Нестайко Всеволод Зиновьевич. Необычайные приключения Робинзона Кукурузо и его верного друга одноклассника Павлуши Завгороднего

   - О!.. Всё ясно!
   Я нажал на весло и через секунду увидал сам: на тёмной воде гигантским пунктиром белели поплавки большой рыбачьей сети.
   - Так вот оно что! Вот что шлёпнулось в воду! Ты прав, Кукурузо. Это был пират. Всамделишный пират. Браконьер.
   О, мы знали, мы хорошо знали, что это такое - браконьер! Браконьер - это не охотник, это не рыбак, это злодей, убийца. Я помню, как однажды зимой дед Варава привёз домой на санях смертельно раненного лосёнка. Какой-то браконьер подстрелил его, но заметил охотников и сбежал. Лосёнок лежал неподвижно, и лишь губы у него вздрагивали, будто он хотел что-то сказать, и глаза глядели со смертельной тоской, казалось, вот-вот заплачут. Я и сейчас вижу эти глаза. Как ни старался дед Варава - спасти лосёнка было уже невозможно...
   Мы ненавидели браконьеров. Ловить рыбу большой сетью было браконьерством. Это не была спортивная ловля. Это было хищническое, разбойничье истребление рыбы. Мы хорошо знали это.
   - Ну что? Что ты скажешь? - спросил Кукурузо. - Кто это мог быть?
   - Не знаю. Неужели кто-то из нашего села?
   - Во всяком случае, браконьер. Это факт. Что же будем делать?
   - Не знаю. Ехать в село сообщить? Не успеем. Он вот-вот приедет выбирать. Раз ночью ставил и на рассвете ещё не выбрал, значит, с минуты на минуту приедет. Это точно. Может, он уже плывёт где-то тут, за камышами.
   - И мы будем стоять и смотреть?
   - А что же ты ему сделаешь? Не позволишь? Да он нас тут утопит как котят. Никто и знать не будет. И не услышит и не увидит...
   - Заяц ты пугливый!
   - Ты очень храбрый! Всю ночь на ветке просидел, как курица на насесте.
   - Конечно, если ты будешь тары-бары разводить, так он приедет, и мы ничего не успеем.
   - А что ты хочешь успеть?
   - "Что, что"!.. Давай хоть рыбу выберем и выпустим, чтоб ему не досталась...
   - А если он нагрянет?
   - Ну ты как Карафолька! "Если, если"! Если только языком болтать, так, конечно, нагрянет и... А ну тебя! - Кукурузо перевесился через борт, схватил конец сети и потянул в лодку. И сразу забился, засверкал па солнце большой, круглый, как тарелка, карась. - Ну же, помогай!
   Я бросился помогать... Сроду не видал я столько рыбы, и такой крупной. Мы выбирали её и отбрасывали в воду подальше от лодки, чтобы она снова не попала в сети. Мы спешили, всё время озирались, боясь, что вот-вот появится хозяин сетей. Мы до крови искололи себе руки об острые плавники ершей, порезали пальцы о жабры щук. Но некогда было обращать на это внимание. А одна щука... Ох же щучище! Мы еле перетянули её через борт. Ну как телёнок прямо! Больше метра длиною. Целую минуту мы не могли оторвать от неё восторженных глаз. Всё-таки мы были рыбаки. Сроду нам не приходилось держать в руках такой щуки. И, может, и не придётся никогда. Мы разом вздохнули и, кряхтя от натуги, бултыхнули её в воду. На прощание она так ударила хвостом, что едва не перевернулась лодка.
   Выпутывать рыбу из сетей становилось всё труднее - мы устали. А выбрали только половину.
   - Знаешь что, - сказал я, решительно шмыгнув носом, - режь сеть ножом! Чтоб она пропала, эта браконьерская сеть! Чего её жалеть?
   - Правильно, - сказал Кукурузо, вытащил из кармана мой бывший острый, как бритва, нож, и дело пошло веселей...
   Наконец последняя рыбина была выпущена на волю. Мы бросили сети обратно в воду, и Кукурузо сказал:
   - Ну всё, теперь айда!..
   Нам здорово повезло, просто здорово. Только мы вытащили па берег лодку, только замаскировали её в кустах, как за камышами, там где мы только что были, раздались голоса. Сперва мы не слышали, о чём говорят. Различали только, что один голос мужской, другой женский. Потом мы осторожно подобрались к самому камышу, даже в воду залезли, - прислушались.
   - Что за чёрт.. нет ничего, - бубнил мужской голос.
   - Потому что ты, наверное, ставил так! Растяпа! - раздражённо скрипел женский.
   - Да так же, как всегда, ставил! И в том же месте. Всегда столько рыбы было, а тут...
   - О, смотри, и сеть порванная!
   - Ох ты! В самом деле! И тут... и тут.. Что же это такое?
   - А то такое, что ты порвал её, негодяй! Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты осторожненько! Такие деньги отдали за эту сеть! А теперь! Плакали мои денежки. Ой, горе ж моё, горе с таким мужем! Ну смотри, ну смотри, что стало с сетью! О господи!
   - Да не виноватый я, ей-богу, не виноватый. Не рвал я сети. Целёхонькие вчера были. Чтоб я бога не видел! Мы притихли, замерли за камышами.
   - Кныши! - еле слышно шепчет Кукурузо. Я молча киваю головой. Я давно уже узнал голоса, а это: "Чтоб я бога не видел!" - развеяло последние сомнения.
   ГЛАВА XII. НЕОЖИДАННЫЕ ГОСТИ, ИГОРЬ, ВАЛЬКА И ОСТАЛЬНЫЕ.
   Я не знаю точно, что ощущают пограничники, когда лежат в засаде и слышат разговор шпионов, но мне кажется, что мы чувствовали что-то очень похожее. Мы забыли обо всём на свете. Мы думали только, чтобы не пропустить ни слова и чтобы не выдать себя.
   Кнышиха говорила раздражённо и сердито:
   - Ну! Ну что я теперь людям скажу?! Завтра же вечером приедут. Близкий тебе свет - из Киева мотоцикл гонять. Да и деньги пропадут... Всю ночь сегодня будешь сидеть, пока сети не починишь. Чтоб завтра мне вечером поставил! А я уж их как-нибудь уговорю переночевать. Придётся за пол-литрой сбегать... Ох, горе моё! Ну, подожди! Я тебе этой пол-литры не прощу! Это слез моих пол-литра! Дорого тебе обойдётся эта пол-литра, изувер!
   Кныш только вздохнул.
   - Ну давай, давай поехали уже. Ковыряешься, как неживой!
   Это были последние слова, которые мы услышали. Из-за камышей нам не было видно Кнышей, и потому мы ещё несколько минут напряжённо прислушивались, пока не убедились, что их уже нет.
   - Так! Теперь всё ясно, - сказал наконец Кукурузо.
   - А ты думал - шпион. - А что? Может и шпион. Суслик, а не человек. Долгоносик.
   - Да, теперь понятно - и та торговля в парке, и те верзилы на мотоцикле, и всё остальное. Вот гадюка! Так он всю рыбу уничтожит
   - Что же будем делать? Завтра он снова поставит сети и если... Кукурузо не договорил. Вдруг с плёса донеслась звонкая песня:
   Пусть всегда будет солнце, Пусть всегда будет небо, Пусть всегда будет мама, Пусть всегда буду я!
   Голоса были мальчишечьи и девчоночьи - бодрые голоса. Казалось, что прямо но воде и болоту шагает сквозь камыши весёлый пионерский отряд. Мы удивлённо переглянулись. Что такое? Потом схватились и побежали на берег - туда, откуда виден был плёс. Но ничего не увидели - мешали камыши.
   - А ну айда на дерево! - крикнул Кукурузо.
   Мы быстро вскарабкались на старую иву, под которой стоял шалаш, - это было самое высокое дерево на острове. И тогда увидали: из стружки на плёс выплывали, будто лебеди, шлюпки. В шлюпках сидели пионеры в белых майках, в белых панамках. В первой шлюпке стоял во весь рост стройный высокий парень в белых брюках, без майки.
   Это был, наверное, вожатый. Под бронзовой кожей его выделялись могучие мускулы. Казалось, этот парень сошёл прямо с физкультурного плаката: "Готовься к сдаче на значок ГТО!"
   Но вот песня кончилась, и вожатый громко сказал:
   - Друзья, предлагаю на этом острове сделать остановку. Как вы считаете, товарищ штурман? - склонился он к маленькому скуластому пареньку с нахмуренными бровями, который сидел на корме.
   - Только так! - очень серьёзно ответил тот. Все почему-то засмеялись.
   - Тогда держите курс на остров, штурман! - в тон ему сказал вожатый.
   - Только так! - повторил паренёк.
   И снова все засмеялись. Но на штурмана это не произвело никакого впечатления. Он даже бровью своей нахмуренной не повёл.
   Одна за другой шлюпки пристали к берегу. И остров вмиг превратился в пионерский лагерь: смех, крики, беготня Кто-то играл в мяч, кто-то уже плескался в воде, кто-то ловил сачком бабочек.
   Мы сидели на дереве, не зная, что нам делать - показываться или нет. Впрочем, долго колебаться нам не пришлось. Какая-то высокая голенастая девочка наткнулась на шалаш и воскликнула:
   - О! Смотрите! Здесь кто-то живёт!
   Все сбежались. Подошёл и вожатый... Смуглый ловкий мальчишка с фотоаппаратом через плечо юркнул в шалаш и сразу же выскочил, держа в руках электрический фонарик, который я привёз Кукурузо из Киева.
   - Фонарик, - пояснил он, - механический. С магнето. Даёт ток только тогда, когда нажимаешь на эту ручку.
   И начал жикать, показывая. Кукурузо беспокойно заёрзал на ветке. Голенастая девчонка тоже юркнула в шалаш и вытащила оттуда ружьё.
   - Смотрите, настоящее, охотничье...
   - Ой, осторожно: может, оно заряжено. Ещё выстрелит случайно! - взвизгнул кто-то из девочек. Кукурузо не выдержал:
   - А ну не трогайте!
   Все сразу подняли головы. Прятаться больше не было смысла. Мы слезли с дерева. И сразу нас обступили пионеры.
   - А кто вы такие?
   - Что вы тут делаете?
   - Это ваш шалаш?
   - И ружьё ваше?
   - Вы охотники?
   - Вы тут живёте?
   Я растерянно посмотрел на Кукурузо.
   Он нахмурился и молчал.
   - Да, они, наверно, просто рыбачат тут...
   - Или из дому сбежали.
   - Или в индейцев играют. Как "Маленькие дикари" Сетона-Томпсона. Помните?
   - Или в робинзонов... Правда ж?
   Я совсем растерянно взглянул на Кукурузо. Мой друг густогусто покраснел. И вдруг сказал:
   - Ни во что мы не играем... У нас ответственное задание. Мы браконьера ловим.
   - Ну-у?
   - Вот это здорово!
   - А кто же вам поручил?
   - Почему это нам кто-то должен поручать? - пренебрежительно хмыкнул Кукурузо. - Мы его сами выследили и сами ловим.
   Заметив, с каким серьёзным интересом смотрят на него пионеры, Кукурузо совсем осмелел:
   - А ну положь ружье. И фонарик отдай.
   Фонарик и ружьё немедленно были положены на место.
   - А всё-таки, как вы выследили браконьера? И как вы его будете ловить? спросил смуглый паренёк с фотоаппаратом.
   - И ружьё у вас тоже для этого? Чтоб ловить? - спросила голенастая девчонка.
   Я решил, что надо перевести разговор на что-то другое.
   - А у вас что - поход? - поспешно спросил я. - Или просто так - прогулка? И откуда вы вообще прибыли?
   - Мы из Киева. Юные следопыты. У нас поход по местам партизанских боёв, охотно объяснил парень с фотоаппаратом.
   - Только так! - подтвердил штурман.
   - Мы уже домой возвращаемся. Три недели в походе - прибавила голенастая девчонка.
   - Не преувеличивай, Валька! Не три недели, а девятнадцать дней. Сегодня двадцатый, - вмешалась в разговор остроносенькая девочка в очках.
   - А вы не боитесь заблудиться в наших плавнях? Они ж знаете какие!
   - Да у нас же и карта и компас. Чего же бояться!
   - Послушай, Игорь! - обратился к пареньку с фотоаппаратом вожатый. - Надо вот что выяснить. Если ребята в самом деле ловят браконьера, может, мы им тут помешаем. Нас много, мы шумим -ещё спугнём его. Вы не стесняйтесь, скажите если так, мы можем переехать в другое место. Нам же всё равно.
   Мы с Кукурузо переглянулись.
   - Да чего там, оставайтесь, - сказал Кукурузо. - Он приедет только ночью, да и то не сегодня, а завтра. Так что до завтрашнего вечера вы нам не помешаете.
   - Ну смотрите, - сказал вожатый и обратился к пионерам: - Раз так, вынимайте продукты, разжигайте костёр будем завтрак готовить.
   - Только так! - авторитетно подтвердил маленький скуластый штурман.
   Пионеры сразу опять загалдели и побежали к шлюпкам.
   - Ты, Игорь, займись костром, - сказал вожатый. - Ты у пас мастер.
   - Пойдём, я покажу, где хворост, - по-хозяйски предложил Кукурузо.
   И мы втроём пошли в глубь острова. Шли и, как всегда бывает в начале знакомства, смущённо молчали - не знали, о чём говорить.
   И вдруг Игорь, не раскрывая рта (мы это хорошо видели), громко не то рявкнул, не то гавкнул. И сразу где-то в середине у пего заиграла музыка. Настоящая музыка. Джаз. Такое, знаете: бз-вз, дудль-будль, бум-бем, бу-га-га... Мы остановились и вытаращили глаза на Игоря: что за чертовщина!
   Он засмеялся и передвинул из-за спины вперёд то, что мы считали фотоаппаратом.
   - Приёмник. Портативный. На транзисторах... на полупроводниках.
   Это я только в футляре от фотоаппарата его собрал. Потому что другого корпуса не было. Да и удобно. Через плечо носить можно.
   Вот оно что! Так это переносный маленький радиоприёмник. Как мы сразу не догадались! О том, что такие есть на свете, мы знали. Я в Киеве видел, да и у нас в сельмаге продавались когда-то, "Турист" называются.
   - Хорошая штука, - опомнившись, снисходительно сказал Кукурузо. - Сколько дал?
   - Что - дал?
   - Ну заплатил сколько?
   - Нисколько. Сам сделал.
   - Что-что? - Кукурузо скривился и приставил ладонь к уху, будто недослышал. Я хихикнул.
   - Сам, говорю, сделал, - серьезно повторил Игорь. Я ещё раз хихикнул.
   - Ага, криво усмехнулся Кукурузо. - Ну да. Я же и спрашиваю: сколько дал? У нас в сельмаге "Турист" продавался. Тридцать пять рублей. Красивый, под перламутр. Ну, а этот сколько?
   - Вот чудак, не верит... Ну, как хочешь...
   Из кустов вышел вожатый:
   - О чём это вы, ребята, спорите?
   - Да ничего, просто так... - махнул было рукой Кукурузо, но потом, глянув снизу на вожатого, неожиданно ехидно спросил: - Скажите, а у вас все пионеры такие вот... или только этот?
   - А что такое?
   - Да ничего... Просто он говорит, что этот приёмничек сам сделал... Может, вон та девочка настоящий автомобиль сама сделала, а тот штурман - "только так" в космос летал?
   - Насчёт космоса и автомобиля не скажу, а вот приёмник он действительно сам сделал. Это точно. Он у нас молодец! В радиокружке уже третий год. Академиком будет.
   Вожатый говорил серьёзно, без всяких шуток. Не верить ему было невозможно. Кукурузо сразу скис и сморщился, как футбольный мяч, из которого выпустили воздух. Насмешливые огоньки в глазах погасли, концы губ опустились. Я тоже был удивлён. Мне почему-то всегда казалось, что все эти умненькие образцово-показательные ученички, которые мастерят действующие модели кораблей и самолётов, выпиливают из фанеры лобзиком разные кружевные полочки и сотворяют прочие выставочные штуки, от которых ахают учителя и родители, - все эти "гении" обязательно должны быть хилые, длинноносые и в очках. И обязательно "с приветом". Так я всегда думал. А тут перед нами стоял нормальный курносый хлопец - мускулистый, загорелый, по всему видно, физкультурник. Его скорее можно было представить на спортплощадке, среди шумной ватаги спортсменов, чем в тихой лаборатории, углублённым в перепутанные внутренности какого-нибудь радиоприёмника.
   Мы молчали растерянные и сбитые с толку.
   Вожатый внимательно посмотрел на нас и деланно сердито сказал:
   - Что же вы, братцы, разболтались тут, а хворосту не несёте. Люди же голодные. А ну давайте быстрее!
   Это сразу вывело нас из оцепенения. Мы бросились поспешно (даже слишком поспешно) собирать сухие ветки.
   И через минуту уже тащили на поляну большие охапки хвороста. Особенно старался Кукурузо. Он тащил такую огромную охапку, что я боялся, как бы он себе живот не надорвал.
   Голенастая девочка Валька, увидев это, восторженно вскрикнула:
   - Ого-го!
   И я не знаю, отчего больше был такой красный Кукурузо: то ли от напряжения, то ли от этого "ого-го". Он вообще почему-то часто посматривал на ту Вальку. Нашёл на что смотреть!
   Страшило какое-то! Тощее, пучеглазое, длинноногое! Хуже Гребенючки в сто раз!
   Все стояли на поляне и смотрели, как ловко Игорь разжигал костёр. Ты смотри, городской, а умеет...
   Вскоре посреди поляны большой костёр уже лизал небо огненными языками.
   - Ну, а чья очередь сегодня кашеварить? - спросил вожатый.
   - Сашка! - воскликнула Валька.
   - Сашка, Сашка! Правильно! - закричали отовсюду, и все посмотрели на штурмана.
   - Твоя? - спросил вожатый.
   - Только так! - сказал тот.
   - Значит, нам сегодня везёт, - улыбнулся вожатый.
   - Везёт! Везёт! Уху! Сашок, обязательно уху!
   - Ушицу! - слились в одно десятки голосов.
   - Только так, - впервые за всё время улыбнувшись, закивал головой Сашко.
   Теперь, когда все стояли вместе около костра, было особенно заметно, что Сашко очень маленького роста, ниже всех. Может быть, потому он и держался так серьёзно и нахмуренно, чтоб казаться солиднее. А ещё было видно, что все его любят и если подтрунивают над этим его "только так", то совсем не обидно, а скорее ласково.
   Сашко принялся готовить завтрак. Девочки, в том числе и Валька, помогали ему, чистили картошку и рыбу, которую достали из сетки, что была привязана к корме одной из шлюпок и опущена в воду. Остальные пионеры разбрелись по острову кто куда. Как-то так само собой вышло, что мы очутились рядом с Игорем. Игорь сидел на пеньке и строгал ножом палочку - видно, что-то собирался мастерить. Мы с Кукурузо сидели возле пенька на корточках, уткнувшись подбородками в колени, и задумчиво ковырялись в земле. Потом Кукурузо кашлянул и, насупившись (чтоб скрыть смущение), сказал хрипло:
   - Дай посмотреть... приёмник... Можно? Игорь сразу отложил ножик и палочку:
   - А чего же... Конечно. Пожалуйста. Он открыл футляр:
   - Вот настройка, это диапазоны, это громкость, - показал, где что крутить.
   Кукурузо склонился над приёмником. Я тоже пригнул голову. Кукурузо оттолкнул меня локтем:
   - Не дыши туда. Запотеет и испортится. Игорь улыбнулся:
   - Да ничего. От этого не испортится. Кукурузо долго крутил в руках приёмник, и мы молча слушали голоса далёких стран.
   - Да-а... Ценная штука, - сказал наконец Кукурузо и добавил: - Ну, по физике у тебя, конечно, пятёрка?
   - Пятёрка, - просто и без хвастовства ответил Игорь.
   - А двойки ты хватал когда-нибудь? - с надеждой спросил Кукурузо. - Хотя бы по поведению, по пению, по рисованию, что ли? Или круглый отличник?
   - Отличник, - словно извиняясь, сказал Игорь. - Все участники нашего похода - отличники. Такое было условие.
   Кукурузо тихо вздохнул.
   В это время из кустов выглянула Валька. Должно быть, девочки уже закончили свою работу. Я видел Вальку, а Игорь, который сидел к ней спиной, нет. Валька тихонько подкралась к нему, и я не успел даже открыть рот, как она столкнула его с пенька. Игорь ничего не подозревал и, конечно, вверх тормашками полетел в траву.
   - Даме всегда надо уступать место, - сказала Валька, садясь на пенёк.
   Игорь поднялся и только улыбнулся в ответ.
   Мы с Кукурузо удивлённо переглянулись.
   Хорошее дело! Толкового парня - физкультурника, который сам смастерил приёмник, какое-то длинноногое страшило швыряет на землю, будто это не парень, а мешок с картошкой. А он только улыбается...
   Попробовала бы мне сделать такое даже Гребенючка, я б ей так дал, так дал, что она десять раз перевернулась бы!
   Постойте, а что это с Кукурузо?
   - А ну дай мне! - нахально говорит Валька и протягивает руку к приёмнику.
   И Кукурузо, телёнок, преспокойно отдаёт приёмник. Вот дурень. Что это - сё приемник, что ли? Чего это она распоряжается.
   Впрочем, все эти бодрые возгласы звучат, конечно, только в моей душе. Я молчу. Это же не мой приёмник и не у меня его отбирают.
   Валька начала настраивать приёмник, по-птичьи склонив голову к плечу и глядя в небо. Поймала какую-то тягучую мелодию и вдруг весело воскликнула:
   - О! О!
   Мы удивлённо посмотрели на неё - чего это она вопит?
   Мечтательно глядя на плёс и слушая музыку, она тихо сказала:
   - "Лебединое озеро"... Адажио...
   Я скривился. Вот задавака! Говорит такое, что ничего понять нельзя. А Кукурузо напустил на себя серьёзность и, нахмурив брови, говорит:
   - Нет, это озеро скорее не лебединое, а утиное. Лебеди у нас не водятся. Зато уток - тьма-тьмущая! Валька вдруг как захохочет:
   - Ой, держите меня! Ой, не могу! Вот чудак! Я же не про это озеро, а про музыку к балету композитора Чайковского "Лебединое озеро". Как раз сейчас передают.
   Кукурузо - будто кто лицо кипятком ошпарил. Вся кровь, какая только у него была, бросилась ему в лицо.
   - Можно подумать, что я не знаю - сердито буркнул он. - Прекрасно знаю этот знаменитый балет. А про наше озеро я просто так сказал. Для интереса... Для смеха.
   Я отвернулся. Не могу смотреть в глаза человеку, который нагло врёт. Ничего он, Кукурузо, не знал, никакого "Лебединого озера". Потому что слух у него был препоганый. Петь он мог только со мной. Подтягивать. А у самого у пего все песни получались на один мотив. Мне было досадно на Вальку, что она заставила моего друга так бессовестно врать. И вообще, чего она пристала к нам?..
   И вдруг, словно подслушав мои мысли, Валька резким движением выключила приёмник и сказала:
   - Вы на меня сердитесь, ребята, да? Что я пришла к вам и пристаю, да? Так я пойду... Вы не сердитесь. Просто мне хотелось познакомиться с вами...
   И так она это просто сказала, что мне стало неудобно. И ни я, ни Кукурузо не нашлись что ответить.
   Валька встала, сунула Кукурузо в руки приемник и побежала к костру.
   - Чудная какая-то... правда? - пожав плечами, смущённо сказал Кукурузо.
   - Она хороший хлопец, - неожиданно покраснев, сказал Игорь. -У нас с ней все дружат... А чего ты не включаешь приёмник? Ты включай, не стесняйся. Я недавно поменял батарейку.
   Я внимательно посмотрел на него и понял, что он умышленно меняет тему разговора, что больше о Вальке говорить не стоит. Я его хорошо понимал. Мне тоже было бы неприятно, если бы кто-нибудь говорил о Гребенючке... Я не знаю, сколько мы ещё просидели на берегу возле пенька, но вот послышался голос вожатого:
   - Игорь, ребята, идите скорее! Уха готова!
   - Пошли! - сказал Игорь.
   Я как выпил тогда с утра стакан молока, так после этого маковой росинки во рту не было. И предложение Игоря мне, конечно, очень понравилось. Думаю, что и Кукурузо хотел есть не меньше.
   Но неожиданно он сказал Игорю:
   - Ты иди, а мы тут посидим. Мы как раз перед вашим приездом хорошенько позавтракали.
   Я заморгал глазами и разинул рот, но, конечно, промолчал.
   - Да не выдумывайте, ребята, пойдёмте! Такой ухи вы сроду не ели, ручаюсь! - уговаривал Игорь.
   Кукурузо упрямо отказывался. Я, глотая слюни, поддерживал его. Наконец Игорь махнул рукой.
   - Да ну вас! Подождите, я сейчас вожатого на вас напущу! - и побежал к костру.
   Однако через минуту вместо вожатого прибежала длинноногая Валька. И сразу набросилась на нас:
   - Это ещё что такое?! А ну марш есть уху! Если бы вы меня пригласили, что, я разве отказалась бы?! Я бы отказалась разве, если бы вы меня пригласили?! А ну быстрее!
   И, к моей величайшей радости, Кукурузо, который так упрямо отказывался перед Игорем, тут вдруг моментально уступил и покорно поплёлся за девчонкой. И снова мне почему-то вспомнилась Гребенючка...
   Я не знаю: то ли я был просто очень голоден, то ли в самом деле уха была какая-то особенно вкусная, но мне показалось, что я действительно сроду не ел ничего подобного. А уж в ухе я разбирался. У нас, в нашем "рыбачьем" селе, умели её варить, и сам я варил не раз.
   Но эта была на редкость вкусная. Все причмокивали от удовольствия и хвалили Сашка-штурмана. А он сидел возле котла с половником в руках, как всегда нахмуренный, и внимательно следил, кому дать добавки.
   Теперь мне было понятно, почему все так обрадовались, что сегодня очередь Сашка готовить завтрак. Он был у них признанным кашеваром.
   Вскоре все наелись и разлеглись на траве вокруг костра - отдохнуть. Кто-то первый тихо затянул песню, кто-то поддержал, и песня выросла, окрепла и взлетела над плёсом - даже пригнулись камыши...
   Реве-е та сто-огне Днi-iпр широкий.
   Сердитый вi-iтер за-авива-а...
   Как хорошо было вот так лежать на траве, смотреть в голубую бездну неба и хором петь песню. Казалось, вся земля, весь мир слышит её.
   Вожатый тихонько встал, пошёл к лодкам и вернулся с аккордеоном. Песня зазвучала ещё сильнее, ещё слаженней...
   Когда кончили "Реве та стогне...", вожатый сказал:
   - А теперь нашу, пионерскую: "Взвейтесь кострами". Затягивай, Сашко.
   - Только так, - откликнулся Сашко, прокашлялся, подождал, пока аккордеон проиграет вступление.
   Я никогда бы не подумал, что у него такой чистый, звонкий и высокий голос. "Вот тебе и "только так"! Мало того что знаменитый кашевар, ещё и певец какой!"
   Взвейтесь кострами,
   Синие ночи
   Мы пионеры
   Дети рабочих...
   Близится эра
   Светлых годов.
   Клич пионера:
   "Всегда будь готов!"
   рвалась в небо песня.
   Пели мы часа полтора, а то и больше. Какие только песни мы не пели - и украинские народные, и революционные, и старые комсомольские, и современные, и песни из кинофильмов.
   Потом Игорь сказал:
   - А теперь, может, пусть Валька станцует... "Сейчас начнёт кривляться, отнекиваться, а её будут уговаривать", - подумал я. Но она сказала без всякого:
   - Пожалуйста. Могу станцевать.
   Тут я заметил, что Кукурузо почему-то покраснел и беспокойно заёрзал на месте. Кстати, я ещё и раньше, когда пели, обратил внимание на то, что мой друг всё время смотрел на Вальку, а когда она случайно встречалась с ним глазами, он сразу отводил взгляд.
   - Украинский танец казачок! - объявил вожатый и заиграл на аккордеоне.
   Валька начала танцевать. Над моим ухом часто-часто, словно запыхавшись, точно это он сам танцует, дышал Кукурузо.
   А когда Валька кончила танец и все захлопали, он не стал хлопать, а почему-то нахмурился и отвернулся.
   Потом девочка в очках читала стихи Маяковского. Хорошо читала, только очень кричала - наверное, даже в селе было слышно.
   В общем, получился неожиданный концерт художественной самодеятельности. А потом стали купаться. Игорь плавал кролем, Сашко-штурман - брассом, да и Валька ничего плавала (правда, по-девчачьему - задрав голову и отфыркиваясь). Но прыгать в воду с вербы никто не умел. И вот тут-то мой друг Кукурузо показал, что такое васюковские ребята. Вскарабкался на самую верхушку, раскачался, как обезьяна, на ветке и ка-ак прыгнет - почти минуту летел и почти на середину плёса залетел. Все только ахнули.