Страница:
Провал шведского похода в Эстонию свидетельство не только разобщенности и неспособности к совместным действиям, но и слабости Европы: европейская экспансия в Прибалтике осуществлялась на последнем дыхании. Для Швеции поход в Эстонию был настолько важен, что «крестоносцев» возглавил сам король. Для покорения эстов они собрали «огромное» войско – около 500 человек. Когда все участники этого похода погибли, шведы ничего не сделали даже для того, чтобы отомстить за них, не говоря уже о том, чтобы организовать новый поход в Эстонию. Почему? Потому что восполнить понесенные потери было некем, а главное, не на что. Военные экспедиции требовали больших денег. У шведского короля их не хватало даже на то, чтобы удержать собственный трон. Вопреки вымыслам о том, что «в XIII веке Западная Европа являла собой постоянно растущую угрозу для Руси» (Лев Гумилев, указ. соч., с. 123), ресурсы Европы были ограничены. В Европе в это время шли феодальные войны, полыхали крестьянские восстания, горожане враждовали с феодалами, рыцари с церковью, Папа с немецким императором.
Кроме того, Европа вела войну на трех фронтах – на Пиринеях, в Пруссии и в Палестине. «Крестовые походы» в Святую Землю, которые велись уже больше ста лет, требовали огромных человеческих и материальных ресурсов. По некоторым оценкам, только в них погибли два миллиона европейцев. В 1213 году недобор «крестоносцев» привел к тому, что на войну в Палестину стали вербовать даже детей. Это событие вошло в историю под именем «детского крестового похода». Ну и к чему привели эти титанические усилия? Лишь к тому, что на какое-то столетие европейцы овладели жалким клочком земли на Ближнем Востоке. Сражаться за «дело Господнее» в Прибалтике было попросту некому. Следует отметить и тот факт, что война в Прибалтике шла одновременно на двух фронтах – в Пруссии и в Ливонии. А Папа требовал открытия третьего фронта – в Финляндии. В таких условиях на этом театре военных действий «крестоносцы» не могли сконцентрировать все силы на одном направлении.
3
4
Кроме того, Европа вела войну на трех фронтах – на Пиринеях, в Пруссии и в Палестине. «Крестовые походы» в Святую Землю, которые велись уже больше ста лет, требовали огромных человеческих и материальных ресурсов. По некоторым оценкам, только в них погибли два миллиона европейцев. В 1213 году недобор «крестоносцев» привел к тому, что на войну в Палестину стали вербовать даже детей. Это событие вошло в историю под именем «детского крестового похода». Ну и к чему привели эти титанические усилия? Лишь к тому, что на какое-то столетие европейцы овладели жалким клочком земли на Ближнем Востоке. Сражаться за «дело Господнее» в Прибалтике было попросту некому. Следует отметить и тот факт, что война в Прибалтике шла одновременно на двух фронтах – в Пруссии и в Ливонии. А Папа требовал открытия третьего фронта – в Финляндии. В таких условиях на этом театре военных действий «крестоносцы» не могли сконцентрировать все силы на одном направлении.
3
Другое слабое место гипотезы об «агрессии Запада» в том, что ее сторонники никак не объясняют, почему она была направлена только против Новгородской земли, а не против расположенных ближе Полоцкого, Турово-Пинского, Волынского, Галицкого княжеств?
Как образно сказал Лоуренс Аравийский, «доступность района в стратегии имеет большее значение, чем количество сил. Поэтому изобретение мясных консервов изменило ход наземных войн более глубоко, чем изобретение пороха» («Партизанская война»). В XIII веке не было ни пороха, ни мясных консервов и, следовательно, вопрос доступности территории противника имел определяющее значение для определения пути вторжения. Но вопреки этой аксиоме военной стратегии, на самые удобные для нападения в силу своего географического положения западнорусские княжества никто не покушался. Наоборот, в то самое время, когда «выдающийся полководец» Александр Ярославич «героически» отражает натиск с Запада, князь Даниил Галицкий получает от Римского Папы корону и обещание предоставить помощь в борьбе с татаро-монголами. Кстати, «Житие» рассказывает о том, что Рим предлагал подобный союз и Александру Ярославичу, но в ответ получил надменный отказ.
Таким образом, если и была агрессия со стороны Запада, то только против Новгородской земли. Но Новгород в эти годы был самостоятельным государством. Таким же независимым от остальных русских княжеств, образовавшихся на землях бывшей Киевской Руси, как и современные государства, возникшие на просторах бывшей советской империи после распада СССР. Новгород потерял независимость только в конце XV века после насильственного присоединения к Московской Руси. Победа над Новгородом была для Москвы таким важным событием, что в честь нее был построен главный храм Московской Руси – Успенский собор Кремля. Почему именно Новгородская земля оказалась вовлеченной в военный конфликт с Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, кого же историки обвиняют в агрессии: шведов и ливонцев, которые сами были жертвами нападений со стороны Руси. Народы, населявшие территорию современной Эстонии, Латвии и Финляндии на протяжении многих лет страдали от разбойничьих набегов ватаг новгородских и псковских удальцов и неоднократно становившихся целью грабительских походов, организованных русскими князьями. Данники новгородцев карелы и ижоры промышляли набегами на побережье Швеции. Однако даже путем подтасовки фактов трудно доказать, что беспомощная конфедерация феодальных государств в Ливонии или Швеция, еще не оправившаяся после столетней гражданской войны, представляли большую угрозу для Новгородской земли. На роль агрессора нужен враг посерьезнее. И такого врага отечественные историки нашли в лице немцев. К примеру, Лев Гумилев писал о событиях, предшествующих «Ледовому побоищу», что это «германское наступление на Восток – Drang nach Osten, – которое было лейтмотивом немецкой политики с 1202 по 1941 год» (Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 125).
При этом Гумилев «забывает», что кроме Ливонии и Швеции, никакие другие страны в событиях 1240—1242 годов непосредственного участия не принимали. Священная Римская империя, объединяющая германоязычные народы Европы, с русскими княжествами никогда не воевала. Наоборот, император Фридрих II (Император Священной Римской империи с 1220 по 1250 годы) был против войны с русскими и в ходе личной беседы с архиепископом рижским Альбертом (1220 г.) настоятельно советовал ему с русскими дружить. Вот как описывает эту встречу «Ливонская хроника Генриха»: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи. Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу не много благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить Святую Землю Иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание». Да и сама Священная Римская империя была виртуальной державой. В реальности она находилась в состоянии глубокой феодальной раздробленности и не представляла собой единого государства. Причем степень дезинтеграции и распада Священной Римской империи была еще большей, чем на Руси. Феодальную раздробленность Германии углубляли многочисленные вольные города, яростно отстаивающие свой суверенитет, и конфликт между светскими и духовными феодалами – императором и католической церковью. На Руси не было ни вольных городов (с некоторой условностью к ним можно отнести только Новгород и Псков), ни конфликта духовной власти со светской.
О том, что Священная Римская империя существовала только на бумаге, свидетельствует тот факт, что даже страшные слухи об угрозе нашествия орд кочевников не смогли сплотить Германию. Соловьев так пишет об этом: «Рассказывали, что татарское войско занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину, огромные табуны диких лошадей следуют за ними, что татары вышли прямо из ада и потому наружностью не похожи на других людей. Император Фридрих II разослал воззвание к общему вооружению против страшных врагов. «Время, – писал он, – пробудиться от сна, открыть глаза духовные и телесные. Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь наша очередь стать оплотом христианства против свирепого неприятеля». Но воззвание доблестного Гоген-штауфена не достигло цели: в Германии не тронулись на призыв ко всеобщему вооружению, ибо этому мешала борьба императора с папою и проистекавшее от этой борьбы разъединение; Германия ждала врагов в бездейственном страхе…» (СС, т. 2, с. 141). Что же получается? Германия не способна объединиться перед угрозой вражеского нашествия, а ее обвиняют в том, что в это же самое время она сподобилась на организованное «наступление на Восток». Уникальный случай в истории человечества – вместо того чтобы встать на защиту своего дома, немцы отправились завоевывать чужой. И не на другом краю земли, что было бы еще понятно, а под самым боком у врага, от которого они панически бежали. Может быть, целая нация была поражена неизвестной науке эпидемией, лишившей ее здравого смысла? Нет. Скорее, здравого смысла лишены те, кто придумал сказку про «Drang nach Osten».
Единственной реальной силой Германии того времени был Ганзейский торговый союз. Отгородившись городскими стенами от внешнего мира, ганзейские города жили своей автономной жизнью, гарантированной им магденбургским правом и даже вели войны против своих торговых конкурентов. И больше всего Ганза был не заинтересован в том, чтобы кто-то покушался на Новгород, от торговли с которым зависело благополучие этого торгового союза.
Может быть, сторонники гипотезы о немецкой агрессии считают, что Ливония – это составная часть Германии? Действительно, новгородский летописец XIII века иногда называл жителей Ливонии «немцами». Как я уже говорил, немцами тогда на Руси называли не только германоязычных жителей Европы, но и всех католиков и западных европейцев. Например, «Немецким двором» в древнем Новгороде называлась колония ганзейских купцов. Точно так же, как «русскими» называли предки латышей, переселенных на их земли из Новгородской земли в XV веке финно-угоров вожан, а в современной Европе называют всех выходцев из бывшего СССР, независимо от их национальности. Но в большинстве случаев, летописцы не путали немецких колонистов в Ливонии с немцами – жителями германских княжеств. К примеру, когда в НГО1 говорится о походе крестоносцев на Литву в 1236 году, летописец пишет, что в нем участвовали «немцы из-за моря», «рижане» и «вся Чудская земля», абсолютно четко разделив участников похода на немцев из Германии, жителей Риги и крещенных немцами туземцев. Позднее южных (прежде всего, итальянцев) западноевропейцев на Руси стали называть фрягами. Но это совершенно не значит, что историки должны использовать терминологию наших далеких предков. За минувшие века многие этнические термины поменяли свое значение. Скажем, татары, живущие в Казани, и монголы из современной Монголии – это совсем не те татаро-монголы, которые пришли на Русь с Батыем. Казанские татары – это вовсе и не татары, а булгары, предки жителей Волжской Булгарии, оказавшей упорное сопротивление татаро-монгольской агрессии.
Для современного читателя этноним «немец» в данном контексте ассоциируется в общественном сознании с немцами как нашими противниками в двух мировых войнах. Поэтому когда историки называет жителей Ливонии «немцами», они вводят в заблуждение читателей, для которых, в отличие от новгородского летописца XIII века, «немцы» однозначно ассоциируются с жителями Германии. Но «немцы» и «ливонцы» совсем не одно и то же. Ливония – самостоятельное государство. К примеру, выходцев из Англии, осевших в ее американских колониях, называют американцами, а не англичанами. А Ливонская конфедерация, в отличие от английских владений в Северной Америке, не была колонией. Конфедерацию составляли независимые, самостоятельные государства. Таким образом, называть жителей Ливонии «немцами», даже если они и были выходцами из Германии, не корректно.
Германия, которая в это время формально была объединена под эгидой Священной Римской империи, не имела никакого отношения к конфликту вокруг Ливонии. Судя по реакции Фридриха на обращение Альберта о помощи против датчан и русских, германского императора вообще не заботила судьба Ливонии в целом и поселившихся там немцев в частности (чего, разумеется, нельзя сказать о всех входящих в состав империи землях и городах).
Что касается этнического состава населения Ливонии, то немецкие колонисты и выходцы из Германии составляли в ней незначительный процент населения – на порядок меньший, чем русскоязычное население в современной Латвии и Эстонии. Подавляющее большинство жителей Ливонии составляли представители коренных балтийских и финно-угорских народов.
Как образно сказал Лоуренс Аравийский, «доступность района в стратегии имеет большее значение, чем количество сил. Поэтому изобретение мясных консервов изменило ход наземных войн более глубоко, чем изобретение пороха» («Партизанская война»). В XIII веке не было ни пороха, ни мясных консервов и, следовательно, вопрос доступности территории противника имел определяющее значение для определения пути вторжения. Но вопреки этой аксиоме военной стратегии, на самые удобные для нападения в силу своего географического положения западнорусские княжества никто не покушался. Наоборот, в то самое время, когда «выдающийся полководец» Александр Ярославич «героически» отражает натиск с Запада, князь Даниил Галицкий получает от Римского Папы корону и обещание предоставить помощь в борьбе с татаро-монголами. Кстати, «Житие» рассказывает о том, что Рим предлагал подобный союз и Александру Ярославичу, но в ответ получил надменный отказ.
Таким образом, если и была агрессия со стороны Запада, то только против Новгородской земли. Но Новгород в эти годы был самостоятельным государством. Таким же независимым от остальных русских княжеств, образовавшихся на землях бывшей Киевской Руси, как и современные государства, возникшие на просторах бывшей советской империи после распада СССР. Новгород потерял независимость только в конце XV века после насильственного присоединения к Московской Руси. Победа над Новгородом была для Москвы таким важным событием, что в честь нее был построен главный храм Московской Руси – Успенский собор Кремля. Почему именно Новгородская земля оказалась вовлеченной в военный конфликт с Западом? Чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, кого же историки обвиняют в агрессии: шведов и ливонцев, которые сами были жертвами нападений со стороны Руси. Народы, населявшие территорию современной Эстонии, Латвии и Финляндии на протяжении многих лет страдали от разбойничьих набегов ватаг новгородских и псковских удальцов и неоднократно становившихся целью грабительских походов, организованных русскими князьями. Данники новгородцев карелы и ижоры промышляли набегами на побережье Швеции. Однако даже путем подтасовки фактов трудно доказать, что беспомощная конфедерация феодальных государств в Ливонии или Швеция, еще не оправившаяся после столетней гражданской войны, представляли большую угрозу для Новгородской земли. На роль агрессора нужен враг посерьезнее. И такого врага отечественные историки нашли в лице немцев. К примеру, Лев Гумилев писал о событиях, предшествующих «Ледовому побоищу», что это «германское наступление на Восток – Drang nach Osten, – которое было лейтмотивом немецкой политики с 1202 по 1941 год» (Гумилев Л. Н. От Руси к России, с. 125).
При этом Гумилев «забывает», что кроме Ливонии и Швеции, никакие другие страны в событиях 1240—1242 годов непосредственного участия не принимали. Священная Римская империя, объединяющая германоязычные народы Европы, с русскими княжествами никогда не воевала. Наоборот, император Фридрих II (Император Священной Римской империи с 1220 по 1250 годы) был против войны с русскими и в ходе личной беседы с архиепископом рижским Альбертом (1220 г.) настоятельно советовал ему с русскими дружить. Вот как описывает эту встречу «Ливонская хроника Генриха»: «И отправился епископ ливонский к императору Фридриху, недавно возведенному в императорский сан, ища у него совета и помощи против упорной враждебности, как датского короля, так и русских и других язычников, ибо Ливония со всеми покоренными областями всегда с почтением относилась к империи. Однако император, занятый разными высокими имперскими делами, уделил епископу не много благожелательного внимания: уже до того он обещал посетить Святую Землю Иерусалимскую и, озабоченный этим, уклонился от помощи епископу, а лишь убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими, пока над молодым насаждением не вырастет впоследствии крепкое здание». Да и сама Священная Римская империя была виртуальной державой. В реальности она находилась в состоянии глубокой феодальной раздробленности и не представляла собой единого государства. Причем степень дезинтеграции и распада Священной Римской империи была еще большей, чем на Руси. Феодальную раздробленность Германии углубляли многочисленные вольные города, яростно отстаивающие свой суверенитет, и конфликт между светскими и духовными феодалами – императором и католической церковью. На Руси не было ни вольных городов (с некоторой условностью к ним можно отнести только Новгород и Псков), ни конфликта духовной власти со светской.
О том, что Священная Римская империя существовала только на бумаге, свидетельствует тот факт, что даже страшные слухи об угрозе нашествия орд кочевников не смогли сплотить Германию. Соловьев так пишет об этом: «Рассказывали, что татарское войско занимает пространство на двадцать дней пути в длину и пятнадцать в ширину, огромные табуны диких лошадей следуют за ними, что татары вышли прямо из ада и потому наружностью не похожи на других людей. Император Фридрих II разослал воззвание к общему вооружению против страшных врагов. «Время, – писал он, – пробудиться от сна, открыть глаза духовные и телесные. Уже секира лежит при дереве, и по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью целому христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда между ним и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь наша очередь стать оплотом христианства против свирепого неприятеля». Но воззвание доблестного Гоген-штауфена не достигло цели: в Германии не тронулись на призыв ко всеобщему вооружению, ибо этому мешала борьба императора с папою и проистекавшее от этой борьбы разъединение; Германия ждала врагов в бездейственном страхе…» (СС, т. 2, с. 141). Что же получается? Германия не способна объединиться перед угрозой вражеского нашествия, а ее обвиняют в том, что в это же самое время она сподобилась на организованное «наступление на Восток». Уникальный случай в истории человечества – вместо того чтобы встать на защиту своего дома, немцы отправились завоевывать чужой. И не на другом краю земли, что было бы еще понятно, а под самым боком у врага, от которого они панически бежали. Может быть, целая нация была поражена неизвестной науке эпидемией, лишившей ее здравого смысла? Нет. Скорее, здравого смысла лишены те, кто придумал сказку про «Drang nach Osten».
Единственной реальной силой Германии того времени был Ганзейский торговый союз. Отгородившись городскими стенами от внешнего мира, ганзейские города жили своей автономной жизнью, гарантированной им магденбургским правом и даже вели войны против своих торговых конкурентов. И больше всего Ганза был не заинтересован в том, чтобы кто-то покушался на Новгород, от торговли с которым зависело благополучие этого торгового союза.
Может быть, сторонники гипотезы о немецкой агрессии считают, что Ливония – это составная часть Германии? Действительно, новгородский летописец XIII века иногда называл жителей Ливонии «немцами». Как я уже говорил, немцами тогда на Руси называли не только германоязычных жителей Европы, но и всех католиков и западных европейцев. Например, «Немецким двором» в древнем Новгороде называлась колония ганзейских купцов. Точно так же, как «русскими» называли предки латышей, переселенных на их земли из Новгородской земли в XV веке финно-угоров вожан, а в современной Европе называют всех выходцев из бывшего СССР, независимо от их национальности. Но в большинстве случаев, летописцы не путали немецких колонистов в Ливонии с немцами – жителями германских княжеств. К примеру, когда в НГО1 говорится о походе крестоносцев на Литву в 1236 году, летописец пишет, что в нем участвовали «немцы из-за моря», «рижане» и «вся Чудская земля», абсолютно четко разделив участников похода на немцев из Германии, жителей Риги и крещенных немцами туземцев. Позднее южных (прежде всего, итальянцев) западноевропейцев на Руси стали называть фрягами. Но это совершенно не значит, что историки должны использовать терминологию наших далеких предков. За минувшие века многие этнические термины поменяли свое значение. Скажем, татары, живущие в Казани, и монголы из современной Монголии – это совсем не те татаро-монголы, которые пришли на Русь с Батыем. Казанские татары – это вовсе и не татары, а булгары, предки жителей Волжской Булгарии, оказавшей упорное сопротивление татаро-монгольской агрессии.
Для современного читателя этноним «немец» в данном контексте ассоциируется в общественном сознании с немцами как нашими противниками в двух мировых войнах. Поэтому когда историки называет жителей Ливонии «немцами», они вводят в заблуждение читателей, для которых, в отличие от новгородского летописца XIII века, «немцы» однозначно ассоциируются с жителями Германии. Но «немцы» и «ливонцы» совсем не одно и то же. Ливония – самостоятельное государство. К примеру, выходцев из Англии, осевших в ее американских колониях, называют американцами, а не англичанами. А Ливонская конфедерация, в отличие от английских владений в Северной Америке, не была колонией. Конфедерацию составляли независимые, самостоятельные государства. Таким образом, называть жителей Ливонии «немцами», даже если они и были выходцами из Германии, не корректно.
Германия, которая в это время формально была объединена под эгидой Священной Римской империи, не имела никакого отношения к конфликту вокруг Ливонии. Судя по реакции Фридриха на обращение Альберта о помощи против датчан и русских, германского императора вообще не заботила судьба Ливонии в целом и поселившихся там немцев в частности (чего, разумеется, нельзя сказать о всех входящих в состав империи землях и городах).
Что касается этнического состава населения Ливонии, то немецкие колонисты и выходцы из Германии составляли в ней незначительный процент населения – на порядок меньший, чем русскоязычное население в современной Латвии и Эстонии. Подавляющее большинство жителей Ливонии составляли представители коренных балтийских и финно-угорских народов.
4
Миф второй: организатором агрессии выступил Рим, который призвал католиков к «крестовому походу» на Русь.
Например, об этом пишет Костомаров: «Папа, покровительствуя Ордену, возбуждал немцев, так и шведов к такому же покорению Северной Руси, каким уже было покорение Ливонии и Финляндии» (Указ. соч., с. 79).
Краеугольный принцип криминалистики – понять, кому выгодно совершение преступления. Какая Риму выгода от того, что шведы или немцы захватят Новгородскую землю? Да никакой. Наоборот, усиление власти германского императора могло принести Риму непоправимый вред, так как между Папой и императором шла многолетняя ожесточенная война. Конфликт, который начался еще во времена Фридриха Барбароссы (1152—1190), известен как война гвельфов с гибеллинами.
Наибольший накал страстей пришелся на конец 30-х – начало 40-х годов XIII века, когда германским императором был Фридрих П. Началось все еще в 1215 году, когда на церковном соборе было принято решение, согласно которому Фридрих должен отправиться в «крестовый поход» на Святую Землю не позднее 1 июня 1216 года. Под благовидным предлогом Фридрих решение собора игнорировал. В 1220 году Фридрих был коронован Папой Иннокентием III и на торжественной церемонии в Риме дал обет быть в Малой Азии в 1221 году. И в этот раз император не сдержал своего слова. В 1227 году Папой стал Григорий, который пригрозил отлучить Фридриха от церкви, если он не исполнит свое обещание. Сделав вид, что подчиняется требованию Папы, Фридрих посадил свою армию на суда, но через три дня вернулся, объяснив свое странное поведение сильной качкой, которая вызвала у императора и его войска морскую болезнь. Как язвительно прокомментировал французский публицист обличитель Папства Лео Таксиль: «благочестие уступило морской болезни» (Священный вертеп, с. 192). Григорий не принял извинения и сдержал свое обещание: он отлучил императора от церкви, запретил платить ему налоги и нести повинности. В ответ Фридрих подкупил противников Папы. Они подняли в Риме бунт. Когда Папа служил обедню в Соборе святого Петра, вооруженная толпа ворвалась в него. Григорий едва успел спастись бегством (1228 г.). В грамоте, зачитанной по приказу императора, в Риме церковь называлась жестокой мачехой, а пап сравнивали с ненасытными пиявками.
Что интересно, некоторое время спустя, узнав о смерти дамасского султана, Фридрих решил воспользоваться моментом и отправился на завоевание Палестины, забыв о морской болезни.
Папа воспользовался отъездом Фридриха и поднял против него мятеж, во главе которого стоял тесть императора. По слухам, распространяемым сторонниками Фридриха, Папа заплатил Ордену Тамплиеров за то, чтобы они организовали убийство императора. С убийством вышел прокол. Тамплиеры сообщили египетскому султану о том, что Фридрих в такой-то день без охраны будет совершать омовение в Иордане. Египетский султан не воспользовался случаем убить или захватить германского императора, а наоборот, переслал ему это послание тамплиеров. Заключив мирное соглашение с султаном, Фридрих вернулся в Европу и разгромил папские войска. Рим, правда, ему взять не удалось, и он был вынужден предложить Папе мир.
В 1239 году, когда татары начали движение в сторону Европы и покоряли Южную Русь, Папа снова отлучил императора от церкви. В анафеме Григорий объявил всех подданных германского императора свободными от присяги и запретил им под страхом смерти повиноваться ему. В ответ Фридрих опубликовал манифест, в котором называл пап кровосмесителями, ворами и убийцами. В этот раз император решил нанести удар по экономике Папского двора и запретил паломничество (один из главных источников его доходов) в Рим. Григория выручила Франция. Людовик Святой предоставил ему двенадцатую долю доходов королевства. На эти деньги Папа собрал новую армию. Тогда Фридрих, одержав ряд побед, осадил Рим. В разгар осады 20 августа 1241 года Папа Григорий внезапно скончался. Его преемник через две недели был отравлен. После этого больше года папский престол оставался вакантным. Фридрих снова осадил Рим. В городе начался голод. Под действием такого весомого аргумента коллегия кардиналов в июне 1243 года выбрала нового Папу – Иннокентия IV. Таким образом, в момент нападения «шведских феодалов» и «немецких рыцарей-крестоносцев» на Русь по указанию Римского Папы эти самые немецкие рыцари осадили резиденцию того самого Папы. Или историю у нас плохо преподают в университетах, или господаисторики беззастенчиво обманывают доверчивый народ.
Что касается противоборства германского императора и Римского Папы, то оно с избранием нового понтифика не закончилась. В 1245 году против Фридриха был провозглашен «крестовый поход». Основные боевые действия вновь развернулись на территории Италии. В 1250 году заклятый враг Рима Фридрих скончался. Борьбу с Папой продолжил его сын Конрад.
Итак, Папа не может заставить германского императора принять участие в «крестовом походе» в Святую Землю, а наши историки утверждают, что Рим организовал «крестовый поход» немцев на Русь. Чтобы доказать это, они ссылаются на папские буллы. Например, «крупный специалист» по данному вопросу советский историк Б. Рамм приводит буллу от 24 ноября 1232 года. В ней Папа Григорий IX обратился к Ордену Меченосцев (а не к шведам и немцам) с призывом начать активную деятельность в Финляндии (а не на новгородских землях), чтобы «защитить новое насаждение христианской веры против неверных русских».
Совершенно очевидно, что ни о каком «крестовом походе» против Руси в этом послании ничего не говорится. Папа не призывает всех католиков собирать средства, браться за оружие и идти войной на Русь. Наоборот, в булле речь идет не о нападении, а об обороне земель, на которых христианские миссионеры, с риском для жизни, распространяют слово Божие.
Впрочем, это послание, как и большинство папских посланий того времени, не возымело на адресата ни малейшего действия. Понтифику ничего не оставалась, как вновь взяться за перо. В очередном своем послании к Меченосцам от 27 февраля 1233 года русские (Rutheni) прямо называются «врагами» (inimici).
Из папской буллы видно, что причиной обеспокоенности Рима стало то, что русские препятствовали миссионерской деятельности католических священников среди языческих племен в Финляндии. Что же заставило Папу отвлечься от дел насущных и обратить внимание на задворки Европы – забытую богом Финляндию? Дело в том, что там началось восстание языческих племен, вызванное миссионерской деятельностью епископа Томаса. Назначенный главой новообращенных финнов, своей алчностью и жестокостью он довел своих подопечных до крайней степени озлобления. Финны подняли восстание и свою злобу на Томаса обрушили на всех тех, кто пытался привить им десять заповедей христовых. Надо сказать, что вернувшиеся в лоно язычества аборигены расправлялись с христианскими проповедниками совсем не по-христиански. Подстрекаемые новгородцами, финны хватали католических миссионеров и творили всякие зверства: выкалывали им глаза, забивали в голову гвозди, заливали горло расплавленным свинцом, бросали на съедение зверям. Согласитесь, не стоило ожидать от Римского Папы, при всем его христианском терпении, что он назовет зачинщиков и организаторов этих ужасных преступлений своими друзьями.
Разумеется, Рим не мог оставить свою попавшую в беду паству. Но и оказать ей реальную помощь он тоже не мог. Что могли сделать для христиан в Финляндии меченосцы, связанные по рукам и ногам борьбой с аборигенами, литовцами и русскими в Ливонии?
Странно только то, что серьезные ученые мужи пытаются убедить нас, что в Риме настолько оторвались от реальных земных проблем. Неужели они всерьез полагают, что в Ватикане верили, будто крошечный Орден Меченосцев сможет заставить Господина Великого Новгорода уважать волю какого-то там Папы, пусть даже и Римского? Сил нескольких десятков совсем не желающих воевать за чуждые им интересы рыцарей с трудом хватало только на то, чтобы отстоять несколько замков, фактически находящихся в окружении врагов. Да и не бросили бы меченосцы, несмотря на все призывы и окрики из Рима, с такими усилиями завоеванную ими Ливонию. Не было такой силы, которая заставила бы их начать все с самого, начала в лесах Финляндии.
Вообще в Риме, если верить нашим историкам, писали очень странные буллы. Неужели в здравом уме можно предположить, что Рим, для того чтобы помочь миссионерам в Финляндии, отправит туда Орден Меченосцев, оставив Ливонию без защиты? Что мешало Папе обратиться к католической Швеции, которая не только ближе к месту событий, но и, в отличие от меченосцев, кровно заинтересована в том, чтобы финские языческие племена перешли в христианство? А Ордену Меченосцев надо было приказать начать военные действия на русско-ливонской границе. Тогда бы новгородцам пришлось думать не о том, как посильнее напакостить католикам в Финляндии, а о том, как защитить свои собственные дома.
Именно такое использование военной силы Ордена Меченосцев диктовал не только элементарный здравый смысл, но и сама логика развития событий. В 1233 году, когда Папа указывает меченосцам, что русские – это враги, ливонцы помогают русским эмигрантам, нашедшим приют в Ливонии, вернуться на историческую родину.
К началу 30-х годов XIII века в Риге при дворе архиепископа образовалась большая колония влиятельных изгнанников. Среди них новгородский тысяцкий, изгнанный из города, скорее всего, за свою оппозицию Ярославу Всеволодовичу. Там же пребывал и сын бывшего псковского князя Владимира Мстиславовича Ярослав Владимирович.
В 1233 году Ярослав вместе с черниговскими боярами, опираясь на помощь ливонцев, захватили Изборск. Однако уже в том же году псковичи без особых усилий выбили оппозиционеров из города. Казалось бы, если цель ливонцев – захват русских земель, то они должны были зубами вцепиться в Изборск – отличный плацдарм для дальнейшей экспансии на псковские и новгородские земли. Тем более, что в то время будущий непобедимый защитник земли русской Александр Ярославич еще ходил пешком под стол, и, следовательно, никто не мог помешать им осуществить эти коварные замыслы. Но ливонцы не только не стали развивать достигнутый успех, но и не позаботились об элементарной защите своих завоеваний. Иначе как бы тогда псковичи, не прибегая к помощи ни своего «старшего брата» – Господина Великого Новгорода, ни Владимиро-Суздальского княжества, легко отбили Изборск назад?
Очевидно, успех Пскова объясняется тем, что ливонцев в Изборске попросту не было. Скорее всего, немцы даже не оставили там ни одного воина для поддержки своих русских союзников. Нечего сказать, хороши оккупанты!
Что же касается главного зачинщика этих событий Ярослава Владимировича, то он попал в плен и был отправлен псковичами в Новгород, где тогда княжил Ярослав Всеволодович. Тот, в свою очередь, держал пленника в заточении в своей вотчине Переславле. Отец Александра мог праздновать победу: наконец он взял реванш за поражение в Липецкой битве. Мстислав Удалой и его брат Владимир мертвы, а единственный наследник этого колена смоленского княжеского рода Ростиславичей, сын Владимира – Ярослав находится у него под замком.
Но ликовать по этому поводу Ярославу пришлось недолго. Каким-то образом его пленнику удалось бежать обратно к своим покровителям в Ригу. Ясно, что этот побег был возможен только при условии, что у Ярослава Владимировича были преданные сторонники в Пскове и Новгороде.
Кто же он, этот русский князь, который втянул Ливонию в войну с Новгородской землей и Владимиро-Суздальским княжеством, закончившуюся «Ледовым побоищем»? О Ярославе Владимировиче известно не много. Его отцом был псковский князь Владимир Мстиславович – родной брат новгородского любимца князя Мстислава Удалого. Это под руководством Мстислава Мстиславовича Удалого новгородцы разгромили в Липицкой битве отца Александра Невского – Ярослава Всеволодовича. Когда Мстислав Удалой княжил в Новгороде, его брат Владимир сел на княжение в Пскове. Вместе с братом он принял участие в Липицкой битве. Поначалу никаких конфликтов у Владимира с псковичами не было. Но потом не заладилось. Наши историки связывают это именно с тем, что он женился на немке, став зятем брата рижского епископа Альберта – Дитриха. Скорее всего, это был второй брак уже немолодого к тому времени Владимира. Ярослав, видимо, был его сыном от первого брака с русской княжной, имя которой нам неизвестно.
Например, об этом пишет Костомаров: «Папа, покровительствуя Ордену, возбуждал немцев, так и шведов к такому же покорению Северной Руси, каким уже было покорение Ливонии и Финляндии» (Указ. соч., с. 79).
Краеугольный принцип криминалистики – понять, кому выгодно совершение преступления. Какая Риму выгода от того, что шведы или немцы захватят Новгородскую землю? Да никакой. Наоборот, усиление власти германского императора могло принести Риму непоправимый вред, так как между Папой и императором шла многолетняя ожесточенная война. Конфликт, который начался еще во времена Фридриха Барбароссы (1152—1190), известен как война гвельфов с гибеллинами.
Наибольший накал страстей пришелся на конец 30-х – начало 40-х годов XIII века, когда германским императором был Фридрих П. Началось все еще в 1215 году, когда на церковном соборе было принято решение, согласно которому Фридрих должен отправиться в «крестовый поход» на Святую Землю не позднее 1 июня 1216 года. Под благовидным предлогом Фридрих решение собора игнорировал. В 1220 году Фридрих был коронован Папой Иннокентием III и на торжественной церемонии в Риме дал обет быть в Малой Азии в 1221 году. И в этот раз император не сдержал своего слова. В 1227 году Папой стал Григорий, который пригрозил отлучить Фридриха от церкви, если он не исполнит свое обещание. Сделав вид, что подчиняется требованию Папы, Фридрих посадил свою армию на суда, но через три дня вернулся, объяснив свое странное поведение сильной качкой, которая вызвала у императора и его войска морскую болезнь. Как язвительно прокомментировал французский публицист обличитель Папства Лео Таксиль: «благочестие уступило морской болезни» (Священный вертеп, с. 192). Григорий не принял извинения и сдержал свое обещание: он отлучил императора от церкви, запретил платить ему налоги и нести повинности. В ответ Фридрих подкупил противников Папы. Они подняли в Риме бунт. Когда Папа служил обедню в Соборе святого Петра, вооруженная толпа ворвалась в него. Григорий едва успел спастись бегством (1228 г.). В грамоте, зачитанной по приказу императора, в Риме церковь называлась жестокой мачехой, а пап сравнивали с ненасытными пиявками.
Что интересно, некоторое время спустя, узнав о смерти дамасского султана, Фридрих решил воспользоваться моментом и отправился на завоевание Палестины, забыв о морской болезни.
Папа воспользовался отъездом Фридриха и поднял против него мятеж, во главе которого стоял тесть императора. По слухам, распространяемым сторонниками Фридриха, Папа заплатил Ордену Тамплиеров за то, чтобы они организовали убийство императора. С убийством вышел прокол. Тамплиеры сообщили египетскому султану о том, что Фридрих в такой-то день без охраны будет совершать омовение в Иордане. Египетский султан не воспользовался случаем убить или захватить германского императора, а наоборот, переслал ему это послание тамплиеров. Заключив мирное соглашение с султаном, Фридрих вернулся в Европу и разгромил папские войска. Рим, правда, ему взять не удалось, и он был вынужден предложить Папе мир.
В 1239 году, когда татары начали движение в сторону Европы и покоряли Южную Русь, Папа снова отлучил императора от церкви. В анафеме Григорий объявил всех подданных германского императора свободными от присяги и запретил им под страхом смерти повиноваться ему. В ответ Фридрих опубликовал манифест, в котором называл пап кровосмесителями, ворами и убийцами. В этот раз император решил нанести удар по экономике Папского двора и запретил паломничество (один из главных источников его доходов) в Рим. Григория выручила Франция. Людовик Святой предоставил ему двенадцатую долю доходов королевства. На эти деньги Папа собрал новую армию. Тогда Фридрих, одержав ряд побед, осадил Рим. В разгар осады 20 августа 1241 года Папа Григорий внезапно скончался. Его преемник через две недели был отравлен. После этого больше года папский престол оставался вакантным. Фридрих снова осадил Рим. В городе начался голод. Под действием такого весомого аргумента коллегия кардиналов в июне 1243 года выбрала нового Папу – Иннокентия IV. Таким образом, в момент нападения «шведских феодалов» и «немецких рыцарей-крестоносцев» на Русь по указанию Римского Папы эти самые немецкие рыцари осадили резиденцию того самого Папы. Или историю у нас плохо преподают в университетах, или господаисторики беззастенчиво обманывают доверчивый народ.
Что касается противоборства германского императора и Римского Папы, то оно с избранием нового понтифика не закончилась. В 1245 году против Фридриха был провозглашен «крестовый поход». Основные боевые действия вновь развернулись на территории Италии. В 1250 году заклятый враг Рима Фридрих скончался. Борьбу с Папой продолжил его сын Конрад.
Итак, Папа не может заставить германского императора принять участие в «крестовом походе» в Святую Землю, а наши историки утверждают, что Рим организовал «крестовый поход» немцев на Русь. Чтобы доказать это, они ссылаются на папские буллы. Например, «крупный специалист» по данному вопросу советский историк Б. Рамм приводит буллу от 24 ноября 1232 года. В ней Папа Григорий IX обратился к Ордену Меченосцев (а не к шведам и немцам) с призывом начать активную деятельность в Финляндии (а не на новгородских землях), чтобы «защитить новое насаждение христианской веры против неверных русских».
Совершенно очевидно, что ни о каком «крестовом походе» против Руси в этом послании ничего не говорится. Папа не призывает всех католиков собирать средства, браться за оружие и идти войной на Русь. Наоборот, в булле речь идет не о нападении, а об обороне земель, на которых христианские миссионеры, с риском для жизни, распространяют слово Божие.
Впрочем, это послание, как и большинство папских посланий того времени, не возымело на адресата ни малейшего действия. Понтифику ничего не оставалась, как вновь взяться за перо. В очередном своем послании к Меченосцам от 27 февраля 1233 года русские (Rutheni) прямо называются «врагами» (inimici).
Из папской буллы видно, что причиной обеспокоенности Рима стало то, что русские препятствовали миссионерской деятельности католических священников среди языческих племен в Финляндии. Что же заставило Папу отвлечься от дел насущных и обратить внимание на задворки Европы – забытую богом Финляндию? Дело в том, что там началось восстание языческих племен, вызванное миссионерской деятельностью епископа Томаса. Назначенный главой новообращенных финнов, своей алчностью и жестокостью он довел своих подопечных до крайней степени озлобления. Финны подняли восстание и свою злобу на Томаса обрушили на всех тех, кто пытался привить им десять заповедей христовых. Надо сказать, что вернувшиеся в лоно язычества аборигены расправлялись с христианскими проповедниками совсем не по-христиански. Подстрекаемые новгородцами, финны хватали католических миссионеров и творили всякие зверства: выкалывали им глаза, забивали в голову гвозди, заливали горло расплавленным свинцом, бросали на съедение зверям. Согласитесь, не стоило ожидать от Римского Папы, при всем его христианском терпении, что он назовет зачинщиков и организаторов этих ужасных преступлений своими друзьями.
Разумеется, Рим не мог оставить свою попавшую в беду паству. Но и оказать ей реальную помощь он тоже не мог. Что могли сделать для христиан в Финляндии меченосцы, связанные по рукам и ногам борьбой с аборигенами, литовцами и русскими в Ливонии?
Странно только то, что серьезные ученые мужи пытаются убедить нас, что в Риме настолько оторвались от реальных земных проблем. Неужели они всерьез полагают, что в Ватикане верили, будто крошечный Орден Меченосцев сможет заставить Господина Великого Новгорода уважать волю какого-то там Папы, пусть даже и Римского? Сил нескольких десятков совсем не желающих воевать за чуждые им интересы рыцарей с трудом хватало только на то, чтобы отстоять несколько замков, фактически находящихся в окружении врагов. Да и не бросили бы меченосцы, несмотря на все призывы и окрики из Рима, с такими усилиями завоеванную ими Ливонию. Не было такой силы, которая заставила бы их начать все с самого, начала в лесах Финляндии.
Вообще в Риме, если верить нашим историкам, писали очень странные буллы. Неужели в здравом уме можно предположить, что Рим, для того чтобы помочь миссионерам в Финляндии, отправит туда Орден Меченосцев, оставив Ливонию без защиты? Что мешало Папе обратиться к католической Швеции, которая не только ближе к месту событий, но и, в отличие от меченосцев, кровно заинтересована в том, чтобы финские языческие племена перешли в христианство? А Ордену Меченосцев надо было приказать начать военные действия на русско-ливонской границе. Тогда бы новгородцам пришлось думать не о том, как посильнее напакостить католикам в Финляндии, а о том, как защитить свои собственные дома.
Именно такое использование военной силы Ордена Меченосцев диктовал не только элементарный здравый смысл, но и сама логика развития событий. В 1233 году, когда Папа указывает меченосцам, что русские – это враги, ливонцы помогают русским эмигрантам, нашедшим приют в Ливонии, вернуться на историческую родину.
К началу 30-х годов XIII века в Риге при дворе архиепископа образовалась большая колония влиятельных изгнанников. Среди них новгородский тысяцкий, изгнанный из города, скорее всего, за свою оппозицию Ярославу Всеволодовичу. Там же пребывал и сын бывшего псковского князя Владимира Мстиславовича Ярослав Владимирович.
В 1233 году Ярослав вместе с черниговскими боярами, опираясь на помощь ливонцев, захватили Изборск. Однако уже в том же году псковичи без особых усилий выбили оппозиционеров из города. Казалось бы, если цель ливонцев – захват русских земель, то они должны были зубами вцепиться в Изборск – отличный плацдарм для дальнейшей экспансии на псковские и новгородские земли. Тем более, что в то время будущий непобедимый защитник земли русской Александр Ярославич еще ходил пешком под стол, и, следовательно, никто не мог помешать им осуществить эти коварные замыслы. Но ливонцы не только не стали развивать достигнутый успех, но и не позаботились об элементарной защите своих завоеваний. Иначе как бы тогда псковичи, не прибегая к помощи ни своего «старшего брата» – Господина Великого Новгорода, ни Владимиро-Суздальского княжества, легко отбили Изборск назад?
Очевидно, успех Пскова объясняется тем, что ливонцев в Изборске попросту не было. Скорее всего, немцы даже не оставили там ни одного воина для поддержки своих русских союзников. Нечего сказать, хороши оккупанты!
Что же касается главного зачинщика этих событий Ярослава Владимировича, то он попал в плен и был отправлен псковичами в Новгород, где тогда княжил Ярослав Всеволодович. Тот, в свою очередь, держал пленника в заточении в своей вотчине Переславле. Отец Александра мог праздновать победу: наконец он взял реванш за поражение в Липецкой битве. Мстислав Удалой и его брат Владимир мертвы, а единственный наследник этого колена смоленского княжеского рода Ростиславичей, сын Владимира – Ярослав находится у него под замком.
Но ликовать по этому поводу Ярославу пришлось недолго. Каким-то образом его пленнику удалось бежать обратно к своим покровителям в Ригу. Ясно, что этот побег был возможен только при условии, что у Ярослава Владимировича были преданные сторонники в Пскове и Новгороде.
Кто же он, этот русский князь, который втянул Ливонию в войну с Новгородской землей и Владимиро-Суздальским княжеством, закончившуюся «Ледовым побоищем»? О Ярославе Владимировиче известно не много. Его отцом был псковский князь Владимир Мстиславович – родной брат новгородского любимца князя Мстислава Удалого. Это под руководством Мстислава Мстиславовича Удалого новгородцы разгромили в Липицкой битве отца Александра Невского – Ярослава Всеволодовича. Когда Мстислав Удалой княжил в Новгороде, его брат Владимир сел на княжение в Пскове. Вместе с братом он принял участие в Липицкой битве. Поначалу никаких конфликтов у Владимира с псковичами не было. Но потом не заладилось. Наши историки связывают это именно с тем, что он женился на немке, став зятем брата рижского епископа Альберта – Дитриха. Скорее всего, это был второй брак уже немолодого к тому времени Владимира. Ярослав, видимо, был его сыном от первого брака с русской княжной, имя которой нам неизвестно.