- Ты чего тут? - сердито прикрикнул он на мальчика.-Кой черт тебя на двор понесло.
Ворча, стряхнул с шапки и тулупа снег и вошел в дом. Показав Ваське знаком, чтобы тот молчал, Афанас быстро разделся и забрался в постель. Васька удивился, но не решился ни о чем спрашивать.
- Васька, эй, Васька! - услышал он Ванькин голос. - Выдь ко мне за сарай.
- Сейчас, погоди чуток.
Васька быстро закончил работу, сгреб в сторону навоз, рассыпал возле коров свежую солому и вышел. Ванька ждал его у плетня.
- Иди сюда, есть что рассказать. Я ночью партизан видел.
- Партизан?
Блестящие, горящие любопытством и волнением глаза Васьки устремились на друга.
- Настоящих партизан? Взаправду?
- Правда, правда, ей Богу... С винтовками и красными звездочками на шапках.
- Где видел?
- Приходили ночью к нам на двор. Деда подняли. Только под утро вернулся, ругается почем зря. Говорят, прошлой ночью партизаны были на хуторе Феофила, забрали у него свинью и овцу.
- Да разве партизаны грабят?
- Дед Кароль говорит: что немцы, то они - и те берут, и эти. Только я думаю, что это не так.
- Почему? - спросил Васька.
- Потому что немцы чужие, враги, а партизаны свои, по-русски говорят.
- То-то и оно, партизаны же в лесу живут, и если сами не возьмут, кто им поесть даст?
Весь тот день Васька ходил как очумелый. Значит верно, поблизости есть партизаны. Летом он много слышал о них. Не раз мужики разговаривали между собой об операциях, проведенных поблизости партизанами: о поезде, шедшем к Минску на фронт, который они пустили под откос; о том, как они отомстили мужику, сын которого служил в полиции... Обо всех этих случаях рассказывали потихоньку, на ухо, иногда со страхом, иногда с уважением. Васька знал, что партизаны - враги немцев и борются против них по эту сторону линии фронта. Есть, стало быть, люди, которые не боятся немцев, которые ходят свободно с оружием в руках. И они живут в лесу, в том самом лесу, где он чувствовал себя таким одиноким и заброшенным. Как ему хотелось увидеть своими глазами этих удивительных партизан!
Иногда ему казалось, что это просто сказки, которые крестьяне рассказывают длинными зимними вечерами или летом в ночном, просто так, от скуки. Но ведь Ванька и вправду видел их! Значит, они действительно существуют!
- Ванька - зашептал Шмулик на ухо другу, и лицо у него вспыхнуло, где их можно увидеть ?
Ванька пожал плечами и ответил с важным видом:
- Это страшный секрет.
Ему льстило, что Васька, который защищал его своими кулаками от ребят посильнее, и даже умеет читать и писать, теперь обращается к нему за советом.
- Как, как их найти? - не отставал от него Васька. - Скажи, ведь ты же поклялся, мне, что мы друзья, что мы как братья.
- Тихо, нельзя об этом говорить. И у плетня есть уши! Дед Кароль страшно сердится, когда их поминают; и вообще лучше не болтать, - добавил Ванька и заскользил по снегу назад к дому.
Одно стремление было теперь у Васьки: увидеться с партизанами, с глаз на глаз, и поговорить с ними. Партизаны грезились ему днем и ночью. Иногда, когда он, стоя за сараем возле плетня, вглядывался в заснеженные поля и в дорогу, ведущую в лес, ему казалось, что среди черных деревьев поблескивают на солнце ружья партизан. Бывало, он просыпался ночью, торопливо одевался и выходил на дорогу: авось повезет и как раз проедут партизаны.
Иногда он приходил в отчаяние: ведь он еще мал, партизаны и внимания на него не обратят.
Работы на дворе давно закончились. Уже и стадо перестали выгонять. Шмулик ходит с Афанасом в лес, вдвоем они рубят деревья, пилят их, грузят дрова на сани и везут в город на продажу. Васька редко сопровождал Афанаса в его поездках в город. Обычно он возвращался домой, а хозяин продолжал путь один. Когда они забирались в глубь леса - рубить деревья крестьянам запрещалось, - в Васькином сердце пробуждалась надежда: авось на этот раз повезет? Но в лесу не было ни души, только удары их топоров гулко разносились вокруг.
- Васька, Васька, вставай, вставай же!
Мальчик почувствовал, что чья-то рука трясет его за плечо. Открыл глаза: перед ним стоит хозяин, тулуп накинут поверх нижнего белья, видно, только что встал с лежанки.
- Пришел в толк, аль еще спишь? - насмешливо спросил Афанас. - Можно с тобой говорить-то ?
Васька смолчал, лишь удивленно посмотрел на старика.
- Васька, умеешь ли ты держать язык за зубами? - неожиданно спросил Афанас. - Ты ж еврей, должен уметь тайну хранить.
- Могу, - кивнул Шмулик головой и глаза его вспыхнули любопытством и волнением.
- Вот тебе записка, - Афанас сунул ему в руку сложенный листок бумаги. - Пойди в лес, на то место, где мы с тобой в первый раз встретились. В стволе ивы, возле которой мы сидели, найдешь дупло, положи туда записку. Помнишь место ?
- Ясно! - ответил Васька.
- Ты ведь ненавидишь немцев? - продолжал старик.
Шмулику не надо было отвечать: его лицо сказало все.
- И ты хотел бы навредить им?
Васька кивнул головой, и его глаза блеснули в темноте.
- Тогда не побоишься сбегать один ночью в лес. Давай, живо, и тут же возвращайся. Не мешкай там, понял ?
Начиная с той ночи, в жизнь Васьки вошел иной мир. Он чувствовал, что участвует в каком-то большом деле. Особенно его радовало доверие хозяина. Внешне в их отношениях ничего не изменилось: Афанас по-прежнему был хозяином, а он, Васька, одиноким мальчишкой, нашедшим убежище в его доме.
Но иногда Афанас многозначительно подмигивал ему, и Шмулик знал, что между ними заключен союз и они оба причастны к тайне.
Отныне Афанас начал посылать его с разными поручениями то в город к незнакомому человеку передать ему устно несколько слов, то в соседнюю деревню.
Однажды ночью Ваську разбудил лай Цыгана. Стучали в окно. Афанас уже стоял у двери.
- Кто там?
- Открой, свои.
Афанас достал из-за печи сухую лучину и засветил ее. Выглянул в окошко и, довольный увиденным, поспешил открыть дверь.
В комнату ввалились трое мужчин в полушубках и сапогах. Один был вооружен автоматом, два других - винтовками. Все трое были подпоясаны кожаными военными ремнями, за которыми торчали пистолеты.
Человек с автоматом взял у Афанаса лучину и посветил перед собой.
- Здоров, хозяин! Чужих у тебя тут нету ? А это кто? - повернул лучину в сторону, где лежал Васька.
Афанас воткнул горящую лучину в стенную щель и пожал вошедшему руку.
- Как живешь, Колька? Не бойся, это свой. Есть добрые вести?
- Вести добрые, очень добрые, хозяин. - И лицо Кольки расплылось в улыбке. - Утром услышишь про нас.
Он стряхнул снег с шапки и с плеч, снял автомат, взял его в руки и опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. Товарищи его уселись рядом, поставив винтовки между колен.
- Издалека пришли, хозяин, больно устали. Зато фрицы... Ха-ха-ха громко расхохотался он, - не скоро нас забудут. До следующего посещения, и он снова закатился смехом.
Васька быстро соскочил с постели, натянул брюки и сунул ноги в деревяшки. Так вот они, значит, какие, - партизаны. Он хотел подойти поближе, дотронуться до них рукой, но не посмел и только смотрел издали на их покрасневшие от ветра и мороза лица и не мог насмотреться.
- Где ж хозяйка? - спросил Колька, очевидно, их командир. - Голодные мы.
- Сейчас подниму свою старуху.
Клава неохотно сползла с лежанки, посмотрела на незваных гостей и заворчала:
- Нет от них человеку покоя ни днем, ни ночью; то немцы, то партизаны. Ты трудишься в поте лица, а они все забирают.
- Эй, хозяйка, брось ворчать! - засмеялся командир. - Затопи-ка печь да испеки нам блинов. Только пожирнее, чтоб сало по бороде текло. Старуха твоя не очень-то нам рада, хозяин, - обратился он с усмешкой к Афанасу. Что ж делать, мы бы тоже лучше лежали на горячей печи, чем шастать ночью, в дождь и вьюгу.
- Что ж делать, что ж делать? - повторил вслед за ним Афанас. - Такая доля. А ты, мил друг, не обращай внимания. Такая уж натура у моей старухи, любит она поворчать. Да она у меня не злая, совсем не злая. Увидишь сейчас, Колька, каких блинов она вам напечет !
Скоро изба наполнилась запахом жареного сала. Партизаны стащили сапоги и принялись сушить у огня портянки.
Снаружи донеслись людские голоса и яростный лай Цыгана. Шмулик открыл дверь и выскочил наружу. На дороге, ведущей в деревню, он заметил несколько фигур в белых маскировочных халатах. На фоне заснеженной земли черным пятном выделялся пулемет.
"Охраняют подход к деревне", - смекнул Васька.
Он еще стоял, прислонившись к стене хаты, глядя на шевелящиеся фигуры, как вдруг из соседнего двора донесся громкий смех и пение.
Из двора Кароля выехали запряженные парой лошадей сани, в которых Васька разглядел несколько вооруженных людей. Сани остановились возле дома Афанаса, и веселая компания со смехом и песнями ввалилась в дом.
"Поют себе во весь голос, не боятся немцев", - обрадовался Васька. Он вернулся в избу, которая была полна дыма и запаха свежеиспеченных блинов, уселся на краю печи и стал наблюдать за шумными гостями.
На столе стояли бутылки водки, которую гости разливали в большие стаканы или пили прямо из горлышка бутылок. Васька внимательно прислушивался к разговорам, и, хотя не все понимал, ему было ясно, что выпивка устроена в честь удачной операции.
Засерело небо. Партизаны вышли из Афанасовой избы, кое-как разместились на двух санях и исчезли в лесу. Долго еще стоял Васька у плетня и провожал партизан завороженным и завистливым взглядом.
На следующий день крестьяне из соседних деревень рассказали, что предыдущей ночью был пущен под откос поезд, шедший по главной магистрали на Минск. Спустя два дня разнесся слух, что погибли сотни немецких солдат, отправлявшихся на фронт, и что уничтожено много вагонов с боеприпасами и снаряжением.
После той ночи партизаны зачастили в деревню. Они появлялись также днем, прогуливались себе средь бела дня по селу с оружием за плечами, беседовали с крестьянами, шутили с девушками. А партизан, которого называли Колькой, стал совсем своим в Афанасовом доме. Он появлялся неожиданно в сопровождении всего лишь одного товарища, просил приготовить баню и чистое белье. Оба они отправлялись мыться и выходили спустя некоторое время красные, распаренные. Иногда Афанас посылал к ним на помощь Ваську. Колька забирался на верхнюю полку, а товарищ его хорошенько хлестал его веником. Вдруг он соскакивал с полки, вываливался за дверь, катался разгоряченным телом по снегу и возвращался в полную пара баню. А Васька прислуживал им, плескал воду на раскаленные камни, подбрасывал сухих дров в печь или подавал попить.
Теперь уже Васька не боялся разговаривать с партизанами. Когда они приходили, он усаживался вместе с ними за стол, и они угощали его самогоном. Когда Васька в первый раз глотнул напиток, ему показалось, будто опрокинул в горло огонь и все внутренности у него пылают. Потом привык. Старался быть таким же, как они. Иногда ему разрешали взять в руки ружье. Васька научился разбирать и собирать затвор. С особым удовольствием он вынимал магазин, полный блестящих патронов. Он усердно чистил винтовки партизан и возвращал их владельцам, сияя от гордости.
Тогда Колька по-дружески хлопал его по спине и говорил:
- Ты уже настоящий партизан, коль научился чистить ружье и пить самогон.
Однажды, когда Шмулик остался в комнате с Колькой сам на сам, а Афанас с Клавой вышли во двор, он осмелился:
- Колька, возьми меня с собой в лес... Я хочу быть настоящим партизаном.
Колька уставился на него и расхохотался:
- А что ты, малыш, будешь в лесу делать?
- Бить немцев.
- Только этого нам не хватает, - засмеялся Колька, - детдом открыть в лесу. Сиди пока что, дитя, под материнской юбкой. Года через три, когда подрастешь, тогда возьмем тебя. Потом добавил уже всерьез:
- Партизанская жизнь в лесу не забава, не для детей она. Сегодня ты жив, а завтра - труп.
Васька отошел, с трудом удерживая слезы.
РУКА ВРАГА
Новости с фронта становились все более ободряющими. Приходившие в деревню партизаны рассказывали о победах Красной армии, о нанесенных немцам ударах, о Сталинграде.
Боясь партизан, немцы перестали наведываться в деревню. Крестьяне почувствовали себя уверенней. Мужики давали партизанам лошадей и подвозили их куда нужно, а бабы стирали им белье.
Казалось, немецкий захватчик не смеет ногой ступить в спокойный "партизанский край". Лесные бойцы приходили на деревенские праздники, играли на гармошке и на аккордеоне, плясали с девушками. Только старого Кароля не радовало общее веселье. Он ходил мрачным и ворчал:
- Не от большого ума вы тут веселитесь, беситесь, нет, - предупреждал он, - еще задаст вам немец, ой, как задаст!
Особенно он мрачнел, когда приходила весть о новой диверсии, произведенной партизанами в округе, когда они, опьяненные победой, разгуливали по деревне, и их песни далеко разносило эхо. За последнее время силы партизан очень выросли, как численно, так и вооружением, и они чувствовали себя в этом районе в полной безопасности. Немцы не смели появляться в селах, где правили партизаны, разве что большими подразделениями.
- Сами на себя беду накликают, - ворчал старик, уходил в свою хату и запирал дверь на засов.
И день, о котором предупреждал старик, пришел.
Однажды на рассвете разбудил Ваську шум машин. Он спрыгнул с кровати и прильнул и окошку: по дороге, ведущей от шоссе к деревне, двигался танк; ствол пушки зловеще торчал из его башни. Вслед за танком шло еще несколько машин.
- Немцы в деревне! - вырвался у Васьки вопль. - Хозяин, немцы!
Мгновенно все были на ногах.
- Васька, беги в хлев, гони скотину в лес! - крикнул Афанас, выскакивая во двор, а Клава за ним.
Но Васька уже ничего не слышит. Немцы в деревне! Все чувства его нацелены на одно: бежать, бежать как можно скорее и подальше.
Васька несется изо всех сил по дороге к лесу. Деревянные башмаки слетели с ног. В Шмулике пробудился маленький загнанный зверек, преследуемый гончими. Он бежал все быстрее, и гул выстрелов подгонял его. Только добравшись до первых деревьев леса, он перевел дух, но тут же побежал дальше, глубже в лес, чтобы убийцы не нашли его. Наверняка они придут и сюда, они будут искать бежавших из деревни.
Почувствовав, что он забрался достаточно далеко, Шмулик залез в самую гущу молодых елей и остался там, стараясь успокоить бьющееся сердце и пытаясь уловить, что происходит в деревне. Оттуда доносилась частая стрельба.
Шмулик не мог определить, сколько времени пролежал он на промерзшей земле под елками. Ему казалось, что прошла вечность, что он сам не Шмулик и не Васька, а какой-то старик, все тело которого дрожит от холода и усталости. Голова кружится, веки отяжелели, и глаза закрываются сами собой. Он изо всех сил старается не дать усталости овладеть им, старается не заснуть! Ветви ели медленно покачиваются, и снег сыплется с них ему на голову и на плечи.
Наконец Шмулик поднялся размять ноющие кости. Мороз несколько спал. Снег уже не скрипит под ногами, он рыхлый и сырой. Портянки, покрывшиеся утром тонкой ледяной коркой, теперь влажные. Стрельба затихает.
Что там происходит? Почему никто из деревни не прибежал сюда? Может, убежали в спрятались в других местах? Лес велик, и в нем много укромных уголков.
Стрельба совсем стихла. День клонится к вечеру. Мороз усиливается и тысячами иголок колет его тело.
Нельзя стоять на месте, нужно идти. Только куда? Он решил глянуть, узнать, что творится в селе: может душегубы уже убрались оттуда?
Шмулик вышел из чащи кустов в более редкий сосняк. Но высокие деревья заслоняют небо, ничего не видно. Еще немного, и он выйдет на опушку, где обычно пас свое стадо. Оттуда видны поле и дорога в деревню.
Резкое карканье вороны нарушило тишину. Шмулик вздрогнул, замер на месте и затаил дыхание.
"Чепуха, это только ворона", - пытался он успокоить себя.
Вдруг у него подогнулись колени: со стороны деревни поднимались к небу клубы дыма. Шмулик вышел на опушку. Он смотрит и не узнает: на месте Афанасового двора чернеют на белом снегу темные пятна, а над ними еще клубится тонкая струйка дыма, вот-вот и она исчезнет. Над соседними дворами еще стояли тяжелые облака дыма.
Шмулик застыл на месте, не в силах отвести взор от сожженной деревни. Что там произошло? Где все люди? Неужели никого не осталось в живых? Успели ли убежать Афанас с Клавой?
По снегу потянулись длинные тени. Дым над деревней разошелся. Над черными грудами головешек распростерлось темно-синее небо, усеянное тысячами мигающих глаз. Кажется, жизнь покинула эту сожженную землю и поднялась на небо, к звездам.
Вновь карканье вороны заставило Шмулика вздрогнуть. Сорвавшись с места, он побежал к деревне. По дороге наткнулся на что-то большое, темное. Едва не споткнулся об него. Посмотрел: это была туша черной коровы Афанаса, которую Шмулик любил доить и ходил за ней.
Нетвердыми шагами подошел он к двум обгорелым стволам. Это были остатки лип, торчавшие из земли, как два черных скелета над кучей угольев и остывших головешек.
Лишь вчера тут стояла изба Афанаса.
Теперь от нее осталось только несколько закоптелых жердей да две каменные ступеньки между ними. Шмулик беспомощно опустился на эти ступеньки и в отчаянии закрыл лицо замерзшими руками.
Вдруг он почувствовал, что о его колени трется что-то мягкое и теплое. Он открыл слипающиеся от усталости глаза, и радостное восклицание вырвалось из его груди:
- Цыган! Цыган! Милый мой песик, ты жив?
Пес прыгал от радости и лизал Шмулику руки и лицо.
- Бедный мой Цыган! - Шмулик обхватил обеими руками голову собаки и прижал ее к своей груди. Но пес высвободил голову из объятий мальчика, задрал острую морду к небу и тоскливо завыл.
- Только ты один остался в живых на этом кладбище? Мы оба с тобой без крова над головой; одна у нас судьба, Цыганушка!
Шмулик решил пройтись по остальным дворам: может встретит кого-нибудь? Медленно шел он по дороге ко двору деда Кароля, а Цыган бежал впереди.
Вдруг пес остановился, протяжно завыл, побежал вперед, вернулся и остановился опять,
Шмулик подошел к собаке. При лунном свете он увидел распростертого на снегу человека. Наклонился, и задрожал всем телом: Ванька! Дрожащей рукой дотронулся он до лица друга и тут же отпрянул: это было застывшее, окоченевшее лицо мертвеца. Шмулик не мог отвести от него взгляд : глаза у Ваньки были широко раскрыты. Дрожащими руками попытался Шмулик закрыть их, но не смог. Попятился назад, рванулся и побежал изо всех сил ко двору старого Кароля. Бежавший впереди пес залаял. У стены наполовину сгоревшего дома, на куче хлама Шмулик заметил скорчившуюся фигуру. На лай собаки она подняла голову. Шмулик узнал старого Кароля. Мальчик радостно бросился к старику:
- Дядя Кароль, дедушка!
Старик удивленно, будто не узнавая, взглянул на мальчика, и в его глазах внезапно вспыхнула ярость:
- Всех убили, один ты жив остался, гаденыш!.. Большевистское семя! Убирайся вон отсюда, а то я тебя! - голос у него оборвался.
Пораженный Шмулик отскочил назад. На глаза у него навернулись слезы. Весь дрожа, беспомощно стоял он перед стариком. Тот снова поднял голову; оба смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Лицо Кароля смягчалось, и в глазах появилось выражение жалости. Он махнул рукой, как будто отгоняя надоедливого комара.
- Господи Боже, - вздохнул он, - разве ты, мальчишка, виноват, если у людей постарше и поумнее тебя мозгов не хватило.
Не глядя на Шмулика, старик поманил его рукой, продолжая рассуждать сам с собой:
- Сколько раз предупреждал я их: не к добру это баловство, не к добру... Придет немец и всех нас погубит. Не хотели меня слушать... Старый, как малый, говорит, будто собака брешет... Партизаны им полюбились, чтоб они провалились!
Старик замолк. Его плечи опустились, поникшая голова качнулась из стороны в сторону.
- Всех? - осмелился шепотом спросить Шмулик.
- Всех, всех... Пришли на заре, как голодные волки... Окружили дворы со всех сторон. Дом за домом... Даже одеться не дали. И погнали туда...
Дрожащей рукой старик указал на дорогу:
- А потом... Сам видишь...
- Не убежали? Никто не спасся? Старик пожал плечами.
- Может еще объявится кто-нибудь? Бог знает... Я забрался в погреб, что во дворе, в картошку зарылся. Видел, как наш Ванька бежал по дороге в лес.
Шмулик вздрогнул. Старик заметил и поднял на мальчика вопрошающий взор, в котором были и страх и надежда.
- Ванька там лежит, на дороге, - выдавил из себя Шмулик.
Старик ничего не ответил, лишь примкнул глаза. Шмулик подумал, что он заснул от усталости и потрясения. Но спустя несколько минут старик встрепенулся, встал и зашагал в том направлении, куда показал мальчик. Васька поплелся вслед за ним. Подойдя к трупу, старик опустился на колени, и губы его беззвучно зашептали молитву. Перекрестив мертвого, старик взвалил его себе на плечи.
Молча вернулись они на сожженный двор. Старик опустил труп на землю между обгорелыми вишнями. Пошарил в золе, в куче мусора, и принес две лопаты. Распрямил спину, затем наклонился и стал разгребать снег. Шмулик взялся за другую лопату, и вдвоем принялись они рыть могилу. Молча, без звука опустили в нее Ваньку.
Старик соорудил из двух палок крест и воткнул его в землю у могилы. Подкатил несколько камней и сложил их сверху холмиком. Некоторое время они сидели сбоку на груде закоптелых камней, погрузившись каждый в свои думы.
- Что теперь делать будешь, парень ? - тронул его старик за руку. Шмулик поднял на него глаза загнанного щенка.
- Слышь, сказал дед, иди-ка в деревню Дрозды. Родич есть у меня там, Андрей Палка зовут. Расскажешь ему, что у нас произошло. Скажи, что я тебя послал, так он тебя примет. Зажиточный мужик этот Андрей, найдется в его доме хлеб для тебя. В деревни, что в лесу, не ходи. Иди в Дрозды, она близко от города, рядом с немецким гарнизоном. Туда партизаны не придут.. Будешь там жить спокойно.
- А ты, дедушка Кароль, что будешь делать ?
- Я... Я... - заколебался старик, - поброжу тут еще некоторое время. Потом нужно хату строить, хозяйство налаживать.
- Я с тобой пойду, дедушка, - поднял на него Шмулик умоляющие глаза.
- Что ты, парень? У меня с голоду помрешь. Иди к Андрею Палке. Скажешь я послал. Иди прямо. Он показал мальчику направление и добавил;
- Придешь в деревню, там спросишь. Будь здоров! - старик ласково подтолкнул его, - Приду как-нибудь тебя проведать.
- До свидания, дед Кароль!
- Храни тебя Господь, паренек!
Дед повернулся и зашагал прочь по дороге, по которой прошли жители деревни в свой последний путь.
ШМУЛИК В ДРОЗДАХ
К вечеру Шмулик добрался до Дроздов. По дороге встретился ему крестьянин полусидевший, полулежавший на козлах пустой телеги. Он подвез мальчика до деревни и показал ему двор Андрея Палки.
- Он что, родной тебе, староста Андрей? - спросил крестьянин Шмулика, окинув его взглядом с головы до ног.
- Нет. Привет передать ему просили, - неохотно ответил Шмулик и чтобы прекратить вопросы слез с телеги и устало поплелся к деревне.
- Эй, жиденок, ты куда? - крикнул ему деревенский мальчишка, сидевший вместе с кучей детворы на заборе.
- Куда? Немцы в деревне! Позади Шмулика раздался смех и твердый, как камень, снежок попал ему в голову.
Шмулик ускорил шаги. Быстро добрался он до двора Андрея, который был не только старостой, но и, очевидно, самым богатым крестьянином в деревне. В отличие от всех остальных изб, крытых соломой, его дом был крыт черепицей, и с улицы огораживал его крашеный дощатый забор. Сам хозяин стоял у калитки и, покуривая трубку, степенно беседовал с соседом.
- День добрый, хозяин! - дрожащим от страха и надежды голосом поздоровался Шмулик.
Андрей вынул изо рта трубку, с любопытством оглядел мальчика и спросил, не отвечая на приветствие:
- Чего тебе?
- Не вы будете староста, Андрей Палка?
- А если я? - ответил тот вопросом на вопрос, и посмотрел на ноги мальчика, обмотанные лохмотьями.
- Я из Сосновки, меня послал к вам дед Кароль.
Оба мужика встрепенулись.
- Из Сосновки, говоришь ? Удрал оттуда ?
- Так вы уже знаете?
- Знаем, знаем, - встряхнул второй мужик своей седой головой, - птица Божья весть принесла.
- Жив ли кум Кароль?
- Славу Богу, жив. Он и послал меня к вам.
Староста увидел, что вокруг них начали собираться любопытные, и потянул мальчика за рукав.
- Идем в хату, не стоит об этом на улице разговаривать.
- Ох, и времена нынче, - вздохнул сосед, входя в избу вслед за Андреем.
Шмулик беспомощно осмотрелся вокруг, ища где бы сесть. Однако без приглашения сесть не решился и остался стоять у двери.
Андрей глянул на него и сказал, указывая на край лавки:. . - Садись, парень, устал, небось, с дороги-то.
Только усевшись, почувствовал Шмулик как болят у него ноги. Из груди его вырвался непроизвольный вздох.
- Рассказывай, как дело было, - сердито сказал Андрей, дымя трубкой.
Шмулик начал свой рассказ. Он постарался рассказать так, как слышал от старого Кароля, но добавлял кое-что и от себя, от своего наболевшего сердца.
Несмотря на принятые старостой меры предосторожности, в избу набились соседи и соседки. С выражением страха на лице они следили за рассказом мальчика, покачивали головой и смахивали слезу.
- Господи Иисусе, пресвятая Дева! И баб, и детей.. .
Андрей не прерывал его и дал рассказать до конца. Лицо его помрачнело. Шмулик боялся посмотреть ему в злые глаза, сверкающие под густыми черными бровями.
Ворча, стряхнул с шапки и тулупа снег и вошел в дом. Показав Ваське знаком, чтобы тот молчал, Афанас быстро разделся и забрался в постель. Васька удивился, но не решился ни о чем спрашивать.
- Васька, эй, Васька! - услышал он Ванькин голос. - Выдь ко мне за сарай.
- Сейчас, погоди чуток.
Васька быстро закончил работу, сгреб в сторону навоз, рассыпал возле коров свежую солому и вышел. Ванька ждал его у плетня.
- Иди сюда, есть что рассказать. Я ночью партизан видел.
- Партизан?
Блестящие, горящие любопытством и волнением глаза Васьки устремились на друга.
- Настоящих партизан? Взаправду?
- Правда, правда, ей Богу... С винтовками и красными звездочками на шапках.
- Где видел?
- Приходили ночью к нам на двор. Деда подняли. Только под утро вернулся, ругается почем зря. Говорят, прошлой ночью партизаны были на хуторе Феофила, забрали у него свинью и овцу.
- Да разве партизаны грабят?
- Дед Кароль говорит: что немцы, то они - и те берут, и эти. Только я думаю, что это не так.
- Почему? - спросил Васька.
- Потому что немцы чужие, враги, а партизаны свои, по-русски говорят.
- То-то и оно, партизаны же в лесу живут, и если сами не возьмут, кто им поесть даст?
Весь тот день Васька ходил как очумелый. Значит верно, поблизости есть партизаны. Летом он много слышал о них. Не раз мужики разговаривали между собой об операциях, проведенных поблизости партизанами: о поезде, шедшем к Минску на фронт, который они пустили под откос; о том, как они отомстили мужику, сын которого служил в полиции... Обо всех этих случаях рассказывали потихоньку, на ухо, иногда со страхом, иногда с уважением. Васька знал, что партизаны - враги немцев и борются против них по эту сторону линии фронта. Есть, стало быть, люди, которые не боятся немцев, которые ходят свободно с оружием в руках. И они живут в лесу, в том самом лесу, где он чувствовал себя таким одиноким и заброшенным. Как ему хотелось увидеть своими глазами этих удивительных партизан!
Иногда ему казалось, что это просто сказки, которые крестьяне рассказывают длинными зимними вечерами или летом в ночном, просто так, от скуки. Но ведь Ванька и вправду видел их! Значит, они действительно существуют!
- Ванька - зашептал Шмулик на ухо другу, и лицо у него вспыхнуло, где их можно увидеть ?
Ванька пожал плечами и ответил с важным видом:
- Это страшный секрет.
Ему льстило, что Васька, который защищал его своими кулаками от ребят посильнее, и даже умеет читать и писать, теперь обращается к нему за советом.
- Как, как их найти? - не отставал от него Васька. - Скажи, ведь ты же поклялся, мне, что мы друзья, что мы как братья.
- Тихо, нельзя об этом говорить. И у плетня есть уши! Дед Кароль страшно сердится, когда их поминают; и вообще лучше не болтать, - добавил Ванька и заскользил по снегу назад к дому.
Одно стремление было теперь у Васьки: увидеться с партизанами, с глаз на глаз, и поговорить с ними. Партизаны грезились ему днем и ночью. Иногда, когда он, стоя за сараем возле плетня, вглядывался в заснеженные поля и в дорогу, ведущую в лес, ему казалось, что среди черных деревьев поблескивают на солнце ружья партизан. Бывало, он просыпался ночью, торопливо одевался и выходил на дорогу: авось повезет и как раз проедут партизаны.
Иногда он приходил в отчаяние: ведь он еще мал, партизаны и внимания на него не обратят.
Работы на дворе давно закончились. Уже и стадо перестали выгонять. Шмулик ходит с Афанасом в лес, вдвоем они рубят деревья, пилят их, грузят дрова на сани и везут в город на продажу. Васька редко сопровождал Афанаса в его поездках в город. Обычно он возвращался домой, а хозяин продолжал путь один. Когда они забирались в глубь леса - рубить деревья крестьянам запрещалось, - в Васькином сердце пробуждалась надежда: авось на этот раз повезет? Но в лесу не было ни души, только удары их топоров гулко разносились вокруг.
- Васька, Васька, вставай, вставай же!
Мальчик почувствовал, что чья-то рука трясет его за плечо. Открыл глаза: перед ним стоит хозяин, тулуп накинут поверх нижнего белья, видно, только что встал с лежанки.
- Пришел в толк, аль еще спишь? - насмешливо спросил Афанас. - Можно с тобой говорить-то ?
Васька смолчал, лишь удивленно посмотрел на старика.
- Васька, умеешь ли ты держать язык за зубами? - неожиданно спросил Афанас. - Ты ж еврей, должен уметь тайну хранить.
- Могу, - кивнул Шмулик головой и глаза его вспыхнули любопытством и волнением.
- Вот тебе записка, - Афанас сунул ему в руку сложенный листок бумаги. - Пойди в лес, на то место, где мы с тобой в первый раз встретились. В стволе ивы, возле которой мы сидели, найдешь дупло, положи туда записку. Помнишь место ?
- Ясно! - ответил Васька.
- Ты ведь ненавидишь немцев? - продолжал старик.
Шмулику не надо было отвечать: его лицо сказало все.
- И ты хотел бы навредить им?
Васька кивнул головой, и его глаза блеснули в темноте.
- Тогда не побоишься сбегать один ночью в лес. Давай, живо, и тут же возвращайся. Не мешкай там, понял ?
Начиная с той ночи, в жизнь Васьки вошел иной мир. Он чувствовал, что участвует в каком-то большом деле. Особенно его радовало доверие хозяина. Внешне в их отношениях ничего не изменилось: Афанас по-прежнему был хозяином, а он, Васька, одиноким мальчишкой, нашедшим убежище в его доме.
Но иногда Афанас многозначительно подмигивал ему, и Шмулик знал, что между ними заключен союз и они оба причастны к тайне.
Отныне Афанас начал посылать его с разными поручениями то в город к незнакомому человеку передать ему устно несколько слов, то в соседнюю деревню.
Однажды ночью Ваську разбудил лай Цыгана. Стучали в окно. Афанас уже стоял у двери.
- Кто там?
- Открой, свои.
Афанас достал из-за печи сухую лучину и засветил ее. Выглянул в окошко и, довольный увиденным, поспешил открыть дверь.
В комнату ввалились трое мужчин в полушубках и сапогах. Один был вооружен автоматом, два других - винтовками. Все трое были подпоясаны кожаными военными ремнями, за которыми торчали пистолеты.
Человек с автоматом взял у Афанаса лучину и посветил перед собой.
- Здоров, хозяин! Чужих у тебя тут нету ? А это кто? - повернул лучину в сторону, где лежал Васька.
Афанас воткнул горящую лучину в стенную щель и пожал вошедшему руку.
- Как живешь, Колька? Не бойся, это свой. Есть добрые вести?
- Вести добрые, очень добрые, хозяин. - И лицо Кольки расплылось в улыбке. - Утром услышишь про нас.
Он стряхнул снег с шапки и с плеч, снял автомат, взял его в руки и опустился на лавку, прислонившись спиной к стене. Товарищи его уселись рядом, поставив винтовки между колен.
- Издалека пришли, хозяин, больно устали. Зато фрицы... Ха-ха-ха громко расхохотался он, - не скоро нас забудут. До следующего посещения, и он снова закатился смехом.
Васька быстро соскочил с постели, натянул брюки и сунул ноги в деревяшки. Так вот они, значит, какие, - партизаны. Он хотел подойти поближе, дотронуться до них рукой, но не посмел и только смотрел издали на их покрасневшие от ветра и мороза лица и не мог насмотреться.
- Где ж хозяйка? - спросил Колька, очевидно, их командир. - Голодные мы.
- Сейчас подниму свою старуху.
Клава неохотно сползла с лежанки, посмотрела на незваных гостей и заворчала:
- Нет от них человеку покоя ни днем, ни ночью; то немцы, то партизаны. Ты трудишься в поте лица, а они все забирают.
- Эй, хозяйка, брось ворчать! - засмеялся командир. - Затопи-ка печь да испеки нам блинов. Только пожирнее, чтоб сало по бороде текло. Старуха твоя не очень-то нам рада, хозяин, - обратился он с усмешкой к Афанасу. Что ж делать, мы бы тоже лучше лежали на горячей печи, чем шастать ночью, в дождь и вьюгу.
- Что ж делать, что ж делать? - повторил вслед за ним Афанас. - Такая доля. А ты, мил друг, не обращай внимания. Такая уж натура у моей старухи, любит она поворчать. Да она у меня не злая, совсем не злая. Увидишь сейчас, Колька, каких блинов она вам напечет !
Скоро изба наполнилась запахом жареного сала. Партизаны стащили сапоги и принялись сушить у огня портянки.
Снаружи донеслись людские голоса и яростный лай Цыгана. Шмулик открыл дверь и выскочил наружу. На дороге, ведущей в деревню, он заметил несколько фигур в белых маскировочных халатах. На фоне заснеженной земли черным пятном выделялся пулемет.
"Охраняют подход к деревне", - смекнул Васька.
Он еще стоял, прислонившись к стене хаты, глядя на шевелящиеся фигуры, как вдруг из соседнего двора донесся громкий смех и пение.
Из двора Кароля выехали запряженные парой лошадей сани, в которых Васька разглядел несколько вооруженных людей. Сани остановились возле дома Афанаса, и веселая компания со смехом и песнями ввалилась в дом.
"Поют себе во весь голос, не боятся немцев", - обрадовался Васька. Он вернулся в избу, которая была полна дыма и запаха свежеиспеченных блинов, уселся на краю печи и стал наблюдать за шумными гостями.
На столе стояли бутылки водки, которую гости разливали в большие стаканы или пили прямо из горлышка бутылок. Васька внимательно прислушивался к разговорам, и, хотя не все понимал, ему было ясно, что выпивка устроена в честь удачной операции.
Засерело небо. Партизаны вышли из Афанасовой избы, кое-как разместились на двух санях и исчезли в лесу. Долго еще стоял Васька у плетня и провожал партизан завороженным и завистливым взглядом.
На следующий день крестьяне из соседних деревень рассказали, что предыдущей ночью был пущен под откос поезд, шедший по главной магистрали на Минск. Спустя два дня разнесся слух, что погибли сотни немецких солдат, отправлявшихся на фронт, и что уничтожено много вагонов с боеприпасами и снаряжением.
После той ночи партизаны зачастили в деревню. Они появлялись также днем, прогуливались себе средь бела дня по селу с оружием за плечами, беседовали с крестьянами, шутили с девушками. А партизан, которого называли Колькой, стал совсем своим в Афанасовом доме. Он появлялся неожиданно в сопровождении всего лишь одного товарища, просил приготовить баню и чистое белье. Оба они отправлялись мыться и выходили спустя некоторое время красные, распаренные. Иногда Афанас посылал к ним на помощь Ваську. Колька забирался на верхнюю полку, а товарищ его хорошенько хлестал его веником. Вдруг он соскакивал с полки, вываливался за дверь, катался разгоряченным телом по снегу и возвращался в полную пара баню. А Васька прислуживал им, плескал воду на раскаленные камни, подбрасывал сухих дров в печь или подавал попить.
Теперь уже Васька не боялся разговаривать с партизанами. Когда они приходили, он усаживался вместе с ними за стол, и они угощали его самогоном. Когда Васька в первый раз глотнул напиток, ему показалось, будто опрокинул в горло огонь и все внутренности у него пылают. Потом привык. Старался быть таким же, как они. Иногда ему разрешали взять в руки ружье. Васька научился разбирать и собирать затвор. С особым удовольствием он вынимал магазин, полный блестящих патронов. Он усердно чистил винтовки партизан и возвращал их владельцам, сияя от гордости.
Тогда Колька по-дружески хлопал его по спине и говорил:
- Ты уже настоящий партизан, коль научился чистить ружье и пить самогон.
Однажды, когда Шмулик остался в комнате с Колькой сам на сам, а Афанас с Клавой вышли во двор, он осмелился:
- Колька, возьми меня с собой в лес... Я хочу быть настоящим партизаном.
Колька уставился на него и расхохотался:
- А что ты, малыш, будешь в лесу делать?
- Бить немцев.
- Только этого нам не хватает, - засмеялся Колька, - детдом открыть в лесу. Сиди пока что, дитя, под материнской юбкой. Года через три, когда подрастешь, тогда возьмем тебя. Потом добавил уже всерьез:
- Партизанская жизнь в лесу не забава, не для детей она. Сегодня ты жив, а завтра - труп.
Васька отошел, с трудом удерживая слезы.
РУКА ВРАГА
Новости с фронта становились все более ободряющими. Приходившие в деревню партизаны рассказывали о победах Красной армии, о нанесенных немцам ударах, о Сталинграде.
Боясь партизан, немцы перестали наведываться в деревню. Крестьяне почувствовали себя уверенней. Мужики давали партизанам лошадей и подвозили их куда нужно, а бабы стирали им белье.
Казалось, немецкий захватчик не смеет ногой ступить в спокойный "партизанский край". Лесные бойцы приходили на деревенские праздники, играли на гармошке и на аккордеоне, плясали с девушками. Только старого Кароля не радовало общее веселье. Он ходил мрачным и ворчал:
- Не от большого ума вы тут веселитесь, беситесь, нет, - предупреждал он, - еще задаст вам немец, ой, как задаст!
Особенно он мрачнел, когда приходила весть о новой диверсии, произведенной партизанами в округе, когда они, опьяненные победой, разгуливали по деревне, и их песни далеко разносило эхо. За последнее время силы партизан очень выросли, как численно, так и вооружением, и они чувствовали себя в этом районе в полной безопасности. Немцы не смели появляться в селах, где правили партизаны, разве что большими подразделениями.
- Сами на себя беду накликают, - ворчал старик, уходил в свою хату и запирал дверь на засов.
И день, о котором предупреждал старик, пришел.
Однажды на рассвете разбудил Ваську шум машин. Он спрыгнул с кровати и прильнул и окошку: по дороге, ведущей от шоссе к деревне, двигался танк; ствол пушки зловеще торчал из его башни. Вслед за танком шло еще несколько машин.
- Немцы в деревне! - вырвался у Васьки вопль. - Хозяин, немцы!
Мгновенно все были на ногах.
- Васька, беги в хлев, гони скотину в лес! - крикнул Афанас, выскакивая во двор, а Клава за ним.
Но Васька уже ничего не слышит. Немцы в деревне! Все чувства его нацелены на одно: бежать, бежать как можно скорее и подальше.
Васька несется изо всех сил по дороге к лесу. Деревянные башмаки слетели с ног. В Шмулике пробудился маленький загнанный зверек, преследуемый гончими. Он бежал все быстрее, и гул выстрелов подгонял его. Только добравшись до первых деревьев леса, он перевел дух, но тут же побежал дальше, глубже в лес, чтобы убийцы не нашли его. Наверняка они придут и сюда, они будут искать бежавших из деревни.
Почувствовав, что он забрался достаточно далеко, Шмулик залез в самую гущу молодых елей и остался там, стараясь успокоить бьющееся сердце и пытаясь уловить, что происходит в деревне. Оттуда доносилась частая стрельба.
Шмулик не мог определить, сколько времени пролежал он на промерзшей земле под елками. Ему казалось, что прошла вечность, что он сам не Шмулик и не Васька, а какой-то старик, все тело которого дрожит от холода и усталости. Голова кружится, веки отяжелели, и глаза закрываются сами собой. Он изо всех сил старается не дать усталости овладеть им, старается не заснуть! Ветви ели медленно покачиваются, и снег сыплется с них ему на голову и на плечи.
Наконец Шмулик поднялся размять ноющие кости. Мороз несколько спал. Снег уже не скрипит под ногами, он рыхлый и сырой. Портянки, покрывшиеся утром тонкой ледяной коркой, теперь влажные. Стрельба затихает.
Что там происходит? Почему никто из деревни не прибежал сюда? Может, убежали в спрятались в других местах? Лес велик, и в нем много укромных уголков.
Стрельба совсем стихла. День клонится к вечеру. Мороз усиливается и тысячами иголок колет его тело.
Нельзя стоять на месте, нужно идти. Только куда? Он решил глянуть, узнать, что творится в селе: может душегубы уже убрались оттуда?
Шмулик вышел из чащи кустов в более редкий сосняк. Но высокие деревья заслоняют небо, ничего не видно. Еще немного, и он выйдет на опушку, где обычно пас свое стадо. Оттуда видны поле и дорога в деревню.
Резкое карканье вороны нарушило тишину. Шмулик вздрогнул, замер на месте и затаил дыхание.
"Чепуха, это только ворона", - пытался он успокоить себя.
Вдруг у него подогнулись колени: со стороны деревни поднимались к небу клубы дыма. Шмулик вышел на опушку. Он смотрит и не узнает: на месте Афанасового двора чернеют на белом снегу темные пятна, а над ними еще клубится тонкая струйка дыма, вот-вот и она исчезнет. Над соседними дворами еще стояли тяжелые облака дыма.
Шмулик застыл на месте, не в силах отвести взор от сожженной деревни. Что там произошло? Где все люди? Неужели никого не осталось в живых? Успели ли убежать Афанас с Клавой?
По снегу потянулись длинные тени. Дым над деревней разошелся. Над черными грудами головешек распростерлось темно-синее небо, усеянное тысячами мигающих глаз. Кажется, жизнь покинула эту сожженную землю и поднялась на небо, к звездам.
Вновь карканье вороны заставило Шмулика вздрогнуть. Сорвавшись с места, он побежал к деревне. По дороге наткнулся на что-то большое, темное. Едва не споткнулся об него. Посмотрел: это была туша черной коровы Афанаса, которую Шмулик любил доить и ходил за ней.
Нетвердыми шагами подошел он к двум обгорелым стволам. Это были остатки лип, торчавшие из земли, как два черных скелета над кучей угольев и остывших головешек.
Лишь вчера тут стояла изба Афанаса.
Теперь от нее осталось только несколько закоптелых жердей да две каменные ступеньки между ними. Шмулик беспомощно опустился на эти ступеньки и в отчаянии закрыл лицо замерзшими руками.
Вдруг он почувствовал, что о его колени трется что-то мягкое и теплое. Он открыл слипающиеся от усталости глаза, и радостное восклицание вырвалось из его груди:
- Цыган! Цыган! Милый мой песик, ты жив?
Пес прыгал от радости и лизал Шмулику руки и лицо.
- Бедный мой Цыган! - Шмулик обхватил обеими руками голову собаки и прижал ее к своей груди. Но пес высвободил голову из объятий мальчика, задрал острую морду к небу и тоскливо завыл.
- Только ты один остался в живых на этом кладбище? Мы оба с тобой без крова над головой; одна у нас судьба, Цыганушка!
Шмулик решил пройтись по остальным дворам: может встретит кого-нибудь? Медленно шел он по дороге ко двору деда Кароля, а Цыган бежал впереди.
Вдруг пес остановился, протяжно завыл, побежал вперед, вернулся и остановился опять,
Шмулик подошел к собаке. При лунном свете он увидел распростертого на снегу человека. Наклонился, и задрожал всем телом: Ванька! Дрожащей рукой дотронулся он до лица друга и тут же отпрянул: это было застывшее, окоченевшее лицо мертвеца. Шмулик не мог отвести от него взгляд : глаза у Ваньки были широко раскрыты. Дрожащими руками попытался Шмулик закрыть их, но не смог. Попятился назад, рванулся и побежал изо всех сил ко двору старого Кароля. Бежавший впереди пес залаял. У стены наполовину сгоревшего дома, на куче хлама Шмулик заметил скорчившуюся фигуру. На лай собаки она подняла голову. Шмулик узнал старого Кароля. Мальчик радостно бросился к старику:
- Дядя Кароль, дедушка!
Старик удивленно, будто не узнавая, взглянул на мальчика, и в его глазах внезапно вспыхнула ярость:
- Всех убили, один ты жив остался, гаденыш!.. Большевистское семя! Убирайся вон отсюда, а то я тебя! - голос у него оборвался.
Пораженный Шмулик отскочил назад. На глаза у него навернулись слезы. Весь дрожа, беспомощно стоял он перед стариком. Тот снова поднял голову; оба смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Лицо Кароля смягчалось, и в глазах появилось выражение жалости. Он махнул рукой, как будто отгоняя надоедливого комара.
- Господи Боже, - вздохнул он, - разве ты, мальчишка, виноват, если у людей постарше и поумнее тебя мозгов не хватило.
Не глядя на Шмулика, старик поманил его рукой, продолжая рассуждать сам с собой:
- Сколько раз предупреждал я их: не к добру это баловство, не к добру... Придет немец и всех нас погубит. Не хотели меня слушать... Старый, как малый, говорит, будто собака брешет... Партизаны им полюбились, чтоб они провалились!
Старик замолк. Его плечи опустились, поникшая голова качнулась из стороны в сторону.
- Всех? - осмелился шепотом спросить Шмулик.
- Всех, всех... Пришли на заре, как голодные волки... Окружили дворы со всех сторон. Дом за домом... Даже одеться не дали. И погнали туда...
Дрожащей рукой старик указал на дорогу:
- А потом... Сам видишь...
- Не убежали? Никто не спасся? Старик пожал плечами.
- Может еще объявится кто-нибудь? Бог знает... Я забрался в погреб, что во дворе, в картошку зарылся. Видел, как наш Ванька бежал по дороге в лес.
Шмулик вздрогнул. Старик заметил и поднял на мальчика вопрошающий взор, в котором были и страх и надежда.
- Ванька там лежит, на дороге, - выдавил из себя Шмулик.
Старик ничего не ответил, лишь примкнул глаза. Шмулик подумал, что он заснул от усталости и потрясения. Но спустя несколько минут старик встрепенулся, встал и зашагал в том направлении, куда показал мальчик. Васька поплелся вслед за ним. Подойдя к трупу, старик опустился на колени, и губы его беззвучно зашептали молитву. Перекрестив мертвого, старик взвалил его себе на плечи.
Молча вернулись они на сожженный двор. Старик опустил труп на землю между обгорелыми вишнями. Пошарил в золе, в куче мусора, и принес две лопаты. Распрямил спину, затем наклонился и стал разгребать снег. Шмулик взялся за другую лопату, и вдвоем принялись они рыть могилу. Молча, без звука опустили в нее Ваньку.
Старик соорудил из двух палок крест и воткнул его в землю у могилы. Подкатил несколько камней и сложил их сверху холмиком. Некоторое время они сидели сбоку на груде закоптелых камней, погрузившись каждый в свои думы.
- Что теперь делать будешь, парень ? - тронул его старик за руку. Шмулик поднял на него глаза загнанного щенка.
- Слышь, сказал дед, иди-ка в деревню Дрозды. Родич есть у меня там, Андрей Палка зовут. Расскажешь ему, что у нас произошло. Скажи, что я тебя послал, так он тебя примет. Зажиточный мужик этот Андрей, найдется в его доме хлеб для тебя. В деревни, что в лесу, не ходи. Иди в Дрозды, она близко от города, рядом с немецким гарнизоном. Туда партизаны не придут.. Будешь там жить спокойно.
- А ты, дедушка Кароль, что будешь делать ?
- Я... Я... - заколебался старик, - поброжу тут еще некоторое время. Потом нужно хату строить, хозяйство налаживать.
- Я с тобой пойду, дедушка, - поднял на него Шмулик умоляющие глаза.
- Что ты, парень? У меня с голоду помрешь. Иди к Андрею Палке. Скажешь я послал. Иди прямо. Он показал мальчику направление и добавил;
- Придешь в деревню, там спросишь. Будь здоров! - старик ласково подтолкнул его, - Приду как-нибудь тебя проведать.
- До свидания, дед Кароль!
- Храни тебя Господь, паренек!
Дед повернулся и зашагал прочь по дороге, по которой прошли жители деревни в свой последний путь.
ШМУЛИК В ДРОЗДАХ
К вечеру Шмулик добрался до Дроздов. По дороге встретился ему крестьянин полусидевший, полулежавший на козлах пустой телеги. Он подвез мальчика до деревни и показал ему двор Андрея Палки.
- Он что, родной тебе, староста Андрей? - спросил крестьянин Шмулика, окинув его взглядом с головы до ног.
- Нет. Привет передать ему просили, - неохотно ответил Шмулик и чтобы прекратить вопросы слез с телеги и устало поплелся к деревне.
- Эй, жиденок, ты куда? - крикнул ему деревенский мальчишка, сидевший вместе с кучей детворы на заборе.
- Куда? Немцы в деревне! Позади Шмулика раздался смех и твердый, как камень, снежок попал ему в голову.
Шмулик ускорил шаги. Быстро добрался он до двора Андрея, который был не только старостой, но и, очевидно, самым богатым крестьянином в деревне. В отличие от всех остальных изб, крытых соломой, его дом был крыт черепицей, и с улицы огораживал его крашеный дощатый забор. Сам хозяин стоял у калитки и, покуривая трубку, степенно беседовал с соседом.
- День добрый, хозяин! - дрожащим от страха и надежды голосом поздоровался Шмулик.
Андрей вынул изо рта трубку, с любопытством оглядел мальчика и спросил, не отвечая на приветствие:
- Чего тебе?
- Не вы будете староста, Андрей Палка?
- А если я? - ответил тот вопросом на вопрос, и посмотрел на ноги мальчика, обмотанные лохмотьями.
- Я из Сосновки, меня послал к вам дед Кароль.
Оба мужика встрепенулись.
- Из Сосновки, говоришь ? Удрал оттуда ?
- Так вы уже знаете?
- Знаем, знаем, - встряхнул второй мужик своей седой головой, - птица Божья весть принесла.
- Жив ли кум Кароль?
- Славу Богу, жив. Он и послал меня к вам.
Староста увидел, что вокруг них начали собираться любопытные, и потянул мальчика за рукав.
- Идем в хату, не стоит об этом на улице разговаривать.
- Ох, и времена нынче, - вздохнул сосед, входя в избу вслед за Андреем.
Шмулик беспомощно осмотрелся вокруг, ища где бы сесть. Однако без приглашения сесть не решился и остался стоять у двери.
Андрей глянул на него и сказал, указывая на край лавки:. . - Садись, парень, устал, небось, с дороги-то.
Только усевшись, почувствовал Шмулик как болят у него ноги. Из груди его вырвался непроизвольный вздох.
- Рассказывай, как дело было, - сердито сказал Андрей, дымя трубкой.
Шмулик начал свой рассказ. Он постарался рассказать так, как слышал от старого Кароля, но добавлял кое-что и от себя, от своего наболевшего сердца.
Несмотря на принятые старостой меры предосторожности, в избу набились соседи и соседки. С выражением страха на лице они следили за рассказом мальчика, покачивали головой и смахивали слезу.
- Господи Иисусе, пресвятая Дева! И баб, и детей.. .
Андрей не прерывал его и дал рассказать до конца. Лицо его помрачнело. Шмулик боялся посмотреть ему в злые глаза, сверкающие под густыми черными бровями.