Страница:
– Дальновидно, недальновидно, – ворчала дисцития. – Я же не машина, чтобы просчитывать все варианты сразу!
– А это и не расчет. Просто интуиция пополам с наблюдательностью.
– Зачем они мне?! Если клинок острый и рука верная, то количество врагов – это уже дело десятое!
Ристания весело и искренне расхохоталась, здорово обидев этим Лергу.
– Вот уж топорный подход к делу! Лерга, ты же девушка! Разве можно быть такой прямолинейной? Просто человек-перпендикуляр какой-то!
– А что? – обиженно отозвалась дисцития.
– А то. – Ристания с трудом подавила смех. – Скажи мне. сколько вас сейчас учится на курсе?
– Десять.
– Десять… Да, немного. Ну, предположим, до окончания отсеются еще двое. Восемь. Сколько лет существует Обитель?
Лерга с сомнением пожевала губами:
– Ну… Три века… Пять?
– Пусть хоть и три. По восемь магов в год – это две с половиной тысячи всего. Даже учитывая, что половина из них уже мертвы, товар все равно не штучный.
– В смысле?
– В том смысле, дорогая моя, что конкуренция среди магов – будь здоров!
– Знаю. Ну и что?
– А то, что сильных магов, у которых клинок острый и рука верная, хоть отбавляй. А вот умных магов мало. И спрос на них с каждым годом все больше и больше. А кое-кто тут не понимает, зачем ему осваивать интуицию и наблюдательность.
И Лерга училась быть умной. Не бездумно поглощающим разумом, которого хоть отбавляй было у Глерга, пожирающего учебники в неограниченных количествах, но тем безжалостно острым, словно отточенная рапира, умом, обладание которым можно было приравнивать к ношению холодного оружия.
Внизу гулко и тоскливо трижды прогудел гонг. Обед.
Кормили дисцитиев в Обители в принципе неплохо. Если тело плохо кормить, то требовать от него нечеловеческой силы и ловкости было бы глупо, а дисцитии – в будущем маги – должны были не просто уметь виртуозно обращаться с любым существующим на свете оружием, будь то клинок, лук или магия, но и сами по себе быть не чем иным, как универсальным, идеальным оружием. Безжалостной стрелой, видящей только неуклонно приближающуюся цель и ничего больше.
Но на этот раз Лерге было не до обеда. Художник должен быть голодным. Писатель, наверное, тоже.
Она со вздохом подняла с пола перо, окунула в чернильницу и с глухой тоской во взгляде уставилась на свиток.
«С точки зрения основных положений материалистической метамагии теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости не имеет права на существование…»
– А вдруг имеет? – внезапно раздалось над плечом.
Лерга резко обернулась и наткнулась на лукавый взгляд Ристании. Когда она вошла? Дверь вроде бы не скрипела…
Женщина между тем ловко цапнула свиток тонкими нервными пальцами и быстро пробежала глазами написанное и зачеркнутое. По мере прочтения изящные дуги бровей вздымались все выше, а губы медленно расползались в улыбке.
– Это черновик! – торопливо попыталась оправдаться Лерга, с опаской косясь на пергамент. Подумала и добавила: – Очень неудачный.
– Да, не то чтобы очень, – дочитав, задумчиво отозвалась Ристания, потирая переносицу и возвращая сочинение на стол. – Просто… Такое ощущение, что ты пишешь умными фразами и не понимаешь сама себя.
Лерга пожала плечами, смутно ощущая, что рациональное зерно в этих словах есть. Она и правда с трудом себе представляла, как можно смотреть на мир и рассуждать «с точки зрения основных положений материалистической метамагии».
– А как вообще можно понимать, что такое теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости?! Я им что, мудрец недобитый? – обиженно проворчала она, с чувством разрывая свиток на клочки.
Ристания пожала плечами:
– А ты попробуй переделать эту фразу в другую, со словами попроще.
– И что?
– И получится что-то вроде теории причинно-следственных связей.
– О да, это, конечно, намного понятней! – фыркнула Лерга.
– Конечно, – невозмутимо подтвердила женщина. – Здесь уже можно размышлять о чем угодно, и все кажется верным.
– Почему? – Лерга присела на краешек стола и принялась привычно играть бахромой скатерти, то накручивая нитки на палец, то переплетая их в косички.
– Потому, что причинно-следственные связи – это те нити, из которых соткан гобелен мира, – просто пояснила Ристания. – Это нервная система Вселенной, если можно так выразиться.
– То есть? – озадачилась Лерга. Излишняя образность всегда ставила ее в тупик. Не хватало какой-то струны в голове, чтобы переводить образы в факты.
– То есть у всего, что ни случается на свете, всегда есть своя причина и свое следствие. Нет ничего изолированного, отдельного. Отсюда и двойственность мира: есть правда педагога, заставляющего днем и ночью зубрить заклятия, потому что они потом не раз и не два спасут тебе жизнь. И есть правда дисцития, у которого таких педагогов десяток, и каждый считает свой предмет единственно важным и нужным. И кто прав?
– Мм… Оба.
– Вот именно. – Ристания устало прикрыла глаза и потерла виски, словно человек, у которого сильно болит голова. – Здесь и корень всех разногласий на земле. У каждого есть причина считать себя правым. И при столкновении двух правд побеждает…
– Тот, чья правда вернее?
– Нет. Тот, кто готов ради этой правды идти на край света. И дальше.
Лерга задумчиво нахмурилась, потом тряхнула головой и недоуменно спросила:
– Ну а при чем тут, собственно, причинно-следственные связи?
Ристания открыла глаза, поглядела на нее не то устало, не то с раздражением, но тут же взяла себя в руки и решительно набросила ей на плечи черный замшевый плащ.
– Идем!
– Куда? – Лерга все еще торопливо искала рукава, а женщина уже распахнула дверь и выскользнула в коридор.
– Набирать материал для сочинения.
Ярмарка была в самом разгаре. Продавцы криками зазывали прохожих к своим лоткам, народ толпился, толкался, ругался и изо всех сил старался урвать побольше и подешевле. Самый бросовый товар, разумеется, разошелся с утра, но и сейчас купцам и горожанам еще было где развернуться.
Тут же, между рядов, ходили и скупщики самых разных вещей:
– Тряпье, рванину, худую перину, свалянную подушку, путаную Аксюшку, всякие лохмотья, пьяную Авдотью собираем, покупаем, хозяина ослобоняем! – вопил низенький, горбоватый мужичок, тащивший на плече рваную перину и весь утыканный перьями, как рукодельная подушечка иголками.
– На кой черт ему эти тряпки? – удивленно спросила Лерга, оборачиваясь и выискивая взглядом в толпе Ристанию.
– Боги его знают, – пожала плечами та. – Едва ли для личного пользования. Завтра же здесь впихнет это все какой-нибудь старухе под видом новой шали, подушки и дальше по списку.
– У старухи что, глаз нет?
– Глаза? Есть. А у него есть дар убеждения. И упорство. Боюсь, в жизни приоритеты обычно склоняются ко второму.
Лерга с сомнением покачала головой, но спорить не стала. Принять ЭТО за новые или вообще все еще годные для использования вещи, по ее мнению, было невозможно.
Задумавшись, дисцития и не заметила, как наткнулась на какого-то громадного бугая, отдавив ему ногу.
– Извините! – машинально бросила девушка, отворачиваясь и спеша за ушедшей вперед Ристанией.
Но бугай, медленно сообразивший, что на него кто-то наткнулся, еще медленнее начал понимать: такого так просто он обычно не спускает.
– Э, куды прешь! – проревел он, поворачиваясь лицом к Лерге и хватая ее за лацканы плаща.
– Извините, – вежливо, но твердо повторила девушка. – Дайте мне пройти.
– Пройти? А глаза тебе новые не вставить?!
Мужественно проглотив так и лезущее на язык «Вставьте себе лучше новые мозги!», Лерга решительно вскинула руку к горлу, едва ощутимо коснувшись пальцами лап мужика, – и тот тут же заорал благим матом, костеря «клятую ведьму» на чем свет стоит. Народ, до этого любопытно толпившийся кругом, мгновенно отхлынул, увеличив дистанцию до нескольких шагов. Опасливые взгляды мешались с любопытными, изредка разбавляясь откровенно паническими или ненавидящими.
Сквозь толпу решительно пробилась тонкая и гибкая фигура Ристании:
– Ну, чего ты здесь застряла? Желаешь купить сушеный веник мяты? Чудесная мысль. Сразу поймешь, какая замечательная вещь – зелье белоцвета.
– Да я… – растерянно начала девушка, но смутилась и замолкла.
Ристания быстрым цепким взглядом окинула разрастающуюся толпу, неуловимо шепнула два слова – и где-то через несколько рядов закричали:
– Его величество Регис Великий! Освободить дорогу!
Народ тут же отхлынул, бросившись глядеть на королевскую карету, а Ристания, схватив Лергу за руку, утащила ее подальше от бугая и злосчастного прилавка.
– С ума сошла? Это ж надо додуматься – колдовать на базаре!
– А почему нет? – недоуменно отозвалась Лерга, покорно шагая вслед за Ристанией, не дававшей ей отстать ни на шаг.
– О боги, неужели вам, дисцитиям, никогда не говорили, что колдовать в местах большого скопления народа – это все равно, что хвастаться новой зажигалкой возле порохового погреба?!
– Нет…
– Напрасно. – Ристания с тревогой обернулась, убедилась, что они ушли так далеко, что никто уже и не вспомнит нарушительницу покоя, и сбавила шаг, поддавшись всеобщему неспешному течению любопытствующего люда. – Люди – это странные существа, Лерга. Они с удовольствием прибегают к услугам магов, пользуются амулетами и талисманами, мечтают найти какой-нибудь артефакт, но самих магов ненавидят.
– За что?
– За все хорошее, – пожала плечами Ристания. – Боятся – вот и ненавидят.
– Почему боятся?!
– Потому что маги могут то, чего не умеют обычные люди. Это мы с тобой знаем, что возможности чародеев далеко не безграничны. А вот бабе Марфе из села Выгодищи этого никто вовремя не сказал. А баба Марфа воспитала дочку Стишку и пятерых внуков. А внуки вышли из молодых да ранних и уже сами переженились, через два месяца ждут прибавления семейства. Логика ясна?
– Но ведь в Ежедневных свитках чуть не каждую неделю выливают ведро помоев на магов, которые не могут того или не могут этого! – возразила Лерга, которая как раз потому терпеть не могла читать эти листки новостей. А приходилось. Дисцитий – в будущем маг – обязан знать, что творится в родном королевстве.
Ристания только язвительно фыркнула.
– Тоже мне, сказала! Для народа существует только один непреложный источник новостей – сарафанное радио. При ссылке на любую другую информацию ты получишь в ответ лишь одно: «Мы винерситетоф не кончали!»
– Дурь! – убежденно заявила Лерга, торопливо шлепнув по руке воришку, попытавшегося залезть к ней в сумку. Должно быть, решил прикарманить кошель. А в сумке только и было-то, что два обоюдоострых кинжала да три пакетика с ядами.
– Еще какая, – согласилась Ристания. – Но, увы, чтобы мирно сосуществовать с подобными людьми, приходится подстраиваться и под эту дурь.
– Можно просто избегать общения с подобными, – с непередаваемым презрением выбросила последнее слово дисцития.
– Ага, – ровно согласилась женщина. – Можно. Особенно учитывая, что две трети всех людей на свете как раз такие. А те, которые остальные, еще хуже, ибо благородное ханжество – это вообще невыносимо. Тогда уж проще вообще ободрать все королевство и наслаждаться интеллигентным одиночеством.
Лерга обиженно замолчала, не найдя, что ответить.
– Все сюда, сюда! Здесь стекольщик! – вдруг всколыхнулась толпа.
Народ дружно кинулся на зов, побросав товар и забыв о спорах. Лерга вопросительно посмотрела на Ристанию. Та пожала плечами:
– Идем. Сходить с ума – так весело и шумно!
Стекольщиком оказался молодой вихрастый парень, лихо надвинувший кепку на ухо и быстро, с прибаутками расставлявший аппаратуру: небольшой проектор, подзаряженный тремя напитанными магической энергией кристаллами, и длинное белое полотно, развернутое прямо на боку одного из прилавков.
Расставив все по местам и вставив первую стекляшку с картинкой, он лукаво повернулся к толпе набежавших зрителей и речитативом завел:
– Я вам буду попервоначалу показывать иностранные места, разные города. Города мои прекрасны, не пропадут денежки напрасно. Города мои смотрите, а карманы берегите…
И так далее в том же духе. Собрав с безропотных зрителей по медяку, стекольщик показал со всех сторон знакомую люду столицу, пару ближайших городов, а за дальнейшее затребовал еще по медяку. Часть зрителей мрачно выругалась и ушла, прочие, поворчав, заплатили.
– А вот город Фрадриж! Туда приедешь – тотчас угоришь! Наша именитая знать ездит туда денежки мотать!
Еще по медяку парень затребовал за показ королевских покоев, но тут уж никто и не возмущался: посплетничать о короле – дело святое! Лерга не задумываясь отдавала монеты и пожирала глазами все картинки, жадно прислушиваясь к неуклюжим, но забавным присказкам. Все для дисцитии было внове: и яркие картинки, и язвительные прибаутки. Сам факт, что имя короля может запросто трепаться на какой-то пустячной ярмарке, причем отнюдь не в форме восхваления, был для Лерги шоком.
Ристания искоса, с добродушной усмешкой наблюдала за удивленной и растерянной девушкой. Уж она-то знала все минусы далекой, оторванной от мира и людей Обители, где по хмурым коридорам бродят тонкие тени в серых плащах. «Нечего потакать! Разбалуются!» – говорил домн директор, подписывая очередной запрет на самостоятельное посещение городов и вообще отлучку из Обители. И никто не брал в расчет то, что выпускник Обители, привыкнув за пятнадцать долгих лет к серо-черной гамме цветов и строжайшей дисциплине, оказывался просто оглушен обрушившимся на него многоголосым и разноцветным, пестрым в бесконечном многообразии миром.
– Вот покои короля, королевская семья, вот клинок и вот броня. И… простите вы меня: где король – не знаю я! – Парень озабоченно огляделся, пошарил в карманах и уже не в рифму, но очень расстроенно и виновато пояснил: – Стекляшку где-то посеял, осел…
– Потерял – так ворочай деньги! – заворчали зрители, угрожающе надвигаясь на стекольщика.
Тот, не будь дурак, тут же подхватил проектор, оставил толпе на растерзание белую тряпку и улизнул, затерявшись между рядов и прилавков.
– Спектакль окончен в связи со скоропостижной смертью главного актера. Все претензии – к виновнику, – философски заметила Ристания, подхватывая Лергу под локоток и помогая ей выбраться из толпы. – Ну что, понравилось?
– Э-э-э… Да, – призналась дисцития. – Только…
– Что?
– По-моему, нам нужен материал для сочинения, – осторожно напомнила девушка.
Бывают такие люди, которым чувство ответственности не дает расслабиться даже во сне. С такого станется сесть в гробу посреди похоронной процессии в его честь и озабоченно поинтересоваться, не забыли ли погасить печь перед выходом, а то, не ровен час…
Ристания с каким-то задумчивым сочувствием скользнула взглядом по лицу Лерги. Помедлив, кивнула, словно и не для дисцитии, а собственным мыслям:
– Да, конечно. Молодец, что напомнила. Идем!
Плеснули полы плаща – и через несколько рядов они оказались за пределами ярмарки. Лерга с сожалением вздохнула. Такого буйства красок и звуков она не видела уже давно, и возвращаться в серо-черную рутину Обители было тоскливо.
– Ничего, хорошенького понемножку! – отрезала Ристания, угадав, о чем думает Лерга. – С ума сходить тоже нужно постепенно. Для пущей надежности.
ГЛАВА 3
– А это и не расчет. Просто интуиция пополам с наблюдательностью.
– Зачем они мне?! Если клинок острый и рука верная, то количество врагов – это уже дело десятое!
Ристания весело и искренне расхохоталась, здорово обидев этим Лергу.
– Вот уж топорный подход к делу! Лерга, ты же девушка! Разве можно быть такой прямолинейной? Просто человек-перпендикуляр какой-то!
– А что? – обиженно отозвалась дисцития.
– А то. – Ристания с трудом подавила смех. – Скажи мне. сколько вас сейчас учится на курсе?
– Десять.
– Десять… Да, немного. Ну, предположим, до окончания отсеются еще двое. Восемь. Сколько лет существует Обитель?
Лерга с сомнением пожевала губами:
– Ну… Три века… Пять?
– Пусть хоть и три. По восемь магов в год – это две с половиной тысячи всего. Даже учитывая, что половина из них уже мертвы, товар все равно не штучный.
– В смысле?
– В том смысле, дорогая моя, что конкуренция среди магов – будь здоров!
– Знаю. Ну и что?
– А то, что сильных магов, у которых клинок острый и рука верная, хоть отбавляй. А вот умных магов мало. И спрос на них с каждым годом все больше и больше. А кое-кто тут не понимает, зачем ему осваивать интуицию и наблюдательность.
И Лерга училась быть умной. Не бездумно поглощающим разумом, которого хоть отбавляй было у Глерга, пожирающего учебники в неограниченных количествах, но тем безжалостно острым, словно отточенная рапира, умом, обладание которым можно было приравнивать к ношению холодного оружия.
Внизу гулко и тоскливо трижды прогудел гонг. Обед.
Кормили дисцитиев в Обители в принципе неплохо. Если тело плохо кормить, то требовать от него нечеловеческой силы и ловкости было бы глупо, а дисцитии – в будущем маги – должны были не просто уметь виртуозно обращаться с любым существующим на свете оружием, будь то клинок, лук или магия, но и сами по себе быть не чем иным, как универсальным, идеальным оружием. Безжалостной стрелой, видящей только неуклонно приближающуюся цель и ничего больше.
Но на этот раз Лерге было не до обеда. Художник должен быть голодным. Писатель, наверное, тоже.
Она со вздохом подняла с пола перо, окунула в чернильницу и с глухой тоской во взгляде уставилась на свиток.
«С точки зрения основных положений материалистической метамагии теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости не имеет права на существование…»
– А вдруг имеет? – внезапно раздалось над плечом.
Лерга резко обернулась и наткнулась на лукавый взгляд Ристании. Когда она вошла? Дверь вроде бы не скрипела…
Женщина между тем ловко цапнула свиток тонкими нервными пальцами и быстро пробежала глазами написанное и зачеркнутое. По мере прочтения изящные дуги бровей вздымались все выше, а губы медленно расползались в улыбке.
– Это черновик! – торопливо попыталась оправдаться Лерга, с опаской косясь на пергамент. Подумала и добавила: – Очень неудачный.
– Да, не то чтобы очень, – дочитав, задумчиво отозвалась Ристания, потирая переносицу и возвращая сочинение на стол. – Просто… Такое ощущение, что ты пишешь умными фразами и не понимаешь сама себя.
Лерга пожала плечами, смутно ощущая, что рациональное зерно в этих словах есть. Она и правда с трудом себе представляла, как можно смотреть на мир и рассуждать «с точки зрения основных положений материалистической метамагии».
– А как вообще можно понимать, что такое теория абсолютной энергоемкости и энергозависимости?! Я им что, мудрец недобитый? – обиженно проворчала она, с чувством разрывая свиток на клочки.
Ристания пожала плечами:
– А ты попробуй переделать эту фразу в другую, со словами попроще.
– И что?
– И получится что-то вроде теории причинно-следственных связей.
– О да, это, конечно, намного понятней! – фыркнула Лерга.
– Конечно, – невозмутимо подтвердила женщина. – Здесь уже можно размышлять о чем угодно, и все кажется верным.
– Почему? – Лерга присела на краешек стола и принялась привычно играть бахромой скатерти, то накручивая нитки на палец, то переплетая их в косички.
– Потому, что причинно-следственные связи – это те нити, из которых соткан гобелен мира, – просто пояснила Ристания. – Это нервная система Вселенной, если можно так выразиться.
– То есть? – озадачилась Лерга. Излишняя образность всегда ставила ее в тупик. Не хватало какой-то струны в голове, чтобы переводить образы в факты.
– То есть у всего, что ни случается на свете, всегда есть своя причина и свое следствие. Нет ничего изолированного, отдельного. Отсюда и двойственность мира: есть правда педагога, заставляющего днем и ночью зубрить заклятия, потому что они потом не раз и не два спасут тебе жизнь. И есть правда дисцития, у которого таких педагогов десяток, и каждый считает свой предмет единственно важным и нужным. И кто прав?
– Мм… Оба.
– Вот именно. – Ристания устало прикрыла глаза и потерла виски, словно человек, у которого сильно болит голова. – Здесь и корень всех разногласий на земле. У каждого есть причина считать себя правым. И при столкновении двух правд побеждает…
– Тот, чья правда вернее?
– Нет. Тот, кто готов ради этой правды идти на край света. И дальше.
Лерга задумчиво нахмурилась, потом тряхнула головой и недоуменно спросила:
– Ну а при чем тут, собственно, причинно-следственные связи?
Ристания открыла глаза, поглядела на нее не то устало, не то с раздражением, но тут же взяла себя в руки и решительно набросила ей на плечи черный замшевый плащ.
– Идем!
– Куда? – Лерга все еще торопливо искала рукава, а женщина уже распахнула дверь и выскользнула в коридор.
– Набирать материал для сочинения.
Ярмарка была в самом разгаре. Продавцы криками зазывали прохожих к своим лоткам, народ толпился, толкался, ругался и изо всех сил старался урвать побольше и подешевле. Самый бросовый товар, разумеется, разошелся с утра, но и сейчас купцам и горожанам еще было где развернуться.
Тут же, между рядов, ходили и скупщики самых разных вещей:
– Тряпье, рванину, худую перину, свалянную подушку, путаную Аксюшку, всякие лохмотья, пьяную Авдотью собираем, покупаем, хозяина ослобоняем! – вопил низенький, горбоватый мужичок, тащивший на плече рваную перину и весь утыканный перьями, как рукодельная подушечка иголками.
– На кой черт ему эти тряпки? – удивленно спросила Лерга, оборачиваясь и выискивая взглядом в толпе Ристанию.
– Боги его знают, – пожала плечами та. – Едва ли для личного пользования. Завтра же здесь впихнет это все какой-нибудь старухе под видом новой шали, подушки и дальше по списку.
– У старухи что, глаз нет?
– Глаза? Есть. А у него есть дар убеждения. И упорство. Боюсь, в жизни приоритеты обычно склоняются ко второму.
Лерга с сомнением покачала головой, но спорить не стала. Принять ЭТО за новые или вообще все еще годные для использования вещи, по ее мнению, было невозможно.
Задумавшись, дисцития и не заметила, как наткнулась на какого-то громадного бугая, отдавив ему ногу.
– Извините! – машинально бросила девушка, отворачиваясь и спеша за ушедшей вперед Ристанией.
Но бугай, медленно сообразивший, что на него кто-то наткнулся, еще медленнее начал понимать: такого так просто он обычно не спускает.
– Э, куды прешь! – проревел он, поворачиваясь лицом к Лерге и хватая ее за лацканы плаща.
– Извините, – вежливо, но твердо повторила девушка. – Дайте мне пройти.
– Пройти? А глаза тебе новые не вставить?!
Мужественно проглотив так и лезущее на язык «Вставьте себе лучше новые мозги!», Лерга решительно вскинула руку к горлу, едва ощутимо коснувшись пальцами лап мужика, – и тот тут же заорал благим матом, костеря «клятую ведьму» на чем свет стоит. Народ, до этого любопытно толпившийся кругом, мгновенно отхлынул, увеличив дистанцию до нескольких шагов. Опасливые взгляды мешались с любопытными, изредка разбавляясь откровенно паническими или ненавидящими.
Сквозь толпу решительно пробилась тонкая и гибкая фигура Ристании:
– Ну, чего ты здесь застряла? Желаешь купить сушеный веник мяты? Чудесная мысль. Сразу поймешь, какая замечательная вещь – зелье белоцвета.
– Да я… – растерянно начала девушка, но смутилась и замолкла.
Ристания быстрым цепким взглядом окинула разрастающуюся толпу, неуловимо шепнула два слова – и где-то через несколько рядов закричали:
– Его величество Регис Великий! Освободить дорогу!
Народ тут же отхлынул, бросившись глядеть на королевскую карету, а Ристания, схватив Лергу за руку, утащила ее подальше от бугая и злосчастного прилавка.
– С ума сошла? Это ж надо додуматься – колдовать на базаре!
– А почему нет? – недоуменно отозвалась Лерга, покорно шагая вслед за Ристанией, не дававшей ей отстать ни на шаг.
– О боги, неужели вам, дисцитиям, никогда не говорили, что колдовать в местах большого скопления народа – это все равно, что хвастаться новой зажигалкой возле порохового погреба?!
– Нет…
– Напрасно. – Ристания с тревогой обернулась, убедилась, что они ушли так далеко, что никто уже и не вспомнит нарушительницу покоя, и сбавила шаг, поддавшись всеобщему неспешному течению любопытствующего люда. – Люди – это странные существа, Лерга. Они с удовольствием прибегают к услугам магов, пользуются амулетами и талисманами, мечтают найти какой-нибудь артефакт, но самих магов ненавидят.
– За что?
– За все хорошее, – пожала плечами Ристания. – Боятся – вот и ненавидят.
– Почему боятся?!
– Потому что маги могут то, чего не умеют обычные люди. Это мы с тобой знаем, что возможности чародеев далеко не безграничны. А вот бабе Марфе из села Выгодищи этого никто вовремя не сказал. А баба Марфа воспитала дочку Стишку и пятерых внуков. А внуки вышли из молодых да ранних и уже сами переженились, через два месяца ждут прибавления семейства. Логика ясна?
– Но ведь в Ежедневных свитках чуть не каждую неделю выливают ведро помоев на магов, которые не могут того или не могут этого! – возразила Лерга, которая как раз потому терпеть не могла читать эти листки новостей. А приходилось. Дисцитий – в будущем маг – обязан знать, что творится в родном королевстве.
Ристания только язвительно фыркнула.
– Тоже мне, сказала! Для народа существует только один непреложный источник новостей – сарафанное радио. При ссылке на любую другую информацию ты получишь в ответ лишь одно: «Мы винерситетоф не кончали!»
– Дурь! – убежденно заявила Лерга, торопливо шлепнув по руке воришку, попытавшегося залезть к ней в сумку. Должно быть, решил прикарманить кошель. А в сумке только и было-то, что два обоюдоострых кинжала да три пакетика с ядами.
– Еще какая, – согласилась Ристания. – Но, увы, чтобы мирно сосуществовать с подобными людьми, приходится подстраиваться и под эту дурь.
– Можно просто избегать общения с подобными, – с непередаваемым презрением выбросила последнее слово дисцития.
– Ага, – ровно согласилась женщина. – Можно. Особенно учитывая, что две трети всех людей на свете как раз такие. А те, которые остальные, еще хуже, ибо благородное ханжество – это вообще невыносимо. Тогда уж проще вообще ободрать все королевство и наслаждаться интеллигентным одиночеством.
Лерга обиженно замолчала, не найдя, что ответить.
– Все сюда, сюда! Здесь стекольщик! – вдруг всколыхнулась толпа.
Народ дружно кинулся на зов, побросав товар и забыв о спорах. Лерга вопросительно посмотрела на Ристанию. Та пожала плечами:
– Идем. Сходить с ума – так весело и шумно!
Стекольщиком оказался молодой вихрастый парень, лихо надвинувший кепку на ухо и быстро, с прибаутками расставлявший аппаратуру: небольшой проектор, подзаряженный тремя напитанными магической энергией кристаллами, и длинное белое полотно, развернутое прямо на боку одного из прилавков.
Расставив все по местам и вставив первую стекляшку с картинкой, он лукаво повернулся к толпе набежавших зрителей и речитативом завел:
– Я вам буду попервоначалу показывать иностранные места, разные города. Города мои прекрасны, не пропадут денежки напрасно. Города мои смотрите, а карманы берегите…
И так далее в том же духе. Собрав с безропотных зрителей по медяку, стекольщик показал со всех сторон знакомую люду столицу, пару ближайших городов, а за дальнейшее затребовал еще по медяку. Часть зрителей мрачно выругалась и ушла, прочие, поворчав, заплатили.
– А вот город Фрадриж! Туда приедешь – тотчас угоришь! Наша именитая знать ездит туда денежки мотать!
Еще по медяку парень затребовал за показ королевских покоев, но тут уж никто и не возмущался: посплетничать о короле – дело святое! Лерга не задумываясь отдавала монеты и пожирала глазами все картинки, жадно прислушиваясь к неуклюжим, но забавным присказкам. Все для дисцитии было внове: и яркие картинки, и язвительные прибаутки. Сам факт, что имя короля может запросто трепаться на какой-то пустячной ярмарке, причем отнюдь не в форме восхваления, был для Лерги шоком.
Ристания искоса, с добродушной усмешкой наблюдала за удивленной и растерянной девушкой. Уж она-то знала все минусы далекой, оторванной от мира и людей Обители, где по хмурым коридорам бродят тонкие тени в серых плащах. «Нечего потакать! Разбалуются!» – говорил домн директор, подписывая очередной запрет на самостоятельное посещение городов и вообще отлучку из Обители. И никто не брал в расчет то, что выпускник Обители, привыкнув за пятнадцать долгих лет к серо-черной гамме цветов и строжайшей дисциплине, оказывался просто оглушен обрушившимся на него многоголосым и разноцветным, пестрым в бесконечном многообразии миром.
– Вот покои короля, королевская семья, вот клинок и вот броня. И… простите вы меня: где король – не знаю я! – Парень озабоченно огляделся, пошарил в карманах и уже не в рифму, но очень расстроенно и виновато пояснил: – Стекляшку где-то посеял, осел…
– Потерял – так ворочай деньги! – заворчали зрители, угрожающе надвигаясь на стекольщика.
Тот, не будь дурак, тут же подхватил проектор, оставил толпе на растерзание белую тряпку и улизнул, затерявшись между рядов и прилавков.
– Спектакль окончен в связи со скоропостижной смертью главного актера. Все претензии – к виновнику, – философски заметила Ристания, подхватывая Лергу под локоток и помогая ей выбраться из толпы. – Ну что, понравилось?
– Э-э-э… Да, – призналась дисцития. – Только…
– Что?
– По-моему, нам нужен материал для сочинения, – осторожно напомнила девушка.
Бывают такие люди, которым чувство ответственности не дает расслабиться даже во сне. С такого станется сесть в гробу посреди похоронной процессии в его честь и озабоченно поинтересоваться, не забыли ли погасить печь перед выходом, а то, не ровен час…
Ристания с каким-то задумчивым сочувствием скользнула взглядом по лицу Лерги. Помедлив, кивнула, словно и не для дисцитии, а собственным мыслям:
– Да, конечно. Молодец, что напомнила. Идем!
Плеснули полы плаща – и через несколько рядов они оказались за пределами ярмарки. Лерга с сожалением вздохнула. Такого буйства красок и звуков она не видела уже давно, и возвращаться в серо-черную рутину Обители было тоскливо.
– Ничего, хорошенького понемножку! – отрезала Ристания, угадав, о чем думает Лерга. – С ума сходить тоже нужно постепенно. Для пущей надежности.
ГЛАВА 3
Стражник у ворот тяжело вздохнул и оперся больной головой о копье. Он страдал от унижения и похмелья. Похмелье было результатом вчерашнего развеселого празднества в честь назначения шурина десятником, а унижение – результатом похмелья, ибо с раскалывающейся на части головой достойно отвечать на ругань и издевки жены он был не в состоянии, чем эта ничтожная женщина подло воспользовалась, причем так рьяно, что в курсе были все соседи. Мрак…
Мимо с независимым видом прошли две женщины в плащах, даже не обернувшись. Так, неужели и здесь то же самое?!
– А ну стой! – взревел стражник, хватая копье и бросаясь наперерез. – Кто такие, чего во дворце надобно, кто вас звал?!
Женщины послушно остановились, обернулись и смерили стражника презрительными взглядами. Стало как-то неуютно.
– Чего он хочет? – негромко спросила та, что помладше.
– Сейчас узнаем, – пожала плечами вторая. – Эй, милейший, что вам угодно?
– Мне?! – возмутился стражник. – Это вам чего нужно во дворце?! Входите, грамотку пропускную не показываете…
– Ах, грамотку, – с непередаваемым сарказмом отозвалась женщина. – Ну, может быть, вы нас пропустите и без нее?
«Вот еще!» – хотел было фыркнуть стражник, но тут женщина как-то по-особому тряхнула головой – и слова замерзли на языке, не успев скатиться вниз. Как он сразу ее не узнал?!
– Э-э-э… ы… Мм… Простите, домна, – наконец выдавил из себя стражник, с подобострастной улыбкой кланяясь даме. – Добро пожаловать! Дворец для вас всегда открыт!
Женщина невозмутимо поправила прядь волос, кивнула и позвала свою спутницу:
– Идем!
Едва они скрылись за поворотом, стражник обессилено сполз по стене на пол. Хотелось заскулить. День не задался с утра…
Лерга с любопытством обернулась через плечо на стражника и, как только они отошли подальше, не выдержала:
– Почему его так вдруг перекосило?
Ристания спокойно пожала плечами:
– Просто я немного известна при дворе.
– Немного? – с сомнением переспросила дисцития. – Судя по ужасу в его глазах, тут и сам король рядом не стоял!
– Король-то тут как раз и стоял, – задумчиво откликнулась Ристания, хмуря брови. Коридор расходился на три стороны, и, куда идти, она, похоже, толком не знала.
– Правда? А как это было? – не отставала Лерга.
– Неважно, – отмахнулась женщина, решительно тряхнув волосами и выбрав левый коридор.
Лерга поспешила следом.
– И все-таки?
Ристания резко остановилась и обернулась к девушке. Та от неожиданности отшатнулась.
– Запомни, дорогая моя, когда ставишь вопрос ребром, он непременно выйдет тебе боком. Особенно при дворе. Ясно?
– Ясно, – обиженно отозвалась Лерга. Ясно ей было лишь то, что никаких подробностей из Ристании клещами не вытянешь. А жаль.
Весь коридор был насквозь пропитан сладковато-приторным запахом неуловимо знакомого, но мало пользующегося в Обители спросом зелья.
– Что это за аромат? – не выдержав, спросила Лерга, когда уже отчаялась вспомнить сама.
– Гламария, – усмехнулась Ристания. – Искусственный стимулятор красоты. На семь часов.
– Я помню. Но… она ведь жутко дорогая, не так ли? А здесь, судя по запаху, в ней купаются!
Ристания рассыпчато рассмеялась:
– О да, придворные дамы тратят на гламарию, притирки и косметику гораздо больше, чем страна на вооружение. Это и понятно: они и победы одерживают гораздо чаще.
Лерга прыснула со смеху, а потом задумалась: как бы она выглядела, если б намазалась гламарией? Может, попробовать?
– И не вздумай! – строго одернула дисцитию Ристания. (Лерге порой казалось, что она слышит ее мысли в фоновом режиме, даже не напрягаясь. Ощущение было жутковатое.) – Гламария как наркотик: ты мажешься ею один раз, потом второй, третий – а на четвертый день уже попросту не можешь от нее отказаться. Спускаешь на зелье все деньги, впутываешься в интриги, совершаешь любые преступления. Я знала дам, которые повесились, оставив после себя пустой флакон из-под гламарии, накрытый запиской: «Я не могу заплатить столько!» Свобода в этой жизни и так понятие весьма иллюзорное. Так зачем ее ограничивать еще и по собственной глупости?
Лерга обиженно помолчала несколько минут. Такой отповеди из-за какой-то одной мысли она явно не заслуживала. Хотя, с другой стороны…
– А почему нам ни разу ничего этого не сказали в Обители? Ведь, черт возьми, сколько, оказывается, мелких подножек ждет мага в миру. Так почему нас от всего этого не предостерегают, закрывая, как девиц в благородных институтах?
Ристания философски пожала плечами:
– Я же не домн директор. Может быть, и предостерегают. На старших курсах. Тебе ведь еще три года учиться, не забывай.
Лерга фыркнула. Программу старших курсов она знала едва ли не лучше, чем свою. Да и выпускные экзамены, если бы было можно, сдала б экстерном. Но в Обители такое не практиковалось.
Коридор медленно расширился, осветился острым осенним солнцем, лучи которого, точно ловкие лазутчики, просачивались сквозь высокие стрельчатые окна. Огромные златокованые двери прочно смыкали свои плотно подогнанные створки, служа естественной иллюстрацией единственной цели: «Не пущать!» Ристания, не замедлив шага, распахнула их легким прикосновением ладони. Створки глухо ударились о стены и отскочили, чуть не прихлопнув скользнувшую следом Лергу. Дисцития недовольно покосилась на кровожадные двери, но задерживаться не стала.
Зал был залит ярким светом переливающихся под потолком магических шаров. Колдовство во дворце так прочно переплеталось с реальностью, что разобрать, где кончается одно и начинается другое, не представлялось возможным. Вокруг длинного, накрытого золотой парчовой скатертью стола неспешно прохаживались придворные, сбиваясь в небольшие группки по три-пять человек. Шуршали длинные платья дам, шушукались молодые девушки, ворчали старухи, приглашаемые ко двору исключительно из уважения к их прошлым заслугам да еще, пожалуй, по привычке. Степенно беседовали кавалеры, причем чем глупее был предмет разговора, тем более серьезное и философское выражение поселялось на их лицах.
– Как вы думаете, граф, какого цвета сапоги наденет сегодня его величество? – с озабоченным видом спрашивал кто-нибудь.
Его собеседник напряженно щурил глаза, задумчиво похлопывал себя рукой по бедру и медленно, важно отвечал:
– Право, не знаю, шевалье…
И мужчины расходились, довольные собой и друг другом.
Лерга презрительно фыркнула и перестала прислушиваться к разговорам. Ристания между тем окинула весь зал цепким взглядом, кивнула своим мыслям и повернулась к дисцитии:
– Ты еще ни разу не была на обеде у его величества?
– Нет. Откуда?
– Тем лучше, – загадочно улыбнулась женщина. – Тебе понравится.
– Но я даже не знаю, как себя вести!
– Естественно. Всегда, если не знаешь, как себя вести, будь естественной и расслабленной. Это окупается. – Ристания подхватила Лергу под локоток и неспешным шагом направилась к ближайшей группе мужчин. – И еще одно: чем больше внимания на тебя кто-то обращает – тем меньше обращай на него.
– Почему?
Ответить Ристания не успела: мужчины заприметили дам и, отвесив по поклону, рассыпались в комплиментах:
– Право, домна, – ворковал один, церемонно целуя руку Ристании и раскланиваясь с Лергой, – каждый раз, как вы входите в этот зал, свет меркнет, а туалеты наших дам блекнут перед, – мужчина торопливо обшарил глазами фигуру женщины, но не нашел ничего, достойного чрезмерного восхваления, – вашей изысканной простотой!
– Ах, шевалье, каждый раз, как вы заводите речь, все искусство наших ораторов кажется жалким подобием истинного величия слова! – терпеливо ответила Ристания, не отступая от правил давно придуманной и изрядно поднадоевшей всем игры в светскую галантность.
– Но, увы, – подхватил эстафету второй кавалер, – домна так редко бывает при дворе, что мы рискуем забыть ее прелестный образ, пресытившись миловидностью наших постоянных спутниц. – Легкий кивок в сторону звонко хохочущих девушек.
– Всю прелесть выдержанного вина можно оценить, лишь вдоволь напившись одной пресной воды! – невозмутимо парировала Ристания – Не так ли, шевалье?
– Безусловно, – вынужденно согласился тот.
– Да, кстати, – Ристания отбросила со лба непослушную прядь и осторожно развернула мужчину, указав ему на кого-то в толпе, – не подскажете мне, кто это такая? Боюсь, редко бывая при дворе, я теряю немало интересного…
Кавалер услужливо проследил за направлением указующей руки.
– Та долена[3] в серебристом платье?
– Да, она.
– Это Мари Дьерт. Прелестная молодая дева. Умна и богата.
– Столько качеств – и до сих пор в девицах? – не выдержав, съязвила Лерга.
Ристания, с трудом пряча улыбку, тайком показала ей кулак.
– У нее столь широкий выбор, что она никак не может определиться, – с вымученной улыбкой пояснил собеседник. То ли и сам был в нескончаемой очереди, то ли уже получил от ворот поворот.
– Благодарю вас, шевалье, – обворожительно улыбнулась Ристания, снова подхватывая Лергу под руку и торопясь распрощаться. – Было необычайно приятно встретиться с вами!
– И мне, домна!
Мужчины вернулись к прерванному их появлением разговору, а Ристания, оттащив Лергу на безопасное расстояние, возмущенно зашептала:
– Дорогая моя, будь добра, сдерживай свой язык! Это же аристократы, а с ними надо разговаривать только как с очень маленькими и очень больными детьми!
– Почему?
– Потому что за неосторожную шутку тебя вполне могут вызвать на дуэль!
Мимо с независимым видом прошли две женщины в плащах, даже не обернувшись. Так, неужели и здесь то же самое?!
– А ну стой! – взревел стражник, хватая копье и бросаясь наперерез. – Кто такие, чего во дворце надобно, кто вас звал?!
Женщины послушно остановились, обернулись и смерили стражника презрительными взглядами. Стало как-то неуютно.
– Чего он хочет? – негромко спросила та, что помладше.
– Сейчас узнаем, – пожала плечами вторая. – Эй, милейший, что вам угодно?
– Мне?! – возмутился стражник. – Это вам чего нужно во дворце?! Входите, грамотку пропускную не показываете…
– Ах, грамотку, – с непередаваемым сарказмом отозвалась женщина. – Ну, может быть, вы нас пропустите и без нее?
«Вот еще!» – хотел было фыркнуть стражник, но тут женщина как-то по-особому тряхнула головой – и слова замерзли на языке, не успев скатиться вниз. Как он сразу ее не узнал?!
– Э-э-э… ы… Мм… Простите, домна, – наконец выдавил из себя стражник, с подобострастной улыбкой кланяясь даме. – Добро пожаловать! Дворец для вас всегда открыт!
Женщина невозмутимо поправила прядь волос, кивнула и позвала свою спутницу:
– Идем!
Едва они скрылись за поворотом, стражник обессилено сполз по стене на пол. Хотелось заскулить. День не задался с утра…
Лерга с любопытством обернулась через плечо на стражника и, как только они отошли подальше, не выдержала:
– Почему его так вдруг перекосило?
Ристания спокойно пожала плечами:
– Просто я немного известна при дворе.
– Немного? – с сомнением переспросила дисцития. – Судя по ужасу в его глазах, тут и сам король рядом не стоял!
– Король-то тут как раз и стоял, – задумчиво откликнулась Ристания, хмуря брови. Коридор расходился на три стороны, и, куда идти, она, похоже, толком не знала.
– Правда? А как это было? – не отставала Лерга.
– Неважно, – отмахнулась женщина, решительно тряхнув волосами и выбрав левый коридор.
Лерга поспешила следом.
– И все-таки?
Ристания резко остановилась и обернулась к девушке. Та от неожиданности отшатнулась.
– Запомни, дорогая моя, когда ставишь вопрос ребром, он непременно выйдет тебе боком. Особенно при дворе. Ясно?
– Ясно, – обиженно отозвалась Лерга. Ясно ей было лишь то, что никаких подробностей из Ристании клещами не вытянешь. А жаль.
Весь коридор был насквозь пропитан сладковато-приторным запахом неуловимо знакомого, но мало пользующегося в Обители спросом зелья.
– Что это за аромат? – не выдержав, спросила Лерга, когда уже отчаялась вспомнить сама.
– Гламария, – усмехнулась Ристания. – Искусственный стимулятор красоты. На семь часов.
– Я помню. Но… она ведь жутко дорогая, не так ли? А здесь, судя по запаху, в ней купаются!
Ристания рассыпчато рассмеялась:
– О да, придворные дамы тратят на гламарию, притирки и косметику гораздо больше, чем страна на вооружение. Это и понятно: они и победы одерживают гораздо чаще.
Лерга прыснула со смеху, а потом задумалась: как бы она выглядела, если б намазалась гламарией? Может, попробовать?
– И не вздумай! – строго одернула дисцитию Ристания. (Лерге порой казалось, что она слышит ее мысли в фоновом режиме, даже не напрягаясь. Ощущение было жутковатое.) – Гламария как наркотик: ты мажешься ею один раз, потом второй, третий – а на четвертый день уже попросту не можешь от нее отказаться. Спускаешь на зелье все деньги, впутываешься в интриги, совершаешь любые преступления. Я знала дам, которые повесились, оставив после себя пустой флакон из-под гламарии, накрытый запиской: «Я не могу заплатить столько!» Свобода в этой жизни и так понятие весьма иллюзорное. Так зачем ее ограничивать еще и по собственной глупости?
Лерга обиженно помолчала несколько минут. Такой отповеди из-за какой-то одной мысли она явно не заслуживала. Хотя, с другой стороны…
– А почему нам ни разу ничего этого не сказали в Обители? Ведь, черт возьми, сколько, оказывается, мелких подножек ждет мага в миру. Так почему нас от всего этого не предостерегают, закрывая, как девиц в благородных институтах?
Ристания философски пожала плечами:
– Я же не домн директор. Может быть, и предостерегают. На старших курсах. Тебе ведь еще три года учиться, не забывай.
Лерга фыркнула. Программу старших курсов она знала едва ли не лучше, чем свою. Да и выпускные экзамены, если бы было можно, сдала б экстерном. Но в Обители такое не практиковалось.
Коридор медленно расширился, осветился острым осенним солнцем, лучи которого, точно ловкие лазутчики, просачивались сквозь высокие стрельчатые окна. Огромные златокованые двери прочно смыкали свои плотно подогнанные створки, служа естественной иллюстрацией единственной цели: «Не пущать!» Ристания, не замедлив шага, распахнула их легким прикосновением ладони. Створки глухо ударились о стены и отскочили, чуть не прихлопнув скользнувшую следом Лергу. Дисцития недовольно покосилась на кровожадные двери, но задерживаться не стала.
Зал был залит ярким светом переливающихся под потолком магических шаров. Колдовство во дворце так прочно переплеталось с реальностью, что разобрать, где кончается одно и начинается другое, не представлялось возможным. Вокруг длинного, накрытого золотой парчовой скатертью стола неспешно прохаживались придворные, сбиваясь в небольшие группки по три-пять человек. Шуршали длинные платья дам, шушукались молодые девушки, ворчали старухи, приглашаемые ко двору исключительно из уважения к их прошлым заслугам да еще, пожалуй, по привычке. Степенно беседовали кавалеры, причем чем глупее был предмет разговора, тем более серьезное и философское выражение поселялось на их лицах.
– Как вы думаете, граф, какого цвета сапоги наденет сегодня его величество? – с озабоченным видом спрашивал кто-нибудь.
Его собеседник напряженно щурил глаза, задумчиво похлопывал себя рукой по бедру и медленно, важно отвечал:
– Право, не знаю, шевалье…
И мужчины расходились, довольные собой и друг другом.
Лерга презрительно фыркнула и перестала прислушиваться к разговорам. Ристания между тем окинула весь зал цепким взглядом, кивнула своим мыслям и повернулась к дисцитии:
– Ты еще ни разу не была на обеде у его величества?
– Нет. Откуда?
– Тем лучше, – загадочно улыбнулась женщина. – Тебе понравится.
– Но я даже не знаю, как себя вести!
– Естественно. Всегда, если не знаешь, как себя вести, будь естественной и расслабленной. Это окупается. – Ристания подхватила Лергу под локоток и неспешным шагом направилась к ближайшей группе мужчин. – И еще одно: чем больше внимания на тебя кто-то обращает – тем меньше обращай на него.
– Почему?
Ответить Ристания не успела: мужчины заприметили дам и, отвесив по поклону, рассыпались в комплиментах:
– Право, домна, – ворковал один, церемонно целуя руку Ристании и раскланиваясь с Лергой, – каждый раз, как вы входите в этот зал, свет меркнет, а туалеты наших дам блекнут перед, – мужчина торопливо обшарил глазами фигуру женщины, но не нашел ничего, достойного чрезмерного восхваления, – вашей изысканной простотой!
– Ах, шевалье, каждый раз, как вы заводите речь, все искусство наших ораторов кажется жалким подобием истинного величия слова! – терпеливо ответила Ристания, не отступая от правил давно придуманной и изрядно поднадоевшей всем игры в светскую галантность.
– Но, увы, – подхватил эстафету второй кавалер, – домна так редко бывает при дворе, что мы рискуем забыть ее прелестный образ, пресытившись миловидностью наших постоянных спутниц. – Легкий кивок в сторону звонко хохочущих девушек.
– Всю прелесть выдержанного вина можно оценить, лишь вдоволь напившись одной пресной воды! – невозмутимо парировала Ристания – Не так ли, шевалье?
– Безусловно, – вынужденно согласился тот.
– Да, кстати, – Ристания отбросила со лба непослушную прядь и осторожно развернула мужчину, указав ему на кого-то в толпе, – не подскажете мне, кто это такая? Боюсь, редко бывая при дворе, я теряю немало интересного…
Кавалер услужливо проследил за направлением указующей руки.
– Та долена[3] в серебристом платье?
– Да, она.
– Это Мари Дьерт. Прелестная молодая дева. Умна и богата.
– Столько качеств – и до сих пор в девицах? – не выдержав, съязвила Лерга.
Ристания, с трудом пряча улыбку, тайком показала ей кулак.
– У нее столь широкий выбор, что она никак не может определиться, – с вымученной улыбкой пояснил собеседник. То ли и сам был в нескончаемой очереди, то ли уже получил от ворот поворот.
– Благодарю вас, шевалье, – обворожительно улыбнулась Ристания, снова подхватывая Лергу под руку и торопясь распрощаться. – Было необычайно приятно встретиться с вами!
– И мне, домна!
Мужчины вернулись к прерванному их появлением разговору, а Ристания, оттащив Лергу на безопасное расстояние, возмущенно зашептала:
– Дорогая моя, будь добра, сдерживай свой язык! Это же аристократы, а с ними надо разговаривать только как с очень маленькими и очень больными детьми!
– Почему?
– Потому что за неосторожную шутку тебя вполне могут вызвать на дуэль!