Лишь бы не сбиться с пути, лишь бы не заблудиться!… Первый плёс. Стружка. Второй плёс. Теперь направо… Вон тот гнилой островок, на котором я чуть не остался навсегда… Верно. Правильно я плыву. Из-за туч выглянул месяц, и не только в плавнях, айв душе моей сразу стало светлее и веселее. Ещё немного, ещё… Уже близко. Вот ещё эта стружка, потом поворот и — будто из узенькой улочки выехал я на большущую площадь. Широкий ровный плёс отражал рогатый месяц и серебряные кудри залитых сиянием облаков, и показалась мне вдруг зелёная громада острова гигантской сказочной горой среди бескрайнего моря, и до горы той далеко-далеко, на горизонте она, а сам я маленький-маленький, как букашка. Казалось мне, что я даже дивные города на склонах горы с церквами, с дворцами, с высокими башнями (то причудливо переплелись ивовые ветви) и всадников вижу, которые мчатся по извилистым горным дорогам, и даже слышу цоканье копыт (это звенит у меня в ушах от тишины)…
   Вот ведь порой причудится.
   И тем неправдоподобнее и фантастичнее показалось мне то, что я вдруг увидел наяву. А увидел я огромную серую фигуру в лодке у самого берега — будто Гулливер вторгся в страну лилипутов. Я вздрогнул от неожиданности. Кто это? Кукурузо? Но у него же нет лодки! Рыбак какой-то? Но рыбаки никогда так далеко не заплывают в плавни, да ещё ночью. Рыба и у самого села прекрасно ловится…
   Злодей? Пират?… Сердце моё покатилось-покатилось куда-то вниз… Тем временем лодка исчезла за прибрежными камышами. Мне так хотелось повернуть и как можно скорее рвануть назад. Но я удержался.
   Ведь там, на острове, Кукурузо, мой друг, совсем один. Я же плыву к нему на помощь. И, может, как раз в эту минуту моя помощь ему нужнее всего. Ведь у меня лодка. И если незнакомец, которого я только что видел, действительно опасный злодей и хочет причинить моему другу зло, я спасу друга, мы удерём на лодке. Быстрее, быстрее! Я налёг на весло и направил лодку к берегу. Пристал, вылез и осторожно начал красться в глубь острова. Кукурузо, наверное, в шалаше — скорее всего, спит и ничего не подозревает, — не слышно ни звука. Звать его опасно — сразу привлечёшь внимание незнакомца.
   Ох, как темно, какие заросли! Ничего не видать… Внезапно, где-то там, за камышами, где был незнакомец, что-то бултыхнулось в воду. Сердце моё остановилось. Что это?… Что?… Ой! А что, если это… если это он уже утопил моего друга! Меня бросило в холодный пот. Прошла минута… вторая. Я стоял в совершенной темноте, вытянув вперёд руки, и не мог шевельнуться. И вдруг… вдруг на мои руки кто-то натолкнулся. Большущий, как медведь. Руки мои сами собой сжались, вцепились в его грудь. В следующее мгновение я почувствовал страшный удар по ногам и полетел на землю. Но почему-то не назад, а вперёд, на него. Должно быть, он подбил меня и бросил на себя (есть такой приём в борьбе самбо, мы с Кукурузо его знаем). Я вскрикнул и бешено замолотил руками и ногами, вырываясь. Царапнул по чему-то мягкому — кажется, по лицу, изо всех сил рванулся, вскочил на ноги и бросился бежать. Я мчался сквозь чащу, ломая ветки, спотыкаясь и наталкиваясь на деревья. Но я не чувствовал боли ни от царапин, ни от ударов. С разгона я вскочил в лодку и, схватив весло, стал отгребать от берега.
   Никогда я не грёб так отчаянно — лодка летела, как ракета. Всё время я панически оглядывался — не гонится ли за мной он. Нет. Погони не было видно… Опомнился я лишь тогда, когда пристал к берегу возле села. Я всё время дрожал от напряжения, от усталости, от страха. Но, несмотря на усталость, по селу я тоже не шёл, а почти всю дорогу бежал — в полной безопасности я мог чувствовать себя только в своём дворе. Мокрый конец одеяла (я всё-таки замочил его) шлёпал меня по спине, словно подгонял… Как бревно, упал я в сено у сарая и долго лежал не двигаясь, словно без сознания, — приходил в себя. В голове одна за другой проносились картины только что пережитого. Что же случилось?… Кто это был?… Неужели Кукурузо погиб? Что делать?…
   Может, разбудить отца, всё рассказать, собрать людей и — туда… А если Кукурузо не погиб? Если моя стычка с незнакомцем (теперь я уже почти гордился ею) разбудила его и дала возможность благополучно избежать встречи со злодеем? Но я не был уверен в этом. И тогда, если я приведу людей, тайна Кукурузо раскроется и выйдет, что я изменил… О нет! Изменить другу — ни за что! Я никогда не пойду на измену. Всё, что угодно, только не это. Но что мне делать? Что же делать?… Долго я мучился, но так ничего и не смог придумать. Наконец усталость и сон одолели меня и я уснул…
   Ночное приключение было такое неправдоподобное, что когда я утром проснулся, то подумал — не приснилось ли это мне…
   Но вот ко мне подошла мать, склонилась:
   — Ну как спалось на дворе, сынок?… О, чего это у тебя одеяло мокрое? Разве ночью дождь был?
   — Да это… это… я… воды захотелось, кружку сюда взял и разлил нечаянно.
   Хорошо, что мать спешила доить корову и не стала допытываться.
   Ночное приключение вспомнилось мне во всех подробностях. Но теперь оно почему-то не казалось мне таким ужасным, как ночью. Может, потому, что утро было солнечное и весёлое, а, как вы знаете, все ночные страхи проходят утром. Ночью всё кажется страшнее оттого, что темно и тихо и люди спят. А утром светит солнце, щебечут птицы, гремят вёдрами женщины у колодцев и всюду люди. Я был бодр и полон энергии. На остров, немедленно на остров! Узнать, как же там, живой ли…
   Умывшись на скорую руку, я побежал в хлев. Мать ещё доила корову.
   — Мама! — крикнул я. — Дайте молока, пожалуйста, скорее, потому что я бегу.
   — Куда это ты? Сейчас завтракать будем.
   — Да я потом. Я не хочу. Я молока только. Я с ребятами договорился на рыбалку.
   Ты хоть хлеба возьми.
   Выпил я одним залпом стакан молока, отрезал большой кусок хлеба — за пазуху и на улицу со всех ног. За ворота выбежал и с разгона прямо на деда Вараву налетел — чуть с ног не сбил. Он даже пошатнулся.
   Тю на тебя! — буркнул сердито. — Ишь разогнался — как заяц с чужого поля.
   — Извините!… Здравствуйте, диду!
   — Здоров. Куда это тебя несёт? Людей с ног сбиваешь.
   — Да я на речку, на рыбалку с ребятами уговорился.
   — Проспал? — уже сочувственно и вместе с тем укоризненно спросил дед.
   — Ага!… Так я побегу! Извините! — А сам думаю: «Эх, не знаете вы, ничего не знаете, куда я спешу. Если бы знали, не то б запели».

Глава XI
Настоящий пират

   С волнением подплывал я к острову. И чем ближе подплывал, тем сильнее билось моё сердце: живой или неживой, живой или неживой…
   И вдруг — ого-го-го-го-го!… Я увидел Кукурузо. Живой и невредимый стоял он на берегу, высунув из кустов голову, и радостно улыбался мне. Только нос у него был облупившийся, и правую щёку наискось пересекала свежая царапина. Но что такое царапина на щеке такого геройского хлопца, как Кукурузо? Ничто! Когда я пристал к берегу, мне хотелось броситься и обнять его на радостях, но я сдержался. Я лишь толкнул его в плечо и спросил:
   — Ну как? Как ты тут?
   — Ничего, — шлёпнул он меня по животу и сразу добавил, взявшись рукой за щеку и покачивая головой: — Тут такое было-о-о…
   — Что?! — спросил я как ни в чём не бывало, словно и не подозревал ничего.
   — Да всё равно, ты не поверишь, подумаешь, что я вру…
   — Ну?
   — Пираты на меня напали ночью. Вот тебе и ну! Дрался я. Так дрался, как никогда в жизни! Думал, что погибну. Вот видишь…— Он ткнул пальцем в царапину на щеке, потом задрал рубаху и показал синяк на боку.
   — Ну? Ну? — с нетерпением спросил я. — Как же это было?
   — Погоди. Я всё по порядку…— И Кукурузо стал рассказывать мне то, что вы уже знаете.
   Когда же он дошёл наконец до описания драки с незнакомцем — как тот лягнул Кукурузо, как затем упал на него и начал царапаться, — у меня в животе вдруг что-то засмеялось, прощекотало в горле и вырвалось изо рта коротким хихиком. Кукурузо обиженно хмыкнул:
   — Ты что — дурной? Тебе, конечно, смешочки. Попробовал бы ты.
   — А ну повтори ещё, как всё было — про эту драку, — попросил я. Кукурузо повторил. Я покачал головой, вздохнул и сказал:
   — Это я был.
   Кукурузо уставился на меня как баран на новые ворота, потом молча сложил кукиш и поднёс к моему носу:
   — На!
   Я отвёл его кукиш и повторил:
   — Это точно был я… Смотри. — Я отвернул штанину и показал на ноге под коленом здоровенную ссадину. — Твоя работа.
   И я рассказал ему всё, что случилось со мной этой ночью. Кукурузо только глазами хлопал.
   — Так выходит, что это… что это… мы с тобой дрались?… А мне показалось, что был кто-то здоровенный такой…
   — А мне, думаешь, нет. Прямо великан! Мы глянули друг на друга и захохотали.
   — Вот здорово!…
   — Вот это да!
   — И как я мог не узнать тебя?
   — А я?
   — Хоть бы слово сказал.
   — А ты чего ж как воды в рот набрал?
   — С перепугу.
   — «С перепугу»!
   — А незнакомец, значит, и не вылезал из лодки?
   — Не вылезал.
   — А куда же он делся потом?
   — Исчез куда-то. Уехал. Я на дерево со страху махнул — всю ночь, как обезьяна, на ветке просидел, до рассвета. И глаз не сомкнул. Только как рассвело, вниз спустился да подремал немного.
   — А чего он приезжал, как ты думаешь?
   — А я знаю? Уж не в гости ко мне, во всяком случае.
   — А ты слыхал, как в воду бултыхнулось что-то?
   — Слыхал, конечно. У меня в животе даже тенькнуло.
   — Может, это убийца какой-нибудь жертву свою утопил. Или вор клад прятал… А?
   — Кто его знает. Пошли глянем, что там делается.
   — А ты разве не смотрел ещё?
   — Не успел. Только собрался — как ты приехал. Да и с берега плохо — там камыши густые очень. На лодке надо.
   Мы сели в лодку и начали огибать остров, приближаясь к тому месту, где ночью был незнакомец. И хоть было утро и светило солнце, сердца наши бились тревожно — мы не знали, что нас ждёт там, за камышами. А что, если в самом деле что-то ужасное… Я грёб, а Кукурузо сидел на носу, всматриваясь вперёд. Лодка медленно огибала прибрежные камыши. Мне из-за камышей ещё ничего не было видно, когда Кукурузо вдруг воскликнул:
   — О!… Всё ясно!
   Я нажал на весло и через секунду увидал сам: на тёмной воде гигантским пунктиром белели поплавки большой рыбачьей сети.
   — Так вот оно что! Вот что шлёпнулось в воду! Ты прав, Кукурузо. Это был пират. Всамделишный пират. Браконьер.
   О, мы знали, мы хорошо знали, что это такое — браконьер! Браконьер — это не охотник, это не рыбак, это злодей, убийца. Я помню, как однажды зимой дед Варава привёз домой на санях смертельно раненного лосёнка. Какой-то браконьер подстрелил его, но заметил охотников и сбежал. Лосёнок лежал неподвижно, и лишь губы у него вздрагивали, будто он хотел что-то сказать, и глаза глядели со смертельной тоской, казалось, вот-вот заплачут. Я и сейчас вижу эти глаза. Как ни старался дед Варава — спасти лосёнка было уже невозможно…
   Мы ненавидели браконьеров. Ловить рыбу большой сетью было браконьерством. Это не была спортивная ловля. Это было хищническое, разбойничье истребление рыбы. Мы хорошо знали это.
   — Ну что? Что ты скажешь? — спросил Кукурузо. — Кто это мог быть?
   — Не знаю. Неужели кто-то из нашего села?
   — Во всяком случае, браконьер. Это факт. Что же будем делать?
   — Не знаю. Ехать в село сообщить? Не успеем. Он вот-вот приедет выбирать. Раз ночью ставил и на рассвете ещё не выбрал, значит, с минуты на минуту приедет. Это точно. Может, он уже плывёт где-то тут, за камышами.
   — И мы будем стоять и смотреть?
   — А что же ты ему сделаешь? Не позволишь? Да он нас тут утопит, как котят. Никто и знать не будет. И не услышит и не увидит…
   — Заяц ты пугливый!
   Ты очень храбрый! Всю ночь на ветке просидел, как курица на насесте.
   — Конечно, если ты будешь тары-бары разводить, так он приедет, и мы ничего не успеем.
   — А что ты хочешь успеть?
   — «Что, что»!… Давай хоть рыбу выберем и выпустим, чтоб ему не досталась…
   — А если он нагрянет?
   — Ну ты как Карафолька! «Если, если»! Если только языком болтать, так, конечно, нагрянет и… А ну тебя! — Кукурузо перевесился через борт, схватил конец сети и потянул в лодку. И сразу забился, засверкал на солнце большой, круглый, как тарелка, карась. — Ну же, помогай!
   Я бросился помогать… Сроду не видал я столько рыбы, и такой крупной. Мы выбирали её и отбрасывали в воду подальше от лодки, чтобы она снова не попала в сети. Мы спешили, всё время озирались, боясь, что вот-вот появится хозяин сетей. Мы до крови искололи себе руки об острые плавники ершей, порезали пальцы о жабры щук. Но некогда было обращать на это внимание. А одна щука… Ох же щучище! Мы еле перетянули её через борт. Ну как телёнок прямо! Больше метра длиною. Целую минуту мы не могли оторвать от неё восторженных глаз. Всё-таки мы были рыбаки. Сроду нам не приходилось держать в руках такой щуки. И, может, и не придётся никогда. Мы разом вздохнули и, кряхтя от натуги, бултыхнули её в воду. На прощание она так ударила хвостом, что едва не перевернулась лодка.
   Выпутывать рыбу из сетей становилось всё труднее — мы устали. А выбрали только половину.
   — Знаешь что, — сказал я, решительно шмыгнув носом, — режь сеть ножом! Чтоб она пропала, эта браконьерская сеть! Чего её жалеть?
   — Правильно, — сказал Кукурузо, вытащил из кармана мой бывший острый, как бритва, нож, и дело пошло веселей…
   Наконец последняя рыбина была выпущена на волю. Мы бросили сети обратно в воду, и Кукурузо сказал:
   — Ну всё, теперь айда!…
   Нам здорово повезло, просто здорово. Только мы вытащили на берег лодку, только замаскировали её в кустах, как за камышами, там где мы только что были, раздались голоса. Сперва мы не слышали, о чём говорят. Различали только, что один голос мужской, другой женский. Потом мы осторожно подобрались к самому камышу, даже в воду залезли, — прислушались.
   — Что за чёрт… нет ничего, — бубнил мужской голос.
   — Потому что ты, наверное, ставил так! Растяпа! — раздражённо скрипел женский.
   — Да так же, как всегда, ставил! И в том же месте. Всегда столько рыбы было, а тут…
   — О, смотри, и сеть порванная!
   — Ох ты! В самом деле! И тут… и тут… Что же это такое?
   — А то такое, что ты порвал её, негодяй! Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты осторожненько! Такие деньги отдали за эту сеть! А теперь! Плакали мои денежки. Ой, горе ж моё, горе с таким мужем! Ну смотри, ну смотри, что стало с сетью! О господи!
   — Да не виноватый я, ей-богу, не виноватый. Не рвал я сети. Целёхонькие вчера были. Чтоб я бога не видел!
   Мы притихли, замерли за камышами.
   — Кныши! — еле слышно шепчет Кукурузо.
   Я молча киваю головой. Я давно уже узнал голоса, а это: «Чтоб я бога не видел!» — развеяло последние сомнения.

Глава XII
Неожиданные гости. Игорь, Валька и остальные

   Я не знаю точно, что ощущают пограничники, когда лежат в засаде и слышат разговор шпионов, но мне кажется, что мы чувствовали что-то очень похожее. Мы забыли обо всём на свете. Мы думали только, чтобы не пропустить ни слова и чтобы не выдать себя.
   Кнышиха говорила раздражённо и сердито:
   — Ну! Ну что я теперь людям скажу?! Завтра же вечером приедут. Близкий тебе свет — из Киева мотоцикл гонять. Да и деньги пропадут… Всю ночь сегодня будешь сидеть, пока сети не починишь. Чтоб завтра мне вечером поставил! А я уж их как-нибудь уговорю переночевать. Придётся за пол-литрой сбегать… Ох, горе моё! Ну, подожди! Я тебе этой пол-литры не прощу! Это слёз моих пол-литра! Дорого тебе обойдётся эта пол-литра, изувер!
   Кныш только вздохнул.
   — Ну давай, давай поехали уже. Ковыряешься, как неживой!
   Это были последние слова, которые мы услышали. Из-за камышей нам не было видно Кнышей, и потому мы ещё несколько минут напряжённо прислушивались, пока не убедились, что их уже нет.
   — Так! Теперь всё ясно, — сказал наконец Кукурузо.
   — А ты думал — шпион.
   — А что? Может и шпион. Суслик, а не человек. Долгоносик.
   — Да, теперь понятно — и та торговля в парке, и те верзилы на мотоцикле, и всё остальное. Вот гадюка! Так он всю рыбу уничтожит.
   — Что же будем делать? Завтра он снова поставит сети и если… Кукурузо не договорил. Вдруг с плёса донеслась звонкая песня:
 
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!
 
   Голоса были мальчишечьи и девчоночьи — бодрые голоса. Казалось, что прямо по воде и болоту шагает сквозь камыши весёлый пионерский отряд. Мы удивлённо переглянулись. Что такое? Потом схватились и побежали на берег — туда, откуда виден был плёс. Но ничего не увидели — мешали камыши.
   — А ну айда на дерево! — крикнул Кукурузо.
   Мы быстро вскарабкались на старую иву, под которой стоял шалаш, — это было самое высокое дерево на острове. И тогда увидали: из стружки на плёс выплывали, будто лебеди, шлюпки. В шлюпках сидели пионеры в белых майках, в белых панамках. В первой шлюпке стоял во весь рост стройный высокий парень в белых брюках, без майки.
   Это был, наверное, вожатый. Под бронзовой кожей его выделялись могучие мускулы. Казалось, этот парень сошёл прямо с физкультурного плаката: «Готовься к сдаче на значок ГТО!»
   Но вот песня кончилась, и вожатый громко сказал: — Друзья, предлагаю на этом острове сделать остановку. Как вы считаете, товарищ штурман? — склонился он к маленькому скуластому пареньку с нахмуренными бровями, который сидел на корме.
   Только так! — очень серьёзно ответил тот. Все почему-то засмеялись.
   — Тогда держите курс на остров, штурман! — в тон ему сказал вожатый.
   — Только так! — повторил паренёк.
   И снова все засмеялись. Но на штурмана это не произвело никакого впечатления. Он даже бровью своей нахмуренной не повёл.
   Одна за другой шлюпки пристали к берегу. И остров вмиг превратился в пионерский лагерь: смех, крики, беготня. Кто-то играл в мяч, кто-то уже плескался в воде, кто-то ловил сачком бабочек.
   Мы сидели на дереве, не зная, что нам делать — показываться или нет. Впрочем, долго колебаться нам не пришлось. Какая-то высокая голенастая девочка наткнулась на шалаш и воскликнула:
   — О! Смотрите! Здесь кто-то живёт!
   Все сбежались. Подошёл и вожатый… Смуглый ловкий мальчишка с фотоаппаратом через плечо юркнул в шалаш и сразу же выскочил, держа в руках электрический фонарик, который я привёз Кукурузо из Киева.
   — Фонарик, — пояснил он, — механический. С магнето. Даёт ток только тогда, когда нажимаешь на эту ручку.
   И начал жикать, показывая. Кукурузо беспокойно заёрзал на ветке. Голенастая девчонка тоже юркнула в шалаш и вытащила оттуда ружьё.
   — Смотрите, настоящее, охотничье…
   — Ой, осторожно: может, оно заряжено. Ещё выстрелит случайно! — взвизгнул кто-то из девочек.
   Кукурузо не выдержал:
   — А ну не трогайте!
   Все сразу подняли головы. Прятаться больше не было смысла. Мы слезли с дерева. И сразу нас обступили пионеры.
   — А кто вы такие?
   — Что вы тут делаете?
   — Это ваш шалаш?
   — И ружьё ваше?
   — Вы охотники?
   — Вы тут живёте?
   Я растерянно посмотрел на Кукурузо. Он нахмурился и молчал.
   — Да, они, наверно, просто рыбачат тут…
   — Или из дому сбежали.
   — Или в индейцев играют. Как «Маленькие дикари» Сетона-Томпсона. Помните?
   — Или в робинзонов… Правда ж?
   Я совсем растерянно взглянул на Кукурузо. Мой друг густогусто покраснел. И вдруг сказал:
   — Ни во что мы не играем… У нас ответственное задание. Мы браконьера ловим.
   — Ну-у?
   — Вот это здорово!
   — А кто же вам поручил?
   — Почему это нам кто-то должен поручать? — пренебрежительно хмыкнул Кукурузо. — Мы его сами выследили и сами ловим.
   Заметив, с каким серьёзным интересом смотрят на него пионеры, Кукурузо совсем осмелел:
   — А ну положь ружьё. И фонарик отдай.
   Фонарик и ружьё немедленно были положены на место.
   — А всё-таки, как вы выследили браконьера? И как вы его будете ловить? — спросил смуглый паренёк с фотоаппаратом.
   — И ружьё у вас тоже для этого? Чтоб ловить? — спросила голенастая девчонка.
   Я решил, что надо перевести разговор на что-то другое.
   — А у вас что-поход? — поспешно спросил я. — Или просто так — прогулка? И откуда вы вообще прибыли?
   — Мы из Киева. Юные следопыты. У нас поход по местам партизанских боёв, — охотно объяснил парень с фотоаппаратом.
   — Только так! — подтвердил штурман.
   — Мы уже домой возвращаемся. Три недели в походе — прибавила голенастая девчонка.
   — Не преувеличивай, Валька! Не три недели, а девятнадцать дней. Сегодня двадцатый, — вмешалась в разговор остроносенькая девочка в очках.
   — А вы не боитесь заблудиться в наших плавнях? Они ж знаете какие!
   — Да у нас же и карта и компас. Чего же бояться!
   — Послушай, Игорь! — обратился к пареньку с фотоаппаратом вожатый. — Надо вот что выяснить. Если ребята в самом деле ловят браконьера, может, мы им тут помешаем. Нас много, мы шумим — ещё спугнём его. Вы не стесняйтесь, скажите — если так, мы можем переехать в другое место. Нам же всё равно.
   Мы с Кукурузо переглянулись.
   — Да чего там, оставайтесь, — сказал Кукурузо. — Он приедет только ночью, да и то не сегодня, а завтра. Так что до завтрашнего вечера вы нам не помешаете.
   — Ну смотрите, — сказал вожатый и обратился к пионерам: — Раз так, вынимайте продукты, разжигайте костёр — будем завтрак готовить.
   — Только так! — авторитетно подтвердил маленький скуластый штурман.
   Пионеры сразу опять загалдели и побежали к шлюпкам.
   — Ты, Игорь, займись костром, — сказал вожатый. — Ты у нас мастер.
   — Пойдём, я покажу, где хворост, — по-хозяйски предложил Кукурузо.
   И мы втроём пошли в глубь острова. Шли и, как всегда бывает в начале знакомства, смущённо молчали — не знали, о чём говорить.
   И вдруг Игорь, не раскрывая рта (мы это хорошо видели), громко не то рявкнул, не то гавкнул. И сразу где-то в середине у него заиграла музыка. Настоящая музыка. Джаз. Такое, знаете: бз-вз, дудль-будль, бум-бем, бу-га-га… Мы остановились и вытаращили глаза на Игоря: что за чертовщина!
   Он засмеялся и передвинул из-за спины вперёд то, что мы считали фотоаппаратом.
   — Приёмник. Портативный. На транзисторах… на полупроводниках.
   Это я только в футляре от фотоаппарата его собрал. Потому что другого корпуса не было. Да и удобно. Через плечо носить можно.
   Вот оно что! Так это переносный маленький радиоприёмник. Как мы сразу не догадались! О том, что такие есть на свете, мы знали. Я в Киеве видел, да и у нас в сельмаге продавались когда-то, «Турист» называются.
   — Хорошая штука, — опомнившись, снисходительно сказал Кукурузо. — Сколько дал?
   — Что — дал?
   — Ну заплатил сколько?
   — Нисколько. Сам сделал.
   — Что-что? — Кукурузо скривился и приставил ладонь к уху, будто недослышал.
   Я хихикнул.
   — Сам, говорю, сделал, — серьёзно повторил Игорь. Я ещё раз хихикнул.
   — Ага, — криво усмехнулся Кукурузо. — Ну да. Я же и спрашиваю: сколько дал? У нас в сельмаге «Турист» продавался. Тридцать пять рублей. Красивый, под перламутр. Ну, а этот сколько?
   — Вот чудак, не верит… Ну, как хочешь…
   Из кустов вышел вожатый:
   — О чём это вы, ребята, спорите?
   — Да ничего, просто так…— махнул было рукой Кукурузо, но потом, глянув снизу на вожатого, неожиданно ехидно спросил: — Скажите, а у вас все пионеры такие вот… или только этот?
   — А что такое?
   — Да ничего… Просто он говорит, что этот приемничек сам сделал… Может, вон та девочка настоящий автомобиль сама сделала, а тот штурман — «только так» в космос летал?
   — Насчёт космоса и автомобиля не скажу, а вот приёмник он действительно сам сделал. Это точно. Он у нас молодец! В радиокружке уже третий год. Академиком будет.
   Вожатый говорил серьёзно, без всяких шуток. Не верить ему было невозможно. Кукурузо сразу скис и сморщился, как футбольный мяч, из которого выпустили воздух. Насмешливые огоньки в глазах погасли, концы губ опустились. Я тоже был удивлён. Мне почему-то всегда казалось, что все эти умненькие образцово-показательные ученички, которые мастерят действующие модели кораблей и самолётов, выпиливают из фанеры лобзиком разные кружевные полочки и сотворяют прочие выставочные штуки, от которых ахают учителя и родители, — все эти «гении» обязательно должны быть хилые, длинноносые и в очках. И обязательно «с приветом». Так я всегда думал. А тут перед нами стоял нормальный курносый хлопец — мускулистый, загорелый, по всему видно, физкультурник. Его скорее можно было представить на спортплощадке, среди шумной ватаги спортсменов, чем в тихой лаборатории, углублённым в перепутанные внутренности какого-нибудь радиоприёмника.
   Мы молчали растерянные и сбитые с толку.
   Вожатый внимательно посмотрел на нас и деланно сердито сказал:
   — Что же вы, братцы, разболтались тут, а хворосту не несёте. Люди же голодные. А ну давайте быстрее!
   Это сразу вывело нас из оцепенения. Мы бросились поспешно (даже слишком поспешно) собирать сухие ветки.