Рэйчел, как ты считаешь, мы действительно хорошо уживаемся вместе?
– Что? – Рэйчел с трудом оторвалась от своих мыслей. – Да, конечно, – сказала она тепло.
– Ты знаешь, мне очень нравится, когда ты рядом. Когда мама и папа уезжают в отпуск, я всегда остаюсь с тобой.
– Что? – Она пыталась вникнуть в то, что говорит Бетани. – Да, конечно, ты замечательный компаньон.
– Но как бы ты себя чувствовала, если бы я была… знаешь… тут подольше? Может быть, все время?
Рэйчел словно проснулсь.
– Все время? – Голос у нее стал резким, сердце сжалось, так что она едва выдохнула, когда Бетани кивнула. – Но, Бетани, ты же едешь жить в Бангкок!
Бетани снова кивнула и вышла из-за стола, стараясь серьезно аргументировать свое заявление:
– Из-за того, что папа должен работать там, почему меня надо утаскивать от всех моих друзей? А если мне там не понравится? Я буду там совершенно одна, я даже не знаю языка!
– Привет! Что ты здесь делаешь так рано? – Ее старшая сестра появилась в дверях в униформе медсестры с кучей смятых простыней и полотенец. – Я думала, ты отдохнешь еще денек, прежде чем вернуться к работе. – Она исчезла в просторной прачечной, и Рэйчел услышала ворчание старой, капризной стиральной машины.
– Я почувствовала себя прекрасно, когда проснулась, и изменила решение, – крикнула Рэйчел. Головную боль она отнесла на счет письма в ее руке.
– Хм. – Робин снова появилась в дверях и окинула ее профессиональным взглядом. – Только не переутомляйся, ты еще не вполне оправилась.
– Это просто вирус, – отозвалась Рэйчел. – Я закончила пить антибиотики, и простуда уже прошла – видишь? – Она шмыгнула носом в подтверждение.
Робин с сомнением покачала головой.
– И как ты только ухитрилась подхватить грипп в середине самого жаркого лета? Никто, насколько я знаю, не заболел…
Рэйчел заставила себя не краснеть.
– Просто я всех опередила. Врач сказал, что этой зимой они будут предлагать всем сделать прививку.
– Может, они еще назовут этот вирус твоим именем? – хихикнула Робин.
– Грипп Рэйчел? Думаешь, я могу надеяться на такие королевские почести? – Рэйчел ухмыльнулась, и между сестрами внезапно проявилось сходство, хотя обычно они выглядели по-разному.
Невысокая Робин в свои сорок была все еще стройной, как подросток. Ее пепельные волосы и большие голубые глаза придавали ей вид хрупкой фарфоровой куклы, что абсолютно не соответствовало ее характеру.
Рэйчел была моложе ее на десять лет и возвышалась не только над сестрой, но и над большинством знакомых женщин, как башня. Широкие плечи и крупная грудь делали бы ее тяжеловатой, если бы не тонкая талия, переходившая в пышные бедра, и длинные, стройные ноги. Лицо обрамляли прямые пряди цвета жженой карамели, а опушенные густыми ресницами ореховые глаза и тонкие губы твердого рта показывали скорее силу характера, чем красоту. Но на людей в первую очередь производило впечатление ее тело.
Она знала, что ее фигура, напоминавшая песочные часы, похожа на фигуры мультипликационных соблазнительниц. Когда она была совсем юной, справляться с нежелательным мужским вниманием было нелегко. Но она запретила своему чрезмерно сексуальному телу диктовать ей путь в жизни. Она хотела быть личностью и с годами выработала тонкую стратегию поведения и стиля в одежде. Теперь она предпочитала носить многослойные и свободные вещи, а с людьми общалась с насмешливым, далеким от сексуальности добродушием.
– Сомневаюсь. Однако у тебя могли бы быть толпы поклонников, желающих быть инфицированными персонально, – снова хихикнула Робин. Благодаря большой разнице в возрасте и счастливому замужеству, длившемуся уже более двадцати лет, она никогда не завидовала способности сестры действовать на мужчин.
Захлебывающееся бульканье стиральной машины отвлекло ее, а Рэйчел вернулась к размышлениям о неприятном письме. Она так разозлилась, что даже зарычала от злости.
– В чем дело? – спросила Робин, услышав звук, не похожий на шум воды в трубе.
Совет получил сообщение, что я веду незаконные дела, – пересказала Рэйчел письмо. – Они предупреждают, что проведут расследование и накажут меня за несоответствующую деятельность.
– Это, должно быть, какая-то ошибка, – предположила Робин.
– Думаешь? А попытка компании повысить арендную плату? А решение налогового департамента провести инспекцию, потому что кто-то позвонил им и сообщил, что я имею недекларированный дополнительный доход? Или то, что я не получала почту две недели и лишь случайно узнала, что в почтовой службе лежит чье-то заявление о переводе моей корреспонденции в здание, которое оказалось логовом байкеров?
Робин прижала руку ко рту.
– О! Кстати, о почте! Бетани сказала, что вчера тебе прислали что-то с курьером. Ты была в ванной, а она уходила на тренировку по баскетболу, так что просто расписалась и положила бумаги в сумку. И не вспомнила о них до сегодняшнего утра. – Она подошла к телефону, извлекла из-под бумажек, скопившихся около него, пластиковую курьерскую сумку и передала сестре. Затем бросила взгляд на часы, приколотые к платью, и вздохнула. – Надеюсь, Бетани уже вышла из ванной. Наверное, когда ты предложила нам поселиться у тебя на несколько недель, ты не предполагала, что придется уживаться с подростком, который торчит по полчаса в душе дважды в день.
Рэйчел на секунду оторвалась от процесса вскрытия посылки.
– Не говори ерунды и радуйся, что Бетани зациклилась на чистоте, а не на косметике или тряпках. Для меня счастье, что вы живете здесь. – В ее ореховых глазах отражалась легкая печаль. С тех пор как два года назад умер Дэвид, жизнь ее стала унылой и беспросветной. – Мне бы хотелось, чтобы Саймон еще долго не возвращался. Он приедет и тут же умыкнет вас обеих.
– Мы переезжаем всего лишь в Бангкок, а не на луну. – Робин слегка напряглась.
Саймон работал в международной химической компании, и его перевели в Таиланд, где строился новый завод. Пока он знакомился со своим новым боссом, подбирал квартиру и устраивал Бетани в новую школу, его жена и дочь занимались упаковкой и отправлением багажа, продажей дома в Окленде и прочими делами, связанными с переездом.
– Я надеюсь, что ты приедешь к нам во время отпуска.
Рэйчел печально рассмеялась. Ее работа массажиста и тренера по фитнесу проходила либо рано утром, либо в конце дня и по вечерам. Это позволяло ей посвящать дневные часы охранной компании, унаследованной от Дэвида. Рэйчел была ошарашена, когда узнала, что за шесть месяцев их помолвки ее жених успел изменить свое завещание и оставил ей не только городской дом, но и пятьдесят один процент акций своей компании, которую он купил вместе с братом Фрэнком, бывшим полицейским.
Хотя ко времени его смерти служба безопасности «Уэстон» – «Уэстон секьюрити» – имела круг постоянных клиентов, она не била свободна от долгов. Вначале Рэйчел, понимая, что ничего не смыслит в делах такого рода, собиралась оставаться просто партнером, но, когда компания начала гибнуть, она поняла, что предает Дэвида, безучастно наблюдая, как его драгоценная мечта рушится.
В результате она использовала свое лидирующее положение в компании и стала активно участвовать в бизнесе. Она отказалась от зарплаты, предпочитая вкладывать деньги в новое оборудование и разработки, а жила на доходы от ее двух городских спортзалов и физиотерапевтической практики.
В последние несколько месяцев дела компании улучшались, однако раздувавшиеся, как шар, выплаты по долгам грозили уничтожить их благосостояние и подрывали надежды на крупный контракт с корпорацией, который, как считал Фрэнк, уже был у них в кармане. Рэйчел не разделяла его оптимизма.
– Боюсь, все это будет не скоро, – вздохнула она. – Фрэнк говорит, что доверие и уважение к службе безопасности приобретаются медленно, а женщине среди преимущественно мужского окружения пробиться еще сложнее…
Она не договорила – сестра взглянула на часы и сердито вылетела из комнаты.
Рэйчел вернулась к вскрытию конверта. День ее рождения был близко, и она гадала, мог ли ей кто-нибудь прислать ранний подарок для поднятия духа.
Но ее радость исчезла, когда она извлекла несколько фотографий, приколотых к записке:
«Ты действительно считаешь, что можешь использовать меня как пропуск к богатству?Глоток горького, как желчь, кофе застрял у Рэйчел в горле. Чашка громко звякнула о блюдце, когда она потянулась к фотографиям и развернула их веером, как колоду карт.
Из нас двоих ты более фотогенична – этот факт желтая пресса использует с радостью, а то еще и продемонстрирует, если примет к публикации. Я всегда знал, что ты стремишься быть в центре внимания. Известность такого рода, хоть и будет раздражать, не уничтожит меня, в отличие от тебя. Как ты думаешь, что случится с компанией „Уэстон“ и ее репутацией „осторожность и незаметность“, когда клиенты обнаружат, что их безопасность зависит от капризной бабы-переростка, чье законное место в публичном доме, а не в охранном бизнесе?
Прости, куколка. Ты проиграла».
– О боже! – Она в ужасе выронила снимки, словно раскаленные угли. – Боже мой! – Ужас перешел в мучительное чувство унижения, все оскорбления в записке внезапно приобрели отвратительный смысл. В ней не было подписи, но она немедленно поняла, кто прислал это послание.
Рэйчел вздрогнула, прижимая руки к горящим щекам, и снова взглянула на позорные фотографии. Да, она стояла у него между ног, расстегивая брюки… однако снимок создавал впечатление, что она доставляла ему удовольствие…
А на другой… Господи, там не было ничего, похожего на реальную ситуацию. Кошмар… Снимки давали понять, что она была участницей сексуального извращения, а вовсе не доброй самаритянкой, спасающей страждущего.
Добрые самаритянки не катаются по кровати вместе с теми, кому хотят помочь.
Рэйчел затрясла головой, не в силах оторвать взгляда от своего изображения в роли охотницы за мужчиной. Это было настолько не в ее характере, что она сочла бы это смешным, если бы все не выглядело так унизительно. Фотографии не имели ничего общего с истиной, ведь вся ситуация была совершенно невинной.
Ну хорошо, возможно, не совсем невинной. Но все происшедшее было исключительно делом рук Мэттью Риордана!
Да как он осмелился? Как посмел угрожать ей? Она никому ничего не сказала – ни Фрэнку, ни Меррилин – о том, что случилось тем вечером, когда они покинули прием. Хотя ей так хотелось посплетничать! Нет, она промолчала. Исключительно ради него.
И вот как он отплатил ей за молчание. Один жалкий пучок цветов… и это, это… хамство! Как он ее назвал? Переросток? Переросток! Орехово-карие глаза позеленели от злости. Что-то он не возражал против размера некоторых частей ее тела, когда умолял заняться с ним любовью!
Рэйчел тогда рассердилась на свое тело, которое немедленно отреагировало на его слова, в которых он откровенно выразил свое желание. Она думала, что в таком состоянии Риордан не сможет возбудиться, но разве он не получил огромное удовольствие, доказав, что она не права? А может, он не был так пьян, как изображал? Может, все это было представлением, чтобы заманить ее в компрометирующую ситуацию и подставить под объектив фотографа, прятавшегося где-нибудь в шкафу!
Ее глаза непроизвольно вернулись к наиболее отвратительной фотографии. Центральное место снимка занимала она сама, но никто не осмелился бы отрицать, что Мэттью Риордан выполняет роль поддержки. Он не был особенно высоким, уж точно не выше Рэйчел, но без одежды выглядел крупнее, чем она предполагала… во всех отношениях. Отличной формы стройное тело, мускулистое, без капли лишнего жира. Сила, сквозившая в мускулах рук и бедер, привела ее в восхищение. В «Уэстон секьюрити» Рэйчел привыкла видеть мужчин, сложенных как штангисты, но гладкое, изящное тело Мэттью Риордана только намекало на мощь, скрытую под кожей.
Грязная крыса! Каким же он оказался лицемером – этот холодный, воспитанный, высокоуважаемый Мэттью Риордан, отпрыск богатой семьи и человек, контролирующий значительную часть новозеландской экономики… Эта самонадеянная свинья думает, что сможет и ее контролировать? Рэйчел упрямо вздернула голову. Пусть все узнают, что в действительности Мэттью Риордан – скользкий, грязный манипулятор, у которого нет ни морали, ни человеческого достоинства!
Рэйчел взглянула на фото, где они лежали на постели, и простонала, закрыв пылающее лицо руками. Он не мог бы состряпать эту сцену и позу лучше, даже если бы нанял голливудского режиссера порнофильмов. Положение, в котором она находилась, демонстрировало большую часть ее груди, и соски почти касались его приоткрытых губ, когда она вытянула руку, чтобы привязать его запястье к спинке кровати.
О нет!.. Она с усилием перевела размышления на содержимое записки. Самым угрожающим в ней был намек на существование более предосудительных снимков. Ее глаза остановились на изображении ремня, и она почти впала в легкую истерику. Все показывало, что она собиралась использовать его по назначению. О если бы Мэттью Риордан и ремень оказались перед ней сейчас, она с радостью использовала бы его, чтобы стереть эту мерзкую ухмылку! Он думает, что выиграл, грязный гад? Посмотрим, кто окажется сверху в конце игры!
Рэйчел негромко вскрикнула, когда Бетани сломя голову влетела в кухню. Маленькое веснушчатое личико было оттерто до сверкающей чистоты, а наливающаяся грудь почти вырвалась из темно-зеленой школьной туники, когда она наклонилась над столом.
– Мама сказала, что ты открыла конверт, который принес курьер. Что там было? Фотографии? Я могу посмотреть?
Рэйчел судорожно попыталась засунуть снимки обратно в пакет, но Бетани выдернула один прямо из ее рук. К счастью, это оказался невинный снимок, сделанный в самом начале вечеринки.
– Ух ты! – Зелено-золотые глаза Бетани округлились в восхищении. – Вот так душка! Кто он? – Рэйчел попыталась забрать снимок, но Бетани отпрыгнула за пределы досягаемости и захихикала. – Ты тоже шикарно выглядишь! Ничего похожего на твой обычный прикид. Похоже, ты вот-вот разорвешь это платье. Ты пыталась проглотить этого парня? На мой взгляд, он выглядит весьма аппетитным.
– Бетани! – Отчаянный протест Рэйчел только подзадорил ее мучительницу.
– Так кто он? – продолжала допрос Бетани. Ее лицо расплылось в ухмылке, длинный светлый хвостик скользнул по тонким плечам, когда она склонила голову набок. – Он выглядит немного младше тебя.
Рэйчел собрала все свое достоинство, соответствующее тридцатилетней женщине.
– Думаю, ему двадцать шесть.
– Хм. Жаль, что он носит очки. Но это неважно, он симпатично скроен. И имеет такую… «сейчас я тебя съем» улыбку. В любом случае в постели очков не носят. Или вы еще не дошли до этой стадии?
Рэйчел раскипятилась окончательно.
– Бе-та-ни!
Слава богу, остальные фотографии уже убраны.
– Да-да, я забыла: личность важнее внешности. – Девочка хмыкнула. – Ты и мама всегда так говорите. Ну и что он за личность?
– Хуже слизняка, – прошипела Рэйчел сквозь стиснутые зубы.
Бетани недоверчиво расхохоталась.
– В самом деле? Почему же ты смотришь на него так, будто собираешься откусить кусочек?
– Внешность бывает обманчивой. Например, ты выглядишь как невинная пятнадцатилетняя школьница, хотя на самом деле ты новозеландский дьявол в юбке.
Бетани приподняла и опустила брови.
– Звучит классно. Так ты расскажешь мне о твоем симпатичном мальчике? – Бетани отдала ей снимок и забегала между шкафом и холодильником, готовя себе завтрак – хлопья с молоком.
Рэйчел мрачно засунула тщательно закрытый пакет в сумку.
– Это скользкая, проклятая, вонючая свинья, у которой мозги размером с кварк и «эго» размером с Эверест!
Рот у Бетани приоткрылся, и Рэйчел вспыхнула, поняв, что случайно выплеснула наружу накопившуюся ярость. Боже, но до чего хорошо высказать все это вслух! Она торопливо нацепила на лицо слабую ухмылку, чтобы показать, что шутит.
– Разумеется, все вышеперечисленное относится к нему только в его хорошие дни.
Бетани мудро решила не дразнить тетку. Она занялась своим завтраком, искоса глядя, как Рэйчел с отсутствующим видом мыла чашку из-под кофе.
– Слушай, Рэйчел, как ты считаешь, мы действительно хорошо уживаемся вместе?
– Что? – Рэйчел с трудом оторвалась от своих мыслей. – Да, конечно, – сказала она тепло.
– Ты знаешь, мне очень нравится, когда ты рядом. Когда мама и папа уезжают в отпуск, я всегда остаюсь с тобой.
– Что? – Она пыталась вникнуть в то, что говорит Бетани. – Да, конечно, ты замечательный компаньон.
– Но как бы ты себя чувствовала, если бы я была… знаешь… тут подольше? Может быть, все время?
Рэйчел словно проснулсь.
– Все время? – Голос у нее стал резким, сердце сжалось, так что она едва выдохнула, когда Бетани кивнула. – Но, Бетани, ты же едешь жить в Бангкок!
Бетани снова кивнула и вышла из-за стола, стараясь серьезно аргументировать свое заявление:
– Из-за того, что папа должен работать там, почему меня надо утаскивать от всех моих друзей? А если мне там не понравится? Я буду там совершенно одна, я даже не знаю языка!