– Холменколлвейен, – сказал Харри и откинул потную голову на прохладную спинку кожаного сиденья.
   По дороге он смотрел в заднее окно, наблюдая, как в бледно-голубом небе кружатся в поисках еды ласточки. В воздухе как раз появилась мошкара. Самое время для ласточек, чтобы подкрепиться, – с этого момента и до заката.
 
   Такси остановилось возле большого и мрачноватого деревянного дома.
   – Подъехать к крыльцу? – осведомился водитель.
   – Нет, постоим тут, – сказал Харри.
   Он посмотрел на дом. Ему показалось, что в окне он заметил Ракель. Олегу, наверное, скоро пора в кровать. Впервые с момента размолвки Харри приехал сюда. На душе скребли кошки…
   – Сегодня ведь пятница?
   Таксист с опаской посмотрел в зеркало и медленно кивнул.
   Дни. Недели. Господи, как же быстро растут эти мальчишки!
   Харри помассировал лицо, пытаясь втереть немного жизни в то, что сейчас больше всего напоминало посмертную маску.
   А ведь зимой казалось, что все не так уж плохо.
   Харри тогда раскрыл пару крупных преступлений, у него был свидетель по делу Эллен, он не пил. А еще Ракель и он перешли от простой влюбленности к совместному строительству семейной жизни, и ему это нравилось. Нравились выезды на природу, пикники для детей, на которых Харри жарил на углях мясо. Нравилось приглашать отца и Сестрёныша на воскресный ужин и смотреть, как его сестра с синдромом Дауна играет с девятилетним Олегом. И самое замечательное – влюбленность не проходила. Ракель даже стала поговаривать, что неплохо бы Харри переехать к ним, аргументируя это тем, что дом слишком велик для них с Олегом, а Харри не слишком старался найти контраргументы.
   – Поглядим. Вот только разберусь с делом Эллен, – пообещал он.
   Проверкой их чувств должна была стать поездка в Нормандию: три недели в старинном поместье и неделя на речном теплоходе.
   Но тут дела пошли вкривь и вкось.
   Всю зиму он занимался делом Эллен. Усердно, даже слишком. Харри не умел работать иначе. К тому же Эллен Йельтен была не просто коллегой, а его лучшим другом. Три года назад они вместе охотились на человека, занимавшегося контрабандой оружия, по кличке Принц.
   Эллен убили бейсбольной битой на берегу Акерсельвы. Улики указывали на неонациста Сверре Ульсена, который уже успел засветиться в полиции. Увы, показаний его они так и не услышали: во время ареста Том Волер прострелил ему голову – как он заявил, это была самооборона. Но Харри был уверен, что за убийством стоит Принц, и уговорил Мёллера разрешить ему провести собственное расследование. Мотивы были личными, а значит, официально расследование Харри вести не мог. Мёллер тогда решил сделать исключение – как поощрение за успехи Харри при раскрытии других дел. Этой зимой наметился прорыв. Отыскался свидетель, который вечером, когда произошло убийство, видел, как Сверре Ульсен беседует с кем-то в красной машине в Грюнерлёкке всего в паре сотен метров от места преступления. Этим свидетелем был некто Рой Квинсвик, бывший неонацист с судимостью, а ныне новообретенный прихожанин Филадельфийского прихода. Квинсвика нельзя было назвать образцовым свидетелем, но он долго и упорно всматривался в предложенную Харри фотографию и сказал: да, именно этот человек сидел в машине рядом со Сверре. Человеком на фотографии был Том Волер.
   Хотя Волера Харри подозревал давно, подтверждение догадки потрясло его еще и потому, что это означало – в полиции Волер не единственный оборотень, иначе Принц просто не смог бы проворачивать столь масштабные аферы. Стало быть, Харри не может доверять никому. Поэтому о Рое Квинсвике он молчал, понимая, что второй такой удачи не будет. Одно неверное движение – и запахнет гнилью, а будет гниль – будут и крысы. Значит, надо быть во всеоружии.
   Харри начал в глубокой тайне готовить оборону. Это оказалось не так просто, как он думал. Не зная, кому можно довериться, он дожидался, пока все уйдут с работы, и копался в архивах, залезал во внутреннюю сеть, распечатывал электронную почту и списки входящих и исходящих телефонных звонков от тех, кто, по его сведениям, был как-то связан с Волером. Вечерами он просиживал в машине поблизости от Юнгсторг, наблюдая за посетителями пиццерии «У Герберта», где ошивались неонацисты, – по версии Харри, контрабанда оружия проходила через них. Не добившись результатов, Харри стал шпионить за Волером и кое-кем из коллег, особенно за теми, кто, насколько он знал, проводит много времени в экернском тире. Он следил за ними издалека. Сидел в машине перед их домами и не смыкал глаз, покуда все спали. На рассвете, измотанный, возвращался к Ракели и, прикорнув на пару часов, снова шел на работу. Потом она попросила его в сдвоенные дежурства ночевать дома. Он не сказал ей, что ночью работает не по графику, не по приказу.
   Потом стало еще хуже.
   Как-то вечером он решил-таки побывать «У Герберта». Потом зашел еще раз. Поговорил с ребятами. Угостил пивом. Разумеется, они знали, кто он такой, но бесплатное пиво – оно и есть бесплатное пиво. Они пили, ухмылялись и молчали. Наконец он понял, что им ничего не известно, но захаживать не перестал. Возможно потому, что там Харри чувствовал себя рядом с пещерой дракона, из которой, если проявить терпение, чудовище обязательно вылезет. Ни Волер, ни его коллеги так и не появлялись. Тогда он вернулся к слежке за домом Волера.
   Однажды ночью в двадцатиградусный мороз на пустой улице показался паренек в короткой легкой курточке. Шаткой походкой, выдающей наркомана, он прошел мимо машины Харри, остановился у дома Волера, посмотрел по сторонам и попытался вскрыть замок. Харри прекрасно понимал: вмешайся он – и его разоблачат, поэтому оставался в машине. Наверное, парень совсем туго соображал и плохо держался на ногах, потому что в какой-то момент его инструмент со звоном отлетел от замка, и наркоман рухнул в сугроб перед домом. И не поднялся. В одном из окон зажегся свет. Волер отдернул занавески. Харри ждал. Ничего не происходило. Минус двадцать. У Волера – свет в окне. Паренек не двигался. Уже позже Харри спрашивал себя, что ему, черт возьми, нужно было делать?! Аккумулятор в телефоне сел на морозе, и он даже не мог вызвать «скорую». Он сидел. Шли минуты. Проклятый наркоман. Минус двадцать один. Чертов наркоман. Конечно, можно было бы уехать оттуда, добраться до больницы и сообщить о происшедшем. В дверях дома показался человек. Волер. Он смешно смотрелся в халате, сапогах, шапке и варежках. С собою он нес два шерстяных одеяла. Харри с удивлением наблюдал, как Том Волер проверяет пульс и зрачки наркомана, а затем заворачивает его в одеяла. Потом Волер долго стоял на пороге и смотрел в сторону Харри. Через несколько минут подъехала «скорая помощь».
   В тот раз Харри, вернувшись домой, сел в кресло и всю ночь слушал рок-группу «Рага Рокерз» – свою, норвежскую, и американца Дюка Эллингтона, а потом пошел на работу, не переодеваясь уже в течение сорока восьми часов.
   Первая ссора между ним и Ракелью случилась одним апрельским вечером.
   Харри в последний момент отменил выезд на природу, и Ракель заметила, что он уже в третий раз подряд нарушает обещание. Обещание, данное Олегу, подчеркнула она. Харри заявил, что прикрываться Олегом непорядочно и на самом деле ей просто не нравится, что ее прихотям уделяют меньше внимания, чем поискам убийц Эллен. Она назвала Эллен привидением, сказала, что Харри зациклился на мертвом человеке. Это ненормально и до добра не доведет, что это некрофилия и вообще – занимается он расследованием не ради Эллен, им движет жажда мести.
   – Тебе нанесли рану, – закончила она, – и теперь ты всеми силами стараешься отомстить.
   Когда Харри в отвратительном настроении выходил из комнаты, за лестничными перилами мелькнула пижама и испуганные глаза Олега.
   После этого Харри вообще перестал заниматься чем-либо, что не касалось поиска убийц. Впотьмах читал чужую электронную почту, всматривался в черные окна домов и вилл, подкарауливая людей, которые так и не появлялись. Урывками спал в квартире на Софиес-гате.
   Дни стали светлее и длиннее, а он так ничего и не нашел.
   И как-то ночью вернулся детский кошмар. Сестрёныш. Ее поднимающиеся вверх волосы. Перекошенное болью лицо. Его собственная беспомощность. Следующей ночью кошмар пришел снова. И снова.
   Друг детства, таксист Эйстен Эйкеланн, который, когда не крутил баранку, пил «У Малика», говорил, что на Харри лица нет, и даже предлагал возить его на работу и обратно. Харри отказался и из последних сил продолжал свою безумную гонку.
   Оставалось только ждать, когда она приведет его в пропасть.
   Земля стала осыпаться из-под ног из-за такой прозаической вещи, как неоплаченный счет. Стоял конец мая, Харри и Ракель уже несколько дней не разговаривали. Он проснулся в кабинете от ее телефонного звонка. Ракель сказала, что турагентство напоминает о плате за усадьбу в Нормандии. В их распоряжении была неделя, после чего турагентству придется перепродать право аренды другим клиентам.
   – Крайний срок – пятница. – После этих слов она положила трубку.
   Харри отправился в уборную, побрызгал лицо холодной водой и встретился взглядом со своим отражением в зеркале. Мокрый светлый «ежик», красные от лопнувших сосудов глаза, темные мешки под ними, впалые щеки. Попробовал улыбнуться и увидел желтозубый оскал. Он сам себя не узнавал. Тут он понял: Ракель права. Это крайний срок. Для него и Ракели. Для него и Эллен. Для него и Тома Волера.
   В тот же день он пошел к своему непосредственному начальнику, Бьярне Мёллеру – единственному человеку в полиции, которому он полностью доверял. Слушая рассказ Харри, Мёллер то кивал, то качал головой и в итоге сказал, что это дело, по счастью, не в его компетенции и Харри нужно идти прямиком к начальнику криминальной полиции. Но до этого десять раз подумать: а стоит ли? Харри, думая, вышел из квадратного кабинета Мёллера и направился к овальному, где работал начальник криминальной полиции. Постучался, зашел и выложил все свои козыри. Свидетеля, который видел Тома Волера и Сверре Ульсена вместе, и то, что именно Волер застрелил Ульсена при аресте. Все, что у него было после пяти месяцев мучений, погони за призраками, пяти месяцев на грани сумасшествия.
   Начкрим спросил, какой, по мнению Харри, у Тома Волера был мотив, чтобы пойти на убийство Эллен Йельтен.
   Харри ответил, что Эллен располагала опасной информацией. В тот вечер, когда ее убили, она оставила на автоответчике Харри сообщение о том, что знает, кто такой Принц, заправляющий контрабандой оружия и вооруживший преступников в Осло не хуже, чем солдат спецназа.
   – Но, когда я ей перезвонил, к сожалению, было слишком поздно, – сказал Харри, пытаясь понять выражение лица собеседника.
   – А на убийство Сверре Ульсена? – продолжал тот.
   – Когда мы напали на след Ульсена, Принц убил его, чтобы он никому не рассказал, кто стоит за убийством Эллен.
   – И вы говорите, что этот Принц…
   – …Том Волер, – уверенно произнес Харри.
   Начкрим молча кивнул, потом добавил:
   – Стало быть, один из самых уважаемых наших инспекторов.
   Следующие десять секунд Харри казалось, что он в вакууме – ни воздуха, ни звуков. Он знал: здесь и сейчас его полицейская карьера может оборваться.
   – Хорошо, Холе. Прежде чем принимать решение, мне бы хотелось поговорить с вашим свидетелем. – Начальник встал. – И надеюсь, вы понимаете, что с этого момента и впредь это дело должно оставаться между нами.
 
   – Сколько мы будем здесь стоять?
   От голоса таксиста Харри вздрогнул. Он уже почти спал.
   – Поехали обратно, – сказал он и бросил последний взгляд на деревянный дом.
   Когда они ехали по Киркевейен, зазвонил мобильный телефон. Говорила Беата:
   – Кажется, нашли оружие. Ты был прав. Пистолет.
   – Что ж, поздравляю нас обоих.
   – Спасибо… Найти его было нетрудно. Лежал в мусорной корзине под мойкой.
   – Марка и номер?
   – «Глок-двадцать три». Номер сточен.
   – Следы остались?
   – Такие же, как на большей части оружия, конфискованного нами в Осло.
   – Ясно, не читается. – Харри переложил телефон в левую руку. – Неясно только, зачем ты мне все это рассказываешь. Я этим делом не занимаюсь.
   – Я бы не говорила с такой уверенностью, Харри. Мёллер сказал…
   – Мёллер и вся вонючая полиция Осло могут проваливать к дьяволу!
   Харри сам вздрогнул от звука своего голоса и увидел в зеркале, как нахмурился таксист.
   – Извини, Беата. Я… Ты еще там?
   – Да.
   – Я сейчас немного не в себе.
   – Ничего, не горит.
   – Что?
   – Дело может подождать.
   – Рассказывай давай.
   Она вздохнула:
   – Ты заметил у Камиллы Луен шишку чуть ниже правой брови?
   – Да, конечно.
   – Я подумала: возможно, ее ударил убийца или она сама ударилась при падении. Но оказалось, никакой шишки не было!
   – Как так?
   – Патологоанатом потрогал ее, она такая твердая! Потом он сунул палец под веко. И знаешь, что он нашел?
   – Ну… – протянул Харри. – Нет…
   – Маленький красноватый драгоценный камень в форме звезды. Мы полагаем, бриллиант. Что ты на это скажешь?
   Харри глубоко вздохнул и посмотрел на часы. До закрытия бара оставалось целых три часа.
   – Что я этим делом не занимаюсь, – сказал он и выключил телефон.

Глава б

Пятница. Вода
   «Сухо, но я вижу, как полицейский выходит из-под воды. Вода для жаждущих. Дождевая вода, речная вода, морская вода.
   Он меня не заметил. Качаясь, он вышел на Уллеволсвейен и там пытался остановить такси. Никто не хотел его сажать. Как лодочник – беспокойную душу, которая бродит вдоль берега реки. Да, и я знаю – каково это, когда тебя отталкивают те, кто тебе дорог. Когда нужна поддержка, а получаешь отказ. Когда понимаешь, что все вокруг на тебя плюют, а тебе – не на кого плюнуть. И постепенно догадываешься о том, что же тебе нужно делать».

Глава 7

Понедельник. Отставка
   Харри зашел в магазин, открыл стеклянную дверь молочного отдела и прислонился к ней. Стащил потную футболку и закрыл глаза, ощущая кожей прохладный воздух.
   Синоптики предсказывали тропическую жару этой ночью, и люди в магазине запасались мясом для гриля, пивом и минеральной водой.
   У мясных полок спиной к Харри стояла женщина. Он сразу узнал ее по цвету волос и пышным формам. Когда она обернулась, Харри увидел, что на ней топик, по расцветке напоминающий зебру, но столь же обтягивающий, как тот, леопардовый. Вибекке Кнутсен подумала, положила коробки с бифштексами обратно, вместе с тележкой перешла к холодильнику и достала оттуда две упаковки трескового филе.
   Харри надел футболку и закрыл стеклянную дверь. Молока ему не хотелось. И мяса. И трески тоже. Ему хотелось чего-нибудь простого – совсем немного, лишь бы это можно было съесть. Нет, он не был голоден, но желудок требовал еды. Он начал ныть еще прошлым вечером, и по опыту Харри знал, что, если сейчас чего-нибудь не съесть, он не удержит в себе ни капли спиртного. Сейчас в тележке лежал пеклеванный хлеб и пакет из «Винной монополии»[7] через дорогу. Он добавил к этому полцыпленка, шесть упаковок пива «Ганза», безразлично продефилировал мимо фруктового отдела и оказался в очереди на кассу прямо за Вибекке Кнутсен. Не нарочно, но, возможно, и не совсем случайно.
   По-прежнему не замечая Харри, она обернулась, наморщила нос, как будто почувствовала какой-то неприятный запах (чего Харри исключить не мог), и попросила у кассирши два блока легких сигарет «Принс».
   – А мне сказали, у вас там не курят.
   Вибекке повернулась, с удивлением посмотрела на него и подарила ему три разные улыбки. Первая была быстрой, автоматической. Вторая – из тех, что возникают, когда мы встречаем знакомых. А когда касса осталась позади, появилась и третья улыбка – любопытная.
   – Вы, я погляжу, решили устроить себе пир, – сказала Вибекке, пытаясь утрамбовать покупки в один пластиковый пакет.
   – Вроде того, – пробормотал Харри и улыбнулся в ответ.
   Она слегка наклонила голову набок, полоски на топике дрогнули.
   – Много гостей?
   – Не много, но все незваные.
   Кассирша протянула ему сдачу, но он кивнул на копилку Армии спасения.
   – А им нельзя указать на дверь? – Улыбка Вибекке теперь заиграла и в ее глазах.
   – Ну-у… Как раз таких гостей выдворить не так-то легко.
   Бутылки «Джима Бима» весело звякнули об упаковку «Ганзы».
   – Да? Старые товарищи-собутыльники?
   Харри посмотрел на нее. Кажется, она действительно хотела узнать, в чем дело. Это было для него тем более удивительно, что она, как ему показалось, жила вместе с таким правильным мужчиной. Вернее, такой правильный мужчина жил с ней.
   – У меня нет товарищей, – сказал Харри.
   – Стало быть, дама. И, наверное, из назойливых?
   Ему захотелось открыть перед нею дверь, но та открывалась автоматически. Удивительно, но Харри этого не помнил, хотя покупал здесь продукты несколько лет подряд. Они вышли на улицу и теперь стояли друг напротив друга.
   Харри не знал, что ответить, поэтому сказал правду:
   – Три дамы. Иногда они приходят, если я недостаточно выпью.
   – Что-что? – Она прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела на него.
   – Ничего, извините. Просто мысли вслух. То есть мыслями это не назовешь… но все равно вслух. Наверное, я болтун. Мне… – Он не понимал, почему Вибекке до сих пор не ушла.
   – Они у нас все выходные по лестнице туда-сюда бегали, – сказала она.
   – Кто? – удивился Харри.
   – Да полиция.
   До Харри медленно дошло, что с того дня, когда он был в квартире Камиллы Луен, прошли суббота и воскресенье. Он попытался найти свое отражение в витрине магазина. Суббота и воскресенье? На кого же он сейчас похож?
   – Вы, полицейские, нам ничего не рассказываете, – продолжала Вибекке, – а в газетах пишут только, что у вас пока нет никаких зацепок. Это так?
   – Я этим делом не занимаюсь, – ответил Харри.
   – А, ну да. – Вибекке Кнутсен кивнула и снова заулыбалась. – А знаете что?
   – Что?
   – На самом деле ничего страшного.
   Пару секунд Харри соображал, что она имеет в виду. Потом засмеялся и зашелся жутким кашлем.
   – Забавно, я вас раньше в этом магазине не видел, – сказал он, отдышавшись.
   Вибекке пожала плечами:
   – Кто знает? Может, мы скоро опять встретимся?
   Она наградила его лучезарной улыбкой и пошла домой. Пластиковые пакеты и ее пышные формы покачивались из стороны в сторону.
   «Ты, я и африканский зверь» – эта мысль показалась Харри такой громкой, что он испугался, не произнес ли он ее вслух.
 
   У входной двери дома на Софиес-гате сидел мужчина. Пиджак он перекинул через плечо. Рубашка темнела пятнами пота на груди и под мышками. Одной рукой мужчина держался за живот. Увидев Харри, он встал.
   Харри задержал дыхание и собрался с силами. Это был Бьярне Мёллер.
   – О господи, Харри!
   – О господи, шеф!
   – Знаешь, как ты выглядишь?
   Харри достал ключи и ответил вопросом на вопрос:
   – Вы считаете, я не в лучшей форме?
   – Тебя же попросили помочь нам с расследованием на выходных! А от тебя ни слуху ни духу. И на работу сегодня не вышел.
   – Проспал, шеф. Это, кстати, не так далеко от истины, как вы думаете.
   – Может, и предыдущие четыре недели ты тоже проспал? До того, как я тебя вызвонил в прошлую пятницу?
   – Ну, уже на вторую неделю туман рассеялся. Я позвонил на работу, но мне сказали, что я значусь в отпуске. Полагаю, это ваших рук дело.
   Харри начал подниматься по лестнице, за ним по пятам следовал начальник.
   – Мне пришлось, – простонал Мёллер, снова хватаясь за живот. – Четыре недели, Харри!
   – Хм… Наносекунда по вселенским масштабам.
   – И ни единого слова о том, где ты пропадаешь!
   Харри не без труда вставил ключ в замок:
   – Сейчас услышите.
   – Что именно?
   – Единое слово о том, где я пропадаю. Здесь. – Харри распахнул дверь квартиры, и их обдало кисловато-сладковатой вонью старого мусора, пива и сигаретных окурков. – Вам было бы легче, если б вы это знали?
   Он вошел внутрь. Мёллер и тут последовал за ним, хотя и не без колебаний.
   – Можете не разуваться, шеф! – крикнул Харри из кухни.
   Мёллер тяжело вздохнул и постарался пройти через комнату так, чтоб не наступить на разбросанные по полу пустые бутылки, переполненные пепельницы и виниловые пластинки.
   – Ты что же, Харри, хочешь сказать, что все эти четыре недели ты сидел тут и пил?
   – Я делал перерывы, шеф. Долгие перерывы. Я ведь в отпуске, верно? На прошлой неделе я практически капли в рот не взял.
   – У меня плохие новости, Харри! – крикнул Мёллер, открывая оконную защелку. Ему пришлось трижды навалиться всем телом на раму, прежде чем окно открылось. Он снова охнул и расстегнул ремень и верхнюю пуговицу на брюках. Обернувшись, он увидел в дверях Харри с открытой бутылкой виски в руке.
   – Что за новости? – Харри посмотрел на расстегнутый ремень. – Пороть меня пришли? Или насиловать?
   – Живот болит, – пожаловался Мёллер. – Несварение желудка.
   – Хмм… – Харри понюхал горлышко бутылки. – Несварение желудка – это занятно. Я и сам маялся животом, поэтому почитал кое-какую ли-тературку по этому вопросу. Переваривание пищи занимает от двенадцати до двадцати четырех часов. У всех. И пища проходит через ваши внутренности не дольше, а просто больнее.
   – Харри…
   – По стаканчику, шеф? Пахнет вроде как настоящее.
   – Я пришел, чтобы сказать: «Все, Харри! Стоп!»
   – Завязали? – с интересом спросил Харри.
   – Заткнись! – Мёллер ударил по столу так, что пустые бутылки подпрыгнули. Потом он осел в зеленое кресло и провел рукой по лицу. – Много раз, Харри, я рисковал своей должностью, чтобы спасти твою. Но ведь есть люди, которые для меня ближе, чем ты. Это о них я должен заботиться. Все, Харри. Больше я тебе помогать не смогу.
   – А-а… – Харри плюхнулся на диван и налил виски в ближайший стакан. – О помощи я вас не просил, шеф, но все равно спасибо. За все хорошее. Ваше здоровье!
   Мёллер глубоко вздохнул и закрыл глаза.
   – Знаешь что, Харри? Иногда ты ведешь себя, как самый наглый, эгоистичный и тупой в мире мешок с дерьмом, – с обидой сказал он.
   Харри пожал плечами и залпом осушил стакан.
   – Я написал приказ о твоей отставке.
   Харри налил себе еще.
   – Он лежит на столе начальника криминальной полиции. Не хватает только его подписи. Ты понимаешь, что это значит, Харри?
   Харри кивнул и поинтересовался:
   – Вам точно не налить перед уходом, шеф?
   Мёллер встал. В двери он обернулся:
   – Ты не представляешь, как мне больно видеть тебя таким, Харри. Ракель и эта работа – вот и все, что у тебя было. Сначала ты не сумел удержать Ракель. А теперь – работу.
   «Я потерял и то и другое четыре недели назад», – подумал Харри, и эта мысль набатом отдалась в его голове.
   – Мне действительно больно, Харри. – И дверь за Мёллером закрылась.
   Сорок пять минут спустя Харри уже спал в кресле. Да, гости к нему пришли. Но не три дамы, а начкрим.
   Четыре недели и три дня назад начальник криминальной полиции сам предложил устроить встречу в «Боксере», приюте блаженных бражников. Под самым носом Главного управления и в двух шагах от грязных задних дворов со сточными канавами. Только он сам, Харри и Рой Квинсвик. Объяснив это тем, что, покуда не принято никакого решения, действовать лучше по возможности неофициально, чтобы у него всегда был путь к отступлению.
   О таком пути для Харри он не говорил.
   Харри опоздал в «Боксер» на четверть часа. Начкрим сидел за одним из дальних столиков с бокалом пива. Когда Харри подсел к нему, он кожей почувствовал его тяжелый взгляд. Глубоко посаженные голубые глаза сверкали по обе стороны от узкой аристократической переносицы. У начальника были густые седые волосы, прямая осанка и поджарая фигура – насколько позволял возраст. В общем, он был из особой породы шестидесятилетних стариков – сложно поверить в то, что они когда-нибудь будут выглядеть по-настоящему старыми. В криминальном отделе его называли Президентом: не только из-за овального кабинета, но и потому, что разговаривал он как глава государства, особенно в официальной обстановке. Но сейчас обстановка была «по возможности неофициальной». Начальник криминальной полиции открыл безгубый рот и спросил:
   – Вы один?
   Харри заказал официанту минеральную воду «Фаррис», взял со стола меню, изучил первую страницу и как можно беззаботнее бросил:
   – Он передумал.
   – Ваш свидетель передумал?
   – Да.
   Начкрим медленно тянул пиво из бокала.
   – Он был готов выступать свидетелем в течение пяти месяцев, – добавил Харри. – Мы с ним говорили еще позавчера. Как вы думаете, свиные рульки тут ничего?
   – Что он сказал?
   – Мы договорились, что сегодня я заберу его после службы в Филадельфийском приходе. А когда я туда пришел, он сказал, что передумал. Он понял: в машине со Сверре Ульсеном сидел все-таки не Том Волер.
   Собеседник посмотрел на Харри. Потом резким движением вскинул левую руку и взглянул на часы, что, как понял Харри, означало завершение встречи.
   – Тогда нам остается только предполагать, кого именно видел в машине ваш свидетель. Что скажете, Холе?
   Харри сглотнул, посмотрел на меню:
   – Рульки. Пожалуй, все же свиные рульки.